Посвящается моему деду.
Прокопьеву Максиму Семеновичу.
Бегущие тени.
Четвертый день их небольшой отряд движется на восток. Нет бравых командиров, которые еще два месяца назад кричали, приедем на фронт дадим жару немчуре. А вот сейчас от их сибирской дивизии разбитой, разбросанной по смоленской земле, что осталось, самому богу известно. За неделю боев тысячи солдат сибирской стрелковой дивизии пали смертью храбрых, или попросту разбежались под натиском танковых колонн Гудериана. Вот одна из таких отступавших групп, в составе которой и находился Максим.
Голодные, оборванные промокшие насквозь, пилотки натянутые на уши, руки, вставленные в рукава. От толпы бродяг их отличало наличие кое у кого винтовки за спиной да бравый старшина с немецким автоматом, добытым в бою. Весь отряд вольно или невольно равнялся на него. Старшина ломал уже третью войну, имел две медали за отвагу. Не наших войск, ни немцев: одна чавкающая грязь под ногами и сплошной туман.
Максим думал о доме: как там его Наталья с малыми детьми справляется? Жили бедно, хоть и работал с утра до вечера, но четверых детей не только одеть, но и накормить досыта не удавалось. Работа на прииске по добыче золота не приносила доходов. Другой работы нет, кругом тайга, немного она спасала своими дарами. Как же сейчас они там без меня? О своей судьбе Максим уже не думал, после таких событий, которые произошли за последние две недели, он понял, что навряд - ли он сможет дожить до победы. На его глазах было столько смертей. Из всего взвода осталось едва ли с десяток. Закончился лесок, впереди на взгорке показалась деревенька, все приободрились, может, удастся харчами разжиться, отдохнуть в тепле. При приближении оказалось, что это вовсе не деревня, а так: три домика, да и те нежилые, настежь двери, окна не все целы, но все же крыша над головой, можно обогреться и отдохнуть. Выбрали домик с печкой и целыми окнами, старшина приказал топить печь. Березовых дров под навесом было много: топи себе. Хозяин, видно, был запаслив, но судьба на войне не щадит ни большие города, ни маленькие селения. Печь загудела быстро от сухих дров, по дому стало разливаться тепло. Старшина приказал всем сушиться. Еды уже сутки как нет. Зато есть кипяток, в сенях нашли сборы засушенных трав, смородиновый лист в холщевом мешочке. Максиму опять вспомнился дом, такой чай всегда пили в доме, настоящий чай был дорог, покупали редко. Вспомнил себя мальчиком: как в летний жаркий день стоишь на бугре, подставишь лицо ветру. Упругий жаркий ветер гонит легкие облака по лазурному небу, тени от них бегут волна за волной по пшеничному полю, по степи с редкой и уже засыхающей травой, через стрелку рек и все дальше и дальше, принося с собой мечты и унося прошедшие события. Какое все поглощающее небо! Безбрежная даль, крутые откосы, заросшие крапивой. Как многие события произошедшие с тобой на твоем жизненном пути. Солдаты спали мертвым сном от усталости. У Максима заныло в груди от воспоминаний. Тревожный вой проводов в ночи добавлял тоскливых мыслей. Только под утро он задремал, сон был недолог. Скомандовали подъем. По большаку, урча, потянулась немецкая колонна из танков и бронетранспортеров. Нужно было срочно уходить: не дай бог, немцы захотят проверить деревеньку. Опять отряд шлепает на восток по промокшей насквозь земле, на сапогах как - будто по пуду грязи. Туман окутал все вокруг, за десять метров не видно впереди идущего. Максим никогда не курил, но сейчас почему - то очень захотелось затянуться, но курева не было, даже те, кто заядлый курильщик, курили листву, предварительно суша ее на теле. Кашляя и матерясь, затягивались этим горлодером. Ближе к вечеру они услышали окрик: « Стой, кто идет?» Радости не было предела, они кинулись на голос. Тот же голос окриком остановил их. Отряд оборванцев, обескуражен: как же так, они столько перетерпели, они же - почти герои, а их как котят чуть ли не пинками погнали в гущу леса. У землянки стоял часовой, он кивком показал, где ждать. Через некоторое время из землянки вышел капитан в пограничной форме. Осмотрев взглядом банду оборванцев, немного подумав, приказал старшине двигаться к полевой кухне, накормить людей и привести себя в порядок. У Максима в душе стало тихо от спокойного и твердого голоса пограничника. Сразу было видно человека, для которого война стала просто жизнью, там есть смерть, с ней он уже виделся не раз. Окружение это только тактическое положение, из которого всегда есть выход. Он вспомнил слова отца перед отправкой на фронт: «Немец – нахален, но если его прижать, бежит, только пятки сверкают, он - такой же солдат: не бойтесь его, он тоже боится.» Отец Семен Прокопьев - старый солдат, воевал и в Порт-Артуре и на первой мировой. « Самое страшное,- говорил он, когда газовая атака или атака в штыковую, германец почти всегда не выдерживал и еще до столкновения убегал.»
Хорошо говорить, штыковая, а если танки, самолеты? И ты с винтовкой, не нюхавший пороху.
Кухня была неподалеку, повар не жалел супа с мясом. « Рубайте, ребятушки» приговаривал он. Отряд, который формировал капитан, реквизировал большое стадо овец. Колхозный пастушок гнал стадо в районный центр, но вчера районный центр был взят немцами. Где фронт, было непонятно. Канонада вспыхивала то здесь - то там. Капитан решил оставить стадо до выяснения обстановки. Наконец прекратился мелкий дождь, появилось солнышко. Старшина, бегая возле своих бойцов, приговаривал: « Ешьте медленно и помалу, как бы не было беды с голодухи». Все понимали, но ничего поделать с собой не могли. К вечеру у многих заболели животы. Всю ночь маялись животами. Слава богу, под утро все обошлось. Старшину вызвали к капитану, от него он пришел тучей, капитан сделал ему внушение, о его несоответствии, старому служаке было обидно, хотя и понимал: влетело за дело. Их отряд пополнялся быстро, группы по три, четыре человека капитан направлял в разные стороны вылавливать окруженцев. Пока формировался батальон, с утра до вечера шло обучение, их отряд сделали взводом истребительного батальона, старшину назначили их командиром. Бойцов гоняли до изнеможения, перерывы были только на обед и политзанятия. Солдаты стали роптать, не слишком ли командиры взялись за нас. Ответ был коротким - если вы такие обученные и смелые, почему драпали, выпучивши глаза, и если бы вас не выловили по лесам, то до Урала бы домчались? И потом, учебы много не бывает. Благодарностью будет время жизни в бою. «На первый взгляд, солдатская наука проста», - говорил командир их роты, лейтенант, он многих из роты был младше по возрасту почти в два раза, но воевал с первого дня. Он не понаслышке знал, что такое животный страх перед противником. Молодого лейтенанта после училища направили в мотострелковый полк, расквартированный недалеко от границы, на должность командира взвода. Возвышенное боевое настроение у молодого лейтенанта было всю дорогу, за окном поезда пролетали станции, деревеньки, поля и леса. Прекрасная и необъятная наша страна. И он уже командир великой и могущественной рабочее - крестьянской Красной армии. По прибытию на станцию назначения его никто не встретил. Время было позднее, утром он решил добираться в часть самостоятельно, военный комендант предложил переждать в зале ожидания, так как мест в гостинице не было. Но и это обстоятельство не испортило настроение лейтенанта, он молод и полон сил. В зале ожидания мест тоже не оказалось, да и страшная духота. Лейтенант вышел в вокзальный сквер, расположился на лавочке. Заснул почти сразу. Проснулся от страшного грохота, а в следующий момент его страшной силой, как пушинку, перевернуло со скамьей и ударило о ствол старого вяза, сознание вернулось от истошных криков. Станция горела, метались люди, плач женщин и детей. Лейтенант, как безумный, стоял и ничего не понимал. Что случилось? Может быть, взорвалась цистерна с чем - то взрывоопасным. Из оцепенения его вывели пощечина и тряска за плечи капитана пограничника, того самого, который сейчас и был его командиром. « Лейтенант, лейтенант, ты ранен?» У лейтенанта болела голова от удара о дерево, и он почти ничего не соображал. Но постепенно от слов капитана он стал приходить в себя. - Что случилось?- спросил лейтенант… - Я думаю, что это война, дорогой мой.
Здание вокзала горело. Коменданта нигде не было. Командиры решили вместе добираться до части, где должен быть лейтенант, тем более, что по расспросам она располагалась где - то в десяти километрах к западу от станции. Местный житель показал дорогу, по которой им нужно двигаться, командиры двинулись по направлению на запад. Через несколько километров навстречу им стали попадаться полуторки, мчащиеся на бешеной скорости. Вскоре показалась колонна красноармейцев, это была не боевая часть, а просто стадо испуганных людей во главе с пожилым майором с интендантскими петлицами. Командиры представились, майор с потухшими глазами сказал, что часть полностью разбомблена, кругом пожары, пожары и что они двигаются для соединения с нашими частями. Какими частями и где они, никто не знал. Командиры решили присоединиться к этой колонне. Трое суток двигалась колонна, пополняясь новыми беглецами, которые все больше вносили сумятицу и страх перед противником, которого они, может быть, и не видели в глаза, но знали точно, что сила немереная, а танков - видимо не видимо. Огромная колонна втянулась в деревню, объявили привал, люди упали, кто, где находился, заснули мертвецким сном. Когда скомандовали подъем, вся дорога была усеяна раздавленными трупами, колонна немецких танков прошла по деревне, даже не остановилась, подавив тех, кто лежал возле дороги. Шок отрезвил многих. Собрали совет командиров, на котором общими голосами выбрали командиром капитана - пограничника. Хватит драпать. Отступление, потери боевых товарищей и снова окружение закалили их о очень сильно поредевший отряд. Уже один стоил десятерых, не обученных. Вышли к своим под Смоленском. И снова отступление. Теперь район Вязьмы, где решалась судьба Москвы. Отступать уже некуда. Командование направило опытных бойцов на вылавливание отступавших и формирование из них новых воинских формирований. Нужно было переломить наступление врага. Вот также сформировался отряд, куда попал Максим и его товарищи.
Максима назначили вторым номером при пулемете «максим», первый номер - сержант Костя Майгатов, строевик, почти в два раза младше Максима, воюет с первых дней войны, на груди у него орден Красной звезды, у единственного в их роте. При расспросах о его подвиге он только отмалчивался, мол, было дело, и краснел. Через две недели муштровки в батальон приехал офицер связи на мотоцикле, передал пакет капитану и тут же уехал. Вскоре раздалась команда строиться. Вышел из землянки капитан, на его лице была озабоченность. «Солдаты, немцы прорвали оборону», – сказал капитан. Наш отряд делится на две группы, нам нужно прикрыть два участка. Группу, в которой находился Максим, возглавил капитан. Примерно через час отряд выступил по лесной дороге в темноту, шли уже несколько часов, тяжелая станина пулемета впилась Максиму в плечи, но замены не было, другие тоже несли ящики с патронами, провизию. Максиму вспомнилось далекое детство, как он с отцом ходил в соседнюю деревню через лес и поле, как легко ему было бежать босиком вприпрыжку, забегая далеко вперед отца. Как приятно упасть в прохладную придорожную траву! Поджидая отца, смотреть вверх на бегущие по голубому небу кучерявые облака. Так хорошо, что даже мечтать ни о чем не хотелось. Из дум Максима вывела долгожданная команда, привал. Уже забрезжил рассвет, трава в холодной росе, но это вряд - ли кто-то заметил, рухнули как подкошенные. Пришел старшина, объявил, чтобы готовили завтрак, ждали разведку, обстановка не ясная. Взошло солнце, ночную прохладу унесло на запад. Тихо, только прерывистый и легкий ветерок гуляет по кронам берез, не хочется верить, что совсем где - то рядом тротил рвет людскую плоть, плавится броня и земля взлетает к небу. Бойцы сбились кучками, курили, тихо вели беседу, некоторые спали. На лицах и гимнастерках людей колышущиеся тени от листвы, Максиму казалось, будто он на покосе в летний жаркий день, и они прилегли на часок отдохнуть после обеда. Они еще не знали, что всевышний уже решил, кому жить, а кому умирать, кому - вечный позор, а кому - бессмертная слава. Слава тому, кто стоял до конца в своей стрелковой ячейке, не думал о награде, а думал лишь о том, чтобы как можно больше убить врагов.
Как не ждали команды, все равно она прозвучала неожиданно. Опять тяжесть станины давит плечи, отдыха как - будто и не было, да еще то и дело раздавалась команда, подтянуться, ускорить шаг. Хорошо, что солнце, поднявшееся к зениту, подсушило проселочную дорогу, идти стало легче. Где - то сбоку и сзади гулко ухало, а впереди, куда спешил их отряд, было тихо, от этой тишины многим было не по себе, казалось, вот в том сосняке их поджидает несметный враг, страхи были напрасны: в лесу было пусто, и они пошли все дальше. Лес оказался непродолжительным, на выходе из него они оказались на высоком берегу речки, сразу за рекой простиралось огромное ржаное поле , уходящее до горизонта, метрах в трехстах, левее мост, от которого вдаль уходил грейдер. Командиры собрались на совещание, видно было, как капитан рукой показывал другим командирам, где занимать оборону. Командиры стали поднимать свои подразделения и уводить левее к мосту. Пулеметному расчету не пришлось уходить, им приказано было окапываться здесь. Старшина наметил, где основные и запасные позиции, в помощь оставил еще четырех бойцов, сам ушел к основному отряду. Костя осмотрел позицию, выбранную старшиной, сказал: «Хоть мы и находимся на фланге, позиция, что надо, справа нас не обойти, заболоченный участок за рекой будет препятствовать обходу, а с высокого берега, где наша позиция, сектор обстрела очень широк». Начали окапываться, стеснительного Костю было не узнать, сейчас он отдавал четкие и твердые команды. Хотя подгонять никого не надо было, все понимали важность момента. Максим всех знал раньше, кроме Кости. Василий и Петр Филковы, два брата близнеца с Алтайского края, добрые и веселые парни, ловкие и силушкой не обижены, вот и сейчас быстрее всех углубились, копая запасную пулеметную позицию, и еще успевали подшучивать друг над другом. Третий солдат, Алексей Петухов, тоже сибиряк из города Салаира Кемеровской области, в принципе все, что знал о нем Максим, хотя служили уже почти два месяца в одной роте, человек он был необщительный, можно сказать замкнутый. Четвертый, Алексей Безносов, земляк Максима из села Степно-Гутово Новосибирской области, Алексей был старше Максима на десять лет, они призвались вместе в один день двадцать шестого июня и попали в одно отделение. С тех пор воюют вместе. Он был самым старшим в их отряде, степенный и рассудительный. Вот и сейчас, глядя, как он ловко копает, было видно, что человек привык к тяжелому труду: его жилистые руки ловко держа саперную лопату, методично выбрасывали землю из траншеи. Есть порода людей, на которых приятно смотреть, как работают, едят или скручивают самокрутку. Работа была закончена к вечеру. Установили пулемет, уложили гранаты в ячейки. Вроде все, как надо, но Константин критически осматривает еще раз позиции: не ему ли знать, что в бою мелочей нет. Он точно знает, как из - за этого проигрывается бой. Ну, вот вроде бы и все: командир доволен, приказывает осмотреть личное оружие и отдыхать. Пришел капитан и старшина, осмотрели позиции, капитан указал на слабо замаскированную позицию, хотя, в основном, остался доволен. «Майгатов,- обратился капитан к Косте- раньше времени огонь не открывать, не обнаруживать огневую точку, огонь по зеленой ракете. Ну, а пока отдыхайте».
Солнце садилось за ржаное поле, прекратилось уханье боя, продолжавшегося весь день, тишина распространилась по округе, кое - где раздавался металлический звук от саперных лопат. Голоса людей стали глуше, движения вялые, клонило ко сну от нечеловеческой усталости . Солнце совсем скрылось, от воды повеяло прохладой, внизу за рекой молочный туман расползался по реке и ржаному полю, вскоре все впереди окуталось ватными облаками.
Максима поставили на пост. Он смотрел то вперед в белую пелену, то на ребят, которые лежали в пулеметном окопе, прижавшись друг к другу. От усталости слипались глаза, хотелось спать, закурить бы, говорят, помогает, да жаль, что так и не научился. Через два часа его сменил Алексей Петухов. Максим с удовольствием лег к ребятам под бок, моментально заснул. Проснулся, когда уже рассвело, все были уже на ногах. « Ну, и дрыхнуть ты горазд, Максим, - сказал Алексей Безносов- даже жалко будить.» Да и сам Максим не понимал, как он проспал столько времени, видимо, напряжение этих суток дало о себе знать. Жизнь на позиции пошла своим чередом. Ближе к обеду заухало там же, где вчера шел бой. Максим думал, скорей бы уж, а то неопределенность - хуже нет.
Вдруг заухало где - то впереди за ржаным полем. Все невольно обернулись на звук боя, он то разгорался, то затухал. Вот и началось, подумал Максим. Мельком осмотрел окопы, не мелкие ли, страх дает о себе знать. Вскоре на грейдере показались несколько повозок с ранеными. Рядом шли, держась за телеги, легко раненые. Через некоторое время потянулись небольшие группы отступающих, отсюда было далековато до дороги, не все было различить, что и как, но даже отсюда видно, что люди, смертельно уставшие, еле - еле передвигают ноги. Очень хотелось сбегать к мосту разузнать, что и как. С высоты крутого берега хорошо было видно, как по грейдеру от самого горизонта через ржаное поле движутся люди вперемежку с повозками, даже две маленькие пушки «сорокапятки» тянули по две лошади, сзади каждой шла прислуга, еле перебирая ногами.
Вдруг эта колонна пришла в хаотичное движение, многие бросились в разные стороны от дороги, кто - то побежал вперед. Вдалеке показались два танка и несколько бронетранспортеров, солдаты выскочили из них, вытянулись в цепь по ржаному полю, стреляя на ходу, звуков стрельбы не было слышно, видны только вспышки. Танки продолжали двигаться по дороге, разгоняя людей в разные стороны, как в немом кино. Видно было, что только артиллеристы хотят принять бой, это было, наверное, безумие или отчаяние. Или то самое русское самопожертвование, самоуважение, переходящее в героизм. Что могут сделать два орудия, но действия артиллеристов многих отрезвили, их примеру последовали другие, залегли во ржи и стали окапываться. Видимо, поняли, что им не оторваться от врага, слишком далеко был спасительный лес. Тем временем артиллеристы развернули орудия и ударили по танкам. Одно орудие выпустило два снаряда, другое – один, и замолчали, скорее всего, кончились снаряды. Один танк остановился, как вкопанный, другой, обойдя его на полной скорости, стреляя на ходу, устремился к пушкам. Обреченность батареи была очевидна. Артиллеристы еще пытались подцепить орудия к упряжке, но взрывом разметало прислугу и лошадей. За мгновение до этого другой снаряд уничтожил прислугу другого орудия, которое сейчас лежало вверх колесами.
У многих, в том числе и у Максима, на глазах появились слезы. Слезы беспомощности и безысходности. Они ничем не могли помочь, нечем было, у них только стрелковое оружие,
самим бы удержать свои позиции. Танк и бронетранспортеры, уничтожив орудия, двинулись дальше, с полкилометра до моста под танком раздался взрыв, напоролся на мину. Кто был на этом берегу, закричали: «Ура!» Это месть за героев артиллеристов подняла дух многих. « Молодцы, саперы»,- сказал Костя и ударил кулаком о бруствер. Еще какие молодцы, если бы он знал, что было всего две мины: одна для моста, другая - на удачу далеко впереди. Видать, сапер был опытен, опыт и удача всегда рядом. Бронетранспортеры развернулись и отошли назад к залегшей во ржи пехоте. По всему полю к реке потянулись отступавшие, переправлялись вброд то здесь, то там. Немцы тем временем сели в бронетранспортеры и скрылись за горизонтом, оставив на поле догорающий танк, подорвавшийся на мине, и танк, подбитый артиллеристами. Волнение пережитого понемногу улеглось, наступило затишье. Немцы не появлялись ни через час, ни позже. Пришел старшина, чтобы взять трех человек. Капитан, потрясенный подвигом артиллеристов, решил похоронить героев с почестями, выделил людей, чтобы доставить тела к мосту. Ушли два брата и Алексей Петухов. Похоронная команда погрузила тела в телеги, которые нашли на дороге, отцепив от убитых лошадей. Привезли к мосту, собрали короткий митинг. Похоронили на крутом берегу, под соснами. Капитан сказал короткую, но проникновенную речь о долге перед Родиной, который выполнили эти солдаты до конца. Обо всем об этом рассказали пришедшие оттуда братья и Алексей. Немцы не появлялись. Уже наступил вечер, пришедшие сегодня отступающие влились в их отряд, остались и обозы с ранеными и тыловиками разбитых частей. Сейчас весь лес был запружен народом. Никто не хотел уходить до выяснения обстановки. Но немцев не было и на утро. Капитан послал конную разведку вперед и в тыл. К вечеру прискакали разведчики и доложили, что немцы далеко обошли позиции нашего отряда, а как далеко они продвинулись вперед, они не выяснили. Эта весть моментально распространилась по отряду. Всем было ясно, что опять окружение, неизвестность, да и еще отряд оброс тылами, теперь он неповоротливый и уязвимый. Ждать больше нечего, уже и разрывов не слышно ни близких, ни дальних, а это значит, что немцы идут и не встречают отпора.
Капитан приказал сниматься, и через два часа уходить. Как жаль оставлять такую великолепную позицию, видно и немцы ее оценили, обошли стороной. Колонна растянулась почти на километр, шли уже несколько часов, хорошо, что полная луна освещала дорогу. Отряд свернул с большака на проселочную дорогу. Максиму, шедшему в конце, было видно, как темная масса спускается в долину, извиваясь как гигантская змея. И только холодный свет луны отражался от кончиков штыков и касок бойцов. Шли всю ночь с небольшими остановками, хоронили умерших в дороге раненных, ждали разведку, посланную вперед. Вскоре впереди и с боку стали слышны звуки боя, остановки стали все продолжительнее из - за неясности обстановки. Только сейчас многие поняли, насколько опытен их командир. Думалось, что вот так и дойдут до своих, не встретив врага.
Прибежал посыльный, старшину требовал к себе капитан. Тревожная обстановка за - витала в отряде. Хотя еще не было видно врага, но все поняли, что без боя им не прорваться. Вернулся старшина, построил взвод. Речь была короткой. По данным разведки в нашу сторону двигается до роты немцев, капитан приказал поставить заслон, чтобы колонна с тылами могла оторваться. Рукой показал на небольшую высотку у слияния двух дорог, где и придется встретить врага. Стоять нужно два - три часа, пока отряд не скроется в лесу, виднеющимся вдали темно-синей полосой. Стоя на вершине холма и глядя на отходящую колонну, на мирный пейзаж вокруг них, теплое солнце, колыхавшуюся нескошенную траву под теплым и упругим ветром, многие думали, что скоро не увидят всего этого. Позиция была хороша, но только если зарыться в землю, сейчас этого ничего не было, и даже если продержаться, сколько надо, то оторваться от немцев практически не было возможности: до спасительного леса далеко. Раздумья длились недолго. Команды старшины, деловые и четкие, звучали то здесь, то там. Взвод окапывался с остервенением. Максим и его товарищи знали, что наступил их час. И даже на войне у солдата наступает мгновение, когда между жизнью и смертью полностью стирается грань. На раздумье нет времени, каждая минута и даже секунда подчинена обустройству позиции. «Ребятушки, еще глубже, - приказывал старшина,- и хрен им нас взять.»
Прибежали разведчики, посланные старшиной следить за приближением врага. Запыхавшись, доложили, что максимум через тридцать минут немцы будут здесь. Хорошо, что они движутся пешком и без танков, появилась надежда выстоять.
Максим невольно посмотрел на уходящую колонну, ее хвост был очень хорошо виден, она медленно втягивалась в мелкий лесок, а за ним огромное открытое пространство колыхавшейся травы, и очень далеко до спасительного леса, с сожалением подумал Максим. Взвод еще яростнее стал зарываться в матушку - землю.
Вскоре раздалась команда к бою, все бросились к оружию, жалко, что работы закончились, почти не начинали ходов сообщения, хорошо, что ячейки закончили.
Немцы показались из-за соседнего холма, видно было, что офицер смотрит в бинокль, отдает приказания. Немцы растягивались в цепь, но не наступали. Может быть, ждали кого-нибудь. Через несколько минут, урча, на увал выползли два тяжелых бронетранспортера на гусеничном ходу. «Теперь понятно, чего ждали, сволочи»,- подумал Максим. Машины, не останавливаясь, двинулись вперед, пошла пехота.
Старшина передал команду по цепи: «Стрелять только, когда подойдут ближе». Бронетранспортеры и пехота, медленно двигаясь, открыли шквальный огонь по высоте. Максим и Костя вжались в стенку пулеметного окопа. Пули как железные шмели пролетали над ними, некоторые врезались в бруствер, поднимая фонтанчики земли, земля сыпалась за гимнастерки и за шиворот. При попадании в камень рикошетили и, жужжа, взмывали вверх. С каждой минутой пули ложились все гуще, невозможно поднять голову. Но странное чувство, думал Максим, перед атакой сердце колотилось от ожидания начала боя, а теперь наступило спокойствие, хотя вокруг бушует смерть. С высоты ударили из винтовок, оба пулемета молчали, заранее не открывая позиции. И только метров двести до обороняющихся ударили станковые пулеметы, строй немцев моментально сломался, пехота залегла, остановились и бронетранспортеры, не решаясь двигаться без поддержки. Открыла огонь подошедшая минометная батарея немцев. Теперь страшный вихрь обрушился на бойцов. Костя и Максим сняли пулемет в окоп и сами вжались в дно. Теперь ошметки земли и камни, сметаемые минами, падали на защитников. Прямым попаданием был уничтожен второй пулеметный расчет и еще несколько бойцов. Тем временем немцы поднялись в атаку. Замолчала минометная батарея. « К бою!» - раздалась команда. Пулеметчики, установив пулемет на бруствер, ударили кинжальным огнем по немцам и вовремя, потому что немцы подобрались почти на бросок гранаты. «Умеют воевать, сволочи»,- сказал Костя и выпустил длинную очередь по убегающим. Опять в дело вступила батарея противника, пулеметчики укрылись в окопе, предварительно сняли тяжелый пулемет, он единственный остался у обороняющихся, его нужно беречь, без него - хана. Обстрел продолжался долго, земля дрожала, ходила ходуном, окопы засыпало большим слоем камней и глины. Не верилось, что кто - то останется живой в этом аду. И снова немцы пошли в атаку. Эту атаку отбили еле-еле. В строю осталось едва - ли половина. Ранили старшину, командование на себя взял командир первого отделения сержант Иван Миров. Солнце склонилось к горизонту. Приказ уже был выполнен,но как оторваться от противника, все как на ладони. Тем временем немцы перестали проявлять активность, скорей всего стали ужинать.
Пришел сержант, рука в окровавленных бинтах, лицо бледное, устало сел на край окопа. «Ребята, на вас надежда, мы уходим, забираем раненых, а вам нужно продержаться до сумерек, а там…- он замолчал и Прокопьев через паузу, - ну, по обстановке». Потом посмотрев на Максима, спросил: «Ты ранен»,- показывая на окровавленный рукав, только сейчас Максим почувствовал жжение, пуля прошла по касательной, не задев кости. «Пустяки, я даже и не заметил»,- ответил Максим. «Ну бывайте, и не пуха вам», - сказал сержант и ушел, наспех присыпав убитых, там, где их застала смерть, взяв раненых, хотя раненые были почти все в той или другой степени. На этой безымянной высоте сложили свои головы земляк Максима, Алексей Безносов, Алексей Петухов и еще семеро бойцов.
Несколько минут пулеметчики смотрели вслед уходящим, потом, не сговариваясь, взялись за саперные лопаты. Закончив чистку окопа, Костя послал Максима к разбитому пулемету посмотреть патроны.
Солнце совсем склонилось к горизонту, обдав оранжевым светом окрестности, сочнее стали краски сентября, увядающие листья кустарников покрылись багрово-красным цветом. Утих ветер. Проплешины ковыля перестали колыхаться. Все вокруг умиротворилось.
Максим на огневой точке нашел три коробки с патронами и несколько гранат разного типа. Оба пулеметчика были рады дополнительному боезапасу, полезут, жалеть патрон не будем.
Долго они смотрели на медленно уходящую группу товарищей, хотя ушли довольно далеко, но все равно были, как на ладони, наверное, и немцы видели, могли свободно обложить минами, но не делали этого, скорее всего, закончился боезапас, или решили не тратить на недееспособный отряд. Как бы там ни было, но противник не проявлял активности.
На землю спустились сумерки, все цвета смешались, будто гуашь в стакане воды. И только на западе тонкая полоса оранжевой краски еще разливалась по краю неба.
Два товарища решили уходить вслед за ушедшими. Нехитрый солдатский скарб, тяжелый пулемет, приличный боезапас, гранаты: вес почти неподъемный. Хорошо, что хоть пулемет на колесах. Еще раз внимательно осмотрев поле боя, они двинулись по еле заметной дороге. Шли всю ночь с небольшими остановками, пытаясь догнать своих, но так и не догнали. Может, свернули где - то в ночи не туда. Только под утро, совсем выбившись из сил, упав в траву, они заснули. Спали недолго. Светало. Осмотрев округу, удивились, что до леса они так и не дошли. Не теряя времени, они пошли дальше, болело все тело от усталости, у Максима еще и саднила рука. На опушке леса они решили отдохнуть, расположились под огромными дубами, Максим даже в тайге не видел таких больших деревьев, под одним деревом могла разместиться целая рота. Они лежали и смотрели в ту сторону, откуда пришли. Опять ветер треплет некошеную траву, солнце заливает золотистым светом все вокруг. Как будто и не было вчерашнего боя, о нем напоминает только боль в руке да гимнастерка, пропахшая порохом. Костя заснул, как маленький ребенок, поджав ноги к животу и немного похрапывая. Максим все смотрел на долину, она ему напомнила огромные сибирские долины вперемежку с березовыми колками. За думами у Максима стали слипаться глаза, клонило ко сну. Потряс Костю за плечо, его была очередь бодрствовать.
Солнце перевалило зенит, Максима разбудил стук дятла, он то рядом неутомимо долбил дерево, то выстрелит одиночным, то пройдет пулеметной очередью. Стук эхом многократно распространялся по лесу. Максиму показалось, что эхо говорит: «Надо идти-и-и-и.»
Костя достал из сидора сухари, протянул Максиму, «что делать будем»- сказал Костя. Я думаю нужно идти на восход солнца, вот прямо по кромке леса, с нашей ношей тяжело будет пробираться в гуще леса. «Еще хорошо бы привести себя в порядок, а то черти и черти, все тело чешется, земля даже в карманах гимнастерок»,- сказал Костя.
Двигались по краю леса, иногда выходя на поляну, огибая завалы. Километрах в трех впереди показалась деревенька. Пройдя еще немного, натолкнулись на небольшую речушку, решили углубиться по ней в лес, встать на ночлег. Выбрали место подходящее: кругом густой лес. Стали приводить себя в порядок, искупались, хотя вода была жутко холодной, побрились, постирали гимнастерки огрызком мыла. Развели небольшой костер, недалеко нашли грибов для супчика, листья брусники для чая. Суп хоть и был без соли, но все равно вкуснотище. Натаскали камыша, росшего по берегу речки. Одну шинель постелили, а другой накрылись, моментально уснули, забыв об охране. Полагали, в такую чащу немцы не сунутся.
Хорошо отдохнув, двинулись дальше. Деревню обошли стороной, чтобы не рисковать, вышли на берег неизвестной реки. Пошли по берегу, идти было легко: проселочная дорога шла по краю реки, вышли на большой холм. Все окрестности как на ладони. Впереди грейдер забит большой группой военных и гражданских, пытающихся переправиться через узкий мост. По грейдеру еще подходила колонна: с десяток санитарных повозок. Возле моста они увидели знакомую фигуру капитана. «Смотри, наши, узнаешь капитана», - радостно сказал Костя. Максим и сам это видел. Слезы радости накатили на Максима. Костя радостным голосом, толкнув в бок товарища, сказал: «Ну, что, сибиряк, живем».
Спускаться к отряду не было сил, ноги сами подкашивались от усталости. Шли, не думая о привале, а вот увидели своих и раскисли. Они полулежали на высохшей траве, смотрели вниз на переправляющихся, как капитан руками показывал, чтобы пропускали сначала раненых и гражданских. Суеты не было: кому было приказано ждать, ждали своей очереди. Твердая рука капитана видна была издалека. Никто не знал о скорой нависшей беде.
На грейдере показалась полоса пыли, которая быстро приближалась. До роты немецких
мотоциклистов уверенно мчались на большой скорости. Наверное, немецкий корректировщик навел, недаром рама летала. Те, кто был у переправы, не мог видеть приближающейся опасности, дорога шла через увал. Предупредить об опасности невозможно, далековато, не поймут, да и раздумывать некогда. Костя как то тихо и буднично, сказал: «К бою». Тем временем мотоциклисты по взмаху командира, сидящего в первом мотоцикле, разъехались веером, стали дугой охватывать переправу. Костя без суеты загнал ленту в казенник, установил прицел. У переправы началась суета, услышали приближающийся звук, до конца не понимая, что это. Мотоциклисты выскочили на пригорок, сходу открыли огонь из пулеметов по переправе. Беды было не избежать. Но в это время с фланга ударил пулемет «Максим». Красивую «кавалерийскую» атаку немцев, моментально скомкало. Костя жал на гашетки, не жалея патронов. Несколько мотоциклов перевернулось, потеряв седоков, другие так и покатились вниз к переправе без «кавалеристов», остальные пытались развернуться и уйти за спасительный увал. Перезарядив ленту, Костя стал бить короткими и точными очередями по отступающим. Пулемет замолк только тогда, когда последний немец скрылся за горку. Повсюду на склоне валялись вперемежку убитые, раненые и разбитая техника. Перегруппировавшись, немцы пошли в атаку на высоту, где находились Костя и Максим. Они напирали с разных сторон, пытаясь сбить заслон. Град пуль устремился к бесстрашным бойцам. Закипел пулемет, вот- вот заклинит, остановиться нельзя, сомнут. Несколько пуль вонзились в Костю, упала голова у бесстрашного пулеметчика, а руки продолжали держать гашетки. Максим еле разжал мертвую хватку друга. Немцы спешились, стали наступать перебежками. Фонтан земли от пуль поднимался вокруг Максима. Не замечая этого, он продолжал вести огонь, теперь уже по убавившим спесь наступающим. Не замечал он и того, что капитан, моментально оценивший обстановку, направил роту атаковать противника, а другую - в обход. И вот уже рядом - подмога. С увала в тыл врагу ударили пулеметы и винтовки наших бойцов. Через несколько минут все было закончено. К Максиму подошли командиры во главе с капитаном. «Спасибо, дорогие мои, за минуты, которые вы нам дали, выйдем к своим, представлю к награде», - сказал капитан. Посмотрев на убитого, снял зеленую фуражку. Максим стоял и слабо соображал от перевозбуждения и смертельной усталости, вот-вот подкосятся ноги. Капитан, заметив это, положил руку на плечо солдата, сказал: «Отдыхай, пока соберут трофеи». И обращаясь к командирам, сказал: «Вот это бой, как по книге, или воинский бог нам помог».
Вечером на привале Максима вызвали к капитану, он стал расспрашивать о бое, который произошел двое суток назад, о старшине и остальных. Все, что знал, Максим рассказал, а вот о старшине и группе раненых, которые ушли раньше с высоты, он ничего не знал. «Ну ладно, все ясно, иди, отдыхай, солдат», - промолвил капитан.
На следующий день Максим шагал в строю своих товарищей налегке. Пулемет ехал в подводе. Рука после перевязки почти не болела. Смущаясь от повышенного внимания к нему товарищей, герой – сибиряк и сам понимал, не окажись они с Костей в нужный момент на той высотке, многих, которые сейчас шагают рядом, возможно и не было бы в живых. И только боль о погибших и пропавших товарищах томилась в груди Максима. Ведь из всего взвода он один остался в роте.
Тем временем группа с ранеными, которую увел сержант Иван Миров, двигалась по лесной дороге в южную сторону, так как дорога на восток была перерезана, и они чуть не попали в лапы немцев. На лесной поляне похоронили старшину. Еще раньше, двое суток назад похоронили двух товарищей, слегка присыпав землей. В лесу наткнулись на леспромхоз, который сторожил старик. На вопрос о немцах, он сказал, что мол, им здесь делать, дорога сюда, не дай бог. Как началась война с германцем, сюда ни один человек не появлялся. И вы располагайтесь, отдохните, раны обработать надо, он показал палкой на окровавленные бинты на сержанте.
А вечером, когда все отдыхали, на них напоролась немецкая разведка, которая закидала гранатами сторожку со спящими бойцами.
Через двое суток отряд, в котором был Максим, вышел к своим в районе города Медынь. Капитана вызвали к командиру полка, занимающему оборону. Подполковник стал с ходу кричать: «Бежите, сволочи». Капитан спокойно и устало смотрел на гладко выбритого в новом обмундировании подполковника, давая тому проораться, выказать свою власть. «Ну, что ты молчишь капитан?» - уже тише сказал подполковник. « Жду, когда вы дадите мне слово сказать». Капитан рассказал подполковнику о том, как формировался батальон, как их направили прикрыть дорогу у ржаного поля, о подвиге артиллеристов, о заслоне взводом старшины и бое у переправы. Ну, а в доказательство последнего боя - трофейное оружие и восемь исправных мотоциклов с пулеметами на колясках. Подполковник выслушал, верил и не верил: «Ну, все равно у вас много прибившихся, у меня приказ - всех задерживать до проверки: и встрой или к стенке», - со злорадной усмешкой промолвил он.
«Хорошо болтать, если тебя не давили танками, не гонял по полю мессершмитт. И ты не стоял в окопе под напирающим противником с последним патроном в стволе пистолета, ну, ничего - до первого боя, а там, посмотрим», - подумал капитан.
Для того, кто был изначально в батальоне капитана, проверка была формальной и чехом. Максим теперь - первый номер при пулемете, прислуга - почти полный комплект: второй номер и два подносчика, не было командира пулеметного расчета, Максима назначили временно и командиром пулеметного расчета.
Капитана назначили командиром сводного батальона из отступавших и приказали занять оборону во второй линии обороны на стыке двух полков. Пулеметная рота, в которой находился Максим, окапывалась на небольшой высотке, через которую проходила проселочная дорога, в километре за ними - деревенька. А еще дальше, в дымке, - город Медынь. Максим придирчиво осматривал пулеметный окоп, запасную позицию требовал еще глубже копать, он будет всегда помнить слова старшины: каждый сантиметр в глубь матушки - земли продлевает вам жизнь. Со стороны осмотрел маскировку позиции, вроде бы хорошо, думал он. Пришел комроты придирчиво осмотрел позиции, остался доволен: «Сразу видно опытного бойца»,- обратился он к Максиму. Взводный из - за спины командира роты показывал большой палец: молодец, мол!
Неожиданно раздалась команда «воздух». Максим и сам уже услышал приближающийся звук, который ни с чем не спутаешь, звук бомбардировщиков. Самолеты встали в круг и начали утюжить центральную позицию полка, находящуюся по обе стороны большака. За первой волной пришла вторая волна бомбардировщиков, теперь бомбы перепахивали позиции в глубине обороны. Еще только прекратились разрывы, еще только поднимались люди со дна укрытий запыленные и оглушенные, прозвучала команда - к бою.
На пригорок выползли танки, сзади шла пехота. По ним открыла огонь артиллерийская батарея. Танки открыли ответный огонь и, прибавив скорость, устремились к первой линии обороны. Артиллеристы сумели подбить два танка. Немцы изменили тактику: остановились, перенесли весь огонь против артиллеристов, заставив их замолчать. Танки двинулись вперед, не встречая отпора, проломив первую линию обороны, одни пошли вперед, другие остались перепахивать окопы. В этот критический момент сбоку ударила другая батарея, до поры до времени не выдавая себя. Уже горело несколько танков, пехота врага залегла под огнем стрелковых рот. Тем временем открыла огонь первая батарея, она не была уничтожена, а отошла на запасные позиции. С прорвавшимися танками вскоре было покончено, восемь сильно дымящихся костров остались на поле боя.
Все это хорошо видел Максим со своей высотки, радостное чувство переполняло грудь, за все время боев он впервые видел артиллерию, давшую врагу по зубам и при этом понесшую небольшие потери. Им даже не пришлось вступить в бой.
Радость была недолгой, в небе показались юнкерсы, все началось сначала, улетели бомбардировщики, по позициям открыли огонь минометные батареи. В атаку пошли танки и пехота, теперь они ударили в стык обороняющихся полков, прямо перед высотой, на которой находилась пулеметная рота. Батареи молчали, видно понесли большие потери. Танки беспрепятственно ворвались на позиции стрелковых рот, солдаты дрогнули, побежал один, другой, а потом все остальные, немецкая пехота ворвалась в траншеи первой линии обороны. Танки преследовали убегающих бойцов. С запозданием, но все же начали стрелять два орудия, но их огонь был редким, и все же им удалось подбить два танка, пока на батарею не ворвался танк и не раздавил орудия. На позицию, где находился Максим, двигались два чадящих чудовища, взводный кричал: « Пехоту, пехоту отсекай!» Заработал пулемет Максима, немецкая пехота залегла между первой и второй линией обороны, минометы открыли ураганный огонь по высоте, пытаясь подавить наши пулеметы, осколком убило обоих подносчиков и ранило второго номера, Максим остался один у пулемета. Кто-то из стрелков гранатой подбил один танк, а второй попал в танковую ловушку, лег набок и забуксовал, пока его не закидали бутылками с зажигательной смесью. Немцы остались без поддержки, попятились обратно в окопы, опять открыли огонь минометы. К немцам подошло подкрепление. Они ринулись в атаку, вторая линия обороны сломалась, сильно поредевшие наши стрелки дрогнули, стали в беспорядке отступать, некоторые просто бежать в страхе мимо пулеметного окопа в тыл.
Максим знал, если он уйдет, то немцы на плечах отступающих ворвутся в тылы полка, и тогда будет трагедия, которую Максим уже испытал. Не думая о себе, он стоял и жал на гашетки. На его секторе обстрела немцы залегли, некоторые попятились в захваченные траншеи. Заряжая новую ленту, Максим видел, что в центре обороны немцы уже захватили все позиции, в прорыв пошли бронетранспортеры с солдатами на борту, он подумал: «Конец обороны». Это последнее, о чем подумал Максим.
Артиллерийский снаряд взорвался где - то рядом, взрывной волной ударило его о стенку окопа, он потерял сознание.
Очнулся он ночью, нестерпимо пахло кровью и толом. Выбрался из полузасыпанной траншеи. Голова гудела, внутри огромный молот бил по мозгам. Рука не действовала, весь рукав в запекшейся крови. Шатаясь и не до конца соображая, он поплелся в сторону огненных всполохов, полагая, что там фронт. То и дело на глаза попадались убитые красноармейцы, у одного он подобрал винтовку с примкнутым штыком. «Как же солдату без оружия?» - автоматически подумал Максим. То и дело останавливался, отдыхал, его мутило, кружилась голова. Хотелось лечь, закрыть глаза. И только долг солдата двигал его вперед.
Впереди на востоке поднялось солнце, рассеялся утренний туман, его колотило от холода, вся гимнастерка была мокрая от влажных кустов и травы. Вышел на голую возвышенность, ни сколько не таясь. Куда глаза глядят, безбрежная даль, деревеньки - то – здесь, то - там, в отдалении - городок, несколько столбов дыма поднимались над ним. «Скорей всего, немцы его уже взяли», - пролетела мысль у него.
Он остановился, закачался и упал навзничь замертво.
И вот лежит солдат посреди России, раскинув руки. Легкий ветерок треплет седую прядь волос на бездыханном теле. В лазурном небе медленно плывут облака на восток. С ними и душа солдата полетела в милую Сибирь к родным и близким.