С появлением Горбачёва вся страна прислушивалась к его речам и пришла в восторг от речи в Ленинграде. Это был настоящий всенародный экстаз. Инженерно-технические работники подсчитывали свою будущую высокую зарплату. Руководство нашего завода тоже оживилось. Нас разогнали по городам и весям в поиске новых поставщиков комплектующих для расширения производства. Я выбрала себе поездку в город Белая Церковь близ Киева с намерением провести майские праздники в кругу родственников. В командировки после смерти мужа я ездила с дочерью, так как оставить её было не с кем. Правда, в то время действовал закон, дающий право женщинам имеющих детей до 8 лет, не ездить в командировки, но они были для меня лучом света в тёмном царстве. В этот раз впереди было два праздника и мне хотелось показать дочери Киев и побывать в Москве.
В конце апреля, т.е. 26 числа в средствах массовой информации прошло сообщение, что на Чернобыльской атомной электростанции произошел выброс радиоактивных веществ в атмосферу. Никто на это особо не обратил внимания из-за безграмотности общества. По телевизору показывали г. Припять, где находилась АЭС, его красивые каштановые аллеи и счастливых горожан, готовившихся к празднованию Первомая. Поэтому у меня не возникло сомнения, что надо повременить с отъездом в Киев. Я думала, что второго такого случая не будет показать дочери столицу Украины. Первого мая мы с дочерью уже были в Москве на Киевском вокзале и я обратила внимание, что очередей в кассу киевского направления нет. Утром второго мая мы прибыли в Киев, спустились в метро и вышли на станции площадь Шевченко. Был уже девятый час, а город как будто бы вымер, это меня насторожило. Мы добрались до родственников, дверь открыла тётя Ната. На её лице было недоумение, удивление и полное отсутствие радости от нашего появления. Я тоже удивилась такому гостеприимству, переписываясь с ней она постоянно приглашала нас с Леной в гости, обижалась, что родственники её забыли после смерти Володечки и вдруг такой приём? Почему я не отправила ей телеграмму? Не знаю.
Тетя Ната со слезами говорила, что произошло что-то страшное, ночью разносили по домам повестки из военкомата всем мужчинам старше тридцати лет. Это меня тоже не «отрезвило». Из слов тёти Наты мы узнали, что первого мая, после грандиозной демонстрации, весь народ разбрёлся по паркам и лесам праздновать, а её дочь Вера с детьми – Оксаной и Светочкой ещё не вернулась из гостей. Поболтав с тётей Натой и позавтракав, я решила Лене показать город, так как на следующий день должна встретиться со своим напарником Геной Тимофеевым на перроне и ехать в Белую Церковь. Он рано утром должен прибыть из Москвы. Я хорошо знала Киев, так как три года проводила там школьные каникулы. Погуляв по Крещатику и посмотрев памятник Владимиру – крестителю Руси на Владимирской горке, мы пошли в Софийский собор. Это был музей русского зодчества X века и усыпальница князей древней Руси. Сидя на лавочке в ожидании экскурсии, я услышала от женщин, сидящих рядом, что умные иностранцы сразу же после аварии на АЭС улетели домой, а они провели праздники в лесу, где накопилась самая большая концентрация радиоактивных веществ. Услышав это, мы с Алёнкой быстренько поехали к тёте Нате. Дома уже была Оксанка. Она с тётей Натой развешивала мокрые одеяла на окна.
Власти только второго мая, после показухи благополучия, соизволили поставить народ в известность. Для них главным было мнение иностранцев, а не здоровье собственного народа. Министр здравоохранения Украины только в 14 часов выступил по телевидению и сообщил, что вышел из строя 4-ый энергоблок, нарушена его герметичность, а ликвидировать последствия аварии ещё не удалось. Также он сказал, что для ликвидации последствий аварии проводится мобилизация мужчин. Всем жителям центральной Украины он посоветовал пить молоко с йодом. Оксанка была студенткой педучилища и проходила практику в школе, сказала, что ещё первого мая ей позвонила подружка и попросила прийти в школу для подготовки спортзала для приёма детей из Припяти и близлежащих деревень. По городу ходили автобусы с черными шторками, а люди, сопровождающие эти автобусы, были экипированы по всем правилам гражданской обороны в костюмы химзащиты. Вечером, сидя у телевизора, мы надеялись узнать о происшедшем и мерах предосторожности, но ни Московская центральная власть, ни Украинская не сочли это необходимым и нужным.
На следующее утро я оставила Аленку у тёти Наты, и поехала на вокзал. Гена Тимофеев стоял, как пришибленный на перроне и сказал:
- Честно говоря, я не надеялся Вас увидеть.
Ему с большим трудом удалось купить билет в Москве, их продавали только Киевлянам. Мы никогда не сталкивались с подобными случаями, до конца не отдавая себе отчет, что это такое, долг был превыше всего, а жертвами этого необоснованного долга были мы и беззащитное очаровательное создание – моя дочь, которую я всегда возила с собой. Стояла прекрасная майская летняя погода. Мы ехали в электричке с закрытыми окнами. Из-за большого количества людей в вагоне и духоты, одной женщине стало плохо. Мужчина открыл окно, а все пассажиры стали требовать немедленно закрыть его. Он обозвал всех бестолковыми и говорил, что свежий воздух только разгонит радиацию. Эта опасность была невидимой и непонятной, кто был прав тоже трудно понять простому обывателю. За окном электропоезда, по трассе вдоль железной дороги ехали в одном направлении автобусы с черными шторками и было полное отсутствие другого вида транспорта. Я уже до кончиков ногтей была пронизана ужасом, в котором мы оказались. Голова работала как арифмометр, ища выхода из создавшегося положения. Директор завода был удивлен нашему появлению. Он был родом из Мордовии, бывший главный инженер завода «Электровыпрямитель». Он говорил, что свою семью ещё в апреле отправил в Саранск. Это говорило о том, что высшее руководство Украины уже знало об опасности. Сами, как крысы бежали с тонущего корабля, а людей вывели на демонстрацию.
Директор велел водителю служебной машины отправить нас на вокзал, чтобы мы успели на электричку и не глядя подписал всю техническую документацию. На вокзале в Киеве некуда было упасть яблоку. По радио сообщили, что будет выделено дополнительно два состава на Москву, а билеты будут продаваться в пригородных кассах и на улице. Мы заняли очередь в кассу и я сказала Геннадию, чтобы брал билеты в любое направление, лишь бы выехать из Киева. Он остался стоять в очереди, а я поймала такси, поехала за Аленой. Таксист говорил чтобы я поторапливалась, так как в три часа перекроют центр города, и будут проводиться международные велогонки Москва – Прага – Берлин.
Мои родственники пребывали в нервном состоянии. Тетя Ната бегала по дому, собирая нам подарки. Я от них отказалась и просила поторопиться собрать Светочку, дочь Веры, так как хотела её взять с собой, но Лёка сообщила, что Светочку заберет отец он уже едет из Херсона. Понимая, что городским транспортом мне не добраться до вокзала, мы пошли на автостоянку такси. Очередь на такси была огромной. Не знаю откуда у меня появилась сила, наглость, напористость и смелость, что я обогнув очередь, таща сумку и Аленку за руку, побежала к подъезжающему такси, и я оказалась около него, засунула в машину дочь и сумку. Народ орал на меня, а кто-то пытался за шкирку выкинуть из машины, но в экстремальной ситуации мозг работает на самосохранение и никакая сила не в состоянии помешать. Водитель оказался очень хорошим человеком он дворами довез нас до самого вокзала, хотя центр города и подъезды к вокзалу были перекрыты, то ли из-за велогонок, то ли просто были козни чиновников, а может быть это сделано в целях безопасности. Кто знает?
Геннадий стоял в очереди на том же месте, на котором я его оставила. Уже были проданы все билеты в Москву. Сказав Геннадию, чтобы он оставался стоять на этом месте и никуда не уходил, я с Леной решила попробовать достать билеты через детскую комнату, но в это время объявили о посадке на скорый поезд Киев – Москва. Мы выбежали на перрон и побежали вдоль состава в поиске проводника не славянской внешности, с ними легче договориться. Увидев «дорогое лицо» мы подошли к нему. Ответ был краток, по 50 рублей с человека (билет в плацкартный вагон стоил 15 руб.) и не просить спальное место. Мы побежала за Геннадием. Наш «рыцарь и защитник» был в таком беспомощном состоянии и имел жалкий вид, что безропотно, не задавая вопросы, тащил сумки и бежал за нами. В вагоне было много свободных мест, предназначенных для пассажиров следующей за Киевом станции Конотоп. Сердце у меня выскакивало из груди, не верилось, что мы уже в вагоне, чувство тревоги сковывало сознание.
Поезд тронулся и то кто-то сорвал стоп-кран и вместо облегчения, наступил страх. В наше купе вошёл проводник с девочкой лет двух на руках. За проводником шла вся запыхавшаяся и возмущённая бабушка. Она провожала сына с внучкой. Он нес сумки, а бабушка внучку, но на перроне они растерялись. Бабушка решила залезть в вагон в надежде, что сын тоже сядет в поезд, но сын остался на перроне. Не найдя мать с дочкой, он сообщил бригадиру поезда номер вагона и посадочное место, но проводники его место успели продать. Бабушка ехала с внучкой без продуктов, детских вещей и денег. Проводники не стали от нее требовать оплаты, она всю ночь просидела на краю нижней полки, а малышку уложила спать на чемодан.
Следующей остановкой за Киевом была станция Конотоп. На перроне была тьма народу. Наша соседка велела Лене быстрей залезть на вторую полку, а сама забралась на третью. Геннадий уже спал на третьей полке. Поезд остановился и не успел проводник открыть дверь в вагон, на него «хлынул» народ отталкивая друг друга сметая тех, кто послабей. Наше купе быстро превратилось в общий вагон, многие стояли. Один мужчина пытался отстоять свое право на спальное место на нижней полке, но никто его не слышал, а женщина с третьей полки его пристыдила. Как говорится в тесноте, но не в обиде мы доехали благополучно до Москвы. Мы спали вместе с Леной на второй полке, а мое место заняла стоящая в проходе женщина. Как ни странно, но маленький ребёнок находившийся в ужасных условиях, не капризничал и вообще детей в вагоне не было слышно. В Москве на перроне стояла скорая помощь и в рупор говорили, что всем прибывшим киевским поездом необходимо сдать кровь на анализ в 14 поликлинике около метро Новокузнецкая. Нам с Леной надо было искать ночлег, так как мне не хотелось ехать домой. У меня были ещё отгулы которые я припасла к этой командировке, надеясь отметить день Победы в Москве.
Ехать в Кубинку к дяде Славе, так далеко, мне не хотелось и мы поехали с Леной к Любашке, моей двоюродной сестре. В её крошечной комнате нам нашлось место. Мы выкупались и в первую очередь, выстирали свои вещи. На следующее утро приехала к Любашке родная сестра Вера. Она врач и требовала, чтобы мы срочно сдали кровь. Я отказалась, так как это можно сделать в Саранске. В экстремальных ситуациях люди ведут себя по-разному. Одни думают только о себе, как мужик из Конотопа, другие помогают людям, а третьи просто теряются, как произошло с Геннадием. Он кроме своей деревни нигде не был и вдруг такое. Всех понять можно. Не дай Бог никому пережить подобное. В крупном городе требуются большие организаторские способности власти, но их больше волнует своя собственная задница, а не это «быдло», каковым нас считают. Если бы этот случай произошёл где-нибудь в глубинке, например на Урале, то никто об этом не знал, а люди продолжали жить и работать в этом месте. Пример тому уже был на заводе «Маяк» в Челябинской области. Но это произошло в центре Европы, около столичного города, где было много иностранцев. Только благодаря тому, что в Польше засекли повышенную радиацию, а в Европе появилось волнение, они соизволили сообщить.
Их преступная деятельность привела к массовой гибели людей. Работники самого АЭС кинулись на устранение аварии без защитной одежды, мобилизованных мужчин тоже использовали без всякой защиты. Летчики сбрасывали песок на энергоблок, после двух полётов отправлялись в Москву в радиационную больницу. Сколько людей погибло от этой невидимой чумы, не знает никто. Горбачев всю вину свалил на Украинские власти, хотя в то время ни один начальник не решился бы взять ответственность на себя, не согласуя свои действия с политбюро. Академик, разработчик чернобыльской атомной станции, посетив её, умер от разрыва сердца.
А нас с Леной встречали в Саранске как героев. Вечером, по приезду ко мне прибежала подруга Валерия Ивановна, она говорила, что все это время они только говорили о нас, забыв о работе. На утро шеф собрал совещание и был удивлен, что мне удалось выполнить задание. А в газетах писали, что билеты с чёрного хода из Киева доходили до 150 руб. Так что нам здорово «повезло». Кто-то потерял всё, ведь жителей Припяти вывозили «в чём мать родила», а кто-то пользуясь людским горем, набивал карманы. Одни вывозили людей, запретив им брать вещи, следом ехали мародёры, вывозили их вещи и продавали на барахолках. Бог им судья. Но самое ужасное от чего мы бежали, к тому и прибыли. Радиационный ветер дул на восток и задел край Саранска и прилежащие деревни. Всем им сделали доплаты к зарплате.
И ещё я поняла, какой у нас шаткий, не защищённый окружающий мир, зависящий от человеческого фактора. И представила мамочку, как ей одной, местному депутату, заведующей клуба, удалось эвакуировать совхоз «Пролеткультуры» в Казахстан на подступах фашистов к Сталинграду. Молодые мужчины все были на фронте в том числе и отец.
Далее - Глава 12. Бабье лето
http://www.proza.ru/2018/03/13/453