Глава 2

Елена Куличок
…К жилищу Тырнова они подъехали уже после обеда. Моросил, точно сеялся из мелкого сита, нудный весенний дождь – спасибо ещё, что было не слишком холодно.

Оставив экон на стоянке неподалёку, они направились по тропинке к высокой частой ограде с колючей проволокой поверху. Долго звонили у глухих ворот, просверливаемые глазками видеокамер, пока не щёлкнул рычажок, и между железобетонным столбом и воротами не появилась щёлка, медленно, неохотно расширяясь. Никто не торопился их встречать, и они спокойно вошли внутрь. Сад оказался не ухожен, но и не заброшен. Просто он медленно и неотвратимо зарастал, превращаясь в лес. Лис даже ковырнул ногой какие-то буро-рыжие грибы на тонких ножках.

Но, конечно, художнику было виднее. По-всему, он считал романтическую, натуральную запущенность куда живописнее скучных клумб и газонов или смоделированной естественности. И был прав – Лис их тоже не терпел. И теперь он демонстративно, с удовольствием шёл напролом, минуя дорожки и топча грибы. Музана, спотыкаясь на каждом шагу, стерпела и это.

Они шли к двухэтажному кирпичному дому под красной термо-черепицей, с мезонином, затейливыми резными башенками и балкончиками, с круговой верандой, увитой пробуждающимся виноградом и каприфолью.

Электронный Привратник бездействовал. Лис снова решительно нажал на архаичный электрический звонок, благословляя патриархальные причуды невайских обитателей. Звонить пришлось долго.

Наконец заспанный хозяин открыл дверь. Просто открыл – она оказалась не заперта - с лицом удивлённым: мол, что трезвонить лишний раз, у ворот не назвонились ещё? Он, не задавая никаких вопросов, отступил на шаг, уставился на непрошеных гостей с видом человека, которого вытащили из уютного кресла, предназначенного для послеполуденной дремоты. На нём были старые тёртые джинсы, шерстяные носки и свободный хлопчатобумажный джемпер в мелкую чёрно-белую клеточку, от которой рябило в глазах.

Лис придал себе вид суровый, грозный и одновременно миролюбивый: испугаем, если потребуется, но не сейчас – если пугать сходу в лоб, эффект может случиться непредсказуемый. А ему очень не хотелось сразу, с места в карьер, пускать в ход именное оружие.

- Вы – Хончо Тырнов?
- Ну да...
- Вы здесь живёте один?
- Нет, с невестой.
- Её имя не…
- Её имя Тисса Фэреди. С кем имею честь? Вы её утраченный родственник?

- Увы, нет. Я – частный детектив Алекс Фокс. Разыскиваю Амалию фон Альтиц. Вы её знаете?
- Лично не знаком. Но наслышан.

Фокс и Музана переглянулись.

- Обнадёживает. Вы откровенны, хотя я ещё не удостоверил лицензию.
- Мне нечего скрывать, - художник пожал плечами. – Вы задействованы федералами, или ведёте тайный частный сыск?

- Последнее. Вы разрешите войти мне и моей помощнице?

Тырнов помедлил, и молча, неохотно пропустил их в дом. Огромная прихожая,  легкая узорная или плетёная мебель, широкая лестница на второй этаж, представляющий собой открытую галерею, огороженную затейливой резной балюстрадой. Настороженная и внимательная темноволосая девушка, почти девочка – видимо, та самая Тисса Фэреди, безмолвно встала позади Тырнова, положив ладони на его плечи, и Тырнов рассеянно поглаживал её пальцы.

- У меня имеются сведения, что Амалия фон Альтиц проживает вместе с Силем Фабером в этом доме.

- Сведения верны лишь отчасти. Он не проживает здесь, но посещает время от времени.

- И где же он теперь? Когда появится?
- Кто ж его знает? Силь непредсказуем.

- Вы не знаете, где ваш друг?
- Мой Учитель, - поправил Тырнов. – Он сказал, что известит об очередном собрании.

- Каким образом?
- По электронной почте. Как обычно.

- И это не странно – такая осторожность и недоверчивость?
- Нет. Силю есть, кого опасаться. Конкурентов-фанатиков, банды различных общин. Бродячих еретиков, потерявших приход в результате войны.

- Баронесса фон Альтиц здесь бывала? Бывает?
- Бывает. Они иногда приезжают вместе. Но в моё отсутствие. Мы с Тиссой наезжаем в город и там занимаемся рукописями либо навещаем галерею.

- Почему такое разделение?
- Они хотят отдохнуть вместе и одни.

- Отдохнуть от чего?
- Отдохнуть после трудов в резерватах. Силь лечит беженцев, баронесса ему помогает. Это забирает много сил и энергии.

- Ага. И где же они проживают?
- Повторяю, мне неизвестно. Супруги Фабер постоянно путешествуют.

- Супруги?
- Я всегда считал так. Таковы их отношения.

- Вы знакомы с брачным свидетельством?
- Мне не приходило в голову им интересоваться.

- Откуда же такое представление?
- Мы иногда отмечаем вместе дни рождения и праздники. Сидим за одним столом. Беседуем. Выпиваем. Смеёмся. Танцуем. Они любят друг друга.

Музана закусила губу. Сердце её забилось так громко, что она испугалась, что его услышат.

- И когда же вы виделись последний раз?
- Как раз под Новый год.

- Вчетвером?
- Вчетвером.

- Почти своей семьёй, - съязвил Лис. - Значит, смеётесь. У вас всех по праздникам неплохое настроение. А у супруги Фабера?

- Вполне приемлемое. Она тоже смеётся. Тоже выпивает. И – тоже танцует.

«Врёт!» - подумала Музана.
«Врёт!» - подумал Лис.

Лис услышал намёки на нетерпение в голосе Тырнова, притормозил и сменил тему.

- А кто-нибудь ещё бывает в вашем доме?
- Теперь нет. Раньше – постоянно.
- Кто же следит за хозяйством?
- Моя невеста, конечно.
- Справляется?
- Вполне.
- Гонда – ваша?
- Моя.
- Вы ею пользуетесь?
- Разумеется.
- А Фабер?
- Время от времени.
- И когда придёт это время, вы не знаете?
- Нет.

- Хорошо. – Лис вздохнул. – Вы дали приют чужому и незнакомому человеку, ничего о нём не зная и не выясняя?
- Я знаю достаточно, чтобы дать приют, - возразил художник. – Имя. Занятие. Духовность. Цели.

- Значит, цели. Н-да. И каковы они, эти цели?
- Целить. Возвращать смысл жизни. Определять новые задачи и пути их свершения. Обращать к добру и взаимопониманию. Это благородная работа. И - неблагодарная.

Лис покивал с иронией: - Да, да, конечно, очень благородно. И неблагодарно.
- Именно так. После войны люди растеряны, разобщены, дезориентированы, утонули в депрессии. В душах – хаос и мгла. Фабер проясняет мир вокруг.

Музана едва не вспылила и побагровела – каков хитрец, демагог и наглец!
Проясняет мир! А как насчёт «запудривания мозгов» отдельно взятой девушке?

- У него есть… ммм… слабости? – продолжал Лис.

Вопрос не показался смешным. Художник задумался.

- Слабости? Все люди имеют слабости, иначе они не люди…
- Мы сейчас говорим не обо всех людях, – перебил Фокс немного резче, чем собирался.

- Ну, во-первых, он всё время мёрзнет, словно привык к большой жаре.
- Может, он из Африки?
- Да какая Африка? Он скорее на скандинава похож.

- Белокурый викинг?
- Высокий. Глаза прозрачные, как… как ледник.
- Ага. Холодные, значит. Но при чём тут Скандинавия?

- Просто ассоциация, - смутился Тырнов. – Не обращайте внимания. Я вижу его так.
- Понимаю. Взгляд художника. А вторая слабость? Хотя, конечно, странно говорить о слабостях религиозного человека – они подразумеваются…

- А я бы как раз не сказал, что он религиозен. Разве обязательно быть религиозным, чтобы проповедовать что-то? Рекламщики тоже… проповедуют – но кто назовёт их религиозными?

- Что же тогда ему надо? – удивился Лис. – Вы упомянули о целях – вы можете расшифровать их ещё подробнее?

- Подробности о его целях известны всем ученикам, и они не секрет. Гляньте канал www.Silfer.Intel – Фабер его регулярно обновляет, познакомьтесь с посланиями фанатов и недругов…

- Непременно, – пообещал Лис без тени иронии. – Так что о второй слабости?
- Да. Он всё время ищет какую-то потерянную женщину или девушку.
- Ищет?
- Ну да. Среди тех, кто приходит на проповеди. Вернее – лекции. Может, оттого он и путешествует, и собирает людей.

- Возможно, он… ммм… не в себе? Безумен? Му, придётся проверять среди пациентов – не сбегал ли кто. Или – среди свежевыписанных пациентов. Он называл её имя?

- Называл. Ами. Но он не безумен, уверяю вас. Не более безумен, чем Пигмалион, влюбившийся в изваяние. Он иногда бывает, как младенец, иногда – как старец. Иногда – как последний негодяй. Но не безумец. Просто он видит и чувствует иначе.

- Так он был в неё влюблён?
- Он любил её.

Лис и Муза переглянулись вторично.
- Скажите, – Лис напрягся, - Что дало общение с Фабером вам лично, как человеку и как художнику?
- Возможность измениться. Увидеть новое. Третий глаз.

- Вы можете рассказать мне, как человеку несведущему, о чём он говорил?
- Нет, это сложно сделать однозначно – его речи никогда не повторялись. Они были просты, очень просты, иногда казалось даже, что упрощённы – и ты готов его понять, но всё равно не понимаешь. Потому что для этого нужно увидеть и почувствовать. Вспомнить.

- Увидеть – что? Вспомнить – что?
- Чем ты был. Чем можешь стать.

Лис сдавленно застонал.
- И вы увидели? Вспомнили?
- Да. Увидел и вспомнил. И понял.
- Что понял?
- Своё, личное. Эта информация только для меня.
- Ну, хотя бы вкратце, в общих чертах – одну из речей… Что вам запомнилось больше всего?

Музана с трудом подавила вздох, больше похожий на рычание. Её терпения не хватило бы на такие мягкие и долгие расспросы. Ей хотелось завопить, стиснуть горло художника, и душить, душить, душить до тех пор, пока он всё не выложит. Или не испустит свой протухший, декадентский дух. А Лис цацкался с ним, точно с младенцем, уговаривал, заигрывал.

- «Бог – это гармония. Изуродованный человек не станет богом, ибо несёт в Мир свою боль, горечь, озлобление и так далее. Изуродованный бог становится демоном. И этот демон продолжает лепить демонов по своему подобию. Родить гармонию – наука. Воспитать бога – искусство…» - нараспев заговорил Тырнов, прикрывая глаза.

- Что это значит?
- Он считает, что мы рожаем детей изуродованными, ибо транслируем в них собственное уродство с момента зачатия.

- И поэтому учил, что надо сделать, чтобы родить бога? То есть, создать в себе гармонию?
- Именно так.
- А вы сами тоже считаете так?
- Не считаю – знаю.

Лис устало вздохнул. С тихими фанатиками разговаривать не сахар. Сознание у них набекрень. Мозги хорошо припорошены. Ничего конкретного и ничего по существу Лис, видимо, не узнает. Но и нахрапом брать нельзя: сделаешь хуже. Хотя хуже, кажется, некуда. Сюда только пси-полицию приглашать.

- Хорошо, Хончо. Я должен осмотреть ваш дом. Вы позволите? Сверху донизу. Обязательно увидеть, где он или они жили, спали…

Художник глянул на Лиса искоса, поколебался, решая дилемму. Устало вздохнул.
- Идёмте. Я уже сказал, что скрывать мне нечего.

Лис и Музана отправились следом за Хончо. Тисса тенью следовала поодаль.
- Здесь у меня – кухня. Рядом – ванная и туалет. Смотрите. Ничего особенного. Всё очень просто. Самое необходимое.

И впрямь – ничего особенного. Кроме вполне современного оборудования с программным обеспечением – микроволновки, плиты, морозильной и климатической установок, душевой, пластической мебели – Хончо Тырнов, по всему, любил комфорт и чистоту. Видимо, этой Тиссе достаётся – ей приходится обслуживать любовника и его посетителей. Надо бы заняться девушкою отдельно. Но не теперь.

- Не желаете кофе, чай?
Тисса с готовностью открыла шкафчик красного дерева, стилизованный под старинную горку, и достала изящные кофейные чашки.

- Нет, нет, не смеем вас утруждать и задерживать сверх меры, и так уже замучили расспросами, - поспешил отказаться Лис, и тут же спросил: – А что там, за той дверью?

- Моя мастерская. Самая большая комната в доме. А кофе и чай никогда не были помехой. Они сближают.

Музана хмыкнула – сближаться с этой парочкой казалось ей сомнительным удовольствием.

Комната и вправду оказалась самой обширной. Забитая до отказа книжная стенка с бумажными раритетами. Почти посередине, чуть ближе к окнам, стояла низкая софа, обильно усеянная вышитыми разноцветными подушками и подушечками, точно конфетти. Горы холстов, кипы бумаги, интертел, интерпринт, стол, помост для позирования. Около софы – этюдник с акварельным наброском: Тисса, обнажённая, в позе Гойевской махи – тоненькая, словно былинка – в чём душа держится?

«И она тоже мечтает родить бога?» - невольно подумалось Музане. – «Куда ей? Переломится…»

Затем они поднялись на второй этаж, и Хончо открывал каждую дверь с обстоятельными объяснениями.

- Собственно, он занимает весь дом, вернее, весь дом всегда в его распоряжении. Здесь – небольшая библиотека. Видите, в моём доме всё небольшое, да и сам он невелик. Главное место всегда занимала мастерская и картины.

«Небольшой дом»? Да ты, братец, пижон и скупердяй!
- Здесь тоже ваши работы?

- Не только. Здесь и работы моих друзей – вот эти экспрессионистские пейзажи, например, принадлежат ребятам из моей учебной мастерской, а эти гравюры – работы Милто Войтовича.

- А это - портреты вашей невесты, - Лис указал на серию акварелей с танцующей Тиссой, где девушка выделывала весьма рискованные и откровенные па. – Вы часто рисуете её танцующей. Почему?

- Ничего удивительного. Тисса училась танцам в интернате Милошевича.
- Насколько мне известно, эта школа имеет скандальную славу, а Милошевича судили за разврат.

Тырнов пожал плечами: - Увы, мне известен сей печальный факт, как и то, что Милошевич вывернулся – он поставлял качественную продукцию… Да. Но на моё отношение к любимой это не повлияло.

- У вас много антикварных книг! – заинтересовался вдруг Лис, листая старые каталоги выставок, сваленные прямо на диванчике.

- Нет, специально я не занимаюсь этим. Идём дальше?
- Ммм… Можно задать ещё один вопрос не по существу? Вы пустили нас без колебаний. Вы не боитесь чужих?
- Теперь – нет.

- В вашем доме множество ценных вещей. Антиквариат, каталоги Лондонского Голографического клуба, картины – оригиналы Войтовича, к примеру, весьма высоко котируются на аукционах. Такое богатство – но нет ни охраны, ни даже собак. Как вы оберегаетесь – от воров и случайных людей?

- Сигнализация, - коротко сообщил Тырнов. – Плюс ещё кое-что.

- Что?
- Какой смысл рассказывать об этом чужим и случайным людям? – впервые усмехнулся Тырнов. – Эксклюзив.

- Собака Баскервиллей? – понимающе подмигнул Фокс, пытаясь пошутить. Хончо снова криво усмехнулся в ответ: - Собака Баскервиллей. Вы угадали.
- Э…э… я просто любопытствовал. Возможно, ваш эксклюзив пригодился бы и мне.
Тырнов проигнорировал его слова и открыл следующую дверь.
- Это – спальня. Думаю, он спал здесь – это единственная спальня в доме, и я не смел его ограничивать.

Лис увидел обширную спальню в серовато-голубоватых тонах, кровать – тоже с голубым покрывалом, столик с лазурной эмалевой вазой, над ним, в углу, изысканное зеркало. Дверь на балкончик, увитый виноградом, пушистый серый ковёр. Множество туманных, размытых акварельных пейзажей на стенах, небольшой шкафчик ручной работы, приоткрытый шкаф-купе с многочисленными пустыми вешалками, две одинокие «ракушки». Это здесь начались любовные утехи баронессы фон Альтиц? Здесь она отдавалась этому фантому и фанатику, здесь считала себя избранницей нового Бога и супругой? Червячок ревности засвербел внутри Лиса, но он заткнул ему прожорливую пасть. Не время.

И – никаких намёков на чьё-либо проживание, кроме абсолютно чистых махровых полотенец и одинокой пары замшевых домашних тапочек на отполированном полу. Равно и мужских, и женских. Причём, довольно потрёпанных. Лис прошёлся до столика, небрежно облокотился, взял вазу и повертел её. Пыльная, но самую малость. Поставил обратно. Если отсюда кто-то и отбыл, то далеко и надолго.

- У вас чисто, - отметил он. - Ни пылинки. Я смотрю, вы вообще чистоплотные люди. И как вы ухитряетесь держать в чистоте такой большой дом? Для меня это было бы нудной обузой…

- Тиссу не только учили танцевать, - хмуро отозвался Тырнов. – Она работала уборщицей, чтобы прокормиться, в резервате из неё выжимали все соки…

Они вернулись в коридор.
- Почему вы пригласили его пожить у вас?
- Он нуждался в крове.
- Он просил вас о крове? Сам?
- Нет. Он никогда не просил. Один взгляд – и ты уже знаешь, в чём он нуждается.

- Он гипнотизировал? – наконец задал Лис главный вопрос.
- Нет. Не знаю… - Хончо почему-то смутился. – Скорее, это похоже на… э…
- Телепатию? – подсказал Лис.
- Эмпатию, - поправил Тырнов.
- То есть?
- Трансляция не мыслей, а чувств.

- Эмоциональный, стало быть, человек? Чувствительный, - Лис не удержался от сарказма. - Даже с избытком. С таким избытком, что передаёт соседу?
- Повторяю, он иначе чувствует.

- Молодой человек, иначе чувствуют только животные, люди чувствуют одинаково. Если он человек, то и чувствовать обязан как человек, - назидательно, по-стариковски, сказал Лис. – А любое человеческое чувство поддаётся расшифровке – будь то ближний сосед или случайный прохожий.

- Вы неправы, но я не смогу объяснить, почему. Жаль, что Фабера нет, и вы не знакомы с ним – почувствовали бы сами.

- И вправду, жаль. Надеюсь, он скоро объявится. Хотя я проявляю интерес не к нему, а к его сожительнице…

- Супруге, – поправил Тырнов.
- Ну да, я это имел в виду. А что на втором этаже?
- Ничего особенного. Склад картин и ненужных вещей.

Лис с Музаной осмотрели и его. Широкий коридор-галерея, увешанный картинами и гравюрами, похоже – самого хозяина. Две небольшие комнатки, пустые, пыльные, заброшенные. «Странно, что тут не убрано», - подумал Лис. – «А с другой стороны – сразу видно, что никаких следов. Мудро». Только в третьей обнаружился обширный гардероб с носильными вещами и тщательно вымытый пол. Ну да, где-то же надо хранить вещи на все сезоны. Разочарованный Лис и отчаянно чертыхающаяся сквозь стиснутые губы Музана спустились по скрипучей лестнице вниз.

Не слишком уютный и приветливый дом, словно временное пристанище, а не любимое обиталище. Словно по инерции, нехотя, открыл дверь в самую заурядную ванную комнату, и понял, что не зря. Аптечная полка была полна улик.

- Вы потребляете снотворное? – Вскинул брови Лис. Хончо Тырнов и без снотворных выглядел сонным. Или он заторможен по причине приема транквилизаторов?

- Типа того… Изредка.
- Так. Положим. А это что? – Лис, как хищник, набросился на большую упаковку универсума – универсальной заживляющей мази, применяющейся при ранениях, ожогах и обморожениях, а заодно и против всевозможных кожных заболеваний.

Хончо досадливо вздохнул: - Мазь.
- Вижу, что мазь. Тоже ваша? Вы страдаете экземой?
- Это мазь Фабера. Я говорил, что…

- Что?
- Да нет, ничего особенного, - словно проснулся и спохватился Тырнов, проговорившись. – У него… временами кожная лихорадка случается.

- Но упаковка велика, можно обмазаться с ног до головы, - возразил Лис. – А кожная лихорадка высыпает точечно и только на животе и пояснице.

- Не только, у вас устаревшие сведения, - возразил Тырнов неожиданно твёрдо. – Запущенная лихорадка может в отдельных случаях распространиться на всё тело.

- У вас неплохие познания в медицине. И что, у Фабера всё тело в… ммм…  высыпаниях?

- Ну да… временами. Он аллергик. – Хончо устремил взгляд куда-то в сторону.

- Зачем вы врёте? – мягко упрекнул Фокс. – Ведь врёте?
- Вру, - согласился Тырнов. – А вам не всё ли равно, отчего люди пользуются универсумом? И не только им?

- Ведь у него нет лихорадки, верно?
- Ну… верно. У Фабера спина… в ожогах. Последствия войны.

Музана охнула и зажала рот рукой. Так вот почему он всегда ходил такой закрытый, в любую погоду! Ожоги! Он давил на жалость! А может быть, он диверсант и резидент?

- Положим… - снова протянул Лис, покидая ванную и сожалея, что банку нельзя внаглую прихватить с собой для снятия отпечатков. Ну да ничего – зато можно выяснить, где и когда это было куплено; впрочем, эти сведения вряд ли помогут – лица сообщников ни для кого не секрет, и отпечатки Фабера без надобности по случаю отсутствия оного в базах. - А это что за спуск?

Тырнов замялся: - Ничего особенного. Просто подвал. Кладовка, подсобка.
- Можно осмотреть? Вы же сами сказали, что ваш дом не имеет тайн – ни домовых, ни привидений, ни лабиринтов, ни тайных захоронений, ни склада оружия или наркотиков. И в шкафу – полное отсутствие скелетов. Верно?

- Верно. Но… там не прибрано.
- Странное явление для чистюль. Вам стыдно? Не стыдитесь. Я сам отъявленный неряха, признаюсь.

Они спустились вниз по крутому пандусу, Тырнов распахнул тяжёлую дверь, грубо обитую оцинкованным железом. Хлама здесь и впрямь хватало. Кучи холстов были свалены, как попало, вперемежку с банками из-под краски и заскорузлыми кистями, в прохладном воздухе стоял тяжёлый дух чего-то горячего – не то раскалённого металла, не то разогретого пластика. Хотя в самом углу на потолке работала вытяжка…

Сразу бросилась в глаза нелепая пёстрая занавесочка на кирпичной стене.
- Что там? – удивилась Музана.
- Да так, ничего, шутка для друзей.
- Можно взглянуть?

Тырнов, не дожидаясь самоуправства, сам отодвинул занавеску и отошёл в сторонку.

- Ой, какая прелесть! Как это сделано? – воскликнула Музана.
- Написано маслом, - терпеливо пояснил Тырнов. И он, и Тисса вообще проявляли завидное терпение, без намёка на беспокойство или нервозность, безмерно удивляя Лиса: эта безропотность и безмятежность были не совсем нормальны.

- Здорово! – Музана подошла почти вплотную и с интересом принялась разглядывать фреску, потом съёжилась и слегка попятилась. Лис же продолжал оставаться между дверью и художником – ему здесь почему-то не понравилось с самого начала.
Все правила приличия были нарушены. Пора было – и уже давно – выметаться прочь. Но Лис не мог не задать ещё один вопрос, напрямую, на самом пороге.

- Вы нас ждали? Вы знали, что мы явимся?
- С чего вы взяли?
- Ваш эксклюзив. Он не сработал. И Привратник отключён. Почему?

- Вы правы. Скорее, я предполагал, что начнутся поиски. Но как именно… - Тырнов пожал плечами. – В любом случае, рассудил я, нет смысла убегать из собственного дома или прятаться, скрывать очевидное. Лучше сделать шаг навстречу. Я искренне хотел помочь, поверьте.

- В таком случае, вы сделаете ещё один шаг, сообщив нам, когда появится Фабер?
Тырнов вздохнул: - Не знаю. Если он скажет «Нет», то я поступлю именно так. Проигнорирую вашу просьбу.

- Какая же это помощь? – усмехнулся Лис.

- Но и не палки в колёса, - подмигнул ему заговорщицки Тырнов. – Верно?