ЧАСТЬ II. ВАЙДЕЛОТ И КРЕСТОНОСЕЦ
В соавторстве с Виктором Хорошулиным
Глава 1. 1252 год. Вторжение в Самбию
Проверил в деле свой меч и свои умения Барт Локис только в 1249 году, когда 29 сентября состоялось сражение возле селения Круке в южной Натангии. К тому времени Локис находился в одном из отрядов пруссов под командованием кунигса Гартаса. В те времена вспыхнуло уже второе восстание жителей Ульмигании (75). Барт понимал, что скоро придётся противостоять крестоносцам в родной Самбии, поэтому примкнул к натангам, для того чтобы испытать себя в боях с грозным противником.
Между тем, Орден чувствовал себя полноправным хозяином на завоёванных землях. Заняв очередное селение, орденские братья сгоняли жителей на сход, где священник в окружении крестоносцев предлагал язычникам немедленно принять Крещение. Те, кто соглашался, мог чувствовать себя в относительной безопасности - зачастую крещёных пруссов Орден привлекал для строительства замков, также ими он пополнял свои воинские ряды. Тот, кто оставался верен своим древним Богам, подвергал свою жизнь большой опасности. Крестоносцы не гнушались убивать безоружных, мирных жителей, даже детей. Иногда, для того, чтобы «навести порядок», люди в белых одеждах с чёрными крестами сгоняли жителей в сарай и поджигали его.
Зверства завоевателей порождали неописуемую ненависть к ним у пруссов. То здесь, то там вспыхивали мятежи, крестоносцев убивали, замки их разрушали... Но те возвращались вновь и вновь. И опять беспощадно карали…
Впервые увидев противника, этих неуклюжих с виду воинов, закованных в железные доспехи, Барт про себя усмехнулся: «Не такие уж грозные эти вояки!». Но, понаблюдав за ними в поле, понял - вооружённого всадника так просто не остановить. А если это не один конный, а несущаяся на тебя железная стена, ощетинившаяся копьями? Поэтому тактика пруссов атаковать и вступать в сражения с крестоносцами только в лесах да на болотах, где тевтонцам трудно держать строй, была вполне оправдана. К тому же и вооружение немецкого рыцаря да прусского дружинника - не сравнить...
Итак, оставив свою семью, Локис выбрался в Натангию и предстал перед кунигсом Гартасом. Оглядев внушительную фигуру вайделота и его двуручный меч, рукоятка которого была приспособлена для одной ладони, вождь восставших пруссов только присвистнул:
- Хвала Перкуно! С таким молодцем нам никакие крестоносцы не страшны!
Так началась служба в дружине. Небольшие стычки с врагами вайделот в расчёт не принимал - те, едва увидев скачущего на них великана, как прутиком размахивающего длинным двуручным мечом, сразу теряли боевой пыл.
Но тут появились сведения о продвижении вглубь Натангии крупного орденского отряда, и Гартас решил немедленно атаковать его. Под началом кунигса находилось много воинов, жаждущих отомстить крестоносцам за сожжённые дома и убитых сродников.
Тевтонцы приближались с юга. Ехавший впереди отряда комтур Отто фон Виттерс не ожидал нападения. Несколько предыдущих боёв с язычниками только укрепили в нём уверенность в собственных силах и слабости противника. К тому же он знал, что поблизости крупных сил у пруссов нет, да и вряд ли они осмелились бы напасть на отряд, состоящий из десятка рыцарей, сотни сариантов, двух сотен «полубратьев» и стольких же кнехтов. Но едва авангард отряда углубился в лес и стал переходить вброд ручей Ильке с прозрачной и холодной водой, как со стороны Зелёного леса, огибающего Круке с северной и восточной сторон, раздался звук боевого рога...
Атака была стремительной. Первая её волна осыпала воинов Христа стрелами и лёгкими дротиками - сулицами, бросать которые пруссы были известные мастера. Десятки крестоносцев получили ранения, а некоторые погибли на месте. Вторая волна состояла из всадников, вооружённых длинными копьями, топорами и мечами, которая сразу врубилась в железную колонну крестоносцев, лишив тех возможности восстановить боевые порядки.
Началось яростное сражение. Растянутый на значительное расстояние отряд крестоносцев разбился на два десятка отдельных очагов схватки, в которых воины ожесточённо рубились друг с другом.
Локис не выбирал места сражения, он ударил коня пятками, и тот сам вынес его в самую гущу боя. Белые одежды и чёрные кресты непрестанно двигались, создавая впечатление гигантских пауков, хищно перебирающих лапами. Страха и каких-либо сомнений Барт не испытывал - он давно свыкся с мыслью, что только мечом можно защитить свой дом и семью от жадных и безжалостных захватчиков.
Очень скоро Барт понял, что несокрушимой силе его острого двуручного меча, изготовленного мастерами Германии, не могут противостоять даже лучшие рыцарские доспехи. Клинок рассекал кольчугу и перерубал стальные пластины, словно кожаные ремни. Каждый его удар сулил кому-то неминуемую смерть. Что ж, чем больше чужаков поляжет в землях Натангии, тем меньше их отправится в его родную Самбию!
Однако к концу 1249 года Барт Локис покинул отряд Гартаса и вернулся к себе домой.
А Орден после восстания пруссов «зализывал раны». Если в 1239-40 годы он имел двадцать один укреплённый замок, то к 1248 году потерял из них две трети. В следующем году на помощь Ордену прибыли маркграф Отто III Благочестивый из Бранденбурга и граф Шварцбургский Генрих с немалым подкреплением. С той поры дела Ордена уверенно пошли вверх, его положение укрепилось, и восстание свободолюбивых пруссов, наконец, удалось подавить.
К 1252 году ситуация в Пруссии настолько «выправилась», что Орден приступил к дальнейшему её покорению. На этот раз удар был нацелен на Самбию — центр прусских земель. В декабре 1252 года комтур Христбурга Генрих Штанге с небольшим отрядом крестоносцев и вспомогательным войском пруссов, выразивших желание служить Ордену, отправился из крепости Бальга в поход на земли Самбии. Среди рыцарей этого отряда находился и сорокадвухлетний Ансельф фон Грюнфельд со своим оруженосцем Йозефом.
Зима в этом году выдалась ранняя - в ноябре уже трещали морозы и выпал снег. Но такая пора была на руку орденским братьям - попробуйте, пруссы, спрячьте засаду в голых кустах, да на белом снегу! Поэтому, передвигались без опаски.
Сам Генрих Штанге вместе со своим родным братом Германом находились во главе отряда. Они были очень похожи друг на друга - оба рыжие, со светлыми глазами, крупными носами и короткой стрижкой. Разве что, у Генриха, который был старше на три года, имелась ямочка на подбородке, а у Германа - шрам на лбу.
Путь лежал по косе Фрише Нерунг. Проводник, крещённый прус, в накидке из овечьих шкур и островерхой шапке из валяной шерсти с отворотами, уверенно показывал дорогу. Со стороны моря дул довольно сильный ветер, в открытых местах намело целые сугробы, которые лошади неторопливо преодолевали. Со стороны залива раскинулось белое, ледяное поле.
Отряд растянулся на целую милю. В его арьергарде тащились повозки, которые орденские браться часто использовали во время сражений в качестве заградительных или защитных сооружений.
Ансельф ехал вслед за братьями Штанге. Те громко переговаривались между собой, часто посмеиваясь, у обоих было прекрасное настроение. Их оруженосцы не отставали, везя драгоценную амуницию.
- Ты помнишь, Генрих, - говорил брату Герман, - как в минувшем году статуя Спасителя протянула к тебе руку и благословила на ратные подвиги, когда ты молился, стоя на коленях перед алтарём? Это видел священник Гейндрик, который в то время затаился в углу часовни.
- Да, был такой случай, - отвечал ему комтур, - всё это укрепляет меня в мысли, что наше дело и данный поход угодны Господу…
Лошади цокали копытами, иногда с хрустом раздавливая кусочки льда.
Наконец, отряд остановился. Прямо перед ним рябила свинцовыми волнами вода. Слева шумело море, справа темнел тонкий ледок, который затем переходил в надёжный, припорошенный свежим снежком панцирь.
- Путь у нас один, брат Ансельф, - проговорил Генрих Штанге. - Идти по льду залива!
- Лёд в такую погоду должен быть крепким, - подтвердил Герман Штанге. - Но, для верности, нужно послать вперёд тяжёлые телеги с пруссами. Пусть прокладывают нам дорогу! - Как любой умный человек он был ироничен и скептичен, ибо сказано, что «познания умножают скорбь».
Так и поступили. Сначала прорубили топорами во льду прорубь, чтобы убедиться в его достаточной толщине. Затем телеги, на которые уселось по нескольку человек, потащились по снегу и льду на другой берег, до которого было расстояние, равное примерно трём полётам стрелы.
- Старайтесь держаться подальше от моря! - крикнул им вдогонку комтур.
Спустя некоторое время, в путь тронулись и всадники. За ними двинулись цепочки пехотинцев. Ветер местами оголил дорогу - там, где он сдул снег, темнел лёд залива.
Закалённое в походах тело брата Ансельфа, привычное к ранам, жаре и холоду, обычно не чувствовало каких-либо неудобств. Но сегодня где-то внутри, по ощущениям рыцаря, всё было не так хорошо. Едва конь фон Грюнфельда вступил на лёд залива, Ансельф ощутил потрясающий приступ озноба. Он не мог не придать ему значения, поскольку вчера вечером его тоже знобило и даже тошнило.
«Проклятье! Неужели и я подхватил ту самую хворобу, о которой рассказывал нам брат Георг?» Симптомы, упомянутые священником, во многом совпадали: голова рыцаря болела и кружилась, руки дрожали, от белизны снега слезились глаза. Но может быть, это всего лишь обычная простуда? Но тут по его телу пробежала новая судорога, а лицо исказила гримаса боли.
- Что с тобой, брат Ансельф? - подъехал поближе Йозеф. - Я ещё никогда не видел тебя таким бледным...
- Ничего особенного, - махнул рукой рыцарь. - Выпью горячего кофе и всё пройдёт...
А сам подумал: «Нет, пожалуй, не пройдёт...». Грозная и страшная болезнь словно приклеилась к воинству Христову. Не первый год она уносила жизни и рыцарей, и оруженосцев, и кнехтов... Он мог быть сейчас в Бальге, там, где остались брат Рудольф, ставший, по заслугам, паладином, а также отец Георг. Они готовились к другому походу, в земли натангов, где опять стало неспокойно. Конечно, знай Ансельф, что с ним приключится в пути такая беда, он бы остался в крепости... А теперь... Он уже не воин, он - обуза для войска.
- У меня есть немного вина, брат Ансельф, - Йозеф отстегнул от седла флягу и протянул её рыцарю. - Хлебни, тебе обязательно поможет...
После нескольких глотков вина Ансельф почувствовал себя ещё хуже.
Между тем, передовая часть отряда уже выбралась на противоположный берег, который был покрыт сосновым лесом, перемешанным с берёзками, дубками и рябинами. Галки и чайки подняли галдёж, по-своему приветствуя появление в этих краях большого количества людей.
- Хорошее место, - заметил Генрих Штанге, выбравшись на берег и оглядевшись по сторонам. - Здесь надо будет обязательно поставить крепость!
- Отличная мысль, брат! - согласился с ним Герман. - Не удивлюсь, если скоро тут вырастут стены и башни нового замка (76)!
Перейдя через пролив, отряд братьев Штанге двинулся на север, в сторону Гирмове (77). Комтур отряда не знал, что наперерез ему выдвинулась прусская дружина, и встреча с противником состоится как раз под этим селением.
Наконец, Генрих Штанге дал команду сделать небольшой привал. Разожгли костры, развязали мешки со снедью, вскоре запахло свежезаваренным кофе. Все были довольны тем, что удалось совершить опасный переход, который при иных условиях, мог закончиться трагически.
Йозеф заботливо усадил Ансельфа на ствол поваленной сосны, достал кусок солёного мяса. На костре закипал котелок с водой.
- Кусай, брат Ансельф,... сейчас попьём горячего кофейку..., - он с удивлением и испугом глядел на бледное и безразличное лицо рыцаря.
После короткого привала отряд двинулся дальше. В полдень выпал небольшой снежок, после чего снова стало холодать. Под вечер, когда начали сгущаться сумерки, отряд подошёл к Гирмове. Брат Ансельф едва держался в седле. Его губы потрескались и распухли, рыцаря мучила жажда, а тело бросало то в жар, то в холод… Глядя на друга, Йозеф едва сдерживал слёзы.
- Помоги ему, Пресвятая Дева Мария, - непрестанно шептал он. - Дай сил избавиться от болезни, яви свою милость...
Вдруг затрубили боевой рог...
- Пруссы! - послышались голоса. - К оружию!
- Проклятье! - воскликнул раздосадованный оруженосец. - Как некстати!
Брат Ансельф протянул было руку за мечом, но рукоятки почему-то не нашёл... Наклонился, потерял равновесие и… под тяжестью доспехов рухнул с коня…
Он не видел и не слышал, как началась атака прусских воинов, лица которых были раскрашены в ярко-красный цвет, как закипело сражение. В какие-то мгновения он, казалось, начинал различать звук битвы - звон мечей, крики, проклятья, стоны раненых... но тут же искорка сознания гасла, и рыцарь проваливался обратно в небытие. Ансельф не знал, что под ударами прусского воина-великана с двуручным мечом, который тот свободно держал в одной руке, пал отважно сражающийся комтур отряда Генрих Штанге вместе со своим братом, поспешившим к нему на выручку. Он не был свидетелем того, как крючьями были сброшены с коней и зарублены ещё несколько рыцарей, как пруссы разметали сариантов и кнехтов, как уцелевшие «полубратья» искали спасения в уже наступившей темноте...
Он не чувствовал, как Йозеф оттащил его под заснеженную ель, пытаясь спрятать от пруссов, осматривающих поле боя с горящими факелами …
- Не подходи к нему! - послышался из тьмы отчаянный крик.
В свете факела появился крестоносец со стальной каской на голове, держащий одной рукой голову поверженного рыцаря, а другой - боевой топор.
- Он не принимал участие в битве! Он болен!..
Великан, держащий факел, тот самый, что на глазах Йозефа расправился с братьями Штанге, приблизил огонь к лицу Ансельфа. Глаза того были закрыты, а на щеке и шее уже проступили багровые пятна, грозя в скором времени превратиться в страшные язвы.
Затем свет переместился в сторону Йозефа.
- Ты его слуга? - послышался ровный, спокойный голос. - Ты, как я слышу, умеешь объясняться по-нашему...
- Давно ходим в ваших краях, научился кое-чему... Я оруженосец этого рыцаря. И ещё... он - мой молочный брат! Пощади его, он и так, пожалуй, уже не жилец... А если хочешь, то возьми мою жизнь!
Великан только усмехнулся.
- Уж не та ли болезнь скосила его, которую вы, крестоносцы, принесли на своих телах к нам в Ульмиганию? - в его голосе сквозила горечь, досада и.… неподдельный интерес.
- По всем приметам – именно она, - понурив голову, ответил Йозеф. - И от неё нет спасения... никому...
Из ночного мрака доносились ужасные звуки: пруссы, не церемонясь, добивали раненых крестоносцев. Ансельф, тем временем, пришёл в себя: он пошевелился и издал протяжный стон.
- Давно болен твой господин?
- Клянусь Пресвятой Девой, ещё утром он был бодр...
- Что ж, это меняет дело..., - незнакомец задумался, поглаживая широкой ладонью свою бороду.
- Ты, я вижу, не только могучий, но и разумный воин, - торопливо начал Йозеф. Ему показалось, что он сможет перетянуть великана на свою сторону. - За этого рыцаря могут дать большой выкуп... Если, конечно, он не умрёт...
- Я не дам ему умереть...
Бедняге Йозефу показалось, что он ослышался.
- Ты не будешь его убивать, храбрый витязь?
- Ни тебя, ни его, - послышался ответ прусса. - Напротив, я постараюсь вылечить его... Если мне удастся справиться с этой болезнью, я потом смогу лечить и других...
- Как это благородно! – воскликнул оруженосец. - Вот увидишь, родственники рыцаря сумеют тебя отблагодарить...
- Возможно, излечив, я потом всё равно его убью. На этой земле не будет пощады крестоносцам!
- Да-да..., - хватался за спасительную соломинку Йозеф. - Сначала излечи, а потом видно будет... Быть может, вы договоритесь между собой сами...
- Но при условии...
- Назови любое, благородный витязь...
- Ехать придётся далеко, в ту сторону, откуда восходит солнце. Ты сам позаботишься о своём брате, чтоб он не свалился с лошади и не нуждался ни в еде, ни в питье...
- Да благословит тебя Господь Вседержитель, отважный витязь...
- Не впутывай в это дело своего бога, крестоносец...
Глава 2. 1252 год. В дебрях Самбии
Йозеф не удивился, увидев, с какой лёгкостью огромный прусс поднял и водрузил на лошадь больного Ансельфа. А тот то приходил в себя, то вновь впадал в забытье. Наконец, рыцаря усадили в седло, оруженосец обвязал его корпус и ноги ремнями, чтобы орденский брат достаточно крепко держался на лошади. Работать приходилось при свете факела, пруссы, казалось, покинули поле боя, забрав тела своих погибших и оставив убитых крестоносцев волкам и лисам. По всей видимости, они ушли в Гирмове.
- Придерживай его в пути, - приказал прусс, вскочил в седло и тронул своего коня.
Оруженосец последовал его словам, уселся на свою лошадь и, поддерживая бесчувственного Ансельфа за локоть, отправился следом. Для него было странно пускаться в путь в кромешной темноте, он едва различал фигуру прусса, маячившую впереди. В такой тьме легко заблудиться, да и хищников здесь видимо-невидимо... Вторая рука невольно нащупала арбалет. Всадить что ли стрелу в спину великану?.. Но от того веяло такой уверенностью и благородством, что Йозеф поверил в то, что, в конце концов, с ним и его молочным братом всё будет хорошо.
Прусс, по-видимому, не собирался проводить всю ночь в седле, в морозном лесу. Однако они ехали не менее трёх часов, в течение которых оруженосец изо всех сил старался не выпускать из виду «проводника». Как тот ориентировался, приходилось только догадываться. Впрочем, временами сквозь ветви сосен просматривалась луна и звёзды тоже сияли, хотя витингс, похоже, на них снимания не обращал.
Наконец, когда они выехали из лесной чащи, прусс остановил коня.
- Отдохнём здесь, - сказал он, - до конца ночи. Разжигай костёр и укладывай своего брата поближе к огню. Я должен совершить первый обряд и попробовать влить ему в рот несколько капель лечебного настоя, который способен прибавить сил.
Йозеф страшно обрадовался этому предложению. Поскольку веток, годящихся на дрова, в этих местах было предостаточно, вскоре заполыхал большой костёр.
- Это должно отпугнуть волков, - заметил прусс, привязывая своего коня к ближайшему дереву. - Но я видел у тебя арбалет... Держи его наготове!
Йозеф повесил над огнём котелок, в который накидал снега. Вскоре закипела вода. Загадочный прусс порылся в своей одежде и извлёк мешочки с какими-то травами. Оруженосец с интересом наблюдал, как воин-врач высыпает содержимое одного их мешочков в кипящую воду, и размышлял: кто они теперь с братом Ансельфом? Пленники? Заложники? Вероятно, так... Что их ждёт? По слухам, пруссы не церемонились с захваченными крестоносцами, случалось, что рыцарей сжигали вместе с лошадями... Но этот, похоже, не обычный прусс. Пусть в битве он страшен, но здесь, возле мирного костра безжалостный воин превращался в деловитого и основательного знахаря.
Ансельфа уложили на заранее нарубленные еловые ветви и накрыли тёплым плащом. Но даже здесь, поблизости от огня, было видно, как его сотрясает лихорадка.
Прусс сосредоточенно произнёс несколько заклинаний. Одно из них было особенно продолжительным:
«Ты, великий наш помощник, врачующий бог Аушаутс,
Помоги-пособи иноземцу, чтобы у него кровь не кипела,
Нарыв не нарывал, дёрн не драл, кость не ломило, тело не гнило.
Собери с него все язвы, снеси их высоко и оставь их далеко.
Брось на пустом, сухом поле, во гнилом, мертвом раздолье.
Как сохнет тело без еды, как сохнет червь без воды,
Так и хворь его пусть бы сдохла, боль ушла, а язвы подсохли...
Нож, нож, топор, топор, огонь, огонь, а ты болезнь – вон...»
Затем целитель снял котелок с огня и поставил его в снег, чтобы остудить.
- Что за снадобье ты ему приготовил, воин и лекарь? - поинтересовался Йозеф, потирая слипающиеся глаза.
- А разве ты разбираешься в травах?
Тот лишь пожал плечами.
- Тогда их названия ничего тебе не объяснят. Скажу лишь, что я хочу прибавить твоему брату сил, чтобы он выдержал длительный переход... Когда мы прибудем в нужное место, то я использую другие сборы...
- Долго ли нам ещё ехать?
- Целый день. Завтра к вечеру, думаю, мы успеем...
- Как твоё имя, великий воин и врачеватель?
- Зови меня по имени - Барт... Ещё меня прозывают Локисом. Я жрец-вайделот, знаток лечебных трав, спасаю людей от хворей и недугов... Предсказываю погоду, успех на охоте и рыбной ловле…
- Ну, конечно, - усмехнулся Йозеф, покосившись на поблёскивающий в свете пламени огромный меч, который Барт аккуратно прислонил к стволу дуба.
- Ты прав, за меч мне пришлось взяться не по доброй воле. Когда на твою землю приходит враг, отбирающий у людей веру и свободу, каждый должен защищать свой родной край!.. А как твоё имя, крестоносец?
Йозеф тяжело вздохнул.
- Я - Йозеф Круц. Так прозвали меня мои родители.
- И дом твой далеко отсюда, в Германии...
- Это так...
- Скажи мне, Йозеф Круц, почему тебе не сиделось дома? Зачем ты и твой брат пришли в наши края? Чем вам не понравились наши Боги?
- Нас поднял и направил сюда наместник Господа на земле, римский папа. Он знает, что те люди, которые не уверовали в Христа, лишены Царствия Небесного после смерти...
- Стало быть, вы прибыли к нам, чтобы протянуть руку помощи...
- Ну конечно!
- Но в этой руке зажат меч…, - усмехнулся Барт. – Только оставим споры…, - он поднял котелок с целебным отваром. - Помоги мне влить твоему брату хотя бы несколько капель...
- Дай мне сосуд, - протянул руку Йозеф. - Я уверен, что он сможет сделать два-три глотка...
- А больше и не надо... Остальное перельём во флягу, в дороге оно ему опять понадобится...
Наблюдая за тем, как оруженосец поит Ансельфа, - вайделот вдруг спросил:
- Йозеф, мне всегда хотелось узнать, как лечат больных и раненых в вашем войске?
Тот на минуту наморщил лоб.
- Всякое лечение у нас принято начинать с начертания бальзамом креста на лбу раненого и чтения молитвы, - стал рассказывать оруженосец. – Это для того, чтобы отогнать от него дьявола. После снятия снаряжения и одежды раны обмывают тёплой водой или вином, осушают тампонами и перевязывают полосами полотна. Порой прибегают к отсасыванию крови из ран и их прижиганию. При переломах костей их обездвиживают деревянными дощечками…
- А застрявшие стрелы?
- Их извлекают пальцами или щипцами. При глубоком проникновении стрелы в тело, её вырезают ланцетом. Замечательным средством для заживления у нас считается кровь летучих мышей. Неживые конечности тоже удаляют. Раны иногда зашивают, но чаще покрывают мазью. Мазь и пластырь имеет при себе каждый рыцарь вместе с материалом для повязки. Конечно же, больным дают лечебные напитки, составленные из мёда, целебных трав или кореньев, растертых или истолченных в вине...
- Да, занятно, - проговорил Барт.
Переход оказался длинным и трудным. День выдался, хоть и не пасмурный, но какой-то тусклый и грустный… За ночь выпало много свежего снега. Все лощины и овраги были заполнены им доверху. Белые лохматые лапы елей даже сгибались под его тяжестью.
Следуя по редколесью, в полусотне шагов от себя всадники заметили волков. Стая бежала молча и казалась воплощением дикости и ужаса. Упругие шаги, настороженные уши, суровый и внимательный взгляд вожака. Но нападения не последовало: видимо, в лесу, изобилующем дичью, хищники были сыты…
Хотя Йозеф был привычен к седлу и длительные «конные прогулки» переносил легко, но это в тех случаях, когда рядом не было страдающего от болезни брата. Да и его, Йозефа, будущее тоже выглядело туманным – всё зависело от настроения великана-прусса, взявшего их в плен…
Ансельф, после лечения жреца, выглядел получше. Рыцарь пришёл в сознание, самостоятельно держался в седле, но был очень слаб. Он не разговаривал – лишь безучастно смотрел вперёд, хотя Йозеф неоднократно пытался объяснить ему, куда они следуют, и кто такой едущий впереди и показывающий им дорогу витингс. О страшном поражении в битве под Гирмове слуга до времени помалкивал.
Порой казалось, что рыцарь всё понимал, и покорно отдал себя в руки человека, выразившего желание избавить его от болезни, которая за последние два года унесла жизни более тысячи воинов.
Иногда прусс поворачивался к крестоносцам.
- Как твой брат, Йозеф? Держится?
- Держится, хвала Пресвятой Деве… Но, сдаётся мне, его опять начинает колотить озноб…
- Как поравняемся с этим леском, - взмах рукой в направлении чернеющих зарослей, - дай ему ещё глоток снадобья…
- Да хранит тебя Господь, великий воин… и лекарь!
- Помолиться своему богу сможешь, когда приедем в селение Лаоме, - заметил прусс. – Моя мать – католичка, у неё в доме висит икона…
- О, благодарю тебя, Пресвятая Дева… И тебя, великий жрец…
По всей видимости, прусс пока не думает их убивать!
Наконец, всё вновь утонуло в черной тишине ночи. Барт по-прежнему вёл их на восток, ни разу не сбившись с пути. Передвигались довольно быстро – прусс, видимо, прекрасно знал эти места. Он загодя обходил лесные буреломы, тропки, по которым ехали путники, были теперь мало заснежены и довольно чисты. Тем не менее, Йозеф чувствовал усталость – знать, напряжение дало о себе знать.
Наконец, заведя своих пленников в настоящую глухомань, Барт Локис, находясь в кромешной темноте, вдруг остановился и сказал:
- Всё, приехали!
Он слез с коня, достал из притороченного к седлу мешка палку с обёрнутым промасленной тряпкой концом и зажёг факел.
- Где мы? – недоумённо спросил Йозеф.
- Здесь моя хижина, - ответил прусс, поднимая заснеженный полог, играющий роль крыши. – Точнее, землянка. – Он осветил тёмное пространство жилища, и оруженосцу стало ясно, что перед ним – большая яма, сверху прикрытая ветками. – Там, внутри, очаг. Рыцаря положишь на лавку. Дай ему снадобья и постарайся накормить чем-нибудь… А я… скоро приду к вам…
- Ты куда, Барт? – в душу оруженосца закралось чувство тревоги.
- Видишь ли, - ответил тот. – Лошадей мы в землянку поместить не сможем. А оставлять их здесь на корм волкам я не хочу. Поэтому сейчас отведу их к себе в селение. Пусть отдохнут в конюшне. Там их накормят и напоят. Это недалеко. Я вернусь, и мы продолжим лечить твоего брата.
С этими словами Барт достал ремень, привязал уздечки задних лошадей к сёдлам передних так, что лошади встали одна за другой. Потом он взял своего коня за уздцы и повёл всю четвероногую процессию в темноту, освещая себе путь факелом.
- Обычно я сюда верхом не езжу, - добавил он. – Оставляю коня на опушке… Но сегодня – особый случай!
Йозеф разжёг в очаге огонь, положил Ансельфа на лежанку, достал флягу.
- Выпей, брат…
Рыцарь сделал глоток и прошептал:
- Где мы?..
- Хвала Пресвятой Деве! Заговорил! А я уж решил, что ты умираешь!
- Где мы? – повторил вопрос рыцарь.
- Мы в землянке одного прусса! Его имя – Барт! Он – великий врач! И великий воин… Он обещал тебя вылечить!
- З-зачем?..
- Он хочет научиться бороться с этой болезнью! Видимо, от неё мрут не только воины Христовы, но и пруссы!
- А потом?.. Мы же невольники…
- Это уж как вы с ним договоритесь, - вздохнул Йозеф. – Но сначала надо выздороветь! С этим пруссом можно иметь дело, он не такой, как все… Клянусь святым Иосифом!
- Где он сейчас?..
- Он повёл лошадей к себе в конюшню. Он тут живёт, неподалёку… На лошадей могут напасть волки…
- Ладно, - прошептал рыцарь и закрыл глаза.
- Видишь, как умело мы боремся с недугами, - похвалился было оруженосец, но взглянув на Ансельфа, со вздохом добавил: - Вот только от вариолы у нас верного средства до сих пор нет… Я видел, как наши лекари для того, чтобы выманить демона вариолы наружу, одевают больных в красную одежду, ставят им банки на бёдра или прикладывают к телу разрезанных пополам мышей, но это мало кому помогает…
Дрова негромко потрескивали в очаге. Было тепло и уютно. Йозеф стянул с себя плащ и накрыл им несчастного Ансельфа. Того снова начало знобить… Оруженосец достал флягу с вином.
- Брат, может выпьешь вина? Тут осталось немного…
Но Ансельф молчал. Губы его были плотно сжаты. Оруженосец услышал, как стучат друг о друга зубы больного. На его левой щеке вздулся красный волдырь, другой, такой же, наметился на правой… Йозеф перекрестился, вздохнул, откупорил крышку фляги и приложился к горлышку…
В верхней части очага тевтонец заметил отверстие, куда выходил дым. Видимо, где-то есть и труба… Вообще, тут ему понравилось. Можно завалиться и спать… Огонь горит… При желании можно что-то испечь или сварить…
- Не волнуйся, брат Ансельф, - тихо промолвил Йозеф. – Я уверен, что скоро ты будешь здоров…
Где-то снаружи заухала сова. Из лесной чащи послышался протяжный волчий вой.
Йозеф не стал рассматривать жилище прусского вайделота, хотя его так и подмывало заглянуть в шкафчик с полочками, из которого доносился приятный травяной запах. Но оруженосца, не спавшего почти двое суток, сморил сон и привиделись ему маленькие неуклюжие человечки, деловито выметающие сор из убогой землянки. Он даже не слышал, как сверху зашуршали ветки, как в землянку по лестнице, сколоченной из тонких стволов сосны, спустился Барт. Жрец оглядел своих гостей (или пленников?) и толкнул начавшего храпеть Йозефа.
- Потом выспишься! Давай, помоги мне…, - и сунул в руки оруженосца тяжёлую суму.
Через некоторое время, выложив на стол нехитрую снедь, принесённую из дома, и расставив горшочки с травами и мазями, которые он достал из шкафчика, Барт сел на лавку и задумался. Йозеф же, получив согласный кивок головы хозяина землянки, начал нарезать вяленое мясо и чистить луковицы. Незадолго до этого он поставил котелок на огонь. Мимолётно подняв глаза, оруженосец заметил, как шевелятся губы жреца. «Молится, нехристь, своим богам…» - догадался крестоносец. Ну что ж, если не Господь, то пусть хоть его боги помогут брату Ансельфу. Но, как-то странно молился прусс. Он словно беседовал с кем-то, высказывал своё мнение и внимательно слушал ответы… То пробормочет что-то, то - замолчит, лишь изредка кивая головой. «Странный, очень странный прусс», - подумал тевтонец. Но, возможно, именно эта «странность» их и спасёт? Другой на его месте давно бы вспорол брюхо обоим, а затем принёс благодарственную молитву своим идолам. А этот… лечит и, помоги ему, Господь и Пресвятая Дева Мария, вполне может исцелить!
Наконец, жрец закончил свою «молитву». Он смешал в горшочке кусочек чего-то зелёного и пахучего с горячим воском, затем поднялся, подошёл к лежащему рыцарю и смазал ему багровые бугорки на щеках. Затем послушал, как тот дышит. Потом он налил из котелка в кружку кипятку, бросил в него несколько сухих лепестков какого-то растения, что-то прошептал и добавил немного тёмного порошка из горшочка.
- Дай ему хлебнуть, - кивнул на кружку Барт. – Пусть выпьет всё…
Оруженосец выполнил приказ. Хоть и не без труда, но Ансельф выпил лекарство полностью и вновь закрыл глаза.
- Что дальше? – спросил удовлетворённый Йозеф.
- Теперь будем спать, - ответил Барт. – Но сначала немного перекусим. А утром, если твоему брату станет легче…, я уже знаю, как продолжить лечение.
Оруженосец засветился от счастья.
- Я не устану повторять: ты - великий эскулап. В нашей армии никто не смог противостоять этому недугу… Мы похоронили множество наших соратников…
- Дух каждой хворобы можно изгнать из тела, - ответил Барт. – Если взяться за это дело, имея в голове достаточно знаний…
- А у тебя? У тебя есть эти знания? – с надеждой спросил Йозеф.
- Мне их дали Боги, - ответил Локис. – Наши Боги…
Наутро все убедились в том, что снадобья Барта подействовали. Ансельф открыл глаза, его дыхание было ровным и глубоким. Он смог немного приподняться на лежанке и осмотреться. У очага склонился незнакомец, он подкладывал в огонь сучья, а на полу, на постеленной шкуре храпел его оруженосец Йозеф. Рыцарь хотел было подняться, но почувствовал, что силы покидают его. Он откинулся на лежанку и застонал.
- Тебе лучше, крестоносец? – не поворачивая головы, спросил прусс.
Задал он вопрос на своём языке, но Ансельф его понял. Столько времени проведя в землях Пруссии, рыцарь незаметно для себя немного научился языку местного населения. Поэтому и произнёс по-прусски:
- Да, несомненно.
Барт подошёл к рыцарю, по пути задев ногой спящего оруженосца.
- Вставай, Йозеф. Твоему брату стало лучше.
- Хвала Пресвятой Деве Марии! – воскликнул тот, вскакивая. – Брат Ансельф, неужели травы нашего знахаря помогли тебе?
Утренняя заря не торопилась заглянуть в тесную яму, укрытую ветками и слоем снега, в коей нашли приют трое уставших путников, один из которых был серьёзно болен. Очаг давал свет и тепло, на углях жарился кусок конины, издавая восхитительный запах. Барт уже выбрался наверх, принёс снега, поставил котелок греться. Йозеф тоже побывал наверху, умылся снегом, полюбовался на скачущих по стволам сосен белок. Потом он помолился, глядя на светлеющее небо, в котором уже погасли звёзды.
Когда он спустился в землянку, Барт готовил снадобье для Ансельфа. Тот лежал на своём месте и прерывисто дышал. Йозеф вопросительно взглянул на вайделота.
- Ничего, сейчас дадим отвар из лесных плодов и луговых трав... Должен успокоиться... Не такая уж простая эта хвороба, прилипчивая... Но мы изгоним демона болезни с помощью Богов...
Йозеф осенил себя крестом и вдруг насторожился... Сверху послышался шум.
- Это ко мне…, - успокоил оруженосца Барт.
Открылся полог, и в землянке стало больше света. Вскоре показался край длинной шерстяной накидки и ноги в коротких сапожках с медными пряжками, спускающиеся по лестнице вниз.
- Это - моя дочь, - отчего-то хмуро произнёс Барт. - Почему ты пришла, Пролис, а где Дирбо?
- Батюшка, бабушка как узнала, что у тебя в землянке спасаются больные христиане, послала меня к тебе..., - только сейчас она обратила внимание на лежащего у стены бородатого мужчину, укрытого плащом с чёрным крестом, и склонившегося над больным другого человека, у которого на плече тоже красовался крест.
Йозеф, увидев девушку, невольно склонился в почтении. Глаза Ансельфа приоткрылись, а губы дрогнули в улыбке. Это тоже не скрылось от внимания жреца.
- Ну, хорошо, - пробормотал он. – Ты принесла, что я просил?
- Да, - тут же защебетала Пролис. - В этом кувшине молоко, в горшочке мёд, его я взяла у бортника Драго... Он же передал тебе то, что ты велел, но это - в отдельном мешочке...
- Ты, как маленькая лесная фея, - промолвил Йозеф, ласково глядя на девушку и с трудом подыскивая прусские слова.
- Да уж, не сидится дома этой фее..., - Барт спрятал улыбку в бороду. - А это зачем? - в руках у него появилось что-то, завёрнутое в льняную тряпочку.
- Это передала бабушка. Она сказала, что твоим гостям оно сейчас необходимо более всего...
Йозеф ахнул. Развернув тряпочку, жрец извлёк небольшую икону Божьей матери! Тевтонец тут же перекрестился и рухнул на колени перед Бартом, держащим христианскую драгоценность в своих огромных лапах.
- Ох уж матушка..., - пробормотал жрец, с удивлением глядя на Йозефа. - Ну, раз уж так важна для вас эта дощечка, то держи её..., - и протянул икону оруженосцу. Тот с благоговением принял образ и сразу приложился к нему губами. Затем вскочил и кинулся к лежащему Ансельфу. У того хватило сил приподняться на локтях. Он тоже поцеловал протянутую ему икону и пробормотал слова молитвы.
Пролис с загадочной улыбкой смотрела на христиан, с таким почтением отнёсшимся к, казалось бы, обычной, кем-то размалёванной дощечке, которую ей передала бабушка.
Барт, между тем, не спеша разливал молоко по кружкам.
- Угадала матушка с подарком-то, - пробурчал он. - Дело и так пошло на лад, а теперь уж точно, всё устроится наилучшим образом...
А на землянку сыпался снежок, укрывая спящую природу и пряча под собой запутанные следы лесных жителей. Любой охотник легко бы различил среди них отпечатки огромных кошачьих лап и маленьких человеческих ножек.
Глава 3.1252-1254 годы. Новая угроза для Самбии
Время шло, в тесной лесной землянке текла своя жизнь. Йозеф постоянно находился подле больного рыцаря, ухаживая за своим «молочным» братом. Барт появлялся почти каждый день, приносил новые пучки засушенных трав, а также пчелиные продукты от знакомых бортников, проводил обряды, читал заклинания и готовил снадобья, постоянно что-то меняя в их составе. Однажды он взглянул в глаза оруженосца и заметил:
- Тебе, братец, тоже надо принимать мои лекарства. Похоже, дух болезни поселился и в тебе... Чувствуешь ли ты, внутреннюю дрожь и ломоту в костях? Ощущаешь ли слабость и тошноту?
Йозеф с испугом подтвердил, что подобные знаки болезни накануне появились и у него.
- Ничего, - подбодрил его прусс. - Хворь ещё не завладела твоим телом полностью. Мы её не пустим дальше, а постараемся выгнать прочь. Поэтому, молись своему богу, а Перкуно и Потримпо помогут мне. А теперь, выпей этот настой...
Недуг же из брата Ансельфа постепенно выходил. Теперь он пребывал в полном рассудке, а лихорадка наваливалась лишь ближе к ночи, у него появился аппетит и вера в исцеление, вот только на всём теле по-прежнему гноились многочисленные язвы, после заживления которых оставались рубцы, впрочем, отметины на лице отчасти прикрывала густая борода. Рыцарь стал интересоваться жизнью хозяина землянки, человека, который его спас, и вообще, обычаями и традициями пруссов.
- Мы прибыли сюда с великой миссией обратить вас в истинную веру, преподать вам, язычникам, Слово Божье, - тихо и с оглядкой объяснял он детям Локиса, которые частенько приходили проведать крестоносцев, и не чувствовали к ним никакой неприязни, впрочем, из-за прилипчивости болезни слишком близко старались не подходить.
При самом великане он обычно старался помалкивать.
Особенно ему нравилось, когда к землянке приходила Пролис. Прекрасная и милая девушка имела гибкий стан, тонкие пальчики, чистые и мечтательные глаза. От неё настолько веяло юной свежестью, а вокруг распространялись волны такого тепла и света, что рыцарю становилось не по себе. Привыкший повелевать воинами и крушить неприятеля, бывалый боец словно превращался в ребёнка... и был готов сдувать с дочери Барта мельчайшие пылинки. Её появление доставляло ему несказанную радость, и он чувствовал, как жизненные силы возвращаются к нему. Когда же Локис отправлял дочь домой, сердце крестоносца вновь запиралось наглухо, словно в тоскливой, темной и сырой темнице... Сама Пролис тоже с удовольствием беседовала с Ансельфом, правда делала это на некотором расстоянии. Йозеф, случалось, помогал обоим, поскольку рыцарь не так хорошо знал язык пруссов, как его оруженосец, а те по-немецки изъясняться не могли.
К Пролис в текущем году дважды сватались, с Бартом уже разговаривали по поводу того, чтобы он отдал свою дочь в жёны добрым и порядочным людям, но тот отвечал, что Боги сами решат, кому и как устраивать свою судьбу. А он вмешиваться не будет. Сама Пролис, при мысли о том, что её возьмут замуж, особенно второй или третьей женой, становилась замкнутой и наотрез отказывалась принимать предложение о замужестве... Барт при этом повторял, что Боги сами разберутся...
Когда к землянке приходили Дирбо и Беркун, то первый сразу брался за лечение: он следил, все ли лекарственные снадобья вовремя принимаются больными, соблюдается ли режим питания, есть ли свежая вода в «доме», а иногда и сам по поручению отца составлял лечебные сборы. Старший сын Барта был уже почти взрослым. Парень вымахал ростом с молодую сосну, хотя, до самого Барта явно не дотягивал. Он был очень любознателен и добросердечен, а представления об окружающем мире имел весьма причудливые, и не по возрасту разумные. Его внимание и прежде привлекали малознакомые люди, в каждом из которых он искал какую-то тайну. Когда он был совсем маленьким, то часто говорил: «Вот бы мне превратиться в птицу!.. Тогда я взлетел бы так высоко, что увидел Богов, и попросил у них мира и счастья для всего нашего народа…» Вместе с этим юноша различал тончайшие оттенки вкуса, цвета и запаха. Точно также он ощущал любые эмоции, свои и чужие. Впрочем, внешне парень старался выглядеть мужественно, скрывая свою чувствительность и наворачивающиеся порой на глаза слезы, а говорить предпочитал низким строгим голосом.
Второй сын тоже вытянулся до отцовского плеча, что было уже немало. Беркун не знал границ, когда чего-то желал по-настоящему, любил и ненавидел с полной самоотдачей, и не терпел ничего «среднего». Он казался значительно практичнее брата и много внимания уделял оружию. Особенно ему понравился арбалет Йозефа. С огромным интересом Беркун поднимал его, держал в руках, трогал дуги лука и даже пытался натянуть тетиву.
- Этот арбалетный болт пробьёт любые доспехи, - с усмешкой говорил Йозеф, юному воину, рассматривающему стрелу. - Это - посерьёзней, чем обычный лук!
Беркун с пониманием кивал головой и аккуратно ставил оружие на место. В конце концов, оруженосец пообещал научить молодого прусса стрельбе из арбалета.
- Ты, дядюшка Йозеф, лучше выздоравливай поскорее, - торопил оруженосца будущий витингс.
Однажды, в конце декабря Барт спустился в землянку, развернул суму и выложил на стол настоящее богатство - целого гуся, запечённого старой Анни.
- Я не знаю, что за повод, - проворчал он, доставая к нему кувшин с медовухой, - но матушка очень просила передать это вам, христиане...
- Боже... - пробормотал ошеломлённый Йозеф, - сегодня же Рождество Христово! Брат Ансельф! Мать Барта, католичка, вспомнила о нас в этот праздник! Хвала Пресвятой Деве!
Рыцарь неторопливо спустил ноги в вязаных носках на пол. Несколько дней, проведённых под непрестанным присмотром вайделота, пошли ему на пользу. И хотя до полного выздоровления было ещё далеко, но перелом в течении болезни уже наступил, и теперь дела Ансельфа улучшались с каждым днём.
Он почесал бороду и недоверчиво посмотрел на жреца. Тот, в свою очередь, сверху вниз изучающе глядел на рыцаря. Тевтонец был бледен и руки его заметно дрожали.
- Подкрепись, рыцарь, - Барт налил медовуху в кружки. - Теперь можно. К тому же, как я понял, у вас сегодня большой праздник?
- Да, - подтвердил Йозеф, придвигая ближе к столу табурет. - Сегодня родился Иисус, сын Божий... Если тебе интересно, я вкратце поведаю о его удивительной судьбе...
- Не надо, - отмахнулся Локис. - Пусть его жизнь прекрасна, но я уверен, что рассказ о ней не стоит того, чтобы ради этого уничтожать моих соплеменников... Однако кружку медовухи за ваше выздоровление я выпью!
Лечение продолжилось и в следующем, 1253 году. Йозеф достаточно быстро избавился от начинающейся болезни, а вот с Ансельфом пришлось потрудиться. Несколько месяцев ушло на то, чтобы о болезни рыцарю напоминали лишь зарубцевавшиеся шрамы на щеках. Главное, что воин не ослеп, как это часто случалось с другими больными.
И вот, когда Боги прогнали зимние холода, когда в каждой былинке бурлила весна, а леса и луга наполнились теплом и жизнью, зеленью и цветами, Барт объявил, что дух злой болезни побеждён. Теперь рыцарь со своим оруженосцем могут спокойно «проваливать из земель Самбии». Случилось это событие в середине мая, в то время, когда в природе безраздельно властвует вечно юный Потримпо.
- О, pie Jesu Domine (78)! Ты отпускаешь нас? — недоверчиво спросил рыцарь, глядя в глаза вайделоту и ища в них какого-нибудь подвоха.
- Пока - да. Но если встречу вас здесь с мечом, берегитесь. Я и мои дети, все мои соседи и друзья... мы лучше погибнем в бою, чем позволим вам осквернять нашу землю.
Сказано это было спокойным тоном, но каждое слово впечатывалось в сознание Ансельфа и Йозефа словно удары молота по наковальне.
Йозеф оглядел стены жилища. Вот и пришла долгожданная пора выбираться из этой ямы... Полгода они провели здесь, причём, его хозяин и «молочный» брат находился в состоянии «между жизнью и смертью». Но, прусс – всё-таки молодец, он выходил его!
- Ты отдашь нам наше оружие? - спросил Ансельф.
- Я верну вам всё ваше имущество. Кони ждут вас на опушке. Собирайтесь... Я покажу вам короткий путь на Бальгу. В наших краях вам будет небезопасно, а уж натангам и вармийцам лучше вовсе не показываться на глаза...
С этими словами Барт поднялся по лестнице и оказался в свежем, цветущем и поющем царстве леса. За ним последовали тевтонцы. Йозеф прихватил арбалет, который сунул в холщовый мешок, Ансельф взял в руки свой старый меч и сразу почувствовал, как силы возвращаются в его руки. Все с удовольствием вдохнули живительного воздуха. Казалось, что они дышат радостными солнечными лучами…
Вдруг Йозеф вздрогнул, у него резко изменилось выражение лица, а рука потянулась за арбалетом. Барт проследил взгляд оруженосца. Он прежде никогда не видел, чтобы лицо человека так ярко выражало сразу и страх, и удивление.
- Успокойся, Йозеф. Это - друг…
Из-за соснового ствола на них внимательно смотрела рысь. Длинные рыжие волосы по бокам её короткой морды образовывали густые «бакенбарды», а подвижные настороженные уши были украшены кисточками. Судя по всему, размеры хищника были впечатляющими.
- Это? – переспросил тевтонец. – Больно грозен у неё вид… Ты уверен, что она не нападёт?
- Пипо почти ручной, - ответил вайделот. – Его мать долгое время жила у меня. Когда она умерла, я оставил себе рысёнка. Теперь мы с ним – друзья. К слову, он хороший помощник в моём знахарском ремесле: я всегда запоминаю, какую травку, и в какую пору кушал для поддержки сил мой приятель.
- Macte, - пробормотал рыцарь.
- А теперь, следуйте за мной, - продолжил Барт, и шагнул в лесную чащу, сразу скрывшись с глаз. Только покачнулась еловая ветка да защебетала сойка. Рыцарь и оруженосец ринулись за вайделотом. Тот вёл их по едва заметной тропке. По телам путников хлестали упругие и влажные от росы ветви кустов. К лицу липла колючая паутина густого елового леса. Однажды они даже приметили стоящую столбиком в траве светлогрудую каштановую ласку, которая молнией скаканула на дерево и скрылась из виду… Было ясно: прусс не хотел, чтобы о его жилище кто-то знал, поэтому старался не протаптывать к землянке заметных дорожек. Вскоре, протиснувшись меж стволами орешника и ольхи, группа вышла к небольшой опушке, с которой вела тропинка к выходу из леса. Тут их ждали два сына и дочь вайделота, которые удерживали под уздцы лошадей.
Крестоносцы приняли своих боевых коней, и Ансельф почтительно склонился перед пруссом.
- Позволь мне по-братски обнять тебя, Барт по прозвищу Локис! У человека есть две способности - помнить и забывать: помнить добро и забывать зло… Клянусь честью, я никогда не обнажу перед тобой меч и не нанесу удар! Ты вернул меня к жизни, хотя я уже ощущал ледяное дыхание смерти... И вы, достойные сыны великого прусса, Дирбо и Беркун... В моём лице вы всегда найдёте поддержку, пусть даже мне придётся поступиться правилами Тевтонского ордена! А ты, милая Пролис... Каким бы сильным не считал себя мужчина, но женская нежность оказывается сильней… Я бы сделал тебя дамой своего сердца, и посвятил тебе все свои подвиги. Но, я знаю, что ты скажешь в ответ... Мои подвиги в здешних землях - это смерть твоих соплеменников. Так вот, я дам тебе такой обет... Как только я окажусь в Ордене, я откажусь принимать участие в борьбе с пруссами! И пусть меня покарает Орден, но больше я не причиню на этой земле зла никому..., - всё это рыцарь произнёс, с трудом подбирая прусские слова, многие из которых выучил, находясь в лесной землянке.
- Возвращайся, - чуть слышно прошептала Пролис. По её щеке скользнула слеза. Она всегда сердцем чувствовала, когда человек говорит правду, а когда лжёт…
«Пусть у нас с тобой разные Боги, но мы должны быть вместе», - говорил её незабудковый взгляд.
- Хорошо сказал, брат Ансельф, - продолжил Йозеф. - Я же, со своей стороны, тоже хочу поблагодарить тебя, Локис и твою семью. Я надеюсь, что на поле боя мы не встретимся никогда. Я разделю участь своего брата, какова бы она ни была. А тебе, малыш Беркун, я хочу сделать подарок. Мои уроки по стрельбе из арбалета ты усвоил превосходно! Пусть же он останется у тебя, и когда придёт пора, ты применишь его против своего врага... И пусть твоя рука не дрогнет и глаз не подведёт! - с этими словами он протянул Беркуну, у которого уже обозначилась светлая бородка, своё оружие.
Затем все мужчины обнялись по прусскому обычаю, а напоследок Ансельф приложился губами к ладони Пролис.
Птицы на ветвях устроили шумную распевку. Но это не из-за того, что в лесу появились люди, а потому что стояла прекрасная пора – канун доброго и щедрого лета.
Воины простились, как настоящие мужчины. Тевтонцы отправились в земли Натангии, надеясь соединиться там с Орденом.
Барт Локис направил своего коня вслед им. Раз он обещал, то должен довести своих гостей и, как оказалось, новых друзей, до тропы, ведущей к замку Бальга.
А где-то на юго-западе, в самом центре Европы для его родной Самбии уже зрела новая угроза...
Утреннее солнышко робко заглянуло в королевские покои. Оттокар II Пржемысл (79), молодой человек высокого роста с круглым лицом, вьющимися волосами и небольшими тёмными усами, склонился над столом, на котором в беспорядке были разбросаны бумаги: торговые договора, ходатайства, приказы и распоряжения... Все они были свёрнуты в свитки и перетянуты цветными ленточками.
По причине ранней поры возле столов пустовали лавки, которые предназначались для управленческого аппарата короля - государственных советников и чиновников разных мастей. Количество последних при дворе увеличилось вследствие роста объёма финансовой отчётности и секретарской работы. Они, как и светские слуги, являлись доверенными лицами короля. Эти «королевские камерленго» (80), а также их подчинённые, должны были заботиться о персональных нуждах монарха, и нести ответственность за его личное имущество и принадлежащие ему драгоценности, и распоряжаться расходами на содержание двора. Король недолюбливал их и даже побаивался. Эта категория служащих обладала внушительной политической силой. Близость к суверену, наличие собственных финансовых ресурсов, умение вести дела - всё это не всегда использовалось в интересах монарха.
Оттокар, несмотря на свою молодость, недавно ему исполнился 21 год, уже являлся опытным политиком и был знаком со многими интригами европейский дворов. Его неоспоримыми достоинствами были бездна вкуса и безупречное чувство прекрасного. А кроме этого – решительность, круто приправленная перчиком авантюризма. За его приветливой доброжелательной улыбкой могли скрываться мечты любой степени безумия. В 1250 году он захватил находящиеся без правителя герцогства Австрию и Штирию, и через год провозгласил себя герцогом. К тому же, в гонке за австрийским престолом, в 1252 году он женился на пожилой даме, Маргарите Бабенберг, старшей сестре последнего австрийского герцога. Если бы не Гертруда, племянница Маргариты, также имеющая права на австрийский престол, то им бы тоже завладел Оттокар. Но она вышла замуж за Романа, сына князя Даниила Галицкого, которого поддерживал венгерский король. В результате началась длительная война за австрийский трон между Чехией и Венгрией. А в прошлом, 1253 году, после смерти своего отца Пршемысл Оттокар стал королём Богемии.
Послышались шлепки босых ног по голому полу - в кабинет к королю вбежал его шут, карлик Юрген.
- Доброе утро, Отто, - поприветствовал шут короля. - Какую каверзу для своих подданных ты готовишь на сей раз?
- С чего ты взял, дружище Юрген, что я готовлю кому-то каверзу? - улыбнулся молодой король.
- А что можно подумать, если ты, чуть свет, не умывшись и не позавтракав, сразу садишься за бумаги? Наверняка задумал не богоугодное дело! - деловито объяснил Юрген.
- В том-то и дело, что забот хватает, а ты с самого утра уже начинаешь меня злить, - сделал вид, что рассердился, Оттокар.
- Это всё – моя глупая голова и длинный язык, - привычно парировал карлик. - Но государю категорически запрещается выходить из себя, иначе он рискует не вернуться обратно… А ведь ты ещё не знаешь, кто к тебе сейчас идёт, дружище Отто...
- Кто же?
- Граф Кольберг со своим секретарём! И несут они тебе письмо. Как думаешь, от кого?
- Ума не приложу, - пожал плечами король. Вышеозначенный граф отвечал за торговые сношения между Богемией и остальными землями Римской империи.
- От самого римского папы! От Иннокентия IV!
Из-за двери послышались неторопливые шаги. Юрген прислушался, забавно приоткрыв рот и подняв брови…
- Это - они! - воскликнул шут, быстро юркнул за лавку и прикрылся шёлковой скатертью, которую стянул со стола с документами.
- Мой король! Дозволь доложить…, - Граф Якоб Кольберг, сопровождаемый секретарём Гуго Ишиком, появился в дверях. Оба вошедших склонились в почтительном поклоне.
- Граф! Ты принёс мне письмо от папы Иннокентия?
- Да... Но... Пресвятая Дева... Я сам только что получил его. Откуда ты узнал о нём, мой король?
- Видишь ли, - усмехнулся Оттокар. - Королю положено знать немного больше, чем обычным людям... Пусть даже они - государственные служащие...
Из-под лавки послышался сдавленный смешок.
- Что же пишет мне Его святейшество? - поинтересовался король.
Гуго Ишик развернул лист пергамента.
- Его святейшество интересуется твоим здоровьем и боевым духом...
- Это - понятно, - кивнул король, тряхнув роскошными кудрями. - Что дальше?..
- Он надеется, что мир, установленный между Чехией и Венгрией (81), дал тебе успокоение и развязал руки для иных дел....
- Каких именно?
- Папа предлагает тебе предпринять крестовый поход против язычников Пруссии!
- У тевтонов дела совсем плохи? - догадался Оттокар.
- Да, мой король. Великий магистр Тевтонского ордена Поппо фон Остерна завяз там... И, зная твою быстроту, твоё умение находить слабые места противника, а также твою глубокую веру в Господа нашего... Короче говоря, папа предлагает тебе собрать армию крестоносцев... Из Австрии, Баварии, Штирии, Богемии...
- И отправиться в Пруссию на выручку Поппо фон Остерна, - перебил секретаря Оттокар, хлопнув ладонью по столу.
- Мой король, - добавил граф Кольберг низким, звучным голосом, - кроме тебя с этой задачей справиться больше некому...
- Что скажешь, мой любезный Юрген? - обратился к шуту король, едва граф и секретарь покинули его кабинет.
- А что сказать? - вылез из-под лавки тот. - Готовься к походу, Отто, - и потёр маленькие ладошки. - Только я тебе в нём - не попутчик!
- Это почему же?
- Думаю, там ты справишься и без меня. Я же останусь здесь. Ведь должен же кто-то позаботиться о твоей Маргарите?
Глава 4. 1254 год. Поединок у замка Бальга
В одном из тесных залов крепости Бальга было душно из-за собравшихся людей. Здесь присутствовал весь цвет рыцарства Тевтонского ордена, включая самого Великого магистра, комтуров, священников и, конечно, рыцарей со своими оруженосцами. Здесь сейчас вершился суд над братом Ансельфом фон Грюнфельдом. На стенах висели горящие факелы, освещая помещение, на лицах собравшихся играли огненные блики.
- Скажи, сын мой, - голос епископа Самбийского был тих и печален. - Что подвигло тебя на принятие такого решения?.. Ведь ты приносил клятву Пресвятой Деве Марии, и долгие годы преданно служил Ордену...
- Святой отец, я дал такой обет, потому что не могу больше поднимать оружие против этих людей..., - ответил Ансельф.
- Выходит, пруссы стали дороги тебе?.. В этом нет ничего удивительного, сын мой. Ведь Господь учит нас любви... Единственное, что не достаёт этим людям, так это веры в Господа... Мы же не обнажаем меч против тех, кто добровольно принимает Христову веру... Но ты, сын мой, объявляя свою волю, совершаешь actio immanens (82). Язычники не хотят отрекаться от своих идолов! Поэтому мы должны... конечно, в исключительных случаях... прибегать к принуждению!
- Один из этих идолопоклонников спас мне жизнь, излечив от болезни, называемой вариолой! Многие наши братья так и не дожили до выздоровления, да и я сам ощущал приближение смерти…
- Колдуны, сын мой, могут, как наслать болезнь, так и.… отозвать её. Если бы ты чаще обращался к Господу, они бы не смогли проделать с тобой подобного...
- Я постоянно молил Бога, чтобы он избавил меня от этой болезни. Но прусс использовал какие-то травы и тоже молился, но только своим богам...
- Надеюсь, ты не ставишь языческих богов выше Христа, сын мой? - глаза священника хищно сверкнули.
- Ни в коем случае, святой отец, но некоторых духов, которым поклоняются сембы, я видел собственными глазами. Правда... в разгар болезни…
- Братья, - наконец, сам Великий магистр Ордена Поппо фон Остерна взял слово. - Наш брат Ансельф фон Грюнфельд отказывается применять оружие против язычников, а значит – участвовать в нашей священной войне против язычества в Самбийских землях! Он обвиняется в измене своей клятве, данной Пресвятой Деве Марии, беспрекословно исполнять свой долг рыцаря, воина Христа. Мы должны избрать меру наказания за это тяжкое преступление!
- Если обвинение рыцаря в измене и вероломстве подтвердится, то этот воин должен быть разжалован и изгнан из страны, или казнён, - заметил комтур Бернхард фон Хорнхаузен. - Это в случае допущенного им грабежа или разбоя... Но если речь идёт о том, что рыцаря, который был тяжело болен, околдовали... то это в корне меняет дело.
- Мы знаем брата Ансельфа, как отважного и бесстрашного воина! - возразили несколько человек, сидящих в зале. - Он всегда был беспощаден к врагам!
- Расскажи же, сын мой, что произошло с тобой? – деланно ласковым голосом проговорил священник. - И кому ты дал такой обет? Если твоя душа попала под влияние колдовских чар, а пруссы – весьма искусны в этом деле, то... покаяние, длительный пост и молитвы Господу и Пресвятой Деве помогут тебе вернуться на путь истинный... Ad majorem Dei gloriam! (83).
Не беда, если порой в голове возникают крамольные мысли... Беда - это когда твоя душа с ними соглашается. Веруем ли мы всем сердцем во Христа распятого и Его Воскрешение? Верим ли во Спасителя, даровавшего нам путь в жизнь вечную? Помоги нам, Господи, победить неверие и греховные сомнения! Ты – наш Свет, а Свет не имеет тени. Ведь рождение в этот мир, наши радости, скорби и даже смерть – всё происходит от Твоей великой Любви, когда Ты, спасая нас, осуществляешь Свои святые замыслы... Потому-то наша судьба не зависит от места или времени, но только от состояния духа и покорности воле Бога!
Ансельф знал, что за проступок, противный уставу рыцарства, придётся отвечать. Часто провинившихся рыцарей разжаловали, и этот процесс сопровождался довольно унизительными обрядами. В случае, если его осудят на смерть или на изгнание, то этих обрядов не избежать.
Обычно, для церемонии разжалования рыцаря на площади устраивают два помоста или эшафота. На одном из них размещают места для рыцарей, оруженосцев и судей вместе с герольдами. На другой помост выведут его, Ансельфа фон Грюнфельда, в полном вооружении. Перед ним будет воздвигнут столб, на котором повесят его опрокинутый щит, а сам он будет стоять лицом к судьям. По обеим сторонам Ансельфа усядутся двенадцать священников в полном облачении.
Разумеется, такое редкое действо привлечёт толпы зевак. Найдётся немало любопытных, готовых поглазеть на чужой позор от начала и до самого конца.
- Пусть сам брат Ансельф подтвердит, что в этом деле замешано колдовство! - послышался звучный голос рыцаря Готфрида фон Алленбурга. – Тогда братья священники проведут с ним обряд очищения. И мы скоро увидим сего рыцаря под знамёнами Ордена и Пресвятой Девы!
Ансельф тяжело вздохнул и ответил:
- Братья, мне тяжело это говорить, но решение моё вынашивалось... даже не месяцы, а годы...
Вокруг было много лиц, приветливых и, напротив, строгих, но откровенно скучающие отсутствовали. Однако, взгляд рыцаря не мог остановиться ни на одном из них.
- Мы несём местным жителям... язычникам слово Божие... которое должно тронуть и исцелить их душу... А сопровождаем его мечом, огнём и топором... Сколько сожжено селений, сколько было невинных жертв! Я принимаю это, когда мы сталкиваемся с вооружённым противником в честной битве... Но, возле Бальги, тогда ещё Хонеды, воины Христа погибли из-за того, что занимались грабежом и убийствами мирных жителей. И это случается постоянно... На завоёванных землях наши рыцари разоряют, убивают и жгут всё, что может быть отнесено к языческой вере... Ведь мы считаем, что не полноценна жизнь тех, кто не соблюдает заповедь: «Да не будет у тебя других богов передо мной» (84)... Но есть и другая: «Не убей!» Я прожил несколько месяцев в прусской семье, где мне дали икону Божией Матери, дабы я и мой оруженосец могли молиться за наше выздоровление и спасение...
- Уж не принял ли ты языческую веру? - злобно перебил Ансельфа священник Иоганн фон Диет.
- Ни в коем случае, - Ансельф осенил себя крестом. - Я всегда ощущал присутствие рядом с собой благодати Пресвятой Девы Марии... Поэтому я и не могу поднять меч на этих людей...
- Но впереди нас ждут жестокие сражения с хорошо вооружёнными сембами! - воскликнул Бернхард фон Хорнхаузен.
- Одно реальное сражение приходится на десятки разрушенных и сожжённых деревень, на тысячи безвинно зарезанных детей, изнасилованных женщин, замученных селян...
- Иногда воины Христа, действительно, допускают излишнюю жестокость, - заметил Иоганн фон Диет. - Но как иначе преломить сопротивление язычников?
- И кому ты дал обет, сын мой? - в голосе епископа слышалась нескрываемая угроза. - Уж не прусскому ли идолу?
- Я дал обет... одной даме, святой отец.
- И наверняка она - язычница... Не так ли, Ансельф фон Грюнфельд?
Ансельф пожал плечами.
- Я полагаю, что даме сердца рыцаря не обязательно быть католичкой...
Некоторое время в зале раздавался гул голосов: спокойных, гневных, выражающих непонимание и удивление. Наконец, рыцарь Альберт из Нойбурга воскликнул:
- Чем раньше язычники поймут свои заблуждения и примут сердцем Христову веру, тем раньше они опустят оружие! А пока этого не случилось, мы должны мечом их принудить к повиновению!
Его поддержали несколько рыцарей.
- Сделать дамой сердца язычницу? - покачал головой епископ. - Вот если бы она Dei gratia (85) приняла крещение...
Ансельф молчал, сохраняя спокойствие. Что решат его, теперь уже бывшие, братья, - ему было совершенно всё равно. Десятки орущих глоток оказывали на него какое-то отупляющее воздействие. В толпе он увидел каменное лицо рыцаря-паладина Рудольфа Ломзе. Его старый боевой друг не издавал ни звука, был задумчив и опечален.
Наконец, Великий магистр поднял руку. В зале воцарилась тишина.
- Братья! Нам нелегко выбрать решение. С одной стороны, Ансельф фон Грюнфельд… пока не совершил явного преступления. Он не был уличён ни в трусости, ни в пьянстве, он не причастен к коварству или лжи, но... отказ применять оружие против язычников можно считать... изменой! Поэтому я объявляю Ансельфа фон Грюнфельда виновным в измене! А это влечёт за собой разжалование и смертную казнь!.. Тем не менее, я считаю возможным дать этому рыцарю шанс... Обвинение в измене будет с него снято, если он... победит в честном поединке!
- Поединок! - послышались в зале довольные голоса. - Это - верно! Пусть решит провидение! Пусть рука Господа укажет на правого!
- Но сразиться Ансельф фон Грюнфельд должен с очень сильным противником! - продолжал Поппо фон Остерна. - А таковым я считаю... рыцаря Рудольфа фон Ломзе!
- Брат Рудольф? Пресвятая Дева! – разом заговорили собравшиеся рыцари.
- Но это значит, что бедняга Ансельф, если не будет убит братом Рудольфом, всё равно попадёт в руки палача!
- Ансельфу никогда не победить брата Рудольфа!
- Как знать, если речь идёт о твоей жизни и чести...
- Всё в руках Господа... Победит тот, кто прав...
- Тогда я объявляю окончательное решение! - зычно проговорил магистр. - Завтра, 24 ноября 1254 года после заутренней молитвы на площади перед въездом в замок состоится поединок между братом Рудольфом фон Ломзе и Ансельфом фон Грюнфельдом. И да рассудит их Господь!..
…Ансельф лежал в своей келье и размышлял. Что будет с ним завтра? Отважится ли он нанести роковой удар своему лучшему другу? Сможет ли брат Рудольф убить его самого?.. Что есть истинная честь дворянина?.. Разве справедливо искупать собственное бесчестие смертью близкого человека? Отец Георг как-то сказал, что коль человек задаётся вопросом о правильности своих поступков, значит, в его душе уже зародился червь сомнения. Видимо, он прав… «А сама смерть не страшна… Она стоит в конце любого пути, и мы её обязательно узнаем… Впрочем, не всё так просто: неизвестность и неопределённость всё же вызывают у меня неприятный холодок в низу живота... Рудольфу, пожалуй, тоже нелегко… Вот бы выпить с ним сейчас вина и поговорить по душам, как раньше… Но нельзя, это - нарушение правил поединка…»
Ансельф вспомнил, как прежде по вечерам в походе они стряпали себе на ужин рябчиков. Тушки птиц потрошили, оборачивали листьями лопуха, обмазывали сверху глиной и запекали в золе костра. Затем разбивали дымящиеся черепки и лакомились вкусным мясом. Если же на привале удавалось выловить рыбу, то после такого её приготовления горячие черепки отставали вместе с чешуёй…
Догорела и погасла свеча. Ночь казалась рыцарю такой же бесконечно долгой, как утомительная дорога в одиночестве. Только он был не один – у противоположной стены посапывал верный оруженосец Йозеф. Вот кто уже четверть века был его лучшим другом и помощником, шёл за ним в огонь и в воду. Молочный брат с усмешкой принимал покровительство своего рыцаря, но обычно снисходительно позволял опекать себя, никогда не завоевывая симпатий лестью. Он самым невероятным образом чередовал чрезмерное веселье и безудержную хандру. Если гулять и веселиться, считал Йозеф, то так, чтобы весь мир ослеп от этой вспышки, а если горевать, то пусть все утонут в наших слезах...
А способен ли будет он, Ансельф фон Грюнфельд, вести нищенскую жизнь после разжалования и лишения дворянских привилегий? Не пойдёт ли он на любые крайности, чтобы вновь приобрести состояние и прежние права? Ну, уж нет! Счастье – это когда ты смел и прав! Он видел много людей, которых утрата чувства меры и совести заставляла терять свою честь, друзей и возлюбленных…
Вяло и сонно, точно рваные облака, плыли в голове рыцаря невесёлые мысли. В сумеречном состоянии в его памяти вспыхивали картины детства, лица родителей, Барта и Пролис… Увидит ли он их вновь?..
- Господи, благослови каждого, кому сейчас трудно, укрепи его веру, согрей любовью душу и наполни милосердием сердце, - шептал он. - Помоги человеку пройти свой путь до конца и не сдаться…»
24 ноября утро было хмурым и морозным. Вороны кружили над площадью, которую подготовили к предстоящему поединку, и стенами замка Бальга. Народ постепенно собирался на зрелище.
С краю площади соорудили помост с лавками, на которые стали усаживаться нетерпеливые зрители. Герольды громогласно объявляли о самом поединке и его участниках. Кроме орденских братьев сюда подтянулись и пруссы из ближайших селений. Все они были крещёными.
Постепенно толпа увеличивалась, прибывшие поглазеть на поединок поднимали капюшоны, защищаясь от зябкого морского ветра, тут и там мелькали меховые шапки прусской знати и малиновые камауро (86) католических священников.
Герольды начали оглашать правила поединка. Сначала рыцари должны схватиться на копьях. Поскольку это был не турнир и не забава, острия копий можно было не тупить. Затем, если удар копьями не выявлял победителя, предстоял бой на мечах, уже спешившись. Победителем считается тот, чей противник будет повержен. Наносить смертельный удар или нет - выбор остаётся за поединщиками.
«Брат Рудольф уже не тот, - раздумывал Ансельф. - Нет, удара его ещё очень даже нужно опасаться, но... скорость перемещения давно не та... В пешем бою ему можно противостоять...»
Но сначала предстояло выдержать столкновение с паладином на коне...
Наконец, своё место заняли магистр ордена Поппо фон Остерна и Бернхард фон Хорнхаузен. Ансельфу подвели его коня. Тот сел в седло и взял в руки длинное копьё. На другом конце площади рыцарь разглядел плотную фигуру своего старого друга. Обветренное скуластое лицо Рудольфа было спокойно, он улыбался… «Возможно, мой друг убьёт меня в этом поединке... – с грустью подумал Ансельф. - Ну, значит, так тому и быть…»
Герольды объявили, что рыцари могут занять исходные позиции и начать движение друг к другу только при звуке рога.
Ансельф бегло осмотрел своё снаряжение. Латы и панцирь сидели, как влитые, прочно пристёгнутые ремнями. У его коня тоже были прикрыты грудь и бока металлическими пластинами. Рыцарь надел топхельм, в узких прорезях которого он увидел такие же приготовления своего соперника.
И вот, оба поединщика готовы к бою. Раздался звук охотничьего рожка, призывающих их сойтись в схватке!
Кони пришпорены и вот, оба рыцаря, держа копья направленными друг против друга, начали быстро сближаться. Времени на раздумья не было, но Ансельф успел оценить подготовку брата Рудольфа. Тот пригнулся к шее коня, прикрыл грудь щитом, у него практически не было уязвимых мест. Ансельф «прицелился» в пространство под шлемом противника, которое краешек щита не мог полностью прикрыть. О том, какую точку его тела старался поразить опытный соперник, рыцарь старался не думать.
И вот бойцы сшиблись! Фон Грюнфельд почувствовал страшный удар, пришедшийся в щит. Создалось впечатление, что одновременно прозвучал гром с небес и сверкнула молния! Если б не накрепко вцепившаяся в поводья рука, которая удержала тело рыцаря, тот вылетел бы из седла. Но, этого не случилось – он удержался. Конь его, испытав рывок повода, встал на дыбы и едва устоял на ногах. Сам Ансельф тоже немного промахнулся - удар пришёлся в щит брата Рудольфа. Оба копья разлетелись в щепки, а тяжело дышащие всадники остались в сёдлах!
Что ж, первое испытание пройдено успешно! Но теперь предстояло проявить всё своё мастерство, и Ансельф сомневался, что, в случае победы, соперник не прикончит его на месте. Но он не боялся умереть. Впрочем, это было бы даже лучше, ведь иначе он попадёт в руки палача, а это - смерть плюс позор. «Помоги мне, Пресвятая Дева!.. Пролис!.. Именем твоим...»
- А теперь пусть противники спешатся и выберут себе оружие! - объявил глашатай.
Оба выбрали полутораручные (87) романские мечи.
Ансельф чувствовал, как часто бьётся его сердце. Но потраченные силы вновь возвращались в его тело. Всё-таки, Барт сумел его вылечить. Правда, длительное бездействие ослабило мышцы, но в последние дни рыцарь пытался наверстать упущенное. Правое плечо после удара копьём о щит противника побаливало. Ещё бы, кость едва не вылетела из сустава – такой был удар! Но, сейчас следовало думать не о боли.
«Ты силён, брат Рудольф, но мне очень нужна эта победа!»
Герольд протрубил в рог, объявляя начало боя на мечах. Вороны слетели с крыш башен поближе, ощущая запах смерти.
Ансельф старался не смотреть в сторону собравшихся гостей и не слушать их крики. Всё его внимание было приковано к одному из лучших бойцов Ордена, который был собран, сосредоточен и спокоен.
«Какие мысли кружат у тебя в голове, брат Рудольф?..»
Паладин сразу ринулся в атаку. Ансельф выставил руку со щитом вперёд, при этом щит он расположил на таком уровне, чтобы закрыть как можно большую поверхность тела. Руку с мечом он слегка отвёл назад. А сам стоял вполоборота к противнику.
Рубящий удар длинным мечом способен рассечь доспех и кольчугу, защищаться от него следовало щитом и перемещением. Рыцарь, совершивший промах, теряет гораздо больше сил, чем если бы он попал в соперника.
А брат Рудольф сразу промахнулся. Он нанёс мощный удар, но Ансельф вовремя уклонился. Меч паладина лишь выбил искры из каменистой поверхности площади. Но затем он вновь поднялся, и опять нанёс удар, правда, не столь сильный. Ансельф парировал его мечом.
Брат Георг, священник, с содроганием наблюдал за боем. Оба бойца были ему чрезвычайно дороги – и Ансельф, и Рудольф. Сколько миль прошёл он бок о бок с ними, сколько ночей провели они у одного костра, беседуя на различные темы… И вот теперь один из них должен погибнуть… Только молитвы неслышно слетали с губ брата Георга.
Удар! Ещё и ещё удар! Ансельф предугадывал движения Рудольфа и вовремя уклонялся от смертоносного лезвия меча. Сам он атаковал реже, стараясь добиться того, чтобы паладин раньше выбился из сил.
- А Ансельф неплохо держится, - заметил Готфрид фон Алленбург. – Это вам не босяк с гамбургского подворья…
- Я с ним бок о бок прошёл от самого Торна, - ответил рыцарь Норман фон Кунце. – Это достойный противник для брата Рудольфа.
- Господь рассудит… Но мне не хотелось бы терять ни того, ни другого…
Люди на площади притихли. Под тяжёлой поступью рыцарей хрустели мелкие ледышки. Пар от обоих поднимался выше голов. Вороны, облепившие голые ветки деревьев, с кровожадным любопытством наблюдали за боем. В морозном воздухе звук ударов и звон мечей разносился далеко по округе.
Брат Рудольф несколько раз предпринимал длительные атаки, сопровождаемые мощными ударами, но Ансельф или ловко уворачивался от них, или удачно отражал мечом и щитом.
- Пресвятая Дева, спаси и помилуй…, - то и дело слышался голос брата Георга.
- Торопится Рудольф… Старается завершить побыстрее…, - бормотал кто-то из зрителей.
- А Ансельф, мнится мне, что-то задумал…
Бой затягивался. Ещё одна атака брата Рудольфа казалась уже безрассудной, поскольку тот, похоже, потерял много сил. В очередной раз меч рыцаря ударил в мёрзлую землю, Рудольф раскрылся, опустив щит и этим воспользовался Ансельф. Ударом меча в шлем противника он поразил паладина. Никто не заметил, что в последний момент лезвие клинка было повёрнуто и удар пришёлся плашмя. Тем не менее, этого хватило, чтобы брат Рудольф рухнул наземь без чувств.
Трибуны ахнули! Кое-кто даже вскочил с места. Невероятно – лихой, заслуженный паладин повержен в поединке! И пусть победа досталась тоже бывалому воину, но так это нелепо и неожиданно – поражение самого брата Рудольфа! Рыцаря фон Ломзе! Но что сейчас предпримет победитель? Он вправе убить самого грозного рыцаря Ордена…
Вороны на колючих ветках оживлённо закаркали.
Ансельф, держа в правой руке меч, склонился над побеждённым. В прорезях шлема сверкнули глаза фон Ломзе.
- Как ты, брат Рудольф? - чуть слышно спросил Ансельф. – Я заметил, что ты нарочно раскрылся… Мне такие победы не нужны… но всё равно благодарю тебя…, - и протянул руку поверженному рыцарю.
Тот схватил протянутую руку и с трудом, покачиваясь поднялся.
- Я не поддался, - тихо ответил он. – Просто, недооценил тебя… А вообще-то, - тут он чуть ли не перешёл на шёпот, - я полностью на твоей стороне, брат…
- Итак!.. – послышался голос герольда, - послушайте решение Великого магистра Тевтонского ордена Поппо фон Остерна!
До сей поры шумящая площадь тут же утихомирилась.
- Рыцарь Ансельф фон Грюнфельд не считается изменником и предателем! Он это доказал в поединке! Он сохраняет за собой звание рыцаря, а также наследует земли и прочее имущество от своего предка!..
Послышался одобрительный гул.
- Но, вместе с тем, - продолжал глашатай, - он должен быть изгнан из Ордена! Пусть отныне Ансельф фон Грюнфельд станет рыцарем-отступником и ищет службу у кого угодно и где угодно! Отныне среди рыцарей Тевтонского ордена у него нет братьев!
Пошёл снег, мелкий, колючий… Ветер с моря принялся слизывать с горячих лиц рыцарей испарину и усталость…
В тот же день Ансельф фон Грюнфельд, сопровождаемый своим оруженосцем Йозефом, покинул крепость Бальга и направился в Самбию…
Глава 5. 1254 год. Накануне нашествия
Барт Локис возвращался в селение Лаоме в раздумьях. Лесная дорога была ему хорошо знакома и вполне безопасна. Лишь однажды лёгкими и длинными прыжками невдалеке появилась грациозная косуля, которая стала с аппетитом обгладывать ветви осин. В другой раз он приметил средних размеров мишку. Тот стоял на задних лапах, высматривая и вынюхивая дупло, видимо, желая полакомиться мёдом…
Барт простился с тевтонцами на границе с Вармией, откуда до крепости Бальга было рукой подать. Даже ослабевший рыцарь вполне мог перенести такой переход. К тому же, у него такой заботливый оруженосец. В крепости они отдохнут, наберутся сил и на следующий год, очень возможно, появятся в Самбии в составе войска крестоносцев... Правильно ли он поступил, отпустив их?.. Таков был его душевный порыв, даже тени сомнения не возникло. Значит, это была воля Богов... К тому же, рыцарь поклялся, что с оружием в руках он никогда не придёт в Самбию... Можно ли ему доверять? Посмотрим...
А то, что крестоносцы придут в его земли, он не сомневался. И даже не желание присоединить к Ордену всю Ульмиганию, не стремление крестить языческое население - причина этому... Рыцарь Ансельф поведал ему, жрецу-вайделоту Барту, что в землях Самбии спрятана величайшая христианская реликвия - некий Ковчег Завета. Об этом поведал Ордену старый христианский шпион, который давно живёт в Самбии, почитай, с самого юного возраста его, Барта Локиса. Отыскать Ковчег - это святой долг и заветная мечта каждого христианина. Поэтому крестоносцы будут землю рыть в его поисках, и любые сведения о Ковчеге, даже самые ничтожные, будут им чрезвычайно интересны.
Но кто этот таинственный христианский шпион?.. О человеке, называющем себя «брат Иов», даже сам рыцарь толком ничего не знал. Только имя случайно услышал. Тот, видимо, живёт среди нас под вымышленным именем... Ясно одно - он уже почтенный старец, которого давно заждался Патолло. Но, тем не менее, исправно передаёт крестоносцам важные сведения о жизни Самбии, тем самым упрощая Ордену процесс завоевания родной земли Барта.
«Ну, придёт время, я повстречаю и тебя, брат Иов...»
Вот показалась блестящая полоска Прегоры. Пологие волны нежно лизали песчаный берег. Лёгкий ветерок как бы нехотя помешивал клубящийся над рекой туман… Кругом кружили и кричали чайки. Мелкие острокрылые крачки держались ближе к берегу. Временами они бросались в воду вниз головой и выскакивали оттуда с рыбешкой в клюве…
Барт подъехал к прибрежным зарослям камыша и осоки, шуршащие от подошедшей рыбы, и осторожно взглянул на противоположный берег, на котором лежали несколько лодок, выдолбленных из стволов дерева. «Пожалуй, пока я отсутствовал, беда сюда ещё не пришла...» - подумал Локис, любуясь мирной, спокойной жизнью селян. Тишина на городище Твангсте, где издавна существовали оборонительные сооружения, покой над ближайшими к нему селениями - Килькенинкайм, Лауме, Треккейм, Заккейм (88). А на холме вечным стражником стоял могучий и зелёный Гридижалис!
Пока Барт двигался к переправе и перебирался через Прегору, петухи с ближайших селений, перекликаясь, радостно приветствовали его.
Выбравшись на берег, Локис первым делом направился к священному дубу. Он всегда чувствовал прилив сил, приближаясь к Гридижалису. Тот словно вливал в душу вайделота дополнительную энергию. Барт был уверен, что это сами Боги приветствуют его, поэтому он, не таясь, сразу начинал рассказывать им о своих заботах. Первым делом Локис обнял дуб, прижавшись лицом и грудью к его шершавой коре. От коры исходило приятное тепло, она источала терпкий пряный запах.
- Здравствуй, старый Гридижалис... Приветствую и вас, добрые и великие Боги: Окопримс, Перкуно, Потримпо, Патолло....
Ему показалось, что дуб облегчённо вздохнул. Барт поднял голову. Над ним зеленел целый океан листьев. «Мы приветствуем тебя», - шелестела в ответ крона.
Казалось, что Гридижалис что-то хочет сообщить Барту. Нечто важное. Но сегодня жрец никак не мог разобрать его невнятные, едва слышные слова. Он отошёл на несколько шагов от дуба и взглянул под ноги, на усыпанную желудями траву. «Да-да!» - шептала листва старого исполина...
Пообщавшись со священным дубом и Богами, несколько раздосадованный Барт отправился в Лаоме. Несмотря на довольно раннее утро, дымы уже вились над домами - жители готовили еду. Из кузницы доносился стук молотов - там вовсю кипела работа. Женщины стирали бельё в реке, а на заливном лугу паслись коровы, подъедая побуревшую осеннюю траву. Стайка ребятишек затеяла игру в сражение – бегали и кричали, стуча палками, словно мечами. Увидев Барта, ребятня почтительно расступились.
Солнце укрылось за косматыми облаками, но холодно не было. Встречающиеся на пути Локиса селяне улыбались и приветствовали жреца, возвратившегося из неблизкого похода. Многие были уверены: пока с ними этот здоровяк, никакие беды не обрушатся на их дома.
- Здравствуй, Локис!
- Здравствуй, сестричка! - Барт обнял хрупкую женщину, несущую выстиранное бельё в дом. - Как поживаешь, не хвораешь ли?
Сестра вайделота была тонкая и гибкая, но крепкая. Одевалась она просто, но вела себя с достоинством, а смотрела внимательно и настороженно. Она считала, что праздное пустословие очень вредно, поэтому умела говорить и научилась молчать. Только сегодня её явно что-то беспокоило.
- Как хорошо, что ты к нам зашёл, - обрадовалась Мелис, - давно хотела сама к тебе заглянуть, да всё дела... Мой Гринбо-то, - она потянулась к уху вайделота. - В Натангии воюет... С крестоносцами. Я так боюсь за него, всё жду, когда вернётся... - она смахнула слезу. - Всё хозяйство теперь на мне и детях... И что он забыл в тех краях? И зачем ему эта война?
- Успокойся, Мелис, на всё - воля Богов. Натангия сама не воюет. Лишь небольшие отряды повстанцев ведут боевые действия... А их мало..., - Барт улыбнулся. - Так что, не грусти, потеснят крестоносцы эти отряды, твой муж и вернётся..., - он не сказал о том, что скоро война придёт сюда, и тогда за оружие возьмутся все.
- А вдруг его убьют или ранят?
- Всё может случиться. Знать такую судьбу ему выбрали Боги... Но я вижу, тебя тревожит что-то помимо этого... Рассказывай, что за недуг тебя мучает, у меня с собой имеется запас трав, я тебе приготовлю снадобье...
- Зайдём в дом, - пригласила Мелис брата. - Мой младший сильно поранил руку, пытаясь выправить лемех... А у меня самой все кости ломит, совсем старухой стала...
- Ну-ну, - приободрил Барт сестру. - Злые духи придумали для нас различные болезни, но наши Боги дали нам лекарство от каждой из них. Я изгоню хворь из твоего тела, и ты вновь помолодеешь!
«А твой Гринбо, как мне видится, уже сложил свою голову..., – с грустью думал он. – Но я очень хочу ошибиться... Ведь даже свой внутренний голос следует слушать не всегда и не во всём!»
Семейство Гринбо жило в хорошем доме и, как все в округе, вело домашнее хозяйство. Во дворе бегали куры, в хлеву довольно хрюкал подсвинок, а в стойле старший сын Мелис, Гроно, чистил лошадь. Младший же, Торжас, как только что узнал Барт, рассёк руку от кисти до локтя и страдал от потери крови. Три младшие дочери были заняты делами по дому. А вот где сейчас сам хозяин?.. Барт знал, что тот был слишком горд и мстителен, и порой проявлял упрямство, которое в итоге оборачивалось ему во вред. Впрочем, его можно понять - он родом из Натангии, там у него - отчий дом, который разрушили крестоносцы. Всех родных, не согласившихся принять Христову веру, - зарубили мечами. Узнав об этом, Гринбо сразу изменился - если раньше он был добродушным ворчуном, то сейчас его душа словно окаменела. Он взял коня, приторочил к седлу лук с колчаном стрел, нашёл где-то в сарае спрятанный меч, и, наскоро простившись с женой и детьми, переправился через Прегору. Отныне его душой владела только жажда мести.
- Дядюшка Локис..., - голос парнишки был слаб. Его правая рука была неумело перевязана лоскутами льняной ткани, сквозь которые проступила кровь.
Взглянув в лицо Торжаса, Барт нахмурился. Подошёл ближе, прикоснулся к щеке мальчишки.
- Плохо дело, - наконец, промолвил вайделот. - Ещё день-другой, и парня можно было потерять... Но, Боги милостивы... Мелис, пошли-ка своего Гроно ко мне домой. Пусть приведёт сюда Дирбо и скажет ему, чтобы тот захватил всё, что у нас есть для заживления ран! А ты, малыш Торжас, снимай повязку, иди на двор и помочись на рану. Её надо промыть, а моча - одно из лучших средств для этого! Мелис, кипяти воду для настоя хвои!.. Как же тебя угораздило, племянник?..
- Я хотел... лемех... подготовить к весне...
- Эх, ты... Для этого дела нужны двое. И самое лучшее - взять лемех и отнести его к кузнецу, - пожурил Торжаса Барт, вынимая из складок своей одежды тонкую медную иглу с продетой нитью из конского волоса.
Пока вайделот занимался приготовлениями к своему врачебному делу, он, для успокоения племянника, рассказывал тому разные истории:
- Ты замечал, Торжас, что если небольшую лягушку поместить в кувшин с кобыльим молоком, то последнее долго не прокисает. А тот, кто пьет такое молоко, умножает свои силы, живёт долго и почти не стареет...
- Молоко я люблю... Но, бросать в него лягушку...
- Вот-вот... Попробуй. А рану свою ты запустил. Её надо было сразу зашить... А заешь, отчего раненые звери зализывают свои раны?
- Наверное, усмиряют боль?
- Не совсем так... Они очищают их, унимают кровь и способствуют сращиванию краёв... Кстати, в человеческой слюне и слезе также заключена несомненная целебная сила...
- Так надо было и мне лизать рану?
Барт усмехнулся.
- Можно и так... Но лучше - промывать раны настоем хвои или свежей мочой, а для дальнейшего заживления смазывать их жёваным с паутиной мёдом... Как говорил когда-то мой наставник и учитель, жрец Жол: «Пчёлы - совершенно особенные создания, удивительно трудолюбивые и мудрые. К тому же они обладают загадочным свойством - способностью посредничать между мирами живых и мёртвых. Всё, что производят пчёлы, включая слюну, испражнения и даже их собственный помор, Боги сделали необычайно полезными для человека...»
После этих слов вайделот посерьёзнел, и прочитал странный заговор:
«В моих устах потаённые слова,
Как у крепкого дуба листва и в бескрайнем море вода.
А ты, чёрная змея, сосущая сукровицу,
При питье захлебнись и в своей глотке остановись.
Когда небо ночью зияет, тогда мать-земля рожает,
А врачующий бог Аушаутс все раны скорбные зашивает,
Чтобы не ныло и не болело,
Не жгло, не пекло, не скорбело.
Не шёл бы из ран гноище
И не лилась бы кровища.
Тело с телом срастайся, сживайся,
А ты не мучься и не майся...»
Вскоре появился Дирбо, рослый парень с пока ещё реденькой светлой бородкой и усиками, с целой котомкой лечебных снадобий. Он тут же развёл бурную деятельность: приготовил настой из хвои для орошения и заживления раны, отвар для снятия жара, достал мёд с паутиной...
Мелис с улыбкой наблюдала за работой своих кровных сродников.
- Сейчас я накрою на стол, ты, видимо, с дороги сильно проголодался...
Барт, промыл и смазал племяннику рану, пятью стежками иглы соединил её края, затем Дирбо аккуратно перевязал руку двоюродного брата чистой материей.
- На-ка, Торжас, выпей мой отвар. Он снимет боль и жар. Будешь его принимать утром, днём и вечером...
- Хвала Богам, - прослезилась Мелис. - Ты спас мне сына, милый Барт!
- Думаю, теперь ему ничего уже не угрожает, - ответил тот.
- Если будет вовремя пить снадобье, - добавил Дирбо, вытирая руки.
- А тебе, Мелис, я вот что посоветую…, - Локис повернулся к сестре.
- Я с благодарностью приму от тебя любой совет, - не скрывала радости в голосе женщина.
- Обычно, при сильной ломоте в суставах я применяю мазь из сушёных пиявок.
- Да что ты, Барт...
- А ты послушай, сестричка... Ведь давно известно, что эта тварь прогрызает нашу кожу совершенно неслышно, а дырочки после её укуса никогда не саднят, не чешутся и не краснеют... То есть её слюна обладает, помимо заживляющего свойства, и удивительным болеутоляющим... Сейчас Дирбо сбегает домой и принесёт эту мазь. Он знает, где я её храню, мы с ним вместе ловили пиявок и сушили их на камнях очага...
Дирбо выскочил за дверь и помчался за мазью.
- В случае, если же рана Торжаса даст о себе знать... я имею в виду, появление зудящих кожных сыпей, нагноений и опрелостей, попробуй смазать рану березовым дёгтем, который просто соскреби со стен бани.
Мелис понятливо кивнула головой.
- Прошу тебя, братик, садись за стол, подкрепись с дороги!
Локис не заставил себя уговаривать. Приступив к трапезе, он продолжил «поучать» сестру:
- О бане же... вообще разговор особый. И ты это прекрасно знаешь, Мелис.
- Ты кушай, Барт, вот репа, вот сало, вот свежие лепёшки и лук...
Вайделот с удовольствием накинулся на еду, почувствовав, что и в самом деле – сильно проголодался. Мелис достала продолговатый кувшин с кумысом.
- Так уж заведено Богами, что наше здоровье тесно связано с чистотой тела. А в бане обновляется душа человека, в ней он избавляется от многих грехов. Там нам приоткрываются двери мудрости и многие тайны природы...
- Мы обычно используем травяные настои, чтобы пар был пахучим...
- Это - правильно, так принято у всех... Но травы и грибы, которые применяются для приготовления этого настоя, должны быть особыми... Баня, дорогая моя Мелис, сама по себе... лечит. Многие хвори боятся влажного, горячего воздуха, а если к тому же он приправлен лечебными травами, то убегают из тела человека, куда глаза глядят!
Он сделал из кувшина несколько глотков и продолжил:
- При многих хворях я советую пить в бане отвары лекарственных растений: петрушки, тимьяна, ромашки, пижмы, мяты, берёзы, и одновременно поддавать ими на раскалённые камни, чтобы дышать поднимающимся целебным паром. Люди, которые регулярно так парятся, почти никогда не болеют. В банях - лучшее место и для принятия родов, так как оно самое чистое из всех... Помни мои слова, милая сестричка. Тогда ты позабудешь слово «старость».
- Братец… - засмущалась Мелис, вытирая руки о передник, - а ещё меня порой беспокоит плохой аппетит и тревожный сон. Что ты мне присоветуешь?
- Когда еда не лезет в рот, хорошо помогают горькие настои. Поэтому я тебе советую пить настой полыни или другого растения, имеющего горький вкус. При несварении желудка весьма хорош отвара бессмертника, который тоже горчит. Правда, частенько люди встречают мои наставления без особой радости, дескать, им и так несладко живётся, а я им ещё горечь подаю. Они хотят, чтобы я их лечил одним мёдом! – улыбнулся Барт. - Но вот если заварить корешки валерианы и шишки хмеля, листья мяты и бобовника, то такой отвар улучшит не только аппетит, но поможет быстрее уснуть и крепче спать.
Существует ещё одно весьма полезное средство - масло чёрного тмина. Правда, оно заморское, его обычно привозят басурмане, которые совершают паломничество в Мекку. Масло придаёт телу силы, а мыслям – ясность, и после его приёма человек не болеет простудами. В наших же лесах можно собрать шиповник и облепиху, которые обладают похожим действием…
Но вот появился Дирбо. Он принёс горшочек с мазью, которую приготовил вместе с отцом ещё в начале лета.
Отдав лечебное снадобье сестре и наказав, как следует правильно его применять, Локис с сыном покинули дом Гринбо, который, возможно, уже гостил у Патолло.
Путь их лежал, огибая городище Твангсте и пересекая неширокий ручей (89), в селение Лаоме, где Барта ожидала его семья.
- Вот видишь, сын, - объяснял по пути Дирбо Локис, - Боги нам дали растения, которые могут избавить людей от любой хворобы. И ты это знаешь...
- Но они не дали людям мудрости и терпения их отыскивать... - ответил сын.
- Неправда! – возразил отец. - А мне? А тебе?.. У нас-то есть знания и достаточно терпения, чтобы найти и собрать нужные нам травы. Ведь они спасают людей, если правильно приготовить из них лечебное снадобье. Вот взять хотя бы жёлтый луговальник (90). Я тебе показывал его. Если помнишь, у него - довольно высокие стебли...
- Да, помню, - поспешно ответил Дирбо. - Ты говорил, что у него большие стебли, но самая великая сила - в корнях...
- Хорошо, что мои слова укореняются в твоей голове, - пошутил отец. - А от каких недугов его нужно применять? - Барт хитро взглянул на сына.
«О, всемогущие Боги! А ведь мой Дирбо - уже жених!.. Интересно, он уже приглядел себе невесту?»
- Помнится, ты мне говорил, что луговальник хорош при трудных, бесконечных кашлях, когда кажется, что грудь вот-вот разорвётся...
- Та-ак...
- А также при трясении членов и падучих припадках, худосочии, горячках и чревных завалах!
- Правильно. Молодец, сын, запомнил... А как использовать его корни? - Барт сам не помнил, говорил ли он это сыну или нет.
- Их надо растолочь, - сразу нашёлся Дирбо. - И прикладывать к опухолям! Они также хороши при утолении ломотных болей, для очищения гнилых язв и заживления ран!
Отец с сыном по камням перешли ручей и стали подниматься вверх, к Лаоме.
- И ещё я вспомнил, - радостно сообщил отцу Дирбо. - Если их смешать со свежим коровьим маслом или свиным салом, то такой мазью можно лечить выскочившую на кожу зудящую сыпь!
- И ещё запомни, сын: истёртый сухой корень луговальника, бросаемый на раскаленные угли, прогоняет блох, мух и комаров.
Вот и первые дома их селения! Крайний из них - дом рыбака Саитуса, которого Боги забрали в свои чертоги много зим назад. Его сын Лонго, тоже рыбак, предложил Локису пойманного в Прегоре судака.
Бортники Лаппо и Гирколо пригласили Локиса отведать лесного мёду и прикупить других пчелиных припасов. Барт пообещал, что вечером обязательно заглянет.
Лесной следопыт и удачливый охотник Кирпо сказал, что утром подстрелил косулю и предложил Локису заглянуть за мясом. Тот поблагодарил и принял предложение.
Все земляки были рады видеть добряка-великана, искусного целителя и вайделота, у каждого нашлось для него доброе, приветливое слово.
И только тусклые окошки в доме купца Жмогуна были плотно завешены. Возможно, и сверкал там чей-то злобный взгляд, но жрец умело отгородился от него вовремя произнесённым заклинанием.
- Видишь ли, сын, - продолжил он разговор, уже подходя к своему дому. - У такого обычного с виду растения, как луговальник, имеется особое предназначение, но не каждый о том знает...
Дирбо с интересом взглянул на отца, жадно ловя каждое его слово.
- Боги наделили его ещё одним важным свойством...
- Каким, батюшка?
- Скоро начнётся война... Так вот, нашим воинам следует брать его корень в дальние походы и употреблять по утрам его порошок на кончике ножа... Это даст им силу на весь трудный путь и, если понадобится, на сражение. А когда луговальник повесишь на шею, он принесёт удачу. Кроме того, порошок из него служит сильнейшим оберегом от ран, при условии, коль воитель не прогневал Богов...
Он также добавил, что такой амулет оберегает от злых чар, многих поветрий и помогает хранить верность, а носимый на шее, он защищает человека от лесной нечисти.
- Из него можно изготовить и приворотное средство. Тот, к кому его применишь, будет любить тебя до самой смерти... - с улыбкой добавил Локис, открывая дверь в дом.
На пороге его встретила Дуона.
- Я уже заждалась!
Барт крепко прижал к себе жену.
- Как вы тут без меня? Что отец с матерью?
- Пока, хвала Богам, всё хорошо... А ты? Проводил своих... гостей?
- Проводил.
- Как ты думаешь, скоро ли они вернутся к нам?
Эти не вернутся. А если придут, то врагами нам не будут... Вот остальные...
- Помоги нам Перкуно!
- Я думаю, что зимой... враг будет уже здесь....
Глава 6. Зима 1254-1255. Возвращение в Самбию
Тучи над Самбией стремительно сгущались.
В центре Европы собиралась мощная армия. Для участия в походе против Пруссии в Прагу съезжались знатнейшие рыцари из Чехии, Моравии, Австрии, Баварии, Саксонии, Тюрингии и с Рейна. Сюда же прибыли епископы оломоуцкий, хелминский и вармийский.
14 декабря 1254 года возглавляющий крупную военную экспедицию богемский король Оттокар II Пржемысл выступил из Праги в Польшу. Это был высокий, стройный и сильный молодой мужчина. Властный, имеющий непомерно раздутое самомнение, он галопом скакал по жизни, бросая вызов любому, кто переходил дорогу коронованной особе. Если кому-то не везло, и он становился помехой на его пути, то в полной мере испытывал на себе, что такое разъярённый король: глаза Оттокара вспыхивало гневом, лицо краснело от крика, а нижняя челюсть выдавалась вперёд. Он без малейшего колебания запускал в голову несчастного любой предмет, оказавшийся под рукой. Впрочем, государь бывал и очень мил, правда, чаще всего это происходило перед его нападением… Оттокар II мечтал о подвигах, достойных своего великого дяди - Фридриха Барбароссы (91). Его целью стало покорение языческой Самбии.
Во Вроцлаве он был с почестями принят местным епископом, а также князьями и рыцарской шляхтой. Здесь крестоносцам пришлось задержаться на празднование Рождества Христова. Тут же к крестовому походу присоединился шурин Оттокара, Отто II, маркграф бранденбургский, имеющий своё войско.
С наступлением нового, 1255 года, объединённая армия крестоносцев, насчитывающая, по некоторым сведениям, 60 тысяч человек (92), выступила в сторону Пруссии, через Хельм. Здесь Оттокара радушно приняли Великий магистр Ордена Поппо фон Остерна вместе с Бернхардом фон Хорнхаузеном. Далее лавина людей с чёрными крестами на одеждах двинулась на Эльбинг. Там к армии присоединился ещё один шурин Оттокара, Генрик Мейсенский.
Количество рыцарей теперь достигло 600 человек.
На Самбию решено было двигаться по льду Вислинского залива. Зима выдалась морозной, на реках и заливах установился прочный лёд, способный выдержать тяжесть грозного воинства Христова.
Тысячи вооружённых людей, жадных до славы, крови и богатств, не знающих жалости и лишённых сострадания к иноверцам, устремились в мирные земли сембов. Как уверял Оттокара Поппо фон Остерна, сокровищ в Самбии хватит на всех. Король Богемии, которому исполнилось 25 лет, лично возглавил конное войско крестоносцев. Ему не терпелось проявить свою лихость и удаль, показать себя крупным стратегом и великим воином.
Собрав своё войско на Бальге, утром 9 января 1255 года Оттокар перешёл через залив по льду к волости, называемой Меденов (93). Тысячи закованных в железо воинов не встретили никакого сопротивления, тем не менее, было решено посеять в сердцах язычников страх.
Такого ужаса жители Самбии не испытывали никогда! Крестоносцы жгли дома и убивали селян, они не знали пощады ни к старому, ни к малому. Нанеся Меденову неисчислимые бедствия и разрушения, Оттокар остался здесь на ночь.
На следующий день такому же опустошению подверглась и волость Рудов (94). Мощным ударом пехоты, поддерживаемой конницей, был взят замок. При этом, крестоносцы учинили настоящую резню, не жалея никого. Кровожадность тевтонцев дошла до того, что знатные пруссы «...предложили королю заложников, прося, чтобы он... не уничтожил весь народ». - (95). Крестоносцы бесчинствовали, опустошая самбийские земли и грабя мирное население. Повинуясь такой грубой силе, напуганные пруссы, желая уцелеть, безропотно принимали крещение.
Далее кровавый след Оттокара вёл через Вальдов, Каймен и Тапиов (96). Всё повторялось - грабежи, поджоги и резня. Прусские вожди были вынуждены отдавать в заложники своих сыновей, обязуясь «...под страхом смертной казни смиренно повиноваться требованиям веры и братьев...» (97).
Таким образом, после Оттокара оставалась выжженная, опустошённая самбийская земля, изрядно обезлюдевшая, но зато - христианская...
Потом Оттокар повернул назад, и последовал на запад, продвигаясь вдоль реки Прегоры. Через два дня перед ним возникло прусское укреплённое поселение, возвышенность, окружённая лесным массивом. Она именовалась Твангсте.
Ставший отступником, рыцарь Ансельф фон Грюнфельд, в сопровождении своего оруженосца Йозефа Круца отправился в Самбию. Одежду с чёрными крестами он заменил на обычную серую тунику с чёрным плащом, его спутник поступил так же. Круц попытался выяснить у рыцаря его дальнейшие планы. Он был не прочь вернуться в родную Штирию, где его ждала семья – жена и двое уже повзрослевших сыновей. Но Ансельф твёрдо решил держать путь к семейству Локиса. Более полугода его постоянно преследовал голубой омут прекрасных девичьих глаз, и он должен был хоть разок увидеть даму своего сердца, сообщить ей, что он выполнил свой обет и пришёл сюда не как завоеватель, а как мужчина, покорённый женской красотой. А уж там – как решит Господь…
Они сидели у костра, готовые заночевать в зимнем лесу. Глуховато потрескивая, огонь весело прыгал по сухим ветвям. Лошадей привязали поблизости. Решили охранять их всю ночь по очереди, поскольку волков здесь водилось немало. Благодаря молитвам Пресвятой Деве, набрали большую кучу хвороста, но жгли его экономно. Вскоре одежда и обувь просохли…
- Если всё сладится, - сообщил Ансельф Йозефу, то мы все вместе отправимся в Штирию... Впрочем, если хочешь, можешь ехать туда прямо сейчас… Твоя служба оруженосцем закончилась…
- Благодарю тебя, благородный рыцарь, - с усмешкой ответил оруженосец. – Но, нет, брат Ансельф, моя матушка, ежели узнает, что я бросил тебя в самбийских лесах одного, проклянёт меня. Я буду и дальше служить тебе, как прежде… Тем более, что нас ждут весьма приятные минуты… Сказать по правде, я давно мечтаю, чтобы тебя свела с ума какая-нибудь красотка… Пусть даже она и язычница!
Сквозь ветви деревьев проглядывали звёзды. Ясное небо и штиль предвещали усиление мороза.
- Это уж точно, - вздохнул Ансельф. – Господь завещал нам плодиться и размножаться… Другими словами: любить и оставлять после себя потомство…
- Вот и я о том же… А крестить её можно будет в ближайшей кирхе…. Пожалуй, - задумчиво добавил Йозеф, - я тоже найду себе здесь… невесту. (Рыцарь удивлённо взглянул на него.) – Но в Штирию её, разумеется, не повезу, и крестить не буду….
- Ах, ты… старый развратник! – беззлобно рассмеялся Ансельф.
Вдруг неподалёку послышалось ржание коня. Путники прислушались. Сквозь чащу леса кто-то, не таясь, пробирался, весьма вероятно, к их костру. Ансельф кивнул Йозефу и тот, достав арбалет, приобретённый им незадолго до убытия из Бальги у знакомого оруженосца, бесшумно скрылся за стволом дерева.
- Эй, у костра! – послышался чей-то оклик по-прусски.
- Что надо? – ответил Йозеф, который за время пребывания в гостях у Локиса, достаточно бойко научился разговаривать на этом языке.
- Позвольте присоединиться к вашей компании…, - свет от костра вырвал из тьмы лесной чащи грузного мужчину в мохнатой меховой шапке, ведущего под уздцы по неглубокому снегу двух лошадей. На одной из них были навьючены тюки с каким-то добром. – Я - купец Наинто из Варгена, возвращаюсь домой с товаром… Но, по пути мы попали в засаду, моих слуг убило стрелами… И теперь я один, а дорога неблизкая, да и лес кругом…. Вот, увидел свет вашего костра и решил попросить разрешения обогреться… Если, конечно, не помешаю…
Йозеф сразу смекнул, что купец, скорее всего, при деньгах. Доведёшь такого до Варгена и, глядишь, заработаешь немного на обратную дорогу… У Ансельфа-то, в кармане вошь, да в суме моль…. Но он не стал отвечать и, тем самым, выдавать своего присутствия. Решил послушать слово рыцаря.
- Присаживайся, добрый человек, - бывший крестоносец уже сам неплохо владел прусским языком, особенно, когда приходилось употреблять расхожие фразы. – Я и мой брат поможем тебе…
Йозеф вышел из-за дерева и опустил арбалет. Немолодой купец понятливо кивнул.
- Я один, - на всякий случай повторил он.
Вскоре они уже втроём сидели у костра, Наинто достал хлеб и сыр, поделился со спутниками. Никто не чувствовал ни к кому опаски.
- А вы кто будете? – спросил купец, с прищуром оглядывая спутников. – По виду – тевтонцы, но отчего-то без крестов. Но ведь вы - немцы, я прав? – глаза Наинто с интересом и опаской бегали по лицам его новых знакомых. – Хотя, неплохо владеете прусским… Я хоть и прусс, но крещёный. У меня есть разрешение на торговлю в этих местах. Тевтонцы не строят мне преград…
- Ты очень наблюдателен, - ответил Йозеф, тоже исподлобья наблюдая за неожиданным попутчиком.
- Ты угадал, дружище Наинто. Мы с моим братом – бывшие крестоносцы. Мы покинули их армию, потому что не хотим убивать невинных людей, к некоторым из которых испытываем большую симпатию.
На минуту вокруг костра повисло молчание. Лишь сучья потрескивали в огне, да у Йозефа шипело поджариваемое на прутике сало.
- Вы… покинули армию крестоносцев? – наконец, прошептал поражённый Наинто.
- Да, - подтвердил Ансельф. - Теперь я – рыцарь-отступник, а это – мой оруженосец. Сейчас мы – сами по себе, но, возможно, скоро поступим на службу к какому-нибудь сюзерену…
На вид, купцу было немногим более сорока лет. У него было открытое лицо с широким лбом, мясистый нос. Усы и борода были плохо ухожены, но это, видимо, оттого, что, потеряв слуг, Наинто со всеми делами управлялся сам, и мало времени уделял своему внешнему виду.
- Вам противно убивать безоружных людей…, - повторил купец.
- … а также, - добавил Йозеф, - отнимать у них землю и веру…
- Хвала Перкуно, что есть на свете такие рыцари, - по давней привычке пробормотал Наинто.
- И хвала Окопирмсу, - добавил Йозеф, отчего прусс едва не поперхнулся сыром.
Ансельф лишь тихонько посмеивался. Оказывается, и здесь, у одинокого лесного костра прусские Боги и христианский Господь вполне уживаются друг с другом.
- У меня к вам предложение, храбрые рыцари, - наконец, произнёс Наинто, доставая флягу с вином. – Я прошу вас отнестись к нему серьёзно и не считать, что вам придётся поступиться честью, если согласитесь принять его.
- Любопытно, - промолвил Ансельф. – Если ты предложишь нам сопровождать тебя до Варгена, то для нас это предложение… приемлемо.
- Да, - воскликнул купец, разливая вино в подставленные Йозефом кубки. – Именно это я и хотел вам предложить! Могу заплатить вам деньгами и, если захотите, товаром!
- А что за товар ты везёшь, Наинто? – поинтересовался Йозеф.
- Так, по мелочам… В основном, соль, которая хорошо продаётся в здешних местах… есть женские украшения, хотя в наше военное время этот товар может показаться ненужным… Есть отличные ножи, топоры, пуговицы, пряжки и немного кофе…
- Кофе? – воскликнул Ансельф.
- Да, я слышал, что тевтонцы весьма неравнодушны к этому напитку…
- Ты прав, дружище Наинто. Рыцари оторвут у тебя этот товар с руками!
Ночь провели спокойно, поочерёдно дежуря, охраняя лошадей от волков и подбрасывая хворост в огонь, дабы отогнать последних. К утру погода изменилась, небо затянуло облаками, и повалил снег. Он оседал вялыми, ленивыми хлопьями и его насыпало довольно много. Словно подрумяненные с боков яблочки, сидели на ветвях нахохлившиеся снегири.
Путники поднялись, осмотрели и накормили лошадей, подправили снаряжение и отправились в путь. Рыцарь ехал впереди, за ним – прусский купец. Замыкал маленький отряд Йозеф, зорко посматривающий по сторонам и держащий наготове арбалет. Снегопад не давал возможности осматривать большое пространство, поэтому оруженосец напряг и слух. Но, пока слышался только мягкий и однообразный стук копыт, звон сбруи да шумное дыхание лошадей. Вдруг из-под самых конских копыт, взорвав снег, взлетела куропатка. В сугробе осталась лунка и следы от её крыльев…
- Расскажи нам об этом местечке, Наинто, - произнёс Ансельф. – О Варгене. Это что, город? Замок?
- О, нет, храбрый рыцарь. Варген – это городище, точнее – укреплённое селение. Кстати, оно вполне соответствует своему названию (98). Тут прежде наши вожди держали невольников, которых продавали на здешних рынках… Вообще-то, рынки в Варгене – большие и богатые… Хотя, сейчас такая худая торговля…
- Это - точно, - вздохнул Ансельф. – Пока не наладится спокойная мирная жизнь, нормальной торговли не будет…
- Да и доставить в такую даль товар – тоже большой труд… Кругом полно разбойников. Опасаешься тевтонов – тебя ограбят пруссы, стережёшься пруссов – попадёшься тевтонцам… А ведь торговля – это наш хлеб! Ею кормился мой отец, дед и прадед… Я тоже раньше ездил не близко, бывал даже на Святой земле… Но сейчас, кругом война и разруха…
- От войны никуда не денешься, - вздохнул Йозеф.
- В Варгене раньше бежал хрустально-чистый ручей, - продолжал купец, - вода которого считалась целебной. Потом жители его расчистили и углубили, а со временем - превратили в пруд. Теперь в нём разводят рыбу. Позже была сооружена земляная насыпь, которую увенчали деревянной башней с частоколом… Вот вам и весь Варген. Местный кунигс носит имя Лайде…
- Это далеко от Прегоры? – спросил Ансельф.
- Нет, примерно столько же, сколько от Бальги до того места, где мы встретились… Мы окажемся в Варгене сегодня же вечером… Правда, будет уже темно…
- У тебя там дом? – казалось, рыцарь и сам мечтает жить в собственном доме, в окружении любящих членов семьи.
- Да, там у меня жена и дети… Правда, они ещё не крещёные, но, со временем, я исправлю эту ошибку. Армии крестоносцев нам не остановить, а жить хочется каждому…
Так, за дружеской беседой они провели в пути несколько часов. Снег прекратился.
Близился вечер. Небо на востоке потемнело, а на западе воссияла широкая оранжевая полоса, дарящая свой прощальный свет путникам. По дороге сделали небольшой привал, дав лошадям отдых, затем двинулись снова в направлении к Варгену.
Стало подмораживать.
- Успеть бы засветло, - пробормотал Наинто. – Да, пожалуй, успеем… Сразу накормим лошадей, да и самим отлежаться не мешало бы…
- Справа всадники! - вдруг закричал Йозеф. – Их трое! Они собираются напасть!
- Наинто, - скомандовал Ансельф. – Мы с Йозефом постараемся отбиться. А ты придерживай лошадей и спрячься за наши спины!
Купец, перемешивая молитвы к Господу и прусским Богам, принялся выполнять приказ. Рыцарь и оруженосец развернулись лицом к нападавшим.
Намерения тех были ясны. Трое всадников достали арбалеты и пустили стрелы в вооружённых людей, вставших на защиту купеческого обоза. Две стрелы Ансельф принял на себя – обе ударили в щит. А Йозеф вскрикнул: знать, третья стрела досталась ему. Но в ответ и он сразил одного из нападавших, вонзив арбалетный болт тому под горло.
Двое всадников набросились на Ансельфа. Видимо, они не рассчитывали, что им придётся схлестнуться в бою с настоящим рыцарем, а ожидали, что выстрелы из арбалетов завершат начатое дело. Но, вышло всё совсем иначе. Могучий, опытный боец, защищённый доспехами и отлично владеющий мечом, враз остудил пыл нападавших. Несколько ударов – и первый разбойник свалился с коня. Ещё два удара – и такая же участь постигла второго. Глянув на то, как корчатся от боли окровавленные враги, Ансельф оставил их умирать на снегу, и направился к своему верному оруженосцу.
- Как ты, брат Йозеф? О, я вижу, у тебя в колене стрела….
- Да, брат, - лицо оруженосца было белое, как снег… Болт пробил мне колено и вылез наружу с другой стороны… Вся нога горит…
- Надо обломать наконечник и попытаться вытащить стрелу, - подскочил Наинто. – У меня есть мазь, мы смажем рану. А затем – аккуратно доставим раненого ко мне в дом… Там за ним будет хороший уход… Ты выздоровеешь, Йозеф, я в этом уверен.
- Сделайте хоть что-нибудь… Иначе я свалюсь с лошади…
Ансельф спешился, подошёл к раненому брату. Действительно, наконечник стрелы торчал из сгиба ноги, кровь текла ручьём.
- Наинто, - сказал рыцарь, - приготовь полотно! Кровь нужно остановить!
- Сейчас, - ответил тот. – У меня с собой как раз есть кусок материи… Вёз в подарок жене… Но, раз так, пусть он сослужит другую службу…
Ансельф одним движение отломил наконечник и бросил его в снег. Йозеф громко застонал.
- А теперь, брат, потерпи. Эту дрянь нельзя оставлять в теле! – одной рукой он упёрся в ногу молочного брата, а другой резко дёрнул за древко стрелы. Йозеф громко вскрикнул и, наверняка, потерял бы сознание и упал с лошади, не удержи его Наинто и Ансельф.
- Теперь уж всё, - сказал рыцарь. – Древко я выдернул. Сейчас перевяжем рану и спокойно доедем до места. Ты слышишь меня, брат?
Тот в ответ тихо застонал. Штанина была распорота кинжалом, на рану нанесена мазь, как объяснил Наинто, паутина с воском, затем её туго перетянули дорогой белой материей.
- Держись, брат. Ещё немного…
Дальше ехали в темноте и очень осторожно, стараясь поддерживать Йозефа, который то терял сознание, то снова приходил в себя.
Вскоре показались огни. Перед путниками лежал Варген.
В этом небольшом городище рыцарю и его оруженосцу пришлось задержаться на месяц с лишним. Рана Йозефа затягивалась медленно, долгое время он не мог ступить на больную ногу, поэтому пришлось заново учиться ходить. Но, действительно, хороший уход, как и обещал Наинто, превосходное питание и длительное безделье благотворно сказалось на оруженосце. Он не только поправил ногу, но и сам заметно округлился. К сожаленью, хромота так и осталась.
Между тем, отовсюду приходили тревожные известия. Январь 1255 года для Самбии оказался настоящим кошмаром. Огнём и мечом армия Оттокара прошла по самой густонаселённой и богатой части Ульмигании.
В конце января Йозеф, наконец, почувствовал себя настолько здоровым, что согласился ехать вместе с Ансельфом к Прегоре, туда, где рыцаря, как он надеялся, ждала красавица Пролис, а также её отец, великий воин и целитель Барт по прозвищу Локис.
Купец предложил своим спасителям на выбор: монеты или товар. Рыцарь согласился принять он него немного кофе и украшение для Пролис. А Йозеф настоял на том, чтобы у них в запасе оказалось хоть пара, пусть и не слишком дорогих, но настоящих монет. В результате ему пришлось выменять на рынке недорогой кошель, в котором весело зазвенели серебряные гроши (99).
Как только они покинули Варген, к крепости подступил чешский король Оттокар II Пржемысл. В результате мощного удара Варген был взят, а крепость – сожжена. Местный кунигс Лайде перешёл со всей своей семьёй на сторону тевтонов и был крещён, чем спас свой род от уничтожения. Купец Наинто уже был католиком, но и он поспешил обезопасить свою семью, которая тоже приняла веру Христа.
Тевтонцы же неподалёку от бывшей прусской крепости воздвигли небольшой орденский замок.
Глава 7. 1255 год. Зарево над Твангсте
Оттокар II считал, что своей огненно-рыжей бородой может напугать любого врага. Поэтому даже в сражениях шлем не надевал. Был он высок, плотен и чрезвычайно силён физически. Его приближённые уверяли, что король ударом меча может развалить любого противника надвое. Монарх имел острый наблюдательный взгляд и мнил себя знатоком человеческих слабостей, умело участвовал в интригах, сборе и распространении слухов, а также искусно соединял эти качества с любовью к деньгам и красивым вещам.
Глядя на горящие строения Твангсте, Оттокар улыбался.
- Гляди-ка, брат Поппо, - обратился он к Великому магистру Тевтонского ордена. - Ещё утром эти укрепления вызывали неподдельное уважение... Казалось, сделай мы что-нибудь не так, и... обломаем зубы... Но - стремительная атака, мощный натиск... и наши молодцы расправились с язычниками!
- Верно, Ваше Высочество (100), - с поклоном ответил фон Остерна. - Пруссы надолго запомнят чешского короля и его верных подданных. Ех ungue leonem! (101) Быстрота, с которой ты действуешь, просто ошеломляет! В славную историю Тевтонского ордена вписана ещё одна замечательная страница!
Оттокар усмехнулся. Отблески пламени, которое объяло прусскую крепость, заиграли на его рыжей бороде. На миг Поппо фон Остерна показалось, что она вспыхнула. Со стороны Твангсте чувствовался жар, едкий дым щипал глаза. Слышались крики и стоны раненых.
- Пожалуй, задачу по покорению Самбии можно считать выполненной, - удовлетворённо заметил магистр.
- Ты прав, брат Поппо. И задерживаться здесь я не собираюсь. На днях отправлюсь обратно в Чехию.
- Как тебе будет угодно, Maiestas (102)... Твоё имя ещё долго будет наводить ужас на язычников!
- А чтобы они не забывали его вовек, - заметил король, - на месте этого городища... Твангсте следует возвести главный орденский замок!
- Замечательная мысль, Maiestas. Место действительно подходящее. С юга протекает река, с востока бежит ручей, воду которого можно использовать для наполнения крепостного рва, а также для строительства мельниц... Пожалуй, я прямо сейчас отдам необходимые распоряжения! Завтра уже начнём собирать народ для расчистки данного места, подвоза сюда леса и камней для строительства.
- С Богом, брат...
Крепость Твангсте была полностью уничтожена. Остатки прусского воинства скрылись в лесу. Усталые воины с крестами на одежде возвращались в свой лагерь, к кострам, палаткам и шатрам, многие навьючили на коней захваченную в городище добычу.
- К тому же рекой эта крепость может соединиться с Бальгой, - заметил Оттокар. - А там, насколько мне известно, хранятся запасы кофе, который не может быть помолот там из-за того, что мельница находится слишком далеко. Вот здесь и постройте особую мельницу, для помола кофе, а запасы его пусть хранятся в подвалах местного замка! И да поможет вам Пресвятая Дева!
Магистр согласно кивнул.
Зимой тёмен день, да светла от снега лунная ночь… Воздух был прозрачен и звонок. Проплывающие облака «рисовали» на яркой луне размытые, мохнатые пятна. Тихую реку сковал лёд. Вглубь стоящего в полумиле леса ничего не было видно.
- Замечательное место, - повторил король, - клянусь святым Августином! Я сюда обязательно вернусь... Пресвятая Дева, кажется, мои воины ведут пленника! Славный рыцарь Иоганн Моравский, кого схватили твои солдаты?
Окликнутый королём рыцарь приблизился к сюзерену и склонился в почтительном поклоне.
- Это - прусский жрец, Maiestas! Известно, как фанатично они веруют в своих Богов. Наверняка будут мешать остальному люду принимать веру Христову. Поэтому мы решили подержать его в стороне... хотя, было бы лучше отправить к праотцам!
- Подведите его ко мне! - приказал король.
Иоганн Моравский взмахнул рукой, и жреца бросили под ноги Оттокару. Рыцарь приказал вызвать переводчика.
- Встань, - бросил король пленнику.
Тот поднялся, и солдаты крепко взяли его под руки. Жрец оказался пожилым и тщедушным человеком с потухшим взглядом. Он был без верхней одежды и бос. Пояс на светлой длинной рубахе, местами испачканной сажей, тоже отсутствовал.
- Скажи мне, если, конечно, хочешь жить, - спросил Оттокар, - как называется эта река? Куда она течёт и насколько глубока? - эти слова тут же были переведены пленнику.
Жрец тяжело дышал, а на его щеке багровела ссадина. Он растерянно взглянул на короля и что-то забормотал на своём языке.
- Он говорит, Ваше Высочество, что река, на которой расположен Твангсте, когда- то именовалась «Скара», что означает «изогнутая». Но потом она получила имя «Прегора», что означает «текущая из потустороннего мира, из бездны» ... Но, известно ещё и то, что в ней утонула жена племянника Криве Кривайто, прекрасная Преголла. Будто бы ей пришло видение во сне, что она должна пожертвовать собой, - толмач перевёл дыхание, - иначе беда ждёт всех её соплеменников. Тогда Преголла вошла в воду, а чистая и прохладная вода сомкнулась над её головой... С тех пор эту реку называют также и Прегель... И местами она глубока, как море...
- Откуда же течёт эта река, «местами, глубокая, как море»?
Но жрец словно не расслышал слова переводчика. Он молчал, со страхом глядя в глаза Оттокару.
- Молчишь? Не знаешь?..
Пленник не проронил ни слова. Казалось, он хранит страшную тайну, раскрыв которую, погубит весь свой народ. Король подал знак, и один из солдат, придерживающих жреца, ткнул старика кинжалом в бок.
- Dira necessitas (103), - с печалью в голосе промолвил повелитель.
- Брат Иоганн, - обратился Оттокар к стоящему в стороне Иоганну Моравскому. - Определи своих воинов на ночлег. Мы победили, значит, всем - ede, bibi, ludel (104). - А завтра, - повернулся король к Поппо фон Остерна, - я лично укажу место, где следует заложить первый камень главного замка на земле покорённой Самбии!
На следующий день король Оттокар, отдав необходимые распоряжения, со всем своим войском убыл в Эльбинг, в котором оказался уже 17 января. Его Высочество оставил Ордену «щедрые дары для строительства замка» (105).
Гроссмейстер ордена Поппо фон Остерна тоже начал сборы. Он вместе с ландмейстером Пруссии Герхардом фон Хиршбергом планировал вернуться в Бальгу и там начать подготовку к новым походам. Все заботы о возведении новой крепости легли на плечи первого комтура будущего орденского замка Бернхарда фон Хорнхаузена. Ему помогали орденский фогт Дитрих фон Лиделау и епископ Иоганн фон Диет.
Разумеется, затевать основательное строительство в самый разгар зимы тевтонцы не собирались. Для начала решили заложить на юго-восточном склоне Твангсте небольшую деревянную крепость. В будущем планировалось расширить её на всю возвышенность, возвести каменные стены. Будущий замок должен был располагаться на высоте тридцати шагов (сноска - примерно 20 м) над рекой Прегель.
Но для работ нужны были люди, желательно, крещёные пруссы. Поэтому в ближайшие селения - Треккейм, Заккейм, Лаоме, Килькенинкайм отправились отряды из священников для совершения обряда крещения, и солдат, оберегающих служителей Господа.
Ранним утром 15 января 1255 года жителей селения Лаоме разбудил клокочущий от неукротимой злобы собачий лай. Местные обитатели были готовы к визиту незваных гостей: на улицах было тихо и пустынно. Никто не хотел попадаться на глаза завоевателям. Но многие, конечно, прильнули к маленьким оконцам и щелям своих домов, наблюдая за странной процессией, вошедшей в селение.
Впереди ехал начальник стражи Гельмут Хеффер, вместе с ним - два конных стражника-сарианта, они держались чуть позади, справа и слева от командира. Следом двигался прусс-переводчик, немолодой мужчина, в куртке из волчьего меха и тёмных штанах, обмотанных до колен кожаными полосами, видимо, из купцов. За ним ехал отец Георг, собственной персоной, ещё затемно приложившийся к фляге с вином, и теперь втайне сокрушающийся, что немного «перебрал». Его сопровождали двое братьев-священников. Замыкали процессию шестеро кнехтов с копьями и мечами. Командиром последних был Густав Монк, старый служака, человек, на которого вполне можно было положиться в любой ситуации.
На улицу выскочил не отличающийся дружелюбным нравом пёс рыбака Клаппо, который тут же начал яростно облаивать непрошенных гостей. Его страшная пасть была оскалена, уши прижаты, шерсть на холке стояла дыбом, а хвост нервно подёргивался. Один из кнехтов, не сбавляя шага, ткнул копьём в животное, пробив тому брюхо. Раздался истошный визг, и смертельно раненая собака, поскуливая, отползла умирать в ближайшие кусты.
Теперь тишину нарушала только смягчаемая снежным покровом поступь вооружённых людей и их лошадей, да скрип ремней упряжи. Из ртов воинов и конских ноздрей вылетали белые клубы пара. Вороны сопровождали отряд тевтонцев. Они знали, что вместе с этими людьми по земле следует смерть.
Один из всадников поднёс к губам охотничий рог...
Спустя час небольшая площадка возле священного дуба Гридижалиса была заполнена людьми. Кто-то пришёл сам, кого-то бесцеремонно выгнали из дома кнехты. Люди не успели как следует одеться, многие просто накрылись тёплыми накидками.
- Где староста? Где рикис? - громогласно вопрошал Гельмут Хеффер.
Начальник стражи был человеком без каких-либо особенных талантов, демонстрировавший средние способности во всех родах деятельности. Он не имел своих собственных идей, всё ему приходилось заимствовать у других, выискивать, подглядывать, даже воровать. Спрашивается, как такая посредственность может чего-то достигнуть в жизни? Оказывается, может. Главное - желание, а недостатка умных и дельных задумок в мире никогда не было. Собрать же их вместе и красиво преподнести — вот что казалось действительно важным для него...
Наконец, Хефферу объяснили, что старый рикис недавно отошёл к Богам, а нового ещё не выбрали. Особенно старались угодить «новым хозяевам» сыновья местного купца Жмогуна.
Начальник стражи через переводчика объяснил жителям, с какой целью их здесь собрали. Он сказал, что отныне вся Самбия принадлежит Тевтонскому ордену и святой католической церкви. А посему - население должно креститься. Иначе говоря - принять другого Бога, единственного и истинного. Прочих Богов, которым ранее поклонялись тёмные язычники, следует как можно скорее забыть, а идолов - сжечь.
- Ибо сказано, - закончил свою речь Хеффер: - «Не должно быть чужих богов передо мной» !.. А посему те, кто готов принять истинную веру, пусть отойдут вправо, те же, кто не намерен расставаться со своими языческими Богами, пусть отодвинутся в левую сторону! - он руками показал, куда кому перемещаться.
Вскоре из примерно пятидесяти человек, жителей селения Лаоме, сорок перешли вправо, а десять переместились в левую сторону. В основном, это были пожилые люди, свято чтящие своих древних Богов.
- Приступайте к крещению, святые отцы! - подал команду Гельмут Хеффер.
Отец Георг слез с лошади и со своими помощниками, которые взяли с собой иконы, распятия, крестики для новообращённых, а также кожаный мешок со святой водой, направился к желающим принять крещение. Но, по пути вдруг наткнулся на старушку с ясными, синими глазами, голова которой была покрыта платком; она молча стояла в середине поляны, не примыкая ни к тому, ни к другому обществу.
- Кто ты, дочь моя? - стараясь казаться ласковым, спросил отец Георг. - Почему не... сделала свой выбор? – его язык заплетался, а мысли путались в голове священника. - Или ты находишься в раздумьях? Что ж..., это можно понять... И всё-таки, тебе следует примкнуть к тем... или иным... Дабы Господь мог видеть... и принять тебя в свои чертоги... или же отвергнуть...
- Я со своего младенчества католичка, святой отец, - ответ был произнесён на латыни.
- О, всемогущий Господь!!! - вознёс руки к небу отец Георг. - Ты - христианка! В этом глухом языческом краю! Да как же это возможно, дочь моя?
- Вот мой крест, святой отец. А в моём доме хранится икона Божьей Матери. Много лет назад меня похитили из Польши, но позволили взять её с собой. С тех пор я хоть и жила среди язычников, но всегда находила утешение и поддержку в молитвах Господу нашему...
- Пресвятая Дева! Это невероятно! Язычники позволили тебе молиться Господу, не сорвали крест и не отобрали икону?
Старушка осенила себя крестом.
- Мало того, святой отец, мой сын излечил от страшной вариолы двух рыцарей с крестами на одеждах. Я передавала для них свою икону, чтобы они могли молиться Господу о своём исцелении...
- Несомненно, именно твоя икона и помогла свершиться чуду, - прошептал отец Георг. - Ступай же в свой дом, почтенная христианка, и да пребудет с тобой Господь... Надеюсь, твой учёный сын тоже решил принять крещение?
- Он в отъезде, святой отец. Но, как только вернётся, я поговорю с ним об этом...
- Ну, ступай. Господь благоволит к смиренным чадам своим...
Женщина поклонилась и пошла своим путём, а отец Георг начал обряд крещения. Тех же, кто не пожелал креститься, солдаты оттеснили в сторону и взяли в кольцо.
Гельмут Хеффер терпеливо ждал в седле, когда число христиан пополнится несколькими десятками человек, поглаживая шею своего боевого четвероногого друга. Наконец, громкие возгласы дали знать, что таинство крещения свершилось. Счастливый отец Георг предстал пред очи командора. Но лицо Гельмута Хеффера было бесстрастным.
- Святой отец, узнай, не передумал ли кто-нибудь из упорствующих в своём невежестве принять крещение?
Священник с пруссом переводчиком подошли к десятку обречённых. Никто из них не изменил своего решения.
- Тогда начинайте! - взмахнул рукой командор. - «Не должно быть чужих богов передо мной»!
Кнехты вытащили мечи и набросились на несчастных селян, не предавших своих Богов. Примерно минуту раздавался звук ударов острой стали о плоть, хруст перерубаемых костей, крики ужаса и боли... Тевтонцы прекрасно владели оружием - рубящие удары наносились в основание шеи, колющие - в грудь или живот. Очень скоро от стоящих людей осталась горка наваленных друг на друга, истекающих кровью трупов...
Вороны сразу оживились.
Обращённые в Христову веру старались не смотреть на своих только что зарубленных односельчан. Если бы они отказались креститься, с ними произошло бы то же самое. Поэтому поспешно покидали место крещения и побоища... Ведь вооружённые солдаты в любой момент могли расправиться и с новоявленными христианами.
Обряд был закончен и отряд крестоносцев тронулся прочь от священного дуба. Рядом шествовали священники, они непрестанно читали молитвы.
- Factum est factum (106), - произнёс Гельмут Хеффер и перекрестился.
Вдруг его рука дёрнулась. Тело воина резко выпрямилось и тут же начало оседать. Мгновение-другое... и он уже лежит возле ног коня.
- Что с тобой, Гельмут? - послышался окрик. К упавшему командору подбежали солдаты.
Из горла Хеффера торчало оперение стрелы. Падая, он переломил её древко.
Второй обломок, вместе с окровавленным наконечником, валялся тут же.
- Кто?! - рассвирепел Густав Монк, оглядываясь по сторонам.
Но, ведь люди уже разошлись... А с какой стороны была пущена стрела - поди, угадай...
И в этот момент просвистела вторая стрела. Ею был сражён всадник, сопровождавший командора, сариант Хильфец. Но теперь Монк знал, где скрывается стрелок.
- За мной, кнехты! - крикнул он, вытаскивая меч. - Прикрывайтесь щитами! Враг возле леса! Он не должен сбежать!
Но загадочный стрелок и не думал убегать. Напротив, он методично пускал стрелу за стрелой, причём делал это с удивительной точностью. Пока кнехты настигли его, он успел убить троих, и едва не всадил стрелу в самого Монка. Но того спасли сущие мгновения - опытный воин успел поразить врага ударом меча.
- Хватайте этого..., - прохрипел старый солдат своим помощникам, кивая на поверженного противника. - Да тащите к дубу! - И несколько раз всадил тому в грудь свой меч. - Проклятье! Пятерых убил, включая самого командора!.. Эту собаку мы порубим на куски и развесим на ветвях их проклятого дуба! Пусть склюют вороны!
- Пока волочили тело неизвестного лучника, крестоносцы разобрались с потерями. Стрелок был хорош - он целил поверх кольчуги и ни разу не промахнулся. Братья-священники испуганно поглядывали по сторонам. Отец Георг нахмурился: он знал, что, если дело начинается с убийства мирных людей, добром оно не кончится.
Командором отряда стал сариант Вилли Турк.
- Найдите семью этого лучника и уничтожьте всех! - распорядился он.
Убитого прусса бросили на середине поляны, его обступили люди. Стрелявший по тевтонцам оказался стариком - лёгкий ветерок едва шевелил его седые волосы, борода тоже была вся бела.
- Дайте мне сказать!.. Пан рыцарь! - послышалась речь на ломаном немецком вперемежку с польскими словами. К Вилли Турку пробивался человек лет пятидесяти, одетый в шубу и размахивающий руками.
- Кто такой? - остановили его кнехты.
- Я местный купец, моё имя - Литис! - ответил тот. - Я знаю этого человека. Это -старый охотник Скамбо! У него жена - христианка! Но в его доме живёт сын Скамбо Барт по прозвищу Локис...
- Тот, кто спас двух наших братьев? - поинтересовался отец Георг.
- Я не знаю, кого он спас... Но он со всей своей семьёй ушёл в лес, чтобы не быть крещёным! Он - жрец-вайделот и никогда не откажется от своих Богов! Он намеренно увёл в лес полселения! Посмотрите, как мало людей приняло обряд крещения! Вся его семья прячется в чаще... Кстати... А вот - его мать! Жрец никогда не бросит её, он придёт за ней, тут мы его и...
Все обратили внимание на синеглазую женщину, склонившуюся над телом старого охотника. В её глазах не было слёз, только невыносимая тоска. Она дрожащими руками обняла тело Скамбо и прижалась к нему.
- Ты был хорошим мужем, - тихо проговорила Анни. - И настоящим мужчиной... Я счастлива оттого, что сумела родить тебе таких замечательных детей... А теперь ты - у своих Богов... А я пойду к своему..., - она вынула из-за пояса нож и взмахнула рукой...
И вдруг... её руку перехватила крепкая мужская ладонь.
- Рано ещё прощаться с этим светом, дорогая Анни, - прохрипел Литис.
Вилли Турк подошёл ближе. Сын Жмогуна вырвал нож из ладони женщины и крепко стиснул её. Впрочем, та и не вырывалась. Она твёрдо выдержала взгляд сарианта.
- Значит, ты - жена этого убийцы... А твой сын - жрец, который никогда не примет Господа в свою душу и сердце...
- Убийцы пришли в мой дом, крестоносец, - Анни кивнула на ту сторону площади, где ещё лежали тела казнённых селян. - А мой сын пусть остаётся верен своим Богам! Вы же, пришедшие в эти земли, хоть и верите в Господа, но душу продали дьяволу!
- Запереть её в строящемся блокгаузе на Твангсте! - громко объявил Вилли Турк. - И пусть об этом знают все в округе!.. А мы, - он понизил голос, - подготовим достойную встречу её сынку...
Несчастную Анни связали и бросили в телегу, которую, вместе с лошадью, вывезли с одного из дворов села.
- Как тебя?.. Литис?
- Готов служить, пан рыцарь, - подобострастно склонил голову купец.
- Ты остаёшься в селении за старшего. Как это по-вашему… рикис?
- Да, пан рыцарь, рикис - это и есть старейшина...
- Тогда к завтрашнему утру подготовь для работ на Твангсте десятка два здоровых мужчин... Ты счёт знаешь?
- Я же купец, пан рыцарь!
- Вот и постарайся. Приведёшь их к самому комтуру Бернхарду фон Хорнхаузену. Запомнил?
Литис довольно кивнул головой.
- А ежели не справишься, повесим, как собаку...
Глава 8. 1255 год. Тайна раскрыта
Бессердечный и расчётливый комтур Буркхард фон Хорнхаузен не брезговал никакими средствами для того, чтобы занять более высокое положение, и с лёгкостью обвинял окружающих в любых собственных просчётах. Донести до его сознания какую-либо иную точку зрения, не представлялось возможным. Унизить же человека этот начальник считал для себя наивысшим удовольствием. Обычно он настолько усердно пытался сделать из подчиненных половую тряпку и умел так мастерски отхлестать их грубыми словами, что многие думали: «Лучше бы меня ударили!»
И вот, к исходу зимы, Буркхард фон Хорнхаузен развил бурную деятельность по строительству орденской крепости «для защиты веры» (107). Первым делом, поскольку, гора поросла могучим лесом, тевтонцы заставили местное население его вырубить. Священные для пруссов-язычников рощи, безжалостно стали уничтожаться крещёным уже народом. Застучали топоры, вековые деревья с жалобным скрипом валились наземь. Словно ощипанные перья опадали на землю их срубленные ветви. Зверь стал уходить из тех мест, птицы покинули гнездовья, казалось, что вся природа противится возведению крепости на Твангсте.
Но, как бы то ни было, каждое утро из ближайших селений сюда приходили местные жители, и сразу же принимались за работу.
Первыми в 1255 году, неподалёку от Кошачьего ручья были построены два деревянных блокгауза. К непосредственному возведению крепостных строений пока не приступали - ждали тепла. Земля промёрзла, кирпича не было, даже пригодных камней было слишком мало... А ведь для основательной работы должны быть созданы соответствующие условия.
Тем временем, епископу Иоганну фон Диету доложили о том, что некий жрец-вайделот из селения Лаоме перед приходом войска Христова увёл в лес свою семью и, мало того, подговорил многих мужчин не принимать чужую религию, а отстаивать веру в своих старых, языческих Богов с оружием в руках.
- М-да, - почесал остренькую бородку епископ. - Я всегда подозревал, что каждый прусский жрец, оставшийся на свободе - это потенциальный очаг сопротивления...
- Но ведь его можно выманить из леса..., – намекнул собеседник.
- Каким образом? Завлечём его золотом? - он рассмеялся. - Их жрецы равнодушны к богатству, это тебе не соборный капитул (108)!
Данный сановник подчас напоминал кучку тлеющих углей, тепло которых кажется таким ласковым и успокаивающим, но попробуйте погреться около неё, и она тут же выстрелит в вас обжигающими искрами.
- Да простит меня Ваше Преосвященство.... Но у этого жреца здесь осталась мать. Если мы поместим её под охраной стражи в один из блокгаузов, то вполне можем рассчитывать на то, что он придёт за ней... Этот жрец - настоящий вождь, его оставлять в живых нельзя. Он поднимет всю Самбию на восстание!
- Это – весьма мудро, - подумав, ответил фон Диет. - Смуты нам сейчас ни к чему... Что ж, раз принято такое решение, то так тому и быть. Заприте эту язычницу...
- Она католичка, Ваше Преосвященство...
- Вот как? У католички сын - языческий жрец? Стало быть - она скверная католичка! - Епископ всегда гордился тем, что с лёгкостью мог перевернуть с ног на голову любой факт, причём так, что никто потом не мог разобраться, где в действительности находится ложь, а где - правда.
- Но она сохранила свою веру в этих жутких условиях, в таких глухих невежественных местах...
- Да Бог с ней... Пусть посидит под замком... А уж вы не провороньте вайделота. И распустите слухи, пусть вся Самбия знает, где её содержат!.. Да благословит вас Пресвятая Дева...
- Дядюшка Литис! Отпусти меня! Мне больно!
- Я тебе не «дядюшка»! Ты - мерзкая язычница, а я - христианин! Сказывай, где твой отец! А не скажешь, - тоже пойдёшь в блокгауз! Одна птичка уже сидит в клетке, а ты будешь второй! Ха-ха-ха! Но сначала мы с тобой позабавимся!
- Отпусти меня! - жалобно причитала Пролис.
- Ну, уж нет! А если будешь упираться, станет ещё больнее! Говори, где твой отец и братья!!! Держи её за руки, Гернеко! Девка крепкая, мне такие нравятся! А как глазами жжёт!
- А-а-а!!! Помогите!!!
Казалось, от девичьего крика содрогнулись осыпанные снегом деревья... Висящий на ветке вниз головой и лакомящийся шишками клёст перелетел на другую сосну.
- Не смей противиться рикису, детка...
- Прочь! - внезапно раздалось по-немецки. А затем, на вполне понятном прусском: - Отпусти девчонку, старый чурбан!
На опушку выехал всадник. Был он в шлеме и доспехах.
«Не иначе, рыцарь!.. Но, почему без крестов? И по-нашему неплохо говорит…»
- Что тебе угодно, рыцарь? - сразу потерял боевой дух Литис. Его помощник Гернеко тут же отступил к стоящим неподалёку четверым витингсам. - Отец этой девки разыскивается самим епископом и комтуром Тевтонского ордена! Кто ты, рыцарь, и отчего мешаешь доставить эту девицу туда, куда нам было велено?
- Потому что она - под моей защитой! Убери от неё руку или я сейчас отрублю её!
Литис тоже попятился назад.
- Назови своё имя, господин, чтобы я мог поведать о тебе великому комтуру!
Рыцарь слез с коня. Этим он лишил себя преимущества, которое имеет всадник перед пешим бойцом. Стоящие чуть в стороне люди, заметно оживились. Храбрый незнакомец был, по всей видимости, один...
Он не спеша подошёл к насмерть перепуганной девушке, которая размазывала по щекам слёзы.
- Ты свободна, - объявил ей неожиданный спаситель. – Ступай домой.
- Нет! - воскликнул Литис, давая сигнал своим спутникам приготовить оружие. - Она наша пленница и мы отведём её к самому епископу, хочешь ты этого или нет!
- Только попробуйте помешать мне..., - в голосе рыцаря слышалась неприкрытая угроза.
- Нет уж, нам отдан приказ, и мы его выполним! - Литис махнул рукой, призывая вооружённых людей напасть на рыцаря. Одно мгновение - и в руках того появился внушительных размеров меч. Двое из нападающих тоже ринулись вперёд, обнажив мечи.
И вдруг из глубины леса раздался щелчок спускаемой тетивы. Ближайший к рыцарю мужчина тут же свалился в снег. Во лбу у него торчал арбалетный болт. Не дав остальным опомниться, рыцарь напал на второго. Всего двумя выпадами ему удалось обезоружить того.
- Пощади, рыцарь! Не убивай!
- Именем Пресвятой Девы Марии, или эта девушка свободна, или сей воин умрёт!
- Да-да... - Литис сразу потерял голос. - Как скажешь, могучий рыцарь... Это - Пролис, дочь жреца-вайделота Барта по прозвищу Локис... Если ты хочешь её освободить, что ж, это - твоя воля... Но епископ и комтур будут недовольны...
- Мне плевать на мнение того и другого, - угрожающе произнёс рыцарь. - А если вы, грязные свиньи, немедленно не уберётесь отсюда, я зарублю вас всех! А ты, - он кивнул на Литиса, - сейчас подведёшь ко мне свою лошадь!
Тот нехотя повиновался. Он видел пылающие гневом глаза рыцаря сквозь прорези в его шлеме и не сомневался - тот приведёт в исполнение свои угрозы. Поэтому беспрекословно исполнил приказ. Вскоре все вояки, забрав с собой безжизненное тело товарища, покинули место схватки.
Победитель повернулся к девушке. Та ещё не верила в своё спасение. Вернее, она подозревала, что, избавившись от одной беды, попала в другую.
Вдруг глаза её вспыхнули, а на губах заиграла улыбка.
- Дядюшка Йозеф! - воскликнула Пролис, увидев выезжающего из леса и довольно улыбающегося оруженосца.
Рыцарь снял шлем и тоже улыбнулся.
- Ансельф! – ахнула девушка.
«Как славно! Не «дядюшка Ансельф». А просто...»
- Я пришёл к тебе, Пролис, - глаза рыцаря тоже были увлажнены. – Я сдержал слово и больше не служу Тевтонскому ордену! Я служу только тебе, - рыцарь преклонил колено. - Клянусь святым Августином, мой меч будет карать всякого, кто посмеет обидеть тебя...
Счастливая Пролис прижала голову рыцаря к своей груди.
- Прошу тебя, Ансельф… Поднимись… У нас не принято, чтобы мужчины выказывали свою покорность женщинам… Я верю тебе…
- Вот это другой разговор, - посмеиваясь, заметил Йозеф, приблизившийся к рыцарю и прусской девушке. – О, ты раздобыл лошадь для дамы своего сердца! Поедем же к её отцу, иначе этот чародей превратит нас в двух сов!
- Видимо, он обитает в своей землянке? – наконец, спросил Ансельф.
- Да, мы немного расширили её и теперь, хоть и с трудом, но помещаемся там все.
- Так веди же нас к Барту, - нетерпеливо произнёс Йозеф. – Мы с братом Ансельфом прошли много миль и побывали в разных переделках, достаточно опасных. Ансельф теперь – рыцарь-отступник, он будет служить тому хозяину, которого сам выберет… А, вообще-то, он служит Добру и Справедливости… Но, я вижу, - продолжал рассуждать оруженосец, - что он уже выбрал себе нового «сюзерена». И тут я с ним полностью согласен… Кстати, милая Пролис, оставив Тевтонский орден, брат Ансельф отказался и от дурацкого обета безбрачия. Я жду, когда, наконец, его сердце займёт достойная дама, из-за которой он бросит походную жизнь и осядет в родном поместье, будет нянчить маленьких баронов и рассказывать им о своих подвигах…
- Прошу, милая Пролис, - Ансельф, наконец, сумел вставить слово в безудержную болтовню молочного брата. – Садись на лошадь и поехали к твоему отцу. Мне нужно с ним о многом поговорить… А где его землянка, я, хоть убей, теперь не вспомню… Лес… да лес кругом…
- Я рад, что вы вернулись сюда не как враги, - улыбка у Барта получилась несколько вымученной. Нелёгкие думы одолевали его.
- Прости, друг мой, - ответил ему рыцарь. - Я, как и тысячи моих соплеменников, безмерно верю в святые истины, которые доносят до нас священники, во главе которых стоит папа Римский. Мы не подвергаем их слова сомнениям, и, с радостью, взяв в руки оружие, идём туда, куда нам прикажут, будь то Святая земля - Палестина, или же ваш край, который вы зовёте Ульмиганией... Мы считаем, что выполняем святое дело, хотя, при этом допускаем множество бесчинств и жестокости.... Мы уверены, что Господь будет снисходителен к нам, ведь так мы выполняем свой долг перед Ним...
- Я не собираюсь порочить вашего Бога, - ответил Барт. - Я много пожил, достаточно повидал... и пришёл к выводу: далеко не все люди поступают так, как хотел бы их Бог. Я уверен, что многие его мысли и слова неправильно поняты... или сознательно искажены теми, кто считает себя посредником между Богом и людьми... Вот и ты, подумав, пришёл к такому же выводу. И, поступая так, ты выступаешь против учения священников, но не против своего Господа...
Костёр ярко горел, пуская искры в тёмное небо. От огня исходил плотный жар.
- Наши же Боги, - продолжал жрец, - не боятся того, что их отринут ради другого кумира. Ведь нельзя же отрицать дождь или снег, гром или молнию, зелень листьев и голубизну воды... Всё истинное останется, независимо от того, верим ли мы в него или нет... Поэтому и наши Боги останутся такими, как есть...
Йозеф развязал мешок и достал из него кое-какие съестные припасы. В основном, это были подвяленные куски вырезки недавно подстреленной косули. Барт добавил к ним стопку ячменных лепёшек, сало и несколько луковиц.
- Но и слова наших Богов тоже нередко извращают, - продолжал Барт. - И если в споре о многожёнстве я готов... уступить, то бесправное положение наших женщин по сравнению с мужчинами – явная несправедливость. Это уже придумали люди, а Боги тут не при чём... Например, в нашей семье, я хоть и принимаю решения, но всегда советуюсь со своей женой, - Локис нежно обнял за плечи сидящую рядом с ним Дуону. - И делюсь с ней своими сомнениями. А она никогда не таит от меня то, что ей подсказывает её женская мудрость... или хитрость... - он добродушно усмехнулся, - и жизненный опыт. Нередко я думаю, что её устами говорят всемогущие Боги...
- Мои слова, Локис, идут от души... А в ней живут наши Перкуно, Потримпо, Пушкайто, Патолло... – вздохнула Дуона. - Это они подарили мне тебя....
- Мой брат имеет к тебе, благородный Барт Локис, дело, - проговорил Йозеф, с трудом подыскивая понятные прусские слова, - весьма важное и.… не совсем обычное... Нет, на первый взгляд, оно обычное, но, в той ситуации, в которой мы сейчас находимся...
- Уж не хочет ли Ансельф просить у меня руки моей дочери Пролис? - с усмешкой спросил Барт.
- Вот, - взмахнул руками Йозеф и делано огорчился. - От провидца ничего не скроешь!
- Ты прав, - подтвердил догадку жреца Ансельф. – Это ради неё я так круто изменил свою жизнь... Я уже не крестоносец, а рыцарь-отступник... И пусть я немолод... Но без твоей Пролис не могу дальше жить..., - он откинулся назад, зачерпнул ладонью снег и вытер им лицо.
Некоторое время все слушали, как трещат в огне сучья. Пламя освещало лица сидящих у костра людей - Барта и Дуоны, Ансельфа и Йозефа.
- Огонь для нашего народа – священен…, - промолвил Локис, о чём-то думая. - Что скажешь ты, жена? Готова ли ты отдать свою дочь иноземцу?
- А кто и когда нас спрашивал? - вздохнула Дуона. - Как ты решишь, так и будет... Но я хотела бы знать, что об этом думает сама Пролис... Если она согласна, я только возблагодарю Богов...
- Уверен, она будет согласна, - ответил Барт. – Я видел её лицо, когда она прощалась с Ансельфом прошлой осенью… И обратил внимание на то, как она засветилась, встретив своего спасителя вновь… Я считаю, что это - правильно: спас девушку - женись на ней…
- Но ведь он увезёт нашу дочь…
- Конечно… Вероятно, ей даже придётся креститься и венчаться… Но, я думаю, что даже после этого, Пролис никогда не забудет наших Богов…
- Я не стану возражать, если она будет молиться своим Богам…, - добавил Ансельф. - Но только чтобы об этом никто не знал… У нас с этим строго: сочтут за ведьму, и тогда даже я её не спасу…
- Значит, решено? – обрадованно подвёл итого Йозеф. – Родители не возражают, осталось узнать мнение Пролис…
- Значит, так..., - тихо ответил Барт. — Я высоко ценю то, что сделал Ансельф ради неё... Он отрёкся от могущественного Ордена и великой армии и теперь наречён отступником. Но у него твёрдое слово и широкая душа. Он многое хлебнул – славы и горя, бесчестья и огня... Теперь же пусть отведает радости семейной жизни... Жив ли твой отец, рыцарь?
- Насколько мне известно, старый барон ещё выезжает на охоту, - ответил Ансельф. - Матушка тоже, слава Господу, жива.
- Надеюсь, это событие их тоже порадует, - прусс отчего-то вдруг сделался грустным. - Но прежде я попрошу тебя, Ансельф, помочь мне в одном деле...
Рыцарь не выказал никакого удивления.
- Мы с Йозефом перед тобой в долгу, Барт. Распоряжайся нами по своему усмотрению. Я уверен, что ты не попросишь нас поступиться честью!
- Мою мать заточили в небольшой домик на Твангсте...
- В блокгауз, - подсказал Йозеф.
- Да. Мне известно, для чего это сделали. Для того, чтобы я сдался крестоносцам...
- Ты хочешь напасть на блокгауз? - испуганно проговорила Дуона. - Чтобы спасти Анни?
- Пока не знаю. Но матушку нужно освободить... А сначала я хочу услышать, какой путь мне предложат избрать братья Ансельф и Йозеф... Если вместе мы ничего не придумаем, я пойду штурмовать блокгауз один.
- Ты будешь не один, - ответил Ансельф. - Я помогу тебе... Хотя, это безрассудно - там много воинов, и они поджидают тебя...
- Но твою матушку можно попытаться выкупить, - заметил Йозеф. - Конечно, если имеется достаточно золота или янтаря...
- И то и другое крестоносцы очень любят, - подхватил эту идею Ансельф.
- У меня нет ни золота, ни янтаря, - ответил Барт. - Зато я могу предложить крестоносцам нечто гораздо более ценное, чем золото...
Громко треснула ветка в костре. Где-то неподалёку завыл волк-одиночка. В ночном небе молчаливо подрагивали холодные звёзды.
- И что же ты можешь им предложить? - поинтересовался Ансельф, ставя на угли котелок с водой.
Локис ответил не сразу. Сначала он обдумывал, с чего начать.
- Помнится, ты говорил, что христианский мир утратил в наших краях одну из своих святынь...
- Да, всё указывает на то, что где-то здесь хранится Ковчег Завета... Его вывезли из Палестины польские рыцари... А ты разве выведал что-нибудь про него?
- Я знаю, где он спрятан.
Молчание повисло над костром. У двух бывших тевтонцев от удивления глаза полезли на лоб. Неужели всё это - правда, и скоро христианскому миру будет возвращена утерянная реликвия? И кто это сделает - прусс? Жрец, верный своим Богам?.. Невероятно!
Дуона тоже покачивала головой. Она давно привыкла к тому, что её муж постоянно удивляет её и окружающих их людей. Он - прекрасный знаток трав, он умеет беседовать с Богами, с птицами и животными... Порой ей даже казалось, что он может проникать в мысли людей... Но, отыскать древнюю христианскую святыню?.. Пожалуй, за такой дар крестоносцы просто обязаны отпустить старую Анни!
А Локис лишь загадочно посмеивался да помешивал в костре ярко-красные угли.
- Значит, тебе известно, - наконец, нашёлся Ансельф, - где находится Ковчег Завета?
Барт кивнул.
- Я точно знаю, где он. Но мне хочется понять, на что пойдут христиане, чтобы его получить... Смогут ли они, например, прекратить крестовый поход?
Рыцарь задумался. Если Отто фон Остерна поклянётся, что он покинет Пруссию, то непременно сделает это... Но кто заставит его дать такую клятву? Римский папа? Пруссия практически покорена, а теперь из-за Ковчега возвращать все завоёванные земли вместе с замками пруссам? Нет, папа на это не пойдёт! В крайнем случае, Святая церковь вполне может обойтись и без Ковчега...
- Думаю, что нет..., – ответил он. - А ты как считаешь, Йозеф?
- Уверен, что нет!
- Но, мою матушку они смогут освободить? – поинтересовался вайделот.
- А вот это вполне возможно. Подобные вопросы решает ни папа и ни Великий магистр, а комтур Буркхард фон Хорнхаузен... Да за такой щедрый подарок…, - Ансельф хотел сказать что-то ободряющее, обнадёживающее, а потом подумал и добавил: - Но могут и обмануть…
- Но ведь попробовать можно?
- Конечно! Только тебе туда соваться нельзя. Я сам обращусь с предложением к комтуру. В обмен на Ковчег я потребую от него клятву, что твоя матушка будет отпущена... Но поверит ли он мне?
- Нет ничего проще. Я сам укажу тебе место, где хранится ваша святыня. Вы обретёте её, и комтур освободит матушку. Ты же привезёшь её в наш дом. Я не думаю, что крестоносцы станут чинить вам препятствия...
- Помоги нам, Всемогущий Господь, осуществить задуманное..., - перекрестился Йозеф.
Комтур Буркхард фон Хорнхаузен, как и многие высокопоставленные орденские братья, занимал один из шатров, разбросанных в селении Треккейм. Отсюда до горы Твангсте, где собирались возвести орденский замок, было совсем близко. Несколько кнехтов стояли на охране его покоя.
Ранним январским утром в жилище горел очаг, на столе уже стоял завтрак, заваривался кофе. На всякий случай слуга поставил и кувшин с вином.
Сегодня фон Хорнхаузен выглядел так, словно только что скушал кактус. Упрямый, склонный к назиданиям и скучный скряга, он имел серьёзные проблемы с лишним весом и нынче его вновь беспокоило вздутие живота и изжога. Да, он обожал вкусно поесть. При этом, бывал так занят набиванием желудка, что уже не мог вести беседы. Но и после трапезы было крайне трудно определить, слушает ли он чьи-то речи или просто спит с открытыми глазами…
Едва комтур вместе с фогтом Дитрихом фон Лиделау и епископом Иоганном фон Диетом вознесли молитву Господу и сели за стол, чтобы приступить к утренней трапезе, как в дверь постучали. Слуга доложил, что у порога стоит рыцарь Ансельф фон Грюнфельд, который имеет к Ордену важнейшее дело.
- Оно касается Ковчега Завета, - добавил кнехт.
- Зови! Зови его немедленно сюда! - сразу распорядился фон Хорнхаузен.
- Как? Как ты сказал, сын мой?.. Ковчег Завета? - переспросил епископ.
- Да, Ваше Преосвященство...
Когда вошёл рыцарь Ансельф фон Грюнфельд, ему помогли снять плащ и усадили на табурет за стол. Налили кофе, предложили вина.
- Сын мой, - суетился возле рыцаря епископ. - Да пребудет с тобою Господь... Нам сообщили, что ты принёс некие... крайне важные сведения... Но, насколько они правдивы? И откуда тебе самому стало известно о Ковчеге?
- Ваше Преосвященство, если комтур выполнит мои условия, то сегодня, не позднее полудня Ковчег Завета, считающийся навсегда утерянным для христиан, будет у вас в руках!
- Какие ещё условия? - не скрывая подозрения, спросил Дитрих фон Лиделау.
- Четырёх человек с кирками и заступами... Лошадь с телегой... И - свободу матери Барта Локиса!
Молчание длилось недолго.
- Эти условия мы готовы выполнить, - ответил Буркхард фон Хорнхаузен. - Ради обладания Ковчегом Завета!..
Глава 9.1255 год. Стон Гридижалиса
В первых числах апреля из замка Бальга выехал небольшой отряд рыцарей и оруженосцев. Возглавлял его Буркхард фон Хорнхаузен, который к исходу зимы лично доставил в замок «случайно обнаруженную» величайшую христианскую святыню - Ковчег Завета. Событие это вызвало величайший душевный подъём, впрочем, особо болтать о находке было запрещено, ибо повторно терять её никто не хотел.
Сам Ковчег был спрятан в подвалах Бальги, а в Рим отправился гонец с важным донесением. Возможно, папа прикажет доставить реликвию в Священный город, тогда в пути её должен сопровождать сильный отряд.
Ансельфу фон Грюнфельду была вручена щедрая награда. По случаю обретения святыни отслужили молебен. Но, одно из поставленных бывшим орденским братом условий было выполнено не полностью... Мать Барта Локиса была освобождена из блокгауза, но... как оказалось, она насмерть там замёрзла. Стражники грелись в одном помещении, а узница содержалась в другом... Её одежда не соответствовала тем морозам, что свирепствовали по ночам... Тело христианки Анни было отпето братом-священником отцом Георгом. Затем труп был погружен на телегу и Ансельф со своим оруженосцем увезли его куда-то в лес...
Итак, отряд Буркхарда Хорнхаузена выехал ранним утром. Наступила весна, скоро станет совсем тепло. Подтаявший снег и тёплый ветер навевали приятные думы и предчувствия. Ширились воронки вокруг деревьев. Невидимая ещё вода подтачивала сугробы, которые оседали с печальным стариковским вздохом… Музыка капели пришла на смену угрюмому зимнему молчанию и тоскливому завыванию колючего ветра… А впереди всех ожидало строительство нового орденского замка. За зиму живущее поблизости прусское население было крещено, рабочая сила имелась. Камня и леса поблизости тоже хватало. Освятить такое богоугодное дело тоже было кому.
За время отсутствия комтура, его обязанности исполнял Дитрих фон Лиделау. Тому были присущи завышенные требования к комфорту, тяга к вкусной пище и приятной музыке, ко всему нежному, тихому, ласковому, а также брезгливость и чистоплюйство. Обычный везунчик, он делал всё слишком поспешно, на скорую руку, порой, поверхностно, иначе ничего не успевал. Тем не менее, этот рыцарь крепко держал в руках бразды правления, не допуская бунтов и неповиновений. Хотя, появились слухи, что местный жрец, Барт Локис, узнав о смерти своей матери, совсем рассвирепел. Именно он появлялся в местах, где трудились пруссы, и увещевал их вернуться к своим Богам. Именно он мечом разрубил надвое тевтонского надсмотрщика, попытавшегося прогнать жреца-великана. Мало того, он в одиночку напал на следующий в Твангсте обоз с кофе и вином, порубил и то, и другое, а четверых сопровождавших обоз сариантов серьёзно поранил, двое из них позже скончались. Сказывают, что в некоторых погромах ему помогают рыцарь-отступник Ансельф фон Грюнфельд со своим оруженосцем, причём, по слухам, отряд Локиса неуклонно растёт.
Но, слава Богу, дела понемногу шли. Возле Кошачьего ручья орденские братья возвели постройки для жилья, а крещёное население Самбии вело себя достаточно миролюбиво, поскольку от войны устали все... Пруссы активно помогали крестоносцам в строительстве, а те не испытывают нужды в питании. И всё бы ничего, если б не проклятая вариола! Случаев смертельной болезни в армии меньше не становилось, к тому же мор перекинулся и к пруссам... Но, правы были те, кто утверждал, что Барт Локис знает средство, как справиться с недугом! Проклятый вайделот умело лечил пруссов, и отговаривал тех помогать тевтонцам, мол, болезнь, от них передаётся вам, и, если это будет продолжаться, я вскоре никого из вас уже не спасу!..
А птицы, тем временем, поют всё звонче, всё веселее! Каждая божья тварь радуется весне! Папа Римский и Великий магистр зовут в походы на новые земли - в Ливонию! Но сначала здесь, на берегу Прегеля, мы заложим крепкий орденский замок, который будет стоять века!
Днём сделали привал в старом прусском городище, которое тевтонцы начали заново перестраивать, подняв стены и обложив их камнем. Затем переночевали в небольшом селении, благо, тут все уже были католиками, и явной неприязни к крестоносцам не испытывали. Местный староста накрыл стол, тевтонцы хорошо поужинали и провели ночь спокойно.
Наутро собрались продолжать поход, сели на коней и тронулись в путь.
- Брат Буркхард, - обратился к комтуру рыцарь Зигфрид фон Хаар. - У тебя такой вид, словно ты ночью не спал, а воевал с сарацинами! Пресвятая Дева, уж не заболел ли ты?
Тот долго не отвечал, вместо этого несколько раз приложился к фляге с вином.
- Видение было, брат Зигфрид..., - наконец, выдавил он из себя. - Сон... вещий. А телом я вполне здоров, хвала Господу...
- И что это за сон? - заинтересовался Зигфрид, довольно молодой рыцарь, горячий и не знающий страха в бою.
К ним приблизился брат Якоб фон Вюртербург, грозный воин, сын знатного и богатого феодала. Доспехи его были искусно отделаны и выкованы из тонкой, но прочной испанской стали. На боку висел длинный меч в ножнах.
- Странный сон мне привиделся, братья, - негромко ответил комтур. - Господь не даст мне солгать, но я разговаривал во сне с прусским верховным жрецом Криве Кривайто!.. Точнее, я почему-то молчал, поскольку не мог выдавить из себя ни слова... А он смотрел на меня, как палач на висельника и мрачно так говорил: «Уходя, мы часто возвращаемся по своим же следам… Ещё не поздно повернуть... Не веди войско на Твангсте, Буркхард... Ничего хорошего из этого не выйдет, напротив, обретёшь свою погибель...»
- Ты помолился, брат?
- Конечно, но всё равно, так и стоит этот старик перед глазами.... Проклятье!
- Не переживай, это всё - козни дьявола. Помолись повторно..., - успокаивал комтура брат Якоб.
- Да я... уже в порядке, хвала Пресвятой Деве. Нас ждёт множество великих дел, у нас нет времени расслабляться!
И отряд продолжил путь. Ближе к полудню они переправились через реку Фришинг (сноска - ныне - река Прохладная), а к вечеру подошли к Прегелю. Сначала перебрались на лесистый остров Книпаб, а с него - в сторону Твангсте.
На ночь остановились в селении Килькенинкайм, от которого далеко по округе разносился запах человеческого жилья. Пахло дымом из очагов, свежеиспечённым хлебом, жареным мясом... Было по-весеннему шумно. Там - мать ругала непоседливых сорванцов, здесь - отец терпеливо объяснял что-то старшему сыну... Где-то курилась баня, из которой доносились бодрые голоса взрослых и детский смех. Здесь отряд мог получить кров, корм для лошадей и нехитрую снедь для воинов. Тут можно было спокойно отдохнуть, а уж завтра - приниматься за важные дела.
Ещё с вечера Буркхард фон Хорнхаузен пригласил к себе рикисов ближайших селений и объявил им, чтобы те собрали для работ по закладке орденского замка всех здоровых мужчин. А поскольку на горе ещё осталось много дубов, то начинать следовало с них - с их вырубки. Дуб хорош в строительстве - из него и стены, и ворота, и башни чрезвычайно крепки!
Старейшины согласно кивали, но глаза у них были потухшими. Хоть и смирились они с новой верой, но рубить дубы.... Слишком глубоко ещё сидел в них страх перед Богами...
Наутро к прибывшему комтуру присоединились епископ Иоганн фон Диет и фогт Дитрих фон Лиделау. Они вознесли молитву Господу и плотно позавтракали. Затем отправились по направлению к Твангсте. Но не успели они покинуть деревню, как под ноги коня Буркхарда фон Хорнхаузена бросился один из рубщиков леса, ожидавших рыцарей.
- Пан рыцарь, - с трудом подбирая слова, путая прусскую речь с литовской и польской, но стараясь, что бы она была понятна, прокричал он. - Не надо Твангсте! Это – очень плохо. Будет беда! Надо другое место. Мы поможем строить. Твангсте не надо!
Комтур вздрогнул. Чья-то неведомая лапа больно сжала ему грудь...
«Вот он, сон...»
Не зря у него с утра что-то клокочет внутри, не зря в душу закралось сомнение, неуверенность и тревога... Действительно, может, не стоит начинать строительство на этой возвышенности, ведь в округе хватает других, не менее прекрасных мест?.. Но, приказ магистра гласит: именно на Твангсте! И он, Буркхард фон Хорнхаузен, выполнит его!
Комтур взял себя в руки и, подняв глаза к небу, почувствовал, что твёрдость и решительность вновь вселяются в него. Так всегда случалось перед сражением. И сейчас он тоже готов идти в бой!
Вынув меч из ножен и подняв его за лезвие вверх, как это всегда делали рыцари, если хотели созерцать крест, он произнёс:
- С нами Господь всемогущий и крестная сила! Помолимся, братья, Господу нашему Иисусу Христу, и укрепимся в вере своей... Ибо сказано: «Всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите - и будет вам!» (109)
Братья-рыцари слезли с коней, преклонили колена. К ним вышел епископ и произнёс слова молитвы, закончив её такими словами:
- ...Да вершится воля Божья, да будет выстроен на горе Твангсте великий замок! Возблагодарим же Господа нашего за данные нам силы на свершение деяния в Его славу! Аминь!
Солнце выкарабкалось из-за облаков и озарило собравшихся у ворот селения людей. Это - добрый знак, решили братья-рыцари. Пруссы тоже немного воодушевились. Вскоре отряд тевтонцев, сопровождающий крестьян-пруссов, тронулся в путь, к горе Твангсте. Заскрипели колёса телег, захрустел под ногами людей подтаявший снег.
Низкорослый березняк и осинник на возвышенности начали вырубать ещё в начале зимы, но священные рощи пруссов, которые располагались здесь, а также дубы, трогать пока не осмелились.
С Твангсте открывался прекрасный вид на пробуждающуюся природу вдоль берегов Прегеля, и дальше, за реку, туда, где простираются селения и леса Натангии. Птичье пение радовало человеческий слух, под ногами тут и там струились ручейки – так потемневший снег постепенно превращался в воду.
Путь комтура вёл к старому, священному дубу, возле которого ещё сохранились покосившиеся деревянные истуканы, стояли жертвенные камни, полоскались ветром растянутые на шестах выцветшие полотна с ликами языческих Богов, ещё горел священный костёр.
«Ну вот, ничего и не случилось, - подумал Буркхард фон Хорнхаузен. - Мы пришли на Твангсте с целью вырубки дубов, но ничего не происходит... Всё-таки наш Господь сильнее языческих божков!» (110)
Но сам Гридижалис напоминал великана с распахнутыми объятьями. Мощные, узловатые ветви-руки тянулись далеко в стороны, потрескавшаяся кора напоминала морщины на лице мудрого старца. Наступила странная тишина, а ветер словно остановился передохнуть. Птицы умолкли, лишь было слышно, как с ветвей Гридижалиса падают вниз маленькие капли. Могло показаться, что дерево плачет...
Комтур старался не думать о том, что именно этот дуб долгое время оберегал и скрывал у своих корней христианский Ковчег Завета. Рыцарь уже собрался отдать чёткую команду на рубку исполина, как из-за ствола могучего дерева вышел старик с длинным посохом, вершина которого была столь изогнута, что напоминала причудливый корень дерева. Несмотря на прохладную погоду, старик был бос, на его плечи была наброшена длинная, до пят, накидка, а длинная борода и белые волосы развевались, хотя никакого ветра не было. Взгляд его буквально пронзил каждого из пришедших к дубу людей.
«Проклятье! Ведь это сам Криво Кривайто, верховный жрец пруссов! Именно его я видел во сне!» - подумал фон Хорнхаузен.
Лицо старца было бледным, а глаза исторгали странный… то ли блеск, то ли свет, и вместе с ним - какую-то зловещую силу, заставившую орденских братьев и следующих с ними пруссов, замереть на месте.
Старик молчал. Его безмолвие напоминало нависшую над людьми грозовую тучу, готовую вот-вот разразиться молниями и потоками ледяной воды. Работники с топорами и орденские братья тоже стояли в молчании.
Наконец, комтур приказал начинать. Но никто не сдвинулся с места.
«Окопирмс... Перкуно... Потримпо... Патолло...» - послышалось в толпе прусских работников.
- Братья, - приказал Буркхард фон Хорнхаузен, - покажите этим неучам, как следует рубить деревья!
В нескольких шагах от них раздался стук топора. Это рыцарь Зигфрид фон Хаар, перекрестившись, последовал словам комтура и несколько раз вонзил лезвие топора в ствол дерева. Другие братья последовали его примеру. Прусские Боги не остановили их...
Но вдруг со стороны реки налетел порыв ветра, подняв пыль и прошлогоднюю листву. Комтур зажмурил глаза, но мелкие песчинки всё равно попали под веки.
Вот тогда Криве-Кривайто заговорил:
- Я обращаюсь не к вам, запуганные и замороченные хитрыми и коварными пришельцами, жители Ульмигании... А к вам, люди с крестами на одежде, думающим, что вы прибыли сюда навечно. Вы считаете, будто вам открыты все тайны мира, что вам всё ведомо и дозволено... Только это – заблуждение! Вы силой заставляете нас отречься от наших Богов и склонить голову перед тем, кто в мучениях умер на кресте. К вам обращаюсь я, Криве-Кривайто, верховный жрец людей, которых вы называете пруссами!
Голос у Криве был негромкий, но каждое слово, сказанное им, доходило до ушей, умов и душ людей, пришедших к священному дубу с топорами.
Верховный жрец сказал крестоносцам, что те своими стопами осквернили святыню прусской земли, и теперь она будет проклято для них на все времена. В его словах прозвучало страшное пророчество: их замок и возникший рядом с ним город через много лет будут сожжены огнём с небес, сия почва станет мёртвой, устеленной безжизненным камнем. Другой замок, возведённый на этом месте через века, будет выше прежнего, но и он останется лишь камнем, и начнёт разрушаться ещё недостроенным.
Люди слушали Криве, затаив дыхание.
- Пока вы, люди с крестами, будете находиться здесь, наша земля станет полниться страшными деяниями, люди начнут сходить с ума, стараться обмануть время и расстояние, они притворятся поклонниками чужих Богов, и накличут на свои головы болезни хуже лепры и вариолы!
Придут сюда и другие люди, но также окажутся погребёнными под камнем безверия, жажды стяжательства, лжи и властолюбия! Дух не созидания, но алчности и сребролюбия возобладает над ними!
И даже погружение ваших рук в священную землю Твангсте в стремлении повернуть всё вспять не спасёт вас от моего проклятия! Знайте же: так и случится!
Затем он добавил, что после того, как проклятие свершится, оно будет снято. И произойдёт это только в том случае, если три жреца - один в вере, другой в слове, третий в любви и милосердии - посадят на Твангсте новый дуб, поклонятся ему с величайшим почтением, зажгут священный огонь и вернут прежних богов, принеся им щедрую искупительную жертву. И это вновь будет он, Криве-Кривайто со своими жрецами. Но у них будут иные имена и судьбы. Ибо нельзя зачеркнуть того, что написано на скрижалях Вечности.
Услышав это, пруссы упали ниц перед верховным жрецом. Буркхард фон Хорнхаузен выхватил меч из ножен и замахнулся было на Криво. Тот вытянул вперёд руку с растопыренной пятернёй и произнёс звонким голосом:
- Посчитай, сколько пальцев на этой руке, рыцарь! Столько лет тебе осталось ощущать красоту этого мира, если не внемлешь моим словам! (111)
Затем верховный жрец спрятался за широкий ствол Гридижалиса. Когда брат Якоб фон Вюртербург ринулся за ним, чтобы схватить, то оказалось, что под дубом никого нет.
Криве-Кривайто бесследно исчез!
Буркхард фон Хорнхаузен смертельно побледнел. Чтобы скрыть своё состояние, а его душу охватил неподдельный страх, он слез с коня, подошёл к пруссам и взял из рук одного мужчины топор.
- Смотрите, как следует делать, проклятые язычники! Меня не запугаешь ни страшными проклятьями, ни ужасными пророчествами! - Он подошёл к исполинскому дереву и взмахнул топором. - Потому что с нами Господь! - Удар! Топор лишь снёс кусок тёмной коры. А сам дуб, казалось, чуть слышно загудел. - С нами - крестная сила! - Ещё удар! Отлетевшая щепка оцарапала лоб комтура. - Эй, бездельники! Ну-ка, живо принимайтесь за работу! Дуб крепок, как камень, мне одному не справиться! - Он ударил ещё раз, и вдруг острая боль пронзила его поясницу.
Осмелевшие пруссы подошли ближе и тоже начали рубку.
- Во славу Господа Всемогущего! - сопровождал каждый удар Иоганн фон Диет. - С нами Бог! Во славу Пресвятой Девы Марии!.. Во имя Святых Апостолов!..
Дуб дрожал мелкой дрожью. Опоясывающая его ствол рана постепенно расширялась и углублялась. Много повидал на своём веку старый Гридижалис. Словно листья на его ветках вокруг рождались и умирали люди, одни времена сменяли другие, случались периоды длительной засухи и напротив - обильных осадков, молния не раз ударяла в его тело, но ни разу не зажгла... Теперь он присутствовал на собственной казни, и понимал - от этой раны ему уже не оправиться.
Люди ожесточённо наносили ему всё новые и новые удары. Жизнь уходила через свежие раны Гридижалиса.
…Наконец, орденские братья и прусские крестьяне услышали протяжный, тяжёлый и горестный скрип. Казалось, дуб издал прощальный стон. От этого звука у многих людей защемило сердце, и волосы зашевелились на голове...
Тяжёлый широкий ствол, его могучие ветви и каждый маленький листочек, казалось, издавали этот скорбный стон, прощаясь с солнцем, теплом и безжалостными глупыми людьми...
Глава 10. 1255 год. Прощание с Самбией
- Святой отец, проснитесь! – тихий шёпот в тёмной глубине шатра отогнал сладкий сон, сморивший отца Георга.
- Что тебе, сын мой? – спросил священник, не открывая глаз и натягивая на голову толстый войлочный плащ, служащий ему покрывалом.
- Меня терзают сомнения, святой отец…
- Помолись Господу, сын мой, а завтра приходи ко мне на исповедь…, - священник сладко зевнул. – Сейчас ночь…
- Поэтому я к тебе и пожаловал, святой отец, что не могу ни есть, ни спать…
- Вот и молись, сын мой… Усердно молись…
Послышался звук откупоривания пробки из фляги. До ноздрей отца Георга тут же донёсся терпкий запах вина.
- Что там у тебя, сын мой? – заиграл ноздрями духовный наставник.
- Я пришёл к тебе за помощью, святой отец. И именно ночью, поскольку дело не терпит ни свидетелей, ни отлагательств. Ещё я захватил с собой немного вина, дабы тебе не показалось общение со мной скучным и бесполезным….
- Господь с тобой, сын мой, - наконец, полностью проснулся отец Георг. – Что за сомнения тебя терзают?
В темноте он не мог разглядеть того, кто говорил с ним шёпотом. Но сразу узрел протянутую ему флягу.
- Господь с тобой, - повторил священник, принял сосуд, наскоро прочитал молитву и сделал внушительный глоток. – Хорошее вино, оно не из Германии… Похоже, венгерское? – он на минуту задумался.
- Наверное, святой отец… Так вы согласны помочь мне?
- Ну, говори, что с тобой произошло, раз уж и так разбудил меня, - миролюбиво согласился отец Георг, делая второй глоток. – Весьма недурное вино… Нет, не венгерское… Похоже, что испанское…
- Меня терзают сомнения по поводу… некоторых глав Священного писания…
- Полностью доверяй Слову Божьему, сын мой. И не сомневайся в его истине! (третий глоток) Но что же именно тебе показалось непонятным, сын мой?
- Та часть, в которой говорится о пророке Ионе, который был выброшен с корабля в бушующее море и проглочен морским чудовищем (112)…
- Что же тебе не ясно в данной притче, сын мой? В морях водятся и не такие монстры…
- Я подумал над словами Ионы «Ну и чего ради Ты меня гонял в такую даль? Что, Ты Сам, что ли, не мог все сделать? Так зачем было меня туда спроваживать? Заставил делать меня абсолютно пустую работу» … (113). Не относятся ли данные слова и к нашей экспедиции в Пруссию? Как ты считаешь, святой отец?
Отец Георг в четвёртый раз приложился к фляге. Недоумение его всё нарастало.
- Это я, Йозеф Круц, - раздался шёпот в темноте. - Оруженосец рыцаря Ансельфа фон Грюнфельда. Того самого, который нашёл Ковчег Завета!
- Ах, - обрадовался отец Георг. – Ты и брат Ансельф – добрые христиане. Господь воздаст вам за ваши старания…
- Нам бы хотелось, чтобы ты, святой отец, лично для брата Ансельфа сделал небольшое, но чрезвычайно важное дело.
- Для брата Ансельфа? Для него я готов совершить любое деяние, даже вторично взять Хонеду!
- Нет, Хонеду штурмовать не придётся. Тебе следует выехать в одно место, только незаметно. Там надо будет крестить языческую девушку и обвенчать её с нашим бравым рыцарем…
- Пресвятая Дева, - отец Георг несколько раз перекрестился, затем вновь приложился к горлышку фляги. – Неужели свершилось?
- Свершилось, святой отец. Пути господни неисповедимы….
- Но что это за тайное место?
- Я провожу тебя, святой отец. – Тут у меня под рукой – два коня. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на месте!
Священник болтнул флягой. По звуку булькнувшей жидкости он определил, что она опустела лишь наполовину.
- Что ж, сын мой. Брат Ансельф совершил великое деяние – нашёл христианскую реликвию. И я обязан исполнить свой долг, хоть сейчас и не самое подходящее время… Постой…
- Да, святой отец…
- У нас поползли слухи, что сей рыцарь причастен к набегам на орденских братьев… Да и о тебе тоже я слышал нечто подобное!
- Это – ложь и клевета, святой отец. И ты легко всё поймешь, если отправишься к упомянутому рыцарю!
- Ой, не лукавь, сын мой…
- Тебе ли не знать нас с братом Ансельфом, святой отец… Мы – верные христиане, и хоть сейчас не состоим в воинстве христовом, но свято исполняем свой долг перед Всевышним…
Некоторое время священник раздумывал, поскольку очень недолюбливал и даже побаивался всяческих непредвиденных ситуаций. Он всегда тщательно оберегал свой покой и не позволял тайным тревогам и переживаниям нарушать его душевное равновесие. Наконец отец Георг снова приложился к фляге, на сей раз, надолго, а оторвавшись от неё, крякнул и произнёс вполголоса:
- Я готов следовать за тобой, сын мой…
10 апреля 1255 года небольшой конный отряд пробирался к границе Самбии и Натангии, к переправе через Прегель. Ехали малоезжеными тропами, стараясь не привлекать к себе внимания. Беседовали в пути мало, а если переговаривались, то негромко и короткими фразами.
Первыми следовали Дирбо и Беркун – молодые, полные сил мужчины, первый из них держал в руках сулицу, лёгкий дротик, а второй – арбалет. У каждого к седлу был приторочен топор. Что поделать, времена наступили тревожные, каждое мгновение следовало быть готовым к бою. Беркун уже был неплохим бойцом, который прошёл суровую школу в отряде кунигса Раппо, отчаянно сражавшегося с крестоносцами. Отважный кунигс ушёл на север, к морю, а Беркун остался, он был необходим здесь, в своей семье. И если этот парень чувствовал себя воином, готовым сразиться с любым врагом, то его старший брат, напротив, старался предвидеть ситуацию и обходить места, где можно было наткнуться на крестоносцев, отряды которых шастали в этих местах в поисках добычи.
За братьями ехали рыцарь Ансельф со своей женой, Анной, такое имя Пролис получила при крещении. Отец Георг обвенчал счастливую пару, и теперь они старались не разлучаться друг с другом ни на минуту. Им не надо было разговаривать, они просто смотрели друг другу в счастливые глаза и загадочно улыбались.
За супружеской парой в глубокой задумчивости ехал Барт Локис. Он был вооружён своим двуручным мечом и представлял серьёзную опасность для всякого, кто осмелился бы напасть на отряд. А думы, нахлынувшие на него, сводились к следующему: правильно ли он поступил, отдав свою дочь бывшему тевтонскому рыцарю. Разумно ли он сделал, позволив ей креститься? Не ошибается ли он, отпуская свою дочь в дальнее странствие в неведомые земли с мужем, вдвое старшим её? Он мысленно общался с Богами, спрашивал у них совета. Но Боги предпочитали молчать, видимо, и для них оставались непонятными такие чудные выкрутасы жреца-вайделота.
Замыкал процессию верный оруженосец рыцаря Ансельфа Йозеф. Он зорко посматривал по сторонам, особое внимание уделяя тому, что находится у него за спиной, постоянно проверяя, не следует ли кто-нибудь за отрядом. Иногда он отставал от основной группы, останавливал лошадь и прислушивался, затем нагонял своих товарищей. Это было не совсем удобно, поскольку он держал на поводу и вторую лошадь, на которую было навьючено вооружение рыцаря, а также необходимый в длительном походе скарб. В руках у Йозефа был заряженный арбалет.
- Ответь мне, вечно молодой брат мой Потримпо, всё ли я сделал правильно? Моя дочь тоже молода, и она хочет жить… Но, приняв чужую веру, она не отринула вас, истинных наших Богов, она будет молиться вам и слушать ваших советов… Не оставляйте её без своей помощи… Наш народ силой заставляют отречься от вас… И хоть сам я не такой, но понимаю тех, кто под страхом смерти поклонился мученику на кресте, а теперь рубит наши священные деревья…
Когда рухнул Гридижалис, Барт, хоть и находился вдалеке, но ясно почувствовал эту утрату. Он словно сам ощущал удары топором, наносимые его старому другу и советчику… А потом, будто наяву, сражённый мечом, упал наземь, под ноги торжествующим врагам. Он ясно видел лица людей, обрубающих его ветви, некогда могучие, служившие зелёным домом и убежищем маленьким зверькам и птицам… Он слышал радостные возгласы безжалостных убийц и внимал безмолвным молитвам тех, кто против своей воли взялся за топоры.
- Кто молится своим Богам, того они не оставят, - словно слышал ответ Барт. – Пусть твоя дочь не забывает нас, и мы поможем ей… Ты поступил правильно, Барт Локис, в той ситуации, в какой ты оказался, это - единственно верный путь. Всё остальное доверь Богам… Твоё служение им заканчивается не завтра….
Утреннее небо заслонили низкие тучи, пошёл мелкий дождь. За ночь дорогу немного подморозило, но сейчас ноги лошадей месили грязь. «А на ветвях деревьев уже набухают почки», - заметил Локис. Лес был настороженно тих. Однажды меж кустов мелькнула гордо вскинутая голова оленя и его буро-серебристый бок. Он убежал легко, но торопливо... В другой раз в сторону чащи от них с хрюканьем шарахнулись два кабанчика… Стрелять из лука было нельзя: от визга мог проснуться весь лес… «Да, несмотря ни на что, жизнь продолжается, - размышлял вайделот. - И дух великого Гридижалиса обязательно найдёт себе новое пристанище, и наша борьба с захватчиками будет продолжаться до тех пор, пока мы живы.»
- Милый Ансельф, - наконец, после долгого молчания спросила Пролис-Анна. Её волосы сегодня были заплетены в две косы и по-праздничному украшены разноцветными лентами, а на груди позвякивала серебряная гривна. – А куда мы едем? Расскажи мне: где твоя родина и отчий дом?
- Мы едем в Штирию, родная. Это - самое чудесное место на Земле. Там зеленеют леса, высятся горы, текут реки и бьют целебные источники. Было бы хорошо, если б и твой отец отправился с нами…
- У тебя там дом?
- Там у меня – родовой замок. Он расположен неподалёку от крепости Ригерсбург (114). В замке живут мои родители, у нас имеются слуги… Тебе больше не придётся ухаживать за свиньями и козами… А добрый дядюшка Йозеф будет нас навещать… Я стану охотиться в наших лесах, а ты – сидеть дома и заботиться о малышах… Их будет, как минимум, трое…
Анна ласково коснулась руки своего мужа. Ей очень хотелось верить, что Боги не рассердились на неё, за то, что она поменяла веру….
- Скажи-ка мне, брат, а хорошо ли ты метаешь сулицу? – Беркун считал Дирбо больше травником и целителем, нежели воином. – Случись что, сумеешь ли пронзить врага?
Старший брат с усмешкой взглянул на младшего.
- Не волнуйся, я тебя в обиду не дам…
- Что? Да я своими руками знаешь, сколько рыцарей положил? – начал закипать Беркун.
- Тихо, - вдруг промолвил Дирбо и остановил коня.
- А большие ли реки текут по твоему краю, милый? – Пролис-Анне, видимо, не терпелось увидеть новую землю.
- У нас есть одна большая река – Дунай, - ответил Ансельф. – Но она далеко от нас. Зато поблизости протекает Мур, красивейшая из рек. Он впадает в Драву. Ещё есть Энс и Раба… Приедем, я отвезу тебя на каждую из этих рек…
- …Боги каждому из людей предлагают свой путь, - слышал в птичьем пении чьи-то слова Барт. – Кто-то смело шагает по нему, не сворачивая, кто-то ищет дорогу попроще, иногда выбирая себе совсем иную тропу… Кто-то оказывается не в силах идти… И падает… Только Боги помогут упавшему подняться и продолжить движение. Тот же, кто свернул с предложенного пути, навсегда теряет их благосклонность… Тебе же, Барт Локис, оказана великая милость: твоя дорога – прямая, как тетива лука, и отныне дух Гридижалиса будет жить в тебе…
- Батюшка, Ансельф! – услышали воины голоса двух братьев. – Сюда приближается конный отряд крестоносцев! Они заметили нас!
- Йозеф! – скомандовал Ансельф. – Щит и копьё! И готовь арбалет, к нам спешат незваные гости! Милая, - обратился он к жене. – Спрячься за деревьями и не выглядывай оттуда, пока мы не прогоним негодяев!.. Но крестоносцы ли это? – усомнился рыцарь. – Не похоже, чтобы воины Христа искали удачи на дорогах…
Однако у нападавших были кресты на одеждах. Увидев небольшой отряд, возможно, приняв его за купеческий, они, не раздумывая, бросились в атаку.
- Доставайте щиты и становитесь полукругом, - продолжал командовать бывалый воин. – Барт в середине, рядом – его сыновья! Мы с Йозефом – по краям!
По-видимому, это был отряд крестоносцев, промышляющий обычным разбоем на дорогах. Их насчитывалось человек десять и намерения их были ясны, они стремительно приближались. Когда расстояние между противниками сократились до полёта стрелы, нападающие выстрелили из арбалетов. Две стрелы вонзились в деревянные щиты братьев, одна – сломалась о рыцарский. Остальные стрелы пролетели мимо.
- Попробуйте, друзья, достать их, и, хотя бы на два человека уменьшить число нападающих, - произнёс Ансельф. – Не спешите, прицеливайтесь тщательно!
И вот уже отчётливо видны лица нападающих, хотя большинство из них были закрыты шлемами.
Один за другим, раздались два щелчка тетивы, и двое разбойников с крестами на плащах упали с лошадей.
Однако, это не умерило пыл остальных нападающих.
- Gott mit uns! – послышался тевтонский клич.
Ансельф взял копьё наперевес.
- Мой – передний, - отдал он приказ. – Как только собью его, становитесь справа и слева от меня! – И пришпорил коня.
В отряде крестоносцев никто не ожидал, что кучка прислужников купца не только не разбежится в стороны, бросив всё самое ценное на месте, но и сама ринется в атаку! Впереди скакал настоящий рыцарь, а не какой-нибудь прусский мужик с топором в руках! По обе руки рыцаря мчались два, не ведающих страха молодца. Вот один из них привстал на стременах, размахнулся и метнул дротик в ближайшего от него всадника с крестом на груди. Удар был такой силы, что наконечник сулицы пробил доспехи воина и тот рухнул с коня.
А из-за спины этого молодца выскочил великан на таком же огромном скакуне, размахивающий двуручным мечом! Вот тут-то нападавшие поняли, что жестоко ошиблись, приняв небольшой отряд пруссов за обычный купеческий обоз. Но было уже поздно.
Рыцарь в полном рыцарском облачении сшиб командора отряда крестоносцев Генриха фон Байера, выхватил меч и тут же атаковал другого всадника. Действовал он умело и стремительно, в нём сразу угадывался бывалый воин, прошедший не одну жестокую схватку. Его спутники тоже обрушили удары боевых топоров на противника. Но больше всех внушал страх могучий богатырь с двуручным мечом. Он размахивал им, словно прутиком, но кого это «прутик» касался, того сразу сметало прочь с лошади.
Насмерть перепуганная Пролис-Анна смотрела из-за ветвей ели на сражение. Ей было плохо видно, кто кого бьёт, воины быстро перемещались, одни всадники заслоняли других… Но она молила своих, языческих Богов помочь её мужу, отцу и братьям. Она просила Перкуно даровать им победу, и чтобы никто из них не был даже ранен.
И Перкуно помог. Лишь двое из нападавших крестоносцев успели бежать с поля боя. Остальные валялись в грязи, истекая кровью.
- Неплохо поработали, - удовлетворённо заметил Ансельф, пряча меч в ножны. – Но ты, Барт, в состоянии и один справиться с таким отрядом!
- Когда я защищаю свою дочь и зятя, - ответил великан, - у меня на пути лучше не становиться.
- Как славно, что никто из нас не пострадал, - оживился Йозеф. – Не хотелось бы омрачать такую радость…
- А лихо ты метаешь сулицу, брат, - улыбнулся Беркун. – Я думаю, находись позади того воина второй, ты пронзил бы обоих!
- Наверное, - пожал плечами тот. - Убить легко, а вот спасти чью-то жизнь – гораздо труднее. Но и ты, я вижу, стал мастером махать топором. Ты в три удара разбил щит того здоровяка, а затем и голову ему проломил…
- Да, пришлось поучаствовать в подобных стычках…
- Все целы? – радостно воскликнула Анна, когда её близкие вернулись к ней. – Ведь их было так много! Как же вам удалось справиться с ними?..
- Нам помогли наши Боги, - ответил Барт. – А их Бог им не помог… – Впрочем, жрец тут же поправился: – Ведь у всех разбойников имеется своё божество, которое не имеет отношение ни к христианству, ни к язычеству… это – жадность и зависть!
- Твой отец, моя дорогая, - ответил Ансельф, - настолько перепугал разбойников, что те сразу потеряли боевой дух. Я, признаться, тоже со страхом подумал, а вдруг в суматохе он и меня примет за одного из них…
- Но нам надо двигаться вперёд, - заметил Барт, оглядываясь по сторонам. – Переберётесь через Фришинг, а там недалеко и Бальга. А куда идти дальше, вы лучше меня знаете…
Перед самой рекой сделали привал. Над самой водой здесь нависали ветви подмытых течением и накренившихся деревьев. Средь палых листьев и вялого мха повсюду валялись гниющие стволы без коры. Ветер, наконец, разогнал тучи, с неба проглядывало яркое солнце, первые весенние цветы тут и там выглядывали из бурой прошлогодней травы. Путники слезли с коней, соорудили небольшой костёр, достали снедь. Братья подтащили к костру несколько брёвен, чтобы все могли сесть. Прихрамывающий Йозеф вытащил флягу с вином.
- Прощай, Самбия, - воскликнул он, вынимая пробку. – Ты хороша, но родина – лучше! Пресвятая Дева, сколько же миль мы прошли, провоевали…
- Но теперь, - продолжил Ансельф, - займёмся совсем иными делами. Будем растить урожаи и … своих детей…
- Станем рассказывать им истории о наших походах, о потерях и приобретениях…
- Послушай, Барт, - Ансельф подсел поближе к вайделоту. – Поехал бы и ты с нами! Это я тебе говорю, как брат – брату! У нас – прекрасная земля, будешь жить в нашем замке… а твоё умение врачевать – озолотит тебя! – глаза сурового рыцаря излучали столько участия и искренности, что заподозрить его в фальши было невозможно.
- Хорошо бы, - усмехнувшись, согласился с ним Локис. – Только у меня здесь ещё остались важные дела… Я бы с радостью посетил твой замок и понянчил внуков… Но кто отомстит за моих отца и мать?
На некоторое время у костра повисла тишина. Слышен был только птичий перезвон.
- Значит, ты продолжишь путь воина… – с грустью произнёс Ансельф.
- Давайте здесь и простимся, – ответил жрец. – Мы уже больше не увидимся никогда. – он обнял дочь, Ансельфа, затем Йозефа. – Я уверен, что моей Пролис будет хорошо в вашей Штирии. А возможно, вы захотите вернуться в наши края… Но я остаюсь здесь, для того, чтобы бороться… Пока жив, я буду мстить за своих родителей, за тысячи погубленных мирных жителей Самбии, Натангии, Вармии, Погезании, Надровии, Бартии… за старого Гридижалиса, за попранных Богов… Я и мои сыновья останемся здесь…, - повторил он.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
Сноски:
75 – первое восстание случилось в 1242-1249 гг.
76 – в 1270 году там появился замок Лохштедт, позже возник город Пиллау, ныне – Балтийск.
77 – позже - Гермау, сейчас пос. Русское Зеленоградского района Калининградской области.
78 – О, милосердный Господи Иисусе (лат.)
79 – (1233 - 1278 гг.) - король Чехии с 1253 года, герцог Австрии (1250-1276 гг.) из династии Пржемысловичей.
80 – они же камерарии - при Папском дворе управляющие финансовой деятельностью и имуществом.
81 – мир установился в 1254 году.
82 – действие, направленное на самого себя (лат.).
83 – К вящей славе Божией (лат.).
84 – Исход 20:2-6.
85 – Божьей милостью (лат.).
86 – головной убор, шапочка.
87 – полутораручные мечи являются промежуточным типом между одно- и двуручными мечами. Длина рукояти у полутораручных мечей варьируется — у одних образцов вторая рука помещается лишь частично, у других же есть место для свободного размещения обеих рук. Рукоять нередко имеет характерное деление на две части — цилиндрическую у гарды и коническую у навершия, при этом навершие часто продолговатой формы.
88 – будущие районы Кёнигсберга Трагхайм и Закхайм.
89 – Кошачий ручей, Katzbach (нем.).
90 – Девясил высокий, девясильник, подсолнечник дикий, оман.
91 – Оттокар был внучатым племянником знаменитого Фридриха Барбароссы.
92 – другие источники утверждают, что это число завышено.
93 – сейчас - поселок Логвино в Зеленоградском районе Калининградской области.
94 – ныне - поселок Мельниково.
95 – слова орденского хрониста, Петра из Дуйсбурга.
96 – ныне - Низовье Гурьевского района, Заречье и Гвардейск Калининградской области.
97 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
98 – в переводе с прусского - злой, плохой.
99 – от латинского «гроссус»— большой. Эта монета подходила для развивающегося денежного обращения, для международной торговли. Гроши чеканили многие европейские государства.
100 – таково было обращение к европейским монархам вплоть до XIV века, затем появилось «Величество».
101 – по когтям узнают льва (лат.).
102 – почётное обращение к монарху, Величество (лат.).
103 – жестокая необходимость (лат.).
104 – ешь, пей, веселись (лат.).
105 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
106 – что сделано, то сделано (лат.).
107 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
108 – коллегия священнослужителей, справляющих службу при архиепископской или епископской церкви.
109 – Ик: 11:22-24.
110 – из легенды «Начало Кёнигсберга».
111 – Буркхард фон Хорнхаузен погиб через пять лет, в битве при Дурбе, 13 июля 1260 года.
112 – Книга пророка Ионы, Глава 1.
113 – Ион 4:1-11.
114 – (Riegersburg). Крепость расположена на вершине скалы вулканического происхождения, она служила надёжной защитой провинции Штирия от набегов турок и венгров. Свою историю крепость Ригерсбург отсчитывает с 1100 года.