Наверное, я все же Сова. Иначе чем объяснить, что терпеть не могу резких ночных звуков. Они меня шокируют, раздражают и даже делают больно, словно полосуют острым ножом по нервам, выбирая самые обнаженные и беззащитные…
И когда этой ночью заорал вдруг попугай, сердце мое бешено заколотилось. Он орал как резаный, словно некая злая рука коварно дергала из него перья без какой-либо анестезии.
Я кинулся к настежь распахнутому окну, чтобы прикрыть хотя бы жалюзи, и увидел во дворе «неотложку». Из подъезда дома напротив, где жил попугай, вывозили на каталке женщину. В свете фонаря я увидел ее лицо. Это была хозяйка того самого попугая, которого она выпускала на волю каждый шабат, чтобы он и себя показал и на птиц поглазел...
Она порывалась встать и что-то сказать соседке, которая сопровождала каталку. Та прижимала руки к груди и торопливо кивала головой, словно заранее уже знала все просьбы и наказы наперед.
Машина тихо тронулась, стараясь не разбудить нашу почти безмолвную в ночи улочку, и лишь выехав на проспект, включила сирену.
Попугай, притихший было на минутку, вдруг снова закричал - пронзительно и отчаянно, время от времени прерывая крик непонятным бормотанием, словно рассказывал кому-то неведомому, как все случилось, обвиняя во всех бедах, конечно же несносную Осень. Ведь именно в эту пору года, чаще всего, у людей и случаются обострения...
Передумав закрывать наглухо окна, я долго сидел перед ними, вглядываясь в далёкие звезды и слушая жалобное бормотание одинокого попугая…