Это теплое слово мама

Нателла Абдуллаева
Не спится. В придачу ещё - голова болит. Очередная простуда: надела тонкие колготки в холодный февральский день и теперь пожинаю плоды. София не Баку, детка. Поэтому здесь все ходят в отвратительных шерстяных леггинзах.

Пытаюсь заснуть. Подключаю приятные воспоминания, чтобы унять головную боль через положительные эмоции. Вспоминаю маму. Сразу физически чувствую ее тепло. Скоро год, как ее нет с нами. Все мои теперешние воспоминания все ещё связаны с ее болезнью, которая понемногу, день за днём забирала ее красоту, тепло, ее дар создать что-то стоящее из ничего.

В памяти отпечатался ее смертный облик, «посмертная маска». Пустое тело, испустившее последних дух, заснувшее беспробудным сном.

Отгоняю эти воспоминания, хочу вспоминать ее живой, теплокровной, вечно что-то делающей, сглаживающей углы, энергичной и любящей жизнь.

Дома всегда было чисто, все четыре комнаты убраны, вещи всегда лежали на своих местах, из кухни тянулся легкий аромат вкусненького.

Как я любила мамины пирожки, булочки, хворосты, пряники, ватрушки, сырники, творожники. Уплетала их, как Карлсон, один за другим. Тесто всегда слушалось маминых рук, у неё получались вкусные выпечки, разве их сравнишь с магазинным?

Как она успевала? И дом блестел чистотой, и обед всегда был готов, и белье было выстирано и открахмалено. А ведь она ещё работала в институте, читала лекции, принимала экзамены, зачеты по труднейшим дисциплинам - тригонометрическая геометрия, черчение.

Ещё она была матерью не только нас, ее родных детей, но и всей ее большой семьи. На каждую зарплату она прикупала что-то для своих сестёр и братьев, затем их детей. Никогда не забывала о них. Если что-то покупалось: кастрюля, хрустальная ваза, одежда, люстра-то обязательно в количестве плюс один, для сестёр и братьев.

Ей было важно, что ее родные кушают, из чего едят, как одеты, какая у них мебель, занавески, ковры, люстры, сережки, кольца и часы, какое высшее образование получают, где работают...Должно было быть самого лучшего качества. Фюжеры из богемского стекла, чайный и обеденный сервиз из дорогого фарфора, серебряные приборы, хрустальные люстры и персидские ковры. Она знала толк, как бы сейчас сказали, в lifestyle. Все ее домочадцы должны иметь диплом о высшем образовании.

Но главный ее дар заключался в сплачивание всей семьи, приглаживает всех шероховатостей. Все должны были пристроены, вовремя ее родные должны были создавать семью, их свадьбы отыгрывались помпезно, все должны были иметь хорошую работу, содержать свои семьи достойно. Если кто-то из знакомых, случалось, был одиноким, тутже мама находила подходящую пару и, как сваха, устраивала их брак. А по праздникам, по дням рождения вся большая семья собиралась вместе. Вкусно ели, мама играла на пианино, и мы танцевали и пели. Никогда не судачили или сплетничали, а просто радовались успехам друг друга.

У мамы никогда не было депрессии, сомнений. Она любила жизнь, красоту через красивые вещи, природу, искусство и архитектуру. Всю жизнь вспоминала Эрмитаж и Ватикан, которые ей удалось посетить.

Про наши дачные посиделки можно написать отдельно многотомный роман.  Застолья устраивались на человек тридцать-сорок. Обед и ужин из семи блюд, обычно заканчивались очень поздно, и гости непременно оставались ночевать. У всех были чистые накрахмаленные белье и постели, всем выдавались ночнушки и пижамы. А когда гости покидали нас, им всем выдавались корзины с вкуснейшим виноградом из нашего сада.

Теперь этого никто не делает: или у всех есть свои дачи, свои хоромы и все другое...

Каждый день хожу на работу в Софии, и на трамвайной остановке меня окружают голуби. Голуби здесь везде, часто прилетают к нам на балкон. Недавно одна голубка провела морозную ночь у нас на балконе, и отдохнувши и набравшись сил, улетела утром.

Муж говорит, что это- мама с нами. Мне тоже приятно так думать.