Эйлат вымощен плиткой. И проезжая часть, и прошаговая. Плитки ровные, некоторые отличаются от соседних оттенком. Мало кто знает, что если наступать не вот на этот, а вон на тот оттенок, то появляются тени забытых предков (зачеркнуто) туристов. Мне они не особо мешают, тем более что любопытно увидеть самого себя семилетней давности. Вот я сворачиваю с улицы Эйлот и протискиваюсь в щель между домиками, поспешая за хозяином. Парень с непростой фамилией Бродский легко несет мой двадцатикилограммовый чемодан и ничуть не удивляется тому, что в нем велосипед. Завтра снова пойду по Эйлот, и снова его увижу, и себя, и чемодан.
Нет, совсем не мешают тени прошлого, ведь ничего не изменилось. Те же горы, те же улицы, те же запахи, цветы, огни и шелестящие_вскрикивающие_гулятельные звуки.
Чтобы ничего не менялось, за этим строго следит море, для того оно и поставлено, то есть налито. Потоки людей, любвей, солнц и ночей вздымаются и опадают. В общем победно гудящем ритме, который поддерживает иллюзию вечности, незаметно мелкое мельтешение разлук. Любое расставание может стать встречей. Любое последнее слово может стать предпоследним.
Так говорит море, и мы, местные, ему верим.
Потому что отнять у нас можно всё, кроме моря.