- Вы когда-нибудь подобное видели? - спросили пара ног и глаз, заглядывая в собеседника по самые коленки.
- Наверное... Я не помню, - безучастно выдавило глухое облако и разревелось слепым и немым дождём.
На берегу моря сидели что-то с чем-то и бесшумно обсуждали как множились волны, чокаясь пенными спинами о тугие и покатые плечи, вылизанного до хрома солёной водой берега.
На некотором расстоянии от прибрежной мели, из воды виднелся хвост взлетающего ко дну пассажирского авиалайнера, который породисто жужжал турбинами и поднимал со дна золотой песок, пожираемый жабрами угрюмых рогатых гиппопотамов.
- Я однажды видело, как какой-то блаженный, лил с небес сгущенку, и что-то там бормоча, осыпал сонную траву таяющим жемчугом, - журчало облако и нахмурило душистые брови.
- Люблю сгущенку, - промолчали пурпурные глаза, вытянув невозможной красоты ноги.
Эти трое восседали здесь каждый второй вторник столетия и наблюдали под стерильными лучами седеющих Солнц, витиеватые пейзажи внутренних миров друг друга.
Брасом проплывал, убаюканный робким лаком рояль, извергая каскадами нервных струн, мотивы неприкаянных душ Вивальди и Вагнера, дирижируя маршем диковинных морских чудовищ на многолюдном диком пляже для многополых девственниц. Долговязые растрёпанные пальмы, реяли гербами высших сословий выдуманных стволами бесценных плодов, угощая любопытные звёзды, перламутром своих желудочных соков. Земля рожала из пещер, ям и впадин, хрустальных Богов, что ступая на дно небес, оставляли изящными хвостами, змеевидные следы на алмазном песке, из которых скорпионы и крабы ткали религии и пафосы. Целомудренные цунами и ураганы, срывали с горных вершин пижамы и шляпы, бросая их оземь и разменивая на древние сахарные монеты, для жаждущих сладкого тощих сладкоежек.
В пору, когда день обращался в обратное, горизонты спускались на выглаженную жарой и влагой земную гладь, совокупляясь и пробуждая таланты и гении в камнях, что извергались в любовных трениях земель и небес. Когда же мрак устало растворялся в пучине испитых до дна фантазий, скалы безудержно расцветали ввысь, протыкая иглами вершин небосводы, обнажая Существо, что за всем этим скрывалось в гордыне. Создания и Создатели, обнявшись глубокими поцелуями, вкушали густое пенное пиво с Творцами и Творениями, осушая миры и пространства близлежащих внутренних и внешних миров. Они творили, вытворяли, создавали и ещё чёрт знаешь что они делали, где после их исчезновения, крошки безумств, истин и откровений, рабы младенцев и их грядущие предки, собирали в молитвах в подолы и слизывали шершавыми руками-языками с их столов и устланными лавром подстолий. Деревья корнями свисали с небес и в приступках ревности к чернокожей земле, сыпали нектаром чёрных дыр, что вкусом дикой полыни, удобрял лиловым мёдом несказанные слова и недосказанные мысли. Гроздьями созвездий и планет, тянулись руки Замыслов и Смыслов к зачатому мудростью семени-ядру всех мёртвых, живых и ещё не рождённых.
А тем временем у моря, уж в который второй вторник столетия, что-то с чем-то, коих не счесть, кудрявили мыслями звуки, придавая значение всякому несостоявшемуся, закономерному и невероятному, окуная друг друга в собственность своих внутренних пространств и совокупность изжитых времён.