Иван

Сергей Митюшов
    Посвящается моему дяде
Безносову Ивану Алексеевичу.



                Иван.


   «Война, война!» -  бегали и кричали  ребятишки по деревне. Взрослые собирались кучками, обсуждали эту новость. В разговорах не было печальных ноток, все знали, Красная армия всех сильней: даст немцу достойный отпор, и война закончится скоро. А то, как же, ведь недаром они трудились, не покладая рук за палочки, лишь бы у любимой армии все было.
     На четвертый день в деревню привезли повестки о призыве в армию военнообязанных. Только тогда в деревне повисла тревога, еще до конца не верилось, что пришел их черед. Ведь война где - то далеко в России. Толком никто ничего не знает.
    За Иваном, работающим на заготовке березовых веников, прискакал верхом на лошади соседский мальчишка, издали закричал: «Ваня, тебя на войну вызывают, собирайся скорее!» 
    Дома уже сборы были в полном ходу, суетилась мать, пекла лепешки и все время смахивала слезу. Повестка пришла и отцу: вот он сидит, чинит сапоги, темнее тучи, думает об остающейся семье, как они будут без него. Жена с больным сердцем и две малолетние дочки, да и за сына опасался. Молодой еще, им молодым - море по колено, лишний раз не будут кланяться опасности. «Осталась недостроенной остайка, старая совсем завалилась, кто теперь закончит?» - думал Алексей.
   К вечеру в деревню приехали две полуторки за призывниками, у конторы собрали небольшой митинг, выступил председатель колхоза, он гневно клеймил фашистов, призывал быть храбрыми в бою, и чтобы все вскоре возвратились с победой. Выступил с короткой речью представитель от военкомата, рассказал о тяжелых боях по всей границе, о стойкости наших воинов.
   Вскоре раздалась команда: «По машинам!»  Автомобили медленно выехали из деревни, стали подниматься на большак, деревня - как на ладони. Все сидящие в кузове пристально смотрели на удаляющуюся деревню, где остались родные и близкие. Кто - то понимал или чувствовал, что он больше никогда не увидит эти милые места, а кому - то радостно, что уезжает, хотелось посмотреть мир. Тем не менее,  на всех  уже легла тяжелая печать солдата и чувство,  что большинство из них  больше никогда не увидят эту речку, тихо бегущую через всю деревню, холмы с березовыми колками уходящими за горизонт, вдали темнеющие невысокие горы  Салаирского  кряжа.  И  будут лежать они  по всей России и Европе:  кто - в братской могиле,  кто - в безымянной, а кто - просто под раскидистой елью тихо умрет от смертельной раны.
     В районный центр прибыли уже поздно вечером, тихий захолустный Тогучин сейчас был похож на муравейник. На станцию то и дело прибывали грузовики и подводы с людьми. Тут же в здании вокзала расположился военкомат  для скорейшей отправки призывников  дальше к месту назначения. Весь людской муравейник, ходил, бродил по перрону и путям, образовались группы большие и малые, первые пели и плясали, продолжали принимать веселящие напитки вместе с провожатыми, вторые тихо сидели, курили и вели разговоры о текущей обстановке. Иногда из вокзала выходил молоденький капитан со списками, тогда гудящая масса притихала, а капитан зычным голосом выкрикивал фамилии, называл номер команды и опять скрывался в здании вокзала. Толпа опять принималась за старое.
    Уже поздно ночью закопченный паровоз, пыхтя и постоянно сигналя, втянул на станцию эшелон с пустыми вагонами. На перрон вышел все тот же капитан. Теперь он выкрикивал номер команды из вагона, люди ринулись занимать места, некоторые бегали и спрашивали: « Ребята, а мне куда?» - наверно, прослушали, к какой команде причислены Заранее зная это, капитан спокойно отсылал «потеряшек» к окошечку вокзальной пристройки.      
    На перроне остались провожатые: они еще пытались говорить с убывающими, смотреть напоследок в любимые глаза, но поезд уже начал движение и увозил  в своем чреве бессмертные души.
    Иван с отцом попали в разные команды. Его команда находилась в конце состава, а отца - в начале. Они даже толком и не простились. Никто из них не знал, что больше им не суждено будет встретиться. Перед Новосибирском на разъезде их состав разъединят, большая часть уйдет на запад, а команда, в которой находился Иван, останется в Новосибирске. Здесь им объявят: «Будете танкистами». На окраине города, куда их привел пожилой старшина, находилась учебная база «ОСОАВИАХИМ». На встречу будущим танкистам из барака  вышел майор в сопровождении еще нескольких командиров. Майор кратко и туманно рассказал построившимся о положении на фронте и о том, что они будут изучать вождение танка, материальную часть, тактику боя, ну, и так далее. Через два месяца выйдете командирами танка и механиками - водителями. В строю зашумели: « Как же так, пока мы учимся, война без нас закончится».  «Ну, закончится, не закончится, а служить теперь вы будете здесь», -  уже со сталью в голосе сказал, как отрезал, майор. Повернув голову к старшине, приказал: «Ведите в казарму для размещения личного состава».
   Началась учеба: строевая подготовка, изучение материальной части танка по плакатам, изучали БТ и новые Т-34 и КВ. Взамен танка пригнали трактор для вождения. Старшина часто говорил,  покручивая прокуренные усы:  «Танк – это, конечно, танк и, многозначительно указывая  пальцем вверх,  но все  же - это трактор с пушкой и в броне». Ивану очень нравилось учиться, здесь все было ново, ему нравился армейский порядок,  и он с удовольствием выполнял приказы командиров. Самое трудное, конечно, запомнить статьи уставов: ему и в школе трудно было заучивать стихи, а вот материальную часть он схватывал на лету, чудные названия деталей двигателя и самого танка: фрикцион, жиклер уму представлялись как слова из песен. После первого месяца учебы теории наступила пора осваивать вождение. У Ивана сердце колотилось от счастья, что он сидит за рычагами, ну, пусть  не танка, и трактор для деревенского парня - это тоже чудо какое - то. Наконец, привезли обмундирование, гражданская одежда сильно по истрепалась, выдали черные петлички с малиновым кантом и по паре латунных танковых силуэтов для петлиц. Теперь Ивана распирала гордость: он танкист.
  Из России приходили невеселые известия, уже тяжелые бои под Смоленском. «Это же совсем рядом с Москвой», - думали курсанты.  Им,  сибирякам, при таких просторах трудно было оценить трагизм событий, и то,  что немцы еще много раз умоются своей кровью, прежде,  чем  подойдут к столице,  и то, что именно им предстоит выбить зубы этому зверю, который еще в превосходящей силе над истекавшими кровью нашими батальонами.
   Неожиданно их построили на плацу, майор зачитал приказ о присвоение звании младших сержантов.
   А уже вечером они ехали в вагонах на запад. Все недоумевали:  «Мы же – танкисты, неужели нас отправят в стрелковую часть, зачем учились тогда?» Но страхи их были напрасны, их выгрузили в Челябинске и пешком направили через весь город на завод для получения материальной части, как выразился встречающий их командир - танкист.
 На заводском полигоне они впервые увидели настоящие танки, они стояли в ряд: новенькие, пахнущие краской, но среди них - чуть ли не добрая половина отремонтированных,  видны были многочисленные вмятины и пробоины, заваренные толстыми листами стали. В основном это были новенькие тридцать четверки, а отремонтированные - легкие БТ. С краю стояло настоящее чудовище: КВ-2, весь во вмятинах, но пробоин на нем видно не было. При распределении на танки Ивану достался могучий КВ, как лучшему механику. Но Иван, конечно, мечтал о скоростной и маневренной тридцать четверке. А это что, неповоротливая махина. С опаской Иван подходил к крепости на гусеницах. Но уже после первого знакомства, посидев за рычагами, покрутив ручки управления мощной танковой гаубицы ( она в два раза мощней, чем у тридцать четверки) увидев три пулемета,  Иван  пришел  в такой восторг, что забыл о недавнем сожалении, что не попал на более легкий танк. А когда заурчал тяжелым басом мотор, Иван невольно запел, « …броня крепка и танки наши быстры». Вскоре прибыл остальной экипаж: механик водитель Иван Осокин, резервист, родом из Челябинска работал на тракторном заводе испытателем, наводчик Валерий Фролов, он тоже - резервист, оказался земляком Ивана, родом из Тогучина, стрелок -  радист Юрий Иванов, ровесник командира танка, тоже из Челябинска, недавно закончивший десять классов.
   Началась учеба по вождению и стрельбе по мишеням, стрельба - это сильно сказано. Дали только три снаряда. А вот вождение и боевую слаженность экипажа отрабатывали с утра до вечера.
   Уже октябрь, наступили морозы, с едой совсем была беда: паек скуден и однообразен.
Все ждали, ну когда же их отправят на фронт?    В конце октября их погрузили в эшелон, поезд в дороге часто останавливался, пропуская воинские эшелоны, бойцы нудили: «А мы что, не военные?».  Вот уже - Москва, выгрузились на станции с чудным названием «Лось». Две роты тридцать четверок сразу же отправили по направлению к центру. Только сейчас всем стало понятно, почему их так долго мариновали в пути. Нужно было прибыть ко времени парада на Красной площади в честь годовщины Октябрьской революции. Остальные походным маршем направились в западном направлении, на выходе из Москвы в районе Кунцева к ним пристроилась колонна автомашин с провиантом и боеприпасами, а также два бензовоза с топливом для танков. Теперь их танковый полк был укомплектован и тылами. Несколько часов они двигались по Минскому шоссе. Свернули в лес в районе Тучкова. Было приказано осмотреть матчасть. Наступил вечер, впереди ухало, небо озарялось всполохами.  «Вот она - передовая», - думал Иван. Легкий мандраж бил его, но за заботами он постепенно улегся.  КВ - это громадина с мощной гаубицей, а вот ходовая, с ней вечно что – ни будь случается: вот и сейчас механик  возится с фрикционами.
   Прибежал вестовой: «Безносов, тебя к командиру полка». Ивана пригласили в штабной вездеход, в тесном и жарко натопленном балке находилось несколько командиров во главе с подполковником, рассматривающих карту. Командир полка критически осмотрел Ивана, и, обращаясь к командиру роты, промолвил: «Молод, справится ли, ну, да ладно, делать нечего. Вот что, Безносов, тебе поручается ответственное задание. Скорее всего, ты первый вступишь в бой. Тебя передаем для поддержки стрелковой части на танкоопасном направлении, следуй вот сюда»,- он ткнул карандашом на слияние двух дорог Минского шоссе и Можайского, - « Там тебя встретят, забери весь боекомплект, бочку дополнительного топлива и айда». Всю дорогу, пока он шел к экипажу, думал, что комполка нарочно сплавил его, ведь КВ не мог угнаться за тридцать четверками и «БТшками». Он вспомнил, как комполка, впервые увидев КВ-2 у себя в полку, сказал: « Ну, все, повиснет на шее у полка, снаряды ему отдельные, запчасти другие, и вообще, не надежная машина, по финской знаю».
    Закрепили на броне дополнительный боекомплект, бочку с соляркой, танк тяжело выполз на дорогу. Лязгая гусеницами,  покатился по ночной дороге, яркая луна освещала путь в неизвестность. Через час перед танком выросла фигура: отчаянно махая руками, призывал остановиться. Иван приказал остановиться. В блиндаже стрелкового батальона навстречу ему поднялся молоденький лейтенант, представился: «ВРИО командира батальона Медведев Петр, ждем, не дождемся, на стороне немцев вчера было слышно урчание моторов, до этого все было тихо, значит, что - то задумали ганцы».
Хочешь чаю, танкист, только вскипел котелок с водой». «Да, пожалуй, не стоит, лучше покажите, где  занять позицию, время не ждет, скоро - рассвет». «Васьков», - обратился лейтенант куда - то в темноту. Только сейчас Иван заметил за чадящей, еле горевшей коптилкой, что они не одни: в углу на соломе вповалку спали бойцы. Один из них поднялся, сонно промолвил: «Чаво?». «Чаво, чаво?» - передразнил его комбат. «Проводи танкиста на то место, где мы с тобой вчера пережидали минометный обстрел. Утром, как рассветет,  я подгребу, и мы вместе решим, как с пользой организовать оборону»,- обратился он к Ивану.
   Придя  на место, Васьков повел рукой: « Вот  наши траншеи, а за оврагом, на той стороне – немцы». И, чтобы поскорей убежать в теплый блиндаж и доспать, с  деловитостью в голосе сказал: «Ну, ты таво, давай располагайся, а у меня еще дела». И не успел Иван сообразить, что и как, Васькова след простыл.
    Наступало утро, это он скорее  почувствовал, немного потеплело, пошел крупный снег,  снежинки падали на лицо Ивана, он этого не замечал. Теперь у него одно на уме: как пройдет первый бой, не сплоховать бы. Далеко в груди все - таки его бил легкий мандраж.
    Вернулся к танку, экипаж дремал, за сутки,  которые прошли с того момента, когда их выгрузили на станции Лось, умаялись, Иван почувствовал это, когда занял командирское место, ноги подкашивались от усталости. «Ну, что командир?» -  спросил для порядку механик, хотя знал, что и так поступит команда двигаться. Но он ошибся, Иван ответил: «Пока окончательно не рассветет, трогаться не будем, там позиция вроде бы неплохая, да мы очень тяжелы, боюсь зарюхаться куда - нибудь, местность болотистая, подождем, а сейчас поспи». Как ни устали, никто в экипаже заснуть не мог: что готовит им судьба завтра?
   По броне постучали, раздался голос лейтенанта: «Эй,  танкисты, спите, что ли?». От промерзшей брони веяло могильным холодом. «Заводи!» - приказал Иван механику, а сам полез наверх. Увидев Ивана, комбат спросил: «Почему не на позиции?». «Осмотреться надо, если завязнем, вытащить некому будет», - ответил Иван. «Что за танк, по асфальту, что - ли ездит только?» - со скептицизмом в голосе промолвил комбат, рядом стоящий Васьков подхалимно захихикал. Иван вспомнил, как на полигоне в Челябинске, где тридцать четверка как бабочка перепархивала овраг, а  КВ как утюг обязательно зарывался  под своей тяжестью, а потом полдня выковыривали его: это,  конечно, сначала по неопытности водителя было. Но сейчас Иван не хотел рисковать и упрямо ответил лейтенанту, что примет бой с дороги.  «Ну, гляди», -  то - ли угрожающе, то - ли с безразличием ответил комбат. И уже примирительно:  «Гляди за дорогой, чтобы ни одна падла не прошла овраг, и еще посматривай за правым флангом, видишь, параллельно идет дорога, они по ней пытались пройти к нам в тыл да нарвались на мины, саперы хорошо поработали, а они могли и разминировать. От батальона одно название осталось, хороший нажим, и драпанем, как…»,- дальше он не стал распространяться. «Если что, я на КП батальона, дорогу знаешь».
   Сняли с брони дополнительный боезапас и бочку с горючим, перетащили в глубокую воронку недалеко от дороги. Прикинули сектор обстрела, решили встать метрах в трехстах впереди, там можно съехать с дороги: обочина вроде бы каменистая, загнали танк в естественное углубление, механик  покрутился в нем, чтобы танк выровнялся по горизонтали, выгнали из ямы, лопатами  подравняли, укрытие получилось почти идеальное.
   С наводчиком определили дальность до ориентиров, еще раз проверили работу механизмов. Иван приказал всем следить за обстановкой. У всех четверых неспокойно было на душе, первый бой, у Ивана холод в груди чередовался с мелкой дрожью. Как ни ждали противника, а звук от первого разрыва мины  ударил по ушам, хотя в шлемах он не такой резкий, наверное, слух обострился, когда опасность рядом. А потом пошло и поехало: фонтаны взрывов  плотно накрыли окопы и ячейки стрелковых рот. Комья земли падали на спины укрывшихся солдат, их присыпало снежной мукой, через полчаса огненный вал переместился  вглубь обороны, несколько мин взорвалось вокруг танка, застучали осколки по броне. Как будто множество молоточков ударили по наковальне: то звонким  горохом посыплет, то одиночным молотком проверит крепость русской брони. Немцы прекратили артобстрел. На той стороне оврага показалось три танка в сопровождении пехоты. «К бою», - приказал Иван. «Валера, подпусти ближе напрямую» «Понял, командир», - ответил наводчик. По броне застучали, и голос Васькова:  « Танкисты, что огонь не открываете, комбат приказал немедленно ударить по немцам». Иван и сам уже видел, что пора, скомандовал: «Огонь!». Снаряд прошел выше немецкого танка, ударил в огромную сосну почти под корень, чудовищная сила подняла ее  вверх и крутанула вокруг своей оси. «Точнее, Валера», - как можно спокойнее сказал Иван. Второй снаряд, выпущенный из КВ, ударил немецкому танку в основание башни,  которую вырвало с мясом и отбросило в сторону. « Валера, бери на мушку вон того, слева, а то скроется за бугорком»  Сто пятидесяти двух миллиметровый снаряд гаубицы не оставил никаких шансов для легкого танка: снаряд пробил броню и попал в боекомплект, взрыв огромной силы буквально, разнес «панцирь - черепаху» как спичечный коробок. Ошарашенный увиденным,  третий танк,  маневрируя и двигаясь задним ходом, пытался укрыться за деревьями. Четыре выпущенные снаряда  не достигли цели, только превратили лесок в дрова. Механик немецкого танка, видно, был асом, сумел вывести свой танк из под страшного огня  КВ.
   Тем временем, на позициях батальона  царило оживление, многие такого воинского чуда еще не видели: чтобы так разобраться с атакой противника. Один танк нагнал страху немчуре: «Ура танкистам!» -  кричали в окопах. Прибежал комбат, сияющий и перевозбужденный. Залез на броню и сунул голову в люк танка: «Ребята, это какая -  то песня, надо же, мы без потерь впервые отбили атаку, ну, а теперь держитесь, эти гады  что – ни будь придумают,  и «накаркал»:  появились немецкие самолеты, стали утюжить позиции батальона, несколько бомб упало недалеко от танка, его осыпало осколками и комьями земли, но к счастью ни одна не попала. С закрытых позиций стала бить немецкая артиллерия, снаряды стали  рваться рядом. «Нас засекли», - подумал Иван и дал команду: « Отход  вглубь».  Заурчал мотор, КВ тяжело выполз из ямы на дорогу, тут же в гусеницу ударил снаряд, разбил каток и несколько траков, КВ как утка неуклюжая  сполз с дороги и боком зарылся в снежное месиво.
   Что же делать, вылезать для ремонта страшно, снаружи - огненная вьюга, по броне барабанят осколки снарядов, по башне ударил снаряд, мощную броню КВ пробить не смог, только внутри башни мелкие окалины посекли лица и руки танкистов. Стало еще страшнее вылезать. Преодолев чувство страха, Иван приказал наводчику смотреть за противником, а сам первым полез наверх. Картина удручающая: прежде чем заменить траки,  нужно откопать искореженную сторону. Гусеница лежала в стороне.  Втроем они еле - еле подтянули ее к задней звездочке, поменяли разбитые траки, с помощью троса затянули гусеницу под катки.
   Немцы начали новую атаку. Пришлось бросить ремонт, отбивать атаку было тяжело, потому что танк был сильно наклонен,  и не хватало зоны обстрела. Четыре немецких   Т-4 направили огонь на КВ, танк получил несколько прямых попаданий, но ни один не принес ему ощутимых повреждений. Зато сибиряки прямым попаданием уничтожили один танк, остальные ретировались, опять атака немцев захлебнулась. Они решили продолжить ремонт: сейчас им работать стало веселей, нет разрывов, во время которых нужно вжиматься лицом в грязь вперемежку со снегом. Гусеницу натянули быстро, каток решили ремонтировать, когда будет по тише,  самое главное, танк на ходу. Прибежал ординарец комбата Васьков: «Товарищ сержант, вас вызывает товарищ лейтенант».
    Иван приказал экипажу лопатами углубить капонир для танка, а сам пошел в батальон. Комбат сидел за столом, ел из котелка: «Присаживайся, будешь рубать!» - и протянул котелок Ивану. У Ивана засосало под ложечкой, с самого утра маковой росинки не было во рту, он даже не заметил,  что уже - вечер, день пролетел как один час. Как не хотел есть, но все же отказался, подумав об экипаже. Неудобно, они ведь тоже голодны.
   «Ну, как хочешь,  спасибо тебе за сегодняшний бой, давно воюешь?» « Сегодня – первый бой», - ответил Иван. На лице комбата появилась недоверчивая улыбка: «Если все такие сибиряки, точно не пустим к матушке - Москве. Вызывали на кп полка, подполковник приказал передать тебя в соседний полк. Там ожидается наступление немцев. « А здесь, что мы больше не нужны?» - промолвил Иван и подумал о не исправном танке, и  как он сможет сделать переход без ремонта. «С нашего участка ушли все танки, наверное, решили где - то собрать кулак для удара.  Не хватает у немчуры сил - то, а, танкист, это им не июнь месяц»,- с восторженным злорадством ответил комбат. И продолжая разговор, сказал: « Бои на нашем участке заняли затяжной характер, у них больше нет сил для наступления».                – Танку нужен ремонт - промолвил Иван.
- Соседний полк пришлет вестового для сопровождения вас к месту, а пока занимайтесь ремонтом. Да, и пошли на кухню бойца за едой.
   Ну, давай танкист, пока, может, свидимся еще? - и крепко пожал руку Ивана. Выйдя из землянки Иван заметил, что уже начало смеркаться. «Быстро пролетел день», - еще раз подумал он.
   Подойдя к своим землекопам, сказал:  «Кончай работу, ребята, нас перебрасывают на другой участок». « А что же мы надрывались?» - с обидой в голосе ответил стрелок - радист, остальной экипаж молча поддержал молодого сотоварища. На это Иван ничего не ответил. И, чтобы сгладить обстановку, сказал: « Юра, бери котелки и дуй в батальонную кухню».  «Вот это гут», -  ответил Юрка. Мигом побежал к танку за тарой. «А нам пора приниматься за ремонт катка, а то не доползем до нового места».   Не дожидаясь, когда Юрка принесет еду, принялись за ремонт. Хорошо, что в запасе была пара катков.  Опять пошел густой снег, значительно потеплело,  промокли насквозь комбинезоны и гимнастерки, руки немели от холода. Но все равно решили закончить даже после того, когда Юрка принес горячую еду. «Юра, ты заверни в ватник котелки, сейчас закончим, тогда поедим», - попросил Фролов.
   Теплая похлебка - верх блаженства. Горячего они не видели уже несколько суток. Последний раз ели горячую кашу за двое суток перед выгрузкой в Москве. Закурили махорки. « Юрка, а ты не куришь, давай костерок разводи в капонире, надо подсушиться, и кипяточку бы неплохо», - приказал Иван. Из лесочка нарубили несколько жердей, устроили в виде чума, накрыли брезентом, очень обширная получилась яранга. Вокруг костра развешали комбинезоны, от них пошел пар, запахло потом и мазутом. В импровизированной яранге стало тепло от костра, потянуло ко сну. Только сейчас Иван вспомнил, как его трясло перед боем, удивительно, но при первых выстрелах все куда - то улетучилось, а сейчас такое ощущение как будто он давно на фронте. И его экипаж, сидящий вокруг костра, потягивающий кипяток в прикуску с кусочком сахара, стал для него родным братом, за которого он мог бы отдать жизнь, не задумываясь.
   Снаружи послышались шаги, откинув полог, появился комбат: «Ну, танкисты, шикарную хату за бабахали, смекалистые вы, хорошо, что еще  не передислоцировались, я тут вам подарок от нас принес».  Достал из - за пазухи фляжку: «А- то как же, вы для нас такое сотворили, страху на немцев нагнали своим монстром, что они в другом месте наступать решили. Вон до сих пор их танки чадят. У нас всего только несколько легко раненных». С этими словами он побылтухал фляжку и отвинтил крышку: «Опустошайте тару, спирт – ну, прям чистая слеза». Передал Фролову: «Разливай по - братски». « Ой, я не буду»,- сказал Юрка. «Что, мамка не велит», - засмеявшись, сказал Фролов, остальные тоже засмеялись.
 « Пей солдат, не ради пьянки, а здоровья для» - подняв к верху палец, сказал лейтенант.
     Хорошо пошел спиртяжка, разрумянились лица, все тело внутри обдало теплом, высшее блаженство для солдата. «Юрок, ну что, давай допью» - сказал Фролов. - «Неее, я сам, хорошо - то как», - блаженно промолвил захмелевший Юрка. И опять все засмеялись.
   В проеме палатки показался адъютант комбата Васьков: «Товарищ лейтенант, по душу танкистов прибыл провожатый». «Собираемся», - приказал Иван. «Ну, пока, танкисты»,- и, пожав всем по очереди руки, комбат ушел.
   Провожатым оказался сержант с петлицами танкиста. На карте он показалЮ куда нужно двигаться. «Я проехал весь путь, тяжело будет пройти кратчайшим путем, узкие лесные дороги, кое - где завалы, вокруг ехать долго, не успеем вовремя, а приказ: быть в шесть утра», – сказал провожатый.
 - А ты на чем приехал?
 - Не на чем, а на ком, вон смотри, - он рукой показал в сторону лесочка, где к дереву привязана была лошадь. А что, проходимый «танк», и солярки не требует.
   Уже четвертый час КВ двигался по дорожной хляби, где совсем топко приходилось пробиваться через лес, танк как железный вепрь валил большие и маленькие деревья. Даже пришлось рубить деревья, гатить небольшую речушку. Мост хотя и был крепкий, но под тяжелым КВ мог проломиться. Время катастрофически уходило. Да еще танк зарылся в грязи, буксовать не стали, знали одно, чем больше буксуешь, тем глубже увязнешь, решили не рисковать, потому  что помощи точно не будет, срубили толстую сосну, впятером ее еле прикатили к танку, отрубили трос и привязали  к тракам. Двигатель натужно заурчал, подмял под себя бревно, машина как огромный зверь, рыча, медленно выползла из грязевой ловушки. Слав богу, у Ивана  как будто тяжелый ком свалился с души.
    Остальной отрезок пути прошли без трудностей и все же к назначенному времени не успели.
     По прибытии к месту  Ивана вызвали к начальству. В просторной избе за большим столом, на котором была разостлана карта, стояли, склонившись, несколько командиров. На доклад Ивана о прибытии  все обернулись.  Командир с петлицами полковника  с холодом в голосе процедил сквозь зубы: « Тебе когда приказано быть, под суд захотел. Ты опоздал на полтора часа». Но, видя, что перед ним стоит смертельно уставший танкист, комбинезон заляпан грязью и мазутом, сменил гнев на милость. И обращаясь к майору танкисту, сказал: «Принимай в свой батальон».
 - Есть, товарищ полковник, разрешите поставить задачу.
- Разрешаю.
Иван с майором вышли из избы, пока шли,  майор сказал: «Вижу, вам досталось, сейчас бы отдохнуть, но ждем немецкой атаки, разведка докладывала, что они стянули много танков на наш участок, а в моем батальоне всего семь танков, и те - легкие, потому - то так недоволен был полковник твоей задержкой. Докатились до того, что командир дивизии ждет единственный танк и распоряжается, кому отдать его».
  « Для тебя, сержант, саперы отрыли капонир, будешь действовать из засады в самый последний момент, чтобы тебя не засекли  раньше времени, огонь откроешь по моей команде, пусть будет сюрприз для них. Рация работает?». «Работает», - ответил Иван. Пришли на место, комбат показал сектор обстрела, возможные запасные позиции. «Ну, давай зарывайся», - сказал комбат и ушел. Иван побежал к танку. Экипаж спал глубоким сном. «Сибиряки, подъем, Иван заводи и поехали», - приказал он.
   В капонир танк плавно спустился  и затих как медведь в берлоге. Иван приказал готовиться к бою. Пошли томительные минуты ожидания боя, у Ивана опять захолодело в груди. И сердце стучало сильней обычного. Передовая все молчала, у немцев и завтрак прошел, обычно после него они принимались заниматься войной.
   Стоя по пояс в башенном люке, Иван видел, как с передка потянулись посыльные с термосами на полевые кухни. «Юрка, давай быстро жми на кухню и возвращайся скорее, что - то не нравится мне вся эта волынка»,- приказал Иван. А сам подумал: «Скорее бы все началось, мандраж замучил». Ребята - вроде бы спокойные, неужели страшно мне одному. Стыдно признаться. Вон Иван сидит и постоянно мычит себе бод нос, какую – то  мелодию. Наводчик Валера всегда при удобном случае дремлет, по его словам это так он силы копит, у него нервы точно железные».
  Легкий ветерок подул с запада.  Сплошная облачность рассеялась, меж облаков стало проглядываться солнце, снег опять растаял: сплошное месиво из грязи по всей округе. Грязь на сапогах, на комбинезонах, грязь на танке и внутри. «Скорее бы уж погода встала», - думал Иван. А дома сейчас мамка пришла с дойки, что – ни будь стряпает: как он соскучился по ее шанежкам и лепешкам». Он подумал об отце: « Где он?»  Еще в Челябинске он получил письмо из дома: писала Верка, сестренка, со слов матери, что от отца никаких известий, что дома все хорошо, и чтобы он не волновался за них.
  Из раздумий его вывел приближающийся звук самолетов. «Ну, началось», -  пронеслось в голове Ивана. Он спустился вниз  и захлопнул крышку люка. Бомбардировщики легли в круг, и огненная метель стала перепахивать первую линию обороны, затем круг сместился ближе, теперь бомбы рвались где - то рядом, спасибо саперам: танк хорошо укрыт в капонире, только прямое попадание может нанести урон. Осколки и ошметки земли градом осыпали броню танка. Иван в триплексы видел, как бомба упала рядом с недалеко стоящим в капонире БТ, его словно игрушку перевернуло, и он загорелся, внутри начал рваться боекомплект. И еще загорелись два танка.  Никто из трех экипажей не спасся. Танковому батальону был нанесен непоправимый урон. Еще раз Иван подумал, что его КВ - надежная крепость.
  Еще не успели улететь немецкие стервятники, показались танки противника с поддержкой бронетранспортеров, за мелколесьем не было видно всего поля боя, но на позиции впереди надвигалось восемь танков и несколько бронетранспортеров, танки на мгновение останавливались  для прицельного выстрела, из бронетранспортеров вели огонь пулеметчики, осыпая смертельным дождем переднюю линию обороны. Им жидко отвечала наша артиллерия, берегли, видно, снаряды. Урона они не приносили танковой атаке. Из траншей начали стрелять из противотанковых ружей. Наконец, горит один танк от прямого попадания артиллерийского снаряда, остановились два бронетранспортера, из их чрева как горох посыпались пехотинцы, разбегались и плюхались в черную грязь. «Поешьте нашей земельки, сволочи», - прорычал Фролов. «Командир, а где же Юрка?» - спросил наводчик.
   А  Юрки уже не было в живых, когда началась бомбежка, он с котелками возвращался к товарищам, хотел быстрее принести горячую кашу, рядом разорвалась авиационная бомба. От него ничего не осталось, потом после боя они всем экипажем искали его, нашли только клочок гимнастерки со значком «ОСОАВИАХИМ», который висел на ветке дерева, да два котелка, измазанные кашей.
   Иван и сам беспокоился о своем стрелке-радисте.
Тем временем, к противнику подошла подмога, наверное, нащупали слабость обороны на нашем участке. Первые танки уже навалились на первую линию обороны. Кто - то еще обороняется, другие бежали по полю, изредка отстреливались, ковыляли раненые, опираясь на винтовки. Всем было ясно: первая линия пала.
  « Что же нет команды « открыть огонь», ведь вот же они, как на ладони», - думал Иван.
Танки противника уже перевалили первую линию. Огонь нашей артиллерии был не- эффективен, выстрелы были редкие. Иван не знал, что при авиационном налете были уничтожены две батареи сорокапяток, три легких танка и склад скудного боезапаса.
   Наступление немцы вели на широком участке, и артиллеристы не имели возможности закрыть сектор обстрела.
   Тем временем, танки противника вышли в зону между первой и второй линией обороны. Почти сразу под гусеницами двух танков взорвались противотанковые мины, атака запнулась. «Вот это подарок: как в тире», - промелькнуло в голове Ивана. Тут же по врагу открыли беглый огонь танки из капониров и артиллеристы.
  В шлемофоне прозвучала долгожданная команда открыть огонь.
-Валера, дай вон тому, который пятится назад,- приказал Иван.
- Прицел?
- Прямой.
- Есть прямой.
Снаряд ударил в землю перед танком. Но и этого было достаточно, чтобы у него сорвало гусеницу, танк осел на одну сторону и подставил борт, второй снаряд снес ему башню.
    Немцы, наверное, не ожидали такой ловушки, заметались, стали отходить, но было уже поздно: половина чадила и горела большими кострами. Вражеская пехота зарылась где - то в землю.
    КВ бегло вел огонь по отползающим танкам и бронетранспортерам. «Сейчас бы контратаковать,  да сил на это, наверно, нет,  и где Юрка?» - опять подумал Иван.
« Валера, дай несколько осколочных по отступающей пехоте», - приказал Иван.
      Бой затих так же неожиданно, как и начался. Пахло дымом, порохом и сгоревшей живой плотью. От этого Ивана немного подташнивало.
      «Валера, сходи посмотри, где Юрка, может, ранен?» - с надеждой в голосе сказал Иван.
Но предчувствия были плохими. А механика все не было, тогда Иван сказал: « Валера, пошли, посмотрим». Два котелка они нашли сразу, метрах в ста на ветке обнаружили лоскут со значком. И больше ничего. Пришел механик, сообщил, что обшарил весь медсанбат, там его нет, в ответ на это Валерий показал ему котелки и значок Юрия.
    Первая потеря потрясла экипаж, они еще долго бы стояли молча, скорбя о страшной смерти Юрия, если бы не комбат. Он вывел из ступора Ивана и его экипаж. «Что случилось?» - спросил он. «Да вот»,- Валера показал находки. «Товарищ комбат, разрешите доложить, погиб радист Юрий Иванов» - добавил Иван. «Да, сегодня погибли четыре экипажа, вот еще и ваш радист. Но расслабляться рано, слушайте боевой приказ: « У вас самая боеспособная машина, вам приказано прикрыть наш отход»,- сказал майор. Как отход, ведь дали по морде немцу? – вырвался возглас у Валерия Фролова. – Да, мы - то дали,  да соседи не выдержали. Немцы прорвались, их моторизированные части делают глубокий охват. Эх, жалко покидать такие позиции, а какая задумка с заманиванием на заминированный участок».
   «Вам нужно продержаться до утра следующего дня, с вами остается стрелковая рота. Куда потом прибыть знает командир роты, вы теперь подчинены ему», - продолжал комбат. «Да, и еще, пошлите кого- нибудь за сухим пайком на два дня» На немой вопрос Ивана почему на два дня, комбат ответил, « на всякий случай».
   «Ну, братцы, до встречи», - сказал комбат и ушел.
Они все еще стояли, потрясенные, ведь прошло всего четыре дня на фронте, а уже столько  произошло, и не было времени на размышления о собственной судьбе, а вот сейчас возле пустой могилы их боевого товарища опустилась тяжесть на душу: о бедной Родине, о не- скорой победе, сколько им предстоит испытать трудностей на пути к ней, к этой самой победе, о тяжело идущих мимо них, грязных оборванных с потухшими глазами стрелковых рот, мокрых и взъерошенных лошаденках, тянущих покореженные орудия, и смертельно уставшей прислуге, идущей за ними по чавкающей грязи.
  Грустное впечатление оставляет картина отступления. Побитой собакой уходили рота за ротой.
   «Ну, что, ребята, возьмемся за дело, Валера, ты давай на склад за провиантом, а ты, Вань, осмотри  матчасть, ну а я схожу к командиру роты, нужно познакомиться, решить,  как будем действовать», - распорядился Иван.
  Командира роты он нашел в траншее второй линии обороны. Им оказался  пожилой лейтенант, он четкими командами указывал командирам взводов и отделений, где кому занять оборону. На доклад Ивана он ответил, что очень хорошо, что именно он будет прикрывать их. На немое удивление Ивана он ответил, что видел, как грамотно он  вел бой.
 - Давно воюешь? - Четвертый день.
 Пожилой лейтенант одобрительно хмыкнул  и сказал то - ли в шутку, то - ли  всерьез: «Быть тебе генералом, сержант».
  «Ну, а серьезно» - продолжал говорить комроты. «Твоя задача поддержать нас огнем. И смотри в тыл, а то там никого нет, как бы не окружили».
   «Вижу, хочешь спросить, почему я пожилой и все еще лейтенант.  Два месяца назад был полковником,  драпанул  впереди своего полка. Хорошо, что стал рядовым, а мог стать и мертвым. Сейчас дослужился до лейтенанта, вопросов больше нет». Иван смущенно ответил: «Да я и не хотел». Комроты не дослушал Ивана, приказал: «ну давай, танкист ,топай к танку и поглядывай по сторонам». «Да, сержант, а как у тебя с боезапасом?» - вдогонку спросил лейтенант. 
 - Полный ажур, товарищ лейтенант.
 - Если что, не жалей снарядов и действуй по обстановке, ну топай.
Иван поспешил к танку. Экипаж возился возле танка, на разведенном костре готовили концентрат. Рядом с костром  на импровизированной скамейке спиной к Ивану сидел незнакомый танкист. Навстречу  Ивану поднялся молодой парень в комбинезоне и шлеме, доложил: «Стрелок радист Юрий Ильин, по приказу комбата назначен к вам взамен убитого». Иван опять подумал о Юрке Иванове как о родном человеке, которого потерял, в груди опять заныло. «Добро пожаловать в экипаж», - промолвил Иван.
 - Давайте рубать, жрать хочется, сил нет, - сказал Фролов.
С великим удовольствием уплетали кашу из концентрата. Сразу беды отошли на второй план. Удивительное состояние души человека в условиях войны.  Любая мелочь, которая приносит радость, быстро лечит все душевные потрясения. Вот и сейчас эта горячая солдатская каша бальзамом  на душу. Закурили, сладковато кислая махорка продирала горло, по организму распространилась лень.  «Сейчас бы поспать, где - нибудь в тепленьком блиндажике», - пропел механик и потянулся так, что кости захрустели.
   Иван захотел поближе познакомиться с новым членом экипажа. Сказал, глядя пулеметчику в глаза: «Ну, я из Новосибирской области,  до войны колхозник, вот Валера», - Иван кивнул в сторону наводчика,- « тоже мой земляк, до войны электрик, механик Иван», - он положил руку на плече рядом сидящего, - «с Урала, он как был трактористом, тем и остался, только теперь сеет смерть в стане врагов, ну, а ты?».
 « Я родом из Вологды, после школы осенью сорокового года призвали в армию, попал в танковые войска, служил сначала на Дальнем Востоке, а вот уже месяц здесь на фронте, горел один раз, две недели безлошадный. Ну, а больше и сказать -  то нечего».
   И не успел он договорить, как впереди в полосе обороны, раздался взрыв, потом сразу несколько, и пошло, разрывы от мин перемежались с разрывами артиллерийскими. Экипаж  мгновенно побросал свои самокрутки, занял  места в танке. «Ребята, смотрим по кругу, как бы не обошли они нас»,– помня о наставлении пожилого лейтенанта, приказал Иван. Немцы, казалось, и не думали наступать, их артподготовка то затихала, то с новой силой возобновлялась. Передний край перепахали качественно, казалось, там уже всех убило. Как только прекратилась канонада, к стрелковым ячейкам и окопам побежали пехотинцы занимать оборону. «Ну и молодец, этот пожилой лейтенант, отвел вглубь свое войско. С таким можно воевать, этот теперь не побежит, сломя голову от испуга», - с восторгом в голосе прокричал Иван.
  Из - за лесочка выползли три танка, чуть подальше – бронетранспортеры, везущие в своем чреве пехоту, вся эта масса наступала на участке шириной метрах пятьсот, весь участок роте прикрыть физически невозможно. Только небольшие опорные пункты, разбросанные по всей ширине. Несколько противотанковых ружей открыли огонь по танкам и бронетранспортерам.
   Тут же Иван приказал открыть огонь по танкам, только с четвертого выстрела удалось подбить один танк, огневая позиция располагалась довольно далеко в глубине обороны, и не каждый снаряд достигал цели. Увлекшись центральной частью обороны, не сразу заметили, что на левом фланге еще два танка уже навалились на крайний опорный пункт, грозя зайти в тыл центральной части обороны. Поддержать огнем нет возможности, мешает редкий лес. Уже и вражеская пехота высадилась из бронетранспортеров, занимает левый фланг, в центральной части немцы совсем близко подошли к линии обороны. Вот -вот проломят нашу оборону, скорее всего им мешает только минное поле, на котором уже горят два бронетранспортера. Иван понял, что он и его экипаж действует неэффективно.
   И голосом, полным решимости, приказал:  «Экипаж, слушай мою команду: Ваня заводи, КВ словно вепрь прошел через лесок, повалив большие деревья, оказался нос к носу с танками врага на левом фланге, они встретили КВ огнем, по броне словно огромным молотом ударили бронебойные снаряды, немецкие наводчики были хороши, ни один снаряд не прошел мимо. Иван знал, что броня КВ недоступна Т-4, и был спокоен. «Валера, спокойно, врежь по гадам, чтобы перья в разные стороны полетели», - как можно спокойнее сказал Иван. Гаубица КВ пробила башню немецкого танка насквозь, как картонную коробку, он по инерции еще двигался, но уперся лбом в огромную сосну, забуксовал, из экипажа никто не покинул танк, наверно, побило осколками. Вторым снарядом экипаж подбил другой танк, видя такой оборот, бронетранспортеры пытались уйти из -  под обстрела, но минное поле не давало возможности маневра. Они стали пятиться по старым следам, страшное зрелище оставляет  стопятидесятидвух миллиметровый снаряд, попавший в бронетранспортер, теперь огненные молнии от КВ разили без промаха. Пехота как очумелые тараканы вываливались из машин, ствол пулемета КВ раскалился докрасна, разя врага. Бой шел всего полчаса. На поле все горело, чадило, и только один немецкий танк, уткнувшись в дерево, урча, крутил свои гусеницы с мертвым экипажем. Пехотинцы отступившие вернулись в опорные пункты. Иван приказал двигаться в центральную часть обороны, хотя пехотинцы и понесли большие потери, но не отошли ни на шаг, более того, сумели подбить оставшиеся два танка, один горел на окопе, другой горел, уже переваливший линию обороны, вражеская пехота при поддержке бронетранспортеров подошла почти на бросок гранаты. Вовремя подоспевший КВ почти в упор осколочными снарядами и пулеметом стал косить вражескую пехоту, вскоре и на этом участке был восстановлен порядок. Несколько бронетранспортеров и пехота отступила за лесок. Над полем повисла тишина, только треск от  разгорающейся техники нарушал ее. Из траншеи поднимались уцелевшие пехотинцы, в грязи и копоти, но радостные от того, что остались в живых.
  Иван пошел доложиться. Комроты он нашел в траншее, раненный в руку солдат  не ловко бинтовал  голову лейтенанту. Он, морщась от боли, выслушал доклад Ивана. Сказал одно:  «Спасибо, танкист, если бы не вы, растоптали бы они нас, а теперь иди готовься, еще не вечер». «Да, и еще, товарищ лейтенант, там на левом фланге почти исправный немецкий танк, может быть, среди ваших найдутся танкисты, хорошая была бы подмога», – сказал Иван. «Хорошо, посмотрю, что можно сделать», - ответил комроты.
   Танк загнали на край леска под большой дуб, под ним ворох опавшей листвы, но на огромных ветвях еще остались листья, которые при любом дуновении ветерка словно стайка птиц вспархивали и опять приземлялись на колышущиеся ветви.
    Наконец экипаж вплотную занялся осмотром и ремонтом танка. Броня вся в шрамах и вмятинах, дай бог нашим металлургам, ни один снаряд не смог пробить ее. Чистили грязь внутри танка, накопившуюся за дни боев, загрузили оставшийся боезапас. В конце почистили ствол пушки. За работой не заметили, как наступили сумерки. Из жердей и танкового брезента построили чум, в котором и развели костер, стало тепло и уютно, еловый лапник добавил  комфорта. Только сейчас Иван почувствовал, как он устал и замерз. Тепло от очага распространялось по всему телу, Иван подумал о пехотинцах, которые сейчас несли караул в грязных полуразрушенных траншеях.
 За палаткой послышались чавкающие шаги, откинув полог наполовину, просунулся незнакомый  красноармеец и сказал: «Танкисты, лейтенант просит, чтобы вы всем экипажем пришли на похороны ребят».
  Недалеко от дороги в авиационной воронке, расширенной саперными лопатами, уложили плотно друг к другу почти половину роты. Быстро засыпали.  Лейтенант снял потрепанную фуражку, немного помолчав, стал говорить, морщась от боли в перевязанной голове, наверное, еще и контузило, потому что некоторые слова давались с трудом, и он их еле–еле выговаривал: «Солдаты, хороним своих братьев, которые до конца исполнили свой долг перед Родиной, честь и слава героям, стоявшим насмерть, не пропустивших врага». В душе Ивана глубокое потрясение. Нет, не от смертей, которых за время боев он видел немало, а почему -  то от лежащих плечом к плечу в одной могиле вечно теперь молодых солдат, заступивших на вечный дозор этого безымянного рубежа.
  Речь комроты была недолгой, его четкие  и ясные для  солдата фразы показались для них, стоявших перед братской могилой, высшей наградой за их солдатскую доблесть и в память о тех, чьи души смотрят теперь за ними сверху.
   Идя вместе с экипажем, Иван думал о пожилом лейтенанте, о его словах и о том, что вот он настоящий войн, за которым пойдешь в огонь и воду, и еще думал о том, что даже эта тяжелая обстановка не помешала ему похоронить с почестями своих бойцов.
    Поднялся ветер, крутил опавшую листву на поляне, старался сорвать оставшуюся с деревьев. Опять развели костер  внутри палатки. Согрели кипятку. Молча лежали вокруг очага, пили кипяток, курили махорку. Каждый думал о своей дальнейшей судьбе.
   Иван дойдет до Праги, будет три раза ранен, два раза гореть в танке. Награжден орденами и медалями. Вернется в родную деревню. Честно проживет жизнь. У него будет пять сыновей и одна дочь.