МАНЬЧЖУРСКАЯ ВЕТКА
Дневник военного врача
Жене Фаине Григорьевне посвящаю
Многих воителей стоит один врачеватель искусный.
Гомер
ГЛАВА 1 1969 год
Маньчжурская железнодорожная ветка начинается на станции Карымской, расположенной недалеко от Читы на Транссибирской магистрали, и заканчивается на станции Забайкальск на границе с Китаем. Её продолжением в Китае является знаменитая Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная Россией в 1897-1903 г.г. От маньчжурской ветки в Борзе начинается железнодорожная ветка "Борзя-Соловьёвск" на Монголию, продолжающаяся там до города Чойбалсан.
Железные дороги в Забайкалье играют очень большую роль. Полоса вдоль Забайкальской железной дороги, а также долины рек Ингоды, Шилки и Аргуни — наиболее плотно заселённые места в Забайкалье. Железные дороги обслуживают здесь предприятия цветной металлургии, машиностроения, лесной и пищевой промышленности, а также районы угледобычи и развитого сельского хозяйства.
Велико было и остаётся оборонное значение железных дорог. По Забайкальской железной дороге в своё время были изгнаны из России остатки войск атамана Семёнова, по ней доставлялись в Монголию войска во время боёв на Халхин-Голе, а в конце второй мировой войны здесь была сконцентрирована военная группировка для вторжения через Большой Хинган в Китай с целью разгрома японцев. Сейчас, с обострением отношений с Китаем, на Маньчжурской железнодорожной ветке также сконцентрировано немало войск. Нет практически ни одной железнодорожной станции, где бы не было военного гарнизона. А некоторые крупные военные гарнизоны (Ясная, Безречная) не обозначены ни на каких картах, кроме разве что секретных. Старые укрепрайоны, которые строил ещё Карбышев, восстановлены, построены новые. В четырёх военных гарнизонах имеются военные госпитали: в Ясной, Безречной, Борзе и Даурии. Что касается Борзи, то в ней размещается штаб армии вместе с частями обслуживания, а также строительная и авиационная части.
Борзя — единственный город и железнодорожный узел на Маньчжурской ветке. Военнослужащие из других гарнизонов завидуют тем, кто служит в Борзе. Её здесь считают своего рода столицей здешнего края. В шутку военные сочинили о ней такое двустишие:
Пекину вшивому грозя,
Стоит могучая Борзя.
На самом же деле Борзя — это небольшой город с населением в 25 тысяч человек, разделённый железной дорогой на две части: восточную и западную. В восточной части имеется компактный центр города со всеми присущими райцентру учреждениями и с окружающим его частным сектором. В западной части располагаются такие предприятия, как железнодорожные мастерские, мясокомбинат и маслозавод, а также почти все военные части.
Борзинский военный госпиталь находится в восточной части города рядом с его центром. Располагается он в трёхэтажном кирпичном здании и в двух одноэтажных деревянных зданиях. В одном из деревянных зданий размещается инфекционное отделение, во втором — поликлиника. Все остальные подразделения госпиталя размещаются в трёхэтажном здании. Отделения хирургического профиля — хирургическое, глазное и ушное, а также отделение анестезиологии и реанимации — занимают второй этаж. По сравнению с Улан-Удэнским госпиталем, больные здесь в лечебных отделениях размещаются более свободно.
Во время представления командованию госпиталя о своём прибытии на новое место службы я был принят прохладно, если не сказать враждебно. Я понял, что эхо происшедших в Улан-Удэ событий докатилось и сюда. Начальник госпиталя Яковенко оказался энергичным, резким подполковником медслужбы лет 38. В наброшенной на плечи шинели и в полевой форме он, как метеор, носился по госпиталю. Меня очень удивило то, что военные врачи обращались к нему не иначе, как "товарищ комбриг". На мой не- доумённый вопрос коллеги ответили мне, что Яковенко считает, что он здесь не на своём месте. Он по ошибке избрал себе медицинскую, а не строевую службу. Будучи строевым офицером, он сейчас был бы уже как минимум командиром бригады. Человек явно страдает манией величия. Великий русский хирург Н.И.Пи- рогов, первый медицинский генерал в истории России, по поводу таких медицинских руководителей выразился так: "Нет больших сволочей, чем начальство из врачей".
Я поинтересовался у начальника госпиталя перспективой решения моей жилищной проблемы, на что он ответил мне, что это очень трудноразрешимый вопрос. Комната, которую в бараке занимал мой предшественник, занята. Резерва жилой площади в госпитале нет. Вообще здесь существует такое правило: вновь прибывшие офицеры занимают жилплощадь своих предшественников. Сейчас командование госпиталя и некоторые начальники отделений размещаются в благоустроенных квартирах в доме, полностью принадлежавшем когда-то штабу армии и находящемся недалеко от госпиталя. По мере строительства жилья в западной части города недалеко от штаба армии могут освобождаться в будущем и другие квартиры в этом "генеральском" доме. Кое-кто из офицеров проживает в сорокаквартирном доме строительной части. Остальные вынуждены ютиться в бараках без никаких удобств. Для временного размещения начальник госпиталя посоветовал мне снять жильё в частном секторе или поселиться в городской гостинице. Я решил для начала воспользоваться последним вариантом.
Что касается моей службы в госпитале, то она оказалась в зачаточном состоянии. Придётся мне здесь проявлять немалое упорство, чтобы организовать её должным образом.
А вот относительно моей загруженности начальство не поскупилось. Помимо занятости по основной своей специальности, я так же, как в Улан-Удэ, буду вести палату хирургических больных. О дежурствах по госпиталю и постоянных дежурствах на дому я уже и не говорю.
Особенно ж меня огорчило то, что я буду заведовать нештатным пунктом заготовки и переливания крови, который здесь самостоятельно обеспечивает госпиталь консервированной кровью. Это очень серьёзный и большой кусок работы. Службу крови я знаю плохо и не без оснований опасаюсь её. Здесь любая ошибка может привести меня на скамью подсудимых, и никто при этом меня не спасёт. Пока что временно нештатным пунктом заготовки и переливания крови заведует ординатор хирургического отделения старший лейтенант Козлов, который надеется перейти в окружную станцию переливания крови.
К своему удивлению, я почувствовал довольно прохладное отношение к себе и со стороны начальника хирургического отделения подполковника Яковлева Григория Абрамовича, еврея по национальности. Но особенно меня поразило то, что в этом подражает своему начальнику старшая операционная медсестра хирургического отделения Мария Ивановна Сухова. Это очень колоритная фигура. Ростом под два метра, сутулая, тощая старая дева, ветеран госпиталя держит здесь в страхе и повиновении всё хирургическое отделение. В операционной она едва ли не пинает ногами всех работающих там. Она и меня начала поучать, как вести себя в операционном блоке. Я обратился за разъяснениями к Григорию Абрамовичу, который сказал мне, что Мария Ивановна — хозяйка в операционном блоке и всё требует правильно. Причину такого их взаимопонимания я очень быстро понял. После операций Григорий Абрамович обычно выходит из операционной под градусом, навеселе. Мария Ивановна удовлетворяет слабость своего начальника. Окончательное выяснение отношений с ней я решил оставить на потом.
Со старшим ординатором хирургического отделения майором Зориным я сразу же нашёл общий язык. Человек он очень простой, общительный, как хирург не очень силён. Все его называют "москвич", так как он родился в Москве и его родственники сейчас проживают там.
Я решил посетить районную больницу и выяснить там возможность объединения наших усилий по совместному обеспечению наших лечебных учреждений консервированной кровью. Войдя в кабинет главного врача, я замер от удивления. Главным врачом больницы оказался выпускник I-го Ленинградского медицинского института Штырёв, в прошлом комендант общежития, в котором я, будучи студентом, проживал. Эту свою работу он совмещал с учёбой в институте. Я его сразу же узнал, за истекшие 14 лет он стал более солидным, но на лицо не изменился. Меня он, естественно, не помнил. Я выразил своё удивление тем, что он работает в этой забытой Богом дыре. Ведь он фронтовик и был в институте довольно авторитетным лицом. На это он ответил мне, что по окончании института он был распределён сюда, да так и застрял здесь на целых 14 лет. Он вырос здесь с ординатора терапевтического отделения до главного врача, привык к этим местам. Правда, последнее время он всё чаще думает о перемене места жительства, хочет податься на запад.
Выслушав мою просьбу относительно службы крови, он сказал мне, что у них в больнице действительно имеется штатное отделение переливания крови, однако работать там некому. Заведует им по совместительству на полставки ординатор терапевтического отделения Зимина. Со своими помощницами она еле-еле обеспечивает больницу консервированной кровью. Так что помочь мне они не могут. В свою очередь, главврач попросил меня оказывать помощь хирургам больницы при проведении серьёзных операций. У них нет анестезиолога-реаниматолога, в наличии имеется только медсестра-анестезистка, которая на свой страх и риск проводит простейшие наркозы при операциях. Я выразил своё согласие помогать больнице в этом.
Сразу же после своего прибытия в Борзю я начал бомбить Люду письмами, убеждая её в том, что она должна уволиться с работы и приехать ко мне. Если мы хотим сохранить нашу только что сформировавшуюся семью, то должны жить вместе, в противном случае нас в будущем ничего хорошего не ждёт. Будем здесь вместе начинать всё с нуля. От Люды никакого ответа пока что нет.
На днях к себе на помощь меня позвал начальник инфекционного отделения капитан Бельский. К нему в тяжёлом состоянии поступил больной с менингитом. Находился он в бессознательном состоянии и с артериальным давлением 50/20 мм ртутного столба. Бельский делал всё возможное, чтобы нормализовать артериальное давление, однако это ему сделать не удалось. В течение ночи мы испробовали на больном всё для стабилизации гемодинамики. В конечном счёте ему помогли введённые в большом количестве гормоны гидрокортизон и преднизолон. К утру артериальное давление у него нормализовалось, в сознание ж он пришёл только через двое суток.
Этот случай сдружил меня с капитаном Бельским, который оказался хорошим простым парнем. Как я понял, в знак благодарности он предложил мне поселиться в инфекционном отделении, где у него имеется постоянно пустующая небольшая палата. Я сходил к начальнику госпиталя и попросил у него разрешения на это. Тот со скрипом согласился. Одновременно я начал убеждать его в том, что мне нужно в ближайшее время уйти в отпуск, чтобы завершить свои дела в Улан-Удэ. Начальник госпиталя пообещал подумать над этим.
Итак, я переселился в инфекционное отделение, здесь я чувствую себя лучше, чем в гостинице. К счастью, в городе имеется неплохая столовая, в которой я обедаю и ужинаю, завтракаю ж я в отделении. Надо мной взяла шефство старшая медсестра инфекционного отделения Мария Владимировна, снабдившая меня электроплиткой и кое-какой посудой.
Хирурги из районной больницы, воспользовавшись моим обещанием помогать им, начали довольно часто приглашать меня на операции. Прободные язвы желудка, острые холециститы, тяжёлые травмы у них не редкость. Не представляю, как можно делать довольно сложные операции при этих заболеваниях без современного наркоза, а ведь делают. Хирурги оказались очень славными ребятами, они всячески обхаживают меня, пообещали даже платить мне деньги за вызовы в больницу. Заведующий хирургическим отделением Вадим Петрович всё норовит угостить меня после операции спиртом, от чего я категорически отказываюсь. Ординатором в хирургическом отделении работает Николай Петрович Гвоздь, украинец по национальности, в отличие от своего начальника, трезвенник и, как по всему видно, парень себе на уме.
Вчера вечером меня снова вызвали в больницу для участия в операции по поводу непроходимости кишечника. Войдя в ординаторскую, я сразу же уловил запах алкоголя. На диване крепким сном спал Вадим Петрович. Медсёстры с трудом разбудили его, привели в чувства и буквально под руки отвели в операционную. Находился он в довольно сильной степени опьянения. Я был поражён всем этим. Медсёстры рассказали мне, что это не первый такой случай. Вадим Петрович, прекрасный человек и хирург, окончательно спился у них. Виной тому — подношения благодарных пациентов. Руководство больницы подумывает об его увольнении, но заменить его некем. Его помощник Гвоздь пока что недостаточно опытен для самостоятельной работы. Вот такие проблемы в этом коллективе. Мне стало страшно при мысли, что меня оперировал бы пьяный хирург. Кстати говоря, операция прошла на удивление гладко, чувствуется, что оперировать Вадим Петрович умеет. К концу операции он почти протрезвел и по окончании её получил от операционной медсестры на опохмелку полстакана спирта.
В Борзю Люда приехала неожиданно, без предупреждения ровно через месяц после нашего расставания. Улыбаясь, она сказала мне, что хотела сделать мне сюрприз, а заодно и застать меня врасплох. В Улан-Удэ её с большой неохотой уволили с работы, так как она считалась там хорошей закройщицей. Кое-кто советовал ей не увольняться и не уезжать из Улан-Удэ, а продолжать жить в нашей квартире и забыть о нашей женитьбе, как о кошмарном сне. Люда ответила этим советчикам, что она не предаст меня после того, как я поступил с ней благородно, женившись на ней. Ведь я мог и не сделать этого. В нашу квартиру на время нашего отсутствия она пустила моего сменщика Смирнова с матерью. Пусть начальство Улан-Удэнского госпиталя привыкает к мысли, что эта квартира после нас достанется им. Люда рассказала мне о том, что Ваховский вскоре после моего отъезда женился на старшей медсестре хирургического отделения Рае. Эта женщина всё же добилась своего. И внешне, и внутренне она проигрывает прежней жене Ваховского. Единственное её преимущество — она моложе той на 18 лет. Но самую сногсшибательную новость Люда оставила мне напоследок. С большим удовольствием она сообщила мне о том, что от замполита Улан-Удэнского госпиталя ушла к любовнику жена, прихватив с собой сына. Она прямо-таки повторила поступок Люды, может быть, он даже вдохновил её. Надо было замполиту поменьше рассказывать своей жене о происходящем в госпитале. Представляю, каким это явилось ударом для него.
Мы с Людой обошли все достопримечательности Борзи, причём, сделали мы это минут за 10. Посетили мы с ней также комбинат бытового обслуживания и побеседовали там с заведующей ателье. Та откровенно рассказала нам о том, что закройщицей у них работает маленькая горбатая женщина, которая выбрала себе не ту профессию. Из-за своего увечья она не может толком снять с клиентов мерки. Но у неё имеется одно важное преимущество — она местная жительница. Жёны военнослужащих — ненадёжные работницы, в любое время они могут уволиться с работы. Единственное, что она может предложить Люде — это работу швеи. Люде ничего другого не оставалось, как дать своё предварительное согласие на это. Заведующая ателье пообещала оформить её на работу после нашего отпуска.
Я видел, каким унижением для Люды был этот разговор. Она должна сделать шаг назад в своей карьере. Но ведь ей, как алиментщице, нужно обязательно работать, так что выбирать особенно не приходится. Хорошо ещё, что нашлась такая работа. В Борзе вообще очень трудно устроиться на работу, особенно жёнам военнослужащих.
Вечером мы с Людой в отделении отметили её приезд и только забрались с ней в постель, как в дверь постучали. Меня срочно вызывали в приёмное отделение для поездки в Хоронор, где случилось групповое отравление антифризом. Я, начальник терапевтического отделения подполковник Смирнов и две медсестры отправились туда на машине. Как оказалось, в автороте один из бывалых солдат решил отметить свой день рождения. Для этого он канистру антифриза профильтровал через коробку противогаза и угостил этим ядом своих сослуживцев. Всего при этом пострадало семь человек, пятеро из них находились в тяжёлом состоянии, двое, которые выпили меньше, в состоянии средней тяжести. В течение суток мы промывали им желудки, производили внутривенное вливание жидкостей, после чего транспортировали их в госпиталь. Здесь их поместили в терапевтическое отделение, где мы со Смирновым продолжили борьбу за их жизнь. Главным при их лечении было строгое соблюдение водно-электролитного баланса. Им нужно было вводить в организм столько жидкости, сколько они теряли через лёгкие, кожу, кишечник и почки. Такую тактику их лечения мы и выработали со Смирновым. Однако на следующее утро я обнаружил, что он её грубо нарушил. Помимо внутривенных вливаний, больные с его разрешения пили в неограниченном количестве содовый раствор, утоляя имевшуюся у них жажду. Смирнов, видите ли, таким путём надеялся восстановить функцию погибшей почечной ткани, вместо того, чтобы дать ей время для регенерации. В результате развившейся острой почечной недостаточности и такого лечения у больных очень быстро начался общий отёк тканей, они буквально начали тонуть в собственной жидкости и умирать один за другим. Непосредственной причиной смерти был отёк лёгких. Пятеро больных умерло у нас. Двоих, которые были в состоянии средней тяжести, мы успели перевезти в Читу на искусственную почку, где одного их них удалось спасти. Все мы тяжело переживали случившееся, однако мне уже было не до этого. Я уговорил начальника госпиталя отпустить меня в отпуск.
На поезде мы с Людой отправились в Улан-Удэ. По дороге она призналась мне, что после моего отъезда в Хоронор она едва не уехала в Улан-Удэ. Этот её роковой поступок во многом предотвратила старшая медсестра инфекционного отделения Мария Владимировна, с которой Люда успела подружиться.
В Улан-Удэ в нашей квартире вовсю хозяйничали Смирновы. После нашего приезда они и не думали покидать её. До людей не доходило, что они мешают нам. Пришлось их выпроваживать едва ли не силой. Это разозлило нас. У меня пропала всякая охота помогать им в закреплении нашей квартиры за ними. К тому же ко мне на переговоры прибыл начальник глазного отделения Улан- Удэнского госпиталя капитан Анищенко, который напомнил мне о том, что я в своё время перебежал ему дорогу при получении этой квартиры, и он просил меня помочь ему сейчас в закреплении её за ним. Тогда я решил занять нейтральную позицию и сдать квартиру без жильцов, пусть КЭЧ и командование госпиталя решат, кому она должна принадлежать. В конечном счёте её выделили капитану Анищенко.
Мы с Людой погрузили всё своё имущество в контейнер и отправили его в Борзю, а сами на самолёте убыли в Ленинград. Меня неудержимо тянуло в этот прекрасный город, к тому же я решил показать его Люде.
В Ленинграде мы остановились у родственников Людиных знакомых. На следующий день я отправился в клинику им. Куприянова навестить своих учителей и сослуживцев. Пробыл я там недолго, а когда возвращался назад, то на проходной лоб в лоб столкнулся с Людой. Я был поражён её поступком. Ведь она не знала город, не имела представления о том, где находится клиника, и вдруг оказалась здесь. Свой поступок она объяснила тем, что после моего ухода она вообразила себе, что я в клинике милуюсь сейчас со своими прежними поклонницами, и она тут же решила разыскать меня там.
За три дня, которые мы провели в Ленинграде, я показал Люде очень многое. Мы даже успели побывать с ней в Петергофе и Пушкино. Устали мы при этом основательно.
Затем мы отправились в Гомель, где нас больше всех ждала Тоня. К нашему приезду она приурочила крестины Аллы, а меня при этом она решила сделать крёстным отцом.
Когда мы появились у Тони, то меня очень поразила такая картина: на кровати сидит Алла с засаленным лицом и руками и с куском сала во рту вместо соски. Тоня с Мишей были на работе, в доме хозяйничала мама. Она здесь была и нянькой, и кухаркой, и уборщицей. Она пожаловалась нам на то, что ей здесь трудно, и что она очень жалеет, что уехала от нас. Но ведь она так жаждала этого.
В субботу я, Люда, Игорь, Тонина подруга и кума Таня Рубанова и Алла в коляске отправились в церковь. Во время регистрации там священнослужитель, увидев моё удостоверение личности офицера, смутился и быстро возвратил его мне. По-видимому, офицеры Советской Армии нечасто попадают к ним в качестве крёстных отцов. Затем мы стали в шеренгу по одному, при этом я держал Аллу на руках. При проведении обряда крещения Алла подняла крик, мы никак не могли её успокоить. Меня очень неприятно поразило то, как священник всем нам, крёстным отцам и матерям, совал для поцелуя один и тот же крест. Мне это показалось недопустимым нарушением санитарии. Затем мы спокойно добрались домой и справили там крестины.
Ещё я должен отметить то, что Люда всем моим родственникам понравилась, никто из них не сказал в её адрес ни одного плохого слова.
Назад в Борзю мы с Людой решили ехать поездом. Мне хотелось хотя бы раз проехать по всей Транссибирской магистрали, преодолев на этот раз только часть её. В течение пяти суток мы тряслись в поезде, испытывая всевозможные неудобства. Увидеть и оценить страну через окна вагона очень трудно. К тому же часть пути мы проехали ночами и вообще при этом ничего не видели. Из всего увиденного меня больше всего поразил своими огромными размерами Новосибирский вокзал. Внутри него разместились магазины, комбинат бытового обслуживания, почта, сберкасса и другие учреждения. На станции Слюдянка я смочил руки в холодной байкальской воде. Трудно решаемым в поезде оказался вопрос с питанием. Кушать в вагонах-ресторанах я не люблю, к тому же после их пищи у меня всегда болит печень. Купить же на вокзалах что-либо вкусное и свежее проблематично. Транссибирская магистраль в этом отношении не идёт ни в какое сравнение с нашими южными направлениями, где на Украине бабушки предложат вам ряженку, горячую картошку с огурчиками, вареную кукурузу, всевозможные овощи и фрукты. Однако ради удовлетворения любопытства мы всё перенесли мужественно.
Во время нашего отпуска в Борзю прибыл наш контейнер. Мы получили его и всё своё имущество растолкали в инфекционном отделении. Бельский, по-видимому, уже пожалел, что взял себе в отделение таких квартирантов. В ателье Люду приняли на работу. Положение наше сейчас незавидное: жить нам ещё негде, а работать приходиться. Такова наша советская, в частности армейская действительность. Так происходит только в единственной армии в мире — в Советской. Прямо в голове всё это не укладывается. Мне кажется, нашу армию нужно основательно сократить и обеспечить остающимся военнослужащим человеческие условия существования. Другого выхода не вижу.
За прошедший месяц существенные изменения произошли в районной больнице. Вадима Петровича всё же уволили с работы и он убыл с семьёй в неизвестном направлении. Вместо него заведующим хирургическим отделением назначен Николай Петрович Гвоздь. Помощником у него будет доктор Ремезов, только что окончивший Читинский медицинский институт. Будет этот молодой врач учиться здесь оперировать, набивать руку. Через пару лет он станет здесь медицинским авторитетом, а через три года, отбыв свой срок по распределению, уедет отсюда в более подходящее место. Так поступают почти все приезжающие сюда врачи. Во многом больницу выручают жёны военнослужащих,которые устраиваются туда на работу. Примерно такая же круговерть имеет место и в нашем госпитале. Только происходит это у нас не через три, а через пять лет. И врачи к нам приезжают более опытные.
Николай Петрович Гвоздь навестил меня и заручился твёрдым моим обещанием помогать ему во время операций. Я пока что не против этого. Сейчас у меня полно сил и энергии. Работы в госпитале по основной моей специальности у меня мало, так я могу и дисквалифицироваться. Мне тоже нужно набивать руку, и лучше всего это делать в чужом лечебном учреждении, там меньше ответственности за всякие промахи. Гвоздь также сообщил мне, что у его ординатора жена в настоящее время учится в клинической ординатуре по анестезиологии и реаниматологии в Читинском медицинском институте. Через два года она закончит учёбу, и он надеется, что после этого она приедет в Борзю к своему мужу. Мне стало окончательно ясно: два года мне придётся работать здесь на два фронта.
Коротко хочу рассказать здесь о своих помощницах медсёстрах- анестазистках. Их у меня две. Одна из них—жена капитана из штаба армии Ира, вторая — молоденькая девушка Валя, только что окончившая Борзинское медицинское училище. Две медсестры мне дали потому, что на них ложится большая нагрузка при заготовке консервированной крови, одна медсестра эту работу не потянет.
Вчера у нас с Людой произошло очень важное событие. Мария Владимировна рассказала нам о том, что в двухквартирном доме, расположенном напротив госпиталя, освободилась квартира. Одну квартиру там занимает она, вторая принадлежит военкомату. Капитан, который в ней жил, уехал по замене в Киевский военный округ. Квартира будет пустовать до прибытия его сменщика. Не следует ли нам занять её?
Мы поблагодарили Марию Ивановну за такое сообщение и вечером вместе с её мужем Анатолием вскрыли эту квартиру. Она оказалась обыкновенной деревенской хатой с отдельным входом, состоящей из сеней, кухни и одной комнаты. Для её обогрева предусмотрена печь, на кухне для приготовления пищи сложена плита. Во дворе имеются колонка, сарай для хранения дров и угля и туалет. Квартира нуждается в ремонте: штукатурка во многих местах отлетела, полы и окна давно не крашены. Жить пять лет в такой хибаре — малое удовольствие, но ещё меньшее удовольствие жить в инфекционном отделении, не видя никаких реальных перспектив на получение приличного жилья. И мы решили сделать самозахват этой квартиры.
В этот же вечер с помощью Анатолия и больных инфекционного отделения мы перетащили в квартиру часть наших вещей, а мебель перевезли утром на машине. И вот мы замерли в ожидании реакции на такую нашу акцию.
Через три дня меня к себе вызвал командир. В кабинете у него находился военком полковник Захаров. Он начал обвинять меня в самоуправстве. По его словам, эта квартира принадлежит военкомату, и я должен её немедленно освободить, иначе это будет сделано с помощью силы. Ведь их офицерам тоже нужно где-то жить. На это я ему ответил, что мне тоже уже давно наступила пора где- то обосноваться, поэтому уходить из квартиры я не собираюсь и сделаю это только тогда, когда командование госпиталя предоставит мне приличное жильё. Если же ко мне будет применена сила, то я буду защищаться всеми имеющимися у меня средствами. Начальник госпиталя при нашем разговоре молчал. На этом мы и расстались.
Я повесил внушительный замок на входную дверь, а изнутри соорудил надёжную задвижку. Днём, когда мы с Людой уходим на работу, я оставлял в квартире больного, который должен был вовремя сообщить мне о попытке вторжения в квартиру.
Со времени описанных событий прошло несколько дней. За это время никто нас не потревожил. И вот меня снова к себе вызвал командир и сообщил мне о том, что я могу пока что жить в этой злополучной квартире. Они с военкомом пришли к выводу, что получится очень скандально, если будет предпринята попытка насильственного выселения майора Советской Армии из квартиры. Как дальше решится мой квартирный вопрос — покажет время.
После этого дежурный пост из квартиры был убран. Я нашёл среди больных строителя, казаха по национальности, который пообещал привести квартиру в порядок. Однако строитель этот оказался плохим работником, штукатурил он стены медленно и плохо. Люда усиленно его кормила, но это помогало мало. А однажды он попросил её купить ему бутылку вина. После этого этот строитель был заменён двумя русскими ребятами, которые очень быстро произвели необходимый ремонт. Квартира сразу же преобразилась. Люда, окинув её взглядом, с горечью сказала:
— Если бы Николай узнал, в каких условиях я буду жить, он здорово бы надо мной посмеялся.
Сразу же после нашего вселения в квартиру меня начало беспокоить то, как мы будем жить в ней зимой, когда начнутся холода. Я уже начал запасаться углём и дровами.
После всего происшедшего мы крепко подружились с семьёй Марии Владимировны. У неё имеется сын 12 лет. С Анатолием она живёт в гражданском браке, расписываться с ним она не собирается. Называет она его не иначе, как "мой хохол". Он старшина сверхсрочной службы и служит в штабе армии. Парень он неплохой, не пьющий и не курящий, очень любит сало и просит постоянно Марию приготовить ему вареники.
По выходным мы с Людой отправляемся на прогулку в город. Сначала мы идём на железнодорожный вокзал, который представляет из себя маленькое красивое строение. Когда на станцию прибывает поезд "Москва-Пекин", многие встречают его, общаются с пассажирами. Это для всех нас является своего рода отдушиной, окном в тот большой и далёкий для нас мир. Затем мы идём в расположенный рядом парк, который вовсе и не парк, а маленький сквер. Там мы некоторое время сидим на скамейке и рассматриваем растущие в нем чахлые деревья. У дома офицеров и кинотеатра мы изучаем афиши, затем идём в кино. После киносеанса не спеша возвращаемся домой.
В воскресенье мы посещаем рынок. Он очень маленький и в основном вещевой. Съезжается на него народ с окрестных гарнизонов. Торгуют на нём в основном жёны военнослужащих кое- каким товаром, который они приобрели в Германии, Чехословакии и Венгрии. Женщины по такому случаю обычно принаряжаются, для них, скорее всего, более важна не торговля, а желание показать себя и посмотреть на других. Среди продавщиц встречаются очень симпатичные особы. Некоторые офицеры специально ходят на рынок, чтобы пообщаться с ними. Из продовольствия на рынке практически ничего нет, разве что местные китайцы выставят на продажу несколько пучков лука, укропа и редиски. Одному Богу известно, как они выращивают всё это в здешних условиях.
Что касается китайцев, то раньше их здесь было больше. С обострением отношений с Китаем их куда-то убрали: то ли выселили в Китай, то ли отправили подальше от границы.
Настала пора рассказать мне более подробно о здешних климатических и природных условиях. Борзинский район располагается на обширной Приононской равнине. Климат здесь резко континентальный. Зима продолжительная, холодная и суровая. Средняя температура января от -26 до -33 0С. Лето тёплое, короткое, в июле температура воздуха достигает 17- 210С. Осадков выпадает мало. Почвы здесь подзолистые, малоурожайные, в долинах Шилки и Аргуни — местами чернозёмные и каштановые. В степях преобладает злаково-разнотравный покров. Кое-где встречаются острова вечной мерзлоты. Основной отраслью сельского хозяйства в Читинской области является животноводство. Хорошо развито оно в Агинском Бурятском автономном округе и в южных и юго-восточных районах области. Разводят там овец, коз, крупный рогатый скот и свиней. На севере области разводят оленей. В Борзе местные жители (кроме китайцев) вырастить что-либо из овощей на своих огородах в таком климате и на таких землях не могут. О выращивании фруктовых деревьев здесь никто и не помышляет. Таков этот суровый край.
На днях начальник госпиталя без согласования со мной перевёл мою медсестру Иру в приёмное отделение, мне же взамен дал медсестру Свету, недавно окончившую Борзинское медучилище. Я попросил его объяснить мне причину такого его решения, однако он ничего мне толком не ответил. И вдруг окольными путями я узнал, что сделал он это по настоятельной просьбе моей жёнушки Люды. Я твёрдо потребовал у неё объяснений, после чего она рассказала мне, что Ира — женщина лёгкого поведения, перед нашим приездом в Борзю её изгнали из глазного отделения за связь с её начальником. Для предотвращения такой связи со мной она и предприняла такой шаг. А настроила Люду против Иры её новая подруга Мария Владимировна. Я был одновременно и удивлён и возмущён таким поступком Люды. Ведь я не давал ей абсолютно никакого повода для этого. Я попросил Люду впредь не делать таких глупостей. Пришлось мне с нуля начинать учёбу своей новой медсестры. Я вручил ей учебники для медсестёр по анестезиологии-реаниматологии и переливанию крови и велел тщательно изучить их в течение месяца, после чего пообещал принять у неё зачёт. Одновременно под моим руководством и с помощью медсестры Вали она практически осваивает свою новую специальность. Мне кажется, что это наилучший способ обучения среднего медперсонала. Что с этого получится — покажет будущее.
Сейчас на Маньчжурской ветке вовсю идёт замена личного состава. Офицеры, прослужившие здесь пять лет, уезжают в западные военные округа и группы войск, вместо них приезжают офицеры из тех мест. У нас в этом году заменяются начальник и начмед госпиталя и начальник хирургического отделения. Для всех в госпитале очень важно, кто приедет к нам вместо непредсказуемого, сумасбродного нашего "комбрига". Для меня не безразлично, кто у нас будет начальником хирургического отделения. Ведь с этим человеком мне придётся работать здесь бок о бок пять лет.
Другие очень важные для меня врачи — это начальники терапевтического, неврологического и инфекционного отделений, с которыми мне придётся работать в тесном контакте, а также начмед госпиталя. Вышеуказанные начальники лечебных отделений прибыли сюда в прошлом году и уже показали себя в работе. Из них пока что не до конца понятен мне начальник терапевтического отделения подполковник Смирнов. Являясь вроде бы неплохим специалистом, он иногда при лечении своих тяжёлых больных принимает очень сомнительные решения. Хорошо знают свое дело и грамотно лечат своих тяжёлых больных начальники неврологического и инфекционного отделений. Что касается начмеда госпиталя, то ещё до моего приезда сюда он уехал на запад, вместо него никто пока что не прибыл, его обязанности временно исполняет начальник глазного отделения.
Из других врачей госпиталя следует отметить начальников глазного, ушного и рентгенологического отделений, которые закончили факультет усовершенствования медицинского состава и являются хорошими специалистами. Все они приехали сюда два года тому назад.
Подытожив всё вышесказанное, можно прийти к выводу, что в госпитале как минимум на ближайшие три года сложится стабильный и довольно сильный врачебный коллектив, которому может позавидовать любой госпиталь Советской Армии. Рабочая атмосфера в нём во многом будет зависеть от нового руководства госпиталя.
Начальник госпиталя Яковенко и начальник хирургического отделения Яковлев наконец-то уехали от нас. При своем убытии они устроили шумный прощальный вечер. Вместо них прибыли новые лица. Начальником госпиталя отныне у нас будет подполковник Мошняков Степан Артемьевич, прибывший из Группы войск в Германии. На вид это серьёзный и даже суровый человек. Что он из себя представляет — одному Богу известно.
На должность начальника хирургического отделения прибыл только что окончивший факультет усовершенствования медицинского состава капитан Драбкин Натан Моисеевич, еврей по национальности, 32 лет отроду. Знакомясь с нами, он перво-наперво заявил нам, что он не стесняется своей национальности и не собирается маскироваться под русского, как это делают некоторые врачи. Правда, сделать это ему вряд ли удалось бы, потому что внешне он — типичный еврей. Чего только стоит его огромный нос, который крючком свисает над верхней губой. Он также заверил нас, что как хирург он всё знает и всё умеет делать, так что хирургия у нас отныне будет на высоте. Для еврея Натан Моисеевич оказался слишком энергичным, самоуверенным и болтливым товарищем. Обычно лица этой национальности более спокойные, скромные и дипломатичные. Для меня неожиданным явилось то, что и он, и его жена Полина, так же, как и я, окончили 1-й Ленинградский мединститут, правда, сделали они это четырьмя годами позже. В течение двух лет мы одновременно учились в этом институте, хотя и не знали друг друга. Что касается своей жены, то он сказал мне, что женился он специально на русской, так как считает необходимым влить свежую кровь в еврейскую нацию, которая вырождается из-за родственных браков.
После окончания мединститута Натан Моисеевич был на два года призван в армию и попал в полк на Воркутинскую железнодорожную ветку. По его словам, на этой ветке также немало войск. Интересно, кого собирается защищать там наша доблестная Советская Армия? Ведь потенциальных противников у нас там нет. Раньше в тех местах было очень много заключённых, в том числе политических, которых содержали в таких условиях, что они периодически восставали. Сейчас таких людей там осталось мало. Отслужил бы на этой железнодорожной ветке Натан Моисеевич свою службу двухгодичника (их ещё в армии называют двухга- дючниками) и убыл бы после этого на гражданку, если бы его не перевели служить в медсанроту на должность хирурга. Вот тут-то у него и созрело решение стать кадровым офицером. Он вступил в партию и начал настойчиво добиваться поступления на факультет усовершенствования медицинского состава. Эту программу с помощью вышестоящего начальства, кстати говоря, тоже еврейской национальности, он успешно выполнил. Хирургию он осваивал сразу же после меня в той же клинике им. Куприянова, в которой я осваивал анестезиологию и реаниматологию. Насколько я понял из его рассказа, хирургический опыт у него небольшой. Стать опытным и хорошим хирургом на факультете усовершенствования медицинского состава под руководством преподавателей нельзя, там только закладывается прочный фундамент для этого. Сделать это можно лишь на самостоятельной работе. В этом я убедился на собственном опыте. Я думаю, что он слишком самонадеян и преувеличивает свои возможности. А впрочем, будущее покажет, что он из себя представляет.
В хирургическом отделении произошла ещё одна замена. Ординатор отделения старший лейтенант Козлов убыл от нас в Читу на должность начальника окружной станции переливания крови. С его отъездом все заботы по заготовке и переливанию крови в госпитале легли тяжким грузом на мои плечи. На место Козлова прибыл из медсанроты старший лейтенант Ворона. Теперь в хирургическом отделении полный комплект врачей, который должен сохраниться здесь в таком составе как минимум 4 года.
Главный врач районной больницы Штырёв после 15 лет добровольной ссылки всё же уехал из Борзи куда-то на запад. Его место совершенно неожиданно заняла жена нашего невропатолога Морозова Нина Ивановна, имеющая опыт административной работы. Это неплохо, будет теперь у нас в больнице среди руководителей свой человек.
С Гвоздём мы довольно часто встречаемся во время экстренных операций. Вызывает он меня только тогда, когда ему действительно трудно обойтись без анестезиолога, то есть не злоупотребляет моим согласием помогать им. За вызовы в больницу мне платят деньги, которые Гвоздь сам получает и отдаёт мне. В хирургическом отделении он навёл порядок, подтянул дисциплину среди сотрудников, которые слегка разболтались при Вадиме Петровиче. Это не всем понравилось. Некоторые с ностальгией вспоминают Вадима Петровича, жалеют его и даже обвиняют Гвоздя в том, что он якобы содействовал его увольнению. За глаза кое-кто обзывает его жмотом и занудой. Говорят, что он женился на своей жене бурятке потому, что её отец обещал дать ей в приданое отару овец. Это своё обещание он якобы не выполнил. В общем, обычные сплетни в женском коллективе, где всем не угодишь.
Иногда во время моих вызовов в больницу туда вслед за мной приходила Люда, которая, насколько я понимаю, боится, что меня там совратят. Это продолжалось до тех пор, пока главврач Нина Ивановна не поговорила с ней по душам. Люда и в госпиталь приходит ко мне вечерами, когда я там дежурю, обычно под тем предлогом, что в квартире у нас бегают мыши, которых она боится. С некоторых пор она возненавидела медсестёр и убеждена в том, что все они проститутки и что в лечебных учреждениях царит полная вакханалия. Как я понял, не любит она и людей с высшим образованием. Ромбик на их груди для неё всё равно, что красная тряпка для быка. Человек, имеющий девятиклассное образование, почему-то считает людей с высшим образованием порочными. Я среди них, по-видимому, занимаю первое место. Очень обидно и стыдно мне за такое поведение Люды, но поделать с этим я ничего не могу. Мои беседы с ней на эту тему ни к чему пока что не привели.
Недавно в хирургическое отделение поступил 35-летний майор Евсеев с жалобами на наличие на правом бедре уплотнения и синяка, которые, по его словам, появились у него после того, как он ушиб это бедро. Драбкин во время операции обнаружил в месте уплотнения студенистую ткань, похожую на свернувшуюся гематому. Кусочек этой ткани отправили в лабораторию на исследование. Каково же было наше удивление, когда оттуда пришло заключение, что у больного имеется злокачественное новообразование саркома. При более тщательном обследовании больного у него были обнаружены метастазы в костях. Находку во время операции
размазали по здоровым тканям. Помочь больному было уже нечем. Его быстренько комиссовали, уволили из армии и отправили умирать на родину в Смоленскую область. Этот случай произвёл на всех нас очень тяжёлое впечатление. Как всё же хрупка человеческая жизнь! Для нашего Драбкина это был первый прокол на новом месте службы. Больной перед операцией был недостаточно хорошо обследован.
С прибытием к нам Драбкина в хирургическом отделении начались перемены. Так же, как и мне, ему не приглянулась старшая операционная медсестра Мария Ивановна. Как и его предшественника, она пробовала угощать его после операции спиртом, но он оказался человеком умеренно пьющим и на это не клюнул. Наоборот, это его разозлило и он заявил нам, что не намерен терпеть в операционной человека, который выше его ростом и смотрит на него свысока. Мы начали с ним разрабатывать план, как убрать Марию Ивановну из операционной. Драбкин высказал мысль, что такого заслуженного человека, десятки лет проработавшего в операционной, ветерана труда можно убрать с насиженного места, только выдвинув его на повышение. Так делается у нас повсюду в стране. Не справился где-то номенклатурщик с работой — его переводят на другой объект с повышением. Эту нашу задумку нам с Драбкиным вскоре удалось воплотить в жизнь. Как раз в это время освободилась должность старшей медсестры госпиталя. Туда с почестями и была переведена Мария Ивановна. Таким своим повышением она осталась крайне недовольна. Мне как-то передали, что она в своих бедах обвиняет в основном меня и обзывает меня кровопийцей. Это был намёк на мою работу по заготовке крови. Место Марии Ивановны в операционной заняла молодая симпатичная блондинка Рая, успевшая побывать замужем. Драб- кин сказал мне, что он без ума от блондинок. И вот на днях я застал их в операционной обнимающимися. Я решил поговорить с Драбкиным и предупредить его о том, что вскоре об этом узнает весь госпиталь, не останется в неведении и его жена Полина. На это он ответил мне, что у него с женой самые современные взгляды на брак и она вряд ли поверит всяким сплетням и отреагирует на них. К тому же он не виноват в том, что женщинам хорошо с ним, ведь у него что на витрине, то и в магазине. При этом он показал на свой огромный крючковатый нос. По его словам, его мужское достоинство не карандаш, не сточится.
Вот уже в течение двух недель мы с Людой пребываем в лихорадочном состоянии. Всё началось с того, что из округа в госпиталь пришёл запрос: согласен ли я по замене уехать в Группу войск в Германии. Это явилось неожиданностью не только для нас, но и для командования госпиталя. Мы ломали голову над причиной всего этого. Неужели Николаю показалось мало того, что он выжил нас из Улан-Удэ, и он решил выжить нас из Забайкалья? А может быть окружное начальство решило избавиться от беспокойного и, на их взгляд, морально неустойчивого майора? Узнав о запросе, все в один голос советовали нам немедленно согласиться. Но ведь все эти советчики не знали о том, что моя жена алиментщица. Нам с Людой было неизвестно, сможет ли она работать в ГДР, да и как у неё там будут высчитывать алименты. Всё это не давало нам возможности ответить положительно на запрос округа. В конце концов мы с Людой решили махнуть на всё рукой и дать своё согласие на замену. Из госпиталя в округ были отправлены все необходимые документы. Сейчас мы ждём оттуда заграничные паспорта и готовимся к отъезду, в частности, заготавливаем выпивку и закуску для прощального вечера. Мы уже хотели провести его, но потом решили повременить с этим до получения паспортов.
Сегодня мы с Людой были ошеломлены не меньше, чем тогда, когда узнали о нашем переводе в ГДР. Из округа позвонили и сообщили о том, что наша замена отменяется. Что явилось причиной всего этого — неизвестно. Возможно, в округе учли то, что я беспартийный. А может быть до них наконец-то дошло, что моя жена алиментщица. Не знал причину случившегося даже начальник госпиталя, который, казалось бы, должен был знать её. Как хорошо, что мы не устроили прощальный вечер, то-то было бы сейчас смеха.
Наш новый начальник госпиталя, несмотря на всю его внешнюю суровость, оказался хорошим человеком и начальником. В разговоре со мной он откровенно осудил порочные методы руководства своего предшественника и его недоброжелательное отношение ко мне и велел мне спокойно работать, позабыв о всех моих прошлых неприятностях. Я был приятно удивлён этим и воспрянул духом.
На дворе у нас уже декабрь месяц. Короткое забайкальское лето ещё в сентябре сменилось суровой зимой. Сейчас температура воздуха -30 градусовС, в то же время снега нет, земля потрескалась от холода.
Мы с Людой вовсю боремся с холодом в своём жилище. После работы весь вечер я загружаю печь дровами и углём, однако добиться оптимальной температуры очень трудно. Утром я выгребаю из печи шлака столько же, сколько вечером загрузил туда угля. На днях мы решили на ночь закрыть в печи задвижку, после чего утром проснулись с сильной головной болью, у обоих из носа началось кровотечение. Оказывается, мы угорели. Надо быть осторожнее, так недолго и отдать Богу душу.
Мы вдвоём с моей зазнобою
Очень просто наслаждаемся,
Ночь оттаиваем оба,
Утром быстро одеваемся.
Этот куплет из песни неизвестного мне барда довольно точно характеризует нашу нынешнюю жизнь.
Наша колонка во дворе сейчас не функционирует. Воду нам периодически привозит водовозка. Хорошо, что у нас в сарае нашлась двухсотлитровая бочка, которую мы заполняем водой.
Вчера у меня был день рождения, мне исполнилось 36 лет. В связи с этим мы решили организовать вечер, пригласив на него всех офицеров с их жёнами. Алкоголь у нас в значительном количестве сохранился со времени подготовки к прощальному вечеру, так что мы разорились только на закуску. Офицеры сбросились и купили мне проигрыватель "Аккорд" и настенные часы в деревянном корпусе. Подарки мне очень понравились. Вечер прошёл весело, все остались довольны.
Надо сказать, что у нас в госпитале очень часто устраиваются всевозможные вечера. Отмечают здесь всё: государственные праздники, дни рождения, отвальные в связи с отъездом на запад, присвоение очередных воинских званий. Некоторые в узком кругу отмечают убытие в отпуск и прибытие из него. Было бы желание повеселиться, а предлог для этого здесь всегда найдут. Командование госпиталя нисколько этому не препятствует. Большим организатором праздничных вечеров является жена начальника госпиталя Зинаида Ивановна, не отстают от неё и другие женщины. Здесь нет моды устраивать мальчишники, например, при обмывании очередного воинского звания. На всех вечерах обязательно присутствуют жёны офицеров, а иногда и дети. Праздничные вечера организуются очень просто. Каждой женщине даётся задание приготовить на выбор одно блюдо. Люда, например, постоянно готовит рыбу под маринадом, она у неё получается очень вкусной. Мужчины сбрасываются на выпивку. Всё это сносится в одно место — и праздничный стол готов. Все вечера обычно проводятся в "генеральском" доме в квартирном блоке, где проживают начальник госпиталя и начальник терапевтического отделения. Там имеются две большие квартиры, огромная прихожая, кухня и столовая. Есть там где расставить столы и потанцевать.
Семьи офицеров госпиталя — это в полном смысле этого слова единая спаянная и слегка споенная семья. Алкоголиков у нас нет. Все живут очень дружно, знают друг о друге всё. Такого дружного, доброжелательного коллектива я не встречал в своей жизни никогда.