ВЕХИ
(на рубеже сезонов)
Последний день ноября - рубеж сезонов. Какой будет зима - можно только гадать, да это и не важно. Я давно уже перестал беспокоиться по поводу тех явлений, на которые невозможно повлиять. Гораздо рациональнее созерцать и радоваться очередному дню жизни.
Вот и сейчас я, при всей, казалось бы неприветливости и неприглядности окружающего меня пейзажа, без особого труда нахожу в нем что-то такое, от чего обретаю ощущение радости и перестаю пускать в свои мысли даже тень сомнения в том, что счастлив! Счастлив здесь, среди голых березово-осиновых перелесков, покрывающих увалы, среди логов с сумрачными ельниками. Счастлив под небом цвета расплавленного свинца, то и дело осыпающего меня снежной крупкой. Счастлив с любимыми собаками, рыскающими в полазе и со старенькой ижевкой, которой не изменяю с тех давних пор, как встал на охотничью тропу.
Неспешно бреду по едва приметной, присыпанной листвой стёжке, натоптанной мной за многие лета охоты в этом угодье. Обожаю я эти места! Оттого и возвращаюсь сюда из года в год погонять в небольших отъемах зайчишек, а то и облюбовавших здешние овраги лис. Все здесь знакомо: лоб увала с разрушенной церковью, одинокий осокорь, раскинувший свою могучую крону на краю кое-как паханого полюшка, ручей, берущий начало под склоном пригорка и потаенно стекающий по дну лога, заросший камышами пруд, не раз одаривавший меня неожиданным трофеем – то чирковым самчиком, а то и увесистым крякашом. Разве можно пройти мимо и не присесть, хотя бы на минутку, на заботливо сколоченную кем-то скамейку у проселка? Как не заметить и техногенные мазки на холсте местного пейзажа - мачты ЛЭП, и зарастающую «карандашником», брошенную военными бетонку, ведущую в «никуда»?
Одним словом - вехи! Вехи на моем, рассчитанном на дневной переход пути. Как без них, без этих ориентиров? Прислушиваешься, к примеру, к яркому гону выжлецев, перехватываешь русачка на перешейке между колками, а перед тобой на увале остатки колокольни – печальная явь седых веков, неизменно окатывающая грустью, срывающая шапку и сгибающая в земном поклоне. Как не подойти и не прикоснуться ладонями к морщинистому необхватному стволу осокоря? Наверняка он на своем веку ощущал прикосновения рук многих, кто искал под его кроной тенистый приют, а то и любовные утешения. Сколько поколений людей, заслышав, как и я сейчас, серебряные клики лебедей, вглядывались сквозь ажурные переплетения его ветвей в предзимнюю стынь неба, ища взглядом белоснежных птиц, уносящих с собой осень? Бурлыка-ручей! Помнишь, как я стоял у твоих заваленных замшелым лесным хламом бережков, ожидая выхода красного зверя, любящего «омыть» лапы в твоей студёной воде, дабы сбить собачек со следа? А высоковольтка? Не она ли не единожды выводила меня глухой ночью к жилью, после того, как приходилось топать за «тридевять земель» вдогонку ушедшим в след лисы гончих?
Как бы сегодня тоже не пришлось искать их под Татишками. Сорвала их «рыжая» на большой круг, да так и не вернула обратно. Толи сами скололись где, толи понорилась, шельма. Который раз беспокою окрестные просторы трубными звуками рога – ан нет моих красногонов. Посижу, еще полчасика на скамеечке, подымлю костерком и сигареткой и в путь за сердешными.
Только притоптал угли, слышу, сойки ведут кого-то прямо ко мне в ноги. Кого ж еще – усталых гонцов, возвращаются к хозяину! Прослышали все-таки медноголосые призывы. Ай да молодцы, ай да красавцы! Ища сочувствия, потыкались мокрыми носами в руку и ушли в поиск.
От зарёва Малыша, явно по зрячему, едва не приключился инфаркт! Вот же сукин сын – умеет взбудоражить и пустить мурашки по коже! Орфейка подключился тут же и пошло-поехало – загудела, завыла, запела вся округа дуэтом пегашей, наполняя пролески и лога нотами гона. Хотя, кому гон и музыка, а кому...
Пока я перебегал по проселку до ближнего лесного отъема, встретилась мне подвода с копешкой сена. Мужики, ехавшие на ней, заплетающимися, (по-видимому от усталости), языками наперебой начали рассказывать мне, что видели, как заяц «бёг» по дороге, а «опосля» кинулся в березняк, а «борзые гавкали за ним сбок дороги». «От дурные – зайца и в помине нет, а они бягут сбок дороги и орут!». Не понять им, чудакам, что верхочуты мои собачки и не тычут носами в след, а ловят его запах в потоках воздуха! Ну да ладно – каждому своё!
Проселок режет лес пополам и выходит на поле, что тянется вдоль излучины речки. «Морозов не было, вода гуляет – крутанётся косой в береговых ивняках и вернется обратно – как пить дать», - размышляю я. «Обожду его здесь, на пересечении дороги с просекой».
Ждать долго не пришлось. Отдалившийся было гон неожиданно, со всей своей мощью и напором ворвался под полог давно облетевшего леса, заполнив его вместе с гулким эхом завораживающей какофонией. «Что ж вы делаете со мной, милые мои!». Шапка на затылок, пот градом, из-под горла свитера парок заволакивает туманом стекла очков. Аж ладони вспотели! Вот уже мелькают румянами гончаки, а где же косой? Прозевал – «твою дивизию»! – досадую на себя. Собачки, чуток сколовшись, вновь уверенно уходят на круг. Ждать здесь или продвинутся за ними? – извечное смятение мыслей и тела. Решаю оставаться на месте.
Когда гон звучит на отдалении и ровно, я, зачастую впадаю в какое-то оцепенение, сродни медитации. Вот и сейчас меня не было здесь на перекрестке. Я, казалось, парил над окрестными просторами, созерцая светлые и прозрачные березовые колки, ржавый суглинок пашни и зелень озимых, хмурые шрамы оврагов и серебристую змейку речки в желтой окаемке камышей, руины церквушки и уходящие вдаль нитки ЛЭП. Но пора «спускаться на землю» – гон приближается, и лазоревка своим встревоженным писком предупредила меня, что Он где-то рядом!
Русак мелькнул светлым с рыжеватым подбоем брюшком, раз и другой среди подроста. Я готов его встретить, - «Бог удачи, дай мне шанс!». Перед просекой заяц притормозил, присел в куртине елочек, напряженно прислушиваясь к лаю преследующих его собак. Два прыжка через просеку стали последними в стремительной заячьей жизни…
Выжлецы тут как тут. Стоят над добычей, раздувают бока, украдкой слизывают с душистой заячьей шкурки капли крови, ревниво рыкают друг на друга, победно машут гонами.
Успокаиваюсь. Переламываю двустволку, опускаю в карман штормовки звонкие своей пустотой латунные гильзы, выдуваю со стволов ароматный пороховой дымок и замечаю, что на западе тучки сочатся закатным «брусничным морсом», а значит, пора домой, не то придётся по ночи выходить, и вехи не помогут.
Вехи! Они ведут меня: то по отъезжим полям, то по городам и весям, то по жизни. Кто их установил? Для меня ли? С какой целью – помочь не заблудится или испытать на прочность и веру? В начале пути всегда стоишь перед выбором: пойти кем-то проторенной стезёй, или проложить свою. Но если ты уверен, что она более праведная – важно оставить идущим за тобой хорошо приметные ориентиры.
Я в деревне. Вдоволь накормив собак кашей со шкварками, (не забыв побаловать за ужином и себя, любимого, рюмашкой-другой наливочки), лежу в жарко натопленной избе. Темень. Тишина нарушается лишь «тик-так» ходиков. Память возвращает в прожитый день, а ночь рождает и надиктовывает мне рифмованные строки. Встаю, разжигаю лампу, записываю их в блокнот.
Рубеж сезонов, осени венец!
В отъеме зарёв гончих ярый
Обряд охоты правит жрец
От Велеса служитель старый
Он все века манит мужей
В леса и долы истой страстью
Собаки, ружья, блеск ножей
Их культ и атрибуты счастья
Трубят навзрыд латунные рога
Листва отсвечивает медью
Лиса, спасая мех с проседью
Спешит по озими в лога…
Сезонов вековечен ряд
Незыблем ритуал потехи
То верный жрец хранит обряд...
То жизнь идёт - от вехи к вехе!
Опубликовано в журнале "Охота и охотничье хозяйство" N12 2020г.