Один евро

Один Евро

Глава первая

     Одним хмурым и серым утром в конце рабочей недели, в пятницу, дама в возрасте вошла в известный супермаркет. Четыре большие красные буквы возвышались над входом в магазин. Людей в это время бывало немного; циферблат электронных часов показывал четверть одиннадцатого, когда кассир того супермаркета кинул на него скучающий взгляд. Затем он посмотрел на входные двери, в этот момент они разъехались, и в проходе появилась та самая дама. Женщина не красила волосы, и по проседи у висков, а также по морщинистому лицу, можно было смело сказать, что ей уже за пятьдесят.
      На короткой стрижке красовался зелёный чепчик, под цвет её юбки, поверх белой блузки был одет бежевый пиджак. Сумочка, висевшая на её, согнутой в локте, левой руке, была того же цвета что и пиджак, и покачивалась на золотистой цепочке. Кассир отметил, что одетая со вкусом дама, очевидно очень состоятельная особа. То, с каким видом она держалась, когда неспешно входила в магазин, дало ему повод думать, что она высокого о себе мнения. И, надо заметить, он не ошибся.
     Вошедшая дама, пройдя турникет, скрылась за стеллажами с фруктами. Через минуту она вышла из отдела напитков и направилась прямиком к наблюдавшему за ней кассиру. В руке она держала пачку ананасового сока фирмы "Я". Подойдя к кассе она, молча, протянула пачку сока. Кассир провел ею над окошком сканера, техника считала штрих-код с упаковки, и на табло загорелась цена товара.
   - Девяносто девять центов, пожалуйста, - озвучил цену продавец.
     Дама, так же молча, заплатила, взяла чек, и несколько секунд на него смотрела. Наконец она произнесла:
   - Молодой человек, будьте любезны, пригласите сюда управляющего.
    Кассир внимательно смерил её взглядом, словно чего-то выжидал, затем не спеша поднялся, и нарочито медленно отправился искать управляющего. Уходя, он тихо обронил, что-то вроде: «если он ещё не ушёл», но дама в зелёном чепчике его не расслышала. Продавец был ещё молод, и, как и все бунтари в этом возрасте, недолюбливал людей, считающих себя выше других. А женщину эту он отнёс именно к этой категории.
     Пока он ходил по магазину, заглядывая в подсобки, и прогуливаясь по лагерю, где хранились товары, дама, каждые тридцать-сорок секунд, поглядывала на  наручные часы на левой руке. Она сжимала в руках сумочку и перебирала звенья золотистой цепочки. Женщина, очевидно, куда-то торопилась, и, когда  прошло около семи  минут (а для неё они показались целым часом), вдалеке показался молодой кассир в сопровождении статного, темноволосого мужчины в красной, форменной рубашке, она вздохнула с облегчением, шумно выпустив воздух.
     Подойдя к даме, мужчина широко, и, как того требует устав компании, добродушно улыбнулся.
   - Доброе утро. Моё имя Клаус. Простите, что заставил вас ждать; у нас как раз машина с продуктами пришла. Что я для вас могу сделать?
   - Молодой человек, - ровным голосом произнесла женщина. - Ваше “простите” не вернёт мне моего времени, а его у меня не так-то много, и оно много стоит. И если бы я растрачивала его так, как многие растрачивают деньги, то я была бы уже нищей. - Она открыла сумочку и извлекла оттуда маленькую свернутую бумажку. - Вот, здесь кассовый чек.
     Управляющий взял протянутый чек и внимательно стал изучать.
   - Этот чек вчерашний, - продолжила дама в чепчике, - а вот чек, который пробил этот молодой человек несколько минут назад. - Женщина протянула ещё одну бумажку.
     Управляющий взял и её и вопросительно посмотрел на даму.
   - Что-то не так?
   - Конечно не так! - Женщина всплеснула руками, - утром сок стоит девяносто девять центов, а к вечеру дорожает на один евро. Вы поглядите на вчерашний чек.
   - Это очевидно ошибка кассира, - виновато улыбнулся управляющий. - Я разберусь непременно.
   - Уж разберитесь, - дама в чепчике укоризненно качала головой. - Я вчера не придала этому значения, подумала, может, подорожал, но, сегодня всё же решила проверить.
   - Это всего лишь один евро, - тихо пробурчал молодой кассир, но в этот раз женщина его расслышала.
   - Молодой человек, если бы я разбрасывалась деньгами так, как вы, молодежь, своим временем, я была бы уже нищей.
   - Мы обязательно вернём вам ваши деньги, - вмешался управляющий. Он сердито посмотрел на кассира. - Сходи, позови Дану.
     Через некоторое время кассир вернулся вместе с молодой девушкой, лет двадцати пяти. У неё были светлые волосы, собранные на затылке в хвостик, а веснушчатое лицо украшали большие голубые глаза. Подойдя, она настороженно посмотрела сначала на управляющего, затем на даму в зелёном чепчике; у той демонстративно приподнялся подбородок.
   - Дана, - спокойно начал управляющий, - вчера ты ошиблась, и пробила товар, купленный этой дамой,  по более высокой цене. Деньги ей я уже вернул, но я хотел также, что бы ты извинилась перед ней. - Управляющий холодно, не разжимая губ, улыбнулся.
   - Прошу меня извинить, - с сильным славянским акцентом произнесла девушка. Говоря, она не смотрела в сторону женщины, лишь слегка повернулась голову в её сторону - управляющий отметил это.
   - Ничего страшного, - равнодушно сказала женщина, - каждый может допустить ошибку. Главное не совершать одни и те же. Приятного дня всем вам.
     С этими словами дама в чепчике развернулась и спешно покинула супермаркет. Молодой кассир, предчувствуя, что девушке сейчас будет выговор, сделал вид, что ему куда-то нужно, и тоже поспешил удалиться. Управляющий холодно смотрел на девушку.
   - Простите меня, я не нарочно, - не поднимая взгляда, сказала девушка.
   - Ты у нас работаешь уже почти три месяца и это уже третья оплошность, - серьезность в голосе управляющего не сулила ничего хорошего. – И что, так каждый месяц будет?
   - Я исправлюсь, - взмолилась девушка, но управляющий её перебил.
   - Конечно, исправишься. Но в другом месте. С этого момента ты здесь не работаешь. Это очень престижный супермаркет, и мы дорожим своим именем и репутацией. И если каждый месяц будут приходить клиенты с жалобами на некомпетентность нашего персонала, то вскоре они станут ходить в другие супермаркеты. Поэтому, собери свои вещи из шкафчика, и ты свободна. Бумаги мы пришлём тебе по почте. В начале следующего месяца ты получишь зарплату за этот неполный рабочий месяц. На этом всё.
     Не сказав больше ни слова, управляющий ушёл. Девушка ещё немного постояла, молча стиснув зубы и сжав кулаки; в этот момент она всем сердцем ненавидела эту напыщенную дамочку, как впрочем, и управляющего, и вообще всех немцев в целом.
     Из шкафчика она забрала свой маленький рюкзачок, мобильный телефон с наушниками, и купленную в этом магазине пачку вишнёвого сока. По иронии судьбы сок был тоже от марки "Я". Она с силой швырнула пачку в стену, и чуть было не закричала - к счастью никого рядом не было, и никто этого не увидел. Немного успокоившись, она бросила форменную рубашку на пол, с силой хлопнула металлической дверцей, и навсегда покинула этот супермаркет.
    
Глава вторая

     Акулина Павловна Величко, в свои шестьдесят два года, была ещё очень недурна собой. В молодости она вскружила голову многим мужчинам, хотя в объятия бросалась далеко не каждому. Главным своим качеством она всегда считала рассудительный ум; он достался ей от отца, от матери же она взяла красоту, и пышные, вьющиеся, чёрные как смоль, локоны. Правда вот, уже какой год ей приходится их всё время подкрашивать.
     Красотой своей она гордилась и всячески выставляла напоказ, а вот ум, и приобретённую за долгую жизнь хитрость, скрывала очень умело. Акулина Павловна выглядела намного моложе своих лет, и временами любила пококетничать; от чего её муж становился пунцовым от ревности и показной злости. Акулина Павловна лишь хохотала, глядя на него карими глазами, и всё повторяла: "милый мой душечка, в моём сердце только ты". Тарас Ефимович, муж Акулины Павловны, в эти моменты успокаивался, но в душе не прекращал ревновать свою жену ко всем мужчинам, с которыми она заговаривала.
     Детей в их семье не было, и развлечением их жизни было "хождение по людям", как называла это Акулина Павловна. Они посещали музеи, выставки, театры, и просто навещали друзей и знакомых; благо таких у них было очень много. Надо отметить, что друзья в основном были Тараса Ефимовича. Акулина Павловна была человеком с трудным характером; отношения с людьми она заводила, только если ей это сулило выгоду, и потому друзья и знакомые её мужа не очень жаловали такую особу в своих кругах. В общении с людьми, Акулина Павловна старалась вести себя дружелюбно, но так, как всё это было лишь игрой, то поведение её сводилось к плохо скрываемой надменности. Самое обидное во всём этом было то, что любимый муж так и не сумел сколотить приличное состояние к старости, и жили они в основном на пенсию Тараса  Ефимовича. Акулина Павловна никогда не работала в Германии, считая, что муж должен обеспечивать семью. Сама она писала мелкие статьи в Российские и Украинские журналы о жизни соотечественников в Германии. Доход, какой-никакой был, и Акулина никогда не жаловалась на то, что им не хватает денег. Но Единственным их капиталом была квартира, шесть лет назад выкупленная по кредиту.
     За те тридцать лет, что Тарас Ефимович прожил в Германии, он заработал почёт, уважение коллег и друзей и солидную пенсию на старость. Откладывать и копить он не умел и при молодости, а в старости это стало не нужным. Так получилось, что жизнь его не наградила детьми, и сколачивать капитал, чтобы оставить наследникам, не имела смысла. Вот они и жили в своё удовольствие.
     Встретив свой семьдесят четвёртый день рождения, Тарас Ефимович сильно заболел, чем очень испугал свою жену. Сейчас он находился в больнице, и Акулина Павловна собиралась к нему повидаться, как вдруг отворилась входная дверь, и в коридор вошла светловолосая девушка. Акулина Павловна озадаченно на неё посмотрела и произнесла.
   - Дана?! Ты ведь вроде на работе должна быть. Что-то случилось?
   - Случилось, - буркнула в ответ девушка. Она поспешно скинула обувь и, не дожидаясь новых вопросов, проскользнула к себе в комнату.
     На жесткой тахте лежала маленькая девочка лет шести. Она неровно дышала, и грудь её временами высоко вздымалась, и, задерживаясь так на несколько секунд, опускалась, и дыхание учащалось. Девочка спала. Иногда еле слышно постанывая, она начинала крутить головой из стороны в сторону, но не просыпалась. Девочке часто снились плохие сны.
     Дана присела рядом с дочерью на краю тахты. Достав платок, она вытерла вспотевшее детское личико. "Так стала похожа на отца" - отметила она. Глядя на свою дочь, у девушки невольно выступили слезы на глазах. "За что?" - Всё спрашивала она себя.
     "За что?"
     За спиной тихо скрипнула дверь.
   - Дана! - Голос Акулины Павловны сейчас звучал грубо и с надрывом. - Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю.
   - Вы можете не кричать? Злату разбудите, - прошипела в ответ Дана.
   - Да... как ты смеешь? - глаза Акулины Павловны от возмущения округлились. - Я в своём доме и буду говорить так, как мне хочется! А если тебя что-то не устраивает, можешь собирать свои вещи.
   - Простите меня, Акулина Павловна, - потупив взгляд, тихо сказала Дана. - Я не хотела вас обидеть.
Женщина глубоко вдохнула и, закрыв глаза, медленно выдохнула.
   - Тогда не веди себя, как вредная девчонка, - успокоившись, сказала она. - Если не хочешь, что бы дочь проснулась, выйди из комнаты; мы не договорили.
     Девушка наклонилась к ребёнку и поцеловала её в горячий лоб. "Все будет хорошо" - пообещала она  дочери. Затем Дана встала и вышла в коридор.
     Акулина Павловна жестом пригласила Дану пройти в зал, и, войдя следом, со вздохом опустилась на широкую и мягкую, обитую серым велюром, софу.
   - Дана, что с тобой происходит? - Поучительным тоном начала Акулина Павловна. - Тебя опять выгнали с работы?
   - Я не виновата. - Попробовала оправдаться девушка, но женщина её сразу остановила.
   - Дана! - Акулина Павловна легким движением ладони прикоснулась к щеке девушки и повернула её лицо к себе. - Дана, так не может продолжаться. Вы живёте у нас вот уже пять месяцев, пора бы тебе подумать и о своём жилье. Мы не можем помогать тебе вечно.
   - Вы же знаете, что мне не с кем оставлять Злату, - перебила женщину, Дана, - и Тарас Ефимович сказал, что мы можем здесь жить, пока…
   - Пока что?
   - Пока Злате не станет лучше.
   - Ну, твоей дочери, с тех пор как вы приехали, стало заметно лучше. Пусть она и спит большую часть времени, но ей стало уже лучше. - Акулина Павловна посмотрела на портрет Тараса Ефимовича, стоявшем на полочке, над телевизором. - Ты же не думаешь, что вы здесь будете жить до её полного выздоровления?
     Женщина вновь посмотрела на девушку.
   - Ты знаешь, какого труда стоило найти эту работу, и договориться, что бы тебя на неё взяли? - с разочарованием в голосе, и скорее не спрашивая, а утверждая, произнесла Акулина Павловна. Дана открыла рот, но не успела произнести и слова; Акулина Павловна остановила её жестом руки.
   - Помолчи. - Она вновь посмотрела на Дану. - Тарас Ефимович уже несколько дней лежит в больнице, и врачи не дают никаких обнадеживающих обещаний. Это старость, говорят они. И мы не будем его сейчас расстраивать твоим увольнением. А ты в это время сама найдёшь себе работу.
   - Надо будет снова визу переделывать, - тихо обронила Дана.
   - Это не моя беда, - отмахнулась Акулина Павловна, - один раз ты её уже переделывала, вместе с Тарасом, теперь и сама справишься. И ты должна молить бога, чтобы Тарас Ефимович не умер; если бы не он ты бы не сидела здесь. Это он уговорил меня приютить тебя и твою больную дочь; на время, но не навсегда, Дана. Не навсегда.
     Акулина Павловна встала и более грубо, чем хотела, добавила:
   - Я еду к Тарасу Ефимовичу; я ему нужнее всего сейчас. Меня не будет пару часов. А ты ищи работу; я не стану содержать ни тебя, ни твою дочь, как бы она там не болела - я не мать Тереза. В тот день, когда Тарас уйдет из моей жизни, уйдешь и ты. И ты наверняка понимаешь, что то, что твоя дочь находится на территории этой страны не легально, делает тебя преступницей, а меня соучастницей. Даю тебе ровно неделю на то, что бы найти хоть какую-нибудь работёнку и жильё, и съехать из моей квартиры.
     Акулина Павловна быстро собралась и, тихо закрыв за собой входную дверь, направилась к своему мужу. Дана осталась сидеть на софе, молча опустив голову. К горлу подкатывал ком, и хотелось плакать, но слёзы не шли - то ли от накатившейся злости ко всем людям, то ли от простого бессилия. За тот небольшой период, что она провела в Германии, ничего хорошего с ней не произошло. Она старалась по мере своих сил и возможностей; хотя, какие есть возможности у беглянки в чужой стране.
     Тарас Ефимович, первый муж её матери, помогал ей во всем с самого начала, как она приехала в Германию. Благодаря нему она вообще смогла покинуть свою страну. Она жила с мамой и дочерью недалеко от Донецка, когда начались беспорядки, а затем и стрельба. Гражданская война на Украине унесла жизнь её отца и мужа. Вскоре скончалась от болезни мать. Перед смертью она просила дочь разыскать Величко Тараса Ефимовича, в Германии, и дала его номер телефона.   
     Узнав ситуацию Даны, Тарас Ефимович с пылом принялся ей помогать. Через своих давних знакомых он сделал ей рабочую визу в обход всех процедур и требований, тем самым нарушив несколько законов. Главным было то, чтобы Дана оказалась на территории Германии с правом временного проживания, потом уже можно что-нибудь придумать, чтобы она и дочь остались. Дана не могла оставить дочь на Украине, да и не с кем её было оставлять. И лекарства нужного девочке в аптеках не было, а заказывать из заграницы дорого, да и не на что. Поэтому её в любом случае нужно было брать с собой. Но так как все опасались, что на таможне их могут проверить, и обнаружить обман, то, решив не рисковать, въехали они в страну, как часто въезжают беженцы. Ночью, в машине, и так, чтобы никто ничего не видел.
     Нужно что-то делать. Дана вытерла накатившие на глаза слёзы, встала с софы, и вновь пошла к дочери. Если она не найдёт работу ей придётся уехать обратно на Украину, а если умрёт Тарас Ефимович, то... об этом она боялась даже подумать. Ни продлить визу, ни сделать новой. Она просто навсегда покинет Германию, и тогда её дочери уже никто не поможет.
     Глядя на неспокойное личико дочери, Дана молила бога, чтобы он дал ей сил, а дочери выздоровления. "Я уже на всё согласна", думала она. Одна из новых знакомых советовала ей выйти за какого-нибудь местного бюргера, и тогда она сможет остаться. Но легче сказать, чем сделать. Где его взять-то, этого бюргера? Внезапно ей в голову пришла мысль; она вспомнила, что дальний родственник Тараса Ефимовича говорил как-то, что им требовалась уборщица в бюро на постоянное место. Приободрившись, Дана поправила одеяло у дочери и поспешила к двери. Соседка вновь не отказала приглядеть за девочкой, как это уже не раз бывало, пообещав позвонить, если что случится. На что Дана ответила, что лекарства дочери сегодня она уже давала, и девочка проспит ещё несколько часов. Через минуту Дана уже бодро шагала по улице и на лице её блуждала улыбка. Всё будет хорошо, твердила себе девушка. Всё будет хорошо.

Глава третья

     В комнате ожидания находилось девять человек. В основном это были выходцы с ближнего востока; турки, сирийцы, или кто-то похожий на них. Дана не разбиралась в национальностях. Для неё все они были арабы, кроме двух, совсем уж черных мужчин - их отнесла она к африканцам, и одной белой женщины европейской внешности. Все они ожидали своей очереди на собеседование, точнее на короткий разговор в виде вопроса-ответа. Всем им нужна была работа. И никто не знал, возьмут ли их, и если возьмут, то в виде кого. Хотя никто из них на что-то хорошее не рассчитывал. Эта фирма к себе на работу не нанимала, они искали работу для желающих в других фирмах и получали за это небольшой процент от зарплаты рабочих, которые в свою очередь получали зарплату ровно настолько же меньше. Но, если работа необходима, то соглашаешься на всё, лишь бы её получить.
     Белая дверь приемной отворилась, и к ним вышел полный мужчина в помятой голубой рубашке.
   - Господин Мизебукпо - произнес он неуверенно. Чернокожий мужчина поднялся со стула и проследовал за ним в кабинет. Остальные проводили его взглядом и стали ждать своей очереди.
     Дана поерзала на стуле, сменив позу на более удобную. Эту фирму ей посоветовал знакомый Тараса Ефимовича, тот самый, которому требовалась уборщица. На работу он Дану не взял, сказал, что они уже наняли подходящую женщину, и он не может теперь ей отказать. Других вакансий у них не было. Но он посоветовал обратиться в фирму помогающую людям найти низкооплачиваемую работу. Так называемую фирму временных работ. Уборщики, упаковщики, сортировщики, все те работы, что не требуют ни образования, ни особых умений. И вот Дана сидит в их комнате ожидания, с нетерпением и ожиданием, что они ей что-нибудь предложат.
     Дверь снова открылась, и чернокожий, с широкой улыбкой на лице, не переставая благодарить на ломаном немецком, спешно покинул помещение.
   - Госпожа Бориско - назвал полный мужчина следующую фамилию. Дана вздохнула и поднялась со стула.
     «Господин Шнайдер», прочитала Дана на бумажке, стоявшей на столе мужчины в помятой рубашке. Он внимательно изучал поданные Даной документы. Рабочий день близился к концу, и по нему было видно, что он устал. Волосы небрежно торчали в стороны, рубашка под мышками выделялась мокрыми пятнами.
   - Мне не важно, какую работу. – Сказала, неуверенно, Дана на неплохом немецком. За те не полных полгода, что она пробыла в Германии, она нахваталась много немецких слов, но речь её все равно сводилась в короткие предложения из двух трех слов. Понимала Дана куда больше, чем могла сказать. В школе она учила немецкий язык, но из-за того, что не пользовалась им, все знания потерялись. Здесь она много что вспомнила, но стеснялась говорить, боясь ошибиться и сказать что-нибудь неправильно.
     Мужчина посмотрел исподлобья на Дану, вновь на бумаги, и покачал головой.
   - Вы знаете, что ваша рабочая виза заканчивается через три недели? - Это прозвучало так, словно судья выносил приговор.
   - Меня утром уволили, - к горлу начинал подкатывать ком, и, сдержав подступающие слёзы, Дана продолжила, - мне дядя помогал всегда. Он хотел нести документы на продление визы. Несколько дней назад его положили в больницу. - Здесь Дана не смогла сдержаться, и из мокрых глаз по щекам скатилась первая слезинка. Мужчина буркнул "сожалею", и протянул девушке бумажную салфетку. Но, очевидно, в делах по поиску работы, это для него не имело никакого значения.
   - Вы поймите, - медленно говорил он, - никто не хочет брать на работу человека на три недели. А где гарантии, что вам продлят визу? Для этого нужно заранее подавать документы, и при этом необходимо иметь рабочее место, на котором, в свою очередь, человек уже какое-то время должен работать. - Он вновь стал качать головой, при этом поджав свои тонкие губы. - Как вам вообще дали визу на шесть месяцев, обычно их на год выдают. Странно. И специалист вашего профиля ищет работу здесь?
     Он с сомнением поглядывал то на Дану, то на её документы. Дана вытерла слёзы, немного успокоилась, и, проглотив с комком в горле обиду на всех людей, обречённо произнесла:
   - Мне помогал мой дядя, я не знаю, как это делалось. - Она сжала в ладони влажную салфетку. - Мне некуда больше идти. У меня больная дочь, и хозяйка квартиры гонит меня на улицу. - В глаза она не смотрела, боялась, что опять расплачется. Мужчина в помятой рубашке положил перед Даной её документы и виновато сказал.
   - Мне жаль, но от меня не зависит, останетесь вы в этой стране или уедете. Так же как и не зависит то, что вас кто-либо возьмёт на работу. Я не знаю, как вы сделали эту визу, это не моё дело, но помочь я вам вряд ли смогу. - Он поправил стоящую перед монитором компьютера клавиатуру, передвинул несколько листков бумаг и взял в руки карандаш и, вновь глянув на заплаканное лицо девушки, произнёс - Вот как мы поступим, - он стал что-то писать карандашом на листке, - я возьму ваши данные и попробую вам что-нибудь найти. Но, ничего не могу обещать. И советую вам самой тоже продолжать искать. Попробуйте, например, поспрашивать в закусочных, там очень часто нужны уборщицы.
     Стоя перед дверью Дана грустно улыбнулась, понимая, что это простая любезность с его стороны, и что по большому счёту никто не будет ей помогать. Тем не менее, она поблагодарила его, он пожал ей руку, пожелав выздоровления дочери, и напоследок добавил:
   - Соберите все документы на продление визы, чтобы они были под рукой. Как только найдётся работа, сразу же их относите. Дана ещё раз его поблагодарила и, не глядя на остальных ожидающих, вышла из комнаты.
   - Господин Алпан, - услышала она следующую фамилию, и дверь за ней закрылась.
     Следующие несколько часов Дана бродила по городу. Она заходила в каждое помещение, где была хоть какая-то вывеска. Кафе, рестораны, парикмахерские, она спрашивала везде, где могла. "Мне нужна работа", говорила она, "вам нужны работники?", "я ищу работу", но везде получала отказ. Никто даже не смотрел её бумаги, просто качали головой и говорили, что им никто не требуется. В одной закусочной, где работало несколько турков, судя по названию "Маленькая Турция", ей предложили мыть посуду. Дана сначала обрадовалась, но оказалась, что нанимать её они не собираются. Она должна приходить в конце рабочего дня и перемывать всю грязную посуду, плиты и полы. За этой ей сразу заплатят тридцать евро. Деньги ей, конечно, нужны, но ещё более необходим контракт, который нужно предоставить для продления визы. Без него ей придётся уехать  домой. Турок, предложивший ей работу, не без интереса оглядел Дану с головы до ног, задержав на секунду взгляд на её округлой, молодой груди. Дане стало не по себе, и она ответила, что подумает. Развернувшись, она поспешила прочь из этого места и, пройдя метров десять, обернулась, посмотреть, не преследует ли её кто. Но за ней никто не гнался и тот турок уже удалился по своим делам.
     Дана представила, на миг, что ей придётся вернуться на Украину. От этой мысли ей сделалось страшно. Во-первых, ей некуда было ехать - у матери не было ни братьев, ни сестёр. У отца был брат, но он давно уехал в Россию, куда-то на север, и Дана совершенно не знала, где его искать. Родители со стороны матери давно скончались, по отцу был жив дед, но Дана с ним давно не виделась, и не знала, жив ли он до сих пор, и живёт ли он ещё в Украине. Может тоже в Россию уехал с младшим сыном. Во-вторых, на Украине беспорядки; это пугало Дану больше всего, как и то, что лекарства для её дочери в аптеках было не сыскать. А то, что предлагали в интернете, было очень дорого. И работу сейчас там найти ещё трудней, чем здесь.
     На мгновение перед глазами у Даны возникло лицо дочери. Злата, девочка шести лет, страдающая ужасной для ребёнка болезнью. За несколько месяцев до побега в Германию, врачи обнаружили у девочки лейкоз. К тому времени их мужчины уже погибли и женщины жили втроём. Мать Даны тоже болела и девушке приходилось постоянно подрабатывать. Болезнь дочери была смертным приговором для них всех, так как денег на дополнительное лечение у них не было. Всё, что зарабатывала Дана, за вычетом еды и платы за свет и телефон, уходило на лекарства для матери. Лечить Злату терапией было не на что, но врачи сказали, что на данной стадии можно остановить развитие болезни медикаментами. Это гораздо дешевле, чем терапии, но, тем не менее, лекарства тоже стоили не мало, к тому же их не купить в аптеках.
     Женщины долго не думали. Мать Даны сказала, что уже достаточно пожила, а внучке ещё жить и жить. Теперь их деньги стали уходить на дорогие лекарства для Златы. Но их было непросто достать, и того, что они покупали, попросту не хватало. Тогда-то мать Даны и решила ей рассказать про своего первого мужа Тараса Ефимовича, с которым, как ни странно она поддерживала связь. Он, не раздумывая, согласился помочь. Правда, Дана ни в какую не хотела оставлять свою мать. Мама ей помогла и в этом. Перед скорой своей кончиной она ей сказала, что там лекарства в пять раз дешевле, а зарплаты в пять раз выше. "Там ты поднимешь Злату на ноги, дочка. Езжай". И умерла.
     Дана не заметила, как прошла несколько кварталов, и внезапно остановилась. По лицу её текли слёзы. Мама не должна умереть зря, решила она. Я останусь, во что бы то ни стало. Моя дочь должна остаться. В последнее время Злате становилось лучше. Наконец-то появилась надежда на выздоровление. А один врач, опять-таки хороший знакомый Тараса Ефимовича, сказал, что Злата идёт на поправку; "тот самый редкий случай, - сказал он, - когда без терапии, при помощи лишь медикаментов удалось не только остановить развитие болезни, но и улучшить состояние больной". Если Дану отправят назад, то девочке непременно станет хуже. И к тому же, её дочь находится здесь нелегально. Этот врач был знакомым, и проверял он девочку не официально. А вот как теперь девочке попасть на Украину? В Германию её привезли на машине, но кто согласится теперь её отвезти назад? Дану начинало трясти от всего навалившегося, вновь потекли слёзы. Злате нельзя назад. Нельзя.
     Оглядевшись, Дана внезапно обнаружила, что находится недалеко от больницы. Больница в городе была одна, и Тарас Ефимович должен лежать там. Дане захотелось его повидать. К тому же Акулина Павловна должна была уже уйти, и быть сейчас дома. Так что Тарас Ефимович скорее всего был в палате один. Он так много для неё сделал, подумала девушка, а теперь вот и он решил её покинуть. Надо с ним поговорить, решила Дана, может и он чего посоветует ещё. Собравшись духом, и смахнув слёзы, Дана решительно отправилась в больницу навестить Тараса Ефимовича.

Глава четвертая

     Тарас Ефимович мирно лежал на больничной кровати. Верхняя часть была приподнята, и Тарас Ефимович почти сидел, а не лежал, тем не менее, это не мешало ему спать. Его веки слегка подрагивали, а зрачки под ними бегали из стороны в сторону; очевидно, ему что-то снилось. "Надеюсь, он видит хороший сон", думала Дана, сидя подле его кровати. В палате было так тихо, что сквозь неровное дыхание Тараса Ефимовича, Дане казалось, что она слышит падение капель в капельнице, ведущей в его правую руку. Больной в комнате был один; пенсии Тараса Ефимовича хватало на лучшее медицинское обслуживание и одноместную палату.
     Дана молча сидела рядом, и наблюдала за мерным падением капель. Когда она вошла в палату, Тарас Ефимович спал, и Дана, не решившись его разбудить, села тихо на стул. Так она и сидела, боясь пошевелиться, что бы ненароком не потревожить его сон. Хорошо хоть стул стоял возле кровати, а не у стены. Очевидно тот, кто его навещал, просто не убрал стул на место.
     Тарас Ефимович, хоть и не был Дане никаким родственником, стал для неё более чем родным человеком, и самым близким сейчас, не считая её дочери конечно. Ей было больно смотреть на его бледное старческое лицо, и больнее вдвойне от того, что умирал тот единственный, кому до неё было дело, и кто хоть как-то её поддерживал. Глядя на него, ей вспоминалась её первая встреча с ним.
     Это было всего пять месяцев назад, но Дане казалось, что прошла целая жизнь; так много произошло с момента их знакомства. В Германию она приехала с дочерью на машине. Хороший знакомый Тараса Ефимовича договорился с компанией людей, нелегально перевозивших беженцев из Сирии и Афганистана. Забирали они их из Италии, и транзитом через Германию везли кого в Данию, кого дальше в Швецию или Финляндию. Дана с дочерью проделала тоже долгий и длинный путь. С начала из Украины их на зафрахтованном катере привезли в Турцию, откуда они приплыли в Италию на грузовом корабле, перевозящем запчасти для машин. И всё это, опять же, устроил Тарас Ефимович.
     В начале Дана не понимала, почему он так много сил и средств вкладывает в то, чтобы их привезти к себе, а позже, когда познакомилась с ним поближе, ей казалось, что он просто очень хороший человек. А ей просто очень повезло, что её мать была с ним знакома.
     Тарас Ефимович встретил их на безлюдной парковке. Была глубокая ночь, когда Дану и Злату перевозчик привёз на место встречи. Злата спала на заднем сиденье, Дана прикимарила на переднем. Остановив машину, водитель сказал: "ну вот и всё, худшее позади. Мы на месте". Дана, протирая слипающиеся глаза, вышла из машины. Холодный ночной воздух в момент отрезвил её, и сонность сразу улетучилась. Был октябрь, и одета она была совсем не для осени. Все теплые вещи она оставила в Турции.
     Обойдя машину, Дана увидела высокого и хорошо сложенного мужчину, который разговаривал с водителем. На вид ему было чуть более пятидесяти; в освещении парковочных фонарей лицо казалось ещё молодым, но голову мужчины покрывала седина, и лишь местами можно было ещё заметить, что когда-то он был брюнетом. Позже Дана очень удивилась, узнав, что ему уже семьдесят три. Какое-то время она даже ему не верила, думая, что он так шутит. Поговорив, он обернулся к девушке и тепло, и искренне улыбнулся, словно после долгой разлуки увидел свою родную дочь, а не какую-то беженку из чужой страны. Подойдя, он сказал лишь одно: "ну вот и всё, худшее уже позади". Затем, он перенёс, не проснувшуюся ещё Злату, к себе в машину, и они поехали в их новый дом.
     Сейчас перед Даной был совсем другой человек. На больничной койке лежал старик с бледной кожей и усталым лицом. За два последних месяца он очень постарел. "Никогда не сдавайся" любил повторять Тарас Ефимович, а теперь вот у самого не осталось сил бороться. Да ещё эта сварливая жёнушка его, Акулина Павловна, допекала почем зря на ровном месте. А всё почему? Ревность её одолевала, вот почему. Дана чувствовала, где-то внутри, по-женски, она ощущала это. Но ревность Акулины Павловны была к Дане не как к женщине, скорее это была детская ревность, ведь в последнее время Тарас Ефимович чаще бывал с Даной и её дочерью, всё старался чем-то угодить. Они часто гуляли в свободное время, ходили на детские площадки, где Злата могла немного побыть на солнце и поиграть как все другие дети. Были в цирке, на каруселях, сходили в кинотеатр посмотреть мультфильм. Всё это приободрило не только Дану, но и Злате стало намного лучше. Акулина Павловна же, осталась без внимания со стороны мужа, что в свою очередь было для неё ужасающим обстоятельством. Из-за всех этих прогулок они пропустили два званых вечера, и ни разу не сходили в оперу. И женщина откровенно невзлюбила приезжую девушку, как и её больную дочь. В отличие от Акулины Павловны, у Даны была другая жизнь и совсем другие интересы, и общий язык они так и не нашли.
     В палате от чего-то стало очень душно, и Дана подошла к окну. Повернув ручку, она потянула её на себя, приоткрыв только верхнюю часть окна. Холодный воздух освежающе дунул в лицо. На кровати раздался шорох. Дана повернулась и  увидела как Тарас Ефимович, взяв пульт от кровати, нажал на кнопку, и принял совсем уж сидячее положение.
   - Простите, я разбудила вас. - Извинилась Дана.
   - Ничего, - тихо сказал Тарас Ефимович, - на том свете высплюсь.
   - Если вам дует с окна, так я закрою.
   - Оставь, - едва махнул рукой Тарас Ефимович, - итак дышать трудно, так хоть свежий воздух пусть войдёт. - Он всё пытался сесть поудобней, при этом ворча, что отсидел и отлежал всё, что можно было. Дана робко подошла к кровати и, сев на стул, взяла его ладонь в свою. Наполнявшая некогда сила покидала эти руки; ладонь сделалась морщинистой и холодной. Подступившие слёзы Дана сдержала, сглотнув комком горечи.
   - Как вы? - Спросила она, наперёд зная ответ. В его взгляде читалась усталость и наползающая пустота.
   - Я умираю, Даночка. - Также тихо промолвил больной.
   - Не говорите так, - предательская слеза всё же скатилась по девичьей щеке. - Может всё образуется, и вас вылечат. - Дана сильнее сжала его руку, - нужно бороться, Тарас Ефимович, нужно бороться. Вы сами всегда повторяли, что нельзя сдаваться.
   - Врачи сказали, что в левом лёгком вода, - он вновь пошевелился на кровати, всё ища более удобную позу, - они откачали её, но лёгкое перестало работать, и правому трудно теперь приходится. На искусственное вентилирование поставить сейчас не могут, так как вода потихоньку снова накапливается, а пока они решают что делать, силы покидают меня.
     Тарас Ефимович был высоким и сильным человеком, и Дане не хотелось просто верить, что что-то может вот так его сломить. Он сжал ладонь Даны и попытался приподняться.
   - Помоги мне встать, Дана, - сказал он. Девушка вскочила со стула и нерешительно попыталась его остановить.
   - Может не надо, - начала она, -  вы ещё слабы, и вам надо сил набраться.
   - Нет, - остановил он её, - хочу постоять. Отлежал уже всю спину и задницу.
     Опираясь на её руку, он медленно, сквозь стоны, встал, и не спеша побрел к окну. Подойдя, он перевел дух и глубоко втянул носом холодный воздух, задувавший из окна.
   - Хорошо, - улыбнулся Тарас Ефимович. Дана стояла рядом и смотрела на пейзаж за окном. На улице уже стемнело, и начинал накрапывать мелкий, моросящий дождь. Слёзы прошли, но горечь ещё сильнее охватывала её. И страх. Ей становилось страшно от того, что теперь она совсем не знала, что с ней будет, если он не вернётся домой.
   - Знаешь, как я познакомился с твоей матерью? - Тихо спросил Тарас Ефимович. Он тоже смотрел в окно, словно видя что-то вдали. Не на парковке перед больницей, и не в маленьком больничном парке, что был за стоянкой для машин. Где-то дальше, за горизонтом.
   - Нет, - ответила девушка. - Мама никогда об этом не говорила.
   - Это было так давно, что кажется, прошла целая жизнь. Твоя мама была ещё студенткой. Я в то время преподавал иностранные языки, и она приходила ко мне на лекции. Робкая и стеснительная, прямо как ты. - Он улыбнулся этим воспоминаниям, и, переступив с ноги на ногу, продолжил. - Я никогда всерьёз не думал, что у меня могут завязаться отношения со студенткой, но я был молод и красив. Мне только исполнилось двадцать восемь. Многие девушки, что приходили ко мне на лекции бросали полные интереса взгляды. Но не Таня. Твоя мама никогда не давала повода подумать о ней непристойно.
     Дана улыбнулась, услышав эти слова, и вспомнила, как мать ей всегда говорила, что девушка не должна бегать за парнем, это он должен её добиваться. Воспользовавшись секундной паузой, она тихо произнесла:
   - Мама всегда говорила, что мужчина должен сделать первый шаг.
   - Тем не менее, это она меня поцеловала в первый раз, - неожиданно произнёс Тарас Ефимович.
   - Мама?! - Удивилась Дана.
   - Да, - улыбнулся Тарас Ефимович и продолжил рассказывать. - Это случилось одним осенним вечером. Твоя мама несколько раз приходила после занятий, ей никак не давался английский, и она просила меня позаниматься с ней, что бы подтянуть оценку. Мы о многом говорили на тех "занятиях", я предложил ей стараться всё объяснять на английском, и она рассказывала о себе. О том, как живёт, о чём мечтает. Говорила, что после института поедет покорять столицу.
     В тот вечер мы заболтались так, что не заметили, как наступил поздний вечер. Я предложил ей проводить её до общежития. Она согласилась. И вот мы стоим перед дверью, а она не спешит к себе. Несколько минут мы стояли молча, она робко бросала на меня взгляды, от которых, признаюсь, меня посетила растерянность. Впервые я увидел её не просто своей ученицей, а молодой и очень красивой девушкой.
     Внезапно она потянулась ко мне и поцеловала прямо в губы. Я не успел её остановить, да и не хотелось. Я просто замер в оцепенении, а она лишь тихо произнесла "спокойной ночи", и скрылась за дверью.
     Тарас Ефимович умолк и долго смотрел в окно. Дана не решившись нарушить тишину, тихо стояла рядом и вспоминала свою мать. Она никогда не рассказывала Дане об этом. О Тарасе Ефимовиче Дана узнала лишь перед смертью матери. Он посмотрел внимательно на Дану.
   - Ты очень похожа на неё, - сказал он. - Жаль, что у нас с ней не сложилось, и ты не моя дочь.
   - Как долго вы с мамой были вместе? - Спросила Дана.
   - Как у любой влюблённой пары наши отношения вихрем пронеслись по нашим жизням, и как  многие мы не были готовы к семейным отношениям. В университете пошли слухи, что она из-за оценок встречалась со мной. Это подломило её. Я говорил ей, что всё образуется, и, что не надо обращать внимания на других. Но это не помогало. Я оставил работу, она бросила учёбу, и мы переехали в столицу, как она и хотела. Через пару месяцев мы поженились, но это не спасло наши отношения. Я нашёл новую работу, устроился в одну компанию переводчиком, а Таня так и не смогла освоиться в большом городе. Начались ссоры и споры о том для чего мы  вместе. Она решила расстаться, и после развода уехала. Я тоже всё бросил, и чтобы как-то всё это пережить, совсем покинул страну, где жила она. Один мой хороший знакомый устроил меня на работу здесь в Германии.
     Но я всё никак не мог её забыть, и продолжал любить. Как-то через знакомых узнал, где она живёт, и, разумеется, приехал, что бы её увидеть. Прошло года три после нашего расставания, но в моей памяти ещё сохранились все те дни, что мы были вместе.
     Мы встретились, поговорили недолго, оказалось, что у неё уже есть жених.
     Тогда я отпустил её из своего сердца.
     После того я ещё несколько раз приезжал на Украину, по делам и просто в гости к друзьям. С твоей мамой мы виделись каждый раз, и поддерживали дружеские отношения. И никто про это не знал.
     Позже я познакомился с Акулиной, там же на Украине. И я вновь влюбился. Акулина была очень красивой тогда, впрочем, она и сейчас очень хороша. У неё был твёрдый характер, и своего она никогда не упускала. В то время я уже достаточно проработал в Германии и оформил вид на жительство. Мы поженились, и она переехала ко мне. А затем мы узнали, что Акулина не может иметь детей.
    Так мы и прожили всё это время вдвоём, пока однажды не позвонила твоя мать, и не попросила тебе помочь.
     Тарас Ефимович глубоко вздохнул.
   - Теперь я понимаю, почему вы так сильно мне помогали, - произнесла Дана. - Несмотря на ваше супружество, вы всё ещё любите её.
   - Да, - согласился он,- но по-иному.
     В этот момент дверь в палату открылась и вошла Акулина Павловна, супруга Тараса Ефимовича. От увиденного она пришла в возмущение.
   - Дана, что ты здесь делаешь?
     Она прошла к кровати и, положив принесённую с собой сумку с продуктами, вновь спросила:
   - Ты разве не должна искать работу?
   - Акулина, - остановил её Тарас Ефимович. Он опёрся на предложенную руку, испуганной от внезапного появления его жены, Даны, и неторопливо пошёл в сторону кровати. Акулина взмахнула руками, и рассерженным голосом вскрикнула:
   - Тарас, почему ты не в постели? Тебе нужен покой, у тебя и так сил мало, - она спешно подбежала к мужу, и, оттолкнув Дану, сама взяла его под руку. - Тебе отдыхать нужно.
     Дана, в нерешительности осталась стоять на месте. Акулина Павловна помогла Тарасу Ефимовичу улечься на кровати. Тот, покряхтев от боли, вновь начал:
   - Акулина..., - но она перебила его, обратившись к Дане:
   - Ты нашла работу?
   - Нет, - опустив глаза в пол, ответила та.
   - Я так и думала.
   - Уже вечер, - пыталась оправдаться девушка, - и я сегодня была в нескольких кафе и ресторанах. Ходила в центр занятости...
   - И что? - Перебила её Акулина Павловна.
   - Ничего.
   - Ничего! - Вновь всплеснула руками женщина. - Я тебе ещё раз повторяю, у тебя срок до конца недели.
     Тарас Ефимович приподнявшись на кровати, произнёс:
   - Ты о чём, Акулина?
     Акулина Павловна, не терпящим возражений жестом, уложила мужа на подушку.
   - Она хочет нас со Златой на улицу выставить, - внезапно крикнула Дана.
   - Замолчи! - Акулина Павловна зло посмотрела на девушку. Тарас Ефимович схватил руку жены и, сжав её с силой, на какую ещё способны были его ладони, проговорил:
   - Ты не посмеешь. Ей некуда идти.
   - А мне всё равно, - бросила Акулина Павловна, - это всё из-за неё. С тех пор, как она появилась в нашем доме, рухнула наша спокойная и размеренная жизнь. Ты всё время уделял ей, вечно возился с этим больным ребёнком, и расстраивался всякий раз, когда у неё появлялись новые проблемы или очередное увольнение.
   - Не надо, - глухо со стоном выдавил Тарас Ефимович. Акулина Павловна высвободила свою руку от слабой хватки мужа, и медленно направилась в сторону Даны. Та с ужасом, и со слезами на глазах попятилась к стене.
   - Ты во всём виновата, - продолжила распаляться Акулина Павловна. - Мы жили хорошей жизнью, наслаждаясь заслуженным отдыхом. Из-за тебя у моего мужа испортилось здоровье, если бы ты не приехала, то он не умирал бы сейчас лёжа в больничной кровати.
     Дана ужа плакала. Она попеременно смотрела то на обозлённое лицо Акулины Павловны, то на стенающего от боли Тараса Ефимовича. Ей хотелось одновременно, и помочь ему, и сбежать отсюда подальше, чтобы не слышать больше те злобные и несправедливые обвинения. Акулина Павловна приближалась к девушке всё ближе, в глазах была очевидная, но не понятная Дане, ненависть. Казалось, что Акулина Павловна готова её задушить на месте.
     Но что она такого сделала ей?
   - Ему плохо! - Вдруг закричала Дана, указывая на схватившегося за грудь Тараса Ефимовича. Акулина Павловна оглянулась на мужа и, увидев, что тому стало плохо, бросилась к нему с криком:
   - Тарас!
     Дана тоже подбежала к кровати, желая чем-то помочь, но Акулина Павловна схватила её и силой оттолкнула к двери.
   - Убирайся! - Закричала она. - Собирай свои вещи и убирайся вместе со своей болезненной дочерью.
     На крики Акулины Павловны прибежала дежурная сестра, она проскочила мимо Даны к больному, и, обращаясь к Акулине Павловне, спросила:
   - Что здесь происходит?
   - Не видите что ли? - С надрывом ответила та. - Ему плохо.
     Дана стояла у двери и плакала. Она смотрела на искаженное от боли лицо Тараса Ефимовича, и ей хотелось броситься к нему и обнять; сказать, что она очень сожалеет, что привезла с собой только горе в его дом. Хотелось ещё так много рассказать, но увидев вновь брошенный на неё злобный взгляд Акулины Павловны Дана, рыдая, выбежала из палаты.

Глава пятая

          На парковочной стоянке было безлюдно, хотя автомобилей на ней находилось ещё много. Больничный комплекс представлял собой соединение пяти зданий, самое высокое из которых насчитывало двенадцать этажей. Это было стационарное отделение, в котором размещались больные, идущие на поправку и ожидающие выписки. Больница эта была самая большая в округе, и благодаря большому штату высококвалифицированных врачей и сотрудников, сюда приезжали подлечиться с многих городов.
     Начинался вечер, и уже темнело. Не смотря на то, что шёл мелкий дождь, погода стояла теплой, и было безветренно. Из отдельного входа высокого больничного здания выбежала девушка. Дверь с силой распахнулась, когда она толкнула её изнутри. Светлые волосы, собранные некогда в хвостик на затылке, большей частью теперь небрежно торчали в стороны, лицо было заплаканным, а глаза красные и мокрые от слёз. Капали дождя, добавили в эту картину ещё немного штрихов, от чего мокнущая девушка стала выглядеть как брошенный всеми питомец.
     Она медленно брела вдоль рядов припаркованных машин, и плечи её каждые несколько секунд вздрагивали. Ей не было холодно - она плакала. Губы беззвучно двигались, словно она с кем-то разговаривала.
     С другой стороны парковочной стоянки, из главного входа, вышла невысокого роста женщина. Маленькими шажками, стуча каблуками по тротуарной плитке, она направилась к своей машине. Дождь временами усиливался, и более крупные капли увеличивали громкость музыки дождя в этот тихий вечер. Женщина, посмотрев в небо, видно желая убедиться, что дождь и в самом деле стал сильнее, достала из тряпичной сумки небольшой складной зонт. Остановившись на мгновение, чтобы его открыть, она чуть не потеряла с головы зеленый чепчик, но, быстро поправив, поспешила к машине.
     Белая Ауди дважды моргнула аварийными огнями, и центральный замок издал шум открывающихся замков, от чего напугал плачущую девушку, проходившую в тот момент мимо водительской двери этого самого автомобиля. Девушка вздрогнула и невольно отшатнулась от белой машины. Ауди стояла первая в одном из множества рядов, недалеко от выезда. От неожиданности девушка остановилась и прекратила плакать. Лишь изредка ещё всхлипывала.
     Несколько мгновений спустя из-за багажника машины появилась женщина с зонтиком. Она услышала, как девушка от испуга вскрикнула, и, подойдя к водительской двери, повернулась к девушке лицом.
   - Вы уж извините, если я вас напугала, - произнесла она. Девушка ей не ответила, только шмыгнула носом. Женщина хотела уже открыть дверь, но вдруг приблизилась к девушке и сказала:
   - Вы вся мокрая! И вы плачете. Что-то случилось?
     После этих слов девушка вновь разрыдалась. Женщина подошла ещё ближе, и хотела было утешить, взяв девушку за руку, как внезапно остановилась и, приглядевшись к девушке повнимательнее, громко произнесла:
   - Я вас знаю! - Она вновь заглянула девушке в глаза. - Вы та самая кассирша из супермаркета. - Она, очевидно, обрадовалась тому, что вспомнила события прошедшего утра, и продолжила, - Как вас там звали... у меня хорошая память на лица.
   - Дана, - тихо сказала девушка. Она вдруг перестала плакать и пристально смотрела на женщину. Ей отчетливо вспомнилось нынешнее утро. Как её с позором отчитал менеджер, заставил извиниться, а потом всё равно уволил. С самого утра у неё все пошло наперекосяк. И всё из-за этой маленькой, противной женщины.
     Эти мысли пронеслись у Даны в голове, буквально, за пару секунд. В это время женщина рассказывала, как она хорошо запоминает людей и лица, а еще какая у нее хорошая память на имена.
   - Да, верно! Дана. - Сказала женщина, и улыбка, гуляющая на её лице, начала сползать. - Надеюсь, вам не сильно досталось от начальства?
   - Меня уволили, - сквозь зубы процедила Дана.
   - Я ничего против вас лично не имею, - женщина невольно сделала шаг назад, - но вы должны понимать, что я не разбрасываюсь деньгами. Пусть даже это всего лишь один евро. А вам следовало бы работать повнимательней.
     Сказав это, женщина сделала еще один шаг к машине. Дана же, напротив, полная решимости стала приближаться к виновнице её бед; такой ей женщина на тот момент казалась. Дана вспомнила темноволосого менеджера из супермаркета, его узкие губы, вечно сжатые в недовольную полоску рта, вьющиеся черные локоны, которые он постоянно зачесывал назад и прилизывал гелем. Еще утром он казался ей симпатичным мужчиной, но теперь, нарастающая злость исказила черты его лица, или же наоборот открыла его истинный облик. Дана ненавидела его всем сердцем сейчас.
     Ей вспомнился турок у закусочной, его похотливые глаза, нагло пожирающие её фигуру. Затем всплыло лицо работника службы занятости, толстые щеки, потные подмышки и губы, словно два червя, произносившие "ничем не могу помочь".
     И вот перед глазами появилось кривое лицо Акулины Павловны. Она кричала, чтобы мерзавка собирала свои вещи и убиралась.
   - Это ты во всём виновата! - Со злостью крикнула Дана.
     Женщина опешила от внезапной грубости молодой девушки. Открытый рот несколько раз втянул воздух, и женщина, набрав полную грудь, возмущенно выдавила:
   - Да как ты смеешь?
   - Смею!
   - Что за неслыханная наглость! - Продолжала возмущаться женщина. - Вы отдаёте себе отчёт, за свои действия, молодая женщина? Вы расстроены, но, я прошу вас - успокоится.
   - Успокоится? - Дана сделала ещё один шаг. - Сегодня утром у меня была работа, квартира и семья. Но из-за вашей жадности к деньгам я потеряла всё это.
     В этой больнице умирает единственный человек, которому до меня было дело. И как только он умрёт, его сварливая жена выгонит меня на улицу вместе с моей дочерью. И всё потому, что она меня ненавидит. Ненавидит за то, что её муж относится ко мне как к своей дочери, которой у неё никогда не будет.
   - Я сочувствую вам, - вставила неуверенно женщина.
   - На кой мне ваше сочувствие? - Дана бросила взгляд в сторону больницы. - Когда не станет Тараса Ефимовича, я окажусь на улице. А новую квартиру я не могу взять потому, что у меня нет работы.
   - Не надо обвинять меня в своих бедствиях, - пыталась оправдываться женщина, - надо было работать ответственнее.
   - Я старалась, как могла.
   - Значит не достаточно.
   - Это вы, немцы, сидя в тёплом месте, можете рассуждать о том, как нужно работать, - с пренебрежением бросила Дана, - а мне тяжело в чужой стране.
   - А зачем ты сюда приехала тогда? - С вызовом парировала женщина. - У нас страна не резиновая. Со всех щелей лезут сюда, а приезжая жалуются, что им опять мало. Что вы у себя дома тогда не сидите?
   - У нас война идет. У меня дочь больная; у нее заражение крови, а лекарств нет.
     Дана опустила голову и снова расплакалась, казалось, что злость к женщине её покидала. Дождь перестал моросить. Женщина, сложив зонт, подошла поближе к девушке. Она легонько коснулась её руки и спокойно произнесла:
   - Мне действительно очень жаль, что всё это произошло с вами. Но вы должны понять, что в своих бедах не стоит винить других людей. - Она покачала головой. - Я-то ни в чём не виновата, чтобы мне, вот так вот, на ровном, месте грубить.
   - Не виноваты? - Дана сбросила руку женщины со своей. - Вы мелочная, напыщенная и высокомерная женщина. Для вас тот евро ничего не стоил, а меня из-за него отправят назад, вместе с дочерью. А там она умрёт.
   - Не надо обвинять меня теперь в смерти вашей дочери, - запротестовала женщина, - вы безответственная. Здесь, у нас, если человек хочет удержать работу, он работает добросовестно. Вам нужно это запомнить, юная дама.
     Женщина развернулась и двинулась вроде в сторону машины, как вдруг снова повернулась к девушке и сказала:
   - Это всё ваше воспитание. Я больше чем уверена, что вашей матери до вас не было дела, вот вы и выросли в такую грубиянку и растяпу. Скорее всего, и она такая же. Как говорят яблоко от яблони...
     Закончить женщина не успела. Дана быстрыми шагами направилась к женщине, в глазах снова вспыхнула, угасшая было злость.
   - Не смей так говорить о моей маме, - сквозь зубы сказала Дана.
     Женщина с испугом попятилась назад. Упершись в машину, она запнулась, но удержалась, положив ладонь на капот. В этот момент Дана уже оказалась рядом и, вне себя от гнева, с силой толкнула женщину в грудь.
   - Возьми свои слова назад, ты, тупая корова!
     Женщину откинуло назад, на капот. Неуклюже переставляя ноги, она пыталась выровняться, взмахнула руками, и, крутанувшись всем корпусом, съехала по машине на асфальт. Падение не было сильным или резким, женщина скорее осела как мешок с песком. Машина задержала её, не дав рухнуть прямиком на пол, но от дождя капот был мокрым, и попытки женщины ухватится за что-нибудь руками, не принесли успеха. Лежала женщина лицом вниз; одна рука тянулась к небольшому деревцу, что росло на островке между припаркованными машинами, а другая была закинута за спину. Женщина не шевелилась.
     Дана в исступлении смотрела на неподвижное тело. Перед глазами всё ещё стояла картина падения; словно очень медленно прокрученная пленка. Вся её злость в мгновение куда-то улетучилась, и на смену подходил страх. Девушка начинала понимать, что же произошло. Она бросилась к женщине на помощь.
   - С вами всё в порядке? - Спросила Дана, присаживаясь на корточки рядом с телом.
     Ответа не было. Женщина всё также неподвижно лежала, уткнувшись лицом в асфальт. Девушка лишь сейчас заметила, что голова женщины лежала на бетонном бордюре, сантиметров пятнадцати в высоту. Голова женщины была повернута в сторону машины, и лица Дана не видела. Она потрогала женщину за плечо.
   - Эй, - с дрожью в голосе произнесла девушка. От толчка голова женщины съехала немного в сторону, и девушка увидела ужасающий след от крови. В то же мгновение Дана заметила, что кровь медленным ручейком потекла из под левой руки, всё также тянувшейся куда-то вперёд.
     От внезапного испуга Дана отпрыгнула от тела, и, не удержавшись больно приложилась задним местом на мокрый асфальт. Не чувствуя боли она отползла пару метров назад и замерла. В помутневших глазах, полных ужаса, вновь появились слёзы.
   - Что я наделала? - Всхлипнула она, - что я наделала.
               
Глава шестая

     Убаюканный монотонной дробью дождя город понемногу засыпал. Вечер сменил дневную суету на размеренное дыхание, и настала очередь ресторанов и баров, манящих к себе прохожих яркими вывесками. Машин на улице становилось всё меньше, впрочем, как и пешеходов, прячущихся под зонтами. Дождь шёл ни сильный, скорее моросил, временами то, усиливаясь, то ослабевая. Но шёл непрерывно, навевая уныние и тоску.
     Чёрная БМВ последней модели не спеша притормозила возле закусочной, с яркой вывеской "Маленькая Турция". Закусочная эта принадлежала двум братьям из далекой солнечной страны. Один из них как раз находился снаружи и, стоя под навесом, курил.
     Сидящий за рулем чёрного автомобиля молодой парень заглушил двигатель, несколько секунд посидел, глядя перед собой, и открыв дверь, вышел под дождь.
     Куривший возле закусочной турок, присмотревшись к вышедшему из чёрной машины парню, узнал в нём своего знакомого. Выбросив окурок в урну возле входа в заведение, он поспешил навстречу парню.
   - Штефан! - Поприветствовал он своего знакомого.
   - Добрый вечер Мурат, - улыбнулся в ответ парень, обнажив при этом стройный ряд белых зубов. Он пожал протянутую ему руку и спросил:
   - Как бизнес?
   - Всё хорошо. Люди кушают, им нравится, они снова приходят, и каждый раз говорят спасибо. Всем хорошо.
   - Рад слышать.
   - Твои как дела? - Мурат сделал широкий жест рукой, указывая на дверь, - проходи, накормим старого друга.
   - Спасибо Мурат, но мне надо ехать. - Парень по-дружески положил руку на плечо давнего друга, - дела идут хорошо, я как раз в клуб еду. Заехал по пути кофе купить.
   - Я сделаю тебе лучший турецкий кофе, - улыбнулся выходец из Турции, - пойдём внутрь.
     Сказав это, Мурат вновь сделал приглашающий жест, но Штефан не шевельнулся; он смотрел куда-то вдаль по улице. Турок тоже, пытаясь проследить взгляд парня, посмотрел в том направлении.
     В этот момент из полусумрака улицы под свет от закусочной вышла совершенно промокшая от дождя девушка. Светлые волосы слипшимися сосульками спускались по её щекам. Она куталась в коротенькую кожаную курточку, обняв себя за локти.
     Парень и турок, молча, проследили за девушкой, не спеша прошедшей мимо закусочной.
   - Мне кажется, я её сегодня видел, - обронил Мурат, задумчиво глядя вслед прохожей. Затем он махнул рукой и зашёл в закусочную.
     Штефан понаблюдал за девушкой ещё несколько мгновений и вошёл следом за турком.
     Через пару минут он вышел на улицу, держа в руках два бумажных стаканчика с кофе. Поискав взглядом девушку, он обнаружил, что она ушла не так уж далеко. Быстрым шагом он без труда догнал её, когда она проходила мимо витрины одного закрытого уже магазина.
   - Простите, пожалуйста, - Окликнул Штефан девушку, когда до неё оставалась пару метров.
     Девушка внезапно остановилась и недоверчиво посмотрела на окликнувшего её парня. Большие голубые глаза были заплаканными, и от того более выразительными. Штефан отметил, как они ярко  блестели в свете витрины.
   - Ты вся промокла, - сказал Штефан, протягивая стаканчик с кофе, - вот, возьми.
     Девушка с сомнением посмотрела на предложенный стаканчик, потом на парня.
   - Это лучший турецкий кофе в городе, - произнес Штефан.
     Девушка протянула руку и, взяв стаканчик, сделала осторожный глоток. Парень улыбнулся и тоже отпил из своего стакана.
   - У тебя что-то случилось? - Спросил он.
   - Всё в порядке, - слегка улыбнулась в ответ девушка.
   - Когда всё в порядке, то не ходят под дождем и плачут.
     Девушка вновь улыбнулась и сделала ещё один глоток горячего напитка.
   - Кофе и вправду вкусный, - сказала она.
   - Меня зовут Штефан.
   - А меня Дана.
   - Приятно познакомится, Дана. Так что же всё-таки с тобой произошло?
     Дана внимательно посмотрела в глаза парня, решая, доверится ли ей незнакомому человеку. Кофе приятным теплом разливался по телу, принося успокоение. Дане вновь вспомнилась та женщина на парковке возле больницы.
     Осознав весь ужас того, что случилось, она помчалась к главному входу. На месте в информационной комнатке никого не оказалось, и она побежала по коридору в поисках кого-то из персонала больницы.
     Первым навстречу ей попался санитар, толкающий тележку с грязным бельем. Выслушав сбивчивый рассказ девушки, о том, что на парковке лежит женщина и истекает кровью, он позвонил по мобильному телефону в дежурное отделение, а сам кинулся вместе с Даной на помощь пострадавшей.
     Женщина оказалась ещё жива. Её на каталке увезли в больницу, а Дану попросили посидеть в комнате ожидания. Но девушка не стала задерживаться, и как только настал момент, когда она осталась одна, то быстро покинула больницу.
     Дана сразу же отправилась домой, но так как денег на автобус не было, то она пошла пешком. Акулина Павловна была в больнице, значит Злата сейчас дома совсем одна; хотя в такие случаи она и просила соседку побыть с девочкой, Дана не была уверена, что соседка вновь согласилась, и её дочь сейчас с кем-то в квартире.
     Несколько кварталов Дана прошла быстро, но потом шаг её сделался коротким и неуверенным, словно она забыла куда идет. К тому же левая нога от недавно купленных ботиночек стала побаливать. Дана всё время прокручивала в голове события прошедшего дня и пыталась найти хоть какое-нибудь решение. От этого зависела не только её дальнейшая жизнь, но и дочери. Но какие бы варианты она не обдумывала, ни один не заканчивался положительно.
     Во-первых, ей нужна работа. Во-вторых, жилье. И, в-третьих, и это самое главное, Злате необходимо остаться в этой стране. Дочери нужны лекарства, для этого нужны деньги, и потому в первую очередь Дане нужна работа.
   - Дана, - прервал размышления девушки голос Штефана, - о чём-то задумалась?
     Дана посмотрела в его темные глаза и рассказала всё, что с ней произошло с момента смерти матери. Она опустила лишь то, что дочь её приехала нелегально и то, что случилось этим вечером на больничной парковке.
     Всё это время Штефан стоял, молча, и ни разу не перебил Дану. Выслушав рассказ девушки, он неожиданно произнес:
   - Я могу тебе помочь. - Он посмотрел в сторону своей машины и продолжил, - у меня есть знакомый, который владеет ночным клубом. Ты могла бы работать у него. Там даже есть комнаты, где вы с дочерью могли бы пожить какое-то время. Подзаработаешь, снимешь квартиру.
     Изучающим взглядом Дана обвела лицо парня и остановилась на его карих глазах.
   - Работать кем? - Коротко спросила она.
   - Ну, - замялся Штефан, - для начала официанткой; уборщицы у нас уже есть, а потом кто знает. Твоих знаний языка вполне достаточно; я тебя понимаю хорошо, а с клиентами много разговаривать не нужно.
   - Для начала? - Не поняла девушка.
   - Слушай, Дана. Ты, вроде, не глупая... и потом, ты очень красивая, с хорошенькой фигуркой. Кто знает, какое будущее тебя ждет. - Штефан на секунду задумался, и потом спросил. - Ты танцевать умеешь?
     Дана протянула стаканчик с недопитым и уже остывшим кофе и произнесла:
   - Спасибо за предложение, но сейчас мне надо домой к дочери.
   - Так, а на счет работы что? - Спросил Штефан, взяв протянутый стаканчик.
   - Я подумаю.
   - Возьми мой номер телефона, - парень протянул карточку, на которой был напечатан лишь телефонный номер и его имя.
     Дана пару секунд колебалась, но карточку всё же взяла. Бросив короткое «пока», она развернулась, и зашагала в сторону дома. На оклик Штефана, что он мог бы её подвезти, она не обернулась.
     Дождь на какое-то время прекратился, и Дана, шедшая по высокому мосту, была рада тому, что и ветер стих. До дома оставалось совсем немного; лишь перейти мост и свернуть на знакомую улицу. Она порядком замерзла, и радовалась, что спасительное тепло уже не далеко. При мысли о дочери, губы Даны невольно растянулись в улыбку, но тут же напряглись и сжались в тонкую линию. Дана вспомнила недавний разговор в больнице и кричащую Акулину Павловну.
     "Она сказала, что бы я собирала вещи и уходила, - вспоминала Дана, - но куда я пойду." От этих мыслей становилось ещё холоднее.
     Тарас Ефимович сказал, что умирает, но вдруг врачи его спасут. Тогда всё наладится. Но если нет, тогда Акулина Павловна, эта старая карга, выгонит её на улицу, или ещё хуже - расскажет, что её дочь здесь не легально. Хотя, если Дана окажется на улице с маленьким ребенком, то об этом и так быстро узнают. В больницу Злату отвезти нельзя, а лекарства ей нужно покупать каждую неделю. Хорошо лишь то, что на эту и следующую неделю лекарства Дана уже купила. И к тому же скоро должны прийти деньги за этот неполный месяц за работу. Но это не решает её проблем.
     Невольно Дана замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась. Казалось того, что ей холодно она перестала замечать.
     Как там говорила её мама - прежде чем что-то делать, нужно расставить приоритеты. Что ж, самое важное сейчас в жизни Даны это её дочь Злата. Что бы Дана на делала дальше, главное, чтобы Злата осталась в Германии. Интересно, а сможет ли Штефан, тот парень, помочь ей с лечением дочери. Или визу ей сделать, к примеру, чтобы их не отправили назад на Украину.
     В одном Штефан был прав - Дана была не только красивой, но и не глупой. Она знала, какую работу он ей предлагал. Но от самой мысли о том, что бы спать с мужчинами за деньги её бросало в дрожь. Что бы сказала мама, узнай она до чего дошла её дочь. Она отдала свою жизнь, что бы Злата могла прожить свою. А я? Стать проституткой, или сесть в тюрьму за убийство? Или сначала одно, а потом, когда её обнаружат, и другое. Какое будущее в этом случае у её дочери? Мать проститутка, убившая человека.
    Дана достала из кармана карточку с телефонным номером и именем Штефан. Она рассказала ему всё, и теперь он знает про больную дочь, так сможет ли он помочь Злате? Можно ведь и в частную клинику её положить, а там есть шанс, что Злату вылечат.
     Вдруг Дане вспомнилось, что она не всё рассказала Штефану. Она не сказала про ту женщину на парковке. Воспоминание о том случае вернуло её на стоянку, и Дану вновь охватил ужас. Если женщина умрёт, что вероятнее всего, то Дану посадят, а потом уже отправят назад. При этих мыслях ей сделалось дурно. Мысль о том, что она попадет в тюрьму, вызвала в ней страх.
 Дана стояла на мосту и смотрела как внизу, то там-то тут загорается в окнах свет. Чужая страна, чужой язык, чужие люди, здесь всё чужое. Так что же она тут делает?
     - Я здесь ради дочери, - тихо, но вслух произнесла девушка.
     Дана еще раз взглянула на карточку с именем. Сможет ли тот парень ей помочь в этом случае. "Прежде чем что-то делать - расставь приоритеты" шепнула в голове мама, и Дана приняла решение. Злата должна остаться в этой стране; вернувшись на Украину, она умрёт, а Злата должна жить. Вот её приоритет. Нельзя что бы мама умерла напрасно. Нельзя.

Глава седьмая

     Восходящее солнце показалось из-за горы, и первые лучи расползались по долине, мягким светом обнимая пробуждающийся городок.
     Те, кому нужно было в ранние смены на работу и не имели своих автомобилей, уже спешили на автобусы и железнодорожные станции. Остальные ещё мирно посапывали в своих теплых постелях; кто один, а кто и в обнимку со своим любимым человеком.
     Ночные клубы и мелкие казино заканчивали свою работу, и люди, покидавшие их, перемешиваясь с теми, кто только проснулся и ехал на работу, в свою очередь отправлялись домой спать.
     Магазины и кафе еще не открылись, но во многих уже суетились люди, готовясь к открытию и новому дню. Субботнее утро всегда приносит вдохновение. Даже те, кому выпало в этот день работать, как правило, уже к обеду дома, и утро проходит быстро и с предвкушением новых выходных. Тем более в такое ясное и теплое утро, как сегодня, после нескольких тучных и мокрых дней.
     Солнце поднималось все выше, и лучи добрались и до жилых зданий, что были ниже тех, которые разбросались по вершинам холмов. В один из таких многоквартирных домов, пробежав по стенам, солнечные лучи добрались до окна на втором этаже. Просочившись сквозь занавески, лучи медленно поползли по большой комнате, в которой из мебели было всего-то - старинный шкаф орехового цвета, такой же комод, и двуспальная кровать.
     Скользя по одеялу, свет добрался до лежавшей на кровати женщины. Крашенные в темный цвет волосы были аккуратно собраны в пучок и покоились на подушке, рядом с плечом. Наконец лучи осветили и лицо; оно было покрыто морщинами и при свете напоминало мятый бумажный пакет. Лицо женщины выглядело уставшим, а покраснение в уголках глаз говорило о бессонной ночи. Когда свет упал на глаза, женщина их закрыла и повернула голову набок. Казалось, что солнечное утро нового дня её ничуть не радует; женщина лежала на кровати, не шевелясь, очевидно, над чем-то задумавшись.
     Из этого состояния её вывел зазвонивший телефон. И судя по тому, что женщина, откинув одеяло, сразу встала и пошла отвечать, она ждала этого звонка. Но подойдя к телефону, женщина на секунду замерла, сделала глубокий вдох и подняла трубку.
   - Алло.
   - Доброе утро, - прозвучало неуверенно в ответ, - это госпожа Величко, Акулина?
   - Да, это я.
   - С вами говорит старшая медсестра Минце, больница святого Иакова.
   - Я вас слушаю, - произнесла устало Акулина Павловна.
   - Ваш муж, Тарас Величко, этим утром скончался. Приношу свои соболезнования, - говорившая медсестра сделала паузу и продолжила, - вам нужно...
   - Я скоро приеду, - перебила её Акулина Павловна, и положила трубку.
     Она не заплакала, хотя снова захотелось. Мужа своего она успела уже оплакать ночью, и слёзы просто закончились. Акулина Павловна знала, что Тарас не доживёт до утра. Вечером у него случился приступ и его состояние крайне ухудшилось. Жена хотела остаться рядом с мужем, но когда он уснул, ей сказали, что до утра ничего не произойдёт и ей следует отправиться домой. Но Акулина знала, что её муж не придёт в сознание; он просто не проснется, и, уходя, она попрощалась с ним. Сказала, что всегда его любила, и любит до сих пор. Попросила прощения за всё то, что она сделала неправильно, и за те принесенные обиды, быть может, которые она и не вспомнит уже. Поцеловала в губы и тихо ушла.
     Расплакаться она позволила себе, лишь дойдя до кровати, в которой они с мужем спали многие годы, и где отныне ей придется спать одной.
     Не спеша Акулина Павловна стала собираться в больницу. Внезапно из соседней комнаты раздался детский плач. Поначалу женщина не обратила на него никакого внимания, но плач не прекращался, и Акулина Павловна громко крикнула:
   - Дана!
     Крикнула, и сразу же спохватилась, вспомнив вчерашнюю сцену в больнице. Очевидно, что Дана так и не вернулась домой после той ссоры. Женщина прошла в комнату, где жила Дана с дочерью и, убедившись, что мать ребёнка отсутствует, попыталась успокоить плачущую девочку. Удалось ей это не сразу и не так легко, как, к примеру, матери. Лишь приняв необходимые лекарства, принесенные Акулиной Павловной, и выпив стакан воды, девочка перестала плакать, а немного успокоившись, она  спросила:
   - А где мама? На работе?
     Акулина Павловна уже попросила прощения у мужа за то, что она так себя повела с девушкой, и пообещала попросить его и у Даны. Но девушка не пришла этой ночью домой. Акулина посчитала, что Дана просто испугалась, и теперь где-то бродит, не зная, что делать. Ничего, ей идти всё равно некуда, придёт скоро. Так она и ответила девочке. Мама скоро придёт.
     Видя, что девочка успокоилась, Акулина Павловна вышла на лестничную площадку и позвонила в соседскую дверь. Здесь жили люди, с которыми семья Величко делила этаж вот уже больше десяти лет, и за это время они стали больше, чем просто знакомые. Они часто вечерами пили чай вместе, посещали общественные мероприятия, и просто вели дружественные отношения. А с момента приезда гостей с Украины, Акулина не раз просила соседку побыть с больной девочкой, когда никого не было, а самой надо было отлучиться. И соседка никогда не отказывала ей в этой услуге.
     Но сегодня был не тот случай, и на звонок Акулины никто не отозвался и дверь не открылась. Постояв несколько секунд на площадке, вслушиваясь в тишину соседской квартиры, она раздосадованная вернулась домой.
     В который раз уже Дана её огорчает, думала Акулина Павловна, расхаживая по квартире, только решаешь всё забыть и простить ей все проступки, как она обязательно что-нибудь новое натворит.
   - Вот где она шляется? - Ругнулась Акулина, но так, что бы ребёнок в комнате не услышал. Ей уже нужно собираться в больницу, а девочку оставить не с кем. Она сделала глубокий вдох, и шумно выдохнув, снова зашла к девочке.
   - Злата, ты кушать хочешь? - Спросила Акулина Павловна. Девочка закивала головой и улыбнулась. Эта улыбка немного остудила женщину, и она, позвав девочку с собой, отправилась готовить завтрак.
     Кухня тоже находилась на солнечной стороне, и теперь, залитая утренним светом, позволила Акулине ненадолго отвлечься от печальных мыслей о муже. Ведь всё равно ничего уже не изменить.
     Она приготовила девочке омлет, налила стакан молока, а сама села напротив и удовлетворенно стала наблюдать, как Злата с аппетитом уплетает завтрак. Девочке, очевидно, стало лучше. Когда они только приехали, Злата была совсем плохая; худая и постоянно бледная, она всё время спала и почти ничего не ела. Девочка и сейчас большую часть времени спала, и к тому же её часто мучили кошмары, но общий вид говорил о том, что девочке однозначно становится лучше.
     Акулина отвернулась к окну, и вспомнила, каким счастливым был тогда Тарас. Она не смогла родить ему детей, и Дане он очень обрадовался, словно приехала его собственная дочь. Что ж, Акулина вполне могла его понять.
     Внезапно раздался дверной звонок, от которого Акулина отчего-то вздрогнула.
   - А вот и твоя мама, - сказала она девочке, - ты кушай, а я пойду, открою.
     Акулина Павловна не спрашивая, кто, звонил в дверь, нажала на кнопку, и характерный звук открыл дверь подъезда. На лестнице раздались шаги. Акулина отметила, что человек поднимался не один, и, приоткрыв дверь, она с удивлением стала ждать поднимающихся.
     Мужчин было трое, и двое из них были одеты в полицейскую форму. Третий носил медицинский халат и в руке держал небольшой чемоданчик. Поднявшись на лестничную площадку, один из полицейских подошел к двери.
   - Госпожа Акулина Величко? - спросил он, медленно произнося имя с фамилией.
   - Да, это я, - кивнула Акулина.
   - Госпожа Бориско, Дана, здесь проживает?
   - Да. Но её сейчас нет дома. А в чём, собственно дело? - Акулина беспокойно поправила халат, в котором так и ходила, как поднялась с постели.
   - Дело в том, что госпожа Бориско, вчера, на парковочной стоянке больницы святого Иакова, толкнула госпожу Фриц, тем самым нанеся тяжкие телесные повреждения, от чего госпожа Фриц едва не скончалась на месте. К счастью она выжила, но находится в тяжелом состоянии.
   - Что? - непонимающе спросила Акулина.
   - Мы можем пройти внутрь? - Спросил полицейский, указывая на дверь, - у нас есть пару вопросов, которые мы бы хотели вам задать.
     Акулина сделала пару шагов назад, позволяя офицеру пройти.
   - Да, да, конечно, - рассеянно бросила она.
     Полицейский сказал спасибо и прошёл внутрь, следом вошли и остальные.
     Акулина Павловна сидела на широкой софе, рядом прижалась Злата, прибежавшая из кухни, сотрудник полиции и мужчина в белом халате стояли у прохода в зал, а тот офицер, что задавал вопросы, пристроился на стуле, напротив женщины с ребёнком. Он внимательно оглядел девочку, потом перевёл взгляд на женщину и спросил:
   - Это дочь госпожи Бориско?
   - Да, её зовут Злата, - ответила Акулина Павловна.
   - Злата, будь так добра, пойди, поиграй в своей комнате, - обратился полицейский к девочке.
   - Она не понимает по-немецки, - сказала Акулина, - и не говорит.
   - Ладно, но, тем не менее, я бы попросил вас отправить её в другую комнату.
   - Злата, - Акулина погладила девочку по плечу, и постаралась улыбнуться, - поиграй в своей комнате пока. Мне нужно поговорить с дяденьками.
   - Что-то случилось с мамой? - Тихо спросила Злата.
   - Я не знаю, - Акулина погладила девочку по головке, пригладив волосы, и добавила, - беги.
     Когда за девочкой закрылась дверь в комнату, полицейский вновь обратился к Акулине Павловне.
   - Кем вам приходится госпожа Бориско?
   - Дана, - немного замявшись начала женщина, вспомнив, что её дочь незаконно находится здесь, - она... дочь моего мужа от первого брака.
     Зачем она солгала, Акулина не знала. Наверно не решилась сказать, что у неё в квартире проживает совсем ей чужой человек с незаконно привезённым ребёнком.
   - Мы запрашивали информацию по госпоже Бориско, - продолжил офицер, - и выяснилось, что она прибыла в Германию по рабочей визе, которая, кстати, истекает через три недели.
   - Она хотела продлевать визу, - вставила Акулина, - мой муж ей помогал во всём, но Дану уволили вчера... так что.
   - А сейчас ваш муж, где находится?
   - В больнице, - запнулась Акулина, - этим утром он скончался.
     Этого офицер полиции, очевидно, не ожидал, и виновато произнес:
   - Приношу свои соболезнования.
   - Спасибо.
     Полицейский прокашлялся в кулак и задумчиво произнес:
   - Что ж, это всё намного упрощает, - полицейский посмотрел на Акулину и спросил, - госпожа Величко, вы знали, что рабочая виза госпожи Бориско, не является действительным документом для разрешения работать и проживать на территории Германии?
   - Что вы имеете в виду? - Искренне удивилась Акулина Павловна. Она знала, что визу делали не так, как положено, и в обход многих инстанций, но она всегда думала, что, по крайней мере Дана, может на законных основаниях здесь находиться. Для Акулины это была тревожная сейчас новость.
   - Мы проверили всю информацию по госпоже Бориско, и вот что выходит. - Полицейский достал записную книжку и стал читать. – Во-первых, госпожа Бориско, после прибытия в Германию не зарегистрировала, как это необходимо всем, кто приезжает в эту страну, свою дочь в ратуше.
     Во-вторых, госпоже Бориско была выдана виза на основании того, что она нашла работу и заключила контракт с фирмой Шмидт гмбх, как квалифицированный специалист в области компьютерных технологий. Виза была выдана сроком на шесть месяцев, хотя в этих случаях визы даются сроком на два года.
     В-третьих, не успев приехать в Германию, госпожа Бориско теряет работу в фирме Шмидт гмбх и разрывает контракт. И очень удивительно, что затем, работник с такой квалификацией устраивается работать в супермаркет. Спустя три месяца госпожа Бориско увольняется и с этой работы, а потом вновь идет работать в такой же супермаркет, но в другой филиал.
     Но вот, что действительно интересно, госпожа Величко, так это то, что проживающая в вашей квартире госпожа Бориско никогда не имела никаких отношений с фирмой Шмидт. И в той фирме ничего не знают ни о каком контракте с госпожой Бориско.
     Офицер захлопнул блокнот и внимательно поглядел на побелевшую внезапно женщину.
   - Я даже не буду спрашивать, каким образом попала дочь госпожи Бориско на территорию Германии, - Сухо произнес он, - итак понятно, что не вполне законно.
     Акулина Павловна не знала, что ей сказать в ответ на услышанное. Во рту предательски пересохло, и она, попросив разрешения попить, сходила на кухню, и вернулась со стаканом воды. Немного успокоившись, она сказала полицейскому:
   - Все дела с Даной вел мой муж. Мне ничего они не сообщали, и поэтому я понятия не имею обо всех тонкостях этих виз, - начала оправдываться Акулина, - и я с самого начала была против того, что бы они к нам приезжали, и тем более столько жили. Всё, что мне сообщил мой муж - это то, что он помог сделать рабочую визу для своей дочери, от первого брака, и она у нас какое-то время поживёт. Пока не найдёт себе жильё.
     Слова "от первого брака", Акулина Павловна произнесла с нажимом, давая понять, что она не признает её, как близкого человека.
   - Что ж, - полицейский ударил ладонью по ноге, и, вставая, продолжил, - до истины добраться нам не предоставляется возможности, но факт остается фактом. Госпожа Бориско, с ребёнком, больше пяти месяцев проживали по этому адресу. В вашей квартире. Тем самым вы в любом случае являетесь соучастницей в укрывательстве людей, незаконно прибывших на территорию Германии.
     Акулина Павловна открыла рот, что бы возразить, но поднятая рука полицейского её остановила.
   - Решение суда постановит, насколько вы причастны к этому делу и  какое наказание вы понесете за эти правонарушения. Могу лишь точно заявить, что женщину в вашем возрасте никто сажать в тюрьму не будет, а вот денежный штраф заплатить вам возможно придется. - Видя побледневшую женщину, полицейский поспешно добавил, - опять же, какое решение примет суд.
     Акулина Павловна сделала несколько глотков воды из стакана, но легче ей не становилось. День начался с сообщения о смерти мужа, но этого, по крайней мере, она ожидала, а вот новость о том, что её будут судить, как соучастницу преступления, вводил её в оцепенение и ужас.
     Что теперь о ней будут думать и говорить люди? Это же конец всем отношениям и знакомствам. Ещё бы, кто будет водить дружбу с уголовницей?
     Полицейский в это время подошел к своему напарнику и взял листок бумаги с распечатанной на нём фотографией. Видя растерянность Акулины Павловны, он  демонстративно кашлянул, привлекая её внимание.
   - Прошу прощения, - видя, что женщина не повернулась к нему, офицер всё же продолжил, - нам необходимо ещё немного вашего времени. Посмотрите вот сюда, пожалуйста.
     С этими словами полицейский протянул листок женщине. Акулина Павловна его взяла, и рассеянным взглядом посмотрела на чёрно-белое изображение. Это была молодая девушка со светлыми волосами, но с совершенно бледной кожей и тёмными губами. Акулина отметила большое сходство с Даной.
   - Тело этой девушки было найдено четыре часа назад, и, судя по документам, обнаруженным у неё, мы предполагаем, что это госпожа Бориско Дана. Следов насилия нет. Судя по полученным травмам, девушка упала с моста. Сейчас рано судить, но скорее всего, что девушка прыгнула сама. Вероятно испугавшись того, что её осудят за непреднамеренное убийство. - Полицейский выжидающе смотрел на Акулину Павловну. - Вы можете подтвердить, что это та самая госпожа Бориско, что проживала в вашей квартире?
     Акулина Павловна, молча, подняла голову и посмотрела на офицера. Внезапно голова её закружилась, и она упала бы на софу, но подоспевший вовремя мужчина в белом халате, придержал её за спину, и провел под носом кусочком ватки. Нашатырный спирт привел женщину в чувство, и с накатившими на глаза слезами, Акулина Павловна закивала. В голове её не укладывалось, как могло столько ужасного произойти в такое солнечное утро.
   - А что будет со Златой? - Внезапно вспомнив о девочке в другой комнате, спросила Акулина Павловна.
   - Дочь госпожи Бориско? - Полицейский забрал листок и трясущихся рук женщины, - это тоже решит суд. Скорее всего, её отправят назад на Украину.
   - Но у неё нет никого из родственников там, - запротестовала Акулина, - и девочка больна. Без определенных лекарств она умрёт.
   - Врачи проверят девочку, и если то, что вы говорите, правда, то сначала девочку направят в больницу. И до решения суда она проведет там. В любом случае ребёнок не останется у вас. Даже в том случае, если ни один из родственников не найдется, девочку передадут в посольство, а затем она покинет страну.
     Собираясь уже уходить, полицейский сказал:
   - Мы поступим вот каким образом. По вам видно, что вы не преступница, и скорее всего, действительно ничего не знали. Вы соберите вещи ребенка и вместе с врачом отправляйтесь в больницу. Мы заедем в участок и потом тоже приедем. Если сможете, сообщите как-нибудь девочке о смерти матери и о том, что будет происходить. И я попросил бы вас побыть какое-то время с ней в больнице. До скорого.
     Полицейский попрощался и ушёл догонять своего напарника, уже спустившегося вниз. Врач задержался на мгновение, и, обронив, что ждёт внизу в машине, тоже стал спускаться по лестнице.
     Акулина Павловна вернулась в свою спальню и машинально, без каких либо мыслей в голове, стала собираться в больницу. На это ушло у неё не более пяти минут. Затем, стоя у окна под солнечными лучами, она расчесала волосы, и пошла, помогать собираться девочке.
     У дверей в комнату, где жила Дана с дочерью, она замерла, так и не повернув входную ручку. Акулина Павловна не знала, как сказать девочке о том, что её мать больше не придет, а им надо ехать в больницу.
     Словно поток бурной реки, неслись мысли Акулины Павловны. Одна сменяла другую так быстро, что Акулина Павловна, стоя в растерянности, не понимала, что вообще ей теперь следует делать. Одно было понятно – здесь, в этом городе, ей больше не удастся жить так, как раньше. Значит нужно уехать. Только вот куда? На Украину она не поедет, там ей нечего делать. Ни близких родственников, ни друзей у неё там не было. Вдруг она вспомнила, что в США, где-то на севере, живет дальняя родственница. Вроде, дочь троюродной сестры отца, насколько помнила Акулина. Несколько лет назад они переписывались, и вроде, она приглашала Акулину с мужем погостить.
     Решено. Акулина не будет продавать квартиру, которую когда-то купил её муж, но и жить здесь тоже не будет. Теперь она будет получать пенсию за мужа, благо в Германии есть такой закон, и они сделали соответствующие документы, что бы Акулина Павловна имела такое право.
     А что же с девочкой? Акулина не была настолько уж черствым человеком, чтобы не ощущать чувства вины, за то, что девочка осталась теперь одна. Дана сама приняла решение, и оставила свою дочь. Скорее всего, что она испугалась, что её без работы отправят на Украину вместе с дочерью, и, что Злате там сделается хуже. А эта женщина? Как Дана могла такое совершить. Нет не возможно, чтобы она кого-то могла убить. А если так, то понятно, что Дана испугалась последствий. Но неужели она думала, что если она покончит собой, Злату оставят в Германии. Нет, не оставят. Но, по крайней мере, вылечат, если это возможно. Быть может, Дана только на это и рассчитывала. Пожертвовав собой, она дала возможность дочери выжить. Может быть.
     «Я ей ничем не смогу помочь», подумалось Акулине. Её вылечат, потом отправят на Украину, и кто-то о ней позаботится. А я не могу. Приняв это решение, Акулина Павловна повернула ручку и открыла дверь.

Март 2018