Как долго не иди, а дорога всё равно обрывается…
Сегодня умер Олег Табаков. Уход таких людей почти всегда погружает меня депрессию. Пусть ненадолго, но страх сковывает, невозможно ни работать, ни размышлять.
2001 год. У меня в детском саду появился телевизор. Вернее, возможность его смотреть. И я чаще стал впадать в меланхолию. Идёт вторая Чеченская война. Не всё, но часть правды просачивается в новостях. Массовое убийство в поселке Новые Алды. Полсотни погибших.
Железнодорожная авария под Кёльном. 9 погибших. И тут тоже ужас. Воображение рисует последние мгновения. Страшно, жутко. Вспоминаешь, что это не с тобой. Но облегчение лишь на мгновение, потом всё равно страх, ощущение, что судьба следит за тобой, и ждёт, что ты вот-вот расслабишься. Салтыков–Щедрин смеялся над Премудрым пескарём, а Бродский написал «Не выходи из комнаты». И я не желаю выходит из детского сада. Жаль, по будням днём сюда приходят дети. Зато всё остальное время можно лежать на банкетах и сходить с ума от страха.
Взрыв жилого дома в Артёмьевске, торнадо в Джорджии. 2 и 22. Взятие Грозного. Гибель 6 роты за высоту 776. В каком мире мы живём? Зачем вся эта галиматья: кино, сценарии, проза, стихи, когда в любой момент всё может закончиться?
И смерть может быть такой нелепой, глупой, даже вдвойне абсурдной, если можно так сказать. Гибель сергиевопосадского ОМОНа в результате «дружественного огня».
В Краснодоне погибает в результате взрыва 81 шахтёр. Волосы шевелятся на затылке в буквальном смысле, когда слышишь такое по новостям. Один, в пустом здании, где бродит эхо. Сам ощущаешь себя в шахте. Будто завалило, и знаешь, что скоро всё закончится. Оборотная сторона сильного воображения, эмпатии – она такая.
В такие минуты очень хочется поверить в бессмертие души, обратиться к богу. Но нет, не могу себя обманывать, не могу себе врать. Не могу поверить. В Уганде члены религиозной секты «Восстановление десяти господних заповедей» совершили акцию массового самосожжения: погибло около 600 человек, из которых половина — дети. Какое мне дело до этих людей, до их детей? Может быть и никакого. У меня дело до бога: зачем вот такое, кому нужна эта жертва? Ну, допустим это еретики, богоотступники, а вот это-то как объяснить: Убийство православного священника в Эвенкии: 27-летний преступник Руслан Любецкий убил иеромонаха Григория (Яковлева) самодельным шилом, отрезал ему голову перочинным ножом и поместил её на церковный алтарь.
Гибель пермского ОМОНа у селения Джани-Ведено. «Курск». 118 членов экипажа.
Зачем я смотрю новости. Не могу не смотреть. Мне кажется, что если их смотреть, то можно заколдовать, загипнотизировать смерть.
Иногда кажется судьба подбирается почти прямо ко мне. Террористический акт в Москве - взрыв в подземном переходе станции метро Пушкинская. Погибло 13 человек, сто ранено. Нет, я никуда не пойду.
Звёзды в небе далеки друг от друга, но их свет сходится в сетчатке глаза наблюдателя. Так и феномен культуры. Люди – звёзды, миры, разные цивилизации. Не сойтись им друг с другом, и только феномены культуры позволяют их мыслям, свету, сознаниям сойтись в одной точке.
Ах, как хочется светить вот так же. Только звёзды живут дольше. И есть ли разница светишь ли ты или замерзаешь во тьме – итог один – небытие. Так чего напрягаться, строить карьеру, карабкаться наверх, каким-то благам, уровню жизни, искать счастья. Да всё это пропадет вместе с твоим сознанием. Ох, жалко себя и сознание своё. Хотя что в нём уникального? До тебя было 80 миллиардов таких светлячков и все погасли, и после тебя будут.
Что самое волшебное в звёздном небе? Не звёзды и бесконечность. Волшебен мозг наблюдателя. Без нас другой мир, который вокруг, не был бы осознан, не стал бы феноменом культуры.
Передо мной бескрайнее ночное небо. Ктосмос. Звёзды. Даже если я лежу на ковролине зала в детском саду. Или при свете фонарика я пишу эти строки. Рядом шумит река. Слева тайга. Я сижу на скамеечке из двух камней и досточке. Я хочу жить. Очень сильно. Хочу познавать. Хочу к звёздам. Несмотря на пугающий холод и смертельную опасность.
Меня пронзает страх смерти. Я не могу смириться с тем, что я умру. Меня не утешают религии. Меня не спасают философские трюки. Я не верю Эпикуру. Я не могу стать Сенекой. Я не надеюсь на скорое достижение бессмертия человеком. Хотя слежу за работами в этом направлении. Во мне есть надежда на науку, на понимание, на жажду жить и познавать.
Я исчезну. Вот почему не важно, где я, в Горно-Алтайске, Москве или Нью-Йорке. Не имеет значения. И там и там ждёт одно и то же, и тот же страх будет мешать заснуть. И вечности впереди нет. Безмыслие, молчание, темнота, без возможности осознать молчание и ощутить темноту.
И я чувствую, что человеку, мне лично, а через меня, себя, я надеюсь, что понимаю и других, так вот, я чувствую, что, несмотря на все наши отличия, нетерпимость, невежество, и моё невежество тоже, несмотря на это всё и ещё много чего, мы все, ну или многие, хотим жить, чувствовать, познавать вечно. Исследовать космос, тексты, удовольствие, жизнь, планету, историю, самих себя. И на это не хватит жизни. Ни одной. Для удовлетворения такой жажды нужна бесконечность.
Она, бесконечность, над нами. В звездном небе. В нашем творчестве. Она вокруг, внутри нас. Но наше тело умирает. Мы умираем.
Вечная жизнь нужна нам для бесконечного познания, удовлетворения нашего любопытства. Вся наша цивилизация, прогресс, достижения – от нашего любопытства. «А что если» - вот кредо человека. И я никогда не поверю в смертную скуку бессмертных. Свифт не прав. Чапек не прав. Эмилия Чапека не права. Не правы и создатели других бессмертных героев, высмеивающие их.
Первое зачем нужно бессмертие – познание мира и себя. Второе, а может и первое, а может первое и второе – это одно и то же, или не одно и то же, но части одного. Но пусть будет второе, просто по порядку. Второе, зачем нужно бессмертие – творить, выражать себя, писать, сочинять, создавать, лепить, высекать, ваять, лепить, клеить, вырезать, соединять, сочетать, снимать, монтировать. Удивляться тому, что создали другие. Подражать, искать, опровергать, прорываться в несозданное, вытаскивать из неведомого. И снова и снова изобретать, отражать, пропуская через себя свет. Искать своё. Искать общее. Неповторимое. Воссоздаваемое. И это тоже бесконечность. Пространство для освоения, на которое не хватит жизни. И тоже не надоест. И Свифт, любимый, обожаемый, божественный Свифт не прав. Дважды уже.
Небо светлеет. Звёзды тают. Но я продолжу. Несмотря на прохладу, неудобную позу и то, что дальше плыть на двух лодках с другом через опасные перекаты, пороги, несмотря на свой страх, мы плывём домой, а я, несмотря на страх быть не понятым, высмеянным, непрочтённым, я всё равно продолжу писать.
Третье, а может и первое и второе. Общение. Понимание, познание близких. Возможность поделиться знаниями, опытом, чувствами, ощущение единения, близости, узнавания, счастья. А тут смерть – разлука. Расставание. Смерть уносит близких. Говорят: «Они в нас, никогда не умрут, пока мы живы». Они умерли. В нас только память. Память не обнимет, не скажет «Прости». Память не заявится неожиданно в гости, не откроет ничего нового, не удивит.
Память это классно, но она не заменит жизни. Близких. Мы обречены крутить одни и те же воспоминания. Мы можем говорить, но ответа не будет. Или мы обманем себя и ответим за тех, кого нет. И это боль.
И эта не та боль, которая необходима, полезна или делает нас сильнее. Это боль бессилия. Она невыносима. Мы предпочитаем забывать, идти дальше. Мы заслоняемся от боли и смерти суетой, делами. Но боль и смерть рядом. И всегда возвращаются. А с ними и страх.
© Сергей Решетнев