У каждого ,наверно,есть родственники , с которыми редко видишься из-за разных причин.А потом они как -то бесследно совсем пропадают ,и ты слышишь о них-
умер,погиб...И их исчезновение так же естественно ,как смахнуть слезу на ветру.
Таково же было исчезновение с лица земли моего двоюродного брата-Кольки.
Колька жил в деревне со звучным название Кенада.Прошу не путать с Канадой,к этой великой стране ,мой рабочий поселок не имеет никакого отношения.
Кенада ютилась среди дальневосточных исчерно-синих сопок ,гремя быстротекущей речкой Мулинкой,вечно разговаривающими черными ручьями ,текущими прямо по улицам,
косогорами и прорвами оврагов, и была поселком приисковым ,поселком ,построенным для
проживания рабочих золотого прииска.
Поезд в Кенаду приходил в пять утра.Люди высаживались прямо в зябкий туман и шли, как в неизвестность.Состав стоял три минуты,а потом, гремя и сжимаясь зелёной змеёй ,уходил дальше в Совгавань,к не очень уютному морю.Я и отец,чаще всего мы ездили с ним вдвоем,подхватив большие чемоданы ,отправлялись к бабушке ,на Нахаловку,так назывался хутор ,построенный первыми поселенцами прииска.Вначале мы погружались в елово-лиственечную аллею и шли ,сплошь утопая в рыжей хвое,причем деревья росли с одной стороны,а с другой стояла холодная,глянцевая Скала.Так называли скалистую нахаловскую сопку,большую достопримечательность поселка.
Мы выныривали из высокой поросли и к нам навстречу бежала растрёпанная бабушка,со спадающими платком на плечах,бабушка Ганя.Она была матерью моего отца.Маленькая ,вся сморщенная ,она протягивала нам руки ,плакала,и мы ,торжествуя, шли в дом к брату отца -дяде Коле.Это ещё не тот Колька, о котором я вам хочу рассказать.Этот был большим, широким ,с чубом над высоким лбом,с большими ,семейными руками ,с широкой рабочей улыбкой.Мы входили в небольшую хату и нас окружали домашние-жена Николая -Катя,дети- Ольга и Лена а так же пара котов с подранными мордами.Всегда на стол выплывала горячая с дымком ,круглая картошка ,молоко в банке,меня тут же заставляли выпить железную кружку,и я пила три глотка,и ставила.На что бабушка ,сокрушенно говорила:,,Худющая!,,Потом часто начиналось застолье, но отец был почти непьющий и не одобрял его культа,поэтому я не помню его.Потом он уезжал ,оставив меня с бабушкой ,одарив ее очередным красивым платком.А я оставалась.И в моем распоряжении были все овраги Нахаловки, дикий полынный бурьян,непонятные кусты со змеями ,гремучий ручей посередине хутора ,и бабушка-с ее сказками и кроватью с большим ситцевым пологом.
Бабушка была настоящая -,,Арина Родионовна,,.Сказок знала много и рассказывала ее одну за одной,пока не уставала и не подходила к единственной ,,О белом бычке,,.Эта была почти нецензурная, и я не любила слушать ее ,хотя и смеялась долго.Потом мы с ней спали на широкой кровати ,утром меня поили молоком и кормили картошкой, и я крепла за лето ,обдирая в кровь коленки и локти.Мои сестры были старше меня -Олю ,девушку с косой ,я плохо помню.А Ленка -задира и вредина, помнится лучше .Потому что на склоне железнодорожного оврага было наделано с ней столько секретов ,столько найдено стекол,маленьких конфетных золотинок,что не запомнить на всю жизнь ее веснусчатое лицо нельзя.
О железнодорожном овраге можно сказать отдельно.Овраг этот был настоящей пропастью.Откосы его были так круты,что всем играющим на его склонах всегда грозило оборваться вниз в коричневую кашу неопознанного кустарника.А там...А там ,как мне говорила крепконосая Ленка ,водятся змеи ,которые смертельно жалят .И за этим сразу следовало несколько историй об этом.Склон доходил до глубины,а потом перерастал в почти равниное широкое дно,которое тянулось около километра.По этому дну шел поезд ,на котором мы приехали к бабушке.Мало того мы видели ее ещё из поезда,в открытое окно ,напротив купе проводника ,она махала нам рукой с косогорам,маленькая в белом платке ...и так было всегда.
Через весь овраг шли мостки с поручнями.Они тянулись весь этот километр, не спеша ,и мы ,ребячьей гурьбой шли по ним ,теряя мячи в прорву.И опять спускаться было нельзя,потому что -змеи!..Но находился отважный,прыгал и доставал мяч.Если идти по мосткам ,то в поселок.Поселок -это уже не Нахаловка,из бревенчатых некрашенных изб,а настоящий рабочий поселок,с двухквартирными постройками,школой ,клубом и магазином.Здесь было всё типовое,устроенное и скучное.То ли дело Нахаловка с ее необжитой ,черной скалой!
Лето прогорало быстро, и за мной приезжал отец, и увозил меня на том же хвостом поезде в другой поселок ,где мы жили-Селихино.А позже в город.Наш поселок был леспромхозом, и никаких сопок с обрывающиеся галечником не имел.Зато имел трехэтажную школу,где работал директором отец,имел ровные просторные улицы,и такие же ,как в Кенаде типовые дома.
В своём поселке меня окружал лес.Мы жили на самой последней улице поселка,под названием Северная улица,14.Сразу за домом была дорога ,которая обходила поселок с левой стороны и вела к школе.Леса на Дальнем Востоке -не леса вовсе,а тайга.Здесь в европейской части России можно заблудиться в шишкинском лесу ,поблуждать по болотам, и выйти,у нас ,если заблудишься,можно и не вернуться.Как погонешь к северу ,где ,,,только самолётом можно долететь,,,и иди себе, с богом ,тысячу километров без жилья,пока не обглодают лесные звери твои бедовые косточки.
Мы с сестрой часто допоздна засиживались одни.Из-за работы родителей.Родители работали в школе,отец был одержим,мама соответствовала ему ,и мы болтались с утра до ночи. Зато фантазии было хоть отбавляй.Прыжки с простынями с крыши,катание в чемоданах ,пробитых ломом,с насаженными кастрюлями ,вместо колес,бесконечные игры со всей улицей- была наша жизнью.
По ночам мне часто снился один и тот же сон.Дверь открывается, и по коридору в нашу комнату идёт огромный, бурый медведь...на том моменте, когда он входит в нашу комнату ,я просыпаюсь.
Сборы в Кенаду всегда шли за месяц до поездки.Сначала надо было нашить платьев.Платья умела шить только мама нашей мамы,то есть бабушка Ира.Я была названа в честь ее.Мы рано утром садились в голубой поезд ,несущийся в Комсомольск -на -Амуре и через Амур с паромом прибывали к бабушке.Бабу Иру я не любила.Это была скупая старуха ,у которой все было -нельзя.Вишнями обвешен весь маленький сад,а- нельзя.Есть малина и черная и красная -нельзя.Ешь черный ,противный паслён ,по краю грядок и будь доволен.Мы ,балованные отцом, этого не понимали ,и так жить не могли.А перед глазами всегда стояла незабвенная,любимая бабушка Ганя-темная ,сморщенная старушка со сказками ,которая говорила мне :,,дитенок,,и прижимала к груди.Поведение моей бабушки по матери позже открылось мне.Она выросла в малоканской строгой деревне,где были свои законы, и детей не баловали.Ее маленькая деревня Гельчин,была раскулачена,ее первый муж был расстрелян,и бабушка Ира с двумя детьми на руках вынуждена была отправиться на стройку Комсомольска- на -Амуре.А люди там жили в палатках и бараках.И работали непомерно.А гибли партиями-от цинги ,голода и холода.Но бабушка выжила .И вышла замуж ещё раз.За паровозного машиниста-Сергея.От которого и родилась моя мама Раиса и ее сестра Анфиса.Баба Ира уговорила мужа построить дом,завести корову и зажить по- деревенски.Так они и жили ,хотя работал дед Сергей на паровозе до пенсии.Был, в отличие от крепкой ,суровой бабушки Иры, человеком болезненным и все время сидел на крыльце.Контакта у меня с ним не было никогда.А потом он умер.
Нелюбимая бабушка Ира обмеряла меня негнущимися пальцами.Сводила на моем крепком животе голубой сантиметр ,и спрашивала о платье.Мы выбирали с ней одно из красивых платьев в узких рисованных журналах.И бабушка начинала шить.Мы ещё раза два мотались в город на примерку.Из нашего леспромхоза это было два часа езды.Но только на поезде.Тогда ещё не было автомобильной дороги на Комсомольск.В конце-концов платья были готовы.Одно из них было надето на меня,а остальные вложены в чемодан.Платья были всегда необычны.Со множеством рюшечек ,карманов и прочее.Но функциональны.Помню только одно шёлковое неудобное платье ,сшитое бабушкой Ирой.Остальные можно было просто носить на улице.При прибытии в Кенаду,все они были оценены крепконосой Ленкой,восхищены и похвалены.
Все бы ничего,но мою милую бабу Ганю мастерство второй бабушки вводило в ревность.И однажды и она сшила мне платье.Поступила она так.Взяла из своих запасов кусок кумачовой материи и сшила его по бокам ,оставив место для пройм.Вырезала и обметала горловину,и была такова.Попросту получился красный сатиновый мешок,в который мне предложили залезть.С большой неохотой я влезла после нарядных платьев в это недоразумение.Но за бабушку так было больно и обидно ,что я мужественно проходила в этом изобретении целый день,смущаясь и тушуясь,а к вечеру сняла и больше не надевала.Бабушка кое-что тоже поняла и не настаивала.
Не помню в каком классе я была в это время,но один год меня отправили в Кенаду зимой.Мама протестовала .Она не хотела ,чтобы я ехала к бабе Гане.Я была в недоумении.Оказалось ,что дядя Коля съехал с Нахаловки со своей семьёй.А бабушку Ганю оставил.Оставил с ее внуком, курящим и пьющим Колькой.До сих пор не знаю, чья была это инициатива.Говорят ,что тётя Катя ,не была с бабушкой в особых ладах.Но тем не менее семидясителетняя старушка осталась жить на Нахаловки ,без ухода,с неблагонадежным внуком.Дядя Коля в переписке с отцом предложил мне пожить у них,но мы стояли не согласились.Предать старуху ещё раз,да лучше ,вообще,не ехать.
Надо сказать,что мы приглашали ее жить к себе,и ,по-моему ,она приезжала,но не смогла прожить и неделю и отправилась опять в свою родную Кенаду.
Итак, отец забросил меня в Кенаду к слабой ,брошенной старушке и сомнительному Кольке и вероломно укатил обратно.Работа ...работа...
Дом ,где жила теперь бабушка,уже не был тем маленьким замечательным домом ,почти на краю обрыва ,тем домом ,где была большая кровать с пологом ,где пахло молоком и хозяйством,где в недрах водилась крепконосая Ленка с открытками и золотинками от конфет.Этот дом ,был домом Кольки.Колька -был внуком бабы Гани от ее другого сына.Как его звали?Знала ли я тогда?Знала.Но сейчас не помню.Этот сын и его жена умерли ,оставив двоих сыновей ещё совсем оперившимися.Люди эти не просто умерли ,а погибли от беспробудной. пьянки.Вы ,наверно ,можете себе представить ,какая может быть пьянка на приисках.Она сметала всех,и старых и малых.
Впрочем,мама моя мне говорила ,что и баба Ганя была грешна и потягивала брагу из бутыли с надутой медицинской перчаткой ,которую я всегда видела у дяди Коли.От этого,как считала моя мать ,она и не смогла остаться у нас ,что не было этого проклятого зелья.Так говорили.Однако,я свою бабушку никогда пьяной не видела.Бог этому свидетель.То ,что баб Ганя курила,было точно.Отец всегда оставлял ей денег на меня ,и мы вместе ходили с ней через всю Нахаловку в маленький пришибленный магазинчик.А там можно было купить замечательную ,не виданную мной больше нигде ,красную газировку,пахнущую карамелью,/куда до нее Пепси и Колам ,вместе взятым/
а также замечательные ,слипшиеся в одну кашу, жёлтые ,лимонные леденцы,которые можно было отковыривать и сосать хоть сколько.Мы с бабой Граней ходили туда,и она всегда своему,, дитенку,, покупала что- нибудь из этих непревзойденных лакомств,а себе целую сетку ,,Беломорканала,,-папирос в голубой обёртке с красным обрывком этого канала на лицевой стороне.Мы возвращались назад через гремучий ручей,мимо бабушкиных землячек,распрашивающих ее о Лёше,младшем ,удачном сыне,моем отце .Мы возвращались счастливые ,я с кульком из хозяйственной бумаги ,а бабушка с ,,Беломорканалом,,в авоське.
Брошенная отцом в непонятном доме, я была настороже.Бабушка ,неухоженно все время сидела на кухне и варила картошку,чтобы кормить уже и меня.Семья ,которой она служила все эти годы ,благополучно жила в самом поселке Кенада,в типовом двухквартирном доме.А она бедная,крошечная,с неизменным ,,Беломорканалом,,совсем коричневая,включала на полную громкость радио и слушала ,слушала его.Бабушка была политизированная.Она стояла за коммунистический путь развития,в отличии от бабы Иры,не любившей Советскую власть.Баба Ганя слушала по вечерам новости и ругалась на плохих людей ,,антифашистами,,Это ,наверно,было в ее глазах ,что-то большее ,чем фашисты.
Со стен темного ,мрачного дома на меня смотрели лица погибших от алкоголя.Они были вытянутые,блеклые,как лица утопленныков.Я боялась ходить по комнатам и почему- то мне всегда виделся гроб посреди зала.Жили мы с бабушкой в эту зиму только на кухне.Спать я ложилась ,конечно, в комнате,но долго не могла уснуть ,само жилье было столь не располагающим к жизни ,что и спать в нем было неловко.
Колька не являлся со смены.Работал он далеко на прииске,видимо ,вахтовым методом.
И должен прибыть вот-вот...Я с напряжением ждала.Подумывая,что мне делать ,если он,сын своих родителей,запьет в этом сумрачном доме и вдруг вместе с моей бедной бабушкой Ганей.Что делать было мне?Двенадцатилетней девчонке с двумя пепельными хвостами в голубых бантах.Неизвестно.
Настало одно прекрасное морозное утро ,и Колька явился,оказался он довольно разбитным малым небольшого роста с рыжими ,смеющимися усами ,светлой плутоватый улыбкой и каким -то смешным обхождением.Я сначала осторожничала,а потом наша жизнь покатилась ,как по маслу.Колька увлекал меня своими прибаутками,каким-то смешным времяпровождением,и невиданным весельем.Я так не жила никогда.Целый день мы с ним варили картошку ,пили чай,и играли в карты.Это он научил меня в них играть и выигрывать.Вначпле я не решалась нарушить свое пуританское воспитание,я ведь никогда не играла в азартные игры,но Колька быстро обучил меня столь занимательной игре ,и мы совершенно завязли в ней.Колька ухаживал за мной ,как за молодой девушкой и смешил меня.Но то ,что он брат ,брат, и ничего больше ,я всегда чувствовала.Однако флюиды,флюиды чего-то непонятного, большего всегда летали ,оживляя стены мрачного дома, и разгоняя его привидений.Колька приезжал и уезжал ,приходил и уходил,игра струилась,трепетала ,жила и потухала на время,баба Ганя варила картошку,курила и слушала одним ухом маленькое радио,а за белыми снежными огородами стояла скала.Стояла ,как перст, и манила ,манила меня- взгромоздиться на нее ,как первооткрывателю и путешественнику.
Однажды я долго и пристально смотрела на нее в окно .И ясно видела ,что с черной ее вершины ведёт немного кривоватая дорожка вниз,между чернеющих ,рисованных графитом ёлок.Колька был на смене.Я скучала.Санки стояли в сенях.А прокатиться с самой вершины до основания ,кто может мне запретить это сделать?Баба Ганя и не узнает,а Колька? Колька одобрит,ещё и посмеётся вместе со мной.
Я взяла санки в сенях и отправилась к сопке.Не помню точно сколько времени в громоздком ,зимнем пальто я добиралась до вершины.Помрю только, что пальто распахивалось, и я вспотела.Сани мешали мне ,но ведь на чем-то катиться было надо назад, и я карабкалась.Вот и легендарное место.Скала.Она встретила меня неприветливо.По сути это был один огромный сизый,лиловый камень,на котором нацарапаны и написаны краской ,известью имена выпускников кенадской школы.И других покорителей вершин.Сюда после десятого и восьмого классов забирались веселые ватаги вчерашних школьников ,отмечать день своего выпуска во взрослую жизнь.Сюда со своими санями забралась и я.Посмотрела вниз.Нахаловка показалась мне муравейником ,раскиданным на обрыве перед пропастью.Еще я увидела нить железной дороги,мостки и сам поселок.А в самом низу?В самом низу я видела подножие сопки ,теряющееся в черных кривобоких ёлках.И это здесь я хотела проехать на санях? Да я же костей не соберу...Склон был столь непологий ,дорожка кривой ,что я засомневалась.Однако мужество призывало меня дерзать ,и я дерзнула.Уселась на сани ,уперла ноги в их полозья и ринулась с горы.Помню.ох,помню я этот путь.От ёлки до ёлки,от камня ,до камня.Санки шмотыляло так ,как последний пустой вагон товарного поезда.Я держалась зубами за воздух ,пальто мое постепенно растегивалось сверху донизу,теряя по ходу пуговицы.Я только и делала ,что отталкивалась ногой от какого -нибудь валуна,чтобы не разбиться, и летела,как угорелая, не в силах остановить свой спуск .В конце-концов меня выворотило из саней на гальку ,Сани погнали вперёд до ближайшего крепкого ствола ,а я осталась лежать ,распластавшись на ребре непокоренной скалы.
Через всю Нахаловку мне пришлось возвращаться домой,с оборванными петлями и вывалившимся наружу шарфом.И вид у меня был нисколько не триумфальный.
Зато, как радовался Колька! Он много раз заставлял меня рассказывать ,как я разгонялась на спуске,как я врезалась в чешуйчатые стволы ёлок,как я бороздили коленями камни.Ох, и потирал же он свои рыжие усы,ох,и стряживал же пепел в берестяную пепельницу.А бабушка жалела меня,журила,по -прежнему называла ,,дитенок,,и пришивала красными нитками черные пуговицы.
За время моего зимнего пребывания в Кенаде ни бабушка,ни Колька не употребили ни стопки спиртного,поэтому я не знаю ,пили ли они его, вообще.Брат мой, Колька ,ещё много дней веселил меня своими рыжими усами и рассказами о поисковой ,бедовой жизни ,мы благополучно миновали время моих зимних каникул, и за мной приехал отец.Я простилась и отправилась домой.Возможно,мы уже к тому времени жили в городе.Бабушку в эту зиму я видела в последний раз.
Потом я ее увижу ещё раз ,умирающей ,на голой сетке,от водянки ,в доме у дяди Коли,куда ,наконец-то, они заберут ее больную.Бабушка не узнает меня ,а я- ее, помню только ее распухшее сочащееся тело на голой кроваткой сетке,а потом обрывистые ,тягостные похороны.
Колька напишет мне два письма в Комсомольск.Причем поразит меня абсолютной грамотностью и красотой почерка.Он опишет мне незамысловатые обстоятельства своей жизни,а так же попросит встречать его на перроне с оркестром.Читая эти строки, я буду видеть его смеющиеся рыжие усы и зеленоватые глаза.Я буду ждать его...Я буду ждать его эту зиму и следующую .Но он не приедет...Он не приедет никогда.И я забуду его.Потом с большим трудом я забуду бабушку.И даже прощу и полюблю бабушку Иру.
Но вдруг иногда вспомню.Вспомню обрывистый берег Нахаловки,черные ручьи,текущие через весь хутор,невиданный кустарник в пойме бывшей реки,бабушку Ганю, белеющей точкой машущую нам с отцом рукой с косогора и рыжие усы моего безвестного брата Кольки .Который ,я слышала ,так и умер неженатым где-то там на кенадском прииске...