Автобус мчался по грунтовке, оставляя за собой клубы красно-коричневой пыли. Как только закончился асфальт, пылинки пересохшей глины, похожей на сухой шоколад, тут же заползли в салон деревенского пазика. Пассажиры потянулись к открытым форточкам. Триста километров от города и сорок пять километров пыльной жары, да ещё с пересадкой, с ума можно сойти! Кирилл недовольно отвернулся к окну.
– Кира, воды хочешь? – тут же окликнул его женский голос.
– Мама! Сколько можно?! Я же просил, не называй меня этим дурацким женским именем! Надо же, выбрали имечко! Теперь мучайся всю жизнь!
– Не ворчи. На, лучше, попей.
– Спасибо, потерплю! Ну, скажи, какая необходимость была тащиться мне в эту глухомань? Я что, маленький? Мог бы и один побыть.
– Кирилл, тема закрыта! От компьютера хотя бы отдохнёшь.
– Ага, щас! – раздражённо ответил подросток, доставая наушники от айфона. – Надеюсь, там уже не каменный век? Цивилизация хотя бы туда дошла?
– Всего лишь четыре дня. Не такая уж это и вечность.
– Нет, мама. Не всего лишь, а целых четыре дня! Что я там делать буду? Можно же было с Вовкиной матерью договориться, я бы у них пожил. Приспичило тебе на этот дурацкий день рождения ехать!
– Да что ты заладил – «дурацкое имя», «дурацкий день рождения»? Что за выражения? Есть такие вещи, Кирилл, когда приходится делать не только то, что тебе хочется.
Кирилл замолчал, возмущенно сопя носом. Каникулы называется! Вместо того чтобы с пацанами в Кроссаут по сетке играть, приходится к институтской подруге матери на юбилей тащиться. Да ещё отец в командировку уехал, трясись теперь в этом автобусе! Что за невезуха? Кирилл опять вздохнул и снова отвернулся к окну. Последний раз он в деревне был, когда ему было лет пять, и всё, что запомнилось оттуда, это щиплющиеся гуси и лошадиные комары. Ему потом ещё целую неделю расчёсы зелёнкой мазали. Не-е-т! Деревенская жизнь – это не для него!
– Дурацкая пыль, – пробурчал Кирилл вслед отъезжающему автобусу, когда они с матерью вышли на остановке. – Куда теперь?
– Тут недалеко, третий дом за поворотом. Пошли.
Баба Варя суетливо хлопотала возле плиты.
– Ничего, Кирюха. Отдохнёшь, молочка парного попьёшь. У моей Зойки самое вкусное молоко на деревне. И природа у нас – нечета вашему городу. – Варвара Сергеевна поставила на стол аппетитно румянившиеся шанежки и ватрушки. – Ты ешь, ешь, Кирюня. Сметанку бери или медку вот. Антонина, корми сына! Евгеша, клубнику неси! Успеете, наговоритесь ещё.
Тётя Женя, подруга матери, принесла миску спелой клубники. Кирилл сел за стол, но есть ничего не стал. Раздражало всё. Начиная от склонения на разный манер его имени и заканчивая глобальным отсутствием сплит-системы.
– Жарко у вас тут.
– Не беда. Дорожки из шланга польём, свежей будет. Там гляди, и дождичок, наконец, пойдёт. Который день марит. А хочешь на пруд беги, окунись. Там калитка на заднем дворе.
– Нет, спасибо. Можно я в дом пойду? Мне совсем есть не хочется, – Кириллу не терпелось уединиться с айфоном.
– Женька, чего стоишь? – отчитала внучку Варвара Сергеевна. – Кирюхе отдохнуть надо, с дороги ведь паренёк. Иди, Кирюша, иди, там попрохладнее.
– Баб Варь, не беспокойтесь вы так. Парню четырнадцать лет! Не маленький уже, за ручку водить не надо, – Антонина налила молока в кружку.
– Ой, Тоня, и не говори. Вымахал-то парняга как! Время бежит, растут детки. Нашей-то уж семь годков в прошлом месяце стукнуло. В школу в этом году пойдёт. Дашутка сама учить будет, – Варвара Сергеевна обтёрла полотенцем лицо.
– А разве тётя Даша еще не на пенсии? Ей же по выслуге давно пора, да и по годам… – удивилась Антонина.
– Мама в этом году из-за Лизы первоклашек набрала, до четвёртого доучит, а потом и на пенсию, – ответила Женя.
Кирилл под рассуждения взрослых потихоньку вышел из-за стола и направился к двери, разделяющей кухонную пристройку от жилой зоны. Он вошёл в комнату и обомлел. Полумрак, шоколадные стены, окна с красной вуалью и чуть раздвинутые тёмно-коричневые шторы. Ничего себе интерьерчик! Граф Дракула позавидовал бы. Кирилл проморгался, дав привыкнуть к полумраку глазам. Посреди комнаты за круглым столом, чуть ли не прижавшись к нему лицом, сидела худенькая девочка.
– Ты кто? – только и смог хрипло выдавить из себя Кирилл.
Девочка подняла голову и, прищурившись, посмотрела на гостя.
– Лиза Берёзкина. А ты – Кирилл? Мне мама про тебя говорила.
– Ну и что ты тут в темноте делаешь, Лиза Берёзкина? – чуть слышно пробормотал подросток, недовольный тем, что ему не удастся побыть одному.
– Подарок маме рисую. У неё день рождения завтра, – ответила Лиза и после затянувшегося молчания вновь склонилась к столу.
Она так низко нависла над альбомным листом, что Кириллу показалось, будто девочка прячет свои художества от него. «Больно надо!» – подумал он и хотел было уйти, но потом передумал и подошёл ближе к столу.
– Креативненько! – произнёс он, разглядывая Лизин рисунок.
– Что? – не поняла девочка.
– Розовое солнце и синие воробьи. Это что-то новенькое. А это типа розочки что ли?
– Это одуванчики, – ответила Лиза.
– Ну да. Розовые одуванчики. Я же и говорю – авангард. Искажение реальности, – усмехнулся Кирилл.
– Сам ты искажение. Обыкновенные одуванчики.
Кирилл повертел в руках толстый фломастер, к которому скотчем был приклеен клочок бумаги с надписью соответствующего цвета и положил на стол.
– Тебя что в садике цвета различать не научили? Так хоть фломастеры подписывай правильно! – он повернулся к двери.
– Всему меня научили, – спокойно ответила девочка ему в спину. – И названия цветов знаю, только не вижу их.
– В смысле не видишь? – обернулся подросток.
– Не вижу и всё. Я – ахромат.
– Кто-о?! – настала очередь удивляться Кириллу, услышанное слово прозвучало, как ругательство.
– Я – ахромат, – повторила Лиза. – Ты все цвета видишь, а я только чёрный и белый.
– Шутишь? – не поверил он.
– Не шучу. Такое бывает. Редко, но бывает. Так доктор говорит.
– И чего? Прямо только чёрный и белый?
– Серый ещё. Его много и он разный! Вечером лучше видно. А когда солнца много, то белое всё.
– Так ты что? Днём на улицу вообще не выходишь? – он обвёл взглядом сумеречную комнату.
– Почему же? Я в очках хожу!
– Так у тебя это… Проблемы со зрением? Ну, тогда извини, – смутился Кирилл.
Только сейчас он заметил, как на него смотрела маленькая собеседница. Глаза у неё странно двигались, будто она читала бегущую строку на его лице, как на компьютере.
– Нет у меня никаких проблем! – Лиза подняла голову. – Просто перепутала!
Девочка взяла розовый фломастер и очень близко поднесла к глазам той стороной, где была приклеена надпись, потом встала из-за стола. Она достала из шкафа коробку и хитро улыбнулась Кириллу.
– Розовые одуванчики, говоришь? Я знаю, они жёлтые должны быть.
Лиза достала из коробки какое-то устройство, похожее на телевизионный пульт, и вплотную приложила к нарисованному одуванчику.
– Розовый, – раздалось из устройства приятным женским голосом.
– Ничего себе! – присвистнул Кирилл. – Что это?
– Говорящий определитель цвета! – важно ответила Лиза. – Мне мама на день рождения подарила.
Потом она сняла с фломастера колпачок, нарисовала жирный кружок, и опять приложила пульт, нажимая на кнопку.
– Розовый, – опять повторил тот же голос.
Лиза содрала с фломастера скотч и на клочке бумаги вывела печатными буквами «розовый».
– Обалдеть! А футболку мою проверь, – попросил Кирилл, поддавшись подростковому любопытству.
Лиза приложила определитель к майке Кирилла.
– Светло-зелёный, – тут же отреагировал прибор.
– Круто! Слушай, а чего ты тогда фломастеры подписываешь, если у тебя штука такая есть?
– Это же долго. Рисовать перехочется. А так один раз проверил и всё. Мне-то всё равно, как они называются. Я как вижу, так и рисую. А то, что трава зелёная и небо синее – это я знаю, меня мама научила. Так другие видят.
Лиза взяла следующий фломастер.
– Жёлтый, – определил женский голос по закрашенному кружку.
– Значит, нарисую новые одуванчики, жёлтые, так жёлтые. А эти пусть будут розочками.
Лиза начала выводить на рисунке жёлтые кружки между розовых цветков.
В комнату вошла баба Варя.
– А-а-а, познакомились уже? Ну и славно. Я тебе, Кирюша, в гостевой постелила, там ночью не так жарко будет. А Антонина пущай с Женькой на второй этаж идут. Поболтают. Сколько уж лет не виделись! А то может на пруд всё-таки? Освежился бы. Марит и марит, когда уж, наконец, польёт? – баба Варя обмахнулась салфеткой.
– Нет, спасибо. Я как-нибудь в следующий раз, – вежливо отказался Кирилл.
– Тогда ступай за мной.
– Баб Варь, – тихо спросил Кирилл, когда они вышли из комнаты, – а Лиза при ярком свете вообще ничего не видит?
– Да не-е. Видит, только хужей. Ей глаза режет. Может слыхал? Светобоязнь.
– Нет, не слышал.
– Ты только не пужайся. Лиза хорошая девочка. Евгеша ей очки импортные купила, теперь полегче глазам стало.
Они прошли через кухню в другое крыло дома.
Гостевая комната, в отличие от Лизиной, была довольно светлой, несмотря на растущие возле окна деревья. Вишнёвый сад давал приятную тень, загораживая жаркое июньское солнце. Хотя в эту минуту оно и так спряталось за облаками. Кирилл достал айфон и прилёг на диван. Но почему-то не игралось. Духота противно окутывала с головы до ног. Мальчишка не выдержал и вышел на улицу в надежде на слабенький ветерок. Но и это не помогло. Ветер заснул где-то в облаках, заставив неподвижно стоять деревья. Кирилл осмотрелся вокруг, остановив взгляд на закрытых бутонах одуванчиков.
– И тут одуванчики, – усмехнулся он вслух, – ни розовые, ни жёлтые, а зелёные.
– Гроза будет, – раздалось у него за спиной.
Кирилл обернулся. Лиза стояла на крыльце в солнечных очках с тёмно-красными стёклами.
– С чего ты взяла? Баба Варя говорит, неделю уже никак не пойдёт.
– Одуванчики лепестки спрятали, намочить боятся.
– Ну и что, что спрятали. Солнце зашло, вот и закрылись.
– Не-е. Дед Паша говорит, если днём закрываются, значит, дождя жди. Он рыбак, он всё про погоду знает и меня научил. Смотри, вон стрекозы гурьбой полетели. Точно гроза будет.
Лиза присела на ступеньку крыльца.
– Скоро ливанёт.
– Чего на улицу тогда вышла? Намокнешь же.
– Пусть. Я дождик люблю. Он мне сказки рассказывает.
Кирилл присел рядом.
– А по мне вода и вода. Природное явление.
– Природное явление – это скучно. А дождик, он разный – грустный, весёлый, торопливый, ласковый… Разный.
Где-то вдалеке мелькнула молния, потом ещё одна и ещё, рассекая небо светящимся кнутом. Ветер, словно сорвавшийся с цепи пёс, прыгнул на ветки деревьев, потоптался по траве, приминая к земле одуванчики, и снова ринулся ввысь навстречу первым раскатам грома.
– Слышишь? – прошептала Лиза. – Карета едет.
Кирилл не ответил, наслаждаясь надвигающейся прохладой. Дождя ещё не было, но воздух уже пропах сладковатой свежестью. Насекомые попрятались. Птицы умолкли. Природа застыла. И лишь жасминовый куст, источая приторный аромат, благоухал во всю мощь. Первая капля коснулась пересохшей земли и мгновенно впиталась, словно в губку. Затем вторая, третья… И вот уже долгожданный дождь забарабанил по земле и по крышам домов, шурша стекая по водосточным трубам.
– А вот стучат копыта сказочных лошадей, – продолжала фантазировать девочка, – они везут карету с доброй волшебницей. А это шелестит её плащ, сшитый из дождевых капель. За ней шагают барабанщики и трубачи. А навстречу ей скачет принц на серебристом коне.
Лиза сняла очки. Она вслушивалась в мелодию дождя, стараясь не упустить ни звука, и так точно превращала в сказку разнообразные звуки дождинок, что Кирилл, забыв про свой мальчишеский переходный возраст, по-детски поддался её настроению.
– А это злой колдун решил похитить волшебницу, – включился в игру он при очередном раскате грома. – Он дотронулся до принца световым мечом и превратил его в камень.
– Но волшебница накрыла камень своим плащом, и он снова стал принцем.
Дети беззаботно сидели на крыльце, подставляя каплям ладони, и придумывали волшебный мир, сплетённый из дождевых капель.
Ливень понемногу стал затихать. Уставшая гроза засобиралась домой, уступив место выползающему из-за туч заспанному солнцу, и оставила за собой на прощанье радужный шлейф. Кирилл восхищённо уставился в небо. Радуга была настоящая, полная и сверкающая. Вырастая из молодого березняка и прячась за кустами боярышника, она нависла над прудом, переливаясь на солнце завораживающим семицветием.
– Лизка, смотри, радуга! – воскликнул Кирилл. – Такая огромная! Настоящая!
Лиза посмотрела на бесцветный полукруг в небе и надела очки. Кирилл остолбенел. Словно удар молнией к нему пришло сознание того, что она всего этого не видит. Ни отмытого дождём лазурного неба, ни разноцветной радуги, ни сочно-зелёной травы с жёлтыми шапочками одуванчиков. Только всё серое, как уплывающая за горизонт грозовая туча.
– Лиз, ты это… – замялся Кирилл. – Как бы тебе сказать…
– Да знаю я, – улыбнулась девочка. – Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан. Меня учили.
Лиза ушла в дом, а мальчишка сидел на крыльце, вглядываясь в радугу, и ничего не мог поделать с гулко стучащими в его висках словами: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан».
Перед сном, когда Антонина зашла пожелать сыну «Спокойной ночи», Кирилл спросил:
– Мам, а чего ты раньше мне про Лизу не рассказывала? Ну, то, что она цвета не различает.
– А тебя кроме твоих стрелялок ещё хоть что-нибудь интересует? У тебя ж всё мимо ушей пролетает. Застрял в своей виртуальности. А это жизнь!
– Ну вот, опять началось. Зачем ты так? Я же просто спросил, – обиделся Кирилл.
Тоня внимательно посмотрела на сына.
– Извини, – она притянула его к себе, целуя в макушку. – Мало мы с тобой по душам разговаривать стали. Друг – друга не слушаем. Натерпелась Лизка с рождения. Обследования, больницы… Особенность у неё редкая. Как это… Ахроматопсия, кажется, называется. Полная цветовая слепота. Это как чёрно-белый телевизор у бабушки в молодости был. Как-то так.
– Это я уже понял. И что? Ничего сделать нельзя? Ну, там операцию, например.
– Нет, сынок. Это пока не лечится. Это на всю жизнь. Если честно, я сама всё до конца не поняла. Вообще, женщины этим очень редко болеют. Генетика. Наследственность значит.
– Так это и у тёти Жени есть?
– Нет. У неё как раз всё в порядке, как и у тёти Даши с дядь Пашей, и у бабы Вари. Тётя Женя что-то про спонтанную мутацию говорила. Хотя кто его знает? Может, кто и был дальтоником у них в роду.
– А отец Лизин? Может он дальтоником был?
– Ну-у, об этом мы ничего не знаем. По крайней мере, он об этом никогда не говорил. Он ушёл от них, когда Лиза совсем маленькая была.
– Вот гад! Я бы своих детей никогда не бросил! – возмутился Кирилл. – Только странно всё это. Чёрно-белая жизнь.
– А ей выбирать не приходится, по-другому она не знает как. Тётя Женя не любит об этом говорить. Ведь Лиза обычная девочка, просто видит всё по-другому. Не как мы, по-своему.
Кирилл долго лежал в темноте и разглядывал чёрно-серые тени. Луна, игравшая с тучами в прятки, то и дело вырисовывала на стене силуэт вишнёвого дерева. За окном чернеющие листья на ветках и спеющие вишни были совсем одинаковые, тёмно-серого цвета.
«А у неё всегда так», – думал он. Образ худенького личика Лизы с бегающими зрачками в прищуренных глазах никак не выходил у него из головы. Поворочавшись с боку на бок, Кирилл встал с кровати и вышел на крыльцо подышать послегрозовым воздухом.
Лиза сидела на верхней ступеньке, обхватив руками колени и прижавшись к перилам спиной. Она была похожа на маленькую феечку. Еле заметный ветерок легонько шевелил белокурые волосы на её голове, которые сейчас тоже казались серыми.
– Ты чего не спишь? – осторожно спросил Кирилл, присаживаясь рядом с ней.
– Я слушаю, как зажигаются звёзды, – шёпотом ответила Лиза.
Кирилл поднял голову вверх и замер. Он никогда не видел такого ночного неба. Оно было другим. Не таким, как у него в городе. Без автомобильных фар и уличных фонарей, отражающихся в грязно-сером куполе небосвода. Тут оно было иссиня-чёрным, усыпанным блестящим мерцающим бисером. С луной, завешенной серебристым кружевом облаков.
– Вот это да-а-а! – только и смог выдохнуть Кирилл.
Лиза посмотрела на него и улыбнулась.
– А ты знаешь, куда падают звёзды? – загадочно спросила она.
– Падают не звёзды, а метеоры. Они в атмосфере сгорают.
– А вот и не угадал. Пойдём покажу, – и Лиза повела его к калитке на заднем дворе.
«Наверное, к пруду ведёт», – подумал Кирилл, представляя отражающиеся в антраците воды звёзды. Он хотел уже озвучить свою догадку, но Лиза свернула с тропинки в самую гущу сереющей в темноте травы.
– Смотри! – дотронулась она до его руки.
Кирилл остановился, как вкопанный. Звёзды были повсюду, под кустами, в траве, на торчащих былинках возле забора, как будто небо упало на землю. Зелёные огоньки мерцали, словно сотни крошечных фонариков. Они светились, затухали и снова ярко вспыхивали в ночи. А потом некоторые из них поднимались в воздух и стремительно падали вниз, совсем как сгорающие в небесах звезды.
Кирилл не шевелился, боясь спугнуть открывшееся для него волшебство. Он держал Лизу за руку, будто они были знакомы уже тысячу лет. И Кирилла ни капельки не смущало присутствие маленькой ладошки в своей руке. Всё, что было вчера недопустимым для него, сейчас казалось естественным и привычным.
– Лизок, опять светляков гоняешь? – голос Варвары Сергеевны вывел Кирилла из оцепенения. – Ну-ка, живо в кровать! Нам завтра вставать ни свет, ни заря! Гостей полно будет!
– Бабушка, ты же всю сказку испортила!
– Фу-у-ух! Я же знал, что они в атмосфере сгорают… – облегчённо сказал Кирилл.
– Ты что? Правда, поверил? – Лиза озорно улыбнулась и, высвободив руку, присела на корточки.
Она осторожно разгребла травинки и, нащупав светящуюся точку, подняла и протянула Кириллу.
– На, держи.
– Что это? – Кирилл подставил ладонь.
– Не что, а кто? Ты светляков, что ли ни разу не видел?
– Как-то не доводилось.
– Ну, тогда знакомься. Ивановский червячок. Их в июне полно тут.
– Днём увидел бы, в жизни не догадался, что это светлячок! – удивился Кирилл, рассматривая бескрылого жука.
– По мне тоже не сразу скажешь, что я дефектная.
– Какая?! Ты сама-то хоть поняла, что сказала?
– Поняла. Дефектная. Ненормальная значит. Меня и отец из-за этого бросил. Мама про него ничего не говорит, думает, что я маленькая ещё. А я на форуме в интернете читала, что не каждый мужик выдержит дефектного ребёнка растить. Оно и понятно. Больницы, аппараты, уколы в глаза и всё бестолку. Деньжищ-то сколько надо!
Кирилл растерялся. Как же по взрослому рассуждала эта маленькая девчушка о сложностях её жизни. Он почему-то вспомнил про утренние неудобства в автобусе. Какими ничтожными они показались ему! Если бы ни ночь, Лиза увидела бы, как он покраснел. Хотя в её понятии лучше было бы сказать «посерел».
– А тебя не учили, что по взрослым сайтам лазить и всякую ерунду читать тебе ещё по возрасту не положено?
– Учили! Я нечаянно подглядела, когда мама с кем-то переписывалась.
– За нечаянно бьют отчаянно! – пошутил Кирилл и уже серьёзно добавил. – Сильно на него обижаешься?
– А я и не обижаюсь, – Лизин голосок задрожал, но она гордо выпятила подбородок вперёд. – У меня мама есть и бабушка с дедушкой! И баба Варя! И в школу я осенью в обычную пойду! Меня баба Даша учить будет! И пусть я не как все! Пусть я не всё вижу!
– Лизка, да ты чего? Да ты в тыщу раз больше всех нас видишь! Ты видеть умеешь! Ты мне за сегодняшний день столько показала всего, что я раньше и не замечал даже. И дождь, и светлячки, и одуванчики… И знаешь? Они и вправду розовые! Только надо уметь их разглядывать!
Четырнадцатилетний подросток и семилетняя девочка ещё долго сидели в траве, по-детски поджав ноги, и вели совсем не детские разговоры. И лишь новый окрик Варвары Сергеевны заставил их вернуться домой.
Утром Кирилл проснулся от назойливой мухи, всё время пытавшейся сесть ему на лицо. Никогда он не просыпался так рано. Солнце только ещё начало расправлять лучи, потягиваясь над горизонтом, а Кирилл был уже на ногах. Он забежал на кухню.
– Тебе чего, позаранник? – удивилась баба Варя, как обычно хлопотавшая у плиты.
– Баб Варь, а Лиза встала уже?
– Не-е. Дрыхнет ещё, ты-то чего вскочил?
– Можно мне миску?
– Проголодался?
– Нет. Надо мне. Ягод хочу набрать.
– Так вон на веранде клубника в ведре.
– Нет. Я сам хочу набрать. Можно?
– Да беги, – баба Варя недоумённо пожала плечами.
Кирилл пулей вылетел во двор.
«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», – с новой силой вертелось у него в голове.
– Клубника. Само собой, – Кирилл шарил глазами по саду, выискивая ягоды июньского урожая. – Жёлтая малина – пойдёт. Абрикосы – оранжевый.
Здесь было всё, что он искал. Голубая жимолость, синяя ирга… Он собрал горсть фиолетового тутовника и мысленно поблагодарил деда Пашу, который заранее постелил под дерево большой кусок полиэтиленовой плёнки. Остался зелёный. Крыжовник.
– Не дозрел ещё, кислый, – сморщился Кирилл, пробуя на вкус сорванную им ягоду, потом улыбнулся. – Но это же то, что надо!
Мальчишка набрал полную миску разноцветных ягод и вошёл к Лизе в комнату. Она встретила его полусонной улыбкой.
– Просыпайся, принцесса, – Кирилл придвинул к кровати стул. – Хочешь попробовать радугу? Красный – это клубника…