Действующие лица:
Полонский Яков Петрович - поэт, литератор, 66 лет. Хозяин литературно-музыкального салона в своем петербургском доме;
Девица «на выданье» Анна, гость литературно-музыкального салона;
Её маменька (дама без имени, «бальзаковского» возраста), гость литературно-музыкального салона;
Рассказчик.
(Последние аккорды фортепианной мелодии Шумана, Шопена или Листа, аплодисменты, затем возгласы нескольких мужских и женских голосов, присутствующих на литературно-музыкальном вечере):
Голоса (несколько разных, мужских и женских голосов): Яков Петрович, Яков Петрович, господин Полонский! Порадуйте же и Вы нас, наконец! Обещали ведь в конце вечера всех удивить…Ждем…Ждем…
Полонский:
- Да, да, господа! Представьте: недавно довелось мне увидеть картину художника екатерининской эпохи господина Боровиковского. О ней ходит множество странных легенд, но я в них не очень-то верю…Однако, поверьте на слоВО - глаза красавицы на картине –действительно поражают. Итак:
Она давно прошла, и нет уже тех глаз,
И той улыбки нет, что молча выражали
Страданье - тень любви, и мысли - тень печали.
Но красоту ее Боровиковский спас.
Так часть души ее от нас не улетела,
И будет этот взгляд и эта прелесть тела
К ней равнодушное потомство привлекать,
Уча его любить, страдать, прощать, молчать…
Рассказчик:
Стихотворение «К портрету», посвященное Марии Лопухиной, урожденной графине Толстой, Яков Полонский написал в январе 1885 года и множество раз читал на литературно-музыкальных вечерах в своем петербургском доме. Этими строфами он возродил интерес публики к забытому в ту пору художнику 18 века Владимиру Лукичу Боровиковскому, автору великолепных камерных портретов эпохи сентиментализма в русском изобразительном искусстве. И каждое выступление поэта сопровождалось бурным обсуждением воспетого им образа.
(фоном негромко звучит фортепианная музыка)
Девица Анна (восхищенно, негромко):
- Ах, маменька, как бы хоть краешком глаза, да посмотреть на картину сиЮ. Любопытно ведь…
Маменька (строго, недоуменно-возмущенно):
- Иш-тЫ, что удумала! Или забыла, Анна, что девица ты на выдАНЬЕ! НеровЁН час откажется поруТчик руки твоей просить у папеньки нашего! ЕжелИ ты на портрет тот взглянешь хоть раз, глаза несчастной Лопухиной тотчАС тебя и погубят! СкОльким любопытным невестам она брак-то расстроила!
Девица Анна:
- Не может такого быть, маменька, предрассудки все это!
Маменька:
- Да как сказать, Аннушка! Художник тот, сказывают, масоном был и знал не только секреты красок. Да и отец её безутешный, граф Толстой, в ложе мартинистской слыл не последним человеком. Вот он-то, говорят, и заколдовал портрет: они, ведь, мартинисты эти, еще со времен матушки - царицы Екатерины много всяких чудес творить могли. Золото из глины делали! Портреты оживляли! Когда граф Калиостро в первопрестольной…
Девица Анна (перебивает недовольным голосом):
- Опять Вы старые годы вспоминаете, маменька, все уж быльЁМ давно поросЛО. Да и сами Вы разве видели портрет тот?
Маменька:
-Да ты не перебивай мать, слушай лучше. Заколдовал, значит, граф, портрет дочери своей умершей: какая девица обручЁННая, алИ, новобрачная встретится глазами своими с взглядом той персоны – тотчас браку конец, а там и до чахотки рукою подать… Глаза у ней, сказывают, как у живой, глядят из самОЙ преисподней. А портрет тот я и видеть-то боюсь, да и в дом Толстых мы не вхожи, нелюдиМЫ они, вечеров, как Полонские, не устраивают.
Рассказчик:
Портрет своей 18 летней невесты модному в ту пору живописцу Боровиковскому заказал в 1797 году Степан Лопухин – видный вельможа при дворе императора Павла Первого. Однако семейная идиллия продлилась недолго: очаровательная Мария умерла от чахотки. А картина, на которой девушка была изображена с увядшими розами, почти век хранилась в семье Толстых, в частности у дочери знаменитого Федора Толстого «Американца», родной сестрой которого и была юная Лопухина. И все эти годы в обеих столицах ходили о ней легенды, сохраняя тем память и о живописце. В конце 1880-х годов полотно «Русской Джоконды», таинственные глаза и улыбка которой до сих пор никого не оставляют равнодушным, с величайшим трудом приобрел Павел Михайлович Третьяков. И теперь картина доступна взгляду каждого посетителя Государственной Третьяковской галереи.