Они, бравые, остановили тронувшийся от привокзальной платформы автобус, вошли шумно, громко. Казаки. Трое.
Казаки возвращались с краевого съезда. Двое были известными в районе людьми, третий - попутчик, - вместе загуляли. Казаки уселись на свои места и продолжили бурный разговор.
Было интересно наблюдать за раскованными людьми. Игорь любил это делать - наблюдать. А тут подвернулся случай: в таком действии казаков наблюдать не приходилось; знал, слышал, шумели они при открывшейся вдруг свободе на всю страну и за её пределами. Даже были применены казаками строгости к своим людям, нарушившим мораль и поправшим нравственность. Одного казака за попытку надругаться над честью женщины выправляли всенародно плетью. Стойко выдержав испытание, он, якобы, на то отвечал:
-Спасибо, братцы.
Так же ходили слухи, что и обыкновенных людей пороли - всё за то же.
Громко, сорганизовавшись, попестрели и в райцентре, видно, их всегда что-то крепко задевало. Остальной народ разглядел: захотели власти, потому и решили навести порядок. Обыватели увидели в этом опасность своему спокойствию. Потом затихло, жизнь вошла в свою колею. Но, однако, не все успокоились. Вот и этот съезд...
Казаки разговаривали, не стесняясь в выражениях. Громче всех, побрякивая медалями, незнакомый, он не давал своим товарищам беседовать. Они не особо его слушали, почти не обращали на него внимания, разговаривали между собой, снижая тон и солидно осматриваясь, видно, что-то их смущало. Автобус шёл ходко, за окнами мелькали дачные домики, деревеньки, поля, перелески, в туманной дымке степи проявился город. При подъезде к городу разговорчивый казак вновь оживился.
-Вон там стояла наша часть, видите, на горках полосатые столбики - это танкодром, трасса, по которой я рассекал на Т-72. Здесь и дослуживал полтора года. Был у нас старшина, срочник, Кантюков Рафкат, зверь..., - и казак ещё долго рассказывал.
Автобус подбрасывало на ухабах, и пыль в салоне подпрыгивала и колыхалась вместе с автобусом, пассажирами.
На очередной остановке зашумели, затолкались и вышли люди, казак пересел на освободившееся место, рядом с Игорем, доставая своих товарищей и через проход. Они его не слушали.
-А стерня-то стоит! - воскликнул казак, он смотрел в окно мимо Игоря. Действительно, стерня стояла, за окнами было начало лета.
-Э-эх! А мы еще хотим, чтобы что-то было в России, хоть какой-нибудь порядок.
-А кто его наведёт-то! - взглянул Игорь на Георгиевский крест, большой, нового образца. Казак внимательно посмотрел ясными блестящими глазами. Игорь выдержал взгляд. Казак отвернулся, пошевелился, сел прямо, потопал припылёнными хромовыми сапогами, наклонил чубатую голову. Помолчал. Долго помолчал. Взглянул на профиль Игоря, заговорил серьезно:
-Мы сейчас едем с круга, там много говорили речей. А что толку? Собрались, поговорили, как раньше на партсъездах, и разъехались. А разве сейчас это нужно? - Игорь слушал.
-Нужно дать казакам свободу, как раньше, у Шолохова, помнишь? Своя земля, возможность воспитывать своих детей в духе вольного казачества, жить в станицах.
-А разве этого нет сейчас?
- Хэ! Где? Откуда взяться, если большевики всех и вся разогнали. Если нам дать свободу, тогда мы будем добровольными государевыми служащими. Будем охранять рубежи нашего государства от разных печенегов. Сами обеспечим себя лошадьми, провизией, амуницией. Ты дай нам свободу и землю - мы будем пахать!
- В чем она заключена свобода-то? - усмехнулся Игорь. Казак не заметил усмешки.
-Как?! Я ж только сейчас сказал, свобода - это... возможность своего волеизъявления, - загнул казак колено. И посмотрел на Игоря. Игорь слушал почтительно. Спросил:
- Ну, это ясно, это в идеале, а реально?
-Вот наши дети, они советские дети. Сейчас нам нужен монарх, царь, как хочешь, но не президент - это все западное, а мы страна евроазиатская. Мои дети, или других, если они будут жить на вольных хлебах, впитают с молоком матери казацкую волю, свободу...
-Но для этого нужно время. Твои-то дети советские.
-Тогда внуки мои! Но это будет! Всё будет как раньше! А для этого нужен царь батюшка! Любо? Любо, да? - убеждённо топорщит казак лихие усы в лицо Игоря, дыша табаком и самопалом. Игорь смотрит вновь на близкие медали.
-Ты думаешь, что вот, нацепил, не заслуженно.
-Да нет, почему?
-У меня и удостоверение есть, ты не думай, хошь, покажу.
-Не надо, я и так верю. - Казак не врал. "Вот до чего довели людей", - подумал Игорь.
-Вот этот, Георгий Победоносец, за Дагестан. Получил, как положено, заслуженно. Воевали...
-С кем?
-Ну, это... с экстремистами, боевиками.
-Так их тогда не было. Они появились в чеченской войне.
-Они тогда были! - воскликнул казак. Но ещё что-то поведать о Дагестане воздержался, хотя было видно – хотел. Игорь не спрашивал.
-Далеко, однако, тебя занесло, на Кавказ.
-А я доброволец. По контракту.
-В роли казака?
Казак внимательно посмотрел Игорю в глаза.
-Да, нас формировали в отдельные соединения. Мы воевали самостоятельно.
-Как это?
-У нас был казацкий полк, - сурово отрезал казак. Долго молчали, посматривая в окно.
-Где ты служил срочно?- спросил Игорь.
-В ГВСГ.
-Выходит, земляки. А где?
-Под Рослау. А ты когда? - Казак посмотрел на лицо Игоря. - Тогда ты должен знать этот случай... Как один паренек залез к брюгеру в сад, он его поймал, распорол живот и набил яблоками...
-Да, знаю. А брат его близнец сел в танк и разнёс всю их деревню.
Усатый казак радостно вскрикнул, подпрыгнул с места и заплясал в шатком проходе, обращаясь к казакам.
-Смотрите! Он! Он знает, как это было! Я же говорил!
Казак пытался и товарищей своих тащить за рукава, чтобы они хоть взглянули на Игоря, как на свидетеля, рассказывая им вновь о том парне, но товарищи его не смотрели, ни на Игоря, ни на казака - в автобусе было много знакомых. Казак сел.
-Так это был я. Я это на танке... брат он мой. Потом меня сослали в этот городок. Привезли в вагоне с решётками, как зека, гэбист наказал старшине присматривать за мной. Ох, и подонок был этот Рафкат. Ну, ты служил, знаешь, как это делается. Ну, ничего, было и хуже.
Казак приободрился, взглянул в окно. Автобус остановился у сельского вокзальчика. Казаки вышли. Взяли в комке и пиво, и водку, пили открыто. Двое мужиков в милицейской форме не подходили - наблюдали издали.
-Ты знаешь, до выборов президента осталось немного, я дам тебе материалы о самых больших атаманах, пропихни на телевидении, - вдруг решил казак, когда автобус тронулся, - у меня такие документы, что в архивах нет! Надо только скорее, успеть до выборов.
Казак смотрит выжидающе на Игоря.
-Ты возьмись собирать документы, у меня много, напишешь о казаках. О нас уже все забыли!
-Знал я одного, собирал он документы, свидетельства о казаках, хотел писать документальную повесть о казаках этой украинки. Сейчас его нет, умер он, говорят, яркой был личностью. До сих пор его помнят, даже пишут студентки рефераты о его жизни-творчестве. Ты его не знаешь.
-Кто?
-Павел Степанович Бесчётнов.
Казак нахмурил лоб.
-Нет, не знаю. Не слыхал.
-А зря.
-Что?
-Зря, что не знаешь.
-Он казак?
-Нет.
Казак помолчал.
-А ты приезжай ко мне, я живу вот, в Топольном. Я тебе не скажу, кто я, приедешь, спросишь, где живёт атаман, тебе скажут. Только не позднее двух недель. Приезжай через неделю.
Выходя на своей остановке, атаман даже не взглянул на Игоря.
И Игорь сел на автобус и поехал в Топольное. Погода стояла сухая, ясная, в селе на улицах ямки от высохших луж, и пыль. Бодрый крепкий мужик с усами, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, верно, тоже казак, указал на двухэтажный дом с плешинами на штукатурке, в которых был виден красный кирпич.
-Второй этаж, второй подъезд, направо, - серьезно посмотрел казак на Игоря.
Игорь взобрался по крутой грязной лестнице, постучал, никто не ответил. Толкнул дверь, из прихожки заглянул в зал: застойный запах запущенного жилища, за столом - с окурками, объедками и пустыми бутылками - у стены, на кровати с серым одеялом, лицом к стене спал казак, в форме, сапогах.
-Подъем! Сбор! Враги с пиками у ворот! - весело крикнул Игорь.
-А! Кто, где? - вскочил казак, уставился мутно. - Ты кто?
Игорь молчал. Взгляд казака медленно просветлялся. Он сжал ладонями виски, встряхнул головой.
-А, это ты. Приехал... Молодец. Молодец! Сейчас мы тут с тобой разберёмся. Хотя сейчас навряд ли, давай завтра, с утра, на свежую голову. А сейчас надо опохмелиться. Баба ушла, гуляю. Гуляю вторую неделю, пацана младшего забрала с собой. Но ничего, все будет нормально. Все будет нормально! Значит так: похмеляемся. Ты пил?
-Нет.
-Значит, похмеляюсь я, а утром на свежую голову... перетрём. Правда, вот с деньгами... туго. - Казак посмотрел на Игоря.
-Где тут магазин?
У железного киоска с низким окошечком очередь отсутствовала. Невдалеке торчали несколько мужиков. "Это наши ребята, они всегда на месте", - подумал Игорь. Жители посмотрели на Игоря отсутствующим взглядом, поговорили вяло. Не подошли.
Казак ждал: бросил мгновенный взгляд на руки, лицо Игоря.
-Вот ты говоришь, Александр, что у тебя компромат на начальство, - спрашивал Игорь, когда они сидели за скудным столом и выпили по полстакана водки, - что ты хочешь этим добиться, ведь ты сам маленький царёк в этой деревне. Чего ты хочешь?
-Знаешь..., Игорь, да? Наверное, система советская привила нам веру в социальную справедливость или дух наш казацкий таков. Что я хочу? Я и сам не знаю, чего я хочу. Вот что-то свербит в душе, э-эх! Хочется чего-то большого. - Казак посмотрел в глаза Игорю с сомнением, продолжил. - Совершить что-то такое... Измельчали, что ли казаки?! Что на это повлияло?
-Может, голова?
-Голова? Чья? Наш верховный атаман?
-Скорее, твоя.
Казак нахмурился мельком, промолчал.
Игорь не любил пьющих, он считал их слабыми, они были неискренними, не говорили сокровенного, или уже не могли быть искренними - у них не было будущего, цели в жизни, они знали это - и гнали лошадей; Игорю же нужна была цель, к которой он всегда стремился; во всяком случае, он пока не встречал такого человека в этой затхлой, погружённой во мрак безысходности, провинции.
-Я тут глава администрации, кой-кого поприжал. А кому это понравится? С председателем живу нормально, он мужик не глупый, и не дурак. Но работа эта не по мне. А куда бежать? Здесь буду жить... пока. Родственники у меня... брат на Дальнем Востоке. А я буду жить здесь, - говорил смиренно казак.
И Костя сказал:
-Вот ты дуешься, пускаешь пузыри, а что ты слюни распустил, пьешь, а? С председателем колхоза живу-у..., - передразнил Костя. - Что ты сделал? Что ты лично сделал на пользу казачества?
-Я? Я... атаман! А ты? Ах ты..., гнида. Гнида подмудная! Приехал тут, расспрашиваешь всё, лезешь в душу, да ещё критикуешь!
Игорь не рассчитывал на такой резкий поворот, он думал, что казак... более самокритичен, что ли.
-Петух, - вдруг сказал Игорь, глядя казаку прямо в глаза. Стало до звона в ушах тихо: кругом никого не было, за окном уходил день, окрасив красным закатным светом косяк и часть подоконника - лишь отдаленный шум машин, мычание коров и сопение напротив.
-Что-о?! - осознавая, спросил казак.
-Петух ряженый, - отчетливо произнёс Игорь, пугаясь своего голоса.
У казака резко обозначились скулы, он пошевелил под столом ногами в сапогах... Игорь не спускал с казака глаз. Атаман, молча, встал, выросши в глазах Игоря, шагнул назад, пропустив табурет меж ног, повернулся, наклонился над кроватью и полез рукой под матрац. Игорь понял. Вскочил, опрокидывая стул. Шашка, взвизгнув, сверкнула белой молнией и громом ударила там, где только что были голова и руки Игоря - в стол.
Как вылетел, скатился с лестницы, Игорь не совсем помнит.
Позднее, когда вспоминал этот случай, говорил про себя, тихо: "Слава Богу, хоть жив остался", - и криво усмехался.
В глазах долго стоял образ казачка, несущегося по пыльной сельской дороге: расхристанного, воинственного - и в ушах несмолкаемый, требовательный рёв:
-У-у-у-бь-ю-у! Убью, га-ада-а!
Спасло Игоря то, что атаман запутался в шашке, грохнулся оземь. Распорол лампасы, порезал хромачи...
Возвратясь в свою деревню, Игорь никому никогда не рассказывал о сим происшествии, хотя любил посусолить - порассказывать о своих приключениях.
1996г.