ОПЕРАЦИЯ
“КОТА В МЕШКЕ”
Кубинский дневник
ГЛАВА 8 1963 ГОД МАРТ
Вчера у нас был траурный день — умер Афанасьев, не выдержал он все-таки этой тяжелой операции. Как всегда, смерть настраивает на грустный лад, тем более, что здесь не удосужились устроить сносные похороны: быстренько с пересадкой в Патаси отправили его в Гавану на Русское кладбище. Он один ребенок у родителей. Очень печально!
В прошлое воскресенье наши опять ездили на пляж, на этот раз ездил сам командир. Таня ездила одна. У меня не было настроения ехать, и я не хотел, чтобы и она ехала, так как все эти одиночные поездки вызывают только сплетни. Она же меня не послушала. На этой почве у нас получился конфликт. Я решил игнорировать ее, как она игнорировала мою просьбу не ехать. Несколько дней мы не разговаривали, дулись. Это стало заметно. Зверев сразу же не преминул, заметив это, сказать Тане, что ему известна наша «камышинская история» и что он предлагает свои услуги по предотвращению ее повторения. Это было наглое бесцеремонное вторжение в нашу личную жизнь. Таня всё начисто отрицала. Зверев получил фиаско и сказал, что он уточнит свои сведения. У меня было желание пойти и нагрубить этому нахалу, но потом я поостыл. Таня, как всегда, призвала к смирению. После этого этот тип стал нам невыносим, хотя и раньше он не вызывал особой симпатии. Отвратительные у них все-таки методы работы! Не зря они вызывают к себе всеобщее презрение.
В то же время Таня остро поставила вопрос о наших отношениях. Мне показалось, что она твердо настроена решить их в том смысле, чтобы нам расстаться. Я, как всегда, не проявил твердости. Как раз в это время командир намекнул Тане, что при желании он может отправить ее в Союз. Не знаю, чем он при этом руководствовался. Я твердо уверен, что это рука Пети, но он всё начисто отрицает. Ведь начальство не любит болеющих работников, а я перед этим уведомил его, что она ложится в госпиталь на дообследование. Таня высказала мысль, что это работа Зверева — не вижу смысла.
Вчера наш Петя вошел в экстаз возмущения. Видите ли, его обидели на КП, куда он, принимая больного, опоздал по тревоге, послали в Ольгино за трупом Афанасьева («я им — не похоронное бюро»). Он даже собрался в госпиталь на обследование с целью получить заключение об отъезде в Союз, обещая мне подготовить там почву для поступления в клиническую ординатуру при Военно-медицинской академии. По-видимому, он принимает меня за наивного ребенка. В то же время он хочет дотянуть до 29 лет службы — дотянет до инфаркта.
У нас сейчас появились шумные соседи: в бывшей палатке политотдела разместились наши переводчики. Им дали месяц на овладение испанским языком. Чем только не овладеет русский солдат по приказу начальства! Сейчас они вовсю зубрят.
Только что смотрел кинофильм «О моем друге». Он лишний раз подтвердил мне: до чего всё же красив город Ленинград, первый город Союза, как я в этом сейчас окончательно убедился, побывав после учебы в Ленинграде во многих других местах, в том числе за границей. Не жалели когда-то цари средств на строительство этого города. И еще этот фильм ярко напомнил мне о моей, можно сказать, уже прошедшей молодости, о нищенских, полуголодных студенческих годах, являющихся, по мнению многих, лучшими годами жизни. Ушла весна жизни, но она могла быть ярче, содержательнее, не будь материальных лишений, не будь истерзанных лет детства. Самое большое богатство у человека — это молодость, здоровье. Сейчас у нас наступило знойное, однообразное лето жизни, мы черствеем душой, стареем духовно и физически, на нас иногда с завистью, иногда с гневом смотрит молодежь, мы идем по стопам отцов. Нет впереди заветной звездочки-путеводителя, остались лишь постылые повседневные заботы, маленькие радости и большие огорчения.
Человеческая жизнь, к сожалению, хрупка и недолговечна. В юности человек глуп, суетлив, растрачивает себя по мелочам. Позже приходит зрелость и ум. Появляются по-настоящему осознанные жизненные идеалы, стремления. Но с ними же приходят сотни болячек — старость. Оглянешься, за плечами нет ничего или по крайней мере так мало, что начинаешь тосковать по напрасно ушедшей жизни.
В.И.Бондорец, Военнопленные.
Последнее время замечаю, что у меня постепенно вырабатывается, не без Петиного влияния, озлобление к больным. Это очень печально и достойно сожаления.
Мои нынешние повседневные занятия таковы: увлечение шахматами, в которые я играю неважно, игра в кинг, чтение книг и работа — нудная обязанность.
С Таней были в 4-ом дивизионе, где я ездил на море за ракушками. Море облазил основательно, но нашел только одну сносную зубатку. Имел удовольствие хорошенько посмотреть море с его обитателями. При этом я пользовался специально сделанным ящиком со стеклянным дном. В некоторых местах морское дно заросло водорослями, как земля травой. Из обитателей встречались целые поля морских ежей, стайки красивых маленьких рыбок, ракушки, морские звезды, раки-отшельники, крабы и еще какие-то непонятные существа. Полоскался в море 3 часа, основательно сжег плечи, но остался доволен.
Вернулся из дивизии Шакалов и сообщил, что они составили план переучивания кубинцев на 3 месяца. Настроение у наших отвратительное, ругают на чем свет стоит этих кубинцев, которые успели нам основательно надоесть и своим отношением к нам, и своим образом жизни, и своим видом. Мы начинаем потихоньку ненавидеть друг друга. Это и понятно — мы люди разные. Наше положение здесь также бесит нас, а положение вокруг Кубы остается напряженным.
Спросите вы газету «Ой»:
Хотят ли русские домой?
Ответит вам газета «Ой»:
Попал на Кубу - и не ной!
Народный фольклор.
Солдат из хозяйства «Ржевского» совершил побег в сторону Гуантанамо, но был перехвачен по дороге. Непосредственно причиной побега явились нелады с начальством.
Петя решил серьезно залечь в госпитале. Он подсунул мне медицинскую характеристику полутрагического содержания — я подписал, не жалко.
Пришел, наконец, праздник 8 Марта. В этот день кубинцы пригласили к себе наших женщин. Потом разрешили ехать и мужчинам, хотя у меня не было настроения. Приехали в их клуб, нас посадили на первые ряды. Вечер начался с исполнения гимнов, затем было дано несколько номеров их художественной самодеятельности. Некоторым женщинам вручили подарки, в том числе нашим холостячкам. Всё это в порядке вещей. Но до крайности все мы были поражены их ораторским искусством. Сначала выступала женщина, говорила без шпаргалки, но словно по написанному. Выступала она с большим энтузиазмом, во весь голос, с богатой жестикуляцией, смахивавшей на фиделевскую. Всё это было воспринято нами как должное, мы в душе завидовали такому пылу и вдохновению. Затем выступил мужчина, говорил тоже без бумажки около 2-х часов. Это выступление поразило нас несказанно, конечно, не своим содержанием, в котором мы ничего не поняли. Нас поразил сам оратор. Представьте себе орущего во весь голос в микрофон мужчину, впадающего время от времени в неописуемый экстаз. Всё тело его ходило ходуном, руки то взмывая вверх, то опускаясь вниз, всё время в движении. Говорил он до исступления, как маньяк, временами у него был отсутствующий взгляд, снова потом возвращавшийся к реальности. Несколько раз он останавливался и спрашивал: «Говорить еще?» Зал дружно отвечал: «Говори!» Под конец вся одежда на нем была мокрой от пота. Трудно сказать, кто это был: или до глубины души убежденный в правоте общего дела человек, или позёр, старающийся показать свое искусство, перещеголять предыдущих ораторов. Возможно, что в нем сочеталось и то, и другое. Но я лично убежден, что здесь в очень большой мере была поза, вообще свойственная этому народу. Как не понятен еще нам этот народ, как своеобразен и не похож на нас!
Таня снова легла на обследование в госпиталь, где на себе испытывает прелести попадания в лапы эскулапов.
У нас в городке событие: давно окотившаяся кошка обнаружила свой выводок — 5 котят, их расхватали, но она их находит и таскает назад.
В настоящее, время на Кубе, по-видимому, не без нашего влияния и участия, создается подобие КПСС и нашего руководства вообще. Очень много кубинские газеты пишут о социалистическом соревновании, которому здесь уделяется большое внимание.
Сейчас у нас работают гаванская и дивизионная комиссии, в их составе врач. Последний не нашел у нас недостатков, мы уже имеем опыт, как втирать очки комиссиям. Он опять экзаменовал нас по отеку легких и гипертоническому кризу. Петя, правда, засыпался на пользовании кислородным прибором. Позднее он не преминул упрекнуть меня в том, что они здесь без меня отдувались, а некоторые при этом спокойно отсутствовали — я в это время был в 3-ем дивизионе по его же приказу. И хватает у человека совести так говорить, хотя это не человек, а, как его здесь образно называют, поросенок. Сходство большое.
Вчера вечером подслушал, как командир говорил Пете, что он меня жалеет и балует. Петя своего добился, создал впечатление у командования, что он здесь всё тянет сам, а мы бездельничаем.
Разговорились как-то я, Галиев и Богдан. Все осуждают порочные методы работы политработников, их изобилие, бесполезность. Говорили также о трафаретности и славословии в характеристиках и аттестациях.
Сегодня спросили у начальника политотдела дивизии Могильнера о перспективах нашего здесь пребывания. Он ответил общими словами и обвинил интересующихся в отсутствии стойкости и выдержки. Много ли этой стойкости у него самого? В период кризиса он ездил по Кубе в кубинской форме и с большой охраной — вот его стойкость.
Наша Надя была 4 дня в Камагуэе, Петя начал уже делать похабные предположения на ее счет. Не понимаю, как можно, работая с людьми, всё время пакостить им!
Прочел книгу Н.Вирта «Крутые горы». Конец у нее веселый, но навевает она грустные мысли. Главный герой книги за год выводит запущенный колхоз в передовой — почти утопия. Очень многое показано там так, как должно быть, а не так, как есть на самом деле. Автор книги вольно или невольно, изображая положительное, на самом деле насмехается над ним — это положительное вызывает грусть и разочарование. Так надо уметь писать! Таким положительным фактором в книге является партийное руководство сельским хозяйством. Боже мой, сколько над бедным крестьянином стоит вдохновителей, учителей, друзей из партийного руководства, стремящихся заставить его работать. Это русского-то мужика! Вы дайте ему землю и позвольте свободно на ней трудиться и распоряжаться плодами своего труда, и он будет сам себя нещадно эксплуатировать и добьется успеха! В Америке над фермером стоит один лишь фактор — материальная заинтересованность. Этого вполне достаточно, чтобы американскому сельскому хозяйству быть одним из лучших в мире. Говорят, что на Кубе в настоящее время также наблюдается падение сельского хозяйства, в частности, падает сбор сахарного тростника. Крестьяне говорят, что Команданте Фидель хитрит, всё собранное забирает себе.
Не может земледельство процветать тут, где никто не имеет ничего собственного.
Екатерина II.
Таня мне сообщила, что ей ничего определенного пока не говорят, собираются повторять те же неприятные процедуры. У меня появилось желание забрать ее оттуда побыстрее, пока ей не сделали там какую-либо гадость. Не внушает мне этот госпиталь доверия, больно уж у него рыльце в пушку.
Опять вдохновлять нас приехал Могильнер. На все наши конкретные волнующие вопросы отвечал общими положениями о нашем патриотическом долге, о первоочередности общегосударственных интересов и второстепенности интересов каждого из нас. Все ушли озлобленные — мы же не маленькие дети, чтобы читать нам прописные истины из морального кодекса строителя коммунизма.
Скорого возвращения на родину не обещал. Мы здесь заложники
— это точно. Или нас отсюда вышибут с позором, или мы нашим пребыванием на Кубе выторгуем что-либо у американцев.
Сегодня мне попалось письмо Тани к Тоне, не отосланное ею и подложенное, вероятно, для того, чтобы я его прочел. Письмо написано в минуту озлобления, когда мы были в ссоре из-за пляжа. Надо сказать, что будучи в ссоре со мной, Таня в последнее время пишет кому-либо письмо, которое, будучи отосланным, рвет последние нити нашей совместной жизни. Некоторые строки из письма.
«Если вы не хотите меня признавать, то зачем я буду тратить зря время и лезть вам в душу. Ваша мама не может смириться с тем, что Витя женился на мне, хотя я до сих пор не могу понять, чем я ей не угодила. В какое положение вы меня поставили — все отвернулись от меня, а теперь без зазрения совести в каждом письме упрекаете в зазнайстве. Мама всё оплакивала Витю, что он несчастлив со мной. А я, по правде говоря, до сих пор не пойму, счастлива ли я с ним».
Дальше идет описание титанического Таниного труда по овладению новыми специальностями, в чём есть доля правды, а также рассказ о перенесенных климатических невзгодах.
«Характер у Вити тоже не из легких, мне надоело приспосабливаться и постоянно уступать. Терпение мое постепенно иссякает, не знаю, к чему это приведет, потому что он уступать не привык. Очевидно, случится так, что у вас появится любимая невестка».
А вот место из присланной сегодня мне Таниной записки: «Совсем я по тебе почему-то загрустила. Я уже представила, что осталась совсем одна и что тебя больше никогда со мною не будет. Как это ни глупо, но мне эти мысли совсем не дают покоя».
По прочтении вышеупомянутого письма я считаю, что она не далека от истины. Мои родные не заслужили того, чтобы с ними разговаривали в таком тоне. А еще эта злопамятность! По-видимому, расчет в письме был еще на то, что по прочтении этой исповеди мать в будущем не пожелает больше жить с нами. Для меня ясно одно, что человек, так настроенный против самых близких мне людей, не может рассчитывать на мое расположение. Ведь эта самая ее настроенность явилась причиной моей контрнастроенности против ее родных. Мы зашли слишком далеко в своем разрыве. Не знаю, кончится ли это чем-нибудь хорошим.