ОККУПАЦИЯ
Воспоминания военного детства
ГЛАВА 5 1945год
и последующие годы
Конец войны люди встретили с радостью и надеждой на лучшее будущее. В нашей семье к радости примешивалась горечь. Впереди нам виделась тяжёлая, беспросветная жизнь. Люди в то время свои надежды на лучшее будущее связывали в первую очередь с возвращением с фронта своих кормильцев. Мы же своего кормильца не дождались. То, что он умер в плену, для него, возможно, было к лучшему. Как потом стало известно, наших военнопленных из немецких концлагерей по приказу советских руководителей перемещали в советские концлагеря на Колыму, где они в невыносимых условиях поголовно умирали. Их считали предателями, не имевшими мужества застрелиться на фронте в безвыходном положении.
С войны начали возвращаться фронтовики. Люди шли посмотреть на них и поговорить с ними. Мы, детишки, внимательно слушали их, трогали их награды. Некоторые из возвратившихся привозили немудреные трофеи: фотоаппараты, часы, одежду, ручки и карандаши. Мы жутко завидовали своим сверстникам, дождавшимся своих отцов. В отличие от нас, они будут теперь под надёжной защитой. Нас же могли обижать (и обижали) все. Наша мать была для нас слабым защитником.
По просьбе матери военкомат сделал запрос в Москву о судьбе нашего отца. Вскоре оттуда пришёл ответ, гласивший, что отец пропал без вести в июле 1941 года. Это был для нас неутешительный ответ. Без вести пропавших в то время также считали едва ли не предателями. Было неизвестно, куда без вести пропали эти люди. Все они были под подозрением. Мы знали немало случаев, когда детей без вести пропавших не принимали в суворовские и нахимовское училища. В некоторых населенных пунктах фамилии без вести пропавших не помещали на устанавливаемые там обелиски в честь погибших на фронте воинов. Было обидно слышать всё это.
Нам, несовершеннолетним сиротам, вскоре была назначена мизерная пенсия за погибшего отца, которая практически вся уходила на уплату налогов. Жили мы исключительно за счёт приусадебного участка и домашнего подворья, обложенных непосильными налогами. В колхозе на трудодни не выдавали ничего. Уже осенью 1944 года мы собирали на колхозных полях колоски, что было запрещено, а весной 1945 года питались тошнотиками из гнилой картошки, собранной там же. В качестве гуманитарной помощи нам единожды выдали коробку безвкусных американских галет и печенья.
В газетах в то время много писали о том, что вся страна помогает Белоруссии как наиболее пострадавшей от войны республике. Но эта помощь направлялась в основном на восстановление промышленных предприятий. Конкретному человеку она не оказывалась.
В тех тяжёлых условиях рядовым труженикам повсюду жилось нелегко, каждый выживал, как мог. Не забывало о себе уже тогда руководство всех уровней, в первую очередь партийное. Для него были предусмотрены государственные дачи за высокими заборами и специальные отделы в магазинах.
В конце 1945 года свою мать навестила Королёва Татьяна. Она поведала нам о своей жизни в Каменке. Живётся им там плохо. До сих пор они ютятся в землянке, которая весной превращается в криницу: ежедневно из неё приходится вычерпывать до 30 вёдер воды. Спят они на полатях. Дети не доедают, часто болеют. Почти вся получаемая ими пенсия уходит на уплату налогов. Кстати говоря, им не предусмотрено никаких налоговых льгот. Пару раз им давали американскую гуманитарную помощь. Колхоз выделил им телёнка, а поросёнка и 4 кур они приобрели сами. Недавно они получили письмо и денежный перевод от брата Григория Королёва военного лётчика Леонида, всю войну сражавшегося на фронте. Он и впредь обещал им материальную помощь и своё содействие в быстрейшем вселении их в нормальный дом. Теперь у них вся надежда на него. Под Варшавой погиб второй брат Григория Василий, всю войну проживавший у них.
Татьяна решила восстановить справедливость и добиться того, чтобы её мужа Григория признали участником партизанского движения, погибшим в борьбе с оккупантами. Однако это оказалось нелёгким делом: в центральном партизанском архиве о нём не было сведений. Чиновники ж требовали документального подтверждения этого. Только свидетельские показания бывших партизанских командиров помогли ей в этом.
Всю свою жизнь в своих биографиях и автобиографиях я писал о том, что во время Великой Отечественной войны я находился на оккупированной территории и работал в хозяйстве родных. Хорош был работник в 7-10 лет! Но если на нас, находившихся на оккупированной территории в детском возрасте, смотрели сквозь пальцы, то для взрослых это иногда оборачивалось плохо. Их не принимали на работу на некоторые предприятия и на учёбу в некоторые учебные заведения. Эта была неприкрытая дискриминация. Можно было подумать, что все мы напросились на оккупированные территории сами, а не попали туда в результате промахов и ошибок советского руководства. Но такая у нас тогда была власть: у неё все были под подозрением.