Они ехали на арендованном Тони "Toyota Land Сruiser" весь вечер и всю ночь, только лишь ближе часам к восьми утра достигнув, наконец, маленького боливийского городка Уюни.
- Тони, к чему такие жертвы? Ты не спал всю ночь!
- Пустяки! Ты же позволишь мне поспать часа три-четыре, прежде чем мы отправимся к лагунам?
- Да спи, конечно, сколько хочешь. Я ведь, в отличии от тебя, более или менее выспалась на заднем сиденье.
Из номера гостиницы открывался довольно живописный вид на пыльный, но тихий перекрёсток, а пока Тони, спал, - заснул он сразу же, едва только его голова коснулась подушки, - Лина распахнула окно с тяжёлой деревянной рамой и с интересом принялась наблюдать за тем, как течёт жизнь в боливийской глубинке.
Её внимание привлёк чистильщик обуви, низкорослый, сухой мужчина с тонкими, жилистыми руками и ногами, который просто сидел на тротуаре возле своих незамысловатых профессиональных приборов и, в ожидании клиентов, самозабвенно курил сигарету без фильтра до тех пор, пока она не начала обжигать его пальцы и губы.
Лина отчего-то вспомнила о том, что вычитала где-то, будто температура горения сигареты на самом её кончике равна семьсот пятидесяти градусам по Цельсию, и присмотревшись к рукам курильщика, заметила, даже с такого значительного расстояния, характерные грязно-оранжевые следы от табачных ожогов на его указательных и больших пальцах.
Стоило чистильщику обуви выронить из, - в очередной раз обожжённых, - пальцев, то, что осталось от сигареты, как у него появился клиент - дородный, туго втиснутый в синий с тёмными полосами пиджак, плечистый индеец, с прямыми, лоснящимися, гудронно-смоляными волосами, длина которых доходила почти до поясницы.
Он стоял, поставив на красно-коричневый табурет чистильщика свой запылённый остроносый штиблет и без всякого выражения смотрел куда-то вдаль, выпятив вперёд небольшой живот.
Молодёжи на улице не было совершенно, только люди пожилого и среднего возраста не торопливо сновали взад-вперёд и эти, - как она случайно выяснила, накладные, продававшиеся то тут, то там, - косы, торчавшие из-под чёрных котелков местных матрон, почему-то начинали её раздражать, раздражать ещё больше, чем огромные и бесформенные зады, прячущиеся за широкими юбками местных замужних дам.
Смуглые, желтолицые и приземистые мужчины, одетые как попало, от дерматиновых курток, до истёртых и выцветших хлопковых футболок, с застывшими, как-будто пластиковыми лицами, и женщины, с иссечёнными постоянной заботой и рутинным бытом тонкогубыми, сурово сжатыми ртами, облачённые в странную униформу с фальшивыми, повсеместно продающимися косами, чёрными шляпами а-ля Чарли Чаплин и юбками в виде колоколов - вот они среднестатистические обитатели боливийской провинции.
Лина уже хотела было прикрыть окно, как вдруг стала свидетельницей ещё одного любопытного эпизода: ничем внешне не примечательная пожилая женщина, выкатив что-то вроде мобильного холодильника для уличной торговли мороженым прямо на проезжую часть, что-то громко несколько раз прокричала на каком-то индейском наречии и вокруг неё, сейчас же, словно по мановению волшебной палочки, начала образовываться небольшая толпа.
Непонятно откуда она извлекла несколько раскладных маленьких стульев, и, снабдив ими часть собравшихся, принялась разливать горячее первое блюдо по тарелкам.
Люди, кто сидя, кто стоя, с аппетитом поглощали этот экспресс-обед тут же, расположившись как на тротуаре, так и прямо на проезжей части, ничуть не смущаясь снующих взад-вперёд автомобилей.
Минут через пятнадцать, походная столовая столь же молниеносно прекратила своё существование, как и возникла: загрузив грязные тарелки и мини-стулья в прямоугольный ящик на колёсах, женщина скрылась за поворотом, не оставив ни единого следа своего пребывания.
Лина отошла от окна и внезапно почувствовала настолько сильное головокружение, что сочла за благо как можно быстрее сесть.
"Опять горная болезнь?"
Общая слабость и лёгкая тошнота, казалось, подтверждали её мысленное предположение.
Поднявшись с дивана, она подошла к столу, чтобы убедиться, что упаковки с влажными одноразовыми салфетками действительно вздулись, и что это не иллюзия.
Помяв одну из них, она неожиданно для самой себя швырнула её на пол и та, будто обрадовавшись возможности поиграть, шкодливо поскакала в угол комнаты, словно лягушка.
"Алиса в Стране Чудес какая-то, а не реальность!"
Она оглядела довольно просторную, обставленную керамическими горшками с роскошными тропическими растениями комнату, невольно ожидая подвоха, и заметила, что импозантный паркет, рождённый из какой-то красивой, но неведомой древесины, соседствует со стенами, штукатурка которых местами отстаёт слоями, а блистательное, в человеческий рост зеркало, своей элегантной рамой не полностью прикрывает огромное жирное пятно под ним.
- Пусть будет так! Пусть этот невероятный боливийский шик заслонит ещё более злокачественный местный сюрреализм, в который скатывается моя тяжёлая голова! - вслух проговорила Лина, примирительно кивая стоявшему подле дивана торшеру, с неравномерно обглоданным по краям изысканным абажюром.
Однако в дУше её снова поджидал сюрприз и шампунь, который она открыла, гейзерообразной струёй взвился вверх, заставив Лину вскрикнуть от неожиданности.
Вспенившись, словно шампанское, он с шипением сладострастно растёкся по золотисто-кремовому кафелю ванной комнаты.
Принимая душ и отдаваясь тёплым струям воды, привычно и нежно ласкавшим её утомлённое тело, Лина думала о том, как всё-таки прекрасно, что есть нечто незыблимое и стабильное, нечто неизменное, и как замечательно, что такая простая в сущности вещь, как тёплая вода, способна менять настроение и значительно улучшать самочувствие.
Лина размышляла о том, как непостижимо и непоправимо обновляется жизнь и она вместе с ней, как неотвратимо это периодическое отмирание части себя, эта незаметная никому, почти невидимая маленькая смерть посреди беговой дистанции жизни, позволяющая добраться до финиша уже совершенно другой личности, а не той наивной и восторженной маленькой девочке, которая начинала данное состязание с невинной игры в классики во дворе дома маленького, так и норовившего сгинуть с карты страны, тщедушного городка.
Она вышла из гостиничного номера, удивляясь собственной смелости, недоверчиво посматривая по сторонам, прошлась вдоль улицы, на которой торговали всем, чем только можно, втайне восхищаясь своим убогим испанским, скверный запас которого всё же позволил ей купить эмпанаду с мясом альпаки и бутылку пива.
Лина уже шла назад, по пыльной и ассиметричной улице, уползающей куда-то вверх и вбок, как вдруг до разбежавшихся по коже мурашек ощутила загадочный, слитый со страхом экстаз затерянности себя, заброшенности в этом необъятном и непонятном мире.
Она остановилась, и, ощущая одышку, - куда же без неё на четырёх тысячах метрах над уровнем моря? - влюблённо оглядела бетонные коробки серых домов, убожество которых показалось ей замечательно трогательным и удивительно милым.
"Господи! Я чёрт знает где! Чёрт знает где! С бутылкой пива и пирожком с мясом полу-верблюда внутри иду по улице, где нет ни одной около-испанской физиономии, а сплошь печальные лица индейцев, всех этих аймара, кечуа, да гуарани..."
Вернувшись в номер и, с нехарактерной для себя деликатностью, открыв входную дверь, она на цыпочках, словно воровка, прокралась на кухню и водрузила на алтарь кухонного стола запотевшую бутыль.
- "Потосина"....О! Пиво, приготовленное в городе Потоси, что недалеко отсюда....Это самое высокогорное пиво, которое мне приходилось пробовать! Четыре тысячи сто метров над уровнем моря!
Пиво оказалось прекрасным, - немецкие традиции пивоварения, заложенные беглыми офицерами третьего рейха, давали о себе знать, - а вот мясо альпаки показалось ей очень похожим на вкус тушёной говяжьей печени.
В спальне гостиничного номера беззвучно спал Тони, о котором Лина почти забыла.
Оказалось ей нужно было опьянеть, чтобы вспомнить о нём.
Эта мысль вызвала у неё нечто похожее на угрызения совести.
Но она вспомнила, что высокогорье весьма специфически действует на мозг и недостаток кислорода вполне может сказываться рассеянностью и забывчивостью.
- Не знаю ничего относительно Тони, но это путешествие - застрянет во мне наверняка, - прошептала она после очередного глотка.
Она подумала, что этот климат, благодаря которому в течении суток запросто могло миновать, - подобно вихляющим бёдрами полуголым девушкам в перерыве между раундами боксёрского поединка, - все четыре времени года, эти яркие пейзажи с непременными и неожиданно разноцветными горами на заднем плане, да уставшие от своего прошлого, едва тащившие на себе людей, разбитые улицы - проделывали с ней тайную, незаметную, но значительную работу, освобождая особого рода энергию.
Необходимую энергию для того, чтобы выпутаться из силков всегдашней инерционности, стать чуть свободнее и позволить себе роскошь наконец остановиться и задуматься.
Всё так неопределённо, так расплывчато, что кажется, будто ты вновь ребёнком смотришь на жизнь сквозь запотевшее серое окно, за которым льёт проливной дождь и холодом веет от оконных рам.
Тони....он, словно белое вино с лёгкой горчинкой, яркое, наполненное солнцем и имеющее свою выраженную индивидуальность, сомнения в которой отсутствуют пока ты его пьёшь, но после, когда тебя выплёскивает обратно и ты всматриваешься в ощущения с честным цинизмом сомелье, внезапно понимаешь, что тебе нечего вспомнить.
- А Олег? - кто-то изнутри уподобился корреспонденту несуществующего издания.
Олег....Олег - красное, вначале кажущееся лёгким, почти ягодным, с беглыми тонами быстро теряющейся малины, более устойчивой вишни и стойкими нюансами пряного чернослива, но с каждым последующим глотком прибавляющее в терпкости, добавляющее в раскрывающийся букет что-то новое, включая неожиданное послевкусие, захватывающее и сложное вино, вкус которого, не взирая на многослойность, забыть невозможно.
- Лина! - в дверях стоял жемчужно улыбающийся Тони, - Милая, ты готова?
- Почти ко всему, - без улыбки проговорила она, разглядывая его торс.
- Тогда едем! В направлении Салар де Уюни!
- Конечно, дорогой! Мчим в Хуюни! - ей доставляло странное удовольствие шутить с самой собой таким образом, что Тони не мог заподозрить и намёка на иронию.
Они проехали совсем немного и пейзаж постепенно начал меняться.
Вместо пустынной флоры в виде бесчисленных вересковых, покрывавших песчано-каменистую бескрайность и сизо-кофейного дыма дорожной пыли, поначалу взмывавшего из-под колёс, на сцену ступил радикально белый тон.
Вначале побелел горизонт, остро резанув по глазам едким в свете яркого дневного солнца ядовитым серебром.
Затем исчезла всякая растительность и остались только хаотично разбросанные то тут, то там, сорванные шапки гор, сжавшиеся, маленькие, они явно спешили на выход.
Потом исчезли и горы, будто растворившись в псевдо-пчелиных сотах соли по которым мягко мчал автомобиль, унося путешественников вглубь пустыни.
Небо всё ниже и ниже склонялось к идеально ровной поверхности солончака и казалось, при желании, можно было дотянуться рукой до проплывающих над головами облаков, но Лина настолько была заворожена этой бескрайней белизной, что впала в некую прострацию и сидела не шевелясь, словно заколдованная.
Внезапно застучала в висках ритмичная бас-гитара пульса, а вокруг головы обвилось боа боли.
Но она только подумала о том, насколько же ей повезло с попутчиком, который избавил её от неизбежной войны с самой собой, от неминуемого коммуникативного напряжения при общении с местным населением, от логистических и всяческих иных возможных и, вероятно, неизбежных проблем на протяжении этой её южно-американской авантюры.
Когда сухой соляной ландшафт сменился водной гладью, в зеркале каковой безупречно чисто отразилась аквамариновая скатерть небес с дымчатыми ладьями плывущих облаков, Тони остановил машину и заглушил двигатель.
Лину переполнял восторг, чувство благодарности и головная боль, разбавленная головокружением с лёгким намёком на тошноту.
Они вышли из внедорожника и Тони протянул спутнице крышку термоса, наполненную парующей желто-зелёной жидкостью:
- Выпей. Здесь очень высоко.
- Что это?
- Отвар коки. Что же ещё?
Лина выпила горячий матэ де кока.
Тони последовал её примеру.
Нигде не было видно ни одного бугорка, ни одной тёмной точки, только идеально ровная белоснежная горизонталь, простиравшаяся вдаль на многие и многие километры, да отражавшаяся в трёхсантиметровой толще воды сахарная вата облаков.
Огромное и безбрежное море Неба, покрывшее собою поседевшую Землю.
Нечто иррациональное так и сквозило в этом прекрасном гимне пустоте и безмолвию.
- Толщина соли здесь от двух до восьми метров. Представляешь? - зачем-то произнёс Тони, глядя куда-то вдаль.
- Да неужели?! - сверкнув глазами, женщина впилась в его рот, притянув к себе за ворот флиски.
Не успел Тони удивиться, как ему была подставлена подножка и он упал в солёную прохладную влагу.
В этом хулиганстве отсутствовала страстность, скорее сквозил инстинктивный порыв подмешать к лунному пейзажу толику земного, разбавить головокружение изнеможением от эротической активности.
Лина, с улыбкой оседлав поверженного любовника, принялась покрывать его лицо поцелуями.
Жадно раскрывая рты, они отчаянно пытались выхватить в разреженном воздухе заветный кислород, и мало походили на людей, напоминая пару редких, выброшенных прибоем на мелководье, рыбин.
Спустя час "Toyota Land Cruiser" уносил их вглубь Боливии и облака вновь мчались навстречу, а из-за горизонта медленно вырастал, постепенно увеличиваясь в размерах, оплывший шоколадной лавой трюфель потухшего вулкана.
Вновь замелькали рыжие копны ковыля и буровато-жёлтый песок потеснил совсем недавно безраздельно царствующую натриевую белизну дороги, а небо, казалось, стало ещё ближе, теснее прижалось к земле, и Лине представилось, что надо немного подождать и, возможно, через полчаса пути, бампер внедорожника непременно утонет в призрачном бизе облаков.
Вскоре растительность исчезла совсем, а песка стало значительно больше и горы, увеличившись в размерах, пошли в молчаливую атаку, пытаясь окружить путешественников со всех сторон.
Пейзаж превращался в совершенно инопланетный и даже в небе, к восторгу Лины, появилась овальная радуга, протиснувшаяся между двух огромных перин облаков.
- Тони! Ты видел когда-нибудь круглую радугу?!
- Нет. Мы подъезжаем к лагуне Бланко, - ответил Тони.
Лагуна Бланко оказалась мелким прозрачным озером на дне которого были видны покрытые сединой соли ржавые водоросли.
Озеро местами напоминало настоящее зеркало, в котором отражались аппетитные макушки вулканов, присыпанные кокосовой стружкой, а по углам, где минеральные соли образовывали серо-кремовую пену, бродили, понурив головы, розовозадые фламинго.
Помаршировав вдоль каменистого, серого берега и продегустировав тонкий аромат серо-водорода, исходивший от смешавшегося с илом бурого песка на мелководье, Тони и Лина повернули обратно, к машине.
- Здесь не так давно зафиксировали рекордный за всю историю наблюдений уровень ультрафиолетового излучения на Земле.
- Но мы же с тобой по полкилограмма крема втёрли в физиономии. Надеюсь, эта превентивная мера поможет? - спросила Лина.
Тони улыбнулся и, пожав плечами, провернул ключ зажигания.
- А как называется эта бурая лужа?
- Лагуна Колорада. То есть - Красная.
- Ну, это болотце посимпатичнее, на мой взгляд. И местных цапель здесь намного больше. Прямо целые стада!
- Неудивительно. Ведь здесь полно мелких рачков и креветок, которых и выискивают фламинго.
- Так птички здесь гурманят!? А цвет воды, случайно, не связан с наличием ракообразных?
- Нет. Это из-за характерного цвета водорослей и химического состава осадочных пород.
Птицы подпускали путешественников очень близко, абсолютно не обращая на них никакого внимания и позволяли фотографировать себя со всевозможных ракурсов.
- Я коснулась её перьев! Я её коснулась! - восторженно воскликнула Лина, обнимая улыбающегося Тони.
- Надеюсь, это на счастье!
- Я тоже на это надеюсь!
- Что будешь делать, когда вернёшься в свою Москву?
- В каком смысле? Выйду на работу, как минимум.
- А потом?
- Не знаю. А к чему ты клонишь?
- Приезжай ко мне.
- В гости?
- Вообще переезжай.
- Хм...Интересное предложение, конечно. Спасибо. Но ты же дашь мне время поразмыслить над этим?
- Размышляй....
- Эй! Ты только не дуйся, милый! Я же должна всё согласовать со своим начальством! Карьера, чёрт бы её побрал.... Но мы что-нибудь придумаем, ведь так?
- Конечно, придумаем, - засиял улыбкой Тони, обнимая Лину и целуя её виски.
Подъезжая к следующему минеральному озеру, Лина не смогла сдержать эмоций:
- Вау! Какой цвет! Неоново-зелёный! Мятный! Или...я даже не знаю, как его точнее охарактеризовать! - она выбежала из автомобиля и устремилась к бежевому песку на побережье лагуны.
Стоя почти по щиколотки в хлопьях серо-белой пены, она увлечённо фотографировала отражавшийся в зелёном зеркале Лагуны Верде коричневую гору, монументально возвышавшуюся над пасущимися у подножия фламинго и прочими пернатыми.
- А что это за великан? - спросила она у Тони, кивая на вызвавшую у неё интерес возвышенность.
- Вулкан Ликанкабур. По другую его сторону - иная страна. Он как раз располагается на границе между Боливией и Чили. А на его вершине есть кратер в котором находится незамерзающее озеро. Вокруг него местные индейцы раньше выкладывали трупы уважаемых членов племени. Это одно из самых высочайших озёр нашей планеты.
- Спасибо тебе, Тони! Спасибо за то, что привёз меня сюда! Я и не подозревала какая здесь красотища! Только вот голова чугунная. В ней постоянная тяжесть. но хотя бы уже не болит и нет головокружения, как было поначалу.
- Ты более или менее акклиматизировалась. Но давай выпьем немного волшебного матэ? Всё-таки здесь четыре тысячи триста метров над уровнем моря...