ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ...
Поэт Кондратьев стал замечать, что в последнее время Трамп очень уж пристрастился вместе с ним и Кимом на троих соображать. На работу ходит без удовольствия, делами занимается через пень-колоду, в Овальном кабинете все углы пачками папок с указами завалены, везде пыль завелась, паутина всюду. А ему всё нипочём.
Ну, прознали вездесущие СМИ, где Трамп прохлаждается, раззвонили-растрезвонили по всему миру. А там уж подозрение возникло, что они: поэт Кондратьев, Трамп и Ким, – учредили Большую Тройку. Второе издание.
И немудрено. После Большой Тройки была Большая Семёрка. Потом – Большая Восьмёрка. А как её не стало, так остались USА одни, а при них – шестёрки: Англия, Франция, Германия, Япония, Италия... Им, шестёркам, обидно, что их оттеснили в категорию “всякая шелупонь”. Видят они, что и Большая Двадцатка есть, и БРИКС… А теперь вот – новая конфигурация наметилась. И, главное, кто в ней верховодит, понять не могут. Ким – молодой, а Трамп – и старый, и вечно у поэта Кондратьева и Кима на побегушках. По всему выхолит, что поэт Кондратьев. Да это и понятно: кому же как не ему и верховодить?
Словом, поняли в мире, что создано новое сильное и авторитетное объединение: поэт Кондратьев, Трамп и Ким, – Новая Большая Тройка. Или, если хотите, Великая Тройка. И никого из шестёрок, кто мнил себя главными в мире, на заседания этой Великой Тройки не зовут. Обидно им это стало.
Стали, понятное дело, завидовать. А Трамп, как назло, приедет, бывало, со встречи в формате “Сообразим На Троих”, да как начнёт рассказывать, что было, да как, да таким красками опишет, что все шестёрки аж слюни пускают от зависти. Ну, стали, ясное дело, канючить – в гости напрашиваться. А Трамп – весёлый, заводной. И это – ещё мягко сказано. Безбашенный Трамп, несмотря на его Трампову башню. И мало, что безбашенный, так ещё и безответственный – и, стал Трамп кого ни попадя вместе с собой брать. Киму не нравится это, но он, до поры до времени, помалкивает, только на поэта Кондратьева, как на старшего, поглядывает и поглядывает тоскливо: сразу видно – только на него у Кима вся надежда.
А поэт Кондратьев с выводами не спешит, приглядывается, хотя тоже не в восторге от большинства гостей, которые вместе с Трампом прибывают.
Как-то раз Трамп осмелел, взял с собой Клинтонов. Собственно, Трамп взял только старушку, а та, блин, Билла захватила, а уж он – Монику.
Присосалась к нему – не оторвать. Известно, что Моника – та ещё ремора[1].
Поэт Кондратьев уже было и осерчать хотел, и власть применить, политику, так сказать, кнута, раз по-хорошему не понимает и тащит на встречи, кого ни попадя, но как-то не вышло сразу отчитать Трампа – Билл с Моникой сразу же куда-то запропастились, а появились вновь уже перед самой полночью, когда все уже успели расслабиться и подобреть. Билл спросил, где здесь ванна, а Моника стала платье с себя снимать. Но не для стриптиза, а чтобы отдать его Биллу. По обыкновению. А уж тот пошёл его застирывать. И тоже по обыкновению. И Моника за ним увязалась.
Но на это никто не успел обратить внимание, так как в этот момент пробило полночь и доселе сидевшая ниже травы, тише воды Клинтонша подхватилась, и Ким, уж было, подумал, что вот сейчас и начнётся стриптиз, а оно… Началось, да только не стриптиз. Клинтонша схватила метлу, Ким простодушно решил, что старуха прибраться решила, но нет, она привычно оседлала клининговый инструмент и взвилась под потолок. Ким, как увидал Клинтоншу верхом на метле, так и стал осенять себя крестными знаменьями, его этому поэт Кондратьев научил, а потому нечистая сила ему ничего и сделать не смогла, с собой не утащила.
А Клинтонша сделала пару-тройку кругов над столом, да и вылетела в каминную трубу прочь. Только её и видели. Где её до первых петухов носило, доподлинно неизвестно, только сначала какие-то мальчишки-хулиганы её из рогаток обстреляли жёваными промокашками, а потом СМИ натовских государств, со ссылкой на интернет-фейк-ньюс, утверждали, что русские ВКС чуть ли не напали на беззащитное гражданское летающее судно – Клинтоншу верхом на метле. Но и этого им показалось мало, они туда приплели про “женщин, детей и стариков”.
Насчёт стариков – это да, это про Клинтоншу верно сказано, насчёт женщин – ну, не знаю, конечно, Клинтон – не мужик, кто же спорить станет, а вот относительно детей – чистое враньё.
Да, задала спецслужбам задачу старушенция, но поэт Кондратьев догадался: это была ночь с 30 апреля на 1 Мая, а это – Вальпургиева ночь, ночь сходки ведьм. Так что про место пребывания Клинтонши не худо было бы Меркель спросить. Той тоже, говорят, в ту ночь было не доискаться…
В другой раз Трамп взял с собой Макрона. А того его старушка одного, по малолетству, не отпустила. Боялась, что его плохому научат. А чего его учить? Он и сам – Мальчиш-Плохиш. Сам всё знает и умеет. Но его законная половина смотрит на Макрона сквозь розовые очки и так-таки одного не отпускает: синдром учительницы это называется.
Вот Макрон один и не поехал, взял с собой старушку. Да добро бы ещё свою законную. Так нет, он с собой Меркель прихватил. И отговаривается тем, что жена его одного не пустила, а с бабушкой – пожалуйста.
Ким промолчал. Хотя сразу видно было по глазам, что неприятно ему это, а поэт Кондратьев стал, по обычаю своему, приглядываться. Макрон, как и стоило ожидать, сразу, с порога, стал капризничать: и водку, де, он не будет, а только вино и только французское, и на закуску будет только жаб и червей (или – улиток, словом, всякую привычную французам гадость), и сыр ему не такой – не вонючий, как он дома привык… Одним словом, замучил капризным кривляньем. Весь мозг Трампу вынес.
А Меркель безотказной оказалась, Увидела водку и:
– О! Рюссиш шнапс! Гут! О, масло! Яйко! Курка! Гут, гут!
И шмыг к столу. Макрон увидел, что про него все забыли и решил больше не ломаться, не жеманничать, не чваниться и не чиниться. Тоже шмыгнул к столу и давай водку хлестать. От Меркель не отстаёт, пьёт залпом, кашляет. Салом давится. С непривычки, конечно, захмелел сразу. Развезло его так, что после первой сразу же под стол и свалился, да так там до конца застолья и прохрапел. И все про него окончательно забыли.
А Меркель крепче Макрона оказалась. От водки у неё мозги прочистились, она и русский язык почти полностью вспомнила, в воспоминания о молодости пустилась:
– Ты, – говорит, обращаясь к поэту Кондратьеву, – Комсомольцем был?
– Как не быть. Был! Был! Кем я только не был. Я и октябрёнком был, и пионером, и комсомольцем…
– О, йа, йа! – обрадовалась Меркель. – Ах, эти комсомолише собрания! Я их никогда не пропюскайль. Чего мы там только не вытворяйль!
И стала показывать – что: вскочила на стол и давай отплясывать стриптиз. Ким, как увидел такое, даже покраснел от стыда. Ну, как покраснел? Побурел лицом гневно.
Поэт Кондратьев поманил Трампа пальцем. А когда тот наклонился, сказал веско:
– Я тебе сейчас одну умную, но нелицеприятную вещь скажу, но ты только не обижайся: мы с тобой – мужи бывалые, видали виды. А перед Кимом стыдно.
Трамп уже и сам не рад, отбояривается вяло:
– Да я, что? Я – ничего. Да я её и не звал. Я Микрона позвал. Кто же ж знал, что его только с бабушкой отпустят. В другой раз умнее буду, не позову его с собой. Как говорят у вас в России: век живи – век учись.
– Дураком помрёшь, – не стерпел и ввернул Ким.
– Да ладно тебе. Понял я, понял. Не надо мне плешь проедать.
А потом спохватился, что зря он про плешь всуе помянул, попросил жалобно:
– Вы только про плешь никому не говорите, а я за это Микрошку брать не буду. А здорово я придумал: Микрошка-окрошка? Ну, ладно, ладно, не буду пацанёнка больше никуда брать.
И сдержал слово старик. Ну, как сдержал? В другой раз Макрона, действительно, не взял. Вместо него взял другую бабульку – англичанку Мэй. Чего он её взял – непонятно. То ли потому, что в та поры на улице май был, то ли она сама напросилась, а Трамп не нашёлся, как отказать, только приехал не один, а с Мэй. Стоит и виновато улыбается, ждёт, когда его поэт Кондратьев перед Кимом стыдить будет. И есть за что.
А поэт Кондратьев поспешные выводы не делает, на лохматое чудо, которое Мэй с собой прихватила, внимательно смотрит и чувствует, что узнавать лохмача начинает. Поэт Кондратьев англичан давно и хорошо знает, какие они экстравагантные (иначе – безбашенные). На дружескую пирушку вполне могут собачку прихватить. Или – кошечку. Но свинью?! Вот уж учудила Мэй, вот отчебучила.
Даже лорд Эмсворт, при всей его безмозглости, Императрицу – призовую свою свинью – дальше свинарника и сельскохозяйственных выставок никогда никуда не брал, а Мэй хряка не постеснялась взять на заседание Большой Тройки.
Поэт Кондратьев, хоть и житель городской, но и в станице неоднократно бывал, да и у прабабушки его, жившей в частном доме с небольшим подворьем, как-то раз был поросёнок по имени Борька: маленький, розовый, хорошенький.
Рос Борька и рос, а потом вырос в огромного хряка, и теперь этого хряка Мэй с собой на пирушку притащила.
Стойте! Стойте!!! Этого не может быть! Ведь Борьку-то уже много-много лет тому назад пустили на отбивные, окорока, стейки, колбасы домашние. Не может Борька стоять рядом с Мэй и непринуждённо и радостно улыбаться. Это не может быть, потому что не может быть никогда.
Оказалось, что может. Повзрослевший и съеденный хряк протянул руку и представился:
– Ай эм Борис. Май нэйм из Борис.
Ну, кто бы сомневался. А Борька продолжает:
– Май нэйм из Borka. Ай доунт свин.
– Очень сомневаюсь, что доунт свин, – ответил поэт Кондратьев.
Оказывается Борька не просто вырос, а успел поучиться и в Итоне, и в Оксфорде, побыть мэром Лондона и стать министром иностранных дел островного королевства. Сказать честно, Борис остался некоторой загадкой для поэта Кондратьева: по мнению авторитетного источника – герцога Данстабла, приличные люди учатся в Итоне и Кембрижде, как и сам герцог, а в Харроу и Оксфорде – всякие отбросы общества[2].
С Борисом же всё непонятно: с одной стороны, вроде бы, – Итон, но с другой-то, увы, Оксфорд. Ни черта не разберёшь. Тут уж услужливая память подсказала поэту Кондратьеву, что такое странное сочетание – Итон и Оксфорд – уже где-то встречалось. Но вот где?
Поднапрягся поэт Кондратьев, включил могучую свою память и вспомнил, что у лорда Маршмортона – графа (чёрт его знает, какого по счёту) – был сынок по имени Уилбрэм Марш, лорд Бэлфер: чванливый разгильдяй, заносчивый сноб и… Словом, личность малопривлекательная, разъевшаяся не хуже Борьки. Не Джонсона, а прабабушкиного поросёнка. Так вот, именно этот несимпатичный толстяк – лорд Бэлфер, как раз и имел эту гремучую смесь: Итон и Оксфорд[3]. Теперь вот Борис. Да, непонятно…
Зато с Мэй всё понятно и просто. Она и на официальных приёмах одевается в платья и юбки, подолы которых обрезаны “по самое не могу”, так что девах, одевающихся в такие непотребства, и из борделей, и с панели прогоняют из-за явной нескромности, а уж на дружескую вечеринку (Мэй сказала: пати) она и вовсе оделась недопустимо... Даже всегда сдержанный Ким и тот сморщился и осведомился у поэта Кондратьева, как она в таком фривольном наряде чувствует себя во время перелётов – на метле, не иначе. Поэт Кондратьев только выразительно пожал плечами в ответ.
Но и этого Мэй показалось мало. Как только хватанули водки, Мэй, знавшая от Борьки, что русские после первой не закусывают, закусывать не стала, а расплата не замедлила себя ждать. Хмель ударил Мэй в голову и она, не хуже Меркель, вскочила на стол и давай стриптиз отплясывать.
Ким набычился, побурел. Трамп и сам видит, что снова маху дал, проштрафился и опростоволосился. А поэт Кондратьев поманил Трампа пальцем и тихо, но твёрдо сказал:
– Если ты в другой раз додумаешься ещё и Луизу Чикконе притащить, а у Кима от этого удар сделается, я тебе этого никогда не прощу. Так и знай. Вот тебе моё последнее слово.
Трамп, как услыхал, так и посерел, помертвел весь, холодным потом покрылся, сидит и дрожит, зубами лязгает… Жалкий такой, старый, беззащитный. Поэт Кондратьев немного смягчился – так ему старого болвана жалко стало, но потом увидел совершенно помертвелого Кима, собрал волю в кулак и остался твёрд:
– Ладно, успокойся уже. Но никакой самодеятельности больше. А то я на наши саммиты – больше ни ногой. И Киму запрещу. Нечего ему на такие паскудства смотреть. А ты совсем один останешься.
Трамп, как понял, что прощён, немного в себя пришёл, порозовел даже. Улыбнулся осторожно, заискивающе. Всем видом показывает, что осознал и впредь – ни-ни… И жалко старика, и без твёрдости с ним нельзя, да веры ему особой нет. А тот решил “стрелки перевести”, вот и говорит:
– Смотрите, смотрите, а Борька из помойного ведра жрёт, как будто ему закусок мало.
– Что ему сделается? – отозвался Ким. – Свин – он и есть свин.
Трамп решил, что сумел отвести внимание от себя, говорит:
– Да мне – что? Мне – ничего? А только случится с ним что-нибудь, снова орать станут, что его русские отравили. Жрут, что ни попадя, а потом им кто-то виноват.
Ну, оттащили Борьку от помойного ведра, а он – уже никакой, так успел упиться, пока всех Мэй своим стриптизом отвлекала и скандализовала. Пришлось Борьку в багажное отделение сдать и самолётом в Англию отправить. А он, как проспался, заявил-таки, что ко всему причастны русские спецслужбы и он на чемпионат мира не поедет и другим не советует…
Пока с Борькой возились, Трамп успел поднабраться, но его так просто не отпустили, заявив категорично, что больше таких борек поэт Кондратьев и Ким не потерпят. А Трамп виновато говорит:
– Я уж и не знаю, кого и звать. Ума не приложу.
А поэт Кондратьев ему и отвечает:
– А ты приезжай один. Без никого. Трамп пообещал:
– В следующий раз – один буду. Клянусь. Вот даже международно-правовое обязательство на себя возьму и подпишу. Желаете, кровью подпишу.
И подписал. Правда, не кровью. И, кто бы сомневался, не сдержал обещание.
Приехал в другой раз и… Луизу Чикконе притащил с собой. А для храбрости хватанул водки. Сразу с порога перешёл в нападение:
– А что вы хотели. Мы обещали НАТО на восток не расширять? Обещали. А выполнили обещание? Фигушки. А я, что – рыжий?
– Рыжий.
– Ну, всё равно…
Луиза Чикконе стоит в сторонке и улыбается странной улыбочкой. Оно и понятно, ведь она против Трампа жёстко выступила. И вдруг – вместе с ним приехала.
– Как так? Денег ей дал.
– Да нет, не денег. Я ей много денег дал, она и передумала.
– Ну смотри, если эта мечта геронтофила станет раздеваться, а с Кимом что-нибудь сделается, я тебе…
– Да не станет она раздеваться. Она – уже…
Глядь – пока Трамп с поэтом Кондратьевым препирался, Чикконе уже успела… В одном неглиже успела остаться. В одном неглиже – это ещё мягко сказано. Ким на неё уставился, а у самого глаза – размером с чайные блюдца. Поэт Кондратьев даже номер скорой помощи на телефоне стал набирать, но… ничего не случилось. Чикконе, неожиданно, Киму даже понравился. Бабушку она ему напомнила. Или прабабушку. Или – прапра…
– Она прям как прабабушка – старенькая, сухонькая… Прямо вылитая прабабушка.
Ким её даже с собой хотел взять. Но Чикконе, как только услыхала, куда именно зовёт её симпатичный черноглазенький паренёк с пухлыми щёчками, побледнела, как смерть, схватила ноги в руки и – только её и видели.
– Бабки верни, бабка! – только и успел крикнуть Трамп ей вослед, да где там.
Почесал Трамп затылок и говорит грустно:
– Эх, плакали мои бабки с этой бабкой.
– А вот так тебе и надо, – заявил мстительный Ким, – с кадрами работать уметь нужно. А то привык на деньги полагаться и на Шестой флот.
Трамп видит, что и в этот раз опростоволосился, стоит и чуть не плачет. Понимает, что друзей у USAнет. Шестёрки есть, а друзей… И стали ему поэт Кондратьев и Ким ещё дороже. Говорит он, а голос дрожит, срывается:
– Честное слово, я уже и не знаю, кого пригласить.
– Позвал бы кого-нибудь приличного. Хоть того же Берлускони. Он – весёлый.
Трамп видит, что поэт Кондратьев на него особенно уже и не серчает, сразу осмелел немного и говорит:
– Правда, Берлускони – весёлый, а кто его близко знает, говорит, что он – ещё и прикольный. И как я и сам не догадался Берлускони позвать? Что тут скажешь? Дал я маху. А позвать Берлускони – хорошая идея. Он и девочек с собой захватит.
– Ты только предупреди его, чтобы он малолеток не додумался взять. А то я знаю его.
– Да, да. – затряс головой Трамп. – Никаких малолеток. Я и сам понимаю. Мне за малолеток Мелания таких люлей навешает. Свят, свят – никаких малолеток…
– Что ты передо мной отчитываешься? Ты это Берлускони скажи.
– Да, да, скажу. Всенепременно скажу.
И сказал. В следующий раз с Трампом прилетел Берлускони. Вернее сказать, это Трамп прилетел с Берлускони. С ним много ещё кто прилетел. И все – писаные красотки.
Берлускони, как из самолёта выскочил, так первым делом, не дожидаясь трапа и Трампа, бросился к поэту Кондратьеву с распростёртыми объятиями длиннющих рук, а в них – ворох паспортов:
– Вот! – кричит, а сам улыбается счастливой белозубой улыбкой. – Вот! Паспорта. На девочек. Все – совершеннолетние. Почти совершеннолетние. Почти все. Шучу.
Обнялись они с поэтом Кондратьевым, как самые лучшие друзья, а потом уж веселье пошло такое, что не в сказке сказать, ни пером описать. Берлускони и правда оказался весёлым, заводным, потешным, жизнерадостным, шебутным, уморительным, бесскорбным…
Хотел, чтобы Большую Тройку преобразовали в Четвёрку. Подошёл к решению этого вопроса самым серьёзным образом – к поэту Кондратьеву подошёл. Но положительного решения своего вопроса не дождался, та как сам же в другой раз и не прилетел. Правда, накануне позвонил поэту Кондратьеву отпроситься, сообщил, что никак не сможет быть, потому что его вызывают в очередной раз в суд – снова не досмотрел и не то малолетку закадрил, не то что-то с налогами намудрил, словом, поехал в суд отбояриваться от очередного наезда. Просил извинить и сказал, что, в компенсацию, пришлёт очередную партию девчонок из модельного агентства:
– Да, да, не волнуйся, все, абсолютно все – совершеннолетние. Почти. Ну, да, снова шучу.
Звонок Трампа разбудил поэта Кондратьева посреди ночи. Разница во времени с USA даёт о себе знать, а Трамп, как всегда, привык ни с кем не считаться. Кому это понравится? Вот и поэту Кондратьеву не нравится. Но поэт Кондратьев – выдержанный, спокойный и очень корректный. Образец благовоспитанности. Снял он трубку и вежливо отвечает:
– Да пошёл ты к чёрту, старый дурак! Ты на часы смотришь, или повылазило тебе? Совсем с ума сбрендил? Хотя – о чём это я говорю: какой у тебя, болвана, может быть ум?
А Трамп по видеосвязи звонит. Глянул поэт Кондратьев, а на Трампе лица нет. Смягчился поэт Кондратьев и уже гораздо спокойнее спрашивает:
– Ну, ладно, говори, старый дуралей, что там у тебя стряслось?
А Трамп отвечает, щёлкая зубами:
– А… Ба… Ба… А… Бааа…
– Ты что, нарезался?
Трамп только головой покачал отрицательно. А сказать ничего не может.
– Ну, что же случилось? Индекс упал и тебя пришиб? Рынок ценных бумаг рухнул и тебя похоронил? Баррелем нефти тебя придавило? Не молчи, а то отключусь.
Трамп выпил водички, собрался с духом и говорит:
– Я не пил. Вот как Бог свят – не пил я. Хочешь, землю буду есть, что не пил?
– Э, да ты, твоё благородие, нарезался. А ещё клянёшься, что не пил…
– Ты группу АББА знаешь?
– Ты с темы-то не соскакивай. Напился и не можешь сосредоточиться?
– Да нет. Я ж из-за АББЫ и звоню.
– О, а ты у нас меломан. Оказывается.
Трамп пожевал губами и говорит:
– Да какой, к чертям собачьим, меломан?! Мне, что ABBA, что BoneyM, что группа Стаса Намина, – всё едино. Но дело в том, что АББА мне сегодня позвонил. Представляешь?
– Ой, какой кошмар. – поддразнил поэт Кондратьев Трампа. – И что?
– А то, что АББА – позвонил. Не позвонила АББА, а позвонил. Ведь если АББА, то позвонила. Так ведь? А она – не позвонила, а позвонил. А надо – не позвонил, а позвонила. Ну, так ведь?
– Ну, это – как сказать. Если музыкальная группа ABBA, то позвонила, а если вокально-инструментальный ансамбль ABBA, то позвонил. Ансамбль позвонил. Ансамбль – он, мой, наш.
– Ваш? А я думал, что шведский.
– И вот из-за этой ерунды ты меня среди ночи разбудил? И ещё хочешь сказать, что не пил?
– Вот из-за этой, но не ерунды. Совсем не ерунды. После того, как этот АББА отзвонился, я полез в интернет…
– И на порносайт напоролся, а тебя Мелания за этим делом спалила. Так ты хочешь, чтобы я ей позвонил и подтвердил твою версию случившегося, что, якобы, ты это по моей просьбе делал? Так?
– Нет. Ну, то есть про сайт верно, но сейчас это не главное. Не это – главное. Главное – не это.
– Эка тебя взволновало. Так что там в интернете?
– Из интернета я узнал, что ABBA прекратила существование в 1982 году. А он мне сейчас позвонил. Это, что же? Это мне, получается, с того света звонили? Или я с ума окончательно сошёл, или белочку словил, или последний мой час пришёл… Пробил. Я боюсь. Раз мне покойник звонит, значит, с того света. Просится взять его с собой. Это получается, что если я его с собой возьму, то потом он – меня. С собой. Возьмёт. Покойник! А куда может взять покойник?! То-то и оно-то. Я боюсь. Я очень боюсь.
И смотрит жалобно. А поэт Кондратьев уже понял всё и говорит:
– Упокойся. Выпей… да ты головой не мотай. Валерьянки выпей. Не пришёл ещё твой последний час. А звонил тебе не АББА, а Абэ. Он в Японии правительство возглавляет. Узнал, видно, про наши встречи, вот и пытается в гости напроситься.
А Трамп всё никак не успокоится, говорит:
– Нет, не хочу я его с собой брать, такой жути от него натерпелся. Нет, не хочу.
– А я и не позволю. Приедет и начнёт про наши острова нудеть. Дескать, воевали-воевали, а теперь подавай им Kemska volost. Так никаких волостей не напасёшься. Да и Киму будет неприятно. Ну, всё, успокойся. Никаких незваных гостей не бери и будет тебе счастье.
И отключил связь поэт Кондратьев.
Берлускони, как и сообщил, на саммит Большой Тройки не приехал, но топовых моделек прислал. Все – как на подбор – красавицы. И все – совершеннолетние. И только одна японская гейша оказалась… кхе-кхе… Как бы это интеллигентнее сказать… Словом, толста, кривонога, а совершеннолетняя настолько, что килограммы грима не смогли скрыть солидный её возраст.
Трамп, как увидал гейшу, так и вспылил, говорит:
– Этот Берлускони из крайности в крайность шарахается. То с малолетками тусит, то перестарка прислал.
А у поэта Кондратьева – глаз намётанный. К тому же и очки имеются. Присмотрелся он, да и рассмеялся:
– Ну, Абэ, ну шутник!
Трамп даже вспылил:
– Сколько можно меня этой разнесчастной АББ-ой попрекать?
– Вот далась тебе эта АББА. Ты что, не видишь, что гейша – засланный казачок. Абэ это. Решил действовать так: не мытьём, так катаньем.
Словом, разоблачили Абэ. Но прогонять не стали. Разрешили на кухне посидеть – пусть поест человек нормальной еды.
А сами сели за стол втроём: поэт Кондратьев, Трамп и Ким. Только по первой разлили, как кто-то в окно постучался и сиплым голосом осторожно спрашивает:
– Немцы в деревне есть?
Трамп даже водкой захлебнулся. Сидит, дрожит, кашляет и на поэта Кондратьева смотрит и оправдывается:
– Кхэ-кхэ! Какие немцы? Кхэ-кхэ! Нет здесь никаких немцев, никаких Меркелей. Честное слово, никого я в этот раз не брал прицепом.
А поэт Кондратьев его успокоил:
– Не волнуйся. Это – бацька. Ты что, не слышишь, что он в окно стучится, а не в дверь?
– Какой такой… как ты сказал?..
– Вот недогадливый. Лукашенко это.
Трамп и руками замахал:
– Не звал я никакого Лукашенка. Не знаю я, как он здесь очутился.
– Зато я знаю. Он к нам лесами шёл, тропами нехожеными, а здесь – пробирался задаАми, огородами. Вот и проник незаметно.
– А чего ему надо? Может, прогоним?
– А как его прогонишь? – вмешался Ким. – Говорят ведь, что гони его в дверь, так он – в окно. А этот сразу стал стучаться в окно. Как его прогонишь?
Поэт Кондратьев разъяснил Трампу:
– Не забывай, что я по отцовской линии – белорус. Так что – пусть заходит. Мы своим завсегда рады.
Лукашенко ввалился в комнату и сразу стало: громко, весело и немного сумбурно.
– А я не с пустыми руками, – с порога заявил Лукашенко, – вот, привёз, что люди собрали. Чем богаты, тем и рады.
И стал выкладывать из большого мешка:
– Яиц лукошко, да ведёрко морошки, да куль картошки, да сала немножко – большой шматок – держи-ка, браток, – а вот и водка-бульбаш – весел пир будет наш…
Да всё свежее, экологически чистое, даже счётчик Гейгера не выдержал и сломался. Трамп, как всегда, не удержался и пошутил, когда услышал, как Лукашенко сказал, что привёз, что люди собрали:
– Як бацька вмэр, тай люды поназносылы.
Это его поэт Кондратьев такому научил, чтобы Кима развлекать, а Трамп решил блеснуть фольклорными знаниями. И перепутал, что и неудивительно, кое-что.
Сели, понятное дело, за стол. Лукашенко вспомнил, что руки не помыл, метнулся, по привычке, на кухню, но вернулся быстро, а на самом – лица нет. Говорит:
– Я там сейчас такое видел, не приведи Господь. Какая-то гейша сидит на кухне возле стола и ацетон шампанским разбавляет.
– И что?
– Так она пьёт его. Разбавленный ацетон.
Посмеялись над ним, конечно, объяснили, что гейша – не гейша, а Абэ подручными средствами саке фабрикует, вот ацетон шампанским и разбавляет. Тут уж посмеялись и над Абэ.
Однако ж начали, наконец, заседать. Лукашенко вдруг встрепенулся, посчитал присутствующих и говорит:
– А нас здесь аккурат четверо, как и трёх мушкетёров. Это, если с д’Артаньяном считать.
Но кто из них д’Артаньяном, а кто: Атос, Портос и Арамис, – уточнять не стали. С Лукашенко в тот раз вообще много хлопот было. Вышел он на улицу, вернулся – снова лица на нём нет, объясняет:
– Я там, не нарочно, конечно, в кого-то сильно попал.
Поэт Кондратьев и Ким недоумённо пожали плечами: мало ли крыс всяких шляется, – а Трамп уточнил:
– А ты там что делал?
– До ветру вышел.
– А-а-а-а, – успокоился Трамп, – тогда не волнуйся, это ты в Мишико ненароком попал. Он всегда сидит в кустах там, где я. Бедный, бедный Мишико.
Но поэт Кондратьев уточнил:
– А кусты были перед забором, или – за ним?
– За забором, – проговорил Лукашенко.
– Ну, тогда мог и в Порошенко попасть. Он всегда за забором Трампа поджидает.
– Да-а-а, – вздохнул Лукашенко, – дела-а-а-а.
И снова куда-то пропал. Вернулся, однако, очень быстро, а сам – просто светится.
– Ты чего такой радостный?
А он в ответ:
– Как – чего, как – чего? Вот не зря я сюда приехал: я сейчас только что уговорил Абэ закупать в Белоруссии наши свежайшие морепродукты. А то у них своих нет. Как я понял. Если я гейшу правильно понял. А я ему проблему этого дефицита враз решил. С нашими-то морями и океанами. У них-то нет.
Трамп и Ким только рты пораскрывали. А Лукшенко этим сразу же и воспользовался. Сначала к Трампу пристал:
– Я, – говорит, – смотрю, а ты-то мужик видный. Джинсы не нужны? Для себя, для жены, для детей, для?.. Короче – для всех? У меня есть. Хорошие. Настоящие. Ау… Аутентичные. Из чистого, чисто белорусского хлопка. Всю вашу USA джинсами обеспечу. Фирменными.
Трамп аж маслиной поперхнулся. А Лукашенко уже к Киму пристал. Достал из-за пазухи диск ДВД и предлагает:
– Фильмами не интересуешься? У меня есть один, лицензионный. В переходе брал. “Хатико: Самый верный друг” называется. Прелестный фильмец. Про собаку. Пальчики оближешь. Могу копий на компе для всей Кореи нарезать. Пальчики оближете.
Словом, Бацька сумел сам структурировать свой отдых и как следует (и с пользой) поразвлечься. Кроме того, просил о днях заседаний ему сообщать, а также и то, будут ли какие гости, а если да, то – откуда. Пояснил, что у него для африканских лидеров есть большой выбор белорусских бананов и ананасов; для китайцев с корейцами – белорусской электроники; для индийцев – белорусских слонов… Вот жалко, сокрушался Лукашенко, что о заседаниях Великой Тройки раньше не слыхал, а то бы он Меркель предложил построить в Германии дороги и пустить по ним продукцию белорусского автопрома; Макрону – настоящего шампанского, коньяка, арманьяка, кальвадоса; поросёнку Борьке, коль скоро выяснилось, что у него какие-то проблемы со школой и университетом – диплом БГУ (настоящий, из московского перехода); пани Терезе (Мэй) – климат-контроль, чтобы она могла разнообразить темы разговоров про погоду…
Иными словами, для всех есть большой выбор всего, что душа пожелает. Но когда Лукашенко снова к Трампу пристал и предложил ему яблочные телефоны поставлять и заодно с ними – демократию, Трамп не выдержал, взмолился его простить за то, что частенько грешил тем, что незваных гостей с собой прихватывал и пообещал, на этот раз – от чистого сердца, больше никогда, никогда не брать с собой незваных гостей, так как теперь на своей шкуре узнал, что незваный гость… Он и в Африке незваный.
P. S. Думаете, с тех пор лидеры Большой Тройки избавились от незваных гостей? Как бы не так! Плохо же вы знаете незваных гостей. Они же потому так и зовутся, что незваные.
_______________
[1] Ремора – рыба-прилипала (лат. Echeneidae) из семейства лучепёрых рыб отряда окунеобразных. [2] См.: Вудхаус П.-Г. Рад служить // Вудхаус П.-Г. Собр. соч. М., 1999. Т. 3. С. 469. [3] См. Вудхаус П.-Г. Дева в беде // Вудхаус П.-Г. Указ соч. Т. 1. С. 196.
© 12.03.2018 Владислав Кондратьев
Свидетельство о публикации: izba-2018-2222238