Пельмя-я-я-я-ни

Галина Третьякова Николаева
  Долго прожила  на свете баба Маня, многих людей повидала…. Одни проходили мимо, не оставляя следа в памяти, других вспоминала частенько и нам про них рассказывала. Какие-то жесты, слова, высказывания стали крылатыми выражениями и поговорками в наших семьях вот уже в третьем поколении. При виде чего-то нового, кто-то,  уже из наших внуков, воскликнет: «Пятьдесят лет прожила - экого чуда не видала!» или, если не хочется  чего-то договаривать, восклицали: «Говорить, так голова болит»…. Вроде бы посмеялись, но  всем ясно  кого вспомнили.
      Вот уже лет  сорок, при стряпании  пельменей, кто-нибудь да произнесёт ласково и тягуче: «Пяльмя-я-я-ней    настряпали!»
      Было в ту пору бабе Мане лет восемнадцать, работала  телятницей на ферме. Женщины  на ферме  в два и три раза старше, семейные. В свободную минутку любили поболтать, а, молодая тогда, Маня, очень любила про любовь рассказы слушать, интересно ей  было как  находят друг друга, как встречаются. Женщины похохатывали, мол, посватался, вот и пошла, глупая была, понравился. И тут же - «Бабы каются, а девки замуж собираются».
      «И что они каются?- удивлялась Маня, - вон какой хороший у Марьи Петровны муж. И у Евгении Павловны какой заботливый. Почему они смеются? Вот у Таисьи Семёновны муж плохой».
     Маня видела, как Таисья часто прибегала на работу запыхавшаяся, то кофточка на ней на левую сторону одета, то носки разные, извинялась, что задержалась, Натолию(так она звала своего мужа Анатолия) завтрак и обед с собой на работу готовила. Женщины удивлялись, зачем утром всё это делать, можно и с вечера, нет, качала она головой, Натолий любит свежее.
     А  себе на обед она забывала даже молока налить, краюху хлеба сунет в карман и бегом на работу. Сколько Маня помнила, Таисья Семёновна всё бегом бегала, домой торопилась. Иногда  в слезах приходила, но не рассказывала, что случилось и не слушала советов и ругательств подруг в адрес Анатолия. Уйдёт в дальний угол фермы, к новорождённым телятам, поплачет и успокоилась.
     Муж ревновал её к соседям, знакомым, дальним своим родственникам.  Несмотря на то, что коллектив на ферме был женский, он и здесь нашёл к кому ревновать. Ближе всех к ферме стоял дом ничего не подозревающего  Степана Никитича, который вот уже лет  пятьдесят  счастливо проживал со своей супругой и  был раза в два старше Таисьи Семёновны. Как-то пришёл Натолий  на ферму, схватил жену за красивые длинные густые волосы, накрутил их на руку и бил её головой о стену, пока  женщины не отобрали. Волосы Таисья Семёновна после этого подстригла. Синяки на лице не проходили, сменяя один другой. Решили  отметить на работе  праздник, женский день, конечно же днём, в обеденный перерыв, но, ради праздника, принарядились. Маня, делая Таисье Семёновне причёску, увидела на голове множество шишек от побоев и белые шрамы. Это привело её в ужас.
      Анатолий всегда смотрел из под- лобья, недобрым взглядом, и  каждый раз, на вопрос  где его жена, Маня бежала её искать.  Ей казалось, не окажись сейчас Таисьи на ферме, он убьёт всех.
 
      Но Маня ни разу не слышала, чтобы Таисья Семёновна  жаловалась на мужа. А про свою любовь она  обожала рассказывать, при каждом удобном случае, одно и тоже.  Маня запомнила на всю жизнь:
« Вот, девка, познакомились мы с Натолием по письмам. Его сестра со мной в ФЗО училась, адрес дала, вот мы и писали. Какие письма писал он, ты бы знала, у меня до сих пор хранятся. Писал, что любит, что жить без меня не может. Такая вот, девка, у нас любовь была. После Армии он сразу ко мне, в общежитие. Какой красавец был, если бы ты видела, солдатская форма очень ему шла. Мы стол накрыли с его сестрой, отметили. Натолий сказал, что сразу меня заберёт. Назавтра поехали к моим родителям, свататься. Сначала поездом ехали, потом пешком надо было идти километров пятнадцать. Ну надо же было снегу выпасть именно в этот день! Чуть не по колено. Холодина. А я в венгерочках, видела наверное, ботиночки такие, мехом оторочены… И в капрончике… Я вся продрогла, ноги чуть не обморозила. Натолий встал на колени и дул мне на ноги, потом растирал их. А потом взял меня на руки и понёс! Ты представляешь - на руках меня нёс!
    При этих словах Таисья Семёновна надолго замолкала, словно заново переживая этот сказочный  и неповторимый  момент в своей жизни. 
     Так мы  и до деревни дошли. Мамка с папкой встретили нас радостно, баньку истопили, бутылочку поставили, пяльмя-я-я-я-яней настряпали.   
     Казалось, это распевное «пяльмя-я-я-я-яней» решило всю её жизнь.
     Маня каждый раз пыталась задать вопрос, куда мол, любовь делась, почему сейчас муж стал нехороший, но Таисья как будто  не слышала её.  Она смотрела в окно,  вдаль, думая о чём то своём и лицо её было необычным, светлым, счастливым, полным любви и обожания к этому   ревнивому, злому человеку.
     Может воспоминания  об этом единственном счастливом дне придавали ей силу и заставляли забыть все ужасы семейной жизни.

Фото автора.
Рассказ был опубликован в газете "Алапаевская искра"