Поручик вышел из приспособленной под лазарет избы. Штаб-лекарь лично осмотрел и перевязал любимца полка и заявил, что до свадьбы всё заживёт, но если бы Ржевский не решил наклониться за миг перед выстрелом, нужен был бы не лекарь, а полковой поп. Рана саднила под повязкой, голова гудела и немного кружилась от стакана "обезболивающей микстуры", любезно предложенной фельдшером. Денёк выдался непростой, и поручик, глубоко вдыхая морозный воздух, не торопясь шёл к "офицерской" избе.
На крыльце обмахнул веником от снега сапоги, в сенях снял косо сидевший из-за повязки кивер и серый, шинельного сукна, плащ, и вошёл в переднюю комнату. Бывший с ним в деле молодой корнет что-то увлечённо рассказывал офицерам. На скрип двери они повернули головы, и судя по их взглядам, перед ними стоял не поручик с повязкой, а по крайней мере Георгий Победоносец в нимбе набекрень.
- Поручик, объясните, как это произошло? Нам корнет тут такое рассказывал! Выходит, и точно: Бог полюбит, так и не погубит?
Барон Карл Бринк виновато смотрел на Ржевского.
- Карлуша, что ты им наговорил?
- Ну, как мы на рекогносцировке под штуцера польских конных егерей подставились, как меня лошадью придавило, как ты на меня упал убитый, когда вытащить хотел. Как нас в сарай кинули, как ты вдруг ожил - с пробитой головой! Как с тем капитаном, что нас завалил, поспорил; как свечку, помолившись, на сто шагов погасил из его же штуцера без пристрелки, а он не смог. Как он тебя на дуэли убить хотел, чтобы не отпускать по уговору, как ты его со святой молитвой из незаряженного пистолета застрелил! - пулю так и не нашли, а рана была такая, что кровью в минуту истёк. Как остальным полякам пообещал, что хоть Бог и на твоей стороне, но Господь по твоему заступничеству и к ним может быть милостив, и те, кто сейчас же сдадутся, со временем вернутся домой. Ну и как мы их сюда привели…
- Ржевский, ну поясни хоть что-то!
- Поручик, просим!
- Господа, ну что говорить! Оплошали… Не ожидал я, что кто-то из деревни начнёт палить на 400 шагов, да еще так точно: два выстрела - два попадания. А в деревне оказались польские конные егеря, я их еще по Фридланду помню. Подбили нас, выскочили из деревни на конях - Карл даже из-под лошади выбраться не успел; но я этого не помню: наклонился над ним - и провал, только в глазах сверкнуло.
Очнулся уже в сарае - холодина, корнет рядом. Голова разламывается, пить хочется - спасу нет. Рану промыть нечем, волосы слиплись от крови. Крикнул часовому жолнежу, чтобы воды принес - так он такое понёс про москалей, меня лично и мою родню до седьмого колена…! Я, конечно, не зверь, но этого запомнил, когда сдавали их на гаупвахту - приказал его сутки не поить, как бы не просил.
К полудню капитан проспался, решил нас допросить. А что допрашивать? И так понятно: мундиры гусар лейб-гвардии, он их еще по Фридланду знать должен, значит, полк рядом и искать нас будут. Переправы через Березину Чичаговым, наконец, перехвачены, кто из польских частей успел - ушли с французами за реку. Помощи ждать неоткуда. А он хорохорится:
- Ловко я вас с двух выстрелов снял? Москали так стрелять не могут!
Думаю: "Ах ты, лях гонористый, пся крев! Ну, погоди, шляхтич хренов!"
- А свечу на 100 шагов из своего штуцера потушишь? Так, чтобы только фитиль задеть, а то пальнёшь по свечке, а так каждый дурак сумеет!
Как он распетушился, как разорался! Не позволит, де, лучшего стрелка перед всем полком (а там от полка хорошо, если сотня оставалась) поносными словами честить, и прямо сейчас на пари будет со мной биться, что он свечку потушит, а меня расстрелять изволит. А ежели я свечу задую, он меня, так и быть, в живых оставит и даже отпустит на все четыре стороны. Я, понятное дело, не сомневаюсь, что не отпустит - я же тогда тут через час-другой со всем полком буду; но виду не подаю, соглашаюсь.
Свеча на ветру гаснет, да и пламени не видно.
- Ставь,- говорю ему, - в сарай с открытыми воротами! И в тени, и ветра нет!
А сам вижу - сарай невысокий, а с кровли сосульки свисают. Пока ставили свечу, сломал пару, одну в рот засунул, сосу, как леденец - какая-никакая, а вода, вторую - за обшлаг ментика, чтоб не растаяла раньше времени: когда еще попить доведётся?
Отмерили сто шагов, он приложился, пальнул, а свечка горит себе. Второй раз - мимо. Третий - потухла. "Неужели попал?" - думаю. Пошли смотреть - а свечка опрокинутая лежит, и крынка, на которой она стояла - вдребезги!
- Не считается, капитан!
Ну, он так кулаками и сучит, если бы не его жолнежи - убил бы, наверное, но марку держать надо… Просит зарядить мне штуцер и свечку зажечь.
Я у жолнежа пулю штуцерную попросил и штык.
- Длячего ты, москаль?
- На пуле крест животворящий изображу, и Бог мне поможет!
Надрезаю я пулю крестом поглубже, а сам гляжу, как они меня на прицеле держат, чтобы не наделал чего. Зарядили. Прицелился почти навскид, пальнул - свеча потухла. Кинулись жолнежи с капитаном смотреть - стоит себе целая, нетронутая, только дымок над фитилём. Да я и не сомневался особо, сосульку ломаю понемножку, рассасываю, жду, что дальше будет.
Капитан приходит - мрачнее тучи:
- Шляхетское слово твёрдо, отпущу. Вот наши из соседней деревни вернутся с провиантом и лошадьми, мы двинемся, а вас здесь оставим.
- Это кто же вам тут провизию и фураж даст, а тем более лошадей?
- Я старосте приказал. Он сказал: придёте - с винцом встретим дорогих гостей. Интересно - сливянка или яблочный сидр?
Господа, ну до чего же тупой народ, а еще европейцы! Если у них пули "вылева оловю", так они считают, что и у нас свинец оловом зовется. И вот тут я сплоховал - рассмеялся. Капитан позеленел, аж зубами заскрипел, и на ногу мне сапожищем, каблуком, да с поворотом. Ну, я не стерпел, перчатку с левой стянул, и с правой его этой печаткой по наглой морде - хрясь! Устоял, боров; ехидно так улыбается:
- Ну вот вы и труп, поручик! Если вы меня вызываете, я выбираю оружие, и выбираю не саблю, хоть и ей владею лучше вас, - нет, каков нахал, господа! - а пистолеты. Сходимся до шести шагов, по русскому обычаю. Хочу ваши глаза перед смертью видеть!
Я говорю, тогда дайте мне хотя бы мой пистолет. Согласился, но заряжать, говорит, сами будем - вдруг у тебя там вместо пули волчья картечь в стволе! И шепчет что-то жолнежу, и морда у него такая гнусная при этом - я сразу что-то недоброе почуял. Жолнеж пистолет мой достал, в сторону пальнул, и заряжает, возится где-то в стороне.
Я его как в руку взял - сразу понял, в чём дело. Балансировка у моего точная - сам подгонял для меткой стрельбы, чтобы центр тяжести над спусковой скобой был, а тут вижу: рукоять перевешивает - значит, пули в стволе нет!!! "Ах ты, собака, прихвостень бонапартов!" - и думаю, что делать, и последнюю в своей жизни сосульку досасываю. И тут как озарение какое: поднимаю я к лицу пистолетный ствол, и начинаю прямо в него "Отче наш…" шептать. Ближе, ближе… И изрядную ещё ледышку, с вершок длиной, в ствол выплёвываю.
Поляки смеются:
- Поважне, москаль?
- Не колдую, а молюсь! Не в силе Бог, а в правде. Это ваш капитан у Бога славы просит, а мы самого Бога славим! посмотрим, чья возьмёт…
Поставил нас унтер на места, командует: " Збегаён сен разем!"
Капитан с наглой мордой, даже пистолет не опуская, начинает сходиться: ждёт, когда я холостым хлопну, а он подойдёт, страхом моим упьётся и тогда убьёт. Шагов семь-восемь осталось, он удивляется очень, но пистолет начинает опускать на уровень глаз. И как только у него шея, до того пистолетом прикрытая, открылась, я в горло ему и пальнул. Кровь фонтаном, толчками; унтер к жолнежу, что пистолет мой заряжал, подбегает:
- Забиен цен, быдло!
Тот оправдывается, лопочет что-то, фельдшер капитану в рану своим медицинским инструментом тычет - нет пули! Да и какая пуля, если горло наполовину порвано, а ледышка давно растаяла в горячей крови. Капитан ногой подёргал в беспамятстве и отправился ответ держать перед Господом. Я унтера подзываю:
- Убедился, что Бог не в силе, а в правде? Могу всех вас тут же извести, а могу и помолиться за твоих егерей, чтобы живыми из плена домой пришли… Решай, только быстро!
У унтера подбородок дрожит, глаза в разные стороны, заикается, шепчет: "Матка боска…" Построил кое-как своих жолнежей, я на своём коне впереди, Карлуша с пистолетами и штуцером наготове на капитанской кобыле сзади - и в полк! Вот и всё…
- Постойте, постойте, поручик! А как же свечка с первого выстрела?
- Аа-а-а… Этому фокусу меня ещё отец учил: если пуля не гладкая, а надрезанная, она так воздух в полёте закручивает, что главное было - в дверь сарая попасть…
______________________
На рисунке: польский конный егерь, 5 полк.