«Цель — ничто. Движение — все»
/Э.Бернштейн/
Должен признаться, что к своему образованию отношусь с мягкой иронией, чем-то похожей на ту, которой пронизан общеизвестный поэтический афоризм, возглавляющий пятую строфу знаменитого пушкинского романа. Да, все мы учились чему-нибудь и как-нибудь… Но… Главному, увы, нас никто даже не пытался учить. Не знаю почему. Возможно, потому, что это бесполезно, ибо у каждого свой путь к счастью. Сугубо индивидуальный. Единственный и неповторимый. И всё же…
Птицы ведь тоже не сразу становятся на крыло. Крепнут, припоминают инстинкты, понемногу учатся. И однажды взлетают, попадая в свою небесную стихию и в придуманные людьми крылатые выражения, в одно из которых я когда-то по наивности поверил. Потом на некоторое время разуверился. А сейчас вот снова пытаюсь поверить, на собственном опыте убедившись, что не так уж далёк от истины был советский классик с несладким псевдонимом, когда сравнивал полёт птицы с человеческим счастьем…
Бесконечная многоликость которого делает его трудноуловимым.
Хорошо помню, как менялось моё представление о нём по мере взросления. Почти как в анекдоте, когда-то рассказанном мне старой мудрой еврейкой, где нехитрый образ женского счастья, пройдя ряд возрастных метаморфоз (от юношеской романтики до меркантилизма зрелости), наконец, обретает свою завершённость в полном освобождении и успокоении. Помню смутный силуэт своего счастья в виде скромного домика на побережье, который уже тогда, в далёкой молодости мерещился мне, упрямо просвечивался сквозь хаотичное нагромождение глупых юношеских грёз и авантюрных желаний.
Собственно, главным в том моём видении был не сам домик… Не его архитектурные изыски, не качество ремонта, не этажность… Главными были две вещи: большое окно с видом на море и удобный письменный стол.
На сегодняшний день эта цель достигнута. Неважно, что вместо домика квартира. Важно то, что в ней есть письменный стол и огромное полукруглое окно, которое словно художественное полотно соединило в себе три могучие природные стихии.
Полагаю, это была последняя моя цель, поскольку вот уже несколько лет живу бесцельно. И нисколько от этого не страдаю. Напротив. Меня несказанно радует отсутствие мишеней. Я больше не целюсь в их надменные десятки. Мне стали безразличны и другие цифры, что, несомненно, поспособствовало моему частичному освобождению. В первую очередь от гнёта времени. Поскольку оно (время) вдруг утратило свою суровую цифровую конкретность, непостижимым образом превратившись в неторопливый абстрактный поток.
Чувствую себя в нём довольно комфортно, напрочь избавившись от страха опоздания. Я не боюсь проспать . Не опасаюсь куда-то не успеть. Не нервничаю, глядя на часы. Честно говоря, они мне просто не нужны, а носить их продолжаю по какой-то глупой инерции. Да, мне некуда больше спешить. Поэтому и нет в моей бесцельной жизни спешки, этой суровой и бескомпромиссной надсмотрщицы. Она просто отсутствует. За ненадобностью.
Зато появилось нечто новое. Неограниченная возможность заниматься тем, что мне соответствует… Тем, что нравится.
Например, играть в шахматы с компьютером.
Я бы не стал рассказывать вам об этой своей забаве, но именно она помогла мне подметить весьма серьёзное диалектическое единство, где гармонично соседствуют бесцельность существования и счастье, отказ от суеты и лёгкость бытия. Возможно, на него и намекал нам когда-то автор эпиграфа, помещённого нашими недалёкими наставниками в пёструю череду выдающихся нелепиц. Их снисходительный сарказм по поводу бренности всякой цели был настолько искренним и убедительным, что мне понадобилась почти целая жизнь, дабы однажды его опровергнуть и отказаться от бессмысленной стрельбы по ветряным мишеням.
Итак, шахматы.
Вспомнить о них заставил знакомый запах, однажды настигший меня на окраине города в невзрачном мебельном магазинчике, где я искал себе кресло. Это был тот самый ностальгический аромат из детства, обитавший в шахматной доске, которую я частенько открывал, чтобы сразиться с отцом. Это был незабываемый аромат покрытых лаком деревянных фигурок. Это был азартный аромат предстоящей увлекательной игры.
К сожалению, его ещё не научились имитировать современные компьютеры, поэтому всякий раз, когда у меня появляется желание размять свой мозг, я открываю старую шахматную доску, кладу её под монитор и начинаю неторопливо постукивать по клавишам.
Стоит отметить, что в этом новом формате игры имеется одно очень важное преимущество над старым. Дело в том, что я всегда довольно болезненно реагировал на проигрыш, злясь в первую очередь на соперника. Некоторые свои пост проигрышные рефлексы до сих пор вспоминаю со стыдом. Так вот компьютер обезличивает противника. Более того, в какой-то момент он подводит к спокойному пониманию, что противником являешься ты сам, и все бесстрастные действия машины есть оптимальные ответы на твои ходы. Следовательно, твой выигрыш является твоим же проигрышем. И наоборот, проигрывая, ты выигрываешь. Вот такая, на первый взгляд, замысловатая логика, к которой я пришёл, перемещая по экрану монитора шахматные фигуры. Хотя, на самом деле, ничего замысловатого в ней нет. А есть некая житейская мудрость, нейтрализующая наши поражения и девальвирующая наши победы. Наивысшая мудрость, превозносящая нейтральность, устойчивость, гармонию, где мат – всего лишь обычная фиксация, лишённая как горечи, так и радости.
А где же наслаждение?
В самой игре. В напряжённом интеллектуальном процессе. В движении мысли…
Которое на определённом этапе и опровергает кажущуюся нелепость эпиграфа…
А также рождает светлую веру в то, что окончательный и бесповоротный проигрыш, поджидающий каждого из нас в пресловутом образе бледноликой женщины – вовсе не конец, а начало новой, более интересной и захватывающей партии…