Центральная группа войск. Глава 3. 1983 г

Виктор Пущенко
                ЦЕНТРАЛЬНАЯ ГРУППА ВОЙСК
                Чехословацкий дневник               

                ГЛАВА 3 1983 год
   Наступил 1983 год. Для меня он будет в некотором смысле решающим. В этом году мне исполнится 50 лет, а это тот возрастной потолок, до которого подполковникам разрешено служить в армии. Если у меня будет всё в порядке на службе и в личной жизни, то мне разрешат прослужить здесь все пять лет. Я буду стараться изо всех сил, чтобы так и произошло, хотя в жизни иногда получается наоборот: чем больше стараешься, тем хуже получается. Такое может случиться в любой момент на моей экстремальной работе.
   На днях ко мне пришла медсестра Валя из пульмонологического отделения и начала просить у меня прощения за своё неправильное поведение во время лечения в нашем отделении. В знак благодарности она принесла бутылку коньяка и коробку конфет. Я её, конечно, тут же простил, а коньяк в конце рабочего дня мы с медсёстрами распили.
   Случилось же с ней следующее. В 1980 году её прооперировали по поводу заворота тонкого кишечника. Во время операции ей сделали разрез от грудины до лобка. В послеоперационном периоде у неё очень плохо заживала рана, со временем там образовался безобразный келоидный рубец. Вале 30 лет и она мечтает в будущем выйти замуж и завести семью. Но она вбила себе в голову, что этот безобразный рубец будет препятствием для этого. Длительное время она уговаривала наших хирургов удалить ей этот рубец, на что они не соглашались. У неё просто-напросто склонность организма к образованию келоидных рубцов. В конце концов она всё же уговорила ведущего хирурга Марукевича сделать ей операцию. С моим участием операция была произведена.
   Через полторы недели Валя была переведена в наше отделение для интенсивного лечения. Послеоперационный рубец у неё развалился, и на его месте зияла огромная гнойная рана. Ей необходимо было внутривенно вводить кровь, белковые препараты, антибиотики и витамины, но вены на конечностях у неё были очень плохие, к тому ж после капельниц они у неё вышли из строя. На предложение поставить её подключичный катетер она отвечала категорическим отказом. Но речь в данном случае шла о её жизни. У неё не исключалось заражение крови, и она могла умереть. Тогда мы с ведущим хирургом решили поставить ей подключичный катетер во время перевязки под наркозом. Так мы и сделали. Проснувшись после перевязки и обнаружив у себя подключичный катетер, Валя устроила истерику. Она обвиняла меня в самоуправстве и обещала написать на меня жалобу.
   После проведенного интенсивного лечения, многократных переливаний крови и её препаратов и компонентов Валя начала выздоравливать. Рана у неё очистилась от гноя, и на неё были наложены вторичные швы. В конце концов, Валя поправилась, однако на месте операции у неё образовался почти такой же рубец, как и до операции. До неё наконец-то дошло, в каком опасном положении она была, поэтому она сменила гнев на милость и пришла ко мне с извинениями. Врачам всё же следует доверять и не надо быть такими самоуверенными.
   В районе города Оломоуца наше воинское соединение проводило войсковые учения, в которых должен был принять участие анестезиолог Оломоуцкого госпиталя. На время его отсутствия в госпитале подменить его должен был я. Без промедления я убыл в Оломоуц и остановился там в военной гостинице. Оломоуц — это довольно крупный город со старинными дворцами и храмами, которые мне посчастливилось увидеть. За время моего пребывания в госпитале к нам с района учений поступил единственный пострадавший с переломами костей таза и бедра. Он был подвергнут операции остеосинтеза места перелома бедренной кости.
   К своему удивлению, я встретил там своего соседа по подъезду в городе Бобруйске прапорщика Круглова, который является начальником военной гостиницы. Он рассказал мне, что недавно их город посетил певец Кобзон с женой, который давал концерты чехам и военнослужащим их соединения. Проживали они в это время в его гостинице. Как он заметил, Кобзон очень сурово обращался со своей женой. После их отъезда он не досчитался в гостиничной библиотеке пяти книг художественной литературы. Пришлось ему из собственного кармана оплатить их недостачу.
   По окончании учений я убыл к себе домой. На станции Парду- бицы мне предстояло сделать пересадку на поезд, следовавший да Градца Кралова и Яромержа. Я внимательно слушал объявления по радио и своевременно сел, как мне казалось, в нужный мне поезд. Примерно через час я заметил, что едем мы по незнакомому мне маршруту. Я начал беспокоиться по этому поводу. Как раз в это время в вагоне поезда появились контролёры, которые проверили мой билет и, не сказав мне ни слова, возвратили его обратно. Я спросил у своих соседей по купе, куда следует наш поезд. Мне ответили, что едем мы в Прагу. Что мне оставалось делать? Не выходить же мне с поезда на полпути в Прагу. С другой стороны, ехать мне туда нежелательно. Как мне было известно, в Праге, согласно договорённости между Чехословакией и Советским Союзом, не должно быть наших воинских частей. Запрещалось также нашим военнослужащим появляться там в военной форме. Поразмыслив, я всё же решил продолжить своё вынужденное путешествие в Прагу.
   Прибыв туда, я с трудом выяснил, как мне добраться до Градца Кралова и дальше до Яромержа. Для начала мне предстояло переехать на другой вокзал, что я и сделал, воспользовавшись метро. Этим самым я восполнил пробел в той экскурсии в Прагу, в которой я до этого участвовал. Пражское метро оказалось проще и скромнее московского. Прибыв на нужный мне вокзал, я приобрёл себе билет до Градца Кралова. Как ни странно, никто в Праге не обратил на мою персону в военной форме никакого внимания.
   В купе вагона поезда "Прага — Градец Кралов" вместе со мной оказалось ещё две пожилых дамы и молодой человек лет 25, который был заметно пьян. Он тут же затеял со мной дискуссию на тему о законности пребывания наших войск в Чехословакии. В его устах всё время звучало слово "оккупанты". Поняв, о чём идёт речь, я начал втолковывать молодому человеку, что вопрос о пребывании наших войск в Чехословакии решали Брежнев и Гусак и что к ним по этому поводу и нужно обращаться. При этом он должен учесть, что вместо Брежнева у нас сейчас Андропов. Что касается нас, советских военнослужащих, то мы ведь люди военные, подневольные и обязаны беспрекословно выполнять приказы нашего руководства. Молодой человек всё не унимался и продолжал наседать на меня. Наши пожилые попутчицы не вмешивались в наш разговор. Было заметно, что они чувствуют себя неловко. На нас обратил внимание проходивший несколько раз по вагону железнодорожник.
   В Градце Кралове, выйдя из вагона, я почувствовал, что за мной следует мой оппонент по дискуссии, продолжая её и здесь. И вдруг я увидел, что навстречу нам идёт наряд чешской милиции, который тут же взял молодого человека под белы руки и повёл его в опорный пункт милиции. Мне было очень интересно, как об этом пьяном молодом человеке, пристававшем к советскому офицеру, так быстро узнала чешская милиция.
   Непонятно мне было также и то, почему меня по пути в Прагу не высадили из вагона и не оштрафовали контролёры. По-видимому, у них разный подход к советским людям в военной форме и в гражданской одежде. Последним они не делают никаких поблажек и штрафуют их безбожно.
   Что касается отношения чехов к нашим людям, находящимся в Чехословакии, то оно в общем негативное, хотя и терпимое. Чаще всего мы сталкиваемся здесь с продавцами. Однажды меня в магазине отказалась обслуживать молодая продавщица, не пожелавшая разговаривать со мной и ушедшая из отдела. Некоторые продавцы очень неохотно обслуживают нас, припрятывают товар. Но наши люди нашли к ним подход. Они дают им подарки, после чего те добреют и с охотой обслуживают их. Продавцов здесь наши люди успели развратить. Говорят, что чехи недовольны тем, что мы вывозим из Чехословакии много товаров, забывая о том, что мы и ввозим сюда немало товаров. Шокирует чехов и хамское поведение некоторых наших товарищей, создающих негативное представление о советских людях.
   Я отвлёкся от своей поездки и забыл сказать, что добрался я домой вполне благополучно. Правда, Люде о своих приключениях я не рассказал, боясь того, что она воспримет это по-своему, то есть припишет мне ещё связь с чешками. От неё всё можно ожидать.
   В отделении решили отметить День Советской Армии. Девчата в чешской теплице купили нам с Терещенко по розе. Мы ж выставили им три бутылки вина. Старшая медсестра отделения сэкономила на этот случай спирт. На закуску наделали бутербродов. Надо сказать, что они здесь являются универсальной закуской. Девчата делают их самые разные: с огурцами, помидорами, колбасой, сыром, рыбой. Переняли они это у чехов, которые на праздники не балуют своих гостей разнообразием закусок. Лично мне всё это понравилось. Закуска получается сытной, простой в приготовлении и не слишком дорогой. Терещенко призвал всех нас и впредь отмечать все торжественные даты, и государственные, и личные, что было встречено на ура. При Морозове это не поощрялось.
   Терещенко срочно вызвали в гастроэнтерологическое отделение, где случилась трагедия. Больному капитану 32 лет с обострением язвенной болезни желудка решили внутривенно перелить белковый препарат отечественного производства аминопептид, отличающийся повышенной реактивностью при его применении. Буквально в самом начале введения препарата у него возникла сильнейшая аллергическая реакция с остановкой сердца. Проведенные реанимационные мероприятия эффекта не дали. Терещенко возвратился в отделение расстроенным. Он говорит, что до введения аминопептида не была проведена рекомендуемая инструкцией проба на его переносимость. За всё это в конечном счёте никто не ответил, а человек в таком цветущем возрасте умер.
   Международный женский день мы отметили так же, как и День Советской Армии. Правда, нам с Терещенко пришлось раскошелиться и купить в чешской теплице свыше 20 нарциссов, по одному на каждую сотрудницу. Затем мы выпили, закусили, пошумели и повеселились, насколько это можно было в отделении анестезиологии и реанимации. Проявленным к ним вниманием девчата остались довольны. Мне понравилось, что подаренные нами цветы девчата не унесли с собой, а поместили их в две вазы и оставили в отделении.
   Наш госпиталь на днях проводил ежегодные учения. Развёртывали мы в полевых условиях отдельный медицинский отряд (ОМО), в котором мне отводилась роль начальника противошокового отделения. Это для меня не ново, в таких учениях я участвовал много раз. Но того, что с нами произошло на этот раз, я ещё не встречал.
   Посредником на учениях у нас был заместитель начальника медицинской службы Группы подполковник Чугунов. Всем он известен как очень упрямый человек и самодур, что подтверждает его фамилия. Все его называют "Чугун". Этот посредник решил при развёртывании операционного блока и противошокового отделения применить сомнительное новшество. Обычно они развёртываются так: операционная, предоперационная и одна из противошоковых палаток соединяются своими тамбурами в единый блок в виде тройника, что позволяет медицинскому персоналу, работающему там, обслуживать своих больных, не выходя за пределы блока. Вторая противошоковая палатка для обожжённых развёртывается отдельно. Чугунов же где-то видел, что все эти четыре палатки можно соединить вместе тамбурами крестом, в виде четверика. Никто из нас раньше такого не делал. Развернуть такой четверик с ходу нам не удалось. Раз за разом мы рушили поставленные палатки и повторяли попытки развернуть его, но всё заканчивалось неудачей. Нам при этом в какой-то мере мешало то, что площадка для развёртывания четверика оказалась малой — это была поляна, вокруг которой рос кустарник. И офицеры, и солдаты, помогавшие нам, выбились из сил. Ведь занимались мы этим всю ночь. Чугунов же стоял на своём. Тогда все солдаты дружно отказались участвовать дальше в этом бессмысленном занятии. Это было неслыханное в армии происшествие — отказ от выполнения приказания. Мы предложили Чугунову самому принять участие в развёртывании этого четверика. Тут он сдался и разрешил нам поставить привычный для нас тройник и одну палатку отдельно. Мы, конечно, не вложились во временной норматив по развёртыванию своих подразделений, за что получили от Чугунова при подведении итогов учения четвёрки. Эти учения запомнятся мне на всю жизнь.
   Сейчас в госпитале полно разговоров о семейной паре Гавриленко, прибывшей к нам работать. Муж приехал сюда пару месяцев назад и оформил жене вызов. Он тут же начал сожительствовать с одной из медицинских сестёр. Жена внезапно нагрянула сюда и накрыла мужа с поличным. Разгорелся скандал. Жена заявила, что разводится с ним и тут же демонстративно изменила ему с одним из служащих. Командование госпиталя не могло пройти мимо этого факта и приняло решение срочно отправить домой обоих.
   В связи с этим мне хотелось бы подробней рассказать о гражданских служащих, работающих в госпитале. Проживают они в основном в Йозефове вместе с семьями военнослужащих. Большинство из них — разведённые женщины или перезревшие девушки. Некоторые женщины и мужчины приезжают сюда одни, оставив дома свои семьи. Мужчин здесь мало.
   Цель всех прибывших сюда — поправить своё материальное положение, заработать деньги. Все они добросовестно работают, в открытую не пьянствуют и не прелюбодействуют. В противном случае они рискуют вылететь отсюда в течение 24 часов, что не в их интересах.
   Все эти граждане находятся в зрелом возрасте и ничто человеческое им не чуждо. Женщины на стороне, обычно в наших разбросанных по Чехословакии гарнизонах, заводят себе любовников, как правило, молодых офицеров и прапорщиков и регулярно навещают их с надеждой на то, что им удастся выйти за них замуж. Не прочь они познакомиться и с чешскими офицерами в Йозефове и связать с ними свою судьбу, что кое-кому удаётся. Наше общежитие в Йозефове называют "домом разбитых сердец" — так много там не устроивших свою судьбу женщин. По некоторым сведениям, в находящемся в Йозефове чешском кафе на втором этаже некоторые наши женщины знакомятся с чехами и весело проводят с ними время. Кафе это прозвали "домом свиданий". Что касается мужчин, работающих в госпитале, то они не прочь тайно сожительствовать и с нашими женщинами, и с чешками, однако жениться не спешат. Неизвестно ни одного случая, чтобы кто-то из них женился на чешке.
   Почти все служащие пассивны, не рвутся участвовать в каких- либо общественных мероприятиях, в частности, в художественной самодеятельности. Походы по магазинам — вот основное их занятие. В этом они преуспели. У них много знакомых среди чешских продавцов в соседних городах. Все они имеют среди чехов посредников для реализации привозимых ими товаров.
   То, что я рассказал о служащих, в какой-то мере относится и к военнослужащим и членам их семей. Недаром открытая связь моего начальника Терещенко с медсестрой вызвала в госпитале такой резонанс.
   Первомайские праздники мы решили всем отделением отметить в долине реки Лабы. Там на лугу Терещенко занялся приготовлением шашлыков из нашего пайкового мяса. Он оказался большим специалистом по этой части. Девчата, как всегда, начали делать бутерброды. Захватили мы с собой и нашу стандартную выпивку — спирт и вино. Недалеко от нас разместилось ещё несколько групп из госпиталя. Отдых на лоне природы всем очень понравился, и мы решили по возможности отмечать здесь торжественные даты и в будущем.
   В свой первый отпуск в Чехословакии ушёл Терещенко. И опять я остался один. Никак не удаётся нам с ним поработать длительное время вместе.
   Три месяца тому назад в отделение гнойной хирургии поступила девочка Лена 7 лет. В сентябре 1972 года она играла с ребятишками возле разведённого ими костра. Горящая головешка попала ей на платье, которое вспыхнуло и сгорело дотла. При этом она получила глубокие ожоги рук, шеи и груди. Ожоги у неё зажили, но на их месте образовались грубые рубцы, ограничивающие движения рук и головы и затрудняющие дыхание. Ей предстояли множественные тяжёлые операции.
   Девочке был поставлен подключичный катетер и начата подготовка к операциям. Затем ей было произведено множество операций по иссечению грубых рубцов и пересадке на их место собственной кожи больной, забираемой с ног, живота и спины. При этом ей наносились тяжёлые травмы. Были такие моменты, когда она из-за болевого шока и кровопотери находилась на грани смерти. За истекшие три месяца при операциях и перевязках ей было перелито десять литров крови и дано сорок восемь наркозов. Всё это было проделано мною. Приходилось только удивляться, как она перенесла всё это. Настойчивость и упорство хирургов принесли свои плоды. Сейчас у неё руки двигаются нормально, голова вертится, дышать ей легко. Девочке повезло, что лицо у неё не пострадало, а обожжённые места закрыты одеждой.
   Этот случай мною описан и опубликован в "Военно-медицинском журнале".
   В то время, когда Терещенко обезболиванием у детей велел заниматься исключительно мне, я не обладал достаточным опытом в этом деле. Хорошо, что у меня нашлась монография "Детская анестезиология и реаниматология", по которой я освежил свои теоретические знания. Практически освоить всё это оказалось сложнее. Трудно разрешаемой у детей является проблема вен. До трёхмесячного возраста поставить ребёнку подключичный катетер невозможно. Приходится детям колоть вены рук, ног и головы, которые у них слабо выражены. На каждого ребёнка необходимо также рассчитывать дозы вводимых ему лекарств. Слизистая оболочка гортани у детей легко травмируется ,и после искусственного дыхания у них может возникнуть её отёк с последующей асфиксией.
   Хорошо, что у нас сейчас есть такой наркотик, как кеталар (кетамин), при внутримышечном введении которого ребёнок довольно быстро засыпает. После такой инъекции, сделанной в палате, я несу его в операционную, где мы ставим ему капельницу и продолжаем наркоз, а если нужно, то и переводим его на искусственное дыхание. Во время операции дети находятся под особо тщательным контролем.
   Большим испытанием для анестезиолога является то, что матери маленьких детей во время операции находятся возле операционной и ждут её окончания. Дрожь пробирает при мысли, что вдруг с ребёнком в операционной произойдёт что-либо трагическое, и как я тогда буду смотреть в глаза его матери. У меня пока что, слава Богу, ничего подобного не было. После операции мы допускаем матерей к их детям и сами не спускаем с них глаз до полного их пробуждения.
   Госпиталь посетил недавно прибывший в Чехословакию по замене главных хирург Группы, заслуженный врач Узбекской ССР. отличник здравоохранения СССР, кандидат медицинских наук полковник медицинской службы Евгений Арсеньевич Волков. До этого он успел побывать в Афганистане и приобрёл там большой опыт лечения раненных в условиях современной войны. С прежним главным хирургом Группы я как-то близко не сталкивался, в совместных операциях с ним мне участвовать не пришлось. Нынешний главный хирург оказался очень простым и доступным человеком. Он познакомился со всеми хирургами, оценил их возможности. Как оказалось, он белорус, родом из Минска, поэтому, знакомясь со мной, отнёсся ко мне очень тепло. Узнав, что я сейчас работаю один, он похлопал меня по плечу и сказал:
   — Держись, земляк, не сдавайся, прорвёмся!
   А прибыл он к нам по одному очень каверзному делу. Четыре дня тому назад старший ординатор хирургического отделения Медников удалил у женщины 35 лет желчный пузырь по поводу хронического калькулёзного холецистита. После операции она пожелтела. При обследовании было установлено, что у неё во время операции хирург умудрился, не заметив этого, перерезать общий желчный проток. Женщина оказалась в очень сложном положении — желчь у неё теперь выделялась в брюшную полость. Возникла угроза её жизни. Полковник Волков решил оперировать её и предпринять какие-то меры по её спасению. В течение трёх часов он пытался обнаружить место повреждения общего желчного протока, но сделать это ему не удалось. Операция закончилась безрезультатно. Больную решено было перевести в хирургическую клинику в Прагу. Может быть, чешские хирурги ей помогут. Речь идёт о протезировании общего желчного протока. Я лично о такой операции даже не слышал.20
   Возвратился из отпуска Терещенко. Он привёз шокирующую новость — погиб в автомобильной катастрофе Морозов. В Алма-
Ате он врезался в трамвай и умер на месте. Ещё здесь он беспокоился о том, что у него нет прав на вождение автомашины. Их он там, конечно, приобрёл по блату, опыта вождения автомашины у него не было, поэтому и произошёл такой трагический конец его жизни. Некоторые медсёстры, работавшие с ним, плакали. У меня с ним не было тёплых отношений, но всё равно жаль человека, ушедшего из жизни в таком возрасте.
   И ещё одну новость сообщил нам Терещенко — его старший сын будет служить в нашей роте обслуживания. По блату в нашем государстве можно провернуть что угодно.
   Наступило время моего отпуска. Я достал парную путёвку в Светлогорский санаторий, находящийся в Калининградской области. С пересадками в Киеве и Гомеле мы доехали до Калининграда на поезде, а оттуда до Светлогорска — на автобусе. Этот небольшой благоустроенный город был в Германии курортом. Во время войны здесь отдыхали немецкие военные лётчики. Сохранились здесь небольшие двухэтажные дома, в одном из которых нас и поселили. Балтийское море всё же не выдерживает сравнения с Чёрным морем. И вода, и ветра здесь прохладнее. Люда, как всегда, сразу же у моря простудилась. Многие отдыхающие ищут и находят в море янтарь. Калининградская область — янтарный край. Здесь в магазинах большой выбор янтарных украшений. Поделки из него кустарного производства по дешёвке можно приобрести с рук.
   Так как Люда заболела, на автобусную экскурсию в Калининград отправился я один. Город произвёл на меня тяжёлое впечатление. В нём много разрушенных во время войны зданий, которые не спешат сносить или ремонтировать. По-видимому, наше руководство не чувствует себя прочно в этой бывшей столице Восточной Пруссии. Говорят, что разрушенные здания являются бесплатными декорациями при съёмках кинофильмов о прошлой войне. Нам показали мощные немецкие оборонительные сооружения, сохранившиеся до сих пор, а также командный пункт, с которого немецкие генералы руководили обороной города. При штурме Кёнигсберга, превращённого немцами в неприступную крепость, погибло очень много наших солдат. Некоторые из них до сих пор покоятся в отрытых ими окопах и траншеях, в которых их наспех прикопали после боя.
   Посетили мы также могилу Канта, музей янтаря и зоопарк. В музее янтаря мы увидели большие его куски, превращённые в поделки политического характера. В зоопарке животные содержатся в тесноте. Можно им только посочувствовать.
   После санатория мы, как всегда, отправились к моим родственникам в Гомель. Они рассказали нам, что с приходом к власти Андропова в их жизни практически ничего не изменилось. Правда, сейчас в кинотеатрах и других общественных местах вылавливают днём прогульщиков, посещающих эти места в рабочее время. В магазинах заметно увеличился дефицит некоторых товаров.
   Свою маму, которая проживает у моей старшей сестры Лиды, я нашёл очень больной и состарившейся. Всё её тело исковеркал имеющийся у неё тотальный остеохондроз и спондилёз позвоночника. Она прикована к постели, не ходит. За ней ухаживают все — и Лида, и её муж Гриша, и внучки Лена и Ира в свободное от работы и учёбы время. Глядя на неё, я подумал о том, что и нас, её детей, может ждать в старости такая ж участь. Ведь здоровье человека во многом зависит от его наследственности. Немаловажную роль играют также условия и образ жизни, то есть работа, отдых, питание, вредные привычки и прочее.
   Из Гомеля я уезжал с предчувствием того, что со своей мамой я вижусь последний раз. Работая реаниматологом и приобретя при этом довольно высокую квалификацию и опыт, я сейчас уже издалека вижу людей, обречённых на быструю или медленную смерть. У нашей мамы кончились жизненные резервы, и она умирает медленно естественной смертью. При прощании с ней слёзы ручьём лились из моих глаз. Мне так жаль было нашу маму, которая столько горя хлебнула в своей жизни и очень мало пожила в условиях, достойных человека.
   Без никаких происшествий мы прибыли в Яромерж. Будучи в Гомеле, мы, конечно, занимались и куплей-продажей. Люда сразу же занялась реализацией привезенного товара. Она теперь занимается только этим и хождением по магазинам, а работать не собирается, ссылаясь на то, что у неё бронхиальная астма. Однако она, прихватив с собой ингалятор, так быстро носится по магазинам, что я еле за ней поспеваю. Она так осмелела, что ездит одна в соседние чешские города и завела там себе знакомых продавщиц.
   Вечером меня вызвал в госпиталь начальник нейрохирургического отделения Николай Яблоков для дачи наркоза больному с закрытым вдавленным переломом левой теменной кости. Операция шла спокойно и близилась к завершению, когда вдруг из операционной раны фонтаном полилась тёмная кровь. Оказалось, что нейрохирург нечаянно повредил сагиттальный синус, у которого жёсткие, не спадающиеся стенки. Как назло, у нас в это время вышла из строя капельница. Я пытался путём пункции вены руки снова поставить её, но это мне не удалось, так как вены у больного из-за большой кровопотери спались. Тогда я решил поставить ему подключичный катетер, что мне, к счастью, удалось быстро сделать. Кровотечение ж из синуса, несмотря на попытки Яблокова остановить его, продолжалось. Операционное поле и всё вокруг было залито кровью. Артериальное давление у больного упало до нуля, пульс на периферических артериях не прощупывался. Я периодически контролировал зрачки больного и с ужасом ожидал их расширения, что свидетельствовало бы об остановке сердца. Мы начали струйно под давлением переливать больному кровезаменитель полиглюкин, а затем и кровь. Кровотечение в ране постепенно прекратилось, так как у больного из повреждённого синуса вытекло всё, что могло вытечь. Воспользовавшись этим, нейрохирург сумел ликвидировать отверстие в синусе путём применения воска и наложения швов. Артериальное давление начало медленно расти и к концу операции достигло нормальных цифр. Все мы вздохнули с облегчением. Больной был спасён.
   На следующий день Яблоков пришёл ко мне с бутылкой коньяка, которую мы в конце рабочего дня распили. Это был единственный в моей врачебной практике случай, когда меня таким образом благодарил за мою работу мой коллега. После этого мы с Яблоковым стали закадычными друзьями.
   Моё предчувствие о неминуемой близкой смерти мамы сбылось. Я получил от сестры Лиды телеграмму о её смерти и дне похорон. Телеграмма не вызвала у начальника госпиталя сомнения, хотя она и не была заверена военкомом. Дело в том, что с некоторых пор командование Группы приказало командирам воинских частей верить только тем телеграммам, которые заверены военкомами. Произошло такое по той причине, что некоторые гражданские служащие по договорённости со своими родственниками начали получать от них фальшивые телеграммы о каких-либо трагических событиях в их семьях. Делалось это с целью обеспечить им внеочередную коммерческую поездку домой. Теперь это прекратилось.
   Прикинув время на оформление документов и поездку, я понял, что на похороны мамы я не успею. Так оно и случилось. За те десять дней, которые мне отвели на поездку, мы поставили оградку на могилу мамы и сделали медальон на надмогильный крест, а также отметили девять дней со дня её смерти.
   Воспользовавшись этой моей поездкой в Союз, Люда попросила меня купить там кое-что на продажу. Мне необходимо было также привезти в Чехословакию водку и кое-что из закуски на моё пятидесятилетие, которое мне предстояло отмечать в декабре месяце. Закупив 18 бутылок водки, я перелил её в трёхлитровые банки из-под берёзового сока, сохранив на них этикетки. Затем я закатал их металлическими крышками. Купил я также головку российского сыра и два килограмма сала. Лида дала мне две литровых банки маринованных белых грибов. Всё это я поместил в специально сделанный фанерный ящик. Вместе с заказом Люды у меня получился довольно большой багаж.
   Перед тем, как идти на вокзал, мы выпили на посошок и присели на дорожку, но просидели долго. Видя, что мы опаздываем на поезд, который находился на четвёртом пути, я и толпа провожающих меня родственников решили идти к поезду не через тоннель, а напрямик через рельсы. В это время неожиданно на первый путь подошёл товарняк. Вся наша подвыпившая компания, не долго думая, полезла с моими вещами под его вагоны. Вдруг товарняк без предупреждения начал движение. Только по счастливой случайности никто из нас во время этой безумной переправы не попал под колёса поезда. Вот и справил бы я тогда в Гомеле свой пятидесятилетний юбилей!
   С пересадкой в Москве я благополучно добрался до Яромержа. При пересечении границы мне пришлось поволноваться из-за вывозимой мною в таком количестве водки. Но я ведь вёз не её, а берёзовый сок, который чехи, якобы, попросили меня привезти им для пробы. Таможенники, как всегда, не стали проверять меня.
   Пришёл, наконец, день моего пятидесятилетия. Эту дату мы решили отметить в нашей ординаторской. На свой юбилей я пригласил, кроме наших сотрудниц, командование госпиталя, всех хирургов и находившегося в госпитале главного хирурга Группы Волкова. Люда прийти категорически отказалась — у неё аллергия на сотрудниц отделения. Несмотря на это, она приготовила салат и винегрет. Девчата, как всегда, наделали много разных бутербродов. В чешских магазинах я купил колбасу, ветчину и вино. С учётом продуктов, привезенных мною из Гомеля, закуски оказалось достаточно. О выпивке я уже не говорю — её хватило б на две таких компании.
   Девчата и офицеры сбросились и по моей просьбе купили мне в чешском книжном магазине альбом цветных репродукций "Импрессионисты и постимпрессионисты". Я уже давно хотел его приобрести, да всё денег не хватало. По местному радио по заявке сотрудниц отделения в мою честь была исполнена песня в исполнении Людмилы Гурченко.
   Во время веселья поздравлениям и пожеланиям не было конца. Все расхваливали праздничный стол, а главный хирург Группы был в восторге от белорусского сала и маринованных белых грибов. Изрядно выпивши, народ стал шуметь, а девчата начали делать попытки затянуть песню.
   Торжеством все остались довольны. Начальство и офицеры вскоре ушли, а девчата продолжали вовсю веселиться. Уходя, командир велел Терещенко побыстрее закончить эту гулянку, что тот вскоре и сделал, попросив нас освободить ординаторскую. Все мы очень обиделись на него, собрали со столов остатки выпивки и закуски и отправились в наш дом в Яромерже, где в трёхкомнатной квартире, в которой проживают наши девчата, продолжили наше веселье с музыкой, песнями и танцами.
   Хотелось бы здесь сказать несколько слов о главном хирурге Группы Волкове. Он прекрасный человек и отличный специалист, но, как оказалось, подвержен вредной пагубной привычке — алкоголизму. Как он признался мне в доверительной беседе, таким его сделал Афганистан. После моего юбилея он стал моим покровителем, а это для меня очень лестно и полезно.               
                На фото-сотрудники отделения анестезиологии и
                реанимации.Чехословакия,1983 год.