Чучундра

Михаил Ханджей
Бывает же – выродится какое-нибудь «чудо» навроде Шурки. Все в хуторе знали, что он родился с книжкой под мышкой и никогда с нею не расставался. Даже тогда, когда мы, пацаны и девчонки, пасли свиней, телят, а то и гусей с индюками, на толоке. Шурка даже кличку имел не такую, как мы - деревенщины, а «учёную» - «Профессор» и за то, что книжки читал да и за то, что один он на всю нашу пацанячую братию очки носил. Он только «отбывал» на толоке, ничего не пас, даже свою хромоногую свинью, а всё читал да читал свои «учёные» книжки да посасывал свой сахар. У него и сахар был не такой как у нас, из тростника «сорго», коричневыми плитками. Сахар был у Шурки белый, рафинад кусками, его дедом из города привезённый...
И дед у него был - не такой как у нас - у кого скотник, у кого - конюх, Шуркин дед нигде в колхозе не работал, а только дома рыбу коптил и чем-то ещё торговал. Кому он рыбу коптил - мы не знали, но мимо их двора проходить было просто невозможно - в носу свербило от ароматов, а в пузе урчать начинало не на шутку! Мы после войны только представить себе копчёную рыбу во рту могли, а Шурка обжирался ею. Звали того деда Филипп, да кто ж его так «по-учённому» звал? Все знали, что он «Пылып, шо до гузна прылып», а для краткости – просто, - «Рипях».
 Так вот, как уляжется «Профессор» на ряднушку да почитывает, а мы, девчата да пацаны, носимся всё по толоке, как жеребята, да потихонечку-помаленечку, не заметно так Шуркину свинью подальше и отгоняем, а потом и кричим:
- Шурка! Твою свыню зараз вовкы зъидять! Дывысь, вона жэ пид лисом.

Шурка с неохотой отрывается от книжки, смотрит в нашу сторону и просит так с гонором:
- Тому, кто свинью пригонит, дам кусочек сахару.
Витька Покотыло сразу же срывался, как оглашенный, и быстрее всех добегал до свиньи, запрыгивал ей на спину и, нахлёстывая её хворостиной, «скакал» за кусочком сахара. Свинья, мало того, что хромала, ещё и визжала, как недорезанная, так как Витька голыми пятками поддавал ей жару, как казак шенкелями коня...

Так мы Шурку дурили, отгоняя его свинью подальше. И пришлось «Профессору» из дома сахару брать побольше, чем раньше...
«Хромую», как звали мы его свинью, так «объездили», что она без хорошего седока уже и не визжала, а сбрасывала сразу неумеху, крутясь, как веретено.

Как-то раз, у Шурки уже кончился сахар, а мы, набегавшись и уставши, сели вокруг «Профессора».  Тут Витька  и спрашивает:
- А про шо ты, Шурка, читаешь? Шо путного в тих кныжках можно узнать? Там же так всэ - одна брэхня. Писатилёв  хороших нэ бува. Вони уси тилькы одни дармоеды, ны пахать, ны сиять нэ умиють, шо ж воны  могуть полизного напысать? Воны даже свыней пасты нэ умиють.
- А у вас только одно на уме – свиней пасти, да шкоду какую-нибудь делать. Хотите, я вам расскажу про то, что я сейчас читаю?
- Ну давай, - с радостью соглашаемся мы.

 И Шурка начинает свой рассказ:

«Не за горами, не за синими морями, а в небе, там, где боги живут, был настоящий рай. Не было ни войн, ни голода, все любили друг друга и были красивыми. Но появились среди них такие, что работать не хотели, а только пить  кровь из нормальных людей.  И чтобы возвыситься над всеми остальными людьми, назвали себя они по-ненашенски - «В-а-м-п-и-р-а-м-и»...

- Ой, мамочка моя! Да ты шо, Шурка, в кныжки так и напысано, шо кровь пьють? И ны хлиба, ны молока, а тилько кров?..

- Да, - отвечает Шурка,- особенно им нравилось у таких маленьких девочек, как ты, кровь высасывать. Так что ты, Нюрка, сама в лес не ходи.

- Та ты шо?! Я тэпэрь и за «Хромой» твоей нэ побижу. Вона у тебэ всэ до лису прэтся, як скаженна. Може, вона сама с тимы «вамп-па-пырамы» снюхалась. Не-е-е-еее, я бильше за нэй нэ  побижу...

- Так вот, те вампиры избрали  над собою царицу. Волосья  у неё чёрные-пречёрные, длинные-предлинные, губы - красные-кровавые, зубы у неё  белые-прибелые, как у Колькиного кабана, Сатаны-Окоянного. Она, как царица, первая  высасывала не только кровь, но и мозги из своей жертвы, а потом отдавала остатки подданным своим высасывать из них всё до капельки! А царица вампиров была та ещё красавица и зубы были у неё – белые-пребелые, так называли они её  как-то необычно - «Чучундра»...

- Шурка, так шо, оти нэхрысты там у всих высосалы уси  мозгы и выпылы усю кров?! – возмутилась Валька Голубовская.

- В том-то и дело. Они там истребили всех не только людей, но и животных.

- Так воны, мабуть, и друг дружку зничтожилы? – сказал с надеждой Никитка, по прозвищу «Горобчик».

- Нет, - говорит Шурка, - кто остался, попрыгали с неба на нашу землю. Попадали, кто куда. Одни в речки, другие в лес, а некоторые в горы, на хутора, станицы и города.

- Так цэ шо, и у нашом лису могуть таки буть? – с ужасом в голосе и в глазах говорит самая маленькая из нас, пастушечка Нюрочка Зарецкая.

- Конечно, есть. Вот из Маркова пошёл Серёга Карий в лес на Мокрую Чубурку купаться. Накупался, вылез на бережок, лежит себе, на солнышке греется. И вдруг - видит из лесу выходит девка красивая-прекрасивая. Вся кожа на ней сияет серебром, коса заплетена совсем не так, как наши девки хуторские плетут, руки и ноги так и светятся, а глаза - огнём горят. Подошла та красавица к Серёге, а он и слова вымолвить не может, так влюбился он сразу, по самые уши.

- А ты откуд знаешь?.. – спрашивает Васька Бздыка.

- А я так думаю, - многозначительно промолвил «Профессор». И продолжил.  -  С тех пор Серёга пропал. Искали его долго, и наконец - нашли. Лежал он там в осоке у самой речки. В голове была у него дыра, а на - шее мильон укусов от клыков. Так вот в хуторах и узнали, что в нашем лесу водятся не только всякая нечистая сила, но и чучундры-вампиры...

Пока Шурка рассказывал, его свинья дошкандыляла почти до самого леса. Даже за сахар никто уже не побежал бы за нею. И  пришлось «Профессору» самому идти за нею, потому как уже наступал вечер, заходило солнце и надо было скотину гнать домой.
 
И вдруг мы услышали душераздирающий крик Шурки: «А-а-а-а-аа!..» - И видим несётся он от леса, как сумасшедший. Подбегает к нам, трясётся весь и лопочет: «Т-т-а-аа-ам Чу-чу-ндра-ва-мпи-рная..!» – и показывает трясущейся рукой в сторону леса...
Мы все, конечно, подхватились, и давай хворостинами гнать свою скотинку домой. А «Профессор» знай себе – всё орет и впереди всех бежит...

Вскоре хутор облетела «благая» весть – «Шурка, «Рипяха» внук, под лесом видел Чучундру. Она его к себе манила, но он не поддался её чарам и удрал.  А когда она увидела на толоке целую гурьбу пацанов и девчонок и стала приближаться к ним, то все дёрнули дружно домой, гоня хворостинами и свиней, и телят, которые, чуя нечистую силу, хрюкали, мычали и не просто бежали, а неслись по воздуху, как и их пастухи и пастушки!

Переполох в хуторе нарастал. И уже в сумерках все видели, что во двор Михайлюков зашла Чучундра. К ужасу всех подглядвывающих, Вера Федотовна, которая была любимой учительницей в хуторской школе, начала обниматься и целоваться с «Чучундрой». А та прямо на глазах у всех всё хорошела и хорошела, стараясь завлечь Веру Федотовну. Чучундра вся была, как золотой мрамор, ресницы оттеняли её щёки, на которых красовались ямочки, алые губы изгибались в улыбке, коса, как ночь тёмная, была у неё ниже пояса.

Все кинулись спасать Веру Федотовну, крича: «Вера Федотовна, не целуйте её. Это Чучундра из Панского леса!»
А та посмотрела на них, да как засмеётся звонко-звонко и говорит:
- Да что вы, это же моя доченька-красавица из города приехала! Посмотрите на неё. Разве вы не узнаёте Ниночку? Это она ещё девчушкой уехала в педучилище учиться, а теперь вот стала какая красавица! И будет она в нашей школе учительницей.
Все хуторяне присмотрелись и признали, что это никакая не Чучундра, а Нинка.
   
Шурка со стыда больше на толоке не появлялся, а хромую свинью стал гонять вместе со своей Витька, за что «Рипях» давал ему раз в неделю копчёную рыбину...