«Эр – 5»*.
Я, собственно, устарел, как говорили специалисты, еще до начала войны.
А молодость моя лихая пришлась на тридцатые годы. Возил грузы, разведкой занимался.
А в сороковых нас подвинули молодые и дерзкие - с мощными моторами, скоростные.
Куда мне – полутораплану из фанеры да всего пятьюстами лошадей под капотом?
Но, рассказ о другом.
В апреле сорок четвертого нам повезло.
Достались простые грузовые рейсы за линию фронта, вместо опасных ночных налетов.
Мы садились, разгружались и забирали пассажиров.
Сто пятьдесят четыре ребенка вывели в партизанский отряд воспитатели Полоцкого детского дома. Немцы готовили им участь доноров для раненых. Такое вот изощренное убийство… .
Их и вывозили.
Тем рейсом летели последние. Одиннадцатого апреля – в ночь.
В сумерках уже погрузили детей.
"Не беспокойтесь, все будет хорошо. … Понимаю, что везу детей. Сам сирота… ». – Успокаивал воспитательницу перед полетом летчик*.
Взлетели.
Вначале все шло хорошо. Я неспешно рассекал крыльями сумрак, пассажиры жались друг к другу, пилот зорко следил за приборами.
Снаряд ухнул неожиданно близко – метрах в пятидесяти.
Веер осколков прожужжал мимо. Но парочка все же пробила плоскость. Никто не пострадал.
Кроме самолета….
Надежный, не дававший сбоев двигатель, вдруг замер - перебит топливопровод.
До смерти мне осталось пара минут.
Земля стремительно понеслась на встречу. Ветер взвыл в тишине. Метры быстро стали складываться в десятки и сотни. Полыхнуло у радиатора.
И в эту секунду я ощутил, что умереть мне не дают. По крайней мере - сейчас - точно не позволят. Стальная воля человека сжала мою душу, собравшуюся было сдаться, и вернула к жизни.
Пришли в движение рули высоты, полет стабилизировался, перешел в планирование, и появилось четкое ощущение, что я не могу ничего сам, даже погибнуть! Пока не позволит это неприятно сильное существо в моей кабине.
И я подчинился.
Вот только этот дым…
Пожар усиливается.
Едкая черная копоть не дает дышать, слепит. Жар уже прогрыз перегородку между моторным отсеком и кабиной.
Мне – машине – невмоготу.
Пламя раздувается встречными потоками словно кузнечными мехами, и я снова издаю жуткий вздох -стон заваливаясь на крыло.
Но, дьявольщина! Всякий раз он вынуждает меня вернуться на курс.
Кто там, внутри, в огненном вихре – человек ли?
Я же знаю. Чую, что руки его уже горят.
Но мы продолжаем полет.
Безмолвно.
У него же есть парашют!
Но вертятся вихрем эти твердые как гранит мысли. Острыми камешками царапают совесть: «Должен…, дети…, товарищи…, … коммунист!»
Последнее, словно хребет стальной, заставляет распрямиться наши души.
Огонь уже пожирает стенку, спасительную для пассажиров. Даже на них начинает тлеть одежда. Нужно срочно садиться. А под крылом - проклятье - деревья, да болота! И мы продолжаем полет в поисках надежной тверди.
В кабине пилота беснуется пламя.
- Погиб? – Спрашиваю себя я о человеке.
- Нет. Управление не брошено.
Видимо не для того эти дети вырваны из лап фашистов, чтобы сгореть в небе уже за линией фронта!
Наконец подходящая снежная поляна.
Садимся.
Мы почти грохнулись.
Что-то страшно затрещало, и я покатился, быстро сбрасывая скорость. Потом смышленый мальчишка, как учил его летчик перед полетом, быстро вывел малышей.
Пилот вывалился из кабины.
Его обгоревшие до костей ноги подломились.
Приподняв обожженную голову, с расплавившимися прямо на лице летными очками, он прохрипел: «Все живы?! Бегите от самолета…!»
Потом я взорвался.
_______________________________________________
Примечания:
• «Р-5» – советский многоцелевой самолет 30-х годов 20-го века.
• В основе рассказа история спасения пассажиров самолета Р-5 летчиком Мамкиным А. П.10-11 апреля 1944 года. Пилот, сгорая заживо, сумел довести и посадить самолет с 10 детьми и тремя взрослыми на борту. Летчик умер от полученных ожогов 17 апреля 1944 года. За свой подвиг Мамкин А.П. награжден не был.