Берегиня

               

Слово  редактора

«Берегиня» – первая  прозаическая  книга  автора – члена  Омского  областного  литературного  объединения  имени  Якова  Журавлёва.  В  мае  2010  года  Евгения  Николаевна  выпустила  книгу  стихов  «Солнечный  мотив»,  которая  сразу  обратила  на  себя  внимание  любителей  поэзии.
В  повести  «Берегиня»  автор  повествует  о  рождении  и  становлении  девочки  Сашки.  Отец – военный,  служит  за  границей.  Сашка  растёт  у  бабушки  Натальи – известной  травницы,  ведуньи,  целительницы.  Исподволь  обучает  бабушка  познавать  травы,  когда,  в  какие  часы  и  дни  собирать  их.  Говорит,  что  не  все  травы  полезны,  что  есть  ядовитые  и,  потому,  опасные  для  человека.  Одновременно  подвигает  внучку  творить  добро  и  пользу  людям.
Повесть  читается  легко  и  сразу  начинаешь  верить  автору.  Мне  кажется,  что  автор  ещё  не  раз  вернётся  к  своей  героине,  несущей  людям  в  меру  своих  сил  радость,  добро  и  любовь  к  жизни.
Что  ж,  в  добрый  путь!
2011г.
               
                Николай  Трегубов,
                Член  Союза  Писателей  России,
                руководитель  Омского  объединения
                имени  Якова  Журавлёва


                Посвящается  моей  бабушке               
                Наталье  Григорьевне.

О   БАБУШКЕ

Детство…  Заря  жизни.  Первые  радости  и  огорчения,  первое  прикосновение  к  тайне  бытия,  первый  страх  и  первый  распахнутый  восторг,  незабываемые  победы  и  поражения…  Маленький  человек  открывает  мир  для  себя  и  себя  для  мира.  Эта  огромная  страна  под  названием  ЖИЗНЬ  принимает  нас  в  крепкие  объятия,  предлагая  каждому  свою  тропку-судьбинушку.  Тропок  много,  разбегаются  они  в  разные  стороны.  Какая  здесь  твоя?  Кто  рядом  окажется  с  тобой  в  пору  познания  мира,  кто  поможет  выбрать  именно  тебе предназначенную  Богом  судьбу?  Конечно,  прежде  всего – родители!  Но  у  меня  они  в  ту  пору  были  далеко.  Отец – военный,  выпускник  Оренбургского  военного  пехотного  училища,  исколесил  полстраны,  затем  служил  в  Армении,  Прибалтике,  побывал  в  Германии,  Венгрии.  Наконец,  получив  направление  в  Сибирский  округ,  осел  в  Омске,  где  и  ушёл  в  запас.  Моя  милая  мама – верная  подруга  отца,  как  и  подобает  офицерской  жене,  всегда  была  рядом  с  мужем.  Сестрёнка  с  двухмесячного  возраста  жила  в  Германии. 
Я  же  по  воле  той  же  Госпожи  Судьбы  осталась  в  России,  в  тихой  глубинке  Рязанской  области,  откуда  родом  родители  мои.  Мне  сказочно  повезло!  Моим  проводником  в  Большую  Жизнь  была  моя  бабушка  Наталья – знаменитая  на  всю  округу  травница  и  ведунья.  Она  лечила  людей  и  зверей,  умела  враз  отличить  злого  человека  от  доброго,  загодя  знала,  говорит  ли  человек  правду  или  заведомо  врёт…  От  её  быстрого  мимолётного  взгляда  не  укрывалось  ничего.  Каким-то  необъяснимым  чутьём  она  знала,  в  какой  семье  вскоре  будет  праздник,  а  в  какой – похороны,  в  какой  на  столе – каша,  а  где  и  окорок…  Сама  свои  услуги  бабушка  никому  не  предлагала,  была  тиха  и  ровна  со  всеми  сельчанами.  Маленькая,  сухонькая,  юркая  по  своей  натуре,  она  могла  часами  сидеть  на  лавке,  иной  раз,  ожидая  кого-то.  Сельчане  побаивались  Наталью,  зря  к  ней  не  приходили,  но,  если  просили  помочь  горю,  бабушка  прикладывала  Богом  дарованное  знание,  и,  обычно,  беда  покидала  эту  семью.
В  то  время,  когда  сестрёнка  посещала  красочные  аттракционы  в  парках  Людвигслуста  и  уже  бойко  говорила  по-немецки,  я  училась  отличать  одну  лечебную  травку  от  другой,  постигала  основы  древнего  ведического  искусства.  Бабушка  научила  меня  любить  людей,  понимать  их  душу,  помогать  им  по  мере  надобности,  дарить  людям  радость  и  прощать  их  слабости,  быть  сильной,  открыв  этот  огромный  мир  с  другой,  неведомой  большинству  стороны.  Она  поставила  меня  на  тропку  Знания,  Добра  и  Любви!.
- Посвящённым  жить  труднее,  но  звонче  и  ярче, - говорила  она.  Моё  детство  было  золотым.  Радость  бытия,  дух  свободы,  прикосновение  к  таинствам  жизни  жило  и  пело  во  мне  каждый  день,  каждую  минутку.  Я  купалась  в  лучах  вселенского  счастья!  И  с  такими  светлыми  чувствами  я  вышла  в  Большую  Жизнь – на  стремнину.  Много  раз  коварная  судьба  испытывала  меня  на  прочность,  ломала,  гнула,  топила.  Но  запас  добрых  сил  да  бабушкиной  теплоты  помогал  мне  выплывать  из  водоворотов  почти  неразрешимых  ситуаций…
Прожив  почти  что  век  и  придя  с  очередного  лечения,  бабушка  присела  в  уголок,  перекрестилась  на  образа  и  тихо  умерла.  Была  гроза,  молнии  так  и  метались  по  небу,  гром  раскалывал  землю  пополам.  Люди  не  помнили  такой  грозы  в  октябре…  А  я  летела  ночным  рейсом  из  далёкого  сибирского  города  с  зажатой  в  руке  телеграммой,  глотая  слёзы,  отдать  последний  поклон  моей  первой  и  единственной  проводнице  по  тропке  Судьбы  в  страну  под  названием  ЖИЗНЬ…


Данная  книга  не  предусматривает  автобиографическое  повествование  моего  далёкого  детства,  это – художественное  произведение.  Оно  состоит  из  череды  рассказов,  которые  составляют  одно  целое,  и  в  то  же  время,  каждый  рассказ  представляет  собой  отдельный  отрезок  жизни  маленькой  героини  Сашки,  а  также  милой  бабушки – ведуньи  Натальи.
Добро  и  тепло  царят  в  доме  Натальи,  Сашка  взрослеет  и  постепенно  постигает  законы  бытия  на  земле,  учится  любить  людей  и  ценить  жизнь,  данную  Богом.  Непростые  взаимоотношения  с  ровесниками  закаляют  душу  девочки,  общение  с  природой  и  животными  раскрывают  внутренний  мир  героини,  выводят  её  на  светлый  путь  служения  людям.
Где  ситуации,  на  самом  деле  произошедшие  с  маленькой  внучкой,  а  где – вымысел,  пусть  догадается  мой  самый  строгий  судья – мой  уважаемый  читатель!  Итак,  добро  пожаловать  в  добрый  мир  Сашки,  в  далёкое  село  Журавинка…               
 



                Р О Ж Д Е Н И Е


Паровоз  тоненько  просвистел  и,  выпустив  добрую  порцию  пара,  остановился  на  небольшой  станции.  Клавдия  осторожно  спустилась  со ступенек  вагона  и  ступила  на  Ряжскую  землю.  В  руках  она  держала  дочку – светловолосую,  крепко  прижавшуюся  к  матери.  Проводник  поставил  на  платформу  объёмный  чемодан,  и  тут  же  закрыл  дверь.  Поезд  тронулся,  постепенно  набирая  скорость.  Мимо  проносились  вагоны,  равномерно  постукивая  на  стыках  рельс,  и,  наконец,  последний  исчез  вдали.
Клавдия  оглянулась.  Раннее,  тихое,  летнее  утро.  Провожающие  разошлись,  и  лишь  одинокие  носильщики  с  железными  блестящими  номерами  на  фартуках  прогуливались  по  платформе  в  надежде  подвести  пассажирам  их  багаж.  Увидев  одинокую  женщину  с  ребёнком  и  неподъёмный  чемодан,  один  из  носильщиков  решительно  направился  к  ней,  но  не  успел  сделать  и  двух  шагов.  По  перрону,  наперерез  носильщику  семенила  маленькая,  сухонькая,  пожилая  женщина  в  длинной  юбке  и  светлой,  ситцевой  кофточке.  Подбежав  к  молодой  женщине  с  ребёнком,  она  всплеснула  руками  и,  смахнув  слезу  со  щеки,  принялась  обнимать  и  целовать  невестку  и  внучку,  успевая  крестить  их  обоих.  Ребёнок,  почуяв  родную  душу  в  бабушке,  потянулся  к  ней,  распахнув  серые  глазки,  залепетав  на  своём,  одному  ему  понятном  языке.  За  старушкой  подбежал  рослый  мужчина  и,  расцеловавшись  с  женщиной,  подхватил  тяжёлый  чемодан,  взвалил  на  плечо  и  пошёл  на  выход.  За  ним  засеменила  старушка,  держа  ребёнка  на  руках  и  молодая  женщина.  Растерянный  носильщик  остался  посередине  перрона…


Дядя  Коля  понукал  ретивого  жеребца  Буланко,  поглядывая  на  красивую  сродственницу,  расположившуюся  рядом.  В  телеге,  на  сене  полулежала  бабка  Наталья,  чёрные,  с  проседью  волосы  выбились  из-под  платка,  в  синих,  небесных  глазах  купалось  счастье:  девочка – её  внучка,  сладко  спала,  прижавшись  к  тёплой  бабушкиной  руке,  пухленькая  ножка  в  розовом  башмачке  чуть  виднелась  из-под  накинутого  покрывала.  По  разные  стороны  пыльной  дороги  располагались  луга  с  цветущим  клевером,  жёлтыми  пятнышками  ромашек,  высокими,  синими  васильками,  ярко-голубыми  головками  колокольчиков.  Солнце  уже  поднялось  высоко,  наполняя  день  жарой.  Клавдия  вспомнила  расставание  с  мужем.  Военная  служба  не  требует  согласования  приказов  командования  с  жёнами  служащих.  Поди,  доехал  её  Коля  до  места  назначения.  Семьям  въезд  в  ту  далёкую  страну  пока  был  запрещён,  и  муж  отправил  её   с  дочкой  к  матери.
Бабушка  Наталья,  мирно  дремавшая  в  запашистом  сене,  вдруг  приподнялась  и  окликнула  возницу:
-  Коль,  постой-ка!
Затем  напрямую  обратилась  к  невестке:
-  Клав,  девочку-то  крестили?
Клавдия  отёрла  лицо  платком:
-  Не  крестили,  мама!  Да  и  где?  Кругом  горы,  земля  трясётся  кажный  день.  А  зовут  её  Анжелой.
Бабушка  поджала  губы:
-  Что  ж  не  по-христиански  назвали?  В  святцах  имени  такого  нет.  И  дразнить  девчонку  будут!
  Затем  обернулась  к  Николаю:
-  Давай-ка,  мил-сынок,  в  город,  в  церкву!
Дядя  Коля – бабушкин  зять,  молча  развернул  норовистого  коня  и,  чмокнув  губами,  поехал  в  город.
У  церкви  народу  было  мало.  Службу  отслужили.  В  полутёмной  церкви  Наталья  подошла  к  попу  с  окладистой  бородой,  припала  к  его  руке.  Поп  благословил  бабушку.  Та  горячо  зашептала  просьбу  срочно  окрестить  внучку.  Поп  отнекивался,  ссылаясь  на  таинство  крещения,  которое  должно  происходить  при  крёстных.  Бабушка  пообещала  и  присутствие  крёстных,  и  наличие  крестильной  простынки.  Вконец  уставший  от  натиска  быстрых  слов  Натальи,  поп  согласился.  Клавдию  отправили  на  исповедь,  а  бабушка,  раздевшая  девочку,  уже  закутала  её  в  тоненькую  простынку,  загодя  прихваченную  из  дому,  как  будто  зная  о  будущем  обряде.  Крёстным  отцом  стал  дядя  Коля,  крёстной  матерью – бабушка.
Девочка  мирно  приняла  обряд,  всё  в  церкви  её  завораживало,  лики  святых  радовали,  запах  свечей  успокаивал.  Но  больше  всего  девочку  восхитила  огромная  борода  попа.  Внучка  долго  присматривалась  к  ней,  норовя  потрогать  диковинку,  но  каждый  раз  поп  уходил  то  покреститься,  то  пропеть  очередной  псалом,  то  начинал  окунать  её  голову  в  чан  с  водой.  И  только  под  конец,  при  словах:
- Нарекается  именем  Александра! -  девочка  изловчилась  и  дёрнула  попа  за  бороду  двумя  руками.  Поп  взял  на  тон  выше,  и  слово  «Александра»  прозвучало  громким,  небесным  эхом  под  сводами  церкви.  Бабушка  поспешила  на  выручку  попу,  оторвав  руки  внучки  от  поповской  бороды  с  зажатыми  в  них  кудрявыми  волосами  крестителя.  Наскоро  закончив  обряд,  надев  на  девочку  крестик,  поп  удалился  приводить  в  порядок  свою  растрёпанную  драгоценную  гордость.
  Бабушка,  радостная,  ставшая  в  один  момент  крёстной  матерью  внучки,  вышла  на  паперть  с  новоиспечённой  рабой  Божьей  Александрой.  За  ней  шёл  важный  дядя  Коля.  Исповедавшаяся  мама,  уже  знавшая  о  смене  имени  дочки,  втайне  была  рада  свершившемуся.  Когда  в  далёком  ауле  муж  назвал  дочку  в  честь  красавицы  армянки,  она  насторожилась.  Юная  Анжела  погибла  накануне  рождения  девочки  в  горном  селении  в  результате  кровной  мести,  когда  был  вырезан  почти  весь  родовой  клан.  Муж  командовал  ротой  и  усмирял  ту  беспощадную  бойню,  но  не  успел  спасти  юную  красавицу,  слух  о  красоте  которой  пронёсся  далеко  за  пределы  селения.  Не  верившая  в  мистику,  но  чувствуя,  что  не  следует  называть  новорождённую  именем  погибшей  девушки,  мама  умоляла  мужа  дать  дочке  иное  имя,  но  Николай  был  непреклонен.  И  сейчас,  в  один  момент  необъяснимая  тяжесть  слетела  с    плеч  Клавдии.
  Бабушка  вышла  вперёд,  передавая  внучку  невестке:
- Не  сердишься,  знаю!  Не  прав  был  Коля,  сынок!  Исправила  оплошность  его.  Не  то  другой  путь  был  бы  у  девочки.  Родилась  она  в  день  святой  Александры,  значит  быть  ей  Сашкой!
Новорождённая  Сашка    стояла  на  церковном  дворе  и  смотрела  на  сияющее  лицо  бабушки,  на  улыбающуюся  маму,  на  голубей,  важно  прогуливающихся  на  церковном  двору.  Девочка  попыталась  поймать  странных  птиц,  но  стая  взмыла  к  небесам,  к  золотым  куполам  церкви.  Сашка  зажмурилась  от  солнца,  купающегося  в  сверкающих  маковках,  и  вдруг  легко  рассмеялась.  Она  родилась  заново!
 


                С А М А


Далёкое,  глухое  село  замело  по  крыши  снегом.  Слышно,  как  за  окошком  воет  вьюга,  скрипят  промёрзшие  ворота.  Но  в  избе  тепло,  гудит  огонь  в  печке,  трещат  дрова.  Новорождённый  телёнок  спит  около  тёплого  поддувала.  Бабушка  прядёт  шерсть,  веретено  так  и  мелькает  в  ловких  руках,  закручиваясь  то  в  одну,  то  в  другую  сторону.  Сашка  сидит  на  тёплом  половике-самовязке  и  неотрывно  наблюдает  за  бабушкиными  движениями.  Мама девочки  рядом  вяжет  длинный  шарф.
На  печке  в  чугунке  забулькало,  бабушка,  отложив  бойкое  веретено,  уходит  помешать  варево.  Котёнок  Митька  враз  подбегает  к  оставленному  веретену  и,  тронув  мягкой  лапкой,  катает  его  по  горнице.  Сашке – два  года.  Месяц  назад,  в  разгар  зимы,  она  жестоко  переболела  «глоточной».  До  города  доехать  было  невозможно,  метель  мела,  не  переставая,  и  только  бабушкино  уменье  врачевания  спасло  Сашку.  Девочка  выздоровела,  но  перестала  вставать  на  ножки.  Бабушка  успокаивала  расстроенную  невестку,  обещая,  что  к  весне  Сашка  пойдёт.  А  пока  поила  Сашку  вкусным  варевом.  Вот  и  сейчас,  отлив  половник    травяного  отвара  в  кружку,  бабушка  поставила  его  на  подоконник  остывать. 
Митька  докатил  веретено  до  Сашкиного  половика  и,  прыгнув  девочке  на  колени,  заурчал.
- Вот  и  Митька  нашу  Сашеньку  лечит, - пропела  бабушка.
- Лечи,  лечи,  да  зови  в  помощь  дружка  из-под  печи…
С  этими  словами  бабушка  тихо  зашептала  заговор,  прикасаясь  к  Сашкиному  лицу  мягкими  губами.
Клавдия,  до  сих  пор  не  верившая  ни  в  Бога,  ни  в  чёрта,  после  Сашкиного  выздоровления  уже  не  перечила  свекрови,  поверила в её необъяснимые  силы.  Напоив  Сашку  тёплым  отваром,  бабушка  уложила  её  на  печку,  затем,  перекрестившись,  полезла  туда  и  сама.  Клавдия  потушила  керосиновую  лампу  и  отправилась  спать.  Тишина  окутала  дом.  Только  свист  ветра  за  окном,  да  ласковое  урчание  котёнка  нарушало  полный  покой…



Через  неделю  Сашка  начала  ходить.  Держась  за  бабушкин  палец,  она  твёрдо  шагала  по  избе,  но  стоило  убрать  руку,  как  Сашка  шлёпалась  на  пол,  наотрез  отказываясь  продолжать  обучение.  Тогда  бабушка  прибегла  к  хитрости.  Она  дала  в  руку  Сашке  маленькую  палочку-выручалочку.  Чувствуя  в  руке  опору,  девочка  бойко  переступала  ногами,  бегала  по  хате,  но  палочку  из  рук  не  выпускала.
Однажды,  догоняя  расшалившегося  Митьку,  Сашка  выронила  волшебную  палочку  и  встала,  растерявшись,  посередине  комнаты.  Бабушка  быстро  подбежала  к  ней  и  протянула  руку,  приговаривая:
- Сама,  сама,  Саша,  иди  ко  мне!
В  руке  у  бабушки  был  сахарный  леденец – любимое,  но  редкое  лакомство  Сашки.  Внучка  неуверенно  сделала  шаг,  Наталья  отступила  и  положила  леденец  на  лавку.  Сашка  побежала  к  заветной  сладости  под  возгласы  бабушки:
- Сама!  Сама!  Сама!!!
Схватив  петушок,  девочка  обернулась  и  побежала  к  матери.  Страх  упасть  был  преодолён.


Вскоре  наступила  весна.  Бабушка  поставила  Сашку  на  первую  бархатистую  зелень  босиком,  запретив  невестке  обувать  девочку.
- Земля  силу  даёт,  крепость  ногам  и  всему  телу.  Пусть  ходит  босиком!
Сашка,  переступая  по  тёплой  земле  ногами,  чувствовала  каждую  травинку,  пяточки  приятно  щекотала  мягкая  щеточка  свежей  зелени.
В  один  из  таких  дней  на  большаке  показалась  нищенка.  Она  шла,  сгорбившись,  опираясь  на  клюку,  босиком,  в  рваной  юбке  и  с  тощей  котомкой  за  спиной.  Сашка  первая  увидела  старуху.  Подбежала  к  той  и,  вспомнив  свои  недавние  уроки,  взяла  нищенку  за  руку  и  залепетала:
- Сама!  Сама!
Нищенка  от  умиления  всплеснула  руками,  клюка  упала,  Сашка  быстро  подняла  палку  и,  держа  старушку  за  руку,  повторяла:
- Сама!  Сама!
Так  и  дошли  они  до  дома – Сашка  с  клюкой  и  нищенка.
Навстречу  выбежала  мать,  подхватила  дочку,  отдала  клюку  старушке.  Следом  вышла  бабушка,  пригласила  старуху  в  дом,  накормила,  дала  новую,  с  рюшками  юбку.  Отдохнув,  старушка  показала  на  резвившуюся  неподалёку  Сашку  и  прошамкала  беззубым  ртом:
- За  вашу  доброту,  милые  люди,  скажу  вам  о  девочке.  Всё  у  неё  в  жизни  будет,  захочет – звезду  с  неба  достанет.  В  ученье  будет  первая,  но  не  захочет  она  путей  лёгких.  Самую  трудную,  но  добрую  дорогу  помощи  людям  выберет  для  себя.  А,  потому,  берегите  девочку.  Злые  силы  не  хотят  впустить  её  в  мир,  где  она  отдаст  себя  людям.  До  семи  годов  берегите…
Встала  и  пошла.  Бабушка  перекрестила  нищенку  и,  посмотрев  на  замершую  от  ужаса  мать,  прошептала:
- Знаю!  Посему  пусть  со  мною  будет!  Сохраню,  не  сумлевайся!  И  не  пужайся,  Бог  сбережёт!
А  на  лужайке  с  упоением  бегала  счастливая  Сашка  с  широко  раскинутыми  руками,  как  будто  навсегда  обнимая  этот  удивительный,  необъяснимый,  но  добрый  и  ласковый  мир.   



ЗВЁЗДОЧКА

Тихий,  сиреневый  вечер  мягко  спустился  на  деревню,  наполняя  пространство  первыми  весенними  запахами  трав  и  цветов.  Воздух  свеж  и  тягуче  сладок,  струйки  божественной  благоухающей  акации,  яблоневых  ароматов  повисли  в  тишине  и  растворились  в  ней  без  остатка.
Сашка  сидит  на  черёмухе  и,  обхватив  руками  толстую  ветку,  смотрит  на  неподвижные,  пьяно  пахнущие  цветущие  гроздья.  Она  впервые  находится  так  высоко,  что  замирает  сердце,  ей  одновременно  и  страшно,  и  радостно.  Сашке – три  года.  Внизу  стоит  отец  и,  улыбаясь,  сторожит  каждое  движение  дочки.
- Не  бойся,  Сашка!  Посмотри  вокруг.  Чувствуешь,  какое  богатство  вокруг!   Как  пахнут  и  черёмуха,  и  травы!  А  небо!... Гроздья  звёзд!
Отец  Сашки – военный,  он  приехал  на  побывку,  и  рад  встрече  с  дочкой,  женой  и  с  местами,  где  родился  и  вырос.
- Коля! – зовут  отца.
- Держись,  доча,  я  сейчас!
И  отец  уходит,  оставив  Сашку  наедине  с  черёмухой.  Она  сильнее  обхватила  ствол,  и  постепенно  чувство  страха  покидает  её  душу,  освобождая  место  любопытству  и  новому  незнакомому  чувству  наслаждения  высотой.  Отец  удачно  посадил  её  на  большую  развилку,  и  Сашка  сидит,  как  в  седле,  свободно  свесив  ноги,  болтая  ими  от  полноты  ранее  неизведанных  чувств.  Ей  кажется,  что  она  летит  на  крылатом  коне  из  бабушкиных  сказок  к  звёздному  небу  и  покидает  этот  край  навсегда.
Вот  звёзды  приближаются,  обступая  Сашку,  ярко  перемигиваются  и  кружатся  в  хороводе.  Девочка  протягивает  руку,  чтобы  поймать  хоть  одну  недотрогу,  но  звёздочки  разбегаются,  а  на  их  месте  оказывается  большая,  как  бабушкин  каравай,  луна.  Она  смотрит  на  Сашку  и  улыбается.
- Вы  звёздочкина  мама? – спрашивает  Сашка.
- Где  же  ваши  детки?
- Они  ушли  спать  на  большую  тучку.  Им  там  уютно  и  тепло.  И  только  большие  яркие  звёзды  остались  светить  людям  и  дарить  им  желания.  А  у  тебя  есть  желание?
-  Да,  да!  Я  хочу,  чтобы  папа  был  всегда  со  мной!
Луна  улыбнулась  и  скрылась  за  чёрной  тучей.
- Наверное,  пошла  посмотреть  своих  деток, спят   ли  они, - подумала  Сашка.
Отец  вернулся  быстро.  Дочка  спала  в  развилке,  прижавшись  щекой  к  стволу  черёмухи,  улыбаясь  во  сне.  Он  осторожно  снял  девочку  с  дерева  и  отнёс  в  избу.
А  утром  он  уехал,  поцеловав  свою  спящую  красавицу.  Проснувшись,  Сашка  обнаружила  в  ладошке  маленькую,  жёлтую,  военную  звёздочку – отцов  подарок.  Бережно  погладив  бесценный  дар,  Сашка  положила  звёздочку  в  спичечный  коробок  и  спрятала  в  уголочке,  за  печкой.  Она  и  сейчас,  уже  спустя  полвека,  хранится  у  Сашки,  как  самое  дорогое  воспоминание  об  отце.  Но  до  сих  пор  Сашка  так  и  не  знает,  как  отец  угадал  её  сон.
А  вечером  она  вновь  долго  разговаривала  с  луной  и,  зажав  в  кулаке  свою  звёздочку,  шептала  сокровенное  желание.

 

ГУСЯТА

Летом  солнце  встает  рано,  воздух  чист,  дышится  легко. Хорошо  пробежать  по  росе  босыми  ногами,  шлёпнуться  в  только  что  заготовленное  душистое  сено  и  лежать,  широко  раскинув  руки.  На  небе,  синем,  как  будто  только  что  вымытом,  проплывают  похожие  на  паруса,  облака.  Сашка  всегда  думала,  куда  же  летят  они,  в  какие  края,  где  эти  невиданные  земли?  В  её  голове  рождались  разные  картины.  То  она  представляла,  что  парусами  управляет  ветер,  который  ловко  одевает  их  на  реи  больших,  похожих  на  чёрные  тучи,  кораблей,  то  паруса  превращались  в  невиданных  животных,  а  то  вдруг  из  облаков  ясно  проглядывала  фея  с  волшебной  палочкой  в  руках.  Сами  собой  рождались  в  голове  и  складывались  неожиданные  сказки  или  истории,  и  везде  Сашка  была  главным  действующим  лицом.
       Родилась  она  не  здесь,  а  в  далёком  краю  с  непонятным  названием  Армения,  где  служил  отец.  Своего  отца  Сашка  любила.    Он  был  самым  сильным,  самым  умным  человеком  на  свете.  И  защитником.  Отец  Сашки  был  военным  и  в  настоящее  время  служил  за  границей.  Мать  с  маленькой  грудной  дочкой – Сашкиной  сестричкой,  месяц  назад  уехали  к  отцу  по  вызову,  а  Сашку  оставили  с  бабушкой.  Слишком  горячо  было  в  той  точке,  где  служил  отец,  и  при  экстренной  эвакуации,  как  объяснили  Сашке,  маме  не  управиться  с  двумя  малыми  детьми.  Сашка  кивала,  но  в  душе  была  не  согласна  с  тем  доводом,  что  она  маленькая.
Сашке  пошёл   весной  пятый  год,  она  уже  многое  умела:    подмести  в  избе,  напоить  цыплят,  накормить  кошку  и  лохматую  собаку  Жмурку,  умела  полоть  грядки  и  отличать  овощи  от  сорняков.  Бабушка,  знаменитая  в  округе  травница,  лечившая  людей  от  хворей,  подметив  пытливый,  цепкий  ум  девочки,  начала  обучать  своему  мастерству.  Мать  была  не  против,  передав  дочку  под  полное  покровительство  свекрови,  тем  более,  что  забот  с  новорождённой,  беспокойной  крикуньей,  хватало  по  горло.
И  вот  мать  с  Люськой  уехали.  А  Сашка  осталась.  И  стала  помощницей  бабушки.   Дел  было  много:  напоить  и  выгнать  в  стадо  корову,  овец,  коз,  накрошить  курам,  цыплятам,  индюкам,  присмотреть  за  гусятами.
Бабушка  завела  гусей.  Упросив  соседку  продать  ей  десяток  гусиных  яиц,  ловко  подложила  их  под  курицу-наседку,  и  вскоре  появились  на  свет  десять  жёлтых,  пушистых  комочков.
Гусята  маленькие,  и  Сашке  строго-настрого  запретили  трогать  их  руками  или  гладить.  Мать-курица  долго  пыталась  обучить  своих  чад  клевать  просо,  искать  червячков,  что-то  по-своему  кудахча  им  на  курином  языке.  Гусятам  нужна  вода  и,  впервые  увидев  её  в  закопанной  в  землю  глубокой  сковороде,  они  с  радостью  бросились  в  маленькое  озёрце.   Толкая  друг  друга,  они,  наконец,  наплававшись,    вылезли  на  «берег»,  к  своей  беспокойной  маме.  Назавтра  курица-наседка  предприняла  новую  попытку  в  обучении  своих  детей  и  отправилась  с  ними  на  луг.  Ковыляя  за  мамой  гуськом  на  перепончатых  лапках,  дети  добрались  до  речки  и  неожиданно  друг  за  другом,  поплыли,  как  десять  жёлтых  одуванчиков.  Напрасно  мать-курица  останавливала  их  порыв,  напрасно  кричала  и  металась  по  берегу.  Её  дети  плыли  и  пищали,  делясь  друг  с  другом  новыми  впечатлениями.  Не  выдержав  такого  испытания,  курица  бросила  неслухов,  наотрез  отказавшись  от  их  дальнейшего  воспитания.  Обиженная  наседка  даже  отказалась  от  еды,  сидела  тихо  в  своём  углу  на  гнезде,  и  жаловалась  миру  на  несправедливость.
Через  два  дня  бабушка  подложила  под  неё  десяток  куриных  яиц,  и  курица  ожила,  почуяв  возложенную  на  неё  ответственность.
Но,  если  для  курицы  приключение  окончилось  более-менее  благополучно,  то  с  гусятами  многое  было  не  ясно.  Оставшись  сиротами,  они  требовали  к  себе  повышенного  внимания,  которого  у  бабушки  просто  физически  не  хватало.  В  округе  водились  ястребы,  нередко  унося  зазевавшегося  цыплёнка  или  гусёнка.  За  несмышлёнышами  нужен  был  глаз  да  глаз.  Бабушка  поручила  пригляд  за  гусятами  Сашке.
Как  раз  сегодня  её  первое  дежурство.  Належавшись  в  траве  и  сочинив  новую  сказку,  Сашка  пошла  в  дом.  Бабушка,  подоив  корову,  отогнала  её  в  стадо.  На  столе  стоял  стакан  тёплого  молока  и  лежал  ломоть  душистого,  только  что  испечённого  хлеба.  Наевшись,  Сашка  пошла  осматривать  свои  владенья.  Козы,  овцы  и  корова  Манька   гуляли  в  стаде  на  дальнем  лугу.  Кошка,  выпив  свою  порцию  молока,  умывалась,  вылизывая  пушистую  шкурку.  Собака  Жмурка  лежала  у  порога,  тоже  сытая  и  довольная.
И  только  сироты-гусята  сидели,  тесно  прижавшись  друг  к  другу  на  тёплом  песке  около  пустой  сковороды.
Сашка  нарвала  листьев  одуванчиков  и  осторожно,  как  учила  бабушка,  мелко  порезала  их.  Затем  из  глиняной  крынки  достала  три  сваренных,  приготовленных  бабушкой,  яйца  и,  очистив  их,  также  покрошила  на  доске.  Смешав  одуванчики  с  яйцами,  Сашка  осторожно  насыпала  крошево  в  миску  и  поставила  перед  гусятами.  Сиротки  оживились  и,  налезая  друг  на  друга,  принялись  быстро  глотать  приготовленное  лакомство.  Достав  ковшик,  Сашка  зачерпнула  воды  из  кадушки  и  вылила  в  сковороду.  Гусята,  занятые  едой,  не  обратили  никакого  внимания  на  воду,  и  продолжали  делить  деликатес.
Для  Сашки  непонятно:  ещё  с  вечера,  зная,  что  уйдёт  утром  по  делам,  бабушка  предупредила  Сашку,  что  вода – главное  для  гусят,  они  должны  много  пить  и,  поэтому,  сковорода  должна  всегда  быть  полной  воды.  Сашка  попыталась  отогнать  гусят  к  сковороде,  но  попытки  были  напрасны.  Описав  круг,  гусята  возвращались  к  еде  вновь,  не  обращая  никакого  внимания  на  воду. Устав  от  неудачных  попыток,  Сашка  присела  на  лавку,  не  отрывая  глаз  от  гусят.  Постепенно  наевшись,  гусята  отправились  к  ближайшей  траве-мураве  и,  сыто  попискивая,  улеглись  рядком.
Сашка  недоумевала.  А  как  же  вода?  Почему  гусята  не  пьют?  Может  они  совсем  объелись  и  теперь  у  них  нет  сил  дойти  до  сковороды?  Тихонько  подойдя  к  выводку,  Сашка  осторожно  взяла  жёлтый  комочек  и  поднесла  к  сковороде.  Гусёнок  засыпал,  прикрыв   глаза.  Сашка  решительно  ткнула  носик  гусёнка  в  воду.  Тот  проснулся,  затрепыхал  крылышками  и  стал  вырываться  из  Сашкиных  рук.  Но  не  тут-то  было.  Бабушка  сказала – накормить  и  напоить!  Накормить – накормила.  Значит,  осталось  напоить.  А  затем  присмотреть.  Что  такое  присмотреть,  Сашка  не  особо поняла,  но,  наверное,  надо  смотреть  на  гусят,  чтобы  не  разбежались, да,  чтоб  их  не  унёс  ястреб.  Сашка  снова  сунула  носик  гусёнка  поглубже  в  воду.  К  своему  удивлению  Сашка  почувствовала,  что  малыш  затих.  «Напился!» -  с  облегчением  подумала  Сашка  и,  положив  гусёнка  в  траву,  пошла  за  другим…
К  бабушкиному  приходу  на  траве  лежали   десять  закупанных  гусят,  а  рядом  сидела  притихшая,  заплаканная  Сашка,  понявшая    глубину  произошедшей  трагедии.



БЕЛЕНА

Кончалось  лето. Уходящий  август  одаривал  богатым  урожаем,  и  люди  запасались  его  щедротами:  солили  огурцы  и  помидоры    пряным  посолом,  мочили  яблоки  в  больших  дубовых  кадках,  мариновали,  сушили  грибы.  Краснела  рябина.  Калина  свисала  крупными  гроздьями.  Улетали  журавли,  собираясь  в  большие  стаи;  дикие  утки  пролетали  низко  с  прощальным  криком.  Скоро  наступят  первые  заморозки,  а  там  и  холода…
Но  пока  светило  ласковое  солнце,  ещё  по-летнему  было  тепло,  и  только  тонкие  паутинки – визитки  осени  напоминали  миру,  что  лето  уходит.
Сашка  любила  это  время  перемен.  Она  помогала  бабушке  мыть  огурцы  и  яблоки,  рвала  травы  для  засолки.  А  тут  ещё  собака  Жмурка  ощенилась,  и  трое  толстеньких,  месячных  щенков,  с  удовольствием  переваливаясь  на  неокрепших  лапах,  бежали  за  Сашкой  на  луг  поиграть  и  размяться.  Выросли  цыплята,  и  молодые  петушки  показывали  птичьему  двору  свою  силу,  устраивая  настоящие  бои.  Сашка  храбро  разгоняла  драчунов,  и  сыпала  подросшей  молоди  пшено.
Неделю  назад  Сашка  подружилась  с  дочкой  агронома  Таней – худенькой,  большеглазой  и  тихой  девочкой,  так  непохожей  на  бойких  деревенских  ребят.  А  дело  было  так.  Утром,  как  всегда,  Сашка  прибежала  на  луг,  и,  лёжа  в  густой  траве,  пыталась  сосчитать  облака.  Но  белоснежные  облака  то  сливались  друг  с  другом,  то  делились  на  множество  мелких,  и  Сашка  запуталась.  Рядом  заплакала  незнакомая  птица,  и  Сашка  прислушалась.   Приподняв  голову,  она  увидела  неподалёку  девочку  в  синем  сарафане,  которая  сидела  в  траве  под  берёзой  и  тихо  плакала.
-Как  пичужка, - подумала  Сашка  и,  отряхнув  платье,  пошла  к  девочке.  Та  смотрела   испуганными  глазами,  тихо  всхлипывая.
-Ты  что  плачешь?-  спросила  Сашка.
- Б-бантик,-  дрожащим  голоском  прошептала  девочка.
-Что,  бантик? – допытывалась  Сашка.
-Там, - и  девочка  показала  на  берёзу,  на  нижнем  суку  которой виднелась  привязанная  синяя  ленточка.
-Всего-то  делов!  Надо  было  плакать! – И  Сашка  смело  полезла  на  берёзу.  Это  занятие  было  ей  не  впервой.  Сняв  ленточку,  Сашка  спрыгнула  на  землю,  но  неудачно,  напоролась  пяткой  на  обломанную  ветку.  Схватилась  за  пятку,  и  закусив  губы  до  крови,  чтобы  не  разреветься  от  боли,  Сашка  сорвала  пучок   травы,  приложила  к  ране  и  замотала  синей  ленточкой.
-Сейчас  опять  разревётся, - подумала  Сашка,  но  «пичужка»  вдруг  встала  и  протянула  руку  Сашке.
-Давай,  помогу!  И  они  вместе  дошли  до  Сашкиного  дома.
-Вот  это  да!  ПОДРУГА!
С  той  поры  завязалась  их  дружба. 
Бабушка  промыла  рану  травяным  отваром  и,  приложив  подорожник,  уложила  Сашку  в  постель.  Сашка  сама  рассказала  бабушке  о  происшествии,  бабушка  похвалила  Таню.  Рана  быстро  зажила,  а  дружба  осталась.
Сегодня  они  с  Таней  идут  собирать  цветы  и  листья  для  бабушки.  Сашка  разбиралась  в  пользе  далеко  не  всех  трав,  но  была  прилежной  ученицей.  Надо  было  набрать  тысячелистника,   белого  и  отдельно  розового,  и  наломать  веток  вяза.  Взяв  по  корзинке,  девочки  отправились  на  дальний  луг,  около  леса.  Разговорились.  Сашка  рассказала,  что  скоро  приедут  папа  и  мама  с  Люськой,  что  папа  пообещал  Сашке  подарок.  А  называется  он  «суприз»,  а  что  это  значит,  не  сказал.  А  Таня  поведала  о  своих  обидчиках,  соседских  мальчишках-близнецах,  которые  побили  её,  отобрали  ленточку-бантик  и  привязали  эту ленточку высоко к  берёзе.
-Не  бойся! – пообещала  Сашка. -Я  тебя  в  обиду  не  дам!
Таня  благодарно  улыбнулась  в  ответ.
Траву  и  ветви  собрали  скоро.  Корзинки  были  полны,  и  девочки  собрались  домой.  И  вдруг….  Сашка  увидела  большие  кустики,  что  призывно  притягивали  к  себе  яркими  маковками.  БЕЛЕНА!  Бабушка  рассказывала,  что  семена  в  маковках  обманчивы  на  вкус,  их  есть,  и  даже  нюхать  нельзя,  можно  умереть.  И  только  лучшие  травницы  знают,  как  из  дурман-травы  сделать  незаменимое  лекарство.
Сашка  встала,  как  вкопанная,  и  даже  дышать  перестала.
-Никогда  не  трогай  и  не  грызи  этого! – предупредила  Сашка  Таню,  показывая  на  белену .  –Можно  умереть.
-Умереть? – переспросила  Таня.  –Из-за  этих  цветочков?
-Это  не  цветы.  Некоторые  считают,  что  это – мак,  но  это – не  мак.  Это – белена! – Пошли!
Она  пошла  вперёд,  не  глядя  больше  на  злую  траву  и  не  видела,  как  Таня  быстро  сорвала  пучок  белены  и  сунула  в  карман  платья.
Домой  Сашка  пришла  притихшая.  Отдав  бабушке  корзинки,  наскоро  пообедав,  она  пошла  к  Тане.  Той  дома  не  оказалось.  На  столе  стоял  чугунок  с  нетронутой  картошкой  и  кружка  молока.  Слазив  на  сеновал  и  не  найдя  подруги,  удививилась  ещё  больше.  Побродив  по  заросшему  саду,  она наконец  услышала  знакомые  голоса.  Обжигаясь  о  крапиву  и  ругая  острый  осот,  Сашка  заглянула  за  отодвинутую  доску  в  заборе  и  увидела  страшное…
На  досках  сидела  Таня,  в  руках  у  неё  было  несколько  кустиков  белены.  А  напротив  сидели  соседские  мальчишки-близнецы – Танины  обидчики,  рыжие,  вихрастые  дошколята.  Выковыривая  из  граммофончиков  семена,  троица  дружно  уплетала  отраву.  У  Сашки  потемнело  в  глазах.
-Нельзя!  Плюньте! – закричала  Сашка,  пролезая  через  дыру  в  заборе.  Удивлённые  братья  враз  прекратили  поедать  сладкую  обманку,  а  Таня,  вдруг  с  потемневшими  глазами  зашипела  на  Сашку.
-Ну,  зачем  ты  пришла?  Я  хотела  сама  их  наказать!  Чтобы  никогда….
-Дура!  А  зачем  же  ты  ела  белену?
-Я?  Я  не  ела,  или  может  быть  только  чуть-чуть,  чтоб  они  подумали,  что  я  тоже…  А  ты  всё  испортила!
Сашка  стояла  столбом  и  в  голове  у  неё  крутилось:  «Разве  можно  так  наказывать  ребят?  А  если  они  взаправду  помрут?  И  Таня?  А  кто  показал  Тане  дурман-траву?  Я!  Я  виновата! 
Сашка  внезапно  разревелась  от  бессилья,  злости  на  себя,  на  Таню,  на   дурней-ребят.  За  ней  заплакала  тонко  пичужкой  Таня,  затем  и  два  громких  голоса  присоединились  к  общему  рёву…
Вечером  приехала  из  района  «скорая»  и  увезла  Таню  и  братьев  в  больницу.  Близнецов  врачи  спасли,  промыв  бессчётное  число  раз  желудок  и  подключив  их  к  «системе».  Таня  умерла,  не  доехав  до  больницы,  её  последнее  слово  было  «прости!»  Кому  адресовано  было  слово,  к  Сашке,  или  к  братьям,  осталось  непонятно.  У  Тани,  оказалось,  было  слабое  сердце...  Сашку  бабушка  в  больницу  не  отдала,  написав  расписку  врачам.  Она  была  точно  уверена,  что  Сашка  белену  не  пробовала.  У  девочки  был  сильнейший  нервный  срыв,  она  бредила,  горя  огнём  и  повторяя  одно  слово  «Нет!».  Бабушка  всю  ночь  поила  внучку  отваром  из  целебных  трав,  прикладывая  к  голове  холодное  мокрое  полотенце,  и  молилась.  К  утру  Сашка  затихла,  проспала  день, а  вечером  проснулась  вполне  здоровой.
Через  день  были  похороны  Тани.  Сашка  в  слезах  бережно  положила  на  Танины  руки  цветки  розового  тысячелистника  в  память  о  последнем  дне,  что  провели  они  вместе.  А  вдали  тоненько  плакала  неведомая  пичужка.

 

ДИВНЫЙ     КАМЕНЬ

Сашка  выбегает  в  сад,  и  босые  ноги  обжигает  холодная  роса.  Девочка  охает  и  приседает,  но  постепенно  ноги  привыкают  к  прохладе,  сердце  наполняется  живительной  силой,  и  Сашка  летит  по  росинкам,  заливаясь  смехом.  Утреннее  солнце  отражается  в  каплях,  переливается  и  брызжет  девчонке  в  глаза.  Она  закрывается  от  солнечных  зайчиков  ладошкой  и  только  сейчас  замечает,  что  стоит  посредине  цветущего  клевера  и  ромашек.  На  ладонь  важно  приземляется  лохматый  шмель,  и,  деловито  гудя,  ищет  нектар.  Сашка  осторожно  опускает  ладонь  со  шмелём  на  лепесток  ромашки  и  с  любопытством  наблюдает,  как  маленький  труженик  упорно  перебирает  лапками  и  засовывает  хоботок  в  бархатистую  желтизну  цветка.  Не  бояться  ни  пчёл,  ни  шмелей  её  научила  бабушка.
- Всё  вокруг  в  природе – живое  и  радуется  жизни, - говорила  она.
- Кусают  только  того,  кто  боится  или  хочет  навредить,  убить.  Не  бойся  никого  и  никому  не  делай  вреда,  говори  с  живым  и  живое  тебя  поймёт.
Сама  бабушка  говорила  и  с  травинкой,  и  с  птицей,  и  с  незнакомой  собакой.  И  острая  травинка  пригибалась  к  земле,  рассерженная  птица  замолкала  и  садилась  бабушке  на  плечо,  злая  собака  плелась  за  бабушкой,  преданно  заглядывая  в  глаза.  Мыши  уходили  из  дома  и  больше  не  появлялись,  а  кошки  всей  округи  любили  ластиться  у  бабушки  на  коленях.
Сельчане  бабушку  побаивались,  говорили,  что  Наталья  знает  потаённое  слово,  ведает  о  тайном.  Но  когда  в  деревне  кто-либо  серьёзно  заболевал,  к  больному  звали  не  фельдшера,  а  бабушку – травницу  и  ведунью.  Ещё  называли  бабушку  знахаркой.  Бабушка  шептала  молитвы  и  заговоры,  поила  больного  отварами  трав,  и  дело  шло  на  поправку.  Денег  за  лечение  не  брала,  а  за  её  добро  велела  подавать  нищим,  что  всегда  исполнялось.  Поэтому  в  округе  было  много  побирушек,  калек,  которых  бабушка,  обычно,  принимала,  кормила  и  укладывала  спать  в  сенках.  То  ли  молитвы  бедных  бродяг  доходили  до  Бога,  то  ли  бабушка  и  в  самом  деле  знала  тайное  слово,  но  хворь  бабушку  не  брала,  и  в  свои  шестьдесят  пять  она  была  легка  на  подъём  до  зари,  а  также  неутомима  в  работе  до  позднего  вечера.  Но  вечером  Сашку  непременно  ждала  сказка.  И  здесь  бабушка  была  мастерица.  Таких  дивных  и  мудрых  сказок  девочка  впоследствии  не  читала  ни  в  одной  книжке.  И,  только  будучи  уже  взрослой,  она  поняла,  что  бабушкины  сказки  были  древними  сказами  славянских  волхвов.
Но  в  то  раннее  утро,  проводив  трудягу-шмеля  в  дальний  полёт,  Сашка  возвращалась  из  сада  с  охапкой  луговых  ромашек,  собранных  по  бабушкиному  указу.  И  замерла,  увидев  необычную  женщину  на  крыльце.  На  незнакомке  было  синее  длинное  платье  с  широкими  рукавами-крыльями,  и  сама  женщина  была  похожа  на  хищную  птицу  с  острым  орлиным  носом-клювом  и  зоркими,  прожигающими  насквозь  глазами.  В  руках  у  неё  был  узелок  и  большая  трость-зонт.  На  нищенку  женщина  была  не  похожа.
- На  небе  ни  тучки,  зонт-то  ей  зачем? – подумала  Сашка.
Тут  на  крыльцо  вышла  бабушка,  и  внучкину  оторопь  как  ветром  сдуло.  Девочка  смело  посмотрела  женщине  в  глаза,  выдержав  жгучий  взгляд.  Забрав  у  внучки  охапку  ромашек,  бабушка  вежливо  пригласила  незнакомку  в  дом.  Сашка  присела  на  крыльце.
- Сразу  видно – твоих  кровей! – послышалось  из  приоткрытой  двери.
Дверь  прикрыли.  Подбежавшая  собака  Жмурка  позвала  маленькую  хозяйку  поиграть  и  они  наперегонки  помчались  на  луг.  Незаметно  наползли  синие  тучки,  постепенно  заполняя  небесное  пространство,  и  проливной  дождь  хлынул  на  деревню,  поливая  дома,  сад,  луг,  ручейками  сбегая  по  склонам  в  овраги.  Промокшая  насквозь  Сашка  влетела  в  сенки,  вновь  чуть  не  столкнувшись  с  выходившей  незнакомкой.  Руки  у  той  чуть  светились,  и  от  всей  её  фигуры  в  полутёмных  сенках  исходил  сиреневатый  свет.  Она  ещё  раз  посмотрела  на  Сашку  и,  оглянувшись,  вновь  произнесла:
- Твоих  кровей  будет!
Открыв  зонтик,  женщина  смело  ступила  в  льющуюся  воду.
Бабушка  сидела  на  скамейке  за  столом,  опустив  голову,  скрестив  руки.  Скинув  мокрое  платьице,  Сашка  залезла  на  печку,  осторожно  наблюдая  за  бабушкой.  Закрыв  глаза,  та  что-то  шептала,  затем,  перекрестившись,  встала  и  сказала  вслух:
- Сильна!  Очень  сильна!
Подошла  к  печке  и,  перекрестив  внучку,  опять  повторила:
- Сильна!!!  Издали  на  поклон  из  другого  города  приходила.  Почти  мне  ровня,  а  можа  и  посильнее!  Но  Тоньку  я  ей  не  отдам!
Собралась  и  ушла…
Не  поняв  из  бабушкиных  слов  и  половину,  но  учуяв  моментально  важность  происходящих  событий,  Сашка  притихла,  и,  как  бывало  в  такие  часы,  приняла  на  себя  роль  хозяйки.  Насыпала  курам,  отыскала  картошку  в  чугунке  и  поела  сама.  Смеркалось.  Дождь  перестал,  и  солнце  напоследок  послало  из-за  туч  тёплые  лучи,  согревая  промокшую  землю.  Корова  замычала  у  ворот,  оповещая  о  своём  возвращении.  Сашка  кинулась  загонять  Маньку,  угощая  её  солёной  корочкой  хлеба.  Корова  мягкими  губами   осторожно  брала  угощение  из  Сашкиных  рук,  кивая  головой,  поддакивая  ласковым  словам  маленькой  хозяюшки.  Вскоре  пришла  соседка – баба  Варя,  подоила  корову,  процедила  и  разлила  тёплое  парное  молоко  по  крынкам.  Когда-то  давно,  когда  Сашка  была  очень  маленькая,  бабушка  вылечила  бабы  Вариного  внука – Петьку,  ровесника  Сашки.  С  той  поры  соседка  помогала  бабушке,  чем  только  могла.
Бабушка  пришла  почти  ночью,  заляпанная  грязью,  перепачканная  глиной.  В  руке  у  неё  был  узелок.  Опустив  драгоценную  ношу  на  стол,  она  аккуратно  переоделась,  выбросив  грязную  одежду  за  дверь.  Подозвав  Сашку,  она  развернула  узелок,  где  одиноко  лежал  серый,  грязный,  маленький  камень.
- Вот,  Саша,  запоминай,  это – див-камень,  даётся  только  в  дождь  и  только  человеку  с  хорошими  мыслями.  За  шесть  вёрст  ходила,  думала  не  найду!  А  он  как  мне  нужен!  Не  всегда  и  заговор  помогает  его  найти.  Но  сегодня – мне удача.  Потрогай,  поговори  с  ним…
Сашка  осторожно  прикоснулась  к  серому,  невзрачному  камешку  и  почувствовала,  как  задрожал  малыш,  и  от  него  повеяло  теплом  и  спокойствием.
- Чувствуешь,  как  дышит?  Откликается,  здоровается  с  тобой.  Но  ничего  у  него  не  проси  пустяшного,  зазря.  Это – див-камень  и  он  исполняет  великие  желания…
С  этими  словами  бабушка  омыла  камешек  водой,  положила  в  стакан,  налила  святой  воды  и  стала  читать  заговор.  Сашка  сидела  рядом  и,  не  отрываясь,  смотрела,  как  камень  постепенно  покрывается  пузырьками,  которые  отрывались  и  уходили  вверх.  Вскоре  весь  стакан  был  пронизан  бурлящими  воздушными  капельками.  Они  догоняли  друг  друга,  образуя  нити,  которые  сплетаясь  между  собой,  образовывали  удивительные  кружева.  Глаза  Сашки  слипались,  но  девочка  чётко  увидела  в  стакане  родное  лицо  и  улыбку  отца,  и  широко  улыбнулась  в  ответ…
На  следующий  день  Сашка  проснулась  на  своей  кровати,  когда  солнце  было  уже  высоко.  Бабушки  в  хате  не  было.  Не  было  её  и  на  улице.  Управившись  с  выставленным  на  стол  завтраком,  девочка  отправилась  осматривать  хозяйство.  Но  в  догляде  оно  не  нуждалось – бабушка,  как  всегда  позаботилась  о  живности.  От  нечего  делать  Сашка  встала  у  плетня,  любуясь  лугом,  пестревшим  всеми  цветами  радуги.
Невдалеке  двое  соседских  ребят  с  трудом  тянули  упирающуюся  козу,  ругая  несносными  словами  животное  и  друг  друга.  Сашка  не  утерпела  и  побежала  на  выручку.
- Чего  ругаетесь?  Это  же – коза!  Она  живая,  с  ней  говорить  надо!
Ребята  рассмеялись  и,  держась  за  животы,  умирали  от  хохота:
- Коза  в  школе  не  училась,  она  людского  языка  не  разумеет…
Как  с  ней  говорить-то?  На  козьем  что  ли?
И  снова  сгибались  в  три  погибели  от  смеха.
Сашка,  осуждающе  посмотрев  на  неразумных  ребят,  спокойно  отобрала  у  младшего  колышек  с  верёвкой,  подошла  к  упрямой  козе  и  тихо  сказала:
- Ну  они,  конечно,  дурни,  но  ты-то  не  будь  схожа  с  ними.  Тебя  ведь  на  луг  ведут,  а  там  трава  вкусная,  сочная,  гуляй,  сколько  хочешь!  На,  попробуй!
Сашка  сорвала  пучок  травы  с  обочины,  протянула  козе.  Та,  недоверчиво  взглянув  на  девочку,  потянулась  к  траве  и  мелкими  шажками  посеменила  за  лакомством.  Мальчишки,  враз  прекратив  смех  и,  разинув  рты,  посмотрели  друг  на  дружку  и  побежали  за  козой.  В  таком  построении  Сашка  довела  процессию  до  луга,  вбила  колышек  и  побежала  домой,  оставив  ребят  в  полном  недоумении.
На  завалинке  сидела  бабушка  с  письмом  от  отца  с  мамой.  В  него  была  вложена  фотография,  а  на  ней – улыбающийся  отец,  точь  в  точь  похожий  на  того,  в  стакане  с  пузырьками…
Бабушка  уходила  по  утрам  ещё  несколько  дней,  а  через  неделю  она  доверительно  сообщила  Сашке:
- А  Тоню  я  спасла.
Вскоре  не  только  в  деревне,  но  и  на  дальних  выселках  прошёл  слух,  что  поражённая  неведомой  болезнью  Тоня  Хохлова,  лежащая  без  движения  почти  год,  вдруг  стала  поправляться,  а  спустя  три  месяца  встала  и  стала  хлопотать  по  дому  к  великой  радости  мужа,  на  руках  у  которого  было  трое  маленьких  детей.  К  ноябрю  он  заколол  кабанчика  и  принёс  бабушке  в  награду  за  лечение,  но  только  маленький  кусочек  остался  в  доме  бабушки,  остальные  она  раздала  нищим  и  соседям. 



КУКЛА

Незаметно  пришла  серая  осень  с  моросящими  дождями,  с  заморозками  по  утрам.  Облетели  последние  листья.  Сидя  на  подоконнике,  Сашка  смотрела  на  пустой  двор,  кутаясь  в  старую  бабушкину  кофту.  По  стеклу  стекали  капли  дождя,  и  у  Сашки  на  душе  неуютно  и  пасмурно.
В  один  из  таких  дней  постучал  почтальон,  принёс  телеграмму.  Бабушка  развернула  её  и  радостно  воскликнула:
- Внучка!  Едут  родители  твои!  Завтра  утречком  как  раз  тут  будут.
Сашку  ветром  сдуло  с  подоконника.  Подбежав  к  бабушке,  она  схватила  кусок  белой  бумаги,  улыбнулась  и  нежно  прижала  его  к  груди.  Сердце  стучало  громко  и  быстро:
- Е-дут,  е-дут!
К  вечеру  в  избе  было  чисто  и  нарядно.  Добела  выскоблен  деревянный  пол  и  покрыт  самовязками-половиками,  высоко  взбита  перина  на  кровати,  и  поверх  стопки  выстеганных  одеял  важно  лежало  покрывало  с  подзором,  а  по  бокам  высились  горки  подушек;  на  окнах  красовались  новые  занавески.  В  печке  томились  куриные  щи,  каравай  хлеба,  булочки,  а  также  знаменитая  бабушкина  тыквенная  каша.
Сашка  принимала  в  уборке  самое  деятельное  участие:  подметала,  мыла,  месила  тесто.  Да  и  немаленькая  уже,  шестой  год,  скоро  в  школу,  стыдно  быть  неумехой.
Уже  поздно  вечером  изрядно  уставшую  Сашку  бабушка  уложила  спать  на  печке.  Спрятав  под  подушку  телеграмму,  она,  крепко  закрыв  глаза,  старалась  представить,  какая  теперь  сестра  Люська  и  какой  «суприз»  обещал  ей  отец.  На  ум  ничего  не  пришло,  и  незаметно  для  себя  Сашка  уснула.
Проснулась  она  от  восхитительного  запаха  блинов.  Разрумянившаяся  бабушка  хлопотала  у  печки,  ловко  переворачивая  блины – каравайцы.  На  столе  горками  в  блюдцах,  смазанные  растопленным  маслом,  высилось  великолепное  лакомство,  а  рядом  стояли  миски  со  сметаной  и  мёдом.  Горделиво  попыхивал  самовар,  приглашая  к  столу.
Бабушка,  увидев,  что  Сашка  проснулась,  сказала:
- Уже  поехал  твой  крёстный  до  станции.  С  минутки  на  минутку  будут!
Крёстный – дядя  Коля,  муж  тёти  Нины – бабушкиной  дочери.  Жили  они  в  соседней  деревне..  И  теперь  он  везёт  папку  с  мамой  и  Люськой,  а  Сашка  лежит  неприбранная.  Девочка  быстро  умылась,  оделась  в  лучшее,  приготовленное  бабушкой  бархатное  платье,  присланное  отцом  ко  дню  рождения,  и  чинная,  в  руках  с  телеграммой,  села  к  столу.  Бабушка  ласково  пригладила  и  расчесала  Сашкины  волосы,  заплела  их  в  две  толстые  косы,  вплела  ленты  под  цвет  платья.  Отошла,  полюбовалась  внучкой.  Вот  и  хорошо!  Ладненькая  Сашка  растёт.
За  окном  заржал  Буланко.
- Приехали! – послышался  голос  дяди.  И,  наконец,  на  пороге,  сильно  пригибаясь  под  притолокой  и  улыбаясь,  появился  отец  в  парадной  военной  форме,  высокий,  подтянутый.  Сашка  бросилась  к  нему,  опередив  бабушку,  влетела  в  сильные  руки  отца  и  оказалась  в  крепких  объятиях.  Обняв  отца  за  шею,  Сашка  неожиданно  для  себя  почувствовала,  как  скатились  из  глаз  слезинки.  Смущаясь  и  отворачивая  голову,  она  целовала  папку  в  щёку,  сильнее  прижимаясь  к  нему.
- Ну,  что  ты,  дочка?  Здравствуй!  Ну  и  выросла  ты! – гудел  отец.
Подоспевшая  бабушка  перекрестила  его  и  входившую  невестку  со  второй  дочерью,  расцеловала  их.  Поставив  Люську  на  пол,  стала  снимать  с  неё  многочисленные  одёжки,  охая  и  причитая  при  этом.
Наконец,  багаж  был  внесён,  Буланко  распряжён  и  накормлен.  Сашка  сидела  на  отцовских  коленях,  обнимая  его  одной  рукой,  а  второю  рукой  мать,  присевшую  рядом.  Самые  счастливые  минуты!  Тётя  Нина  занялась  Люськой,  а  бабушка  повела  сына  с  невесткой  в  натопленную  с  утра  баню.
Сашка  подошла  к  Люське.  Это  была  двухлетняя  девочка  удивительно  похожая  на  отца,  такая  же  чёрненькая,  с  яркими  небесными  глазами.
- Саша,  займись  сестрёнкой,  я  соберу  на  стол, - сказала  тётя  Нина,  ставя  малышку  на  пол.
Сашка  протянула  руку.  Люська  тут  же  убрала  руки  за  спину,  исподлобья  глядя  на  сестру.  Тогда  Сашка  зашла  за  спину  малышки,  взяла  ту  за  руку  и,  уговаривая,  попыталась  повести  за  собой  в  уголок,  где  на  сундуке  стояли  её  игрушки:  два  резиновых  солдата,  самодельная  кукла  и  разноцветные  пуговицы  в  жестяной  коробке.  Люська  упёрлась,  подтянула  к  себе  Сашкину  руку  и  сильно  укусила  её  за  палец.  От  неожиданности  Сашка  присела,  зажмурила  глаза  от  боли  и  выпустила  ручку  Люськи.  Та,  потеряв  равновесие,  не  удержалась  на  ногах,  упала.  Рёв  у  Люськи  такой,  как  будто  её  обдали  кипятком.  Наверное,  её  слышно  было  на  другом  конце  деревни.
К  ней  бежали  бабушка,  тётя  Нина,  дядя  Коля.  В  конуре  завыла  Жмурка,  на  дворе  заржал  Буланко.  Позади  спешила  мать  в  наспех  застёгнутом  халате.  Люська  лежала,  колотя  руками,  ногами  по  полу  и  ревела  громче  и  громче.  Перепуганная  Сашка  на  всякий  случай  отошла  подальше,  выходя  из  обзора  крикуньи.  И,  как  только  Люська  перестала  видеть  Сашку,  рёв  внезапно  прекратился.  Подоспевшая  мама  схватила  её  на  руки,  строго  посмотрела  на  Сашку  и  вышла  за  дверь.  Ни  бабушка,  ни  тётя  Нина  не  могли  добиться  от  Сашки  никаких  объяснений.  Она  стояла  онемевшая,  с  указательного  пальца  стекала  кровь.  Бабушка  вскоре  сама  поняла,  что  произошло,  обработала  ранку,  приложила  целебную  травку,  завязала  тряпочкой  и  вышла  в  сенки.
Сашка,  присмирев,  села  на  лавку.  Аппетит  пропал.  Ни  придвинутая  горка  каравайцев,  ни  пахучий  мёд,  ни  улыбающийся  отец  не  могли  утешить.  Собравшиеся  нахваливали  угощение,  бабушкины  щи  да  кашу,  и,  даже  Люська  быстро  уминала  Сашкино  любимое  лакомство – блины.
Застолье  закончилось,  отец,  открыв  чемодан,  стал  раздавать  подарки.  Бабушка  получила  шерстяную,  с  красивыми  узорами  шаль;  тётя  Нина – туфли,  дядя  Коля – заграничный  полушубок.  Отец  достал  очередной  красивый  пакет,  вынул  из  него  большую  коробку.
- Это – сюрприз,  который  я  обещал  дочке  Саше!
Сашка  замерла,  даже  дышать  перестала.  Отец  подошёл  к  ней  и  повернул  коробку.  Через  целлофановую  плёнку  на  Сашку  смотрела  настоящая,  большая,  с  голубыми  глазами  кукла.  Девочка  смотрела  на  чудесный  подарок,  боясь  поверить  в  реальность  происходящего.
- Это  мне? – только  и  смогла  вымолвить  Сашка.
- Конечно,  тебе! – отец  распаковал  коробку  и  поставил  куклу.  Она  стояла  сама  и  была  ещё  красивее,  чем  в  коробке.  Одетая  в  цветной  костюм,  в  синих  башмачках  и  ярких  бантиках  в  косах,  кукла  чем-то  неуловимо  походила  на  Сашку.  Отец  взял  куклу  за  руку,  и  кукла  сама  пошла,  переставляя  ножки.  Затем  отец  положил  куклу,  и  та  уснула,  закрыв  глаза.  Отец  снова  поднял  её,  и  кукла  сказала  «МА – МА!».
Сашка – на  седьмом  небе  от  счастья!  Такого  чуда  у  неё  не  было.  Крепко  прижав  куклу,  с  благодарностью  посмотрела  на  отца  и,  сказав  «спасибо»,  убежала  на  свой  сундук.
К  вечеру  пришли  гости.  Они  крепко  жали  руку  отца,  обнимались,  садились  к  столу,  вспоминали  прошлое,  спрашивали  о  настоящем.  Женщины  рассматривали    нарядное  платье  Сашкиной  мамы,  восхищались  её  причёской,  нянчились  с  Люськой.  Сестрёнка  хохотала,  принимала  угощение,  что-то  лепетала  по-своему. 
Но  ничего  этого  не  видела  Сашка.  Лучшая  в  мире  кукла  лежала  у  неё  на  руках  и  спала,  закрыв  глаза.  Или  шла  вместе  с  ней,  неторопливо  переставляя  ножки.  Сашка  могла  бы  играть  с  куклой  до  утра,  но  сон  в  конце  концов  сморил  её.
Проводив  друзей,  отец  нежно  погладил  уснувшую  на  сундуке  дочку  и  переложил  Сашку  на  постель,  положив  куклу  рядом  на  лавку.
Утро  следующего  дня  было  туманным,  серым,  дождь  лил,  не  переставая.  Лёжа  в  постели,  ещё  с  закрытыми  глазами,  Сашка  вспомнила,  что  вчера  отец  ей  подарил  куклу.  Рывком  встала,  оглянулась.  Куклы  рядом  не  было.  Ни  родителей,  ни  бабушки.  Озадаченная  Сашка  вышла  в  сенки.  Тётя  Нина  вышла  из  противоположной  двери,  спросив:
- Где  же  Люська?  Оставила  на  минутку,  и  уже  нет.
Сашка  пожала  плечами.  И  тут  раздалось  «МА-МА!».  Звук  исходил  от  кладовочки,  что  находилась  в  сенках.  Сашка  открыла  дверцу  и  замерла  на  пороге.  Люська  самозабвенно,  не  обращая  ни  на  кого  внимания,  копалась  в  куклиной  голове,  причмокивая  губами.  Рядом  лежал  порванный  наряд,  синие  шарики-глаза  и  оторванная  рука.  У  Сашки  потемнело  в  глазах,  ноги  стали  ватными.  Как  будто  через  плотную  дверь  она  услышала  испуганный  крик  тёти  Нины.  Сашка  сползла  вниз  и  стала  терять  сознание.  И  тут  же,  сквозь  пелену,  услышала  душераздирающий  вой,  способный  поднять  на  ноги  даже  умирающего.  Сашка  уже  знала,  что  так  плачет  Люська…
К  вечеру  отец  починил  куклу.  Мать  заштопала  костюм  и  заново  нарядила  игрушку.  Но  кукла  не  смогла  закрывать  глаза  и  произносить  «МА-МА».
Вопреки  протестам  и  уговорам  жалостливой  матери,  отец  впервые  наказал  малышку,  поставив  Люську  в  угол.  Проревев  час,  она  успокоилась  и  только  всхлипывала,  показывая  взрослым  их  несправедливость.  Сашка  первая  подошла  к  сестрёнке  и  протянула  руку.  Неожиданно  для  всех  Люська  неуверенно  протянула  свою,  и  две  сестрёнки,  две  родные  кровинки,  пошли  к  сундуку,  где  сидела  лучшая  в  мире  кукла.
 


УРОК    ЛЮБВИ

Сашка  проснулась  в  темноте  и  снова  закрыла  глаза.  Пахло  старым,  прелым  сеном,  ломкие  травинки  лезли  в  нос,  щекотали  щёки.  Сашка  рывком  приподнялась  и  чихнула.    Сколько  же  времени  она  здесь?  Холодно,  ни  накидки,  ни  одеяльца  нет,  да  и  быть  не  должно,  про  старый,  покосившийся  сарай  на  отшибе  села  и  не  помнит  никто.
Сашка  посмотрела  в  узкое  оконце  наверху,  вставал  сумрачный  осенний  рассвет.  Конец  октября,  по  утрам  уже  бывают  заморозки.  Девочка  поёжилась,  натянула  на  голые  коленки  подол  платьишка,  и  зарылась  поглубже  в  сено.  Да,  поиграла!  Спряталась,  так  спряталась!  Теперь  никто  и  никогда  не  найдёт!
Сашка  всхлипнула,  жалея  себя,  но  тут  же  утёрла  слёзы.  Чего  плакать,  если  слезами  горю  не  поможешь!  Надо  думать,  как  выйти  отсюда.  А  для  начала  бы – согреться.  Она  сложила  ладони  лодочкой,  потёрла  их  друг  о  дружку,  закрыла  глаза  и  наложила  на  них  тёплые  ладони.  И  тут  же  представила  себя,  как  учила  бабушка,  рядом  с  большим,  полыхающим  костром.  Она,  словно  наяву,  ясно  увидела  подёрнутые  золой,  ярко  горящие  сучья.  Ветерок  подул  в  Сашкину  сторону,  и  горячее  дыхание  огня  обдало  девочку  с  головой.  Тепло  и  нега  разлились  по  телу.  Девчушка  перестала  дрожать,  крепко  закрепив  в  мозгу  образ  весёлого  костра.
- Пошли  со  мной, - попросила  Сашка.
Костерок  прыгнул  в  протянутую  ладошку,  даря  искорки  доброты.
- Теперь  не  замёрзну, - улыбнулась  девочка.
Сашка  вспомнила  череду  недавних  событий.  А  началось  с  того,  что  бабушка  ушла  лечить  в  дальнее  село  тяжёлого  больного.  Случай  был  редкий – у  молодого  мужчины  внезапно  начались  непонятные  припадки.  За  неделю  крепкий  молодец  постарел  на  двадцать  лет,  слёг  и  готовился  предстать  перед  Всевышним.
Бабушка  будто  ждала  кого-то  накануне,  не  выходя  из  дому  и  поминутно  заглядывая  в  окно.  Увидев  заплаканную  женщину,  бежавшую  по  двору,  бабушка  как-то  легко  вздохнула  и  сама  открыла  ей  дверь.  Тут  же  стала  собираться,  кивая  причитаниям  убитой  горем  жены.  Отвела  Сашку  к  соседке  бабе  Варе,  договорилась,  что  внучка  поживёт  у  неё  три  дня.  Затем  перекрестилась  и  отправилась  с  женщиной  в  путь.
Бабкины  внуки – Петька  и  Васька,  давние  неприятели  Сашки,  увидев  в  избе  присевшую  на  лавку  «ведьмачку»,  спрыгнули  с  печки  и,  дурачась  стали  дразнить  девчонку:
- Саша,  Саша – ведьма  наша!
Баба  Варя,  отхлестав  ребят  полотенцем,  загнала  их  за  стол.  Туда  же  усадила  и  Сашку.  Накормила  троицу  вкусной,  пшённой  кашей,  и,  наказав  не  донимать  девочку,  отправилась  по  делам.
Наказа  хватило  ровно  на  пять  минут.  А  ещё  через  десять – изба  ходила  ходуном.  Ребята  прыгали  с  печки  на  лавку,  ловко  залезая  обратно,  гонялись  друг  за  другом,  кидались  кружками,  ложками  и,  даже,  старым  ухватом.  Сашка,  широко  раскрыв  глаза,  глядела  на  дикие  пляски  несостоявшихся  половцев,  не  понимая,  зачем  ребятам  нужен  этот  раскардак.  Устав  от  грохота  падающей  посуды,  девочка  воскликнула:
- Глаза  бы  мои  не  глядели  на  вас!  Вы  почему  такие  дикари?
Мальчишки  удивлённо  посмотрели  друг  на  друга.  Не  обнаружив  явных  признаков  собственной  неотёсанности,  они  вдруг  обступили  Сашку  и  заговорщицки  зашептали:
- А  вот  и  не  смотри!  А  вот  исчезни!  Нас  и  не  увидишь!  Сидишь  тут,  мешаешь  только…  Ведьма!  Бабка  твоя – тоже! 
Сашка  затаилась.  Сжав  губы,  чтобы  не  разреветься  от  несправедливости,  она  опустила  голову.  Бабушка  учила  её  не  обижаться  на  слово  «ведьма»,  люди  порой  сами  не  знают,  что  говорят.
- Ведьма – от  слова  «ведать»! – говорила  бабушка.
- Что  ж  плохого  знать  чуть  больше  других?  Ведать  мир  явный  и  мир  тайный!
Но  проделки  ребят  превзошли  отмеренные  Сашкой  пределы  терпения.  Девочка  вскинула  голову  и,  сверкнув  глазами,  произнесла:
- Думаете,  не  исчезну?  А  вот  посмотрим!  Только – условие!  Если  я  исчезну,  вы  никогда  не  будете  обзывать  бабушку.  Она  знает,  как  вы  её  называете,  но  не  обращает  внимания.  А  мне – обидно!  Она  вашу  козу  вылечила,  бабу  Варю – тоже!  А  тебе,  Петька,  маленькому  «детский  огник»  заговаривала.  А  вы…
Нащупав  рукой  в  углу  веник,  Сашка  ловко  закинула  его  за  головы  ребят,  быстро  приговаривая:
-Чёт – нечёт,  река  течёт,
Здесь  была,  да  не  спала,
Отсюда  уйду – к  земле  припаду,
Не  стой  на  пути,  меня  не  найти!
Братья  бросились  к  венику  с  решимостью  отхлопать  им  ненавистную  девчонку,  но,  когда  повернулись,  Сашки  не  было.
Стремглав    проскочив  сенки,  она  вылетела  на  задний  двор,  и  в  чём  была,  побежала  в  конец  села,  к  старому  сараю,  еле  заметному  сквозь  пелену  моросящего  дождя.  Ноги  скользили,  и  девочка  чудом  не  упала.  Приподняла  щеколду  на  двери,  влетела  вовнутрь  и  бросилась  в  стог  прелого  сена.  Слёзы  так  и  брызнули  у  неё  из  глаз.  От  обиды  зажгло  сердце,  хотелось  разреветься  в  голос.  Неожиданно  порыв  сильного  ветра  хлопнул  дверью.  Приподнятая  щеколда  опустилась  вниз,  отрезав  обратный  путь  беглянке…


Сашка  упрямо  мотнула  головой,  разгоняя  воспоминания,  и  принялась  считать.  По  её  подсчётам  выходило,  что  здесь  она  второй  день.  Она  представила,  какой  переполох  вызвала  своим  отсутствием  в  селе,  как  её  ищут.  Надо  дать  знать,  где  она.  Девочка  подбежала  к  двери,  забарабанила  в  старые,  но  крепкие  доски,  затем  прислушалась.  Снаружи – только  шум  дождя  и  заунывный  вой  ветра.  В  щёлку  над  потемневшей  дверью  полилась  вода  и  Сашка,  подставив  ладошки,  напилась  и  умылась.  Вода  освежила  девочку  и  придала  новые  силы,  заставила  позабыть  былые  распри.  Сашка  отходчива,  зло  забывала  быстро,  планов  мести  в  голове  не  вынашивала.  Сейчас  ей  даже  жалко  тех  ребят,  она  представила,  как  они  удивились  её  исчезновению  и  вместе  со  взрослыми  теперь  ищут  её  и  переживают.
Но  Сашкин  поток  мыслей  был  далёк  от  действительности  событий,  зря  надеялась  она  на  благородство  соседских  мальчишек.  Удачно  избавившись  от  девчонки,  ребята  убрались  в  избе  и  отправились  спать.  Баба  Варя  пришла  поздно  и,  увидав  спящих  на  кровати  внуков,  заглянула  на  печку.  Обнаружив  пару  набросанных  одеял,  впотьмах  решила,  что  там  почивает  Сашка.  Потому  постелила  себе  на  сундуке  и  уснула  крепким  сном.
С  утра  подоила  коров – свою  и  Натальину,  покормила  кур  и  скотину,  растопила  печку,  приготовила  троице  завтрак… Да  мало  ли  дел  у  хозяйки  в  деревне!  Только  к  обеду,  освободившись  от  забот,  она  вспомнила  о  Сашке.  Ребята,  подозрительно  притихшие  и  странно  послушные  (вот  ведь  как  влияет  девочка  на  отбившихся  от  рук  неслухов!),  охотно  сообщили  бабушке,  что  Сашка  отлучилась  на  минутку  и  скоро  придёт.  Но  тут  прибежала  дальняя  родственница  с  доброй  вестью,  что  вернулся  сын  из  армии,  да  не  один,  а  с  женой,  и  баба  Варя,  выставив  ребятам  на  стол  чугунок  щей,  умчалась  к  родне  рассматривать  невестку.  Пришла  она  разрумянившаяся,  весёлая  от  застолья.  Мальчишки,  приложив  пальчики  к  губам,  сообщили,  что  Сашка  уже  спит,  и  снова  баба  Варя  мирно  улеглась  на  свой  сундук.  Только  утром  она  вспомнила,  что  не  видит  девчонку  второй  день.  Кинулась  искать  пропажу,  но  та,  словно  в  воду  канула.  Стала  тормошить  ребят,  но  те  пожимали  плечами,  отнекиваясь. 
Почуяв  недоброе,  баба  Варя  сбегала  за  роднёй  и  соседями.  Начались  поиски  непонятно  куда  подевавшейся  соседской  внучки.  Были  осмотрены  подполы,  ямы,  колодцы,  ближайшие  строения.  Облазили  чердаки,  сеновалы.  Здоровые  парни  прочесали  в  дождь  бреднем  реку  Шуйку.  К  вечеру  председатель  колхоза  сообщил  о  пропаже  в  район.  Про  маленький  старый  сарай  на  краю  села,  когда-то,  в  незапамятные  времена  набитый  сеном,  не  вспомнил  никто…


Сашка  продрогла  до  костей.  Не  помогал  ни  живой  костёр,  ни  яркий  светлячок  на  груди.  Девочку  бил  озноб,  хотелось  нестерпимо  есть.  Было  страшно  и  одиноко.    Сашка  пребывала  в  забытье,  иногда  открывая  глаза.  Она  чувствовала,  что  бабушка  торопится  к  ней,  что  бежит  на  выручку,  но  нить  мыслей  вновь  обрывалась,  и  Сашка  падала  в  темноту.  Тепло  постепенно  покидало  её  маленькое  тело,  и  только  глубоко  внутри,  в  самом  сердце,  горел  огонёк-звёздочка  и  жило  неукротимое  желание  жить.  Пленница  торопила  бабушку  и  вновь  проваливалась  в  бездну…


Наталья,  не  разбирая  дороги,  в  полной  темноте,  бежала  под  непрекращающимся  дождём  к  селу,  проваливаясь  по  колено  в  залитые  водой  ямы,  скользя  по  раскисшей  дороге.  Она  знала,  что  Сашка  попала  в  беду  и,  не  переставая,  читала  оберег-заговор  для  внучки.  Первые  нотки  несчастья  она  почувствовала  на  второй  день,  но  прекратить  лечение  не  могла,  иначе  одержимого  мужчину  ждал  печальный  исход,  и  не  один  целитель  не  смог  бы  помочь  ему.
Мысленным  взором  окинув  деревню,  она  уже  знала,  что  внучка  находится  на  краю  селения,  в  маленьком  помещении,  доверху  набитом  чем-то  мягким  и  одновременно  колючим.  Ноги  сами  несли  её  в  нужном  направлении.  Ещё  издали  она  увидела  маленькую  точку,  зовущую  к  себе.  Присмотревшись  сквозь  завесу  дождя  повнимательней,  Наталья  вспомнила  про  старый  сарай.  Он  стоял  рядом  с  лесом  вдалеке  от  села,  ненужный  и  всеми  забытый.  Этой  тропой  к  лесу  никто  не  ходил,  и  только  она,  обучая  Сашку,  водила  внучку  на  заре  за  травами  в  этот  уголок.  Здесь  рос  небывалой  силы  зверобой,  а  рядом  с  ветхим  строением,  почти  закрывая  его,  буйно  цвёл  золототысячник.
Наталья  увидела  мечущиеся  в  деревне  огни,  мимо  пронёсся  милицейский  «УАЗИК»  и,  обдав  бабушку  липкой  грязью,  резко  затормозил.  Выпрыгнул  председатель,  подхватил  обессилившую  Наталью  под  руки.  Следом  выскочил  милиционер  с  огромной  собакой.  Бабушка  покачала  головой,  подумав:
- Собаку-то  зачем?  Под  таким  дождём  даже  самый  умный  пёс  не  отыщет  след  пропавшей  внучки.
- К  сараю!  Скорее! – выдохнула  бабушка.
Председатель  замешкался,  не  понимая,  о  чём  говорит  Наталья,  сараев  много,  и  они  обследованы  самым  тщательным  образом  не  один  раз.  И  только,  проследив  за  взглядом  усталой  старушки,  он  хлопнул  себя  по  лбу  и  вместе  с  милиционером  побежал  к  почти  невидимой  точке.
Первым  подбежал  к  запертой  обители  пёс  и,  скуля  и  повизгивая,  стал  царапаться  в  мокрую  и  скользкую  дверь  сарая.  Милиционер  нащупал  разбухшую  щеколду,  и  с  трудом  распахнул  непослушную  дверцу…


Сашка  плыла  высоко  на  облаке  и  сверху  видела  деревню,  как  на  ладони.  Но  большое  облако  вдруг  стало  колючим  и  холодным  и  превратилось  в  чёрную  тучу.
- З-замор-рочу! – пригрозила  туча.
- З-зачем? – робко  спросила  Сашка.
- З-заледеню,  з-застужу!
- З-зарок  дала  исчезнуть? – допытывалась  злодейка.
- З-зябко, - пожаловалась  девочка.
- Зарю  жди.  Она  решит! – закончила  злая  пересмешница.
Сашка  увидела  красавицу  Зарю,  от  которой  исходил  золотистый  цвет,  и  подставила  лицо  под  живительные  потоки.  Горячий  свет  упал  на  её  шею,  залил  грудь…


Собака,  раскопав  Сашку  в  прелом  сене,  лизала  её  лицо,  шею,  обдавая  теплом  своего  дыхания,  горячей,  воскрешающей  влагой,  приводя  почти  замёрзшую  девочку  в  чувство.  Сашка  с  трудом  разлепила  веки,  и  радостный  лай  раздался  под  низкими  сводами  промокшего  насквозь  сарая.  Бабушка  кинулась  к  внучке,  произнося  одно  только  слово:
- Жива!  Жива!...


Сашка  пролежала  в  районной  больнице  почти  неделю.  Доктора  были  немало  удивлены,  что  проведшая  три  дня  на  холоде  голодная  девочка  не  получила  даже  воспаления  лёгких.  Лёгкий  насморк  прошёл  на  второй  день.  Ещё  три  дня  ушло  на  полное  обследование  девочки.  Случай  был  неординарный – Сашка  была  абсолютно  здорова!  В  конце  недели  счастливая  бабушка  забрала  внучку.
Баба  Варя  искренне  просила  у  бабушки  прощения,  но  та  не  сердилась  на  неё,  сказав:
- Чему  надо  случиться – не  обойдёшь!  Можно  лишь  немного  смягчить,  но  не  уйти…  А,  ежели  уйдёшь,  беда  придёт  в  другой  раз,  да  похлеще,  да  позаковырестей!
Поняла  ли  соседка – баба  Варя  ту  фразу?
Братья  приходили  мириться,  долго,  шмыгая  носами,  просили  прощения.  Сашка  подала  им  руку  в  знак  примирения.  Отец  ребят  наколол  бабушке  целую  поленицу  дров,  подновил  ворота  и,  уходя,  сказал:
- Прости  уж,  бабка  Наталья  моих  олухов.  Растут  без  материнского  тепла,  а  бабке  некогда,  вся  в  заботах.
  Бабушка  знала  о  семейном  горе  соседей.  Мать  ребят  померла  при  родах  младшенького,  отец  же  постоянно  был  в  отлучке – работал  в  городе…
Бабушка  никого  не  винила  в  случившемся,  и  только  Сашке  тихонько  сказала:
- Запомни,  внучка!  Никогда  не  сердись  на  людей  за  их  слабости.  Как  ты  отнеслась  к  мальчишкам,  а,  значит,  к  миру,  так  и  мир  отнёсся  к  тебе.  Ты  обиделась,  что  ребятки  тебя  ведьмачкой  обозвали.  Но  это  по  их  глупости.  А  ты  заговор  об  отречении  ещё  в  сердцах  прочитала.  Вот  мир  и  обиделся  на  тебя,  отрёкся.  А  щеколда – это  лишь  рычажок,  с  помощью  которого  мир  и  оградил  тебя  от  людей.  Не  тебе  людей  судить,  на  то  Бог  есть.  А,  ежели,  не  знаешь,  как  поступить,  отдавай  дело  во  власть  Божию.  Он  рассудит.
Мудрая,  милая  бабушка!  Как  много  раз  позже  пригодились  Сашке  твои  наставления.  Эти  простые,  добрые  слова  протянули  ниточки  любви  к  миру,  научили  любить  людей  чистой,  искренней  и  вечной,  как  мир,  солнечной  и  неугасимой,  вселенской  ЛЮБОВЬЮ!
 


ЖУРКА

Первый  снег  выпал  на  праздник  Михаила  Архангела.  Тёплым,  пушистым  ковром  покрыл  ещё  мокрую  землю,  окутал  белыми  шалями  деревья,  изгороди,  крыши  домов.  Ночью  ударил  мороз,  ледяным  панцирем  придавив  снежное  покрывало.
Бабушка  встала  рано  и,  выйдя  на  крыльцо,  ахнула.  На  кристально  чистом  одеянии  ясно  виднелись  следы  ног  большой  птицы.  Неровные  отметины  вели  к  овину  и  обрывались  у  соломенной  кучи.  Подошедшая  бабушка  осторожно  заглянула  в  прореху  на  снежном  холмике  и  ахнула  во  второй  раз.  На  неё  настороженно  смотрели  жёлтые  глаза,  острый  длинный  клюв  торчал  наружу.
- Ах,  беда! – запричитала  бабушка.
- Это  же  журавлик – первогодок!
Усталая  птица,  доковыляв  до  стожка,  спряталась  в  укрытии,  дрожа  несчастным  серым  тельцем.  Ближайшая  стоянка  журавлей  летом  была  километра  за  три,  в  пойме  реки.  Значит,  бедный  Журка  добирался  до  крайней  избы  не  менее  полусуток,  да  в  такой  мороз!  Если  не  улетел,  то  крыло,  стало  быть,  повреждено…
Бабушка  вернулась  и,  набрав  торбочку  гороху  в  кладовочке,  пошла  к  замёрзшей  птице.  Насыпала  зерен  перед  стожком  и  вышла  из  обзора  видимости  Журки.  Журавлик  осторожно  выглянул  из  тёмной  дыры  и,  опустив  голову,  начал  клевать  лакомство.  Бабушка  отошла  к  избе,  по  пути  рассыпая  горошины.  Осмелевшая  птица,  волоча  крыло,  спешила  за  бабушкой.
Открыв  дверь,  бабушка  насыпала  в  сенках  горкой  зёрна,  и  тихо  зашла  в  хату.  Из  сенок  сладко  пахнуло  хлебом,  клуб  пара  выполз  на  крыльцо.  Соскучившаяся  по  забытому  теплу  птица  переступила  порог  и,  захлопав  единственным  работающим  крылом,  подскочила  к  вожделённой  горке.  Занятый  вкусной  трапезой  молодой  журавлик  не  заметил,  как  бабушка  бесшумно,  словно  тень,  выскользнула  из  хаты  и  закрыла  входную  дверь.  Затем  осторожно  юркнула  обратно,  оставив  дверцу  в  хату  приоткрытой.
Сашка,  заинтересованная  манипуляциями  бабушки,  слезла  с  печки,  и  с  любопытством  заглянула  в  сенки.  Посередине  помещения  стояла  большая  серая  птица  с  опущенным  крылом  и  приглядывалась  к  окружающим  предметам.
Сверху,  с  высокого  сеновала,  спрыгнул  серый,  в  цвет  птицы,  лохматый  котище  Митька,  вальяжно  посмотрел  на  непрошенного  гостя  и  независимо  прошёл  мимо,  мяукнув  для  порядка  грозное  «Мяу-а!».  Журка  попытался  клюнуть  нахального  котяру,  но  тот  зашипел,  взмахнув  когтистой  лапой.
- Я  здесь  хозяин!  Меня  бойся! – говорил  его  боевой  вид.
Журка  смирно  присел  в  кучку  сена.  Связываться  со  здоровым  котом  у  него  не  было  ни  сил,  ни  желания.
Сашка  подошла  к  бабушке,  которая  уже  готовила  для  журавлика  тёплое,  травяное  питьё.  Налила  в  кувшинчик  и  отдала  внучке:
- Поди,  поставь,  он  пить  хочет.  Да  и  поправится  побыстрее!
- А,  если  он  не  станет  пить  травку? – спросила  девочка.
- Станет,  внучка,  станет  пить!  Животные  да  птицы  ближе  к  природе,  они  чуют,  что  им  надо  для  выздоровления…
Сашка  взяла  кувшинчик  и,  выйдя  в  сенки,  неторопливыми   шажками  направилась  к  Журке.  Тот  привстал  и,  оглядываясь,  отошёл  на  дрожащих  ногах.
- Ну,  что  ты  Журочка,  боишься?  Я  не  сделаю  тебе  больно,  я  лечить  тебя  буду!  Вот,  попьёшь  отвара,  и  крылышко  заживёт.  Будешь  сильным,  и  кота  бояться  перестанешь!
Последний  аргумент  пересилил  страх  Журки,  кот  явно  не  понравился  птице.  Сашка  поставила  питьё  и  быстро  вбежала  в  хату.  Журавль  с  любопытством  оглядел  кувшин,  обошёл  его  и  заглянул  внутрь.  Затем  засунул  туда  свой  длинный  нос  и  с  наслаждением,  закидывая  назад  голову,  стал  пить  вкусное  варево.
Через  неделю  Журка  перестал  бояться  людей.  Сашка  смело  подходила  к  птице  и,  ласково  разговаривая,  кормила  и  поила  журавлика.  А  ещё  через  несколько  дней  Журка  ходил  за  девочкой  по  пятам.
Кот  Митька,  потеряв  покой  и  сон,  пытался  восстановить  статус  «кво»  и  выгнать  ненавистного  «квартиранта».  Однажды  от  негодования  с  мерзким  шипением  он  накинулся  на  птицу,  но  Журка,  окрепнув  от  заботливого  ухода,  сильно  клюнул  задиристого  кота  в  ухо.  Взъерошенный  Митька,  не  ожидая  отпора,  издал  утробный  «мяк»,  подскочил  и  спрятался  на  печке.
Ранги  поменялись.  Теперь  по  избе,  высоко  поднимая  голенастые  ноги,  по-хозяйски  разгуливал  Журка,  заглядывая  любопытным  глазом  в  укромные  уголки.  Сломанное  крылышко  бабушка  вправила  и  перевязала.  Сашка  кормила  Журку  с  рук,  благодарный  журавль  кивал  головой  и  с  удовольствием  поедал  кашу,  горох,  хлеб.  Котяра  отсиживался  на  печи,  с  презрением  наблюдая  нерадостную  картину,  и  усмехался  в  усы.  Наконец,  обиженный  Митька  слез  и,  тихо  крадучись,  улёгся  рядом  с  Журкиным  гнездом.  Журавль  мирно  принял  соседство,  и  осмелевший  кот  придвинулся  поближе  к  сломанному  крылу,  заурчал,  отдавая  лечебную  энергию  птице.
- Молодцы!  Подружились! – радовалась  Сашка,  поглаживая  кота,  ставя  знакомый  кувшинчик  перед  птицей.
Так  прошёл  месяц.  Приближался  Новый  Год.  На  улице  трещал  тридцатиградусный  мороз,  сельчане  сидели  по  домам,  боясь  высунуться  на  улицу.  В  один  из  таких  морозных  вечеров  у  ворот  раздался  скрип  заледенелых  полозьев,  и  знакомый  голос  крёстного  воскликнул:
- Хозяева,  принимайте  путника!
Заиндевевший  Буланко  радостно  заржал,  чуя  тёплый  приют  и  вкусное  угощение.  Бабушка,  накинув  овчинный  тулуп,  вышла  встречать  гостя.  Вскоре  послышались  её  радостные  восклицания.  Растворилась  дверь,  и  в  тёплое  жильё  вползла  большая,  зелёная  ёлка,  а  за  ней  показался  крёстный,  приподнимая  красавицу  за  ствол.  Следом  шла  бабушка  и,  охая,  причитала:
- Коля,  да  куда  ж  такую,  огромную?  Где  ж  её  ставить-то?
        Потревоженный  ёлочным  переполохом,  Митька  спрятался  на  печке,  а  Журка,  издав  победный  клик,  пошёл  на  чудище.  Клюнув  пару  раз  промёрзшие  иголки,  не  получив  при  этом  ответного  удара,  Журка  успокоился – ёлка  угрозы  не  представляла.
- А  это  что  ещё  за  сторож?  Что  за  жар-птица? – удивился  крёстный.
- Да  журавлик  это,  крыло  сломал,  да  к  овину  и  пришёл.  Вот  лечим  вдвоём  с  внучкой.  Ручной  стал.  Но  забияка,  чужих  не  любит, - ответствовала  бабушка,  ставя  на  стол  тёплые,  из  печи,  щи.  И  вновь  вышла  распрячь  и  накормить  Буланко.
Крёстный  поставил  ёлку  в  угол,  разделся  и,  потирая  руки,  сел  за  стол.  Журка  настороженно  наблюдал  за  чужаком,  отступив  на  своё  гнездо.
Отрезав  большую  краюху  хлеба,  Николай  приложился  к  горячим  щам,  вкусно  причмокивая  от  наслаждения.  Сашка  налила  крёстному  молока  и,  восхищённо  глядя  на  ёлку,  спросила:
- А  где  ж  она  такая  выросла?
- В  лесу  родилась  ёлочка!  В  лесу  она  росла! – улыбнулся,  подмигнув  Николай.
- А  я  вот  привёз  вам  красавицу!  Наряжайте,  празднуйте.  Да,  я  же  шаров  вам  на  ёлку  привёз!
С  этими  словами  он  отодвинул  кружку  и  вышел  в  сенки.
Вскоре  он  вернулся  вместе  с  бабушкой  и  положил  на  стол  узелок,  развязал,  и  перед  Сашкиным  взором  предстали  четыре  разноцветных,  огромных,  блестящих  шара.  Девочка  бережно  погладила  новогоднее  чудо.
Неслышно  подошёл  журавль  и,  вглядевшись  в  шары,  внезапно  сильно  клюнул  один  из  них.  Шар  покатился  и,  набирая  скорость,  сорвался  со  стола,  упал  на  пол,  разбившись  на  мелкие,  разноцветные  осколки.  Онемевшая  от  внезапности  событий  Сашка,  бросилась  собирать  тонкие  стёклышки,  бабушка  кинулась  помогать  ей,  а  крёстный  норовил  отогнать  от  стола  приглядывающегося  к  следующему  шару  Журку.  Журавль  не  сдавался  и,  присев  на  длинных  ногах,  смело  клюнул  Николая  чуть  пониже  спины,  и  в  тот  момент,  когда   крёстный  отвернулся,  ругаясь  непотребными  словами,  птичий  хулиган  придал  движение  очередному  шару.
На  пол  упал  второй,  а  затем  и  третий  шар.  Видно,  Журке  понравилось  интересное  деление  больших  шаров  на  множество  мелких,  и  он  старался  продолжить  игру.  Спасая  последний  шар,  крёстный  погнался  за  птицей.  Но  журавль,  легко  пританцовывая,  увернулся  от  карающей  руки  возмездия  и  забился  за  распушившуюся  ёлку. 
Сашка  глотала  слёзы,  бабушка  усмиряла  разбушевавшегося  Николая,  журавль,  прокричав  ликующим  кликом,  независимо  сидел  под  ёлкой  и  сверлил  взглядом  крёстного,  словно  говоря:
- И  не  надо  нам  твоих  даров.  Ещё  не  ясно,  что  это  за  диковина.  Есть  эти  большие  горошины  нельзя,  да  и  ты  что  за  тип – неизвестно.
И  только  мудрый  кот  Митька,  сидя  на  тёплой  печке  и  наблюдая    необыкновенный  ералаш,  усмехался  в  длинные  усы  и  урчал:
- А  я  что  говорил!  Не  надо  нам  этого  приживала!  Предупреждал  я  вас,  не  послушались,  что  ж  теперь-то  кричать!  Эх,  люди!!!
Но  последний  шар  был  спасён.
Назавтра  большая  ёлка  была  поставлена,  заняв  добрую  половину  избы,  разноцветные  осколки  аккуратно  наклеены  на  бумагу  и  развешаны  на  ветках.  Спасённый  шар  красовался  на  самом  переднем  крае,  наверху  сияла  самодельная  звезда,  собственные  шишки  на  ёлке  обклеены  серебристой  фольгой.  Крёстный  наладил  маленькие  лампочки,  украшая  ёлочку  ярким  светом.
Журавль  долго  наблюдал  за  действиями  «неизвестного  типа»,  подходил  к  ёлке,  рассматривая  её  одеяние,  и  снова  отходил,  привыкая  к  присутствию  пушистой  гостьи.  Наконец,  зелёное  сооружение  оценилось  по  достоинству  голенастым  судьёй,  и  журавль  подошёл  к  Николаю.  Он  положил  длинную  шею  ему на  колени,  курлыкнув:
- Не  прав  был,  признаю  свои  ошибки.  Давай  мириться…
Сашка,  присев  рядом,  кормила  Журку  сладким  новогодним  пирогом.
А  кот,  сидя  на  тёплой  лежанке,  снова  мурлыкал:
- А  я  что  говорил!  Настоящий  друг!
- Птица,  а  всё  понимает, - заключила  бабушка. -  Но,  с  характером!
 


РОЗЫГРЫШ


И  вновь  пришла  весна,  и  вновь  таяли  снега,  и  снова  разноцветные  облака  уплывали  в  неведомую  даль…
С  вечера  бабушка  ушла  с  ночёвкой  по  делам,  наказав  Сашке  не  впускать  никого  в  дом.  Девочка  закрылась  на  запор  и  забралась  на  печку.  Рядом  уютно  устроился  плутишка  кот  Митька,  журавль  Журка ночевал  в  курятнике,  наладив  дипломатические  отношения  с  петухом.
Завтра  начинается  второй  весенний  месяц.  Скоро  распустятся  нежные  листочки,  зацветёт  любимая  черёмуха,  берёзки  обрядятся  длинными  серёжками.  Сашка  представила  первую  весеннюю  зелень,  и  на  сердце  стало  светло  и  празднично.  Кот  в  такт  её  мыслям  ласково  заурчал,  прищурив  глаза,  согревая  бок  девочки.  Под  укачивающую  кошачью  мелодию  она  незаметно  уснула…
Сашке  снились  качели.  Она  взлетала  до  прозрачных  облаков,  и  вновь  падала  вниз,  и  снова  летела  к  небесам,  хохочущая,  счастливая.  Мир  был  призрачен  и  далёк,  окружающие  предметы  растворились,  исчезли,  лишь  летящие  качели  занимали  сознание  девочки.
Вдруг  небо  потемнело  и  заполнилось  грозовыми  тучами.  Они  угрожающе  рокотали,  и  взлетающие  качели  ударялись  о  твёрдые  нагромождения,  наплывающие  друг  на  друга.  Качели  гулко  ударились  в  последний  раз  и  с  треском  развалились  на  мелкие  части.  Сашка  падала  с  остановившемся  сердцем,  стремительно  приближаясь  к  земле…
Она  проснулась  в  поту.  Рядом  развалился  Митька  и,  посапывая,  дёргал  во  сне  лапами,  догоняя,  вероятно,  далёкую  мышку.  Комнату  заливало  солнце,  оповещая  миру  о  рождении  нового  дня.  Сашка  разогнала  остатки  непонятного  сна,  соскочила  с  тёплого  места  и  побежала  открывать  стучавшейся  в  двери  бабушке.  Поцеловав  ненаглядную  внучку,  та  споро  принялась  за  хозяйство.
Сашка  вышла  на  улицу.  Лужи  возле  дома  подсыхали,  первая  смелая  травка  пробивалась  у  крыльца.  На  пороге  показался  Журка  и,  наклоняя  голову,  пританцовывая  в  такт  поклонам,  стал  кружить  возле  дома.
- Радуется!  Скоро  его  родители  прилетят! – заметила  Сашка  и  загрустила.  Когда  же  она  увидит  маму и  отца?
С  нижней  улицы  бежала,  прихрамывая,  девчонка  в  распахнутой  шубейке,  с  непокрытой  головой,  махая  руками,  словно  крыльями  ветряной  мельницы.
- Это  же  Светка! – узнала  Сашка.
- Куда  же  она  бежит?
Светка – самая  скверная  девчонка  в  деревне.  На  год  старше  Сашки,  но  вредности  хватит  на  десятерых!  И  колкое  словцо,  и  едкая  ухмылка,  и  пакостные  дела  сидели  в  Светке  плотным  кольцом  и  ждали  своего  часа  выйти,  показаться  людям  во  всей  красе.  Сашка  старалась  обходить  Светку  седьмой  тропой,  но  та  сейчас  неслась  прямо  к  их  крайнему  дому  на  пригорке.  Встречаться  с  врединой  не  хотелось,  Сашка  решительно  поднялась  на  крыльцо.
- Сашка!  Постой!  Что  скажу! – подлетела  растрёпа.
- Слушай!  Там  почтальонша  застряла,  через  реку  не  может  переправиться,  лодки-то  нет!  Она  и  пошла  в  обход,  где  берег  не  затоплен,  у  выселок.  Там  и  почту  отдаст.  А  вам – телеграмма!  Твои  родители  приезжают!  Беги  за  ней,  а  то  когда  получишь!
Всё  это  Светка  выпалила  на  одном  дыхании,  утёрла  рукавом  нос  и  уселась  на  крыльцо.
- Надо  же! – мысленно  удивилась  Сашка. – Вот  и  вредина,  а  добежала  сообщить  важную  весть.
- Ты  точно  знаешь,  что  телеграммка  нам?
- Ну  а  кому  же?  Вам,  точно! – уверяла  Светка.
Сашка  сорвалась  с  места  и  стремглав  полетела  на  выселки.  Оставшись  без  хозяйки,  журавлик  подпрыгнул  и  клюнул  Светку  в  темя.  Вредина  завопила,  показала  птице  острый  кулачок  и  побежала  обратно.
На  выселках  стояли  четыре  избы.  Задыхаясь  от  быстрого  бега  Сашка  влетела  в  ограду  крайнего  дома  деда  Демьяна  и  замерла.  Во  дворе  стояли  ребята  с  нижней  улицы – Пашка  и  Сенька,  драчуны  и  вруны,  каких  свет  не  видывал!
- А  эти  тут  зачем? – мелькнуло  в  голове  у  девочки.
- Тоже  почтальоншу  ждут?
Ребята,  как  по  команде,  подступили  к  Сашке  и  невинно  спросили:
- Что,  Сашенька,  телеграммку  ждёшь?
Покачали  головами,  сочувствуя  девочке  и,  вдруг,  скинув  страдальческие  маски,  запрыгали,  кривляясь  около  неё,  приговаривая:
- Первый  апрель – никому  не  верь!
- Обманули  дурочку – не  летает  курочка!
Крикнув  напоследок – Молодец,  Светка! – ребята  умчались  разыгрывать  очередного  простофилю.
Сашке  было  и  стыдно,  что  так  легко  попалась  на  удочку  хулиганистых  ребят  и  обидно.  Щёки  горели,  по  ним  бежали  ручьём  слёзы.  Она  прислонилась  к  ограде,  боясь  упасть.  На  крыльцо  вышел  дед  Демьян  и,  увидев  плачущую  внучку  знахарки  Натальи,  удивился.  Почему  прибежала  одна  так  далеко  и  почему  плачет?  Дед  завёл  Сашку  в  избу,  раздел  и  стал  успокаивать,  но  девочка  видела  его,  словно  в  тумане.  Зубы  лязгали  о  край  кружки,  она  не  могла  проглотить  ни  глотка  воды.  Наконец,  дед  Степан  потихоньку  догадался:
- Разыграли  тебя,  внученька?  Что  ж,  бывает!  День  сегодня  такой,  вот  народ  и  потешается!  Да  плохо,  видно,  разыграли,  поди,  больно,  что  кричишь  так.  А  ты  не  бери  в  голову!  Вот  меня  сынок,  почитай,  кажный  месяц  разыгрывает,  всё  обещается,  что  заберёт  в  город,  а  я,  видишь,  здеся,  с  тобой!  Ничё!  Жисть  научит,  кому  верить.
Дед  напоил  Сашку  чаем  с  мёдом,  одел  и  повёл  обратно.
От  земли  шёл  пар,  ласковый  ветерок  обдувал  Сашку,  унося  остатки  обиды  и  горечи.  Дед  пел  про  калину  красную,  кудрявую  рябину,  и  Сашка  с  удовольствием  подпевала,  заново  переживая  слова  песни.  При  подходе  к  дому  девочка  увидела  летящего  над  селом  журавля  и,  показывая  деду  на  птицу,  закричала:
- Летит!  Летит!  Журка!
А  журавль  купался  в  небе,  задевая  белые,  словно  пух,  облака,  и  утверждая  на  земле  правду  бытия,  покачивал  на  крыльях  яркое  и  такое  тёплое  весеннее  солнце!



БУГАЙ

По  утрам  большое  колхозное  стадо,  брякая  колокольчиками,  мыча,  проходило  мимо  Сашкиных  ворот  и,  свернув  на  большак,  уходило  на  дальний  луг.  Там  росла  сочная  трава  Сашке  по  пояс,  там  цвёл  клевер – лакомство  коров,  там  протекала  река  Шуйка.  Вольготное  место  для  пастбища,  рай  для  скотины!  В  жаркий  полдень  пастух  загонял  стадо  в  ближайший  лесок,  а  сам  садился  на  пенёк  около  берёзы,  наигрывая  на  самодельной  дудочке.  Коровы,  козы,  овцы  ходили  вокруг  пастуха  Стёпки,  слушали  его  музыку,  одобрительно  качая  головами,  пощипывая  травку.
Но  в  один  день  мирная  идиллия  изменилась.  Колхоз  приобрёл  быка-производителя,  трёхлетку  по  прозвищу  Бугай.  Бык  упрям,  горд  собой  и  терпеть  не  мог  насилия  над  своей  персоной.  Не  одобрял  он  также  яркого  наряда  доярок  и  окружающих  его  личностей.  Злость  и  негодование  враз  овладевали  Бугаём  и,  раздувая  ноздри,  наклонив  рогатую  голову,  он  летел  на  нарушителя  спокойствия  «его  величества».  Животное  поголовье  признало  Бугая  коровьим  королём,  доярки,  сменив  наряды  на  белые  халаты,  держались  от  него  подальше,  что  устраивало  бычью  персону.  Но  пастух  Стёпка  требовал  дисциплины  в  стаде,  и  это  понималось  быком  как  насилие  над  личностью,  чего  производитель  стерпеть  не  мог.
Однажды  в  музыкальный  полдень,  когда  загипнотизированные  Стёпкиной  дудочкой  коровы  мирно  пребывали  в  краю  грёз,  степенно  жуя  жвачку  и  не  обращая  на  своего  повелителя  должного  внимания,  Бугай  не  выдержал  и  налетел  на  пастуха.  Дудка  полетела  вправо,  Степан  отпрыгнул  влево,  Бугай,  мчась  по  прямой,  завяз  рогами  в  крепком  пеньке.  Отходив  не  в  меру  ретивого  быка  от  души  кнутом,  Степан  показал  упрямому  животному  кто  в  поле  хозяин.  И  бык  понял,  несмотря  на  свою  дремучую  несговорчивость.  Степана  он  больше  не  трогал,  мирясь  с  его  присутствием,  но  весь  пыл  своих  нерастраченных  эмоций  перенёс  на  случайно  проходивших  путников.  Перепуганное  население  деревень,  прослышав  о  неукротимом  нраве  благородного  животного,  залегло  на  дно  в  прямом  смысле.  Увидев  бегущего  издалека  Бугая,  люди  бросались  на  землю,  закрываясь  высокой  травой,  или  в  реку  и  ползком  или  вплавь,  исчезнув  из  поля  видимости  быка,  трусливо  покидали  пределы  зоны  пастбища.
Не  избежал  злой  участи  и  сам  председатель  колхоза.  Пробежав  на  четвереньках  километр  со  скоростью  спринтера,  а  затем,  искупавшись  в  Шуйке  в  сапогах  и  полной  амуниции,  председатель  поначалу  решил  сдать  Бугая  на  скотобойню,  но  подумав  и  сообразив,  что  начальство  в  районе  не  одобрит  его  поступка,  стал  искать  другие  пути  воздействия  на  производителя.  Вскоре  пастуху  Степану  была  выдана    на  «необходимые  нужды»  лошадь.
Жизнь  Бугая  стала  сирая  и  скучная.  Былым  его  развлечениям  пришёл  конец.  Каждый  ретивый  бросок  на  жертву  был  чреват  наказанием.  Степан  легко  на  лошади  догонял  не  в  меру  разгулявшееся  животное,  наказывая  за  несанкционированные  выпады,  кнут  пастуха  так  и  ходил  по  мощному  крупу  быка.  Бугай  затаился.  Люто  возненавидев  в  лице  пастуха  людское  население  округи,  бык  вынашивал  план  мести.  Он  ждал  своего  часа.  И  час  этот  всемилостиво  наступил.
В  то  утро,  проводив  корову  Маньку  в  стадо,  бабушка  ушла  к  тяжелому  больному  в  конец  села,  взяв  для  лечения  необходимые  свечи,  отвары,  обереги.  А  накануне  пришла  посылка  от  родителей  Сашки,  в  которой  были  заботливо  упакованы  два  нарядных  платья:  белое  с  пышным  поясом-бантом  и  красное  с  рюшками.  Оба  платьица  аккуратно  расположились  на  сундуке,  бабушка  не  успела  их  убрать  в  комод.  И  сейчас,  оставшись  одна,  Сашка  бережно  потрогала  нежную  ткань.  Девочка  была  на  вершине  счастья,  послезавтра  её  день  рождения.  Бабушка  оденет  Сашку  в  нарядное  платье  и  поведёт  к  дяде  Феде – фотографу,  а  потом  карточку  отправит  отцу  и  маме.  Сашка  задумалась – какое  же  платье  надеть?  Решив,  что  красное  больше  личит,  она  торопливо  стала  натягивать  яркий  наряд.  Сейчас  вернётся  бабушка  и  увидит,  какая  Сашка  красивая!  Девочка  встала  на  табуретку  и  заглянула  в  зеркало.  На  неё  смотрела,  улыбаясь,  курносая  девчушка  с  широко  открытыми  серыми  глазами,  две  толстые  светлые  косы  лежали  по  бокам  на  ярком  платье.  Налюбовавшись  собой,  Сашка  случайно  бросила  взгляд  в  окно  рядом  с  зеркалом  и  ойкнула:  соседские  мальчишки  пытались  разжечь  костёр  на  лугу,  где  рос  бабушкин  чистотел,  а  рядом  стояла  её  любимая  черёмуха.
Спрыгнув  с  табуретки,  Сашка  выскочила  из  дома  и  стремглав  помчалась  на  луг.  Яркое  красное  пятнышко-платье  запрыгало  среди  травы.  И  тут  её  увидел  Бугай.  Для  его  растревоженной  души – вызов,  причём  в  самой  наглой  форме.  Маленькое  человечье  отродье  смело  прыгало  по  лугу,  не  обращая  на  бычью  персону  ни  малейшего  внимания,  оскорбляя  его  гордую  царскую  породу  дерзким  появлением  в  красной  тряпке.  Взглянув  исподлобья  на  скверного  грозного  пастуха – своего  мучителя,  Бугай,  наученный  горьким  опытом,  не  сразу  побежал  на  вызов,  а  бочком  пошёл  в  конец  стада.  Прячась  за  коровами,  приняв  независимый  вид,  бык  целеустремлённо  направился  к  выбранной  жертве.  И  только  уйдя  от  стада  на  приличное  расстояние,  он  грозно  набычил  голову  и  полетел  с  рёвом  на  Сашку.
Первыми  разъярённого  быка  увидели  мальчишки.  Бросив  костёр,  они  со  страхом  разбежались  кто  куда.  Сашка,  удивившись,  что  пацаны  покинули  место  преступления,  сдавшись  без  боя,  воодушевлённая  лёгкой  победой  над  старыми  неприятелями,  начала  затаптывать  первые  проблески  огня.  Но,  услышав  чей-то  рёв,  повернулась  и… остолбенела.  Разъярённое  чудище  летело  на  девочку.  Расстояние  между  быком  и  Сашкой  быстро  сокращалось.  Пастух  поздно  заметил  Бугая,  не  разгадал  коварный  замысел  оскорблённого  животного  высоких  кровей  и  уже  ничего  не  мог  изменить:  встреча  быка  с  девочкой  должна  была  произойти  гораздо  раньше,  чем  с  кнутом  Степана.  Из  последних  сил  пастух  настёгивал  сильную  лошадь,  боясь  увидеть  самое  страшное.
И  вдруг  всё  изменилось.  Бык  на  бегу  резко  встал,  будто  натолкнулся  на  неведомое  препятствие.  Не  веря  ещё  в  ту  силу,  что  его  так  бесцеремонно  и  враз  остановила,  Бугай  встряхнул  головой  и  попробовал  рявкнуть.  Но  только  тихий  стон  вылетел  из  его  ноздрей.  И  тут  онемевшую  и  остолбеневшую  Сашку  подхватили  руки  бабушки,  рывком  стянули  платье  через  голову,  оборвав  пуговицы.  Миг – и  платье  полетело  к  быку,  а  девочка  оказалась  в  ловких  руках  бабушки.  У  неё  было  несколько  секунд  в  запасе,  пока  бык  терзал  Сашкино  платье.  Бабушка  понимала,  что  долго  удержать  быка  заговором  не  сможет,  и  потом  она  должна  была  видеть  Бугая,  стоять  к  нему  лицом.  Приказав  Сашке,  что  есть  сил  бежать  к  дому,  бабушка  повернулась  к  быку  и  подняла  крест  из  веток  ещё  горящего  костра.  Бугай  заревел,  замотал  головой,  но  не  смог  ступить  ни  шагу. 
Отовсюду  с  ухватами,  палками  бежали  люди,  но  как  они  были  далеко.  А  бабушка  стояла  в  пяти  шагах  от  быка  и  с  потемневшими  глазами  побелевшими  губами  вслух  чётко  читала  заговор  от  нечистой  силы.  Наконец,  неукрощённая,  бешеная  злость  пересилила  запасы  бычьих  сил,  ударила  внутрь,  обожгла  сердце.  Бык  упал  на  передние  ноги,  из  его  рта  показалась  пена,  и  он  рухнул,  как  подрубленный.  Рядом  опустилась  обессилено  на  траву  бабушка  и  потеряла  сознание…
Подбежали  люди,  подлетел  на  взмыленной  лошади  пастух,  но  наказывать  за  непослушание  было  некого.  Первый  и  последний  бык-производитель  умирал,  проиграв  ненавистному  человечеству  в  образе  неказистой  старухи.  Пришедшая  в  себя  бабушка  увидела,  как  сверкнули  яростью  глаза  быка  и  закрылись  навсегда.  Шатаясь,  с  бешено  колотящимся  сердцем,  бабушка  поднялась  и  медленно  в  наступившей  тишине,  перед  расступающимися  людьми,  побрела  домой,  к  Сашке.
Наутро  приехало  начальство  из  города,  пастух  и  председатель  колхоза  исписали  горы  бумаг  с  оправдательными  аргументами,  но  ещё  почти  три  месяца  их  вызывали  в  разные  инстанции.  Показания  и  доводы  свидетелей,  что  производителя  редкой  породы,  который  стоил  огромных  денег,  погубила  слабая  старуха,  были  приняты  за  детский  лепет.  Тем  более  показания  фельдшера  гласили,  что  эта  старуха  сама  получила  сильнейшее  волнение  при  встрече  с  быком  и  еле  на  ногах  стоит.  В  конце  концов,  комиссия  пришла  к  выводу,  что  «  …бык-производитель  по  прозвищу  Бугай  погиб  самостоятельно  по  причине  слишком  быстрого  бега,  повлекшего  за  собой  разрыв  сердца».  Что  с  быка  возьмёшь,  глупое  животное,  не  рассчитал  своих  сил,  хоть  и  царских  кровей.
А  к  марту  коровы  отелились  крепкими,  бойкими  бычками  да  тёлочками,  и  по  показателям  колхозное  стадо  стало  лучшим  в  районе.
Сашку  бабушка  почти  месяц  лечила  от  внезапно  наступившей  немоты,  испробовав  и  воск,  и  свечи.  Не  помогли  ни  травы,  ни  молитвы.  Сашка  упорно  молчала…
 


ТРОПА  СУДЬБЫ

С  утра  лил  дождь,  унылый,  серый.  Он  стучался  в  окно,  как  будто  спрашивая:
- Кто  здесь  живёт?  Мне  скучно  во  дворе  одному,  поговори  со  мной.
Сашке  было  жалко  доброго  дождя,  но  поговорить  с  ним  она  не  могла:  язык  не  слушался,  нёбо  было  твёрдым  и  неродным.  Она  сидела  на  подоконнике,  грустила  вместе  с  дождём  и  рисовала.  В  последнее  время  Сашка  рисовала  много,  рисовала  деревню  и  луг,  солнце  и  облака,  соседских  мальчишек  и  жителей  деревни.  Бабушка  купила  ей  через  свою  дочь  в  городе  карандаши,  и  девочка  увлечённо  раскрашивала  нарисованное.  Сейчас  она  рисовала  дождь.  Он  ей  представлялся  мальчишкой  с  ясными   каплями-глазами,  в  руках  он  держал  маленькую  лейку,  из  которой  поливал  деревню,  луг  и  речку.
- Ну,  речку  мог  бы  и  не  поливать! – подумала  Сашка.
- Там  и  так  много  воды!  А  вот  огороды  полить  бы  не  мешало,  в  последние  дни  солнце  иссушило  землю,  и  даже  жаростойкие  тыквы  повесили  свои  листики-лопухи.
Сашка  не  успевала  поливать  огурцы,  помидоры,  нежно  гладила  жёлтые  тыквочки  и  мысленно  уговаривала:
- Потерпите,  скоро  дождь!
Она  это  уже  знала  по  приметам,  которым  научила  её  бабушка.
И  ещё  Сашка  рисовала  пока  для  себя  непонятные  образы,  которые  вдруг  возникали  в  её  голове.  Бабушка  долго  разглядывала  необычные  картины  внучки,  гладила  девочку  по  голове  и  вздыхала.  Она  чувствовала,  что  внутри  девочки  рождается  что-то  новое,  но  уловить  ниточку  её  мыслей  не  могла.  Это  бабушку  и  пугало  и  нет – во  внучке  просыпался  дар,  посланный  свыше  её  роду.
В  один  из  таких  дождливых  вечеров,  когда  бабушки  не  было  дома,  дверь  со  скрипом  приоткрылась,  и  в  комнату  вошла  очень  старая,  сгорбленная,  одетая  в  чёрный  плащ  старуха  с  клюкой  в  руке.  В  другой  руке  она  держала  узелок.  Откинув  капюшон,  бабка  огляделась,  перекрестилась  на  иконы  в  углу  и  села  на  лавку.  С  её  плаща  текла  вода,  и  Сашка,  бросив  свои  рисунки,  кинулась  за  тряпкой.  Подтёрла  лужи  на  скоблённом  до  желтизны  полу,  помогла  старухе  раздеться.
Молчала  бабка,  тихо  наблюдая  за  девочкой,  молчала  Сашка,  думая,  что  старушка – очередная  странница.  Принесла  ломоть  хлеба  и  кружку  молока,  поставила  на  стол,  жестом  приглашая  старуху  поесть.  Бабка  неторопливо  подошла  к  Сашкиным  рисункам,  долго  разглядывала,  откладывая  некоторые  в  сторону.  Затем  села  на  лавку,  притянула  к  себе  девочку  и  долго  пристально  смотрела  на  неё,  протянув  руку  над  головой  девочки.  Сашке  совсем  не  было  боязно,  покой  и  нега  вошли  в  её  душу  и  растворились,  растеклись  по  жилкам  без  остатка.
Вошла  бабушка.  Увидев  старушку,  она  обрадовалась,  перекрестилась  и  бросилась  обнимать  старуху  со  словами:
- Услышал  Бог  мои  молитвы!  Здравствуй,  Степанида!
Сашка  смотрела  и  не  верила  самой  себе.  Так  приветлива  и  ласкова  обычно  сдержанная  бабушка  была  далеко  не  со  всеми.
- Посмотрела  я  твою  внучку,  Наталья, - начала  старуха, - и  вот  что  скажу.  У  неё  своя  дорога,  и  сейчас  она  только  на  эту  тропиночку  жизни  сворачивает.  И  немота  ей  нужна  сейчас,  ой,  как  нужна!  Новая  она  рождается  в  этой  немоте.  Не  нужны  ей  никакие  слова,  лишние  они!  И  не  пытайся  её  лечить,  ничто  не  поможет.  Бог  её  ведёт,  а  выбрал  он  ей  дорогу  нелёгкую.  Коль  жива  будет  до  семи  годов,  посильнее  тебя  будет,  но  не  в  травах,  хоть  дорожка  жизни  однажды  и  приведёт  её  к  ним.  Чуять  людей  будет,  нутром  знать,  что  кому  нужно,  кого – лечить,  а  кого – учить.  Жизни  учить!  А  заговорам  да  молитвам  ты  всё  ж  обучи,  она  потом  выберет  нужные.  Немота  у  неё  будет,  сколь  Господь  даст.  Не  торопи,  не  то  нарушишь  промысел  божий.  Когда  ж  заговорит,  не  удивляйся  и  не  напоминай  ей  о  бывшем  недуге.  Господь  прикрывает  её  сейчас…
С  этими  словами  старуха  поднялась  и  стала  одеваться.  Вдруг,  словно  вспомнив  что-то  важное,  Степанида  развязала  узелок  и,  подойдя  к  Сашке,  одела  ей  на  шею  чёрный  простой  шнурок,  на  котором  висела  перевитая  замысловатой  вязью,  перечёркнутая  необычными  символами  старинная  эмблема.  Бабушка  упала  ведунье  в  ноги,  поняв  значение  древнего,  как  мир,  обряда.  Старуха  перекрестила  бабушку  и  Сашку  и  смело  шагнула  за  порог…
Сашке  нестерпимо  захотелось  спать,  веки  стали  тяжёлые,  перед  глазами  заплясали  оранжевые  и  жёлтые  шарики,  вспыхнули  в  мозгу  разноцветные  огоньки,  да  и  потухли,  уступив  место  тишине.  Во  сне  Сашка  вновь  увидела  старушку,  которая,  размахивая  клюкой,  быстро  удалялась  по  дороге  на  большак.  Сашка  пыталась  догнать  её,  бежала  изо  всех  сил,  но  старушка,  превратилась  в  точку  и  растаяла.  Вместо  неё  на  небе  появилась  большая  радуга,  образуя  проход  в  неведомое  и  завораживающее.  Девочка  осторожно  сделала  шаг  под  радугой  и…  полетела.  Ей  стало  невероятно  легко,  она  вдруг  увидела  весь  мир  и  каждого  человека  отдельно!  Каким-то  непонятным  чутьём  она  уже  знала,  что  соседка  баба  Варя  хочет  грибов,  а  времени  сходить  в  лес  у  старушки  не  было – младшего  шкодуна-внука  одного  не  оставишь  и  не  возьмёшь  в  лес.  А  старый  дед  Демьян,  мастеривший  детям  свистульки,  на  следующей  неделе  уедет  в  город.  Девчонка  Светка  с  нижней  улицы  не  такая  уж  и  вредная,  просто  у  неё  постоянно  болит  ушибленная  нога,  вот  она  и  хочет,  чтобы   другим  тоже  стало  плохо.
Сашка  ощутила  боль  отчаяния  и  гамму  других,  ещё  неизведанных  чувств  самыми  дальними  клеточками  своего  «Я»,  они  прошли  сквозь  её  сердце,  опалив  и  снова  воскресив  его.  Чувств  так  много,  что  они  не  могли  вместиться  в  маленькую  Сашкину  душу,  они  рвали  девочку  на  части,  пытаясь  попасть  внутрь  и,  если  это  им  не  удавалось,  падали  вниз  и  тихо  умирали.  Сашке  стало  страшно,  она  пыталась  остановить  поток  своих  и  чужих  мыслей,  но,  переплетаясь  в  один  клокочущий  клубок,  чувства  вплетались  в  её  мозг,  пытая  её…
Сашка  закричала  и  проснулась.  В  хате  было  тихо,  мирно  стучали  ходики,  за  окном  начинался  рассвет.  Во  рту  пересохло,  и  Сашка  робко  попросила  пить.  Бабушка,  проснувшаяся  от  крика  внучки,  уже  стояла  с  ковшиком  воды  рядом,  нежно  гладя  девочку  по  завиткам  волос.
- Не  бойся,  Саша,  я  с  тобой!  Мир  велик!  Он – разный.  Ты  увидела  только  маленькую  сторонку  его,  капельку  страданий  человеческих,  а  горя  в  мире  много,  хватает  каждому.  Не  бойся.  Я  научу  тебя  помогать  одним  и  разоблачать  других,  научу  справляться  с  паутиной  мыслей  людей.
Сашка  напилась  воды,  благодарно  посмотрев  на  бабушку.  Ей  вдруг  стало  легко,  в  мыслях  была  ясность  и  тихая  благодать.  Она  встала  и,  не  торопясь,  вышла  на  крыльцо.  Поднималось  багровое  солнце,  и  вышедшая  за  внучкой  бабушка,  неожиданно  для  Сашки  встав  на  колени  перед  светилом,  послала  ему  древнее  славянское  приветствие,  благодаря  вечное  Ярило  за  рождение  на  земле  ещё  одной  берегини.  Тепло  солнца  проникало  в  душу  девочки,  согревая  и  наполняя  её  вселенским  счастьем,   спокойствием  и  добротой.  И  она  закричала:
- Солнце,  я  люблю  тебя!         

 


ЦЫГАНКА

Ещё  вчера,  придя  домой,  Сашка  загрустила.  Бабушка  потрогала  её  лоб,  прошептала  молитву  и,  дав  напиться  взвару,  отправила  спать.  Но  и  ночью  Сашку  охватывала  необъяснимая  тревога,  хотелось  плакать,  и,  уснув  только  под  утро,  девочка  проснулась  поздно.
Приоткрыв  глаза,  она  увидела,  как  в  приоткрытую  дверь  важно  вошёл  горлопан-петух  Петька,  глянул  на  девочку  чёрной  бусинкой-глазом  и,  захлопав  крыльями,  провозгласил:
- Кук – ре – ку!
- У,  неугомонный! – ругнулась  Сашка.  Петух,  вновь  посмотрев  на  лежащую  в  полдень  хозяюшку  и, указывая  на  непорядок,  повторил  укор:
- Кре – ку!
- Иди  отсюда!  Хозяин! – сказала  Сашка,  поднимаясь  с  постели.
- Куд – ку – да? – закудахтали  вылезшие  из-под  лавки  куры.
- Куда?  Во  двор  идите!  А  лучше – на  луг!  Что  дома-то  забыли?
Выгнав  недовольное  куриное  семейство,  Сашка  захлопнула  дверь,  привела  себя  в  порядок  и,  заправив  постель,  отправилась  вслед  за  пернатыми.  На  дворе  палило  солнце.  Изгнанные  куры  расположились  под  навесом,  открыв  клювы.  Зачерпнув  ковшиком  из  кадушки,  Сашка  налила  воду  в  пустые  миски,  насыпала  пшено.  Куры  принялись  за  еду,  кудахча  и  хлопая  крыльями.
- Да,  поспала!  Куры  не  кормлены,  собака  вообще  куда-то  убежала.
Жмурка  вскоре  явилась,  взъерошенная  и  злая.  Поминутно  лая  на  неизвестных  нарушителей  границы  её  владений,  и  не  обращая  внимания  на  налитое  молоко,  псина  дрожала.  Шерсть  дыбилась  у  неё  на  загривке.  Кое-как  успокоив  собаку,  Сашка  призадумалась.  Решив  разведать  непонятную  обстановку,  она  отправилась  к  соседке – бабе  Варе.  Но  и  соседки  дома  не  оказалось.  На  лугу  бегали  её  внуки,  не  замечая  Сашку.
Послонявшись  по  двору,  девочка  зашла  на  огород,  прополола  огурцы,  затем  разохотилась  и  окучила  несколько  рядков  картошки.  Наконец,  уставшая  Сашка  решила  пообедать,  вымыла  руки  в  кадушке  и  вновь  услышала  злобный  лай  Жмурки.
На  крыльце  сидела  незнакомая  женщина  в  несметных,  нарядных  юбках.  На  голове,  несмотря  на  жару,  красовался  плотный  яркий  платок,  на  руках  сверкали  кольца.  Чёрные  жгучие  глаза  и  выбивающиеся  из-под  платка  волосы  незнакомки  блестели  на  солнце.  Собака  задыхалась  от  лая,  извергая  угрозы,  но  женщина  не  обращала  никакого  внимания. 
- Ах,  яхонтовая!  Девонька!  Что  же  взрослых  никого  нет?  Дай  напиться,  золотая,  погадаю!  Расскажу  и  о  тебе,  и…
Тут  цыганка  заглянула  Сашке  в  глаза  и  осеклась.  Огненные  всполохи  заплясали  у  незнакомки  в  бездонных,  как  омуты,  очах.
- А  ты  ведь  нашей  породы,  девонька,  хоть  и  светленькая! – воскликнула  гадалка. 
Сашка  спокойно  выдержала  колкий  взгляд,  отведя  брошенную  кольцом  энергию  цыганки.  Поставила  на  себя  оберег  и  степенно  зашла  в  дом,  затворив  дверь.  Бабушка  учила  не  разговаривать  с  людьми,  обуянными  чёрными  мыслями.  Гадалка,  получив  ответный  удар  своей  собственной  энергетики,  наконец,  пришла  в  себя,  поражённая.  Слабость  пронизала  её  тело,  затуманила  душу.  Так  ловко  выходить  из-под  её  аркана  не  мог  никто.  Девчонке  лет  шесть,  не  больше.  Научиться  она  этому  не  могла,  не  успела  бы.  Значит – врождённый  дар!  Не  зря  она  почувствовала  в  малявке  силу!  Чей  же  это  дом?  Девчонки  этой  цены  бы  не  было  в  таборе…
Цыганка  подобрала  юбки  и,  схватив  стоявшую  под  скамейкой  корзинку  с  яйцами  (не  уходить  же  с  пустыми  руками!),  под  непрерывный  собачий  лай  заспешила  к  опушке  леса,  где  остановился  их  табор.


Бабушка  и  соседка  баба  Варя  пришли  под  вечер  с  полными  корзинками  грибов,  с  вениками  душистых  трав.  Сашка  принялась  подготавливать  лесное  богатство  к  сушке,  укладывая  травы  в  определённом  порядке.  Бабушка  и  соседка  чистили  грибы,  разделяя  их  на  кучки,  соседские  ребята  носили  воду.  За  дружной  работой  незаметно  прошло  время,  и  баба  Варя  с  ребятами  уже  поздней  ночью  ушли  домой.  Залезая  на  печку,  бабушка  вздохнула:
- Цыган  видели.  У  леса  остановились.  Чую,  и  к  нам  заходили.  Что  ж  молчишь?
- Заходила  одна, - отозвалась  Сашка,  в  который  раз  удивляясь  прозорливости  бабушки. -  Что  ж  с  того?  Как  зашла,  так  и  ушла,  что  кинула,  то  и  унесла.  Правда,  ещё  корзинку  с  яйцами  прихватила,  ну  да  Бог  ей  судья…  Разговоры  с  ней  не  вела,  злые  мысли  у  неё  в  голове,  хотя  на  ней  – нарядный  платок.
- Выросла,  внучка, - подумала  бабушка  и,  перекрестив  Сашку,  вслух  сказала:
- Что  унесла – то  принесёт.   И  ещё  прибавит.  Спи,  не  горюй,  внученька.


На  заре  следующего  дня  соседские  ребята,  собравшиеся  на  рыбалку,  были  немало  удивлены  увиденным:  от  дома  бабушки  Натальи,  подобрав  юбки,  скоро  удалялась  странная  цыганка,  поминутно  спотыкаясь  и  оглядываясь  на  дверь  дома.  На  крыльце  подошедшие  ребята  увидели  корзину,  доверху  наполненную  яйцами.  Рядом  лежала  новая, бархатная,  покрытая  цветными  узорами  шаль.  А  чуть  позже  они  различили  в  тумане  табор,  покидающий  опушку  леса  и  крики  возниц,  подгоняющих  ретивых  лошадей.  Вышедшая  на  крыльцо  бабушка  улыбнулась  увиденному,  но  цыганкин  откуп  себе  не  взяла – и  яйца,  и  шаль  позже  были  раздарены  нищим.
С  той  поры  ни  один  цыганский  табор  не  пересекал  границы  деревни,  где  жила  Сашка,  хотя  в  других  селениях  от  них  отбоя  не  было.  Цыгане  откровенно  чего-то  боялись,  передавая  это  из  табора  в  табор.  На  Сашкины  вопросы   об  этой  диковинке  бабушка  только  загадочно  улыбалась  и  гладила  внучку  по  волосам,  приговаривая:
- Так  надо,  так  надо…
Но  странное  поведение  цыган  на  этом  не  кончилось.  На  протяжении  всей  своей  дальнейшей  жизни  ни  одна  цыганка  не  приблизилась  к  Сашке,  обходя  её,  словно  не  замечая,  пока  жива  была  бабушка.  И  только,  торопясь  на  похороны  своей  наставницы,  Сашка  на  вокзале  повстречалась  со  старой  цыганкой,  которая  почти  бегом    направлялась  к  ней.  Показав  на  подаренные  бабушкой  серебряные  серьги-обереги,  гадалка  учтиво  поклонилась  и  выразила  соболезнование  в  связи  с  потерей  дорогого  человека.  Затем  протянула  на  ладони  старинное  серебряное  кольцо:
- Бери,  дочка,  не  бойся,  не  ворованное!  Защита  на  тебе  от  Бога.  А  это – от  меня  будет,  и  прости…
Саша  узнала  цыганку,  та  самая  чернявая  женщина  из  далёкого  детства,  из  милого,  доброго  прошлого,  где  пряно  пахли  травы  на  лугу,  где  по  утрам  рождались  сладкие  росы,  где  жила,  любила  и  оберегала  её  от  зла  и  учила  понимать  добрый  мир  бабушка…



СЕРЁЖА


Сашка  сидела  у  окна  и,  не  отрываясь,  провожала  взглядом  пробегающие  за  стеклом  незнакомые  поля,  деревни.  Поезд  останавливался  на  больших  станциях,  отец  выходил  на  перрон,  покупал  сладкий  лимонад  в  красочных  бутылках,  шоколадные  конфеты  в  сказочных  обёртках  и  пахучие,  оранжевые  апельсины.  Такое  богатство  Сашка  видела  впервые,  но  выбрала  только  цитрусовый  фрукт,  взвесила  его  на  руке  и  положила  под  подушку.  Стакан  с  шипучей,  сладкой  водой  девочка  отодвинула,  сладости  положила  обратно  на  столик  и  попросила  простой  воды.  Сестрёнка  Люська  уминала  шоколад,  удивлённо  глядя  на  неправильную  Сашку,  мама  же,  нежно  погладив  дочку  по  волнистым  волосам,  прошептала:
- Коля,  она  ничего  этого  не  знает…
Отец  Сашки  задумался  и  вышел  в  коридор.
На  следующей  станции  он  принёс  варёную,  тёплую,  посыпанную  укропом  картошку  и  пахнущие  летним  огородом  свежие  огурцы.  Сашка  благодарно  взглянула  на  отца  и  с  наслаждением  принялась  за  угощение.  Люська,  понаблюдав  за  сестрой,  потянулась  за  картофелиной  и  захрустела  огурцом. 
Мама  округлила  глаза.  Накормить  Люську  обычной  едой  было  делом  почти  нереальным.  На  уговоры,  кормление  уходила  уйма  времени,  а  ещё  почти  половину  дня  мама  изобретала  совместимые  с  желаниями  капризули  блюда.  А  сейчас  Люська  поедала  обыкновенную  картошку  и  была  на  седьмом  небе  от  удовольствия.  Вскоре  к  трапезе  присоединились  и  родители,  нахваливая  простую,  но  вкусную  еду.
Сашка  ехала  с  родителями  в  первый  раз  к  месту  службы  отца,  за  границу.  Бабушка  нехотя  отдала  внучку,  наказав  не  неволить девочку  и  не  ставить  её  в  жёсткие  рамки  дисциплины.  У  Сашки  была  иная  жизнь,  только  любовь  и  свобода  помогут  укрепить,  не  оборвать  дар  маленькой  берегини.  Невестка  не  понимала,  о  чём  говорит  свекровь,  но  сын,  посмотрев  строго  на  жену,  обещал  выполнить  наказ  матери.
После  дружного  перекуса  мама  раскрыла  перед  сёстрами  книжку  с  красочными  картинками  и  начала  читать  сказку.  Люська  крутила  головой,  отвлекаясь  от  повествования,  но  Сашка,  внимательно  вглядываясь  в  рисунки,  впитывала,  словно  губка,  услышанное.  Наконец,  закрылась  последняя  страница,  и  девочка  облегчённо  вздохнула,  узнав  добрый  конец  сказки.  Люся  спала,  уткнувшись  носом  в  подушку,  отец  на  верхней  полке  разгадывал  кроссворд.  Сашка  бережно  положила  книжку  к  себе  под  подушку,  рядом  с  апельсином,  и  счастливая  прилегла  на  постель.
Клавдия,  не  понимая,  зачем  дочка  прячет  понравившиеся  вещи  подальше,  задумчивая,  вышла  в  тамбур  за  водой.  Бак  был  пуст,  и  ей  пришлось  идти  в  соседний  вагон.  Затем,  постояв  у  расписания,  изучила  маршрут  следования  поезда,  и,  наконец,  вернулась  в  купе.
Мужа  на  месте  не  было.  Исчезли  со  стола  и  конфеты  с  апельсинами,  и  начатая  бутылка  лимонада.  Растерянная  женщина  посмотрела  на  спящую  Сашку,  надо  будет  поговорить  с  мужем  о  странном  поведении  дочери.  Неожиданно  дверь  отворилась,  и  в  купе  робко  вошёл,  держа  в  руках  пропавшие  апельсины,  пацанёнок  лет  семи,  подталкиваемый  сзади  Николаем.
- Еле  догнал  пострелёнка,  бегает  шибко, - развёл  руками  муж.
- Где  мать – не  говорит…
- Дяденька,  я  не  буду  больше,  отпустите, - бубнил,  не  поднимая  головы,  воришка.
- Конечно,  не  будешь! – вторил  ему  Николай.
- Сейчас  поешь,  а  там – посмотрим.  Давай-ка,  жёнушка,  что  там  у  нас  есть!
Клава  достала  большой  пакет  и  разложила  на  столе  помидоры,  варёные  яйца,  жаренную  курицу.
Сашка  проснулась  и  смотрела  во  все  глаза  на  маленького  незнакомца.
- Садись! – приказал  Сашкин  отец, - трапезничать  будешь!
С  этими  словами  он  отломил  большой  кусок  румяной  курочки.
- А  руки! – ужаснулась  мама, - Коля,  помой  ему  руки!
- Ничего! – отец  вынул  платок  и,  смочив  его  водой,  обтёр  пацану  ладошки,  выложив  апельсины  на  стол.
- А  то  снова  удерёт!
Затем  придвинул  к  мальцу  еду:
- Приступай!
Мальчишка  исподлобья  посмотрел  на  высокого  военного  и  отвернулся:
- Не  буду!
- Это  почему?  Ты  же – голодный! – всплеснула  руками  мама.
Мальчишка  опустил  голову.
- Он  думает,  что  вы  его  из  жалости  кормите, - вступилась  за  пацана  Сашка.
- И  мамки  у  него  нет,  умерла  мамка.  А  папка  пьёт  горькую, -  сверлила  взглядом  мальчишку  девочка.
Мама  так  и  замерла.  Слова  застряли  у  неё  в  горле.  Наконец,  она  воскликнула:
- Что?  Что  ты  сказала?  Какую  горькую?  Александра!  Коля!  Скажи  ей!  Так  дети  не  говорят!
Отец  подошёл  к  Сашке  и  положил  ей  на  плечо  руку:
- Горькую,  говоришь?  А  ещё  чего  знаешь?
- Сестрёнка  у  него  есть, болеет  она, - тихо  продолжала  дочка,  искоса  поглядывая  на  мать.
- Апельсины  и  конфеты  для  неё  взял.
И,  подумав  немного,  добавила:
- Я  знала,  что  так  будет,  но  исправить  нельзя… Так  надо  было…
Мальчишка  широко  распахнутыми  глазами  поедал  Сашку.  Мать,  потерявшая  дар  вразумительной  речи  во  второй  раз,  отказывалась  что  либо  понимать.  Только  догадавшийся  отец  серьёзно  посмотрел  на  дочь  и  сказал:
- Спасибо,  доча!
- Давай  знакомиться, - обратился  он  к  мальчику.
- Капитан  Свирцов  Николай  Максимович,  для  тебя – дядя  Коля.
Мальчишка  несмело  вложил  свою  ладошку  в  крепкую  пятерню  капитана  и  ответил:
- Серёжа,  Сергей  Соколов,  а  папку  звать  Слава.
- А  я – Саша, - добавила  девочка.- Хочешь  апельсин?  Мой – слаще! Она  вытащила  из-под  подушки  спрятанный  фрукт  и  вручила  его  растерянному  мальчишке.
- Саша! – попыталась  возразить  мама,  но  тут  же  была  остановлена  капитаном:
- Не  мешай  им!
Через  пять  минут  Сашка  листала  перед  Серёжей  книжку  с  картинками,  слово  в  слово  повторяя  мамину  сказку.  Мама  сидела  рядом,  удивляясь  цепкой  памяти  дочки.  Отец,  казалось,  не  удивлялся  уже  ничему.  Дар  пророчества  и  целительства  передавался  в  их  роду  от  бабушки  к  первой  внучке  уже  несколько  поколений,    и  он  был  готов  к  неизбежному,  но  не  ожидал,  что  так  рано  этот  дар  проявится  в  дочке.
Через  полчаса  накормленный  Серёжка  спал  крепким  сном  с  подаренной  книжкой  и  улыбался.  А  ещё  через  два  часа,  в  Бресте,  семья  Свирцовых  делала  пересадку,  следуя  дальше  в  Германию.  Николай  позвонил,  и  вскоре  на  вокзал  подъехал  его  друг,  с  которым  капитан  оканчивал  военное  училище  и  служивший  в  части  неподалёку.  Он  дал  слово  позаботиться  о  дальнейшей  судьбе  мальчика  и  его  сестрёнки.
На  прощание  Серёжа  впервые  посмотрел  Сашкиному  отцу  в  глаза,  пообещав  не  воровать  никогда.
Где  ты  Серёжа?  Сдержал  данное  тобой  слово?
А  Сашка  ехала  с  родителями,  сестрой-егозой  уже  по  польским  просторам,  дальше  и  дальше  от  бабушкиного  дома,  от  милой  рязанской  земли…
 


ТРЕВОГА


Некстати  разболелся  зуб.  Клавдия,  испробовав    доступные  средства  для  прекращения  адской  боли,  прилегла  с  тёплой  грелкой  на  диван.  Зуб  пригрелся  и  немного  успокоился.  Клавдия  задремала.  Сквозь  прерывистый  сон  до  неё  доносились  голоса  дочек.  Люська  вредничала  и,  хныкая,  пыталась  дотянуться  до  мандаринок,  отложенных  матерью  на  десерт.  Сашка  уговаривала  младшую  сестрёнку  подождать  до  положенного  срока,  иначе  может  случиться  недоброе.  Но  договориться  с  четырёхлетней  упрямицей  трудно  даже  подкованным  в  науке  воспитания  родителям.  В  таких  случаях  бабушка  Сашки  обычно  давала  свободу  действия,  и  Сашка  последовала  бабушкиному  примеру. 
Вскоре  послышался  стук  падающей  табуретки,  звон  разбитой  вазы,  и  комнату  огласил,  словно  вой  сирены,  громкий  плач  Люськи.  Мама,  отбросив  грелку,  уже  летела  на  помощь  дочке,  успокаивая  ту  на  ходу  ласковыми  словами:
- Не  плачь!  Доченька  моя!
На  лбу  сестрёнки  наливалась  синяя  дуля.  Мама,  вылив  тёплую  воду  из  грелки,  срочно  наполняла  ту  водой  холодной.
- Больно! – верещала  Люська,  отворачиваясь  от  ледяной  грелки,  колотя  ногами  по  полу.
Сашка  с  укоризной  посмотрела  на  крикунью  и  принялась  собирать  осколки  разбитой  вазы.  Такой  красоты  у  бабушки  не  было,  Сашка  бы  такую  вазу  берегла…
Мама  прыгала  возле  вопящей  дочки,  пытаясь  уложить  Люську  в  кровать,  но  не  тут-то  было.  Она  уворачивалась,  отпихивая  и  мать,  и  ненавистную  грелку.  Наконец,  дверь  приоткрылась,  и  вошёл  пришедший  на  обед  отец:
- Что  за  шум?
Посмотрел  на  Сашку  и,  подмигнув,  продолжал:
- Что  такая  грустная?
Дочка  показала  на  остатки  вазы,  прошептав:
- Жалко…
- А  сестрёнку  тебе  не  жалко? – тут  же  вскинулась  мать.
- Не  могла  присмотреть  за  младшей  сестрой.  Большая  уже,  в  школу  осенью!
Притихшая  было  Люська,  с  новой  силой  возобновила  плач,  своим  видом  показывая  отцу,  по  чьему  недогляду  она  оказалась  в  данном  положении.
- Люсе  уже  не  больно, - начала  Сашка, - А  завтра  синяка  не  будет.
С  этими  словами  она  подошла  к  сестре  и  положила  руку  на  лоб  Люськи.  Та  перестала  плакать  и  расширила  глаза,  будто  прислушиваясь  к  себе.  Затем  посмотрела  на  Сашку:
- Не  больно!  Нисколько…
Отец  снова  подмигнул,  но  уже  жене,  и  деловито  спросил:
- Ну,  а  обедать-то  мы  будем?
Клавдия  осторожно  положила  непригодившуюся  грелку  на  диван  и,  притихшая,  отправилась  на  кухню.



Через  неделю  военная  обстановка  обострилась  до  предела,  на  севере  Германии  участились  провокационные  вылазки  неугомонившихся  поборников  старого  режима.  Непрекращающиеся  демонстрации  немцев  требовали  вывода  советских  войск.  Трое  офицеров  и  взвод  солдат,  отправленные  на  станцию  встретить  эшелон  с  продуктами,  пропали,  они  были  найдены  через  день,  зверски  убитые,  с  отрезанными  головами,  с  плакатами  в  изуродованных  руках:
- Русские  свиньи,  убирайтесь  вон!
Судя  по  всему,  военные  держались  до  последнего,  утихомиривая  разбушевавшуюся  толпу,  применение  огнестрельного  оружия  к  «мирному  населению»  каралось  трибуналом.
Отцу  над  кроватью  провели  тревожный  звонок.  Почти  каждую  ночь  под  резкий  звук  отец  вскакивал,  быстро  натягивал  сапоги,  опоясывался  портупеей  и,  подхватив  тревожный  чемоданчик,  исчезал  в  темноте.  Мама  с  дочками  оставалась  одна,  тесно  прижав  их  друг  к  другу.  Она  знала,  что  по  тревоге  срывался  весь  полк,  в  городке  оставался  лишь  музыкальный  взвод  с  выданными  на  крайний  случай  автоматами.  В  одну  из  таких  ночей  посыльный  из  штаба  приказал  жёнам  военных  быстро  собрать  самое  необходимое  в  случае  срочной  эвакуации,  спать  одетыми.  В  эту  страшную  ночь,  в  отсутствии  военного  кадрового  состава,  немецкие  войска  подошли  к  городку,  повернув  дула  танков  на  дома  офицеров,  в  которых  остались  их  жёны,  дети.  Оставленная  рота  солдат  залегла  невдалеке,  получив  приказ  держаться  до  последнего….


Сашка  сидела  на  кровати  в  обуви,  в  пальто.  Рядом  дремала  мама,  склонив  голову  на  спинку  стула.  На  её  коленях  спала  одетая  Люська.  Около  кровати,  в  темноте,  виднелся  наспех  собранный  чемодан.
Девочка  осторожно,  чтобы  не  разбудить  уставшую  мать,  слезла  с  мягкого  ложа  и  подошла  к  окну.  В  черноте  ночи,  через  ограду,  на  чужой  стороне,  виднелись  очертания  военных  машин,  длинные  дула  их  пушек  были  направлены  прямо  в  Сашкину  сторону.  Ни  души, даже  ветерок  затих,  как  в  летнюю  пору,  перед  грозой.  Страха  не  было.  Сашка  почувствовала  боль  и  отчаяние  оставленных  женщин  и  вздохнула.  Где-то  подспудно,  каким-то  слепым  подсознанием  она  знала,  что  все  останутся  живы,  кто  находится  здесь,  и  не  все  вернутся  живыми  оттуда,  куда  ушёл  полк,  и  её  сердце  забилось,  запрыгало,  залилось  горячей  тревогой  за  отца.  Она  вынула  старинную  эмблему,  подаренную  ей  старой  ведуньей,  и,  водя  пальцем  по  странно  изогнутым  линиям,  прочитала  оберег  на  папу…



Полк  вернулся  через  неделю.  Накануне  быстро  испарились  немецкие  танки,  и  женщины  облегчённо  вздохнули,  почувствовав  перелом  в  ситуации.  В  немом  оцепенении,  пряча  хмурые,  заросшие  щетиной  лица,  офицеры  возвращались  в  городок.  Разведя  солдат  по  казармам,  они  шли  к  своим  семьям,  напуганным  жёнам,  заждавшимся  ребятишкам.
Отца  долго  не  было.  Мама  выглядывала  поминутно  из  окна,  вытирая  украдкой  слезы.  Вот  и  последний  майор  вошёл  в  подъезд  их  дома…
Отец  пришёл  поздно  вечером.  Уставший,  постаревший,  непохожий  на  себя,  он  остановился  в  прихожей,  уронив  голову.  Мама  кинулась  к  нему,  припала  к  груди,  сдерживая  набегавшие  слёзы,  сдавленным  голосом  выдавила:
- Жив…
Глаза  отца  сверкнули  стальным  отливом  и,  закусив  губы,  он  прошептал:
- Жив…  А  вот  Петьку,  друга…
Он  подошёл  к  столу  и,  рубанув  кулаком  по  хилой  столешнице,  крикнул  с  тоской:
- Сволочи!
И  завыл  скупо,  без  слёз:
- Петька,  друг,  меня  прикрыл,  на  моих  руках…
Отец  заперся  в  спальне.  Мама  тихо  увела  дочек  в  зал.  Сашка  усадила   Люську  на  стул  и  приложила  к  губам  пальчик,  давая  понять  сестрёнке,  что  шуметь  не  время:
- Плохо  папке,  Люся.  Дядю  Петю  убили.
Сашка  первая  озвучила  слово,  которое  застряло  у  отца  в  горле,  и  мама,  зажав  рот  рукой,  заплакала.
Дядя  Петя  часто  приходил  к  ним  в  гости,  играл  с  девочками.  Его  жена  осталась  в  Союзе,  скоро  должна  родить…  Мама  сокрушённо  рыдала,  закрывшись  на  кухне…


Отец  вышел  из  спальни  утром,  как  всегда,  чисто  выбритый,  подтянутый  и  с  побелевшими  висками  в  смоляных  волосах.  Про  те  события  отец  никогда  не  вспоминал  и  не  рассказывал  ни  жене,  ни  дочерям.  И, только  выйдя  в  отставку,  уже  в  далёком  сибирском  городе,  в  очередную  годовщину  гибели  его  друга,  после  крепкого  возлияния,  вдруг  наплыли  на  него  воспоминания,  и  Сашка  услышала  леденящую  душу  историю  тех  страшных  дней…
…Эшелоны  военных  из  Германии  прибыли  в  гудящую  Венгрию  в  то  время,  когда  «восстание»  было  в  самом  разгаре.  Советские  гарнизоны  были  вырезаны,  и  освежёванные  тела  военных,  словно  свиные  туши,  были  развешаны  на  деревьях.  Приказ  стрелять  был  получен  слишком  поздно,  и  много   русских  парней  лежало  на  улицах,  застыв  навеки  в  невероятных  позах.  У  многих  были  вспороты  животы,  отрезаны  носы  и  уши.  Прибывшее  подкрепление  подавило  резню,  применив  оружие.  Жестокость  подавлялась  жестокостью.  Насмотревшись  на  ужасы,  содеянные  местным  населением,  солдаты  не  щадили  никого,  расстреливали  каждого  подозреваемого,  жгли  дома.  В  одном  из  горящих  домов  отец  увидел  женщину  с  ребёнком  и,  вспомнив  своих  детей,  кинулся  в  полыхающий  проём.  Но  его  заместитель – лейтенант  Пётр  Орлов,  опередил  отца  и  принял  на  себя  острое  лезвие  ножа.  С  яростью  расстреляв  затаившихся  бунтарей,  отец  вынес  на  руках  потерявшую  сознание  женщину  и  спас  её  ребёнка.  Но  друга  он  спасти  не  смог,  тот  умер  на  руках  отца,  попросив  побелевшими  губами  позаботиться  о  жене  и  сыне…
Отец  сдержал  обещание.  Сын  Петра – Алексей,  был  желанным  гостем  в  нашей  семье,  он  закончил  военное  училище,  служил  в  Афганистане,  в  чине  майора  погиб  под  Баграмом…
А  сколько  историй  отец  не  рассказал,  живя  с  увиденным,  пережитым,  сколько  других  тревог,  неведомых  нам,  дочерям,  служа  на  Кавказе,  в  Прибалтике,  он  унёс  в  своём  сердце,  спасая  чужие  жизни,  щадя  наши  души…         


АККОРДЕОН

Сашка  заканчивала  учебный  год  на  одни  пятёрки.  Вернее,  она  заканчивала  два  класса  за  один  год.  Освоив  букварь  и  арифметику  до  Нового  года,  она  сидела  на  уроках,  скучая.  И  тогда  учителя,  испросив  разрешения  у  родителей  девочки,  решились  на  эксперимент  и  предложили  ей  программу  второго  класса.  Сашка  с  головой  ушла  в  обучение,  забыв  и  про  любимых  кукол,  и  про  кино,  и  про  походы  по  выходным  дням  с  отцом  в  парк.
Мама  с  тревогой  наблюдала  за  дочкой,  запавшей  на  учение,  боясь  её  нервного  срыва,  подсовывая  Сашке  вместо  учебника  то  апельсинку,  то  интересную  книжку.  Но  девочка,  проглотив  угощение  и  освоив  очередную  сказку,  вновь  тянулась  к  знаниям.  Отец  иногда  подходил  к  Сашке  и,  гладя  по  светлым  волнистым  завиткам,  приговаривал:
- Молодец,  доча!  В  жизни  учение  пригодится.
Весной  отец  уехал  в  «командировку»,  так  назывались  его  постоянные  отлучки  в  горячие  места,  откуда  отец  приезжал  обычно  молчаливым  и  серьёзным.
И  снова  пришёл  май.  В  их  городке  цвела  сирень,  пышно  посаженная  вокруг  офицерских  домиков;  ребятишки  радовались  ласковому  солнцу,  бегая  по  двору,  играя  в  догонялки,  да  прятки.  Только  Сашка  твердила  за  столом  правила  грамматики,  да  сестрёнка  Люська,  присевшая  рядом,  подперев  голову  кулачками,  внимательно cлушала  непонятные  слова.  В  последнее  время  сестры  сильно  подружились,  и  Люська  не  хотела  гулять  одна.
Наконец,  непослушное  правило  было  выучено,  и  сестрички  присоединились  к  общей  игре.  Мама  сложила  учебники,  удивляясь  упорству  старшей  дочери,  её  необыкновенным  способностям  к  ученью.
Через  три  дня  Сашка  с  успехом  выдержала  перекрёстный  экзамен  и  ей  была  выдан  аттестат  об  окончании  второго  класса  с  пятёрками  в  графе  «успеваемость».  Радостная  и  нарядная  девочка  шла  рядом  с  мамой,  не  менее  радостной  и  гордой  за  Сашку.  С  другой  стороны  приплясывала  Люська,  поминутно  заглядывая  сестре  в  глаза  и  рассказывая  про  «едовитого»  врага  Люськи – Юрку.
Вечером  приехал  отец,  деловито  задумчивый,  немногословный.  Но,  узнав  про  Сашкины  успехи,  подошёл  к  дочке  и,  усадив  её  к  себе  на  колени,  ласково  обнял,  погладил  по  голове  и  положил  перед  ней  большую,  красочную  книгу.  «Самое  интересное» - прочитала  Сашка  вслух  и  вопросительно  посмотрела  на  отца.
- Да,  Саша, - убедительно  подтвердил  отец. - Здесь,  действительно,  самое  интересное,  что  написано  про  детей,  про  мужественность,  ответственность,  добро  и  зло,  про  счастье  и  пути  его  достижения.  Поздравляем  тебя,  дочурка,  с  окончанием  второго  класса  и  с  днём  рождения!
Спасибо, - пролепетала  дочь,  целуя  отца.  Действительно,  завтра  её  день  рождения,  она  чуть-чуть  не  забыла…
Назавтра  погруженная  в  чтение  увлекательной  книги,  Сашка  не  замечала  никого  и  ничего.  Она  жила  в  мире  героев  удивительных  рассказов,  переживая  за  их  судьбу,  радуясь  их  победам,  огорчаясь  до  слёз  поражениям  и  вновь  восторгаясь  подвигу  маленьких  разведчиков.
Зашла  мама  и,  улыбнувшись,  забрала  книгу  из  Сашкиных  рук,  нарядила  дочурку  в  лучшее  платье  и  повела  в  зал.    Радостные  родители  встречали  прибывших  гостей,  дочка  принимала  поздравления  и  подарки  от  детворы.  Люська  стояла  рядышком  со  старшей  сестрёнкой  и  сияла  от  счастья  и  гордости  за  Сашку.  Она  любила  сестру  в  данный  момент  больше  всех  на  свете  и  великодушно  предлагала  гостям  посмотреть  на  пятёрки  в  аттестате  Сашки.
Но  вот  гости  уютно  расположились  за  красиво  накрытым  столом,  бокалы  наполнились  шипучим  лимонадом,  и  на  середину  комнаты  вышел…  добрый  сказочник  со  смешным  большим  носом  картошкой  и  золотой  короной  на  голове.  Он  хитро  улыбнулся,  подмигнув  Сашке,  и  девочка  вмиг  узнала  в  чародее  любимого  папку.  Смешной  волшебник  поздравил  Сашку  с  днём  рождения  и  спросил:
- А  вот  скажите,  гости  дорогие,  сколько  же  лет  имениннице  исполняется  сегодня?  Вроде,  второй  класс  закончила…  И  сосчитать  не  могу…
Сашка  прекрасно  знала,  что  папка  точно  знает  её  возраст,  но  не  стала  мешать  развлечению.  Мнения  разделились,  что  привело  девочку  в  радостный  восторг.  Некоторые  смельчаки  даже  давали  маленькой  по  росту  Сашке  целых  десять  лет!  Тогда  сказочник  молниеносным  движением  фокусника  достал  хлопушки,  украшенные  ярким  рисунком,  и,  поставив  рядом  Сашку,  друг  за  другом  выстрелил  из  них,  рассыпая  конфетти  на  волнистые  длинные  волосы  виновницы  торжества.  Гости  вслух  считали  выстрелы  хлопушек,  их  оказалось  ровно  восемь.  После  последнего  залпа  отец  подхватил  маленькую  именинницу  и  закружил  её,  высоко  подняв  на  руки.  Девочка  закрыла  глаза  от  счастья,  представив  себя  летящей  высоко  в  небе…
Внезапно  нежные  звуки  детской  песенки  раздались  рядом.  Мелодия  наполнила  пространство  вокруг,  маня  за  собой  в  дальние  дали  переливчатыми  вибрациями,  проникая  в  душу.  Играла  не  гармошка,  и  не  гитара…  Их  звучания  Сашка  знала  с  деревенского  младенчества.  Девочка  открыла  глаза  и  увидела  удивительный  инструмент  в  руках  сослуживца  отца,  который  умело  перебирал  белые  и  чёрные  клавиши,  размашисто  раздвигая  мех,  пританцовывая  в  такт  мелодии.  Детвора  прыгала  в  шумном  хороводе,  хором  приговаривая  слова  песенки:
- Мы  едем,  едем,  едем
В  далёкие  края, 
Весёлые  соседи,
Счастливые  друзья…
Отец  образовал  хоровод  вокруг  Сашки,  прихлопывая  в  ладоши  вместе  с  детьми:

- Тра-та-та!  Тра-та-та!
Мы  везём  с  собой  кота,
Чижика,  собаку,
Петьку – забияку,
Обезьяну,  попугая –
Вот  компания  какая!!!

Сашка  впервые  слышала  эту  песенку,  ей  понравились  незатейливые  слова  и  радостная  мелодия  песни,  в  которой  весёлые  друзья – соседи,  забрав  своих  любимцев – зверей,  переезжают  на  новое  место  жительства. 
- Почти,  как  я, - подумала  девочка.
- Я  тоже  переехала,  только  бабушка  осталась  в  деревне,  а  с  ней – кот  Митька  да  собака  Жмурка…  Но  бабушке  было  бы  грустно  без  любимцев.  А  у  меня  столько  новых  друзей!  И  мама  с  папой,  и  сестрёнка  рядом!
Сашка  слушала  песенку  и  вспоминала  родное  село,  бабушку,  которая  на  день  рождения  внучки  пекла  вкусный,  пышный  пирог  с  калиной.  Девочка  мысленно  перенеслась  в  родные  края  и  снова увидела  высокую  берёзу  рядом  с  колодцем,  неугомонных,  гогочущих  гусей,  задиристого  петуха  Петра  Петровича  и  милую  бабушку,  наклонившуюся  над  огородной  грядкой.  Закончив  посадку  семян  огурцов,  бабушка  отправилась  в  хату,  где  на  столе  красовался  любимый  Сашкин  пирог,  налила  чаю  и  мысленно  поздравила  внучку.
- Спасибо, - прошептала  именинница.
А  необыкновенный  музыкальный  инструмент  заливался  снова  небесными  трелями,  покоряя  сердце  девочки  самым  сладким  звучанием  на  земле.
Мама  торжественно  внесла  на  подносе  огромный  торт  с  горящими  свечами,  гости  поспешили  за  стол.
- Ну,  Саша,  загадывай  желание  и  задувай  свечи! – провозгласил  отец.
- Успеешь  задуть  свечи  с  одного  раза – сбудется  твоё  желание! – продолжала  мама.
Сашка  набрала  побольше  воздуха  и,  закрыв  глаза,  сжав  кулачки,  смело  задула  свечи.  У  неё  в  этот  момент  было  единственное  желание,  и  она  знала – оно  исполнится…
Поздно  вечером,  когда  Сашка  лежала  в  постели,  сквозь  призрачный  сон  она  вновь  услышала  чарующие  звуки  незнакомого  инструмента.  Под  лёгкую,  шутливую  мелодию  отец  с  товарищем  пели:

- Мишка,  Мишка,  где  твоя  улыбка,
Полная  задора  и  огня?
Самая  нелепая  ошибка,  Мишка,
То,  что  ты  уходишь  от  меня…

Девочка  не  знала,  кто  такой,  этот  Мишка,  но  искренне  пожалела  доброго  героя  песни.  Его,  наверное,  обидели,  а  может  быть,  разыграли  незадачливые  друзья…
Назавтра  Сашка,  одеваясь,  напевала  услышанную  накануне  шутливую  песенку  чистым,  негромким  голоском.  Мама,  расчёсывая  непокорные  Люськины  волосы,  прислушалась  и,  поражаясь  точному  воспроизведению  слов  и  мелодии,  тихо  подошла  к  дочери.  Сашка,  увидев  мать,  замолчала.
- Ну,  что  же  ты,  Саша?  Пой!  У  тебя  здорово  получается, - попросила  мама.
Дочка  потупила  глаза.  Ничего  не  сделала  она  особенного,  чтобы  её  нахваливали!  Только  пропела  полюбившуюся  мелодию.  Так  может  каждый…
- Потом, - тихо  сказала  девочка.
Вечером  Клавдия  тихонько  рассказала  мужу  об  услышанном.  Отец  Сашки  призадумался,  и  через  день  вместе  с  дочерью  отправился  к  товарищу,  тому  сослуживцу,  что  аккомпанировал  на  дне  рождения.
Был  выходной.  Лето  вступило  в  свои  права,  прогревая  пышные  заросли  шиповника  около  невысокого  здания  с  колоннами.
- Офицерский  дом  культуры, - прочитала  Сашка  на  вывеске  дома.
Внутри  помещения  царили  чистота  и  прохлада.  Из  каждой  приоткрытой  двери  лились  удивительные  звуки.  Вот  играет  баян,  здесь – труба, а  здесь…  Сашка  вновь  услышала  нежные  трели  волшебного  инструмента  и  замерла.  Отец  растворил  дверь,  и  мелодия  оборвалась.
Навстречу  шёл,  улыбаясь,  знакомый  музыкант  с  чарующим  инструментом  на  груди.
- Проходи,  Саша! – пригласил  обладатель  необыкновенного  инструмента,  пожимая  руку  Сашкиному  отцу.
- Нравится  моя  музыка?  Удивительный  тембр,  полный  набор  регистров,  перламутровый  цвет  звучания…  А  называется  одним  словом – аккордеон!  Лучший  музыкальный  инструмент!  А  самые  мелодичные  аккордеоны – немецкие,  фирмы  «Вельтмейстер»,  как  у  меня.
Сашка  осторожно  дотронулась  до  белой  клавиши.  По  комнате  разлилось  чистое  звучание  из  неведомой  страны  музыки,  завораживающее  и  таинственное.  Звук  напоминал  вибрацию  голубого  цвета,  перистых  облаков,  звон  колокольчиков.  В  душе  созвучно  заиграла  сладкая  мелодия  добра  и  любви,  покоя  и  радости.
- Вижу – любишь  музыку, – продолжал  обладатель  аккордеона.
- Попробуем  разобраться  в  твоих  способностях.  Я  стану  нажимать  клавиши,  а  ты  попытайся  отгадать,  сколько  звуков.
Он  поставил  девочку  лицом  к  стене  и  нажал  клавишу.
- Один, - не  задумываясь,  ответила  Сашка.
- А  сейчас?
Зазвучал  непростой  аккорд  звуков.  Запахло  дождём  и  ветром,  грустью  неведомого  путника…
- Больше,  чем  два,  наверное – три, - призналась  девочка.
-Верно, - удивился  дядя. – Терция  в  миноре.
Он  повернул  Сашку  лицом  к  себе:
- А  теперь  попробуй  повторить  мелодию!
Сашка  быстро  воспроизвела  озвученные  нотки:
- Это  легко.
Дядя  внимательно  посмотрел  на  девочку  и  заиграл  более  сложный  отрывок.
- Легко! – засмеялась  девчонка  и  с  точностью  повторила  мелодию.
- А – эту?
И  он  заиграл  увертюру  к  опере  «Кармен».
Сашка  серьёзно  прослушала  первые  четыре  такта,  задумалась  и  полностью  повторила  незнакомую  мелодию.
Удивлённый  дядя  поставил  аккордеон  на  стол  и  отошёл  с  отцом  Сашки.
-Невероятно,  но – факт!  Николай,  у  твоей  дочки – абсолютный  слух!  Ей  необходимо  учиться  музыке,  она  её  чувствует  каким-то  шестым  чувством.  Впервые  вижу  такое…  Конечно – аккордеон,  и  конечно – только  в  хорошей  музыкальной  школе,  лучше – в  Союзе.  В  перспективе – музыкальное  училище,  как  минимум.  Удивительно…
Восторженный  музыкант  ещё  долго  что-то  говорил  о  Сашке.  А  девочка  в  это  время  с  любовью  нежно  гладила  волшебную  клавиатуру,  и… вдруг  невзначай  нажала  на  одну  из  клавиш.  Незастёгнутый  мех  медленно  распустился,  и  чистый  звук  наполнил  комнату.  Сашка  уловила  начало  детской  песенки,  звучащей  на  её  дне  рождения.  Пальчики  сами  нашли  следующие  клавиши,  и  под  потолком  робко  поплыли  первые  такты  весёлой  мелодии:

- Мы  едем,  едем,  едем
В  далёкие  края…

Сашка  замерла  от  неожиданности.  Хозяин  аккордеона  подбежал  к  столу,  подхватил  свой  разъезжающийся  великолепный  инструмент  и  застыл  с  ним  в  обнимку,  восторженно  глядя  на  девочку…    
Домой  Сашка  летела  на  крыльях.  Отец  шёл  рядом,  любуясь  дочкой,  удивляясь  её  необычным  способностям  и  жадности  к  познанию.  Он  вспомнил  переданные  матерью  слова  нищенки,  которая  предрекла  в  младенчестве  Сашке  быть  первой  во  всех  начинаниях.
- «…захочет,  звезду  с  неба  достанет,  но  не  пойдёт  она  лёгким  путём,  а  выберет  дорогу  трудную,  но  нужную  людям…». 
Маленькая  берегиня,  чуткая,  ранимая,  отзывчивая  на  чужую  беду.  Трудно  придётся  ей  в  жёстком  и  несправедливом,  грозном  и  непредсказуемом,  как  вечность,  мире…
Через  неделю,  придя  с  прогулки,  Сашка  увидела  на  столе    новенький  аккордеон  нежной  перламутровой  окраски  лучшей  в  мире  немецкой  фирмы – её  заветное  желание  на  дне  рождения,  и  записку  отца:
-  Учись,  доча,  будь  умницей!
Отец  в  очередной  раз  по  срочному  приказу  отбыл  в  «командировку»,  в  далёкую  страну  с  мелодичным  названием  «Югославия»…
 


СЛАДКАЯ   РОСА

Петух  вскочил  на  невысокий  плетень  и  шумно  захлопал  крыльями.  Его  переливающееся  оперенье  вспыхнуло  золотистым  отливом  в  первых  лучах  нарождающегося  солнца  и  заиграло,  заискрилось  радужными  цветами.  Петух  вытянул  шею  и  оповестил  мир  о  рождении  нового  дня:
- Ку-ка-ре-ку!
Ему  ответили  соседние  горлопаны,  заполнив  деревенскую  улицу  перекличкой  ликующих  голосов,  пробудив  обитателей  земли  от  сладкого  летнего  сна.
На  крыльцо  крайнего  дома,  тихо  приоткрыв  дверь,  вышла  маленькая,  сухонькая,  пожилая  женщина  в  скромной,  синенькой,  лёгкой  кофточке,  тёмной  юбке  и  светлом  платочке,  повязанном  на  голове – бабушка  Наталья.  В  руках  она  держала  корзинку,  накрытую  чистым  полотенцем.  За  ней  легко  выбежала  Сашка  с  бидончиком.  Она  снова  жила  у  бабушки,  последние  месяцы  их  жизни  в  деревне.  К  осени  переедут  они  в  город,  в  новый  дом,  купленный  Сашкиными  родителями.  Там  Сашка  пойдёт  в  третий  класс. 
А  потому,  бабушка  торопилась  запастись  необходимыми  атрибутами  в  её  врачевании.  Сегодня  как  раз  такой  день,  когда  сама  природа-матушка  даёт  великую  силу  для  пользы  людской.  Наталья  с  внучкой  пошли  по  еле  заметной  тропинке  на  дальний  луг  у  леса.
Полностью  вышедшее  из-за  горизонта  солнце  брызнуло  лучами  на  зелёный  ковёр,  преломляясь  бриллиантовой  россыпью  в  капельках  росы,  гроздьями  свисающей  с  каждой  травинки,  с  каждого  стебелька,  цветка,  листочка.
- Бабушка!  Красота-то! – не  удержалась  Сашка.
- Тише,  внучка!  Роса  голоса  не  любит.  Торопись,  не  поспешая.  У  нас  есть  несколько  минут  для  сбора  живительной  силушки…
Сашка  наклонилась  к  ромашке,  облепленной  набухшими  росинками  удивительного  летнего  утра  и,  осторожно  наклоняя  цветок,  начала  собирать  прохладную  влагу  в  маленькую  кружечку.  К  великой  неожиданности  девочки  скоро  первая  порция  росы  отправилась  в  бидончик.  Неподалёку  бабушка  наполняла  целебной  влагой  бутылочки,  крепко  затыкая  их  самодельными  пробками,  и  складывала  в  корзинку.
Капельки  светились  повсюду,  играя  с  девочкой,  дразня  лучистым  разноцветьем.  Сашка  хватала  их  ртом  с  гибких  травинок  и,  жмурясь  от  удовольствия,  слизывала  языком  с  губ  удивительно  вкусную  водицу.  Бидончик  наполнился  через  полчаса,  и  девочка,  прикрыв  его    лопухом  от  солнца,  нырнула  в  самую  гущу  искристого,  мокрого  великолепья.  Тело  враз  обожгло  холодком,  в  душе  разлился  блаженный  восторг,  дыхание  замерло.  Сашка  лежала  в  траве,  и  сверху,  с  ярко-синих  головок  колокольчиков  капали  свежие  росинки,    растекались  по  лицу,  даря  истому  и  наслажденье.
Неожиданно  рядом  послышался  шорох.  Осторожно  перевернувшись  на  живот,  Сашка  раздвинула  высокие  стебельки  цветов  и  удивлённо  раскрыла  глаза.  Невдалеке,  подобно  девочке,  купалась  в  росе  шустрая  пигалица-птица,  тщательно  теребя  остреньким  клювом  каждое  пёрышко,  заботливо  разглаживая  малиновую,  яркую  манишку  на  груди.  Занятая  очень  важным  делом,  пичуга  не  обращала  внимания  ни  на  Сашку,  ни  на  весь  остальной  мир.  Наконец,  приведя  себя  в  должный  порядок,  птаха  припала  к  изумрудным  капелькам  росы,  усыпанных  бусинками  на  цветущем  клевере.  Она  смешно  закидывала  голову  назад,  проглатывая  живую  воду,  и  радовалась  обновлению  в  природе.
Сзади  послышался  треск,  и  птичка  спешно  взлетела.  На  полянку  выкатился  живой  клубочек,  утыканный  иглами,  длинными,  с  прилипшими  на  них  листочками.  За  ёжиком  бежал  глупенький  малыш-лисёнок,  норовя  лапкой  раскрутить  запутанный  клубок  и  добраться  до  вожделённой  добычи.  Мама  лиса  ещё  не  успела  научить  шалуна,  что  связываться  с  колючим  зверьком  опасно,  и  теперь  природа-мать  преподавала  лисёнку  нужный  в  жизни  урок.  Вконец  изранив  нос  и  лапы  об  острую  одёжку  загадочной  добычи,  малыш  взвизгнул  и,  хромая,  поковылял  в  лес,  скуля  и  жалуясь  мамаше  на  недоступного  «мышонка».
Ёжик  полежал  на  росистой  траве  и,  вдруг,  осторожно  развернулся,  нюхая  волшебный  воздух  любопытным  носиком,  оглядывая  окружающий  мир  чёрными  бусинками-глазками.  На  его  иголочках  заиграла  радуга,  и  Сашка  увидела,  что  на  каждом  острие  дрожала  маленькая  капелька-росинка,  таинственно  преломляясь  в  живительных  солнечных  лучах. 
- «Зверёк  с  ореолом» - счастливое  знамение  в  такой  день, - говорила  бабушка.  Увидеть  его  ранним  утром – равносильно  увидеть  цветущий  папоротник  накануне,  ночью!  Бабушка  на  своём  веку  не  видела  ни  того,  ни  другого,  но  не  обижалась  на  Создателя,  она  знала,  что  в  её  роду  обязательно  это  чудо  увидят  потомки.
Сашка  отпустила  стебельки,  оставив  спасшегося  ёжика  наедине  с  природой,  осторожно  поднялась  и,  прихватив  полный  бидончик,  отправилась  на  поиски  бабушки.  Роса  уже  высыхала,  подсыхало  и  Сашкино  мокрое  платье,  её  волнистые  волосы  распушились,  развеваясь  на  лёгком  ветру.
- Роса  должна  высохнуть  на  теле – тогда  от  неё  польза  будет, -   говорила  бабушка.
Сашкина  наставница  ждала  внучку  на  тропинке  с  корзинкой  наполненных  утренней  влагой  бутылок.  Надолго  хватит!  Сашка  тихо  пошла  рядом,  молча  поглядывая  на  бабушку  и  переживая  заново  события  утра  Ивана  Купалы.
Уже  дома  бабушка  проговорила:
- Видишь,  Саша,  сколько  росы  бывает  на  старинный  летний  праздник,  да  и  на  вкус  она  иная – сладкая!
Затем  помолчала  и,  уже  с  другими  нотками  в  голосе,  продолжила:
- А  ты  всё  же  увидела  божие  знамение,  по  тебе  вижу.  А  что  не  говоришь – правильно  делаешь!  Одной  тебя  это  касается,  знать,  тебя  Господь  выбрал  поделиться  земным  чудом…
Сашка,  прислонясь  к  тёплому,  бабушкиному  плечу,  молчала.  В  душе  пела  волшебная  мелодия,  отражая  гармонию  всего  сущего  на  земле  с  царицей-природой,  с  Богом,  с  любовью.  Звуки  уходили  в  поднебесье,  даря  частичку  Сашкиной  души  великой  Вселенной,  вечной  Жизни  и  светлому  дню  древнейшего  праздника  на  земле – Ивана  Купалы. 

 


УДИВИТЕЛЬНОЕ   РЯДОМ


Медвежонок  втянул  воздух,  наполненный  запахом  цветущих,  лесных  трав  и,  тонко  уловив  родной  запах,  кубарем  скатился  с  пригорка.  Его  мать – крупная,  бурая  медведица,  стояла  под  раскидистой  липой  на  задних  лапах,  примеряясь  к  дуплу  с  мёдом.  Улей  без  радости  отнёсся  к  нагрянувшей  гостье,  взбудораженные  пчёлы  воинственными  стайками  кружились  около  медвежьей  морды.  Отмахнувшись  от  мешающих  сладкой  трапезе  насекомых,  медведица  смело  запустила  лапу  в  дупло,  вытащила  добрую  порцию  густого,  душистого  лакомства  и  отправила  в  пасть. 
Мёд,  облепленный  пчёлами,  тяжёлыми  каплями  падал  на  траву,  призывно  маня  волшебным  запахом  несмышлёныша – маленького  медвежонка.  Повизгивая  и  урча,  он  припал  к  незнакомому  блюду,  слизывая  с  травинок  пахучую  жидкость,  интуитивно  закрывая  нос  от  разозлившихся  пчёл. 
Косолапая  мамаша  с  чавканьем  облизала  лапу  и  вторично  запустила  её  в  дупло,  но  вылетевший  рой  оборвал  медовую  трапезу  медвежьей  семьи.  Пчёлы,  построившись  боевым  порядком,  напали  на  косматую  мамашу,  беспощадно  жаля  в  пасть,  нос,  уши.  Медведица  затрясла  головой,  заревела,  оставила  дупло  и  побежала  наутёк.  Медвежонок  еле  поспевал  за  ней.  Добежав  до  спасительной  реки,  мамаша  шлёпнулась  в  холодную  воду,  погружаясь  с  головой  в  быстрый  поток.  Медвежонок,  подгоняемый  разъярёнными  пчёлами,  последовал  за  матерью,  спешно  хлопая  мохнатыми  лапками  по  воде…


Бабушка  Наталья  с  внучкой  Сашкой  наблюдали  эту  удивительную  картину  с  пригорка  лесной  реки,  затаив  дыхание,  за  стволом  вековой  сосны.  Но  вот  медвежья  семья  скрылась  за  поворотом,  спасаясь  от  пчелиного  роя,  и  Наталья,  поставив  корзину  с  грибами  на  мягкий  мох,  выдохнула:
- Хозяйка  леса!  Да  ещё  с  дитём!  Ты  не  гляди,  Саша,  что  неуклюжа  она,  да  косолапа.  Мать!  И  потому  за  свою  кровиночку  на  ружьё  пойдёт.  И  ловка  будет,  и  хитра,  и  сильна,  и  опасна…
Сашка  подбежала  к  бабушке:
- Гриб!  Бабуля!  Да  какой  большой!
Гриб,  крепенько  и  горделиво  стоял  на  земле,  приподняв  пожухлые  хвоинки,  будто  спрашивая:
- Посмотрите-ка!  Хорош  я?
Бабушка  осторожно  срезала  важный  боровик  и  тут  же  обнаружила  ещё  семейку  чуть  поодаль.  Сашка  трудилась  под  соседним  деревом,  выбирая  дружную  ватагу  крепеньких  грибков.  Скоро  корзина  наполнилась  доверху.  Бабушка  положила  на  ровные  шляпки  грибов  большой  лопух,  укрывая  дары  леса  от  подглядывающего  солнца.  Напившись  у  родника  холодной  прозрачной  водицы,  Наталья  с  внучкой  повернули  к  дому.
Сашка  бежала  по  знакомой  тропинке,  оставив  позади  бабушку.  Каждое  дерево  и  любой  листочек  ей  знакомы  в  лесу.  Но  медведей  она  увидела  сегодня  впервые.  Солнце  сквозь  листву  ажуром  расположилось  на  траве,  лаская  головки  цветов,  согревая  землю.
На  суку  знакомого  дуба,  что  стоял  на  развилке  тропы,  сидела  длиннохвостая  сорока  и  неугомонно  стрекотала,  наклоняя  любопытную  голову  и  трепыхая  крыльями.
- Что  шумишь? – полюбопытствовала  Сашка.
- Неужто  хочешь  сказать  что-то  важное?  Говори,  только  не  так  быстро.
Сорока  замолчала,  искоса  взглянула  на  девочку  и,  словно,  решившись  доверить  незнакомке  тайну,  перелетела  на  соседнее  дерево  и  застрекотала  вновь.  Сашка  подошла  ближе,  и  сорока,  сорвавшись  с  ветки,  полетела  вглубь  леса.
- Чудеса! – удивилась  девочка.
- Куда  же  она  зовёт  меня?
Сашка  оглянулась  и,  не  увидев  бабушку,  решила  ненадолго  сбегать  за  встревоженной  птицей.
Сорока  дожидалась  её  на  высокой  лещине,  чистила  пёрышки.  Взглянула  на  Сашку  и  недовольно  продекламировала:
- Ну  и  где  ты  ходишь?
И  полетела  дальше.  Девочка  еле  поспевала  за  птицей,  с  трудом  перелезла  через  бурелом  и  оказалась  на  краю  ямы.  Сорока  уселась  на  поваленное  дерево,  ветви  которого  уходили  в  тёмную  глубину,  и  застрекотала  вновь,  указывая  на  непорядок  в  лесу.
- Тише,  неугомонная!  Ну,  дерево  упало,  знать – срок  пришёл!  Что  ж  народ  пугать?
Сорока  слетела  от  негодования  в  яму  и  тут…
На  дне  ямы  повизгивал  тёмный  комочек.  Сашка  присмотрелась  и  узнала  в  лохматом  зверьке  знакомого  непоседу – медвежонка.  Он  скулил,  пытаясь  вылезти  наружу,  но  неуклюже  скатывался  обратно  в  яму.
Сашка  оглянулась,  посмотрела  вокруг,  отыскивая  глазами  мамашу  маленького  шалуна,  но  никаких  признаков  присутствия  хозяйки  леса  не  обнаружила.  Лишь  недовольная  сорока  принялась  вновь  бранить  нерасторопную  гостью:
- Чего  стоишь?  Что  раздумываешь?  Зверёныш  погибает,  а  ей  и  дела  нет!
И  полетела  рассказывать  лесным  жителям  о  нерадивости  девочки…
- Хорошо  тебе  трещать, - подумала  Сашка,  осторожно  слезая  в  яму.
- Тебя  медведица  не  достанет.  Будь  у  меня  крылья – не  раздумывала!
Медвежонок,  увидев  подошедшую  девочку,  затих.  Он  был  очень  маленький,  беспомощный.  Сашка  погладила  его  взъерошенную  шерсть,  и  малыш  ожил.  Он  снова  попытался  выбраться  из  ямы,  но  тут  же  скатился  обратно,  вновь  оказавшись  рядом  с  девочкой.  Тогда  Сашка  осторожно  подсадила  медвежонка  на  поваленное  дерево  и,  услышав  шорох,  треск  сучьев,…замерла. 
Прямо  на  неё  глядела  бурая,  лохматая  медведица,  шумно  втягивая  ноздрями  пряный,  лесной  дух.  Сашка  увидела,  как  медвежонок  быстро  перебирая  лапками,  полез  по  стволу  дерева  и  через  минуту  оказался  наверху.  Мамаша  лизнула  неслуха  в  мордочку,  рявкнула  и  дала  шалуну  здоровенную  оплеуху.  Медвежонок  перекувыркнулся  через  голову  и,  повизгивая,  будто  прося  прощение  у  мамки,  побежал  в  лес.  Медведица  вновь  шумно  вдохнула  воздух  и  поглядела  в  упор  на  девочку.  Сашка  закрыла  глаза,  прислонив  голову  к  ветке  поверженного  дерева  и,  даже  дышать  перестала.  В  ушах  отчётливо  зазвучали  бабушкины  слова:
- …за  свою  кровиночку…,   …и  хитра,  и  опасна…
Медленно  текло  время.  Сашка  читала  на  себя  оберег  и  мысленно  рассказывала  медведице,  что  не  по  своей  воле  оказалась  рядом  с  её  малышом,  что  спасала  её  дитя  от  гибели…
Послышалось  стрекотание  знакомой  сороки.  Сашка  несмело  разлепила  веки.  Лес  жил  своей  жизнью.  Кузнечик,  присевший  перед  носом  девочки  на  листик  ветки,  высоко  подскочил,  прыгнул  на  травинку  и  заиграл  скрипичную  лесную  мелодию;  муравей,  деловито  таща  соломинку,  заполз  на  палец  девочки.  Сорока  сидела  неподалёку  и,  не  переставая,  тарахтела:
- И  чего  расселась?  Забыла  чего?  Сделала  своё  дело – иди!  Аль  «спасибо»  ждёшь?  Столько  удивительного  рядом,  а  она  сидит!!!
Сашка  огляделась.  Медведей  не  было.  Пережитое  было  на  самом  деле  удивительным  приключением,  жутким  и  не  поддающимся  Сашкиной  логике.  Значит,  медведица  приняла  её  помощь,  поняла  её  мысли?  Значит  права  бабушка,  когда  говорила:
- Всяк  зверь  понимает,  когда  говоришь  с  ним,  и  принимает  помощь.  Только  добрые  мысли  должны  быть  в  это  время…
Сашка  быстро  вылезла  из  ямы  по  веткам  поваленного  дерева  и  побежала  догонять  бабушку,  опасаясь  получить  такой  же  нагоняй  за  отлучку,  какой  получил  от  своей  мамаши  непослушный,  маленький,  любопытный  медвежонок.
А  впереди  было  длинное,  красное  лето  с  походами  за  щедрыми  дарами  волшебного  леса,  ночевками  у  костра,  заготовками  пахучих  трав  и  новые  необыкновенные  приключения.  Впереди  ждал  мир,  наполненный  гармонией  звуков  и  разноцветными  красками,  светлый  путь  служения  людям  и  удивительное  время,  название  которому – ЖИЗНЬ!



СОДЕРЖАНИЕ
Слово  редактора………………………………………….
О  бабушке………………………………………………….
Рождение……………………………………………………
Сама………………………………………………………….
Звёздочка…………………………………………………….
Гусята………………………………………………………..
Белена………………………………………………………..
Дивный  камень……………………………………………..
Кукла…………………………………………………………
Урок  любви………………………………………………….
Журка………………………………………………………...
Розыгрыш……………………………………………………
Бугай………………………………………………………….
Тропа  судьбы………………………………………………..
Цыганка………………………………………………………
Серёжа………………………………………………………..
Тревога………………………………………………………..
Аккордеон……………………………………………………
Сладкая  роса…………………………………………………
Удивительное  рядом…………………………