Бананасы
Моим воспитанием отец практически не занимался. С уверенностью и без всякого упрёка своему покойному родителю говорю об этом. Не занимался не потому, что плохо относился ко мне или был так занят, что не до меня было.
О детстве отца я почти ничего не знаю, но думаю, что оно в захолустном еврейском местечке было и бедным и безрадостным. Оттуда при первой возможности ещё молодым юношей он вырвался, и жизнь его сразу стала борьбой за существование и самоутверждение. На этом пути он достиг немалого… А поскольку, как говорят умные педагоги – все мы из детства – прибрести положительный опыт «в деле воспитания подрастающего поколения» ему было просто неоткуда. Да и время, когда мне, ребёнку требовалось особое внимание от родителя, было не то. Суровое время! Предвоенные неспокойные годы, тюрьма, в которую он попал «без вины виноватым»... А дальше - война, тяжкая эвакуация, долгая разлука с семьёй. Не то, что заниматься моим воспитанием – видеть меня ему приходилось редко.
В мои 10 – 12 лет, маме было уже непросто справляться со мной: не делал уроки, допоздна пропадал с пацанами во дворе, футбол, хоккей, драки, синяки – ушибы и т.п.
Когда дома появлялся отец, она пытались привлечь его к воспитанию сына:
-Ты хотя бы вёл себя, как отец! Разберись с ним!
Отец, как правило, отмалчивался, уж больно не хотел «разбираться» со мной, просто не умел он этого делать. И когда мать продолжала свои упрёки, пытался принять грозный вид, снимал ремень и изрекал:
- Ты чего мать не слушаешь? До каких пор это будет! Смотри мне! А то я с тобой разберусь - и похлопывал себя ремнём по руке…
К разочарованию мамы на этом всё и кончалось. А она заключала:
-Тебе только твоя работа нужна да пьянки с друзьями, а воспитанием детей я должна заниматься!
Если в этот момент я терял бдительность, давала мне подзатыльник. Вот и всё. Урок воспитания на этом заканчивался, а папа с облегчением надевал ремень на свою гимнастёрку…
Моему младшему брату в этом смысле повезло больше. Младшим детям в семье вообще, как правило, и внимания и участия от родителей достаётся значительно больше. Даже уже имея свою семью, брат жил с родителями.
Я же рано начал самостоятельную жизнь и стал «отрезанным ломтем». Но дело даже не в этих объективных обстоятельствах. Уж так сложились отношения в нашей семье. Такова жизнь…
Повторюсь: никаких обид по неучастию в моём воспитании у меня к отцу нет.
И по своей природе, и в силу малой образованности он просто не умел обращаться с детьми. Ни играть, ни рассказывать им сказки (он их просто не знал!), ни просто приласкать — ничего этого он не умел. Но он был добрым человеком и доброта его проявлялась во многом. Многим, даже чужим людям он помогал, притом совершенно бескорыстно. А настоящая человеческая теплота, даже нежность, в нем была глубоко запрятана. Думаю, даже моей маме они редко доставались…
А вот примером для подражания для меня во многом отец был всегда!
И только к одному человеку, он питал беспредельную, нескрываемую любовь, испытывал огромную нежность, стремился, как мог, их выразить и хотел получить в ответ такое же отношение. Этот человек — его правнучка Настенька, моя первая, старшая внучка. Когда она родилась, дедушке Лёве - её прадеду - было 73 года.
К двум годам Настенька была очаровательным ребенком, очень смышленым, с вполне заметным непростым характером. И с ярко выраженным (это бывает у многих маленьких детей) неприятием старых людей. А дедушка (прадедушка) Лёва был именно таким! Близко к себе она его не подпускала. Когда он звонил ей и спрашивал:
- Что тебе принести, Настенька? — она отвечала:
- Бананасы!
Имелись в виду ананасы и бананы одновременно.
И когда он «доставал» и приносил все, что ей хотелось, она встречала его в дверях, принимала гостинцы и говорила:
-Пасибо, деда! Иди, иди деда! И пыталась чуть ли не прямо с порога выпроводить его.
А он только смотрел на нее своими большими карими глазами, выражавшими беспредельную любовь и нежность!
И на лице его - какая-то беспомощная, и от этого даже глуповатая улыбка. Казалось, он готов для нее луну достать с неба! Но выразить свои чувства никак не умел. Она была его последней и самой сильной любовью. Без слез не могу вспоминать об этом!...
Отец страшно не хотел уходить на пенсию. Предвидел, что жить без завода, без любимого дела, которым до конца занимался с полной отдачей, не сможет. Но здоровье уже мешало нормально работать.
За месяц до своей кончины он позвонил и нам и своему внуку - нашему сыну. Спросил, может ли чем-нибудь помочь, может быть, нужно что-то «выписать», «достать», пока он еще на работе?
Сын тогда занимался ремонтом своей квартиры. Отец помог ему получить для этого необходимые материалы (как всегда в то время - дефицит!)
После этого попросил меня написать заявление об уходе на пенсию. Хотя и не говорил об этом, но я точно знаю, что он страстно надеялся, что генеральный директор завода – его большой друг! - не подпишет это заявление и будет отговаривать его… Ведь на пенсию его никто не гнал, работать он продолжал блистательно и, в общем, не болел. Вернее, о своих болячках на работе как-то забывал, не говорил о них. Даже по неимоверно крутой лестнице в свой кабинет на третьем этаже безропотно поднимался!
Но… наступили новые времена. Шакальские!. На его должности реально можно было разбогатеть Но не отцу! Ему это никогда не было нужно.
А «они» - новая поросль - к этому стремились и это сделали. Весь задел, который после себя оставил - «доставал» для завода отец - распродали! Центральный склад - размером с хорошее футбольное поле! - грабили долго. Начинался капитализм – по-русски!...
Заявление отца об уходе, было сходу подписано. И он как-то сразу сник, потух, будто жизнь из него ушла. Уехал на дачу в Новые Санжары, и через несколько дней его не стало…
Светлая ему память!
Насте тогда ещё не было и 3-х лет. Понять, какого человека, какой большой любви она лишилась – ей было не дано!...
© Copyright:
Владимир Гугель, 2018
Свидетельство о публикации №218030601287