Художник

Михаил Колодочкин
– А зачем?

Члены ученого совета недоуменно переглянулись.

– Что: зачем? – переспросила Карина. – Что конкретно тебе непонятно?

Неандерталец смотрел себе под ноги и молчал. Пауза стала затягиваться, но тут низкорослый парень вытянул руку и ткнул пальцем в светящийся кристалл.

– Как понять? – пробормотал он. – Нельзя понять.

– Это тебе кажется, что  нельзя понять, – подал голос Академик. – Ты еще мало знаешь. Но ведь мы-то понимаем! А в этом кристалле содержится информация о достижениях науки за всю историю человечества. Это раньше, в твое время, вы рисовали на стенах и делали зарубки на скалах, но теперь многое изменилось.

Неандерталец опять замолчал. Академик недовольно посмотрел на Карину.

– Вы, кажется, говорили, что он лучший! – вполголоса заметил он. – И что он действительно способен воспринимать информацию, от которой его отделяют миллионы лет. Ну – не знаю, не знаю… Говорящая обезьяна – да, но не более того…

Симпатичная аспиранточка Карина гневно сжала кулачки, но тут неандерталец опять подал голос.

– Обезьяна не рисует, – заявил он. – Я рисую. Меня понимают. Кристалл непонятен. Кристалл не нужен.

Академик слегка покраснел, а Карина заулыбалась.

– Мы с тобой видели не только кристаллы, – обратилась она к низкорослому парню. – Помнишь – папирусы и книги, ленты и диски… И с каждым разом человек мог записывать все больше и больше информации. Почему тебе не понравился этот кристалл?

– Потому, что его никто, кроме вас, не поймет! – неожиданно быстро вдруг заговорил неандерталец. – Мои рисунки понятны. Вы не сможете передать свои знания другим. Я – могу!

***

– Он прав! – бушевала Карина. – Он сформулировал то, о чем мы не хотим думать. Мало засунуть в кристалл терабайты и эксабайты информации – надо прикладывать к нему переводчика! Считыватель, источник питания…

– Ну, так было всегда, – снисходительно проговорил Академик. – Грампластинки нуждались в патефонах, кассеты – в магнитофонах, диски – в дисководах… Это прогресс.

– А давайте забросим вас в эпоху Лейбница или Ньютона! – ехидно предложила Карина. – А лучше – к Петру Первому: он любознательным руководителем был. И подарите ему этот кристалл – с описанием марсоходов, лазеров и голографии. Боюсь, что вместо «спасиба» вас отправят на дыбу – как шарлатана. Потому что никакой Леонардо никогда в жизни не поймет, что это за игрушка такая! Павлик именно про это и сказал.

Почему Кристина называла своего любимца из прошлого Павликом, никто не знал. Однако имя прижилось.

– Ерунда! – раздраженно отмахнулся Академик. – Человек расшифровал и наскальные надписи, и папирусы – нужно только знание. Поступай в Университет, поучись уму-разуму, посиди в библиотеках, как мы когда-то сидели…

– И все равно никогда в жизни не расшифруете даже обычную флешку! – заявила Карина. – В лучшем случае распилите ее на куски и опишете, что увидели внутри. Если у тебя имеется фантастический считыватель – прочитаешь. Нет – дураком помрешь. Ничего не сможешь разобрать, даже если царь Петр дубинкой по спине треснет.
 
Академик презрительно фыркнул и демонстративно начал перекладывать какие-то документы из одной стопки в другую. Молчание нарушил Директор.

– И как же вы, милочка, предлагаете делиться нашими знаниями? – поинтересовался он у Карины. – Вам известно, что основная цель Кристалла, как мы его все называем – это его доставка в запредельно далекие миры, куда в ближайшее время направятся автоматические зонды. Мы рассчитываем, что где-то там есть Разум. Возможно, что при этом часть кораблей опять совершит скачок во времени – пока что этот процесс, как мы все видим, изучен очень слабо. Впрочем, именно благодаря одной из случайностей у нас и появился этот ваш Павлик… Конечно, теперь мы будем пытаться превратить эту случайность в повседневность…

Карина кивнула.

– Нам безумно повезло, – кивнула она. – Но согласитесь, что Павлик прав: делиться имеет смысл лишь такой информацией, которую твоим невидимым собеседникам будет реально понять. Скажем, для чтения книг или каких-нибудь клинописей в основном нужны глаза и знания, а не декодеры с подходящими разъемами.

– Давайте пошлем в соседнюю галактику стопку книг из музея! – буркнул Академик.

– Между прочим, старинные библиотеки в деревянных шкафах действительно были как бы вечными! – заметила Карина. – Дедушка мог взять с полки книжку и дать ее внуку. Или завещать праправнуку. Тот все поймет, если не полный идиот… Вечность – она ведь не только в физической сохранности объекта: важнее восприятие…

– В чем-то вы, конечно, правы, – задумчиво произнес Директор. – Одно поколение техники сегодня почти мгновенно сменяется другим – безо всякой взаимозаменяемости и преемственности. Если современники того же Леонардо разобьют музейную радиолампу, то никакими силами не смогут ее починить. А вот граммофон с механической заводкой в этом смысле надежнее. И Леонардо его починил бы.

– Я водила Павлика в Третьяковку, – задумчиво произнесла Карина. – Договорилась – нас пустили. Он ходил несколько часов и молчал. Спросила, нравится ли – он кивнул. Слышите – он смотрел и что-то понимал!

– А это к чему? – недовольно подал голос Академик. – И, вообще, пора возвращать его обратно. История не прощает подобного самоуправства.

Карина умоляюще взглянула на Директора, но тот отвел взгляд в сторону.

– Коллега прав, – тихо сказал он. – Вмешательство в прошлое недопустимо. Мы и так натворили черт знает чего, и еще неизвестно, как это аукнется… Поверьте, Карина, мне очень жаль.

***

– Вы! Это – Вы!!!

Карина безучастно сидела за столом, закрыв лицо руками. Полчаса назад Павлик был отправлен в свое время. Прощаться с ней низкорослый парень неожиданно для всех отказался. Она не понимала, о чем кричал академик, почему ее трясут за плечи, и почему ей нужно куда-то идти. Но гул голосов нарастал так, что она почувствовала: произошло нечто…

– Вчера этого не было! – заикаясь, хрипел академик. – Этому рисунку было пятьсот веков, этот бизон был во всех учебниках. Но он… исчез! Его… его заменили!

Огромный, во всю стену экран показывал картину, которую любой студент знал наизусть. Древняя наскальная живопись, охота на бизона. Но центральная часть петроглифа стала неузнаваемой. Верхний слой скальной породы был полностью сбит. От бизона не осталось ни кусочка.

Вместо него каменный резец древнего художника с удивительной точностью увековечил профиль молодой женщины.

Сквозь пятьдесят тысяч лет с экрана куда-то вдаль смотрела Карина.