Между восьмым и девятым этажами

Илья Кондаков
Между восьмым и девятым этажами.


Шесть лет назад волна синтетического наркотика JWH, называемого в народе Спайсом, накрыла страну от Сахалина до Ростовской области. Опасность заключалась в полной законности изготовления данного вещества, его распространения, употребления и продажи, чем успешно воспользовалось немалое количество подпольных групп. Под влияние смертельно опасной моды попали в основном молодые люди в возрасте от двенадцати до двадцати четырех лет. Многие из них хорошо осознавали такие последствия употребления Спайса, как потеря сна, ухудшение памяти и внимания, параноидные синдромы, фобии и различные психические расстройства.  Многие «синтетические» наркоманы часто болели в независимости от того, как давно была принята последняя доза, здоровье подрывалось однозначно. Некоторые умирали. Большинство принимающих, были  теми, кто распространяет губительную смесь, поэтому предпочитали умалчивать о последствиях и подсаживали на Синту, свежих клиентов ведь чем больше товарищей по несчастью, тем выше количество «братишек» и, естественно, шанса получить прибыль или курнуть с новобранцами на халяву. 

Я был одним из первых, кто опробовал на себе новинку, совершив при первой пробе ряд непростительных ошибок. Помню, на дворе стояла поздняя осень, время, когда приходится прощаться с легкими куртками и вытаскивать из пыльного шкафа прошлогодние пуховики, зимние ботинки и теплые шапки. Также я помню место, где круглый год было всё равно что ждет нас за окном. Падик, как мы его называли. Зимой в нём всегда тепло, а летом всегда прохладно. Существуй Подъезд во времена Древнего Египта ему бы поклонялись не меньше, чем богу Ра и кошкам вместе взятыми.

Два человека сыграли исключительно важную роль в моей жизни в две тысячи двенадцатом году. И один из них, я звал его Сэм, дал подзатыльника нашему младшему товарищу по кличке Ноздря. Получил мальчишка свое прозвище благодаря рассеченному надвое носу, которым он постоянно шмыгал соплями. А так как с платком он не дружил, его неподражаемым атрибутом одежды была черная замызганная куртка с порванными измазанными как засохшими, так и свежими козюльками.

В свои тринадцать лет Ноздря, а по свидетельству о рождении – Рома Ишеков, хвастал четырехлетним стажем употребления марихуаны. За своё «счастливое детство» Рома обязан старшему брату, идиоту подсадившего мелкого, только для того чтобы тот не рассказал отчиму о баловстве великовозрастного болвана.

Мы стояли на лестничной клетке между восьмым и девятым этажами. Над головами мелодично разливались узоры сигаретного дыма. Окно покрыто многими «паутинами» оставшимися после пьяной пальбы из пневматического пистолета. Под подошвой хрустела кожура от семечек, в чьих-то руках плескались остатки дешёвого пива в двухлитровой таре, а в углу ждала своего часа бирюзового цвета акустическая гитара, моя верная подруга.

– Убери ты эту хрень, Ноздря, я тебе еще раз говорю.

Малой, шмыгая носом, облизывал Ракету (самокрутку, сделанную из папиросы), для того чтобы та после свидания с огоньком медленнее тлела.

– Хватит, блин! – Сэм бросил, оранжевый окурок красного максима в заплеванную стеклянную банку, а затем выхватил косяк из малюсеньких рук подростка. – Я же сказал, погоди пока курить. У тебя ужасная зависимость от этого дерьма.

Рома молча, надув губы смотрел на отобранную папиросу, изредка поглядывая на меня. Я улыбался. Малой всегда обижался, когда ему не давали курнуть или повышали на него голос, но старался не выдавать своих чувств, что получалось у него плохо. Мне, студенту кафедры психология, отличнику очень нравилось доводить флегматичного семиклассника до состояния истерики, а потом самому его из неё вытаскивать. Впрочем, Ноздря был забавным пацаном, когда накурится, к тому же при деньгах, хоть по его виду этого и не скажешь.

– Реня, скажи ему!

– Что сказать? – я улыбался, хохотал, делал вид, что не понимаю, смысла просьбы. Дурачился одним словом.

– Пусть вернет штакет, у меня последний. Кстати, вчера ты обещал мне принести еще, – взглянул Ноздря на Сэма. – И сдачу задолжал!

Мелкий не соврал. Прошлым вечером после буйной накурки он дал нашему общему «другу» две тысячи на новую партию. Сэм – Самойлов Вадик, учился на трудовика в одном институте со мной и однажды на одной из скучных лекций по программированию мне посчастливилось с ним познакомиться.

– Вадик, –  представился парень в строгом костюме, поставил на парту открытый портсигар набитый ядреной шмалью и спросил. – Хочешь курнуть?

– Можно, – в растерянности ответил я легкомысленному незнакомцу. Так и завязались наши губительные в будущем отношения.

Ишеков показательно допил залпом остатки пива, заполняя напитком шкалу смелости, и потребовал у Сэма вернуть желанную Ракету. На что тот сперва улыбнулся, а потом на всеобщее удивление выбросил папиросу в трубу.

– Ты чё, бля, с дуба рухнул? – я несколько раз сильно толкнул идиота в плечо, а Ноздря схватился за голову и, ковыляя от стены к стене поговаривал:

– Кретин, ой кретин. Зачем же я связался с вами придурками?

– Сам придурок, слышишь?! – как можно пугающе сказал Вадик, схватив мелкого за шкирку и немного дергая его словно провинившегося котенка. – Я не крыса какая-то! Понял? Вот, лицезрите, холопы, что Князь вам принес.
Осмотрев подъезд на отсутствие посторонних, Барыга достал из кармана прозрачный пакетик с темно-зеленой сухой смесью, отдаленно напоминающую приправу для супа или измельченные лавровые листья.

– Сегодня мы попробуем кое-что новенькое, – произнес Сэм коронную, устоявшуюся фразу, которую он традиционно использовал, когда приносил в компанию ранее неизвестную гадость. Обычно, слова Самойлова означали: – Я взял у тебя деньги, Ноздря, и обещал хорошенько накурить, но так, как я долбаный наркоман, пришлось потратить большую часть на собственные нужды, а на остатки купить мышиного дерьма, пропитанного женским дезодорантом,  принести его вам, дабы не казаться полным мудаком. Да чуть не забыл! Половину этого «кое-чего новенького» пришлось опробовать с барыгой, только потому что он мой «братишка», а затем добавить в смесь Беломорканала для веса.

Наученный горьким опытом общения с наркозависимым «другом», я перестал заряжать ему деньги, пока не получу желаемое и не смогу убедиться в качестве предлагаемого товара. Ноздря с моего еще не прохавал, поэтому он увлеченно осматривал, обнюхивал, крутил в руках новьё.

– Что это? – спросил он, возвращая Сэму его пакетик.

– Это, уважаемые господа, – удерживал паузу Самойлов, словно герой фантастического блокбастера. – Наше светлое будущее!

Подобное от него я услышал впервые, чем он меня не слабо заинтересовал.

– Джи-ви-аш (JWh), – гордо произнес Сэм.

–Что?

–Что?

– Во-о-о вы муть, пацаны! Джи-ви-аш – это синтетика, в сто раз лучше и безвреднее той хрени, что полетела в парашу. А самое главное знаете что? – Вадик любил поумничать и делал это с особым удовольствием, словно купался в своем временном узкоспециализированном превосходстве, поэтому задавал вопросы, на которые мы ответов не знали, и улыбался, наслаждаясь каждой секундой нашего молчания.

– Торкает сильнее?¬– подал ломающийся подростковый голос Ноздря.

– Не-е-т! – похлопывал мелкого по плечу Вадик, продолжая острить. – Это, конечно, да, еще как! Но главным бонусом остаётся полная законность этого волшебного порошка. Кури не хочу! Продавай сколько хочешь, в любых, неограниченных количествах. Экспертизой не выявляется. Её даже за рулём курят и ничего!

Сэм не обманывал и нисколько не преувеличивал. Последним примером он имел в виду одноклассника  Лёху, начинающего синтетического наркомана, но имевшего в те дни большие перспективы в этом деле. Однажды, вышеупомянутый персонаж после очередной убийственной дозы JWh около часа водил старенькую Карину девяностых годов, пока не был задержан бравыми инспекторами дорожно-патрульной службы.
Водитель, представший перед представителями закона, едва понимал, где находится, кто перед ним стоит, как связать слова в предложения, за что и был против воли доставлен на медицинскую экспертизу. Задержанного проверили на содержание алкоголя в крови – чисто! На употребление нескольких видов наркотиков – чисто. Докторам оставалось лишь беспомощно разводить руками. После возвращения к Алексею сознания, он сослал своё экзотическое поведение на глупую шутку и был благополучно отпущен, оставив гаишников и следователей в дураках.

– Короче говоря, хорошая штука. Я, конечно, еще не пробовал, но наслышан достаточно. Ноздря, гони сюда банку.
Рома послушно отошёл и заглянул за трубу мусоропровода, присел и протянул руку. Через секунду в его объятиях красовалась старая, множество раз не по назначению использованная, жестяная банка из под сладкой газировки. Сбоку, хорошо просматривалась небольшая вмятина с аккуратно проделанными отверстиями и выезженной краской по центру.

– До сих пор здесь, – обрадовался малой и передал ценный антиквариат Сэму.

– Кто её заберет, по-твоему? – усмехнулся я.

– Да хрен его знает. Но, когда батя покурить выходит на площадку, у меня пятки вых… тьфу ты… сердце уходит в пятки, короче, вдруг найдёт.

– Не найдёт, просто у тебя шиза! – уверенно сказал Сэм и протянул мне баночку с горочкой «приправы», насыпанной в чёрную вмятину.

– На! По старшинству. Но не больше двух тяг, торкает сильно, не долго. Эффект уникальный. Главное не пугайся.
Не дослушав лекцию, я уже чувствовал, как по горлу в лёгкие течёт горячий, кислый дым, заполняя каждую соту едким кумаром, распадающегося на молекулы JWh.

– Дай мне! – Рома выхватил баночку, не дождавшись своей очереди, жадно вдохнул, но от спешки закашлялся, после чего трубка оказалась у Сэма, который в отличие от нас втянул совсем не много.

– Курите, пацаны, я уже не хочу, – сказал он, что было совсем на него не похоже.

– У меня не получилось, мне надо еще, – протянул ко мне руки Ноздря, после того как прокашлялся, но не устоял на ногах и присел на ступеньку.
«Фигня, какая!» – думал я, вспоминая наставления Вадика, курить не больше двух затяжек.

«Не первый год уже в теме!»

Губы сами потянулись к баночке с тлеющим веществом и крепко прижались к отверстию. Лёгкие вновь наполнились сладким желанным ядом. Держа клубы дыма в заточении своего тела, я почувствовал, как моё сердце бьёт тревогу.

«В детстве получалось задерживать дыхание на две минуты, а бывало и дольше. Пришло время показать, как надо держать в себе!» – без воздуха меня хватило секунд на пятнадцать, больше не смог, а всему виной этот звук.

«Жиг-жиг-жиг-жиг, жиг-жиг-жиг-жиг» – нарастающее жужжание в моей голове,
отдаваемое электрическими импульсами в сухожилиях и суставах, но сильнее всего раздражительные импульсы чувствовались в ротовой полости.

«Жиг-жиг-жиг-жиг, жиг-жиг-жиг-жиг» – пульсировало по всему телу и вокруг меня. Нервно колотя языком по верхнему нёбу, безрезультатно пытаясь заглушить щекочущий зуд, я совсем не заметил, как уже некоторое время смотрю в одно точку, с болтающейся челюстью.

Я чуял голоса и слышал поблизости два образа … и дикий смех, отдаваемый эхом от внутренних стенок полого черепа.

«Жиг-жиг-жиг-жиг, жиг-жиг-жиг-жиг»

– Уйди! Хватит! – сказал я разноцветному, сверкающему видению из сменяющихся геометрических фигур. – Что ты со мной сделал? Это очень, очень странно, … не будет ни света, не будет, … Что во мне?

– Гогочущие рты над моими головами, … вы их видите? – я помню мандраж, но сопровождался он далеко не радостью, а пугающей тревогой, способной по моим ощущениям полностью поглотить меня, уничтожить мой разум.

«Передоз! Нет, не желаю! Скорее бы закончилось. Вода, питьё, … чтобы отпустило. Необходимо выпустить это, … отдайте банку, я всё верну обратно. Не могу умереть так, мама расстроится, но я ведь не такой. Блевать!»

Я засунул три пальца себе в глотку так, чтобы кончики касались самого нежного, чувствительного места, так, что перекрыл все дыхательные пути. Глаза мои прослезились, покраснели, как и лицо, а вокруг засияли звёздочки. Последовал рвотный рефлекс, по кисте стекали слюни и только. Никакой рвоты. Не получилось.

«Нужно было дома поесть или не отказываться от пива» – подумал я и, забыв обо всём вокруг, решил что нужно средство радикальнее.

Одно мгновение, одна шальная мысль в помутнённом разуме наркомана и его голова, голова студента психологии третьего курса при том отличника, красовалась внутри мусоропровода. В тот момент вдыхание запаха помойной гнили, ради физического отвращения показалось мне мерзкой, гениальной идеей. Я вновь сунул два пальца в рот, вдохнул бодрящего аромата и о чудо, мои старания были вознаграждены каплями желто-зеленой горькой жидкости, сочащейся между зубов.

«Жиг-жиг-жиг-жиг, жиг-жиг-жиг-жиг» – застучало в висках с новой силой.

«Не помогло! Бег, нужно бегать, это поможет!»

Лестница вспыхнула под моими неуловимыми ногами ярким пламенем.

«Меня преследуют? Или уже нет? Боже, пожалуйста, я попробовал мне не понравилось!»

Я пустился на третий этаж и разглядел на зеленой стене соответствующую цифру с номером.

«Я живу на четвертом. Как я мог пропустить целый пролёт?»

Восемнадцать ступеней выше располагались четыре двери, но там где должен был быть вход в мою родную квартиру, красовались гнилые доски вместо современной железной двери, что мы устанавливали семьёй около десяти лет назад. Этому явлению в тот день я смог дать лишь одно логическое объяснение – меня отбросило в прошлое!

«Что делать? Как жить? К кому обратиться за помощью? Точно! Двадцать лет назад здесь жил двоюродный дедушка, он хороший мужик, он поможет! Главное, чтобы он узнал во мне свои черты. Тогда всё будет хорошо»

«Бах-бах-бах» – бил я в дверь. Колотил руками и ногами, не рассчитывая силы, не останавливаясь до момента, когда та не отварилась.

«Хоть бы он меня узнал, хоть бы он мне поверил»

Мгновение спустя перед «путешественником во времени» возник хозяин квартиры. Высокий лысоватый мужичок в домашней белой майке алкашке рассматривал незваного гостя.

– Дедушка?! Ты так помолодел! – сквозь слезы радости сказал я, уткнувшись лицом в волосатую, щекочущуюся грудь незнакомца, от чего тот в смятении оттолкнул меня и бросил на пыльный, холодный пол.

Агрессия в мою сторону, стала вызовом для меня! Я чувствовал, как моё тело наполняет энергия предков и дарует в моё пользование сверхъестественную силу. Противник стоял передо мной подобно крепкой скале. Скале, почёсывающей, выпирающее из-под доспехов, пивное пузо. Я знал, что должен сделать!

Сконцентрировав всю вверенную мне мощь в горловой гортани, я как можно шире открыв рот, плюнул в недруга несколькими острыми, как меч самурая, ледяными осколками.

«Кха-кха!»

– Наркоманы долбанные! – провопило мохнатое чудовище и в страхе отступило, прячась в своей тёмной пещере. Это была победа!

Вдруг я почувствовал, что бой вытянул из меня все жизненные соки. Еще раз попробовал пустить ледяные стрелы в след свирепого монстра, но они таяли еще на вылете изо рта. Возник нескончаемый, влажный кашель. Я ощущал нескончаемый фонтан воды в  моём горле, и как он перекрывает потоки воздуха в легкие. Вскоре в бездыханном состоянии сознание постепенно вернулось ко мне.  Вспомнилось, что мой дом находится в нескольких кварталах. Пещера чудища обернулась ветхой дверью, требующей покраски. А ледяные снаряды оказались слюнями, стекающими по подбородку на красный пуховик. На дворе две тысячи двенадцатый год.

«Вот это торкнуло! Не, … в жизни больше к этой херне не притронусь. Спасибо, Господи за жизнь. Я больше не буду, клянусь. Я попробовал, мне не понравилось!»

Всего один раз в жизни мне довелось наблюдать со стороны, как ведут себя люди, когда видят то, чего нет. Ловят глюки, если по-простому. Два одноклассника, как они потом объясняли, бросали друг в друга огненными шарами. Вызвано это было не наркотиком, а немалым количеством вдыхаемых паров супер-клея. На некоторое время те, кого я, как мне думалось, хорошо знал, вели себя совсем не по-людски. Бессвязная речь, невнятное мычание, проба на вкус, всего, что попадётся под руки, включая различный мусор. Не знаю, что на самом деле творилось в их головах, но, по их мнению, им было весело. Клоуны не вызывающие смеха и ничего другого, как желания помыться, почистить зубы и броситься прочь от плохой компании.

В подъезде таким клоуном перед своими «друзьями» предстал я. Сэм и Ноздря ни на миг не отходили от меня на протяжении всего времени «прихода», всех трёх минут.

– Не хило так тебя накрыло, – малой смотрел на меня так пристально, словно находился под гипнозом. В его лице читался страх, недоумение, отвращение и дискомфорт от происходящего. Не нужно иметь образование психолога, чтобы это понять. Также не нужно иметь собачий слух, чтобы услышать, как едва не валится от смеха компанейский барыга, стоящий на половину лестничного проёма ниже меня:

– Ну, ты и рванул! Хах-хах! Взял и убежал, ни с того ни сего! Аха-ха! Еле догнали тебя! Ты бы видел лицо того мужика, когда ты размазывал по его сиськам свои слюни! Аха-ха-хах! Я думал, он тебя щас кончит на хер!

– Надо, … это, – слова оставались сжёванными на языке и это единственное, что мне удалось сказать, прежде чем вызвать лифт и подняться на девятый этаж. Мне потребовалось немного посидеть на ступеньке, выкурить одну, другую никотиновую палочку, прежде чем окончательно прийти в себя.

Сэм в это время бурно, по третьему кругу, пересказывал Ноздре события получасовой давности, которые тот и сам прекрасно помнил и, как мне показалось, хотел бы оставить в прошлом. Следующие тридцать минут я фальшиво наигрывал на гитаре давно позабытые мотивы, Рома, пожевывая фильтр Винстона молча слушал мою бездарную игру и изредка отвечал беспокойному рассказчику: – Да, Сэм. Помню, Сэм. Было круто. Да, Сэм.

– Ну, чё, пацаны, – Вадик наконец-то сменил тему разговора.

– Что-то вы совсем загрустили. Пора еще разок приподнять настроение.
Он достал из внутреннего кармана старую баночку. Насыпал в черную, еще теплую, вмятину зеленого цвета вещество, затем поджог смесь и втянул в себя не много дыма:

– На! Кто следующий?

– Не, я пас, – не раздумывая ответил Ноздря, затем пожал нам руки и зашагал вниз по лестнице. – Домой надо, … чёт мне херого, … и уроки на завтра не сделаны, … мама ещё ругается.

– Какие уроки, Рома, бля, ты чё? – Вадик проводил взглядом, умчавшегося мелкого. Позже он сошлёт необычное поведение малого на особое действие прихода. В отличие от него я сразу понял, что у Ноздри винтики в голове встали на место, после увиденного, вот он и поспешил от нас подальше.

– Ну, а ты, Реня? – настроение поднимать будем? – улыбнулся мне Сэм.

Я помнил о данном Богу обещание – никогда больше не употреблять синтетику, но это ведь так прикольно! Все эти побеги от реальности, путешествия во времени, волшебные сражения да и вообще я Атеист, хоть и забыл об этом не на долго. Пусть я недолго буду выглядеть глупо, слюнявя себе куртку, эффект того стоит. Но это всего один раз, сегодня. Я понимаю, что можно хорошо подсесть на это дерьмо, поэтому, зуб даю, уверен на сто процентов, ЗАВТРА я обязательно брошу!

– Ладно, давай, – отбросив гитару, ответил я. – От одного раза ведь ничего не будет.

Прошло шесть лет. Всё своё свободное время согреваю пятой точкой ступеньку между восьмым и девятым этажами. Вокруг меня какие-то люди.  Жадные, шумные, беспокойные тела. Они не имеют никакого значения, они не достойны того, чтобы я запоминал их имена, они даже не достойны, называться людьми. Под слипшимися с харчками и сигаретными окурками подошвами, хрустят семечки и гремят банки от отвёртки, валяются бутылки, пакеты и я. Развалился на холодном полу в уголке, записывая эти самые слова на обшарпанной зелёной стене. Такого, торча я не ожидал. Я исписал разноцветными мелками своей сестры все стены в подъезде. Имею право! Теперь я здесь живу со своей семьей, до сих пор с мамой и папой, … иждивенец.

Иногда заглядывает бывший Ноздря, чтобы дать взбучки за шум и мусор. Крепкий вырос парень. Учится и работает в отличие от меня, старается не замечать нас и своего прошлого. Сэм четвертый год сидит в тюрьме за продажу и хранение. Изначально его осудили всего на три года, но когда в местах его обитания проходили тест на наркоту, он отказался вследствие чего остался там еще на тридцать месяцев. Люди не меняются.

Вот и всё. Меня зовут Ринат Друк, мне двадцать семь лет и я рассказал вам самую интересную историю, что была в моей жизни.