Жолдай запрокидывал голову и пронзительно свистел. Высоко в небе, мерцая крыльями, как звёзды в ночном небе, летала стая его голубей.
- Гляди, начальник, какая у меня птица. Гляди! По всей степи такой нету!
Он подпрыгивал и слал в небо страстные поцелуи.
- Ах, какие молодцы, а как хлопают, слышишь, начальник, как хлопают, как кнутом стегают!
Роман чесал голову и думал думу. Дума была не простой: свадьба. Казалось, радуйся, но между ним и местом предстоящего веселья он насчитал вчера две тысячи километров. И главное самолёт, которого он в глаза не видел. Жена и вся челядь с тёщей и старшей сестрой жены, великовозрастной маман невесты, уехали поездом на Украину помогать.
А ты, Ромаша, не волнуйся. Прилетишь в Харьков, сядешь в городской автобус, доедешь до железнодорожного вокзала, сядешь в электричку на Белгород, а там под большими железнодорожными часами в одиннадцать часов тебя будет ждать Вася с машиной. Не волнуйся, хороша маман, а кто в самолёт его затаскивать будет?
Ромка жмурится, глядит в небо, там безрельсовый путь над степью стелется. Муторно у него на душе, дух захватывает, а лететь надо. Дело в принцип перешло. Невесте дал слово, что будет там. А где там? Ему только на конверте с обратным адресом указано. Конверт от сватов уже затасканный, почерк не их, потому как само письмо химическим карандашом написано.
Буквы в письме крупные, как кабаны хохлацкие, влево - вправо валятся, а на конверте чисто, с наклоном, как у сына в чистописании. Ромка неделю в него вглядывается. Ищет повод уклонится, но нет, глаза племянницы не дают. Вчера ходил к тестю к иконе прикладывался. Уловил момент, когда тесть в базу ковырялся, и сходу к божьей матери. Остыл как то, ночь переночевал спокойно, только сегодня в груди взбурлило. Опять драл голову выше Жолдаевых голубей.
- Начальник, слышь, только к утру вагоны под помидору подают, халявщики! Опять клиенты ныть будут.
Жолдай у него в замах, сам Роман начальник. Прожжённый солнцем, глянет в зеркало чистой воды казах с Жолдаем спутать можно. С утра и до вечера на станции. Сезон. Крытые под помидоры подавай, под арбузы давай, ледник на пристань под рыбу давай. Всем давай, а наверху в отделении дороги начальство буксует. Ехать туда надо, крытые позарез нужны, не разбитые в три доски вместо полов, а хорошие с полами.
За тридцать Ромке, кабинет, три телефона и инструкция по движению поездов. Священная инструкция, кровью написанная. Ромка блюдёт её, пристально в глаза всей смене вглядывается, доводит каждому: под колёса посторонние предметы не класть, обходить вагоны на безопасном расстоянии, потому как вагон катится молча, нет в нём голоса, чтобы глупость человеческую предупредить.
- Жолдай, сегодня на пристань смотайся, воблы мне в дорогу возьми, ночью вылетать буду.
Жолдай с утра в униформе, как невеста на выданье, усиленно трёт колени от голубиного помёта. Обычное утро. Жолдай, голуби и его жена смешливая и упёртая, с пальцем у виска, и степь за околицей молчаливая. Тихо в начале дня, даже станция замирает. В динамиках громкой связи пустота, уставшие за ночь тепловозы замолкают, только изредка в эфир пробивается связь с крытыми под помидору.
- Воблу даром не бери, прилечу со свадьбы, рассчитаюсь. Заодно тупик на пристани глянь, продлят путейцы, сразу ледник подавай.
- Не волнуйся, Роман Викторович, сделаем.
- Инструкцию по движению соблюдай. За составителями следи. Ухари хреновы. Суют под колёса вместо тормозных башмаков чего ни попади.
Это не голуби, Жолдай, это люди. Новые русские чего стоят. Для них инструкция по движению пыль, смахнут её тряпкой и катают вагоны вручную. Ледник в реку уронили. Докатались. Хорошо при старом начальнике эта неприятность случилась. Всё министерство путей сообщения от Калининграда до Владивостока над ними смеялось. Падлюки. Мозг вынесли - в глазах одни купюры.
Маман должность требовала, глазки закатывала, вовремя осадил. Не маман, а зараза в квадрате. С Мамаево колена вирус всплыл, теперь покоя нет. Руки в боки, глазки вверх и голос, что в машине сигнализация.
Самолёт его удивил. Маленький, не то, что их пассажирские вагоны. И потолок над головою рядом. На взлёте замер, представил икону и молился. Рыжая девчонка вглядывалась в него, но он этого не замечал, только щекой как губкой впитывал её нескрываемое любопытство. Наверху отпустило. Он расслабился, откинулся в кресле и осмотрелся. Рыжая, вспыхнув, отвернулась.
Он сидел в форме, с пагонами в три звезды, синяя отутюженная женою рубашка отливала голубизной, а стюардесса, проходя мимо, улыбалась ему. Он слегка смущался от её взглядов, но схожесть униформ придала ему уверенности. Он успокоился и глянул в иллюминатор. Внизу была ночь тёмная и бескрайняя.
Вот зараза, маман, прилети Ромаша в форме, доченька очень просила. Теперь как попугай из Замбии, среди всех помеченный. А племянницу он уважает, справедливая и в отца. Красивая, по всей степи такой нет. Жаль, конечно, что местные не приглянулись. Теперь мотай километры в далёкую Украину, хорошо не в Замбию.
- Уважаемые пассажиры, пристегните ремни, идём на посадку.
Волнение вновь, качнувшись с самолётом, завладела им. Рыжая, потеснившись в сторону от него, старательно прятала свои колени. Да плевать ему на её колени. Он считал до трёх, потом до десяти и только с ударом колёс о бетонную взлётную полосу прекратил своё исчисление.
Всё. Две тысячи километров позади. Впереди Вася под часами и свадьба. Да и пятнадцать километров в его отсутствие до места назначения не пугали его. Маман уверяла, что от Белгорода до сватов петуху прыгнуть можно. Он встрепенулся, как бы расправляя крылья после посадки Жолдаевых голубей и улыбнулся стюардессе.
Харьков, незнакомый, но приветливый, встретил его буйной майской зеленью. Всё цвело, душа его пела и от этой красоты зачесались пятки. Захотелось взбрыкнуть в цветущем мареве и бежать, как в детстве в степи, не оглядываясь. В электричке успокоился. Сидел и млел от свистков маневровых локомотивов.
Вокруг было свои. Станция Харьков работала. Дежурная по станции басом требовала составителей по громкой связи. Какая -то платформа в тупике мхом поросла и никому до неё дела нету. Точно маман. С утра разгребает станцию. Составителя сопротивлялись, ныли, жалились с хитрецой, что к началу работы они не готовы. Громкая взрывалась в ответ, гарантируя уикенд с начальником станции. Всё так же как у него. Маман у него на составителей каждую смену дело шьёт. А толку. На словах собачатся, а на деле уже в тупике платформе тормоза пробуют.
- Дежурная, с тупика куда?
- Умнички вы мои, зараз электричка уйдёт и в хвост на пятый заходящему подставите.
Рыжая запыхавшаяся и испуганная ввалилась в вагон для него внезапно. Увидев его, заулыбалась. Её воинственно настроенные косички похилились вниз, взлохматились, а её вид говорил, что она пребыла до него в шоковой ситуации. В аэропорту он её потерял, хотя следил за нею с самолёта.
- Здравствуйте, чуть не опоздала, а меня в Белгороде ждут.
Неужели мне с ней до конца. Как будто едем одним железнодорожным маршрутом.
- Под железнодорожными часами?
- Да! А откуда вам это известно.
Ромка был рад ей, как ни крути, а землячка.
- Меня тоже ждёт в Белгороде под часами в 11.00. Вася с машиной.
- Нет, мой Васька без машины.
Она рассмеялась совпадению имён и доверительно добавила, светясь.
- Вася мой жених, еду знакомиться с его родителями перед свадьбой.
Руки её ходили по коленям ходуном, она уже волновалась, и видимо Васькина мать под часами начала её потихоньку пробирать.
- В аэропорту не в тот автобус села. Думаю, всё опоздаю, а Васька у меня такой волнительный.
Она уткнулась носом в дамскую сумочку. Переворошила в ней непонятно что и захлопнула.
- Вы как генерал. При погонах.
- Свадебный генерал, от Белгорода недалече свадьбу праздновать еду.
Он хотел осмотреть станцию, приподнялся слегка, но встречный поезд, заходя на соседние пути закрыл ему обозрение. Электричка, свистнув, тихо покачиваясь, тронулась в путь. Замелькали дома, офисы, затем сквозь деревья в зоне отчуждения появились зелёные поля. Рыжая утихла, вставилась в зеркальце, наводя на лице соответствующий порядок.
Ничего землячка не волнуйся. Главное, чтобы Васька крепким был. А маман полюбит тебя. Ты же гляди какая красивая. И не надо так дрожать. Под стук родных колёс после бессонной ночи Ромка почти спал. На сердце было уютно, зелёные поля, словно нарисованные за окном отдавали неправдоподобием. Как у казашек на ковре – ниточка к ниточке, так и за окном – веточка к веточке, травинка к травинке. Благодать.
Электричка замедлила ход. Деревья за окном стали мелькать реже. Затем поплелась еле – еле как. Предупреждение. Решил Ромка. Зло обругал путейцев. Так и к одиннадцати не успеем. А может "удар в пути", тогда хана. Пока мастера вызовут, пока ограничение по скорости дадут, а если что серьёзное. В вагоне было тихо, никто его мысли не читал и как на Титанике до поры до времени весело играл оркестр.
Электричка, зашумев тормозами, стала. В открытые окна влетел день.
- Почему мы стоим?
Рыжая, оторвавшись от окна, пристально в него всматривалась. Он медлил с ответом. Он его не знал, но шестое чувство железнодорожника подсказывало ему, что это надолго.
- Я знаю, Вы железнодорожник. Почему стоим?
Вот упёртая. Ничего это нервное. Да откуда он знает, что там впереди. Ему тоже край надо в Белгород, у него тоже Вася под часами.
- Почему вы молчите?
- Пассажирские поезда на перегоне просто так не стоят. Значит, там впереди что- то серьёзное.
Он выглянул в окно. Впереди был красный, а ещё дальше виднелся хвост впереди стоящего поезда.
- Постоим, наверное, основательно.
Прошёл час, потом второй, третий. Рыжая отпережевавшись, сидела, молча, скукожившись.
- Это, наверное, судьба. Так было всё прекрасно.
Она вставилась в его униформу, давая понять, что пагоны его вместе с его железной дорогой для неё пустое место. Судьба. Малая ещё такие вещи говорить. Это час икс для Васьки твоего. Только не для меня. И зря щуришь свои прекрасные глазки. Железнодорожный транспорт – это мощь! Постоим и поедем.
Электричка, вздохнув тормозами, плавно тронулась в путь. Так – то. Весело набрала скорость, затем притормозила и вновь поплелась, мерно отсчитывая метры. Внизу показались путейские машины, сами путейцы в сигнальных жилетах, мастер пути с флажком жёлтого цвета провожал их, сигнализируя им, что путь исправен и требует проследования его с уменьшенной скоростью.
Под часами никого не оказалось. Только Васька рыжей пробежал мимо него, как паровоз тяжело дыша паром. Парень был крупным, мать его маленькая чистенькая, выдыхая – « Донюнька моя» часто семеня ногами, обдав его духами, пыталась догнать его, но у неё это не получалось.
Рыжая светилась, махала им, с противоположного края платформы и улыбалась.
А ты боялась. У тебя не Василёк, а царь Василий. Да и мать на грозную маман не похожа. Ромка был доволен. Рыжая хоть и с опозданием, но согласно инструкции движения поездов к месту назначения прибыла в полном составе. А ему согласно неё следовало переоформить документы на автомобильный транспорт. Просто достать конверт, сунуть его в окошко, но этого не случилось. Суровое лицо насмерть уставшей кассирши, не глядя на него, грубо ответило ему.
- Нет билетов и не будет, суббота, студенты по сёлам разъезжаются.
Едут, ему тоже ехать надо. Он приосанился, достал своё красное служебное удостоверение и вместе с ним едва не влез в окошко.
- Мне срочно в сторону Нагорного.
Его пагоны висели над ней, и может от них, может от его внушительного удостоверения кассирша удивлённо вскрикнув, выдала ему посадочный.
- Так бы и сказали! Вторая платформа и быстрее, как можно быстрее, посадка заканчивается. Этот рейс на пять часов последний.
В автобусе было тихо, только чистенькие старушки, да студентки, осмотрев его с головы до ног, шушукались. Мужчин не оказалось. Вспомнилась маман и пятнадцать километров, поэтому он проходить внутрь салона не стал и пристроился у входа. Замелькал пригород, показались поля. Он достал конверт и ещё раз всмотрелся в него.
- Мне у села Шевченко, пожалуйста.
Шофёр удивлённо глянул на него.
- Такого по маршруту нет.
- Как нет, мы едем в сторону Нагорного?
- Да.
- Хлопчик, яко, яко село?
Ромка обернулся, старушка была рядом, на задних местах девичий край стих, прислушиваясь. Он медленно по слогам прочел обратный адрес. В автобусе стало тихо, только монотонный гул едущего в гору ЛАЗа . Ему стало не по себе. Ехать в неизвестность расхотелось. Мелькнула мысль, сойти, вернуться в Харьков, купить тестю колбасы, водки и улететь домой к Жолдаю.
- Я знаю!
Той, которая знала село, оказалась молоденькая девчонка. Покраснев, она смущённо смотрела на него.
- Правда, не точно, но это перед конечной остановкой вправо, оно с трассы виднеется.
- И долго до него ехать?
- Сто километров .
Сто! Ромка оцепенел. Зашумели старушки. Одни уверяли его: «це воно, хлопчик», другие «шо нема его там», но с каждым метром от удаляющегося Белгорода желание покинуть автобус становилось главным. Инструкция по движению рушилась. Посадочный не соответствовал ей, был взят нахрапом, без пункта назначения и он в этом каялся.
- На конечной есть ж.д вокзал?
Автобус вновь стих.
- Есть, да и гостиницу снять можно.
Шофёр смотрел на него понимающе и внушал доверие.
- Коллега, давай так сделаем. Я на перекрёстке постою, хорошо постою, узнаем о селе у местных, а там как решишь туда и поедем. Лады?
- Железнодорожник я. Здесь по случаю. Лады.
Горки сменялись со спусками автобус уверенно их преодолевал, солнце клонилось к закату и на развилке вправо, где виднелось якобы его село, было безлюдно. Они стояли долго, оставшиеся люди в салоне не шумели, а старушки настойчиво просили его сночевать у них дома.
- Ну, что коллега будем делать. Не могу я больше стоять. Впрямь, все как вымерли, а у меня расписание. Едем дальше?
Ромка всматривался в село, в дорогу – пусто. Пожав руку шофёру, махнув на прощание оставшимся в салоне, ступил на ещё тёплый после дня асфальт.
- Ладно, если что доберусь.
А куда, в какую сторону он ещё не определил. Главное узнать, видневшееся на закате село, соответствует обратному адресу или нет. Если да, то здравствуй Вася, если нет, то надо добираться до конечной. Автобус давно скрылся, перекрёсток был пуст, но идти в село, которое виднелось на взгорке он не спешил.
Дорога в село была накатана, блестела даже, как у него рельсы на ж.д пристань. Он ходил по ней, считал шаги, прислушивался, но передвижения местных на перекрёстке не наблюдал. Заколдовали что ли. Пропали птицы, их пение исчезло разом, тёплый вечер темнея, готовился ко сну. Всё ехать надо на конечную, это не степь и не всё здесь просто. Завтра их найду. Найду и ...... . А их он зевнул, они появились с поля, с летника, на который он не обращал внимания. Молодая семья и сынишка маленький сзади.
- Мне бы сюда.
От волнения он вновь достал конверт и тыкал им в лицо водителю.
- До ёго ещё 30 км.
- А это точно оно?
- Воно, воно, тики воно послиднэ, дальше болота. Но мы вас до ёго не довезэм.
- Почему?
- Тики до Коломыцего.
- А там сколько остаётся?
- Пять километров.
Ну, что Роман Викторович? Едем? Он оглянулся на трассу, она была также пуста и спереди и сзади. Как будто злой рок напоследок решительно отсёкал ему все пути отступления.
- Так едимо или ни?
- Едем.
В салоне достал воблу, угощал сына. Сынишка оказался разговорчивый, восторженно нюхал рыбу, совал мамке с папкой и через время его везли до места назначения. Окончательным назвать он его боялся, даже думать запретил себе об этом и, оставшись наедине с собой, когда его высадили, испугался.
Было темно. Дорога ведущая к селу резко уходила вниз, как в бездну. Водитель махнув ему «Воно там, а ихать вниз не буду», уехал. Настал момент истины. Он шёл вниз, шёл в мёртвой тишине и ему казалось, что это нереально. Ни звука, ни огонька, как будто там внизу к его приезду всё покрылось мраком.
С каждым метром шаг его становился короче, казалось ещё чуть и уши лопнут от напряжения. С половины пути засверкали редкие огни, изредка послышался лай собак. Ему стало легче. Спуск стал пологим, затем выровнялся, послышались голоса и в тусклом свете от ближнего к нему дома он увидел девчат.
Им было плохо после выпитого и они по - простецки засунув руки в рот, вызывали с икотой облегчение. Заметив его, замерли.
- Это свадьба ……?
Сердце его забилось под рубашкой и готово было разорваться.
- А вы дядя с Казахстана?
- Да! Да! Дядя!
Он хотел добавить выражение такое существенное, такое грубое, но девчата были до того беспомощны и потрёпанны свадьбой, что летящее с его языка злое при виде их измученных рвотой лиц перешло в шипение.
- Вася где?
Он не сказал это, а прорычал в конце.
- Спит на сеновале, пьяный.
Хлопнула калитка и он увидел жену, она бежала к нему, маман, появившись, вскрикнув, скрылась во дворе.
- Рома.
Жена жалась к нему, пахла духами и тем родным, степным, которое он едва не растерял в дороге.
- Рома, не трогай сестру, она переживает.
Он молчал, ярость на Васю не уходила, и только жена, прижавшись к нему, мешала ему стащить его с сеновала.
- Рома.
Жена оглядывала его, стряхивала с рубашки невидимые нити.
- Я места себе не находила, Рома.
Слезинка с глаз невидимая ею, неудержимо устремилась вниз. Ромка прижал её пальцем, попробовал на вкус, она была солёной.
- Худенькая ты моя.
Они зашли во двор, он был широк, свадьба затухала и только по краям, особо гулящие ещё веселились.
- Сватэ, як же вы нас найшли? Мы тута так сховалыся, так сховалыся. Не ругайты нас сватэ, не ругайты. Мы думали ,шо вы не приидитэ.
Навстречу им из темноты выходил здоровенный мужчина. Чубатый, с висящими на две стороны усами как на картине «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану» Два больших стакана налитых доверху колыхались в его руках. Ромку отпустило. Ладно. Прощает он. Бог с ними.
"Удар в пути" - повреждение пути определённое машинистом поезда по ходу движения, требующее оперативного ремонта.