Когда прозвонил будильник, Милош подумал, что это – телефон. Его тонкий звук проник куда-то там, в мозг, что-то задел. Пластиковая трубка с жалобым треском упала на пол. Милош, с трудом приоткрыв глаза, пытался понять, кто бы это мог быть в такую рань? Может, сын из Белграда? Сонный вгзляд скользнул по серому потолку, стене и остановился на часах, висевших над телевизором.
В ранних сумерках полупустая комната, в которой были только пара стульев, столик и совсем продавленное кресло, выглядела совсем неуютно. Милош даже поёжился, но ничего не поделаешь – как есть, а ему пора вставать. Уже пять утра, и ему надо спешить готовить снасти: сегодня он вместе с Бойко и Марко выходит в море. Это звонил, конечно, будильник.
Но не успел он подумать о рыбалке и о том, что нельзя разлёживаться, как за окном раздался скрипучий и громкий крик уже проснувшейся чайки, а следом ветерок зашевелился в ветках цветущего лимона и впорхнул в полураскрытое окно, обдав ранней прохладой.
Подойдя к иконам, Милош зажигает лампадку и, вглядываясь в тёмный, едва проступающий на дереве, лик, что находится справа от Христа, озабоченно вздыхая, шепчет: “Святы Никола, пошли твою помощь, дай нам удачу. Как ты пас овец, упаси и рыбы морские, чтобы нам иметь хоть какое пропитание. Святы Никола, сохрани от волн буйных и пошли ветер попутный ”.
Он крестится медленно, даже слишком медленно, словно от того, как он это делает, зависит, услышит ли святой его молитвы или нет, а если услышит, успеет ли сообщить о них Богу? Надо, чтобы успел, иначе деньги, потраченные на солярку, будут выброшены на ветер, и ему опять придётся довольствоваться макаронами, дешёвой брынзой и жидким кофе: до воскресенья надо оплатить счета за воду и электричество.
Угловато, набок склонив голову, Милош подходит к образам и, снимая один за другим, целует их. При этом он чинно прикасается лбом к неровной деревянной поверхности икон, ощущая на них трещинки, щербинки и полустёртые мазки красок. Прежде чем поцеловать лик святого Николая, он трижды повторяет его имя.
Последняя икона возвращена на место, Милош ещё шире распахивает окно и изучающее вглядывается в быстро светлеющее над горами небо, где виднеются редкие дымчатые облака. Можно бы и порадоваться, что нет никаких туч, но такие вот облака в апреле тоже не очень хороши – возможно, погода к вечеру поменяется. Но думать об этом не хочется. Впрочем, уже и не до того – под окнами по узкой бетонной тропке громко стучат грубые подошвы армейских ботинок.
Это – Бойко, когда-то строевой офицер, а ныне – товарищ по прибрежной ловле сибаса, компаньон и ворчливый друг.
Как и Милош, он вернулся в родную деревню сразу после американских бомбардировок Сербии: отправили на пенсию. Поездив по округе в поисках работы и ничего не найдя, он начал прикладываться к бутылке. Напившись, он выходил на улицу, устраивал скандалы и кричал о “сволочах”, погубивших страну. Порой дело доходило до драк. Особенно он любил выписывать неровные круги под окнами Милоша, видимо, решив, что раз тот работал в Белграде, то он и есть одна из этих “сволочей” и его следует проучить. В конце концов, Милош как-то не выдержал, спустился на улицу и сказал:
- “Сволочь” услыхала тебя, и что теперь?
- Ничего – ответил Бойко, пошатываясь. – Давай по стопке ракии.
Они поднялись в полупустую квартирку, выпили, помолчали. Чтобы окончательно успокоить новоприобретённого друга, Милош кивнул на почти голые стены:
- Ну, теперь ты видишь, что у меня не больше, чем у тебя?
- Прости, – буркнул Бойко. – Я просто слыхал, что ты возил какую-то шишку в правительстве.
- Возил, – вздохнул Милош. – Но получил с этого большой шиш, как и все. По этому поводу – не переживаю. А вот думаю, что всё-таки пора заняться каким-нибудь делом, тем более что и жить как-то надо.
Бойко икнул в знак согласия и полез целоваться. Они обнялись и начали вспоминать далёкое детство – как ждали отцов, уходивших в море на старых моторных лодках, как сидели на берегу и вглядывались в тёмно-синюю нитку горизонта, а когда те возвращались, измотанные и усталые, помогали им вытаскивать корзины с пахнущей свежей травой рыбой. А сейчас везде одни гостиницы, рестораны, и им, старикам, нет места на этом празднике жизни…
- Что, берём термосы и спускаемся? – спрашивает Бойко, не здороваясь.
– Слыхал, по телевизору обещали сегодня грозу после обеда. Чего нам так не везет? Раз в неделю в море выходим, а тут ещё и погоды нет. Милош, ты сегодня просил святого Николу, чтоб послал удачу?
Не будучи особо религиозным, Бойко почему-то верит в молитвы других и любит рассказывать, что молитва сестры спасла его от бомб этих чёртовых американцев. “Вот свята Параскева – свидетельница, – говорил он очередному сомневающемуся, что Бог захотел спасти такого буйного вояку. – Сестра в церкви была, свечки за меня ставила, а тут эти... налетели и давай бомбы бросать, куда вздумается. Я в убежище только вбежал, а на том месте, где стоял, как жахнет, и яма с баркас…”
При этих словах он по обычаю ругался и крестился, внимательно смотря на собеседника: если не верит, то, значит, коллаборационист, сепаратист или даже “сволочь”.
- Просил, – отвечает Милош и с трудом проворачивает ключ в старом ржавом замке – хотя в их городке по-прежнему не воруют, но бережёного известно Кто бережёт. – И ещё попросим...
Поверхность моря как стекло, хоть иди по нему, но Милош усмехается: он и его друзья не апостолы, так что рассчитывать, что Господь придёт успокаивать море в случае чего, не приходится. На узком каменном причале, к которому прижимается старенький баркас, не спеша вышагивает их третий компаньон и приятель Марко. Бывший инженер уже погрузил на судно своё орудие труда – эхолот, сооруженный из старого осциллографа, каких-то катушек и допотопных радиоламп, – и задумчиво склонив голову, смотрит на него. Да, за год своего существования этот прибор ничего не обнаружил, чем вызывал у Бойко неизбежный сарказм, но Марко берёт его каждый раз с собой в море. Милош тоже не особо надеялся на это чудо-оружие их непростой борьбы за существование, но считал, что если Господу будет угодно, то даже такое допотопное сооружение может помочь им. Но пока Господу это не было угодно.
- Ну что, приготовил свой компьютер, Тесла? – вместо приветствия говорит Бойко и подмигивает Милошу. – Лучше ты бы научился на нём погоду предсказывать. Скажи, будет сегодня гроза, я уж не спрашиваю про рыбу?
- Это только Богу ведомо, – не глядя на товарища, отвечает тот и, спрыгнув в баркас, включает какой-ту тумблер на эхолоте – раздаётся писклявый звук.
- А ты попробуй что-нибудь типа телеграммы отстучать наверх, попросить, чтобы рыбки нам нагнало в сети, – не отстаёт Бойко, и уже не понятно, то ли всё ещё подначивает, то ли говорит серьёзно.
- Ладно, давай запускать мотор и отчаливать, пока тихо – для этого у Бога не надо просить помощи, – встревает Милош, открывая маленькую рубку, и добавляет: – Идём сегодня подальше за фарватер.
Через час баркас был уже в километрах десяти от берега. Здесь попадается крупный дорадо, особенно по весне, когда рыба после нереста дрейфует в поисках корма. Небольшие волны тихо хлопают в деревянные облезлые борта, омывают их и сбегаются в серебряные стайки за кормой. “Как рыбы,” – оглядываясь, подумал Милош и следом мелькнула мысль, что сегодня будет улов: над головой нет ни облачка, прямо перед рубкой не спеша кружат крестообразные чайки, словно кто-то благословляет свыше. “Бог пошлёт удачу, Никола не забудет, попросит”.
Бойко, проверявший укладку трала, с недоверием посматривает, как Марко мудрит с эхолотом – трогает провода, лампы и, прикладывая ухо к осциллографу, смотрит на уходящие за горизонт горы.
Крутнув какую-то ручку и заметив на себе взгляд товарища, он ему подмигивает и говорит:
- Давай, Бойко, поспорим, что скоро найдём такой косяк, что и всех наших корзин для рыбы не хватит?
- Спорить – это детская забава, но я готов в неё сыграть. Но что ты можешь поставить на кон, кроме старухи Петки и твоего задрипанного “юго”?
- Мне больше и не надо. А вот на “юго” мы уже завтра будем рыбу развозить по ресторанам, – с усмешкой отвечает Марко и опять наклоняется над своим прибором.
Сдвигая выцветшую офицерскую пилотку на затылок, Бойко криво усмехается:
- Ну и наглец ты. В общем, клянусь своей пилоткой, что я буду таскать корзины с рыбой на себе, если проиграю. Идёт?
- Ну, твоя шапка немного стоит, но если я проиграю, то продам этот эхолот и на все деньги куплю тебе ракии, – парирует Марко и опять начинает крутить тумблеры на любимом детище, так что противный писк пугает даже высоко парящих чаек.
Тем временем берег окончательно исчез с замутневшего горизонта, волны потеменели, звонче застучали по бокам утлого суденышка, забегали вокруг, хотя небо, украшенное большим серебристым солнцем, было по-прежнему чисто и прозрачно. Слушая перепалку за спиной, Милош, покусывая ус, настороженно всматривается в первые белые барашки. Нет, пока ничего подозрительного не заметно, но сейчас надо внимательней следить за окрестностью и курсом баркаса, чтобы не попасть на сильное подводное течение. Оно может незаметно унести на глубокие, почти бездонные разломы, и тогда, сколько ни траль, ни вслушивайся в писк эхолота, ничего кроме бурых водорослей в сетях не окажется. А потом ещё придётся и пробиваться сквозь стремнины к берегу, напрягая слабосильный мотор, который может в любой момент заглохнуть.
Погружённый в свои вдруг почему-то не радостные мысли Милош даже сначала и не сообразил, что радостный крик на корме принадлежит не севшей на бортик огромной белобокой чайке, а Марко.
- Есть, есть!
Оглянувшись, Милош увидел, как Марко, почти лежащий на маленьком столике, охватив одной рукой осциллограф и вглядываясь в бледный экран, другую вскидывает вверх, словно пытается унять шум волн и ветра. От его крика одинокая чайка испуганно пискнула и взмыла в небо. Бросив перебирать грузила и поплавки, Бойко застывает, при этом кадык на его плохо бритой шее быстро и лихорадочно двигается – неужели и вправду есть?
- Ты ещё крикни “батарея пли! – приходит он, наконец, в себя и с досадой отмахивается. – Всё не наигрался.
Но Марко словно не слышит его – на секунду оторвав голову от прибора, он почти умоляюще глядит на Милоша и, перекрестившись, громко шепчет:
- Милош, вот крест, есть косяк! Надо тралить!
Милош – старший, и только от него зависит – начать рыбалку или нет. Он опять смотрит на темно-зелёную поверхность моря, на приборы, сверяет их показания с картой и задумчиво трёт подбородок: в этом месте никогда не пробовали тралить. Можно запросто и ошибиться. Море своё не отдаёт просто так. Но таково рыбацкое счастье – не знаешь, где поймаешь и где упустишь.
“Святы Никола, помоги!” – вполголоса говорит Милош и вопросительно смотрит на Бойко. Вновь появившаяся усмешка на его тонких губах вдруг вселяет в Милоша странную уверенность, что всё получится, и кивает головой, дескать, давай. Бойко нехотя поворачивается к редуктору, осторожно тянет на себя длинный металлический рычаг. Лебёдка начинает подрагивать, постукивать в такт пофыркивающему мотору, и за бортом, охватывая всё большую поверхность, расправляется сеть.
Когда через пятнадцать минут металлический звон стопора возвещает, что трал полностью размотан, Милош и Бойко садятся на узенькую шаткую скамейку возле лебёдки, закуривают и поглядывают на Марко, что, по-прежнему не двигаясь, слушает эхолот, трогает пальцем гудящие лампы и всё не сводит глаз с круглого как иллюминатор экрана. Минуты тянутся медленно, одна за одной, едва шевелятся как парус в штиль.
- Ну, что там? – наконец не выдерживает нетерпеливый Бойко и глубоко затягивается уже третьей сигаретой.
Марко что-то шепчет себе под нос, продолжая поворачивать тумблер на панельной доске. Внезапный порыв ветра ворошит его тёмные курчавые волосы, сбивает их на глаза. Вскинув голову, он задумчиво смотрит на друзей, потом переводит взгляд на подрагивающие как струны тросы трала и молчит.
- Так что, есть? Рыба или, может, осьминог заплыл, и мы его сейчас затралим, а? Но на осьминога мы не спорили, так что будешь его тащить на базар сам, – начинает язвить Бойко.
Его голос раздражённо поскрипывает, а сам он поглядывает на Милоша, словно ища поддержки. Но Милошу не до шуток и подколок, ему показалось, что тросы гудят не так напряженно: рыбацкое шестое чувство подсказывает, что никакого косяка нет, если что и попалось, так сущая мелочь. “Видимо, этот заброс впустую”, – с досадой думает он и чувствует, что недовольство и язвительность Бойко вдруг начинает передаваться и ему. Солнце, поднявшееся уже довольно высоко, порядочно припекает и, значит, каждая следующая попытка будет даваться всё тяжелее.
- Ладно, хватит трепаться. Видимо, пусто, пока только ветер в наших карманах. Давай подтягивать трал, и плывём дальше – нет там ничего, даже осьминога.
Выразительно посмотрев на притихшего Марко, бывший офицер подёргал провисшие тросы и подошёл к редуктору. Подождав, пока Милош чуть ускорит ход баркаса, он медленно сдвигает рычаг назад и, с досадой хлопнув рукой по карману, достаёт новую сигарету. Подхваченный лёгким бризом, сизоватый дым уплывает за корму. “Надо было не идти сюда, а плыть на юг к заливу – там хоть только сибас, но это почти наверняка,” – мелькает у Бойко мысль, пока он смотрит на всплывший на поверхность почти пустой трал. Видимо, похожая задумка появилась и у Милоша.
- Вот что, сейчас перекусим и двинемся в сторону залива. Попробуем там, – предлагает он.
Пока они молча ели разогретую на моторе фасоль в банках, пили уже полу остывший кофе и смотрели на круживших в ожидании кормёжки чаек, ветер поменял направление и явно посвежел. Можно приглушить мотор и поставить парус - все-таки экономимя. Через пять минут матча радостно скрипнула, за кормой зазвенела, запела вода.
Места между фарватером и заливом достигли через час. Когда снова обрисовались вершины гор на горизонте, Милош стал оглядываться в поисках чаек: их присутствие может указать на косяки сибаса, любящие эти тёплые и неглубокие воды. Здесь нередко можно было выловит за день с полусотню, а иногда и более килограммов. Правда, рыба попадается некрупная, а потому много за неё не получишь, но лучше пара корзин сибаса, чем мечты о полном трале дорадо.
- Ну, что? – раздался за спиной голос Бойко. Он звучит уже равнодушно, даже безразлично: лучшее время для ловли упущено, особенно рассчитывать не на что. – Начнём тралить или, может, подождём, что нам пропищит чудо-техника господина Теслы?
Милош ничего не отвечает – подколки порядочно поднадоели. Если сегодня ничего не поймают, то полторы сотни евро, потраченная на дизтопливо, будёт выброшена на морской ветер. “Этот вояка лучше бы делом занялся”, – поморщился он и бросил через плечо:
- Сейчас начнём тралить, ждать нечего. Убираем парус. Всё у тебя готово?
- А то ты не видел, – огрызается Бойко, в душе понимая, что его подначки совсем не к месту.
- Хватит, Бойко, мы не на телевидении, и это – не шоу. Лучше бы помолился – тебе сегодня твоя сестра не поможет, – раздражённо отвечает Милош и поёживается: его немного знобит, только вот не понятно - от усталости или, как ему кажется, от уже бесцельного кружения по морю.
Бойко окончательно скисает и, не говоря ни слова, садится на лавку возле лебёдки, с грустью смотрит на редких чаек, кружащих вдалеке – и они не предсказывают удачу. Марко по-прежнему самозабвенно крутит ручки эхолота, словно надеется услышать какой-то особый сигнал. Милош оглядывается на него и вздыхает – ему бы такую упёртость. “Святы Никола, помоги!..”
До обеда протралили два раза. Сердце замирало при тихом поскрипывании тросов, но напрасно – ни на фарватере, ни ближе к заливу рыбы не было, едва набралось пол корзины сибаса, килограммов десять. Сигареты были почти все выкурены, доедены остатки хлеба и брынзы, допит кофе. Кроме воды в пластиковой бутыли ничего не осталось, да и та нагрелась, так что, несмотря на жару, пить её не хотелось.
Настроение у всех было паршивое. Марко оставил своё хитроумное изобретение и, привалившись к борту, поглядывал на уже близкие горы – до берега было не больше трёх километров, пора домой, а то Петка начнёт скоро беспокоиться. Ни у Милоша, ни у Бойко жён нет – от последнего она ушла, видимо, не выдержав его слишком боевого характера. Жена Милоша умерла три года назад и покоится на церковном кладбище, окружённая розами и херувимами... “Надо будет затра сходить, прибраться – скоро Пасха,” подумал Милош и, рассматривая задумчивое лицо Марко, даже позавидовал ему – его дома ждут.
- Может, начнём потихоньку подбираться к берегу? – осторожно спрашивает тот, стараясь не смотреть на товарищей.
Беспокоится он напрасно: Бойко затягивается последней сигаретой и думает только о том, что он будет курить сегодня вечером; желание язвить у него давно пропало. Милош тем более не собирается кого-то в чём-то упрекать – святой почему-то не услыхал его или не захотел передать его настойчивые просьбы наверх, так что и виновных нет. Поднявшись, он подзывает Бойко, и они снова разворачивают парус.
Когда до берега оставалось полчаса хода, ветер резко усилился. Волны, широко вздымаясь, начали с яростным шипением бросаться на низкую корму, заливать её зеленоватой пеной, обегать, окружать баркас со всех сторон. “Ну, вот забегали, заблудили, теперь даже на топливе не сэкономим,” – мелькнуло у Милоша мысль и тут же исчезла, словно стёртая клубящимися грозовыми облаками, что покатились откуда-то сверху подобно гигантским скалам. Спасения от них не было!
Через несколько минут ураган подбросил суденышко вверх, швырнул его на один бок, на другой и закрутил, словно детскую игрушку. Мачта противно с сухим треском заскрипела и закачалась как стрежень волчка. Баркас резко припал на борт, и Милошу показалось, что ещё немного, и вода вот-вот зальет его. Он повернулся и, согнувшись, хватаясь за лавки по бокам, бросился в рубку.
Пока товарищи отвязывали ванты, путались в них, едва держась на ногах и борясь со ставшей плотной и неподатливой тканью паруса, Милош, едва схватив крутящийся штурмвал, изо всех сил налёг на него, пытаясь выровнять судёнышко и удержать его по курсу к берегу, который моментально исчез за серой пеленой хлесткого крупного дождя. Ему почти удалось справиться с баркасом, как вдруг раздался сильный треск похожий на удар молнии. Милоша бросило вбок, так что он сразу и не сообразил, что это трещат не тонкие дощатые стенки рубки, а мимо неё, хлопая краями, как гигантская растрёпанная птица, пролетает парус. Через секунду тот сложился пополам и мгновенно исчез в темно-зелёных глубинах моря.
Не глядя друг на друга, тяжело дыша и вытирая мокрые от пота и воды лица, Марко и Бойко обессиленно прислонились к треснувшей мачте, на которой сиротливо трепыхались несколько ленточек парусины. Их тяжёлые, наполненные болью руки, опустились на колени. Милош сжал зубы, под впавшими щеками заходили желваки: теперь и баркас – не судно, а старое корыто. “Святы Микола!” Он с силой ударил рукой по металлическому краю приборной доски – из раны закапала бурая кровь...
Буря закончилась так же быстро и внезапно как и началась. Море посветлело и через несколько минут отразило остатки ещё клубящихся, но уже на глазах светлеющих облаков. Присев на корточки, Бойко пустой банкой из-под фасоли вычерпывал воду, время от времени вытирая лицо дрожащей заскорузлой ладонью. Перетянув куском парусины рану, Милош достал последние две сигареты и одну протянул товарищу. Тот чуть кивнул, и они молча закурили, старясь не глядеть друг на друга.
Марко, не зная, куда себя деть, нагнулся над своим прибором и механически щёлкнул выключателем – осциллограф тихо и как-то жалобно по-птичьи пискнул, вторя низко пролетевшей чайке. Сделав небольшой круг над баркасом, она опустилась на покосившийся флагшток и, повертев раскрытым клювом, уставилась чёрными бусинками своих глаз на сидевших у мачты людей, видимо, в надежде, что её покормят.
Задрав голову, Милош посмотрел на окутанное предвечерней дымкой солнце и нехотя поднялся – надо запускать двигатель и двигаться потихоньку к берегу. Но открыть дверь рубки он не успел – истошный, какой-то радостно-безумный крик Марко ввёл его в ступор, а ноющая от боли ладонь так и застыла на ржавой ручке.
- Ты чего? – взвился как ужаленный Бойко и, с искаженным от злости лицом, сжав побелевшие кулаки, бросился к столику с эхолотом. – Ты достал, идиот! Замолчи! Выключи свою брехалку!
Ещё доля секунды, и достаточно крепкий кулак буйного вояки обрушился бы на тёмную голову бывшего инженера, не успей Милош развернуться и схватить его за запястье. У него потемнело в глазах, он едва удержался на ногах. Мгновение Милош смотрел на пожелтевшие белки глаз товарища, потом из остатков сил дёрнул Бойко за руку вниз. Тот обессилено опустился на дно баркаса рядом со столиком Марко, снял мятую пилотку, вытер ей лицо и, обхватив дрожащими руками колени, положил на них голову. Наклонившись, Милош потрепал его по плечу и прошептал:
- Прости, Бойко, это я во всём виноват. Сразу надо было идти к заливу, а я размечтался о богатом улове. Вот ничего и не получилось.
Между тем перепуганный Марко, косясь на друзей, не отрывался от экрана и продолжал крутить ручки, отчего через пару минут писк эхолота перешёл в такой непрерывный душераздирающий визг, что даже Бойко приподнялся и посмотрел сначала на инженера, потом – на Милоша. Поймав настороженный взгляд товарища, он как-то обессиленно дёрнул плечом и вошел в рубку. Недолго думая, Бойко потянул ручку редуктора на себя и перекрестился...
До знакомого каждой извилиной берега они добрались уже в ночных густых сумерках. Плотный туман спустился с гор на неподвижные тёмно-синие воды залива. Выбиваясь из последних машинных сил, баркас втянул за собой наполненный рыбой трал в небольшую бухточку, заскрипел, коснувшись бортом каменного причала, и заглох. Закрепив штурмвал, Милош сошёл на берег и махнул в сторону магазинчика, мол, за сигаретами. Проводив его долгим взглядом, Бойко враскачку подошёл к эхолоту и, нежно погладив его, не глядя на довольного, улыбающегося Марко, сказал:
- Ну, ладно, Тесла. Помогай рыбу грузить в корзины. На это мы не спорили!