Былое вновь не воротить,
Отжившее не возродить,
Ведь время движется вперёд,
Ни на мгновенье не замрёт.
Когда воздастся по делам,
То будет ль милосердье к нам?
Иль снисхожденью не бывать –
За всё придётся отвечать?
Стараясь оставаться спокойной (лошади всегда реагируют на состояние возничего), я ещё раз проверила, правильно ли взяла упряжь. Отец много раз показывал, как это делается, хотя не думаю, что он когда-нибудь доверил бы мне вести фургон. Держать вожжи надо двумя руками: они проходят через всю ладонь снизу, стискиваются в кулаке и прижимаются большими пальцами. Управлять же ими нужно было движением кистей и сгибанием локтей.
После моего возгласа «хей» Белогривка и Вороной тронулись с места. Внешние ворота санаториума были открыты, и мы беспрепятственно покинули его территорию.
Для поворотов я аккуратно притягивала вожжу нужной стороны, не ослабляя натяжения другой, и, о чудо, животные слушались меня. К тому же в пылу я кричала им «вправо» и «влево», но уж не знаю, насколько это помогало нашему взаимопониманию.
В ранний час на улицах виднелось мало других карет, поэтому мы спокойно двигались чуть ли не по середине дороги. Проехав некоторое расстояние, я освоилась и рискнула ускорить темп. Войдя во вкус, мне даже понравилось управлять экипажем.
Оказавшиеся на нашем пути прохожие рот открывали, увидев меня на месте кучера. Вдобавок, без тёплой верхней одежды – я совсем не подумала про неё в суматохе. Мне же было не до них.
Через пару кварталов показалась улица, свернув на которую мы бы доехали до больницы. Но я направляла повозку дальше. К моему удивлению, нам удалось почти безо всяких трудностей доехать до старого кладбища.
Мягко потянув на себя вожжи, я сделала лошадям знак остановиться. Когда они замерли, я соскочила с облучка и заглянула в фургон. Гийом лежал на скамье без движения – ни жив, ни мёртв.
– Давайте, нужно выбраться отсюда, – залезая внутрь, скомандовала я.
Он только хотел начать мычать, однако я не дала ему этой возможности и осторожно направила калеку к выходу. Кое как Гийом смог вылезти наружу. Тащить его в одиночку без помощи Флоры оказалось гораздо сложнее!
Тут раздался скрип ржавой калитки и послышался знакомый голос:
– Эй, что здесь происходит?
Это вышел заспанный сторож. Его появление было как нельзя кстати.
– Помогите! – воскликнула я.
Тот подбежал и вытаращил глаза на необычное зрелище – молодая девушка тянула за собой на кладбище умирающего горбуна. Мужичок даже отпрянул.
– Пожалуйста, – теперь уже взмолилась я, – надо довести его до могилы Изабеллы Конрой.
При этих словах Гийома затрясло с новой силой, но он не стал вырываться из моих рук. Сторож решительно заявил:
– Чтобы горбатый там окочурился на морозе? Нет, в такие игры я не играю.
– С меня – бутылка виски, – тем временем, согнувшись, я взвалила Гийома на своё право плечо и пыталась провести его ко входу на погост.
Служитель насупился, но колебался недолго. Он согласился при единственном условии – чтобы в этот раз виски был настоящим, а не тем «дерьмом», что я ему тогда подсунула.
Я вспомнила, как вчера секунданты помогали идти раненому Полю, и таким же способом мы подхватили Гийома. В предыдущие дни шёл обильный снег, дорожки на кладбище, понятное дело, не чистились, и наш путь по колени в сугробах казался бесконечным…
Наконец мы добрались до нужного места. Больше не в силах поддерживать горбуна, я и сторож высвободились и аккуратно посадили того прямо на землю.
– Можете посмотреть, вдруг приехал кто-то ещё? Тогда проводите их сразу сюда, – растирая побелевшие пальцы, я нашла предлог, чтобы спровадить пьянчугу.
Он с подозрением взглянул на нас. Потом, очевидно, подумал, что ничего вандального мы не сделаем, и медленно пошёл назад, на всякий случай, пару раз обернувшись. Стуча зубами от холода, я сказала Гийому:
– Здесь находится могила Изабеллы. Это же вы…
Договорить я не смогла. У меня не имелось достаточно фактов, чтобы обвинить его в убийстве тёзки. Я даже не была уверена в этом. Но ведь всё, что произошло, произошло не случайно?
Гийом послушно дополз до оградки и прижался к ней. Я обернулась – вокруг не было ни души. Мороз не выказывал жалости, и я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то сохранить тепло. Тишину прервали завывания горбуна. Подойдя ближе, я заметила, что он плачет, и слёзы с его подбородка падают на снег.
Вдруг поток снежинок поднялся с памятника вверх. Они закрутились в вихре и начали летать над нами. Посмотрев вокруг, я видела, что ветра нигде нет. От того происходящее напоминало что-то нереалистичное. Если бы не мороз, щипавший меня со всех сторон, я бы точно решила, что сплю и вижу сон. Поток же разрастался, притягивая всё больше и больше снежинок, он кружил над нами как облако. Гийом тоже поднял взгляд и зачарованно наблюдал за небывалым явлением природы.
И тут произошла вспышка: снежная туча взорвалась и стала медленно оседать. Она окутал инвалида, словно коконом, и я снова услышала тот самый неведомый голос, который произнёс лишь одно слово:
– Прощаю.
Не в силах пошевелиться, я опять не поверила своим глазам и ушам. Это происходило на самом деле или у меня галлюцинации? Потому что после того, как все снежинки опустились, Гийом приподнялся и стряхнул их. Но предо мной был уже не он!
Теперь здесь находился обыкновенный здоровый мужчина лет тридцати, среднего роста, русоволосый и сероглазый. Одежда калеки оказалась ему мала и трещала по швам. Я видела этого человека впервые! Куда делся тот немощный, умирающий горбун?
– Кто вы? Где Гийом? – спросила я его, оглянувшись вокруг.
Он же молча перемахнул через ограду, прыгнул прямо в снег и обнял памятник. Мужчина плакал, а я стояла как дурочка и не знала, что делать. Я уже не могла оставаться без верхней одежды на улице, беспощадный холод доконал меня. Инстинкт самосохранения пересилил, я развернулась и побежала отогреваться в сторожку.
– Впервые оказался здесь. Хотя любил её, как никто на свете, – неожиданно сказал мужчина мне вслед.
– Что? – развернувшись, переспросила я.
Он обратил ко мне заплаканное лицо. Но я по-прежнему не понимала, что происходит.
– Тогда я был шестнадцатилетним мальчишкой, – начал рассказывать незнакомец. – А они вместе с Готлибом составляли красивую пару. У меня не имелось ни малейшего шанса против старшего брата.
– Вы и есть Гийом? – ужаснулась я. – Как такое возможно?
– Тот превосходил во всём, – словно не слыша моих слов, продолжал мужчина. – Бравый офицер, а я – тощий, неуверенный в себе подросток, подмастерье аптекаря. Белла даже всерьёз меня не воспринимала.
Заинтересованная, я подошла поближе. Его срывающийся, но всё же твёрдый голос совсем не походил на недавние хрип и мычание.
– Моя вина была в том, что я безоглядно любил её и не хотел никому отдавать. А они тогда собрались уезжать неизвестно в какой полк и неизвестно насколько! Зная непостоянный характер брата, я почему-то решил, что, если Белла подурнеет, он откажется от неё, и тогда та увидит мои настоящие чувства. Любовь того, кто не отречётся ни в болезни, ни в старости.
Когда она бывала у нас дома, я подсыпал ей в еду маленькие дозы яда. Те не причиняли непоправимого вреда, хотя на здоровье, конечно, сказывались. У неё выпадали волосы, испортилась кожа, Белла стала терять вес…
– Вы раздобыли отраву в аптеке… – догадалась я.
– Я работал там на подхвате, - махнул рукой он. - Нашёл записи Кирхорда о субстанциях, которые невозможно определить при вскрытии. Поэтому я всего лишь воспользовался невнимательностью старика и припрятал небольшое количество ядовитого вещества.
Гийом встал и начал отряхивать снег с колен. Я же спросила:
– И что было дальше?
– То, – мужчина горько усмехнулся, – что я ошибся. Брат и не думал её бросать. Непонятное заболевание Беллы только сблизило их. А я тогда был очень нетерпелив. И решил наказать её. Когда она пришла в аптеку за лекарством от простуды, прописанным Арендтом, вместо него я отдал ей фатальную смесь. И знаешь, что самое страшное?
– Что? – взглянув в серые бездонные глаза этого чужого человека, мне и вправду сделалось боязно.
– У меня ещё было время всё исправить, забрать тот единственный из дюжины пакетик с ядом, – скривившись, объяснил он. – Нет, я ждал её неминуемого смертельного часа. И дождался.
Тут Гийом замолчал и спрятал лицо в руках. Я же сводила воедино все факты, полученные из разных источников.
– Виновного не нашли, – сказала я. – На вас и не думали…
– Конечно! – взорвался он. – Кто мог предположить, что к её смерти причастен какой-то подросток? Произошедшее списали на несчастный случай. Брат был вне себя от горя и страдал даже сильнее, чем я. Только тогда мне стало понятно, какую ошибку я совершил. Но слишком поздно…
– Готлиб ведь догадался, так? – робко предположила я. – Потому как не хотел, чтобы я интересовалась этой историей.
– Да, через несколько дней. Понял по моему поведению – я не смог скрыть своих эмоций, – подтвердил Гийом. – Он перестал со мной разговаривать, через неделю собрал вещи, уехал и мы больше никогда не виделись.
А для меня наступила расплата. Я потерял покой, мне всё было противно. Днём я не мог выносить белый свет, а по ночам – уснуть. Что я не перепробовал – и забыться спиртным, и уехать отсюда… Ничего не шло на пользу. Наоборот, с каждым днём я чувствовал себя хуже. Проявились те же самые симптомы – выпадение волос и зубов, внутренние органы словно отказывались работать. Кончить жизнь самоубийством не хватило духу.
Когда я попал в больницу к Арендту, меня поначалу ещё пытались вылечить, однако потом поняли, что это без толку. Благодаря доброте доктора, я не вернулся на улицу, хотя и не имел денег на лекарства. Оставленный умирать в чулане, я оклемался и стал помогать медсёстрам. Занимался тем, что скажут. Не важно – чистка овощей, обмывание лежачих больных или переноска трупов, я делал всё беспрекословно, ведь мне было некуда идти.
Ухудшения немного замедлились, так я и жил последние пять лет. Сознание вытеснило мысли о прошедшем, я превратился в ничто. И вот вчера, когда ты и доктор спросили про Беллу, вы растормошили моё никчёмное существование. Я вспомнил, как был виноват. Свою вину я мог искупить только той же платой – смертью. И умер бы, но ты спасла меня.
– Нет, не я, – ошарашенная услышанным, выдавила я. – Это она...
Будто получив разряд молнии, Гийом снова ринулся к памятнику:
– Прости меня, я не хотел! Я не понимал, что делаю!
Он зарыдал над надгробием. Мне было не по себе от этой сцены.
– Белла, поговори со мной! Скажи что-то ещё! Вернись! – требовал мужчина, словно пытаясь раскачать обвитый вишней памятник.
Ничего не произошло. Кладбищенскую тишину нарушал лишь завывающий ветер. Похоже, у Изабеллы больше не имелось для него слов.
– Почему здесь вишня? – наконец-то я задала последний вопрос, на который не знала ответа.
– Вишенка, – поправил он, не оборачиваясь. – У неё были огромные карие глаза, в семье её звали Вишенкой. Поэтому и памятник выполнили в виде этого дерева.
Всё встало на свои места. Что ж, моя миссия была выполнена. Нужно возвращаться. Там вся труппа, небось, с ног сбилась в поисках и меня, и повозки.
– Прощайте, – обронила я Гийому и пошла прочь.
– Спасибо, – тихо отозвался тот, не отнимая лица от надгробной плиты.
Когда я подошла к выходу, то увидела находившихся около него Марка и дядю Октавиуса. Как они оказались здесь? Отыскали след экипажа в снегу? Впрочем, неважно. У меня не было сил и желания что-либо объяснить им. Укутавшись в протянутую отцом накидку, я попросила ни о чём не спрашивать и просто отправиться в дальнейший путь.
Прошлое и настоящее на миг соединились и дали ответ на заданный вопрос. Мои искания закончились также внезапно, как и начались. Теперь я могла спокойно вздохнуть и сосредоточиться на собственном будущем. Ведь кто знает, что ждёт меня в следующем городе?
Эпилог выложен на страничке «Театр Конрой»:
https://vk.com/club4866288