Бомбёжки станции в последнюю неделю стали совсем невыносимыми. Вчерашний налёт поверг Ираиду в ужас. Бомба с немецкого самолёта ударила прямо в погреб, где пряталась вся семья соседей Петренко. Кого не убило, тех завалило, одним словом, братская могила вышла. Из большой семьи уцелела только младшая невестка Дарья с маленьким Жоркой. Они на хуторе Казачьем в это время у тётки пережидали вражеские налёты. Вернулась Дарья на подворье, хата стоит целёхонькая, и никого вокруг. Подвал разворочен, воронкой зияет, и девять человек как и не было на белом свете.
Ираида Рыбченко дружила с Дарьей ещё со школы, их дома стояли через улицу. Она вызвалась помочь Дарье в её скорбном деле. Нелегко пришлось молодке в те дни: муж на фронте, и она одна теперь в пустой хате. А тут ещё сынок донимает вопросами, куда делись баба с дедой.
Пока мужчины откапывали убитых, Ира Дарьиного сына отвела к себе в дом.
- Мама, пусть Жорик побудет пока у нас… ему нельзя это видеть…
- Конечно, доча… какой разговор… пусть с Эльвиркой нашей играет, - ответила Ксения Дмитриевна.
- Мам, - продолжила разговор Ираида, невысокая молодая женщина, - Мы, наверное, тоже уйдём на хутор… Дарья говорит, там спокойно… тёткина соседка не прочь взять квартирантов.
- Что ж, доченька… воля ваша… мы с отцом из дому никуда… Петренкам, вот, не повезло… отец-то наш с Васькой ихним… в тридцатых… всё соревновались…. петушились… помню как-то даже не здоровкались… места всё делили…кто больше вагонов нацепляет к паровозу… года солидные, а всё туда же… и смех и грех, прости господи… царствие небесное им… так что все под богом ходим… делай, Ира, как знаешь…
Собрала Ираида пожитки на скорую руку, какие на время надо, и пошли они с дочкой на хутор. До него путь неблизкий, километров десять, пожалуй, будет. В два часа и добрались, хутор небольшой, девять дворов всего. Хозяйка хаты, где их приютили, строго оглядела нехитрый скарб пришелицы и с ухмылкой спросила:
- Деньги-то у тебя есть?
Ираида выдержала взгляд напористой казачки и спокойно ответила:
- Не волнуйтесь, я заплачУ.
-Времена нынче лихие, вот и спрашиваю… зовут меня Наталья Спиридоновна, можно тётка Наталья… спать здесь будете, - она показала на топчан за дощатой перегородкой. - Беру за неделю вперёд… так что звиняйте…. Мало ли чо… вдруг в город сбежите… если с едой, то будет дороже… сама, наверное, знаешь, что базару цены не указ.
Деньги у Ираиды были, две тысячи рублей сотенными зелёными купюрами. Получали они с мужем раньше неплохо. Он работал в военкомате, заведовал ВУСом, она на железной дороге, дежурной по станции. Часть спрятанных денег осторожно тратила в оккупацию, чтобы не привлекать внимание барыг. И вот остатки пригодились.
- Я - Ираида, мы с Кропоткина… дочку Эльвирой зовут… мне надо в городе бывать… и работа, и родители там… а дочка здесь, с вами будет… если позволите… страшно у нас… слишком близко от станции живём…
- Ясно… - оценивающим взглядом прошлась по её одежде хозяйка, - значит, с кормёжкой… так, давай двести рублей, тогда… и учти… что это ещё по-божески… а девчонка что… мне её не нянчить…- подытожила она.
Выглядела Наталья в свои «за сорок» очень женственно, но красивые карие глаза глядели на собеседницу сухо и отчуждённо.
«Знаю я вашу божескую суть» - подумала Ираида. Казаки к пришлым людям относились пренебрежительно и называли их иногородними. Будь то кубанец с дальней станицы, или хохол какой заезжий, всё едино. Нет землицы – ты букашка, есть наделы – человек. Вот такие они, казацкие правила.
Фронт уходил всё дальше, и Ираида рассчитывала долго в хуторе не задерживаться.
На следующий день ей выпало ночное дежурство.
- Эля, - позвала она дочку, елозившую на коленках у муравейника, - Будешь спать одна… я на работу… слушайся тётку Наталью и ничего не бойся.
- Хорошо, мам, - Эля отряхнула запачканные коленки, закинула чёрные косички за спину и помчалась выискивать букашек или гусениц. Найдёт какую живность мелкую, кинет муравьям и наблюдает, как неутомимое семейство управляется с её дарами.
Ночью девочка проснулась от гула низко летящих самолётов. «Неужели бомбить будут?» - испуганно подумала она. Эля хорошо помнила подвальные сидения в бомбёжки. Утробно ухает в ушах, сыпется сверху земля, бабушка левой рукой прижимает её к себе, а правой истово молится Богу. И в ту минуту он единственный на белом свете их защитник и опора.
Когда шум удалился, она услышала какой-то шёпот с хозяйской половины. Сквозь неплотно прикрытую дверь пробивался свет керосиновой лампы. Разговаривали двое.
-Сынок, я устала бояться за тебя… может, пойдёшь, покаешься… что они, не люди что ли… не поймут, - слышался голос тётки Натальи.
- Мама… вы не понимаете… война идёт… меня к стенке поставят в два счёта… - отвечал ей незнакомый мужской голос.
- Павлуша, я вынуждена пустить квартирантов… деньги-то нужны… пока город бомбят, они ещё поживут… а не то узнают, что я прячу тебя в подполе… беды не оберёшься… и мне с лихвой достанется… сынок, на всю жизнь от беды не спрячешься… хорошо, от отца ещё с гражданской схрон остался… а то б где я тебя прятала…
- Девчонка- то спит? – продолжал диалог неведомый голос.
- А чо ей делать… видно, натерпелась дитя за оккупацию… худенькая, испуганная… ест и то дрожит, как осиновый лист.
- Уйду я, мам…
- Куда ж ты пойдёшь… это в гражданскую казаки были то белые, то красные… каждый своей стороны держался… сейчас власть одна… сам говорил – расстреляют…
- Фронт буду догонять… красноармейская книжка при мне… наступать, оно веселее… да и рана зажила… спасибо вам, мама… чо-нибудь придумаю.
Ираида пришла с работы только к обеду, сунула дочке гостинец – тощий пирожок.
- Поешь, доча… с картошкой, сказали…
Эля взяла пирожок, а на глазах выступили слёзы.
- Что такое, Эличка? Обидел кто?
- Мам, я боюсь… пойдём отсюда…
-Ты чего выдумала… я деньги за неделю уплатила…
- Мам… у тётки Натальи дядька какой-то живёт…
- Что ты говоришь… какой дядька… одна она живёт… и Дарья сказывала, одинокая она…
- Я сама слышала ночью… она его в подполе прячет… - Эля от недоверия расплакалась ещё пуще прежнего.
- Вот это номер… и что теперь делать… молчи, Эля, молчи… а то нас здесь либо порешат… либо ворами объявят и выгонят.
Из дочкиного рассказа Ираида поняла, что Наталья сына-дезертира прячет. Теперь ей стало понятно, почему она так насторожена к ним.
«И хочется, и колется… и деньги нужны, и боится» - подвела итог своим размышлениям Ираида.
- Слушай, доченька…ты мала ещё, и тебе никто не поверит… скажут, приснилось девчонке… напраслину и городит… ты ничего не слышала… мы скоро уйдём, а им бог судья… не наше это дело… хорошо.
- Да, мам… а к бабушке можно?
- Нет, Эличка… по ночам ещё часто бомбят станцию… ремонтники наши не успевают чинить пути… на ногах не держатся, бедные, от усталости.
В следующий раз Ираида с работы вовремя не вернулась.
- Где ж твоя матка ходит? – со злостью в голосе спросила беззащитную пигалицу хозяйка.
Эля в ответ пожала худенькими плечиками и заплакала.
Когда Ираида через сутки появилась в хуторе, Наталья не сдержала своего неудовольствия:
- Ираида, ты пойми… так же нельзя… тебя не станет, что я с твоей девкой делать буду…ты хоть адрес тогда оставь…
- Беда у нас, тёть Наташ… дом разбомбило… сестру мою, Тоню… - Ираида заплакала навзрыд и села на лавку. – Сестру убило осколком… не пошла в подвал… и вот… четверо деток теперь сироты… а младшей Иришке и двух нет… и саму чуть не накрыло… к подружке на Деповской хотела зайти после работы… не доходя полквартала, в её хату бомба прямиком на моих глазах… я так и села на землю… опоздала я немного… дошла до своих, а там такое… господи, да когда ж это кончится…
У неё началась истерика. Тело заколотило крупной дрожью. Наталья метнулась в летнюю кухню и принесла в гранёном стакане желтоватую жидкость.
- Выпей, Ира... давай, давай, пей, немедленно…
Ираида, клацая зубами о стакан, выпила принесённый самогон, настоянный на каких-то травах. Эля молча плакала и держала мать за руку.
Ночью прихватило у Ираиды живот, то ли от перенесённых волнений, то ли от скудной пищи. Сунула она ноги в чувяки, и айда во двор до ветру. Возвращаясь, в сенях неожиданно столкнулась с Натальиным сыном. Бравый солдат среагировал шустро: левой рукой за шею ухватил, а правой пистолет в бок тычет.
- Тихо, тётка… скажешь кому про меня… дочку твою не пожалею… учти…
От страха сердце у Ираиды застрочило, что тебе пулемёт- максим.
- Пусти, солдатик… мне твоя беда ни к чему… мне своей по горло хватает…
На шум вышла Наталья.
- Отпусти её, Паша – спокойно сказала она. – Прости его, Ира… не со зла он… просто бояться устал… не жалели парней… гнали, как на скотобойню… вот мой боец мамке под юбку и спрятался… хотя, что болтаю… раненый был… жалко стало… лечила, кормила… своя ж кровь, куда ж денешься… везёт мне, Ир, с мужиками моими… отец его в двадцатом так накуролесил, что прятаться пришлось и от красных, и от белых… ох, времечко было… может, почище нынешнего…
Ираида отдышалась, отошла от испуга, и молча слушала монолог хозяйки.
- Мы утром уйдём, - негромко промолвила она, когда Наталья замолчала.
- Нет, Павел завтра сам уйдёт… харчей соберу на дорогу… пусть своих догоняет… авось пронесёт… ну, всё… теперь спать.
Скоро налёты прекратились. Ираида с дочкой вернулись в город. Она сняла комнату поближе к отцовскому двору. Отец на месте разрушенного дома строил небольшую хату-засыпуху, на саманную уже не тянул здоровьем. Товарищ её брата помог с новой работой. Теперь она трудилась секретарём в железнодорожной больнице.
Весной сорок четвёртого года Ираида на базаре случайно встретила Наталью, хуторскую хозяйку. Первой заговорила Наталья:
- Здравствуй, Ира! – и через паузу добавила с выдохом, - Спасибо тебе!
Видно было, что эти простые слова давались ей с трудом.
- Да что вы, тёть Наташ… это вам спасибо… приютили нас…
- Я про Павла… он тогда ушёл… а я гостей ждала… ведь ты да я, больше никто не знал… молюсь за него… не знаю, живой ли… в штрафной роте был… чудом выжил… теперь, после ранения санинструктором… весточки давно от него не получала…ну, ладно… прощай… даст бог, свидимся…
Вот так вторая хата с краю в том хуторе запомнилась Ираиде на всю жизнь.
Март 2018г.