Светла и спокойна летняя жизнь горожанина в деревне. Вставал я с рассветом, хотя и ложился поздно. Даже притом, что день проводил в крестьянских заботах. Надо сено косить? Я готов! Жерди заготовить? Пожалуйста! Сорняк дергать? Не проблема! Навоз перенести? Давай вилы! К вечеру спина болит, руки трясутся, ноги не держат, зато в голове такой покой и умиротворение, что хочется продлить день.
А когда дневной гомон сменяется трелями цикад и уханием сов, меня наполняет другая энергия. Боль в спине растворяется, руки наливаются тяжестью, а в голове свет и покой рождают чистый разум. В такие часы я понимаю все – и политику, и законы физики, учения древних мыслителей и ядерную химию. Все, чего касается ум, оживает и обретает смысл.
Сейчас бы сесть над тетрадкой и записать. Но мысли быстрее тяжелых рук и не хотят ждать, когда будут заключены в формулировки и понятия. Да и свет в голове совсем не хочет приземляться в строки. Диктофон? Не смешите! Свет этот легок и пуглив –едва заметная вибрация голоса пробежит по черепной коробке, свет затаивается и выползает снова только через вечность. Можно приручить этот свет, он будет менее пуглив и послушнее… но цена! Цена этого слишком высока и я не хочу ее платить. Мне нравится его свобода и чувствительность. Поняв это, я поступлю иначе. Вернувшись в город на зимовку, я разыщу мелкие бороздки, прорезанные этим светом, в своем мозгу. Облеку их в форму. Соединю разрозненные каналы в ирригационную сеть, питающую различные участки невозделанного бытия.
А пока, я вдыхаю чистый свет из летней ночи, сидя на завалинке.
Вдруг, до меня донесся приглушенный кашель старика, у которого я остановился. Это на заднем дворе. Я не спеша поднялся, потянулся, поежился, выгоняя свежесть ночи из пространства между телом и одеждой, и направился на звук.
Дед Агафон стоял у забора, сложив руки вместе на верхней жерди ограды и уперев в них подбородок.
- Не спится, дед? – тихо, скорее не спросил, а сообщил я о своем присутствии.
- Светлые ночи в эту пору, – ответил он, даже не сменив направления взгляда.
В прошлом году Агафон был весел и метал копны почти наравне с остальными, а в этом задумчив и уставший. Старость берет свое.
Там, куда смотрел дед, я различил силуэт коня, стоявшего далеко в поле. Даже отсюда, в сумерках летней ночи, было видно, что конь этот стар. Он стоял, не двигаясь, низко опустив голову.
- Спит коняга чтоль? – Спросил я.
- Спит!
Ага! Я угадал! Агафон ответил, даже не вздохнув, переводя свои думки в навязываемый, мною, диалог.
- Старый он уже… кляча теперь… - вздохнул дед. – А когда-то это был красавец конь.
Помолчали.
- Он родился на моих глазах. Как будто совсем недавно… он мне тогда понравился сразу… маленький, мокрый… почти сразу вскочил на ноги…
- Так это твой конь, дед Агафон? – удивился я.
- Какой там… этот ни кому не дался… - Агафон улыбнулся. – Гордый он… ни кто не смог даже седло накинуть.
- А хотели?
- Хотели!.. а чего не хотеть-то… завидный коняга… статный, сильный… когда он по полю летел даже пыль не поднималась – как будто и не касался земли. Во как, - дед глянул на меня оценивая как дошли его слова до меня.
Я отвел взгляд. Равнодушен я к осмысливанию этих поэтических оборотов.
- Почему-то людям нравится смотреть, как течет вода, горит костер и бежит конь. – Смягчил я виноватым голосом.
Но, похоже, деда совсем не обидела моя реакция.
- Вот и люди также… родился учится стоять на ногах, потом учится прыгать… от мамки не отходит… подрос – начал удаляться… состязаться в силе с ровесниками… потом, вырос… потом по жизни бежим не касаясь земли… - дед снял руки с ограды, и заключил, - а потом наша грива тянет нашу голову к земле. Похожи они на нас, поэтому и нравятся.
Дед направился к дому.
- Однако, пора на покой… доброй ночи! – Кивнул дед.
- Ты, наверное, имя ему дал, дед? – спросил я, пытаясь продлить тихую беседу. – Раз он тебе так нравится.
- Имя?! – дед приостановился и хмыкнул - Агафон, его имя…
Когда скрипнула дверь дома, ушел и я.
…
Утром я проснулся от непривычной суеты в доме. Что-то случилось. Я спустился с чердака, где ночевал в теплые ночи. Оказалось, что дед Агафон этой ночью тихо помер. Не было громкого плача. Лишь редкие всхлипывания старухи и печальная суета домочадцев.
…
Был человек еще вчера. Сегодня его уже нет.
Я вышел из дому. Постоял на крыльце. На сердце грусть. Как-то само собой, я двинулся туда где мы с ним беседовали в последний раз.
Далеко в поле, лежал на боку конь.