Миссия невыполнима

 
     Игумен Владимир был послан для основания поселкового прихода на побережье. Запустение православной веры нужно одолевать лучшими кадрами, к числу которых, он, выпускник Ленинградской духовной академии, несомненно, принадлежал.
   Послушание было нелегким, но батюшка из черного  духовенства, до этого нес непростую службу эконома в большом украинском монастыре, не прекращавшем свою деятельность в лихие годы правления антихристовой власти.

   Благословляя его на подвиги во имя Христа, митрополит наказал искать опору в возрождающемся казачестве, средства в нарождающемся предпринимательстве, а заблудшие души вести к спасению во всех слоях замороченного атеистической пропагандой населения. Сейчас уже хулиганов урезонили, и никто священника словом и делом оскорбить не осмелится. Не то, что в его молодости, когда человека в рясе сопровождали комсомольские активисты с ехидными вопросами насчет вечной жизни и могли дать с хохотом пинка под зад, чтобы показать, что никакая божья кара за это не настигнет. Глупые, они не понимали, что Господь уже их посетил, отняв разум.

   Первым делом митрополит советовал найти контакты с властями на местах. Они хоть и все бывшие коммунисты, но люди умные, генеральную линию понимают, потому и во власти.
   
 В десятитысячном поселке насчитывалось всего человек пятнадцать постоянных прихожан. Пяток старушек, которым давно пришла пора предстать пред Всевышним и они обрадовались возможности приготовиться. Столько же дамочек предпенсионного возраста, не знающих, куда себя деть и устремившихся на путь истинный. Эти уверовали сразу и крепко. Нетерпимость свою к иноверцам выражали гневно, громко, доходя до проклятий. И несколько местных молодых парней, чувствующих, что их сверстники идут не по тому пути и пытающихся найти верный. Они составляли надежный актив. Жаль, что возможности были ограничены, хоть и охотно откликались на все нужды прихода, не жалея сил и времени. Им удалось договориться с начальством и занять временно под проведение служб и треб помещение сгоревшего кинотеатра. Казаки сколотили алтарь, насобирали икон, батюшка освятил. Перед  кинотеатром на перекладине турника повесили обрезки кислородных баллонов, заменяющих колокола. Звон их по воскресным утрам будил население округи. Соседи возмущались, дескать, какой дурак позволил это в жилом районе.

   Отец Владимир начал выполнять наказы прямо по пунктам. Зашел в поселковый совет и понял, что здесь он поддержки не найдет. За столом сидел пожилой пенсионер, по виду и поведению или отставной полковник, не ниже, или персональный пенсионер союзного значения. Печать антихриста явственно выступала на его челе при словах, какими он встретил божьего слугу, оторвав взгляд покрасневших глаз от кипы бумаг, лежащей перед ним:

- О-о-о! Поп пожаловал! Откуда ты, преподобный?

   Отец Владимир смущенно втянул, протянутую было для целования руку в залоснившийся от времени рукав рясы и несмело заговорил:

- Я по божьему соизволению…
- Да ты что! Непосредственно по божьему? Катерина, принеси-ка нам по чашечке кофе. Ко мне вот Господь посланца отправил, уважить нужно. Сейчас райкома нет, не поймешь с кем согласовывать дела свои грешные, может хоть он на путь истинный наставит.

   Дебелая пожилого возраста дама внесла две чашечки кофе и сказала:

- Кофе последний, к нему ничего нет, представительских денег теперь и на неделю не хватает. Цены поднялись на все.
- Ладно, я перебьюсь, а батюшки, я слышал, святым воздухом сыты. Как к вам обращаться, отче? Только учтите, в отцы я сам вам гожусь, поэтому представьтесь светским именем.
- При постриге получил  я имя Владимир в честь крестителя, и отрекаться от него нам не подобает. Сан же мой предполагает обращение «отец Владимир».
- Ладно, если ваши уставы по-иному не позволяют, буду звать вас батюшкой.

   Потерпев фиаско в попытках найти общий язык с местными властями, отец Владимир пошел искать опору в казачестве как явлении истинно православном и родственном по духу.
   Но местный куренной атаман из гаишников с бегающими глазками и еврейской фамилией, быстро сплавил его к пенсионерам, помнящим заветы отцов, но не имеющим за душой ни копейки. Даже пенсию многие уже по два месяца не получали. Хотя ее и ждать не имело смысла вследствие дикой инфляции. Жили шаткой надеждой на возрождение устоев и традиций.
   А батюшка для основания прихода очень нуждался в средствах.

   Оставался один неиспользованный пункт из числа рекомендованных митрополитом  – обратиться к местным капиталистам. Понимая, что они не с луны свалились, а возникли способом трансформации из самых убежденных недавних коммунистов, отец Владимир решил действовать, используя связи старожилов.
   Ему сразу сказали, что директора совхоза лучше не беспокоить. Он остался коммунистом и, будучи депутатом Верховного Совета, сам смотрит, где что плохо лежит. При этом бедствует, собрав акции совхоза в свои руки и требуя от оставшихся акционеров возмещать убытки от рэкетиров. Те с радостью сдают от греха последние акции и соглашаются работать в долг, лишь бы не попасть под гнет этих закабаливших директора бандитов. И ведь какие коварные! Чтобы создать видимость благополучия и своего отсутствия, они, обобрав совхоз до нитки, не трогают имущество депутата, вся семья которого катается на диковинных иномарках. Обнаглели настолько, что подсылают каких-то жиганов для разборок. Те, не очень вникая, физически расправляются с работниками за малейшие провинности на производстве. Раньше за это выговоры давали. Директор всем сочувствует, разводит руками, но поделать ничего не может. Такие, мол, теперь порядки. Его самого заставили на побережье выкорчевать все сады и строить там неведомо для кого коттеджи.
   Старики посоветовали ехать в районный город к главному богатею, который завладел всеми заводами и, если удастся ему понравиться, может осчастливить. Широкой души человек. К нему на городские мероприятия сам Кобзон возит разную шушеру, вроде Малинина и других знаменитостей, с этой перестройкой вынужденных перебиваться случайными заработками за еду. И гоняет их как крепостных наглядно для публики, порой затрещинами. Богатей в долгу не остается, однажды при великом артисте за нерадивость отходил своего заместителя ремнем. И ничего, даром, что тот какой-то черкесский князь. Деньги главнее. Гость впечатлился.

   Но с кондачка соваться к столь важной персоне не стоит. С первого раза контакт не наладишь - пиши  пропало. Высшие силы не помогут, здесь он царь и бог. Попрошаек не любит,  людей сильных уважает, и разговаривать будет только с равным себе. Недостойных унижает, упиваясь собственным величием и властью.
   Собрали круг, стали думать. Посмотрели на батюшку и решили, что презентабельность его не дотягивает, хоть и был отец Владимир дороден изрядно и телом тучен. Просто обветшалый немного и следовало его как-то украсить. Приодеть что ли.
   Но на это деньги нужны, а их атаман даже на казачью форму в исполкоме выбить не смог. На рясу и вовсе просить бесполезно. Не свои же тратить на общее дело!
   Тогда атаман сказал, что веру православную надо поддержать не жалея сынов своих и имущества. И что его зауважали, когда он на приемы стал приходить с шашкой на боку. Весу она ему прибавила в глазах руководителей. И теперь он с ней не расстается даже на службе. Правда, командир, морда коммунячья, пригрозил увольнением. Но это мы еще посмотрим, кто кого уволит скорее. Отольются им еще беды притесненных наших предков. При этом даже слеза блеснула в атаманском глазу.
   Поддержали казаки атамана кличем «Любо!», но с  предложениями не спешили. Шашка, конечно, вещь в переговорах разных незаменимая, но где ее взять. У атамана не заберешь, а другие еще не обзавелись. Да и удобно ли батюшке с шашкой по приемным таскаться. Он в рясе-то путается.
   И тут бывшего парторга, а ныне есаула, осенило. Он предложил скинуться на небольшую сумму и купить батюшке большой крест из драгоценного камня. Он сразу привлечет внимание, придаст солидности и основательности духовному лицу.  Никто и не заметит ветхой рясы и других маловажных деталей. Да и то сказать, крест это вам не шашка, для священника он как орден для полководца.
   Есаул сбегал в сельсовет, позвонил кому-то и объявил сумму, необходимую для выполнения замысла. Тут же собрали и отправили парторга на поиски символа.
   Ему искать не пришлось, он и вспомнил об этом, потому что свояк основал мастерскую ювелирных изделий после возвращения из мест, где отбывал наказание за растрату.

   И вот спустя неделю отец Владимир, на роскошной бороде которого красовался килограммовый крест зеленоватого цвета поверх рясы, шел с автобусной остановки к управлению новоявленного фабриканта, ощущая на себе почтительные взгляды горожан, учтиво уступающих ему дорогу на узких тротуарах.
   Подошел к помпезному зданию, с уверенностью человека, понимающего, что представительство его сомнений не вызовет. И вдруг ощутил неприятно скребущее чувство. Как будто что-то подобное он уже видел. Подойдя к парадному входу, понял причину тревоги, и решимость его внезапно покинула.
   Фасад громадного дворца, с охраной снаружи наподобие почетного караула, был отделан камнем, крест из которого величественно нес на себе мгновенно растерявшийся визитер.
   Батюшка остановился, расстегнул рясу, спрятал крест. Постоял, потом несмело вошел внутрь сверкающего великолепия.

   Некоторое время спустя прохожие наблюдали, как в сторону остановки шел ссутулившийся грузный человек, в замызганной рясе негромко говоривший сам с собой, нервно подергивая себя за как будто уменьшившуюся бороду.

   Отец Владимир вспоминал, как ему даже не пригласив присесть, строго выговаривал вальяжно развалившийся в кресле земной небожитель:

- Ты что, отец, простачков здесь ищешь? Какой новый приход, кто уполномочил, где бумага? У нас есть храм и приход с советских времен, когда я еще вторым секретарем горкома работал. Вот ему мы и помогаем. А бродячих проходимцев содержать не будем.  Тут никакой Боливар не выдержит. Сейчас то дворяне, то казаки, то духовники. И все с протянутой рукой. Научитесь сами себе на хлеб зарабатывать. Иди с миром, святой, у меня своих дел невпроворот.