ЖИЗНЬ МОРДЕХАЯ ГЕБИРТИГА.
Сара Розен.
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА.
Мне не удалось найти в интернете никаких сведений о Саре Розен, так что всё, что известно – она написала биографический очерк о выдающемся идишском литераторе и композиторе Мордехае Гебиртиге. По сути дела, это единственная имеющаяся сколько-нибудь подробная биография – заметки на различных сайтах отличаются исключительной краткостью.
Интересная и добротная работа, к сожалению, не свободна от ошибок, которые я постарался исправить в меру своего разумения.
Стихи приводятся в моих переводах, за исключением особо оговорённых случаев.
В. Борисов.
ВВЕДЕНИЕ
Мордехай Гебиртиг – выдающаяся личность еврейской культурной сцены Кракова первой половины двадцатого века. Он родился в 1877 году и погиб смертью мученика от рук немцев в начале лета 1942 года. Результат его художественной плодовитости – впечатляющее множество песен и стихов, которые обеспечили ему почётное место в пантеоне идишской музыки и литературы.
Хотя он, скорее всего, не знал об этом, его песни даже в то время исполнялись во всём мире. Везде, где говорили на идише, искусство поэта находило признание и вызывало отклик, будь то ведущие артисты того времени или странствующие уличные певцы во дворах еврейских кварталов.
Тем, кто был близок к нему, посчастливилось; они были уверены, что в этих песнях и стихах найдут свои собственные переживания и мысли и, таким образом, достигнут вечной славы. Но что, помимо них, стало источником, вдохновившим и укрепившим этого поэта? Что может объяснить его обширное творчество? Как он достиг такой величины? Можно лишь удивляться.
О нём писали много, как до, так и после Второй мировой войны. В труде «Yiddishe Musik in Poylen» («Еврейская музыка в Польше»), опубликованном Всемирной федерацией польских евреев, Иссахар Фатер пишет: «Песни Гебиртига, вставленные Боазом Янгвейсом-Янгом в оперетту «Румынская свадьба» Моше Шера, подняли всё представление на неизмеримо более высокий уровень. Эти две песни, «Hulyet, Hulyet, Kinderlech» («Веселись, покуда юн» дословно – «Веселитесь, дети») и «Kinder Yoren» («Детские годы») стали самыми популярными еврейскими шлягерами во всём мире». И далее он продолжает: «Театральный потенциал песен Гебиртига «Avremel, der Marvicher»,« Motele», «Moyshele», « Dos Alte For Folk» («Авремл-карманник», «Мотеле», «Мойшеле», «Старая чета») и других был признан, и было поставлено множество tableau vivants [1], основанных на этих песнях. В самых престижных идишских театрах Польши – таких, как "Азалель", "Арраваль", "Самбатьон", "Майдим" и "Клайнкунст-Бине", в театральных труппах, организовывавших «Вечера Гебиртига» в крупных городах и небольших школах, его песни звучали и приводили в восхищение».
Менахем Кипнис отметил это в своём вступительном слове к книге Мордехая Гебиртига «Mayne Lider» («Мои песни»):
«Мордехай Гебиртиг на все сто процентов благословлён Богом. Поэт и народный певец, который, плача, творит и поёт в своей комнате, с мелодиями, проплывающими сквозь щели под дверью и крошечные трещины в подоконниках, заполняя улицу песнями о еврейской жизни.
Единственные в своём роде еврейская любовь, еврейская привязанность к семье, связь между еврейской матерью и её ребёнком, еврейская бедность – всё изображено простыми словами. Каждая песня – подлинное изображение жизни, которое могло воссоздать только такое же изысканное ухо, как у Гебиртига».
Разве это не ответ?
Более того. Следующий абзац, несомненно, столь же верен сегодня, как и в то время, когда он был написан Боазом Янгвейсом-Янгом в 1950 году, в «Mayn Leben in Theater» («Моя жизнь в театре»):
«В наше время, когда гулкие ритмы популярных чужеродных мелодий фокстрота и танго заполняют улицы, Neshome (душа) идишского фольклора внедрилась в творчество Гебиртига. Он – главный и единственный трубадур еврейской улицы в Польше…
Доказательство подлинности настоящей идишской народной песни заключается в том, что она касается сердца… Песня Гебиртига окутывает и согревает сердце слушателя, пробуждая в Yiddishe Neshome (еврейской душе) сладкую меланхолию и, в то же время – трепет радости. Гебиртиг поёт не о богато украшенных салонах, а о четырёх пустых стенах в жилище еврейского рабочего. Эти голые стены, будь то в хедере (религиозной начальной школе) или же в бедных домах, вдохновляют мать на пение колыбельной…
Ещё одним доказательством подлинности народной песни является тот факт, что чем больше её слушают, тем больше она восхищает, очаровывает и согревает свою аудиторию. В этом и состоят сила и секрет музыки и поэзии Гебиртига, и именно поэтому он стал признанным поэтом-лауреатом идишского фольклора».
Прошло более ста лет со дня рождения Гебиртига и полвека с момента его убийства, но его наследие, чудесно возрожденное преданными поклонниками, живёт и процветает даже в странах, где не говорят на идише. Новые издания книги «Mayne Lider», а также другие сборники были выпущены в США, Польше, Франции, Италии и даже в Германии, где записи Гебиртига и инсценировка его песен немецким музыкантом Манфредом Леммом пользовались беспрецедентным успехом.
МОРДЕХАЙ ГЕБИРТИГ: МНОГОГРАННАЯ ЛИЧНОСТЬ
Всю свою жизнь, когда ему приходилось писать на польском или немецком языках, он подписывался «Geb;rtig», используя немецкий умлаут, как и подобало подданному Австрийской империи. Однако, благодаря идишскому написанию его имени, он занял своё место в истории как Мордехай Гебиртиг.
«Leksikon fun Yiddishen Teater» («Энциклопедия еврейского театра») посвящает этому скромному человеку двенадцать страниц. Они написаны не в обычной энциклопедической манере, как статья, содержащая все доступные сведения о предмете. Вместо этого даётся краткое изложение фактов, относящихся к его жизни, занимающее чуть более одной страницы. Остальные страницы заполнены личными воспоминаниями его друзей и коллег.
В первом абзаце жизнеописания говорится: «Родился 4 мая 1877 года в Кракове, Западная Галиция, в семье бедного лавочника. Учился в хедере и обязательной государственной школе до четырнадцати лет. После этого стал учеником плотника. С раннего детства мальчик проявлял интерес к музыке, поэзии и театру. Учился играть на флейте и демонстрировал многообещающие актёрские способности».
В конце девятнадцатого века маленькие деревянные флейты, наподобие тех, которыми пользовались пастухи, стали популярными детскими игрушками. У молодого Мордехая была такая игрушка, и он чрезвычайно охотно ей пользовался, будучи музыкальной натурой. Со временем он усовершенствовал мастерство игры на этом простом инструменте и всегда носил его с собой. Всякий раз, когда его осеняло вдохновение, маленькая флейта позволяла ему озвучивать мелодии, которые он слышал в своей голове.
Переводчик Ежи Фиковски в своём предисловии к «Песням Мордехая Гебиртига», польским изданием «Mayne Lider», пишет:
«Мордехай Гебиртиг был одним из многих еврейских плотников в Казимеже, еврейском квартале Кракова. В небольшой мастерской, среди древесной стружки и пыли, с запахом соснового сока, витающим в воздухе, мальчик ежедневно работал с плоскостью для полировки дерева и острой пилой. Однако очень часто звучание этих инструментов прерывалось голосом маленькой флейты. Это означало, что молодой плотник Мордехай Гебиртиг импровизировал новую мелодию».
Очевидно, обучение плотницкому ремеслу не мешало музыкальному творчеству, но по этому поводу были различные комментарии. В своей книге «Di Farloshene Shtern» («Тёмные звёзды») Йонас Турков, директор еврейского театра в Кракове с 1926 по 1927 год, пишет, что именно бедность родителей заставила маленького мальчика стать учеником плотника и специализироваться на полировке старой мебели. Турков лично познакомился с Гебиртигом, и очевидно, что он считал, что мальчик заслуживает лучшей участи, чем имел. Работая в мастерской, Гебиртиг часто напевал мелодии, о которых никто никогда не слышал. Но много раз, когда коллеги просили его повторить какую-нибудь мелодию, он не мог этого сделать, потому что уже забыл её. Ему потребовалось много лет, чтобы узнать, как сохранить свою музыку, и, таким образом, большинство его ранних сочинений были утрачены. Впрочем, в конце концов он научился запоминать свою музыку.
Способность сохранять материал в сочетании с естественным художественным талантом помогла Гебиртигу реализовать свою мечту: стать актёром, а не только поэтом и композитором.
Поэт Авраам Рейзен, современник Гебиртига, в 1905 году в Кракове основал популярную газету «Dos Yiddishe Wort» («Еврейское слово»), и имя молодого артиста часто упоминалось в рецензиях. В своих мемуарах «Episoden Fun Mayn Leben» («Эпизоды моей жизни») Рейзен посвятил значительную часть Гебиртигу и его деятельности в еврейском театре.
Он писал о группе честолюбивых идишских актеров, которые организовали компанию, назвав её «Bildung» («Образование»). Группа состояла из амбициозных и талантливых профессионалов, а также весьма способных любителей. Гебиртиг был одним из них. И в обзорах пьес, которые они исполняли, Рейзен часто упоминал триумф двадцатисемилетнего Гебиртига на сцене театра «Бильдунг». Бесплатная реклама, обеспеченная исполнителям и их театру дружески настроенным к ним редактором «Dos Yiddishe Wort», к тому времени ежедневной краковской газеты, позволила этим талантливым молодым людям процветать и достигать больших успехов. Одной из самых популярных пьес, которую они поставили под руководством Эбера, была «Гетто» Х. Хайерманна. Гебиртиг сыграл в ней главную роль, и его выступление было незабываемым. Цитата из мемуаров Рейзена:
«Самым выдающимся из всех актёров был Мордехай Гебиртиг в роли слепого Захеля. Он показал и внутренний мир бесстрашного человека, и его страдающую душу. Трудно было поверить, что мы стали свидетелями выступления любителя, а не опытного актёра идишской сцены. Следует надеяться, что успех побудит этого талантливого человека и дальше использовать свой талант, дарованный Богом».
А вот выдержка из другого обзора Рейзена:
«Роль Меира, главного героя пьесы «Rozsicmi i Rozrzuceni» («Рассеянные и гонимые») Шолом-Алейхема, была исполнена чрезвычайно талантливым Мордехаем Гебиртигом. Аудитория, загипнотизированная его выдающимся талантом, требовала бесчисленных выходов на поклон. Этот Гебиртиг – редкая находка на идишской сцене. Следует ожидать, что со временем он станет одним из самых известных актёров.
В десятом номере «Dos Yiddishe Wort» 1905 года помещено объявление о двух ожидающихся премьерах. Первая – это «Бог, Человек и Сатана», пьеса Якова Гордина, а вторая – «Еврейка» Й. Лернера. В том же номере – важная информация о неожиданных государственных послаблениях в отношении определённых антиеврейских законов. Например, разрешена театральная деятельность идишских театральных компаний. По сути дела, это стимулировало их создание. Излишне говорить, что такое правительственное благословение подтолкнуло идишскую сцену к активной работе.
Когда, спустя несколько месяцев, театр «Бильдунг» поставил «Еврейку», из обзора Рейзена можно узнать об очередном успехе Гебиртига. Он писал: «Талантливый актёр Гебиртиг в роли Элиэзера выступил с обычным апломбом».
Авраам Рейзен в своих обзорах придерживался высоких стандартов. Всякий раз, когда представление не оправдывало ожиданий, он, не колеблясь, говорил об этом. Описывая литературный вечер, где Гебиртиг читал свои стихи, несмотря на восхищение актёром, Рейзен критиковал хнычущее произношение автора и упрекал его за чтение довольно длинного стихотворения на бис. По словам Рейзена, «впечатление о литературном вечере было полностью разрушено».
В течение долгого времени эберовский театр «Бильдунг» был единственным идишским театром в Кракове. Он стал важным центром еврейской культурной жизни не только в городе, но и во всей Галиции. Он поддерживал молодёжь, которая иначе лишилась бы возможности учиться и совершенствоваться в своём родном языке, называемом на идиш «Mame-Loshen», «мамелошн». Дискуссии, лекции, которые они проводили, их постоянное участие в обсуждении еврейских интеллектуальных тем, безусловно, способствовали развитию нового класса, своего рода просвещённого еврейского пролетариата. Понятно, что самым выдающимся членом этого круга был Мордехай Гебиртиг, актёр, поэт и композитор. Годы, проведённые им среди труппы «Бильдунг», нашли своё выражение на всех этапах его жизни.
АРХИВЫ КИБУЦА «ГИВАТ ХАВИВА МОРЕШЕТ»
Обедневшая семья Мордехая Гебиртига и полученное им скудное формальное образование не позволяли мальчику такие излишества, как учиться писать или читать музыку. Поистине счастливое совпадение, что он встретил выдающегося музыканта Юлиуса Хоффмана, композитора и дирижёра, который стал одним из первых, кто признал этот великий талант. Поскольку Гебиртиг был музыкально неграмотным, Хоффман транскрибировал мелодии композитора нотной грамотой. Благодаря Юлиусу Хоффману, большинство этих мелодий, изливавшихся непрерывным потоком, теперь доступны нам.
Когда Гебиртиг в январе 1941 года был вынужден покинуть свой дом в Кракове и перебраться в соседнюю маленькую деревню Лагевники, он передал семье Хоффманов множество бумаг. Это был труд всей его жизни. Большая часть его была расшифрована Хоффманом, и поэтому он был идеальным кандидатурой для того, чтобы сберечь это сокровище. Увы, Хоффман тоже не пережил войны. Но, к счастью, его дочери Юлия и Ханка остались жить в «арийской» части города, и им удалось сохранить бесценную коллекцию. Это очень важная часть культурного наследия, оставшегося от польского еврейства. В настоящее время она находится в архивах кибуца «Гиват Хавива Морешет». Размер и значимость коллекции действительно ошеломляют. Среди них два блокнота, собственноручно исписанные Гебиртигом; в одном из них содержится большинство стихотворений, опубликованных до начала Первой мировой войны. Вторая записная книжка – поистине чудесное открытие. Страница за страницей обычной школьной тетрадки в линейку, заполненной шестьюдесятью произведениями Мордехая Гебиртига, которые до того были неизвестны Юлии Хоффман. Хотя в библиотеке YIVO (Исследовательского института идиша) [2] в Нью-Йорке есть некоторые из работ Гебиртига, но их перечень и сравнить нельзя с тем, что хранится в кибуце.
Первая тетрадь Гебиртига содержит стихотворение «Der General Shtrayk» («Всеобщая забастовка»), опубликованное в 1905 году в краковском еженедельнике «Sozial Demokrat» («Социал-демократ»). Об этой первой публикации, упоминается в «Leksikon fun der Nayer Yiddisher Literatur» («Энциклопедия новой еврейской литературы»). Ещё одно стихотворение, сохранившееся в записной книжке – «Endekowna» («Эндековна»), Гебиртиг в конце концов превратил в песню. Оно было написано в 1926 году, после того как Пилсудский стал премьер-министром Польши и удалил от власти всех, кого считал обладающим «недостаточно высокой моралью». К нескольким стихам есть аннотации, в которых упоминается об их публикации в краковской «Arbeyter Tseytung» («Рабочая газета»).
Очень интересный предмет, хранящийся в архиве «Морешет» – это ещё один простой блокнот, содержащий десять песен, созданных для театральных представлений. Эти песни на польском языке. По-видимому, любой материал, предназначенный для публичной сцены, должен был быть подтверждён цензором и поэтому переводился на польский. Этот перевод принадлежит Саломону Спитцеру, директору еврейской коммерческой средней школы, который работал и учителем религии, и официальным переводчиком. В заявлении от 28 ноября 1922 года Спитцер утверждал, что «поданные настоящим переводом указанные еврейские песни не содержат каких-либо материалов, которые могли бы быть истолкованы как подрывающие закон». Прилалаемое разрешение, позволяющее исполнять песни, скреплено печатью Президиума Краковского воеводства – иными словами, высшей правительственной инстанцией.
Название маленького ноутбука – «Piesni Ludowe» («Песни народные»), автор – «М. Geb;rtig» (опять-таки с умлаутом), а сами песни пронумерованы от одного до десяти:
1. Shloflied (Колыбельная)
2. Der Tesoyme (Сирота)
3. Kivele (Кивеле)
4. Oy, Mayn Chaver (О, мой друг)
5. Hey, Klesmorim (Эй, музыканты; Эй, клезмеры)
6. L’Chayim (За жизнь; Будем здоровы)
7. Di Lalke (Кукла)
8. Is Dos Ernes? (Это правда?)
9. Moyshele (Мойшеле)
10. Chanele un Nuchemel (Ханеле и Нухемель)
За исключением четвёртой песни «Oy, mayn Chaver», все эти песни были опубликованы в 1936 году, в сборнике Гебиртига «Mayne Lider».
Многие из стихотворений, обнаруженных в архивах «Морешет», рисуют нам ранее неизвестный облик молодого Гебиртига. Стихотворения стирают время между годами хедера и зрелостью – периодом, изображаемым в последующие годы с большой ностальгией. Этот материал позволяет читателю познакомиться с различными этапами жизни поэта и искусством, отражающим образ человека и его мира.
В 1920 году в Кракове было опубликовано первое издание песен Гебиртига «Folks Shtimmelech» («Голоса народа»). В те дни, когда не было рекламы, друзья и поклонники Гебиртига проводили кампанию «из уст в уста» с целью популяризации книги. Чтобы сделать эту книгу широко доступной, была установлена цена в пять с половиной польских злотых, что составляло менее одного американского доллара. Многие из его богатых поклонников добровольно платили в два, три, а то и четыре раза больше, чтобы тактично помочь автору.
Создавая нотную запись песен, Юлиус Хоффман тесно сотрудничал с художественно одарённым плотником и увлёкся обладателем этого необычного таланта. Не только между ними, но и между их семьями возникла большая дружба, и Гебиртиг посещал Хоффмана каждый субботний день.
Однажды, как раз в то время, когда книга распространялась в Кракове, Гебиртиг пришёл явно взволнованным. Когда его спросили о причине, Мордехай промолчал, но его жена загадочно заметила: «Раз он такой дурак, пусть и дальше страдает!» Только тогда со слезами на глазах Мордехай согласился объяснить свою печаль: «Si hot gevolt ich sol fersheymen a Mensh!» («Она хотела, чтобы я смутил человека!»). Спустя некоторое время Хоффман узнал, что произошло. Прогуливаясь, Гебиртиги столкнулись с богатым скрягой, не заплатившим за книгу. Блумка Гебиртиг, которой приходилось тянуть бремя ведения домашнего хозяйства при очень скудном бюджете, настаивала, чтобы муж потребовал причитавшиеся ему деньги. Но он категорически отказался. Всего лишь мысль о том, что придётся смутить хотя бы одного человека, вызвала слёзы на глазах.
Наивность Гебиртига и полное отсутствие деловой хватки хорошо иллюстрируются рассказами Юлии Хоффман, запомнившей их со слов отца. Например, для сбора денег, необходимых для публикации «Mayne Lider», Хоффман организовал комитет, в который вошли некоторые из наиболее известных членов еврейской общины Кракова. Чтобы свести Гебиртига с женой одного из них, Хоффман предложил ей устроить частное выступление артиста в своём доме. Когда собрались гости, Гебиртиг, не обращая внимания на окружающих, с энтузиазмом начал исполнять одну из своих любимых композиций «Der Singer Fun Noyt» («Певец горя»), язвительное обращение к бедному певцу, который выступает перед богачами, не понимая того, что у него нет шансов получить от них какое бы то ни было вознаграждение [3]. Но Гебиртиг и сам был бедным певцом, выступавшим перед одной из самых богатых семей в городе! Его исполнение чрезвычайно смутило всех собравшихся. А он, даже не подозревая о своём промахе, оставался безразличным. Но поскольку книга действительно была опубликована, можно предположить, что богатые слушатели на самом деле помогли ему.
Создание большей части художественных произведений Гебиртига было вдохновлено событиями жизни его самого и его окружения. И хотя семья была чрезвычайно бедна, а жена Мордехая Блумка часто сталкивалась с невозможностью накормить детей, Гебиртиг не поддавался печали и почти всегда оставался оптимистом.
Однажды семью посетил репортёр, который позже в печати описал их дом как «finstere shtub» (тёмную, мрачную квартиру). Гебиртиг никак не смог с этим смириться и никогда не простил человеку того, что тот публично пристыдил его.
Растущая популярность Гебиртига сопровождалась появлением многих рассказов о его скромности. Один из самых интересных, принадлежащий Юлии Хоффман, опубликован в издании 1967 года «Hayara Boeret» - «Dos Shtetl Brent» («Город наш горит», иврит, идиш).
Однажды на заднем дворе дома Гебиртига появился нищий и начал петь популярную «Kinder Yoren» («Годы детства»). Этот самозваный миннезингер был полностью лишён слуха и даже не знал правильных слов. Не в силах выносить то, как уродуют его любимую песню, Гебиртиг вышел на улицу и предложил обучить его правильному исполнению песни. Глубоко оскорблённый, нищий возразил: «Только посмотрите на него! Уже двадцать лет я пою именно так, и все приходят в восторг! Кто ты такой, чтобы учить меня петь?» Гебиртиг удержался от того, чтобы объяснить возмущённому нищему, кто именно он такой, и спокойно вернулся в свою квартиру.
Этот анекдот отражает личность человека, жившего главным образом своим искусством, которое, в свою очередь, наполняло его жизнь любовью к миру, великолепному духовному миру польского еврейства.
В творчестве Гебиртига любовь выражается в разнообразнейших формах. Самый острый вопрос касается любви матери к ребёнку и любви ребёнка к матери, что неизменно приводит к выраженному стремлению вернуться к детству и к женщине, которая заботилась о нём. В отличие от нежности, присущей изображению матери, отец часто представляется достаточно далёким персонажем. Он любящий, но одновременно озабоченный ежедневной борьбой за обеспечение своей семьи, и большей частью времени отсутствует. Он возлагает ответственность за воспитание детей на жену, несмотря на то, что в ортодоксальной семье она и обязана зарабатывать на жизнь, чтобы муж мог изучать Талмуд.
Изображение Гебиртигом супружеских взаимоотношений соответствует прототипу жизни еврейской семьи, знакомому читателям Ицхока-Лейбуша Переца, Шолом-Алейхема, Шолома Аша, Хаима Нахмана Бялика и других, писавших о еврейской жизни в Восточной Европе в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. В их творчестве мать рассматривалась как основной воспитатель, руководящий дух и доминирующая фигура в семье, в то время как отец, в результате экономических условий, не зависевших от его контроля или религиозных убеждений, оставался на заднем плане. Таким образом, тот, кто старательно изучает еврейскую жизнь, может найти в поэзии и песнях Гебиртига своего рода фотографии жизни еврейской семьи, отражающие общество, к которому он принадлежал, со всеми чертами того времени и того места. Например, «Dos Lidl Fun Goldenem Land» («Песня о Золотой стране») – это воспоминание о матери; рассказывается о песне, которая помогает воскресить в памяти мамины лицо, улыбку и глаза. А в песне «Motele» («Мотеле») автор описывает образ отца, каким его воспринимает сын. Это диалог в шести строфах, в котором отец перечисляет множество грехов, которые якобы совершил Мотеле. Песня, считающаяся классикой, воскрешает мир, который был разрушен навсегда, мир, где отцы присоединялись к «злым ребе», забыв о своём собственном детстве. Так и этот отец, жалобно спрашивая: «Что же будет с тобой, Мотеле? Ответь мне!», в итоге оказывается побеждён собственным сыном, который напоминает отцу, что дед рассказывал о нём самом точно такими же словами!
Из описания «маленькой школы», голубей и многочисленных жалоб со стороны раздражённых соседей ясно, что Гебиртиг использует собственный опыт и, возможно, даже имитирует наставления своего отца. Обещание мальчика отцу в конце песни: «Когда я вырасту, то, как и ты, буду зарабатывать деньги и изучать Тору», может быть не вполне соответствующим реальности, поскольку мы знаем, что родители поэта были очень бедны. Тем не менее, несмотря на бедность, у Гебиртига было счастливое детство. Семья была крепкой, и молодой Мордехай чувствовал, что окружён защитой и любовью.
Живя в переполненном многоквартирном доме, Гебиртиг рос вместе с детьми из таких же бедных семей, как и его собственная. По сути, эти приятели оказались для него бесконечным источником вдохновения. Имена «Мойшеле», «Мотеле», «Авремеле», «Береле» и другие, возникающие в его песнях, несомненно, появились там в результате именно детской дружбы. Небольшая группа непокорных юных бунтарей против авторитета старших стала моделью для его творчества. А с другой стороны находится жестокий ребе, олицетворение абсолютной власти, стоящий между ними и соблазнительным, запрещённым миром. В то время как мальчишки-«язычники» проводили долгие жаркие летние дни на открытом воздухе и плавали в Висле, еврейским мальчикам приходилось сидеть в переполненных тёмных комнатах хедера. А им, естественно, тоже хотелось играть на улице, бегать с ветром, гоняться за голубями, как Мотеле в песне, и дышать свежим воздухом. Неудивительно, что дети возмущались жестокой дисциплиной, навязываемой им, а также порками нарушителей дисциплины, которые устраивал ребе, используя kanczug (кнут, нечто вроде плётки-девятихвостки).
Роль отцов в угнетении сыновей достаточно легко представить, учитывая описания Гебиртига: перегружены, трудятся в магазине, мастерской, ходят с тележкой разносчика, сидят за швейной машиной, и всегда надеются дать сыновьям образование, чтобы тем было легче жить.
Удивительно, что, несмотря на недостатки образовательной системы, которая противоречила всем правилам современной педагогики и детской психологии, большинство взрослых, испытавших подобные обстоятельства, с невероятной ностальгией вспоминают свои детские годы. Например, в песне «Мойшеле, мой друг» Гебиртиг выражает эту тоску словами:
«Как вернуть нам годы детства,
Мойшеле, мой друг?
Ой, об этой плётке ребе
Плачет сердце вслух!»
(Перевод А. Г. Бен-Юваль Мура)
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Tableau vivant – живая картина (сцена в пьесе, когда действующие лица застывают в выразительных позах, сохраняя молчание) (фр.)
2. Научно-исследовательский институт языка идиш. Основанный в 1925 году в Вильно, в дальнейшем действовал в Польше, с 1940 года находится в Нью-Йорке, США. Институт обладает значительным собранием лексикографических, орфографических и других письменных материалов языка идиш, что делает его регулирующим институтом этого языка. Несмотря на то что институт сегодня называется Institute for Jewish Research, он по-прежнему известен своей старой аббревиатурой.
3. Спорное утверждение. Лично мне непонятно, где именно С. Розен увидела язвительность. Гебиртиг называет певца бедным, наивным дурачком, но вовсе не стремится заклеймить его. И обращение автора к персонажу мне кажется достаточно доброжелательным.