Воркута литературная. К вопросу о городском тексте

                ВВЕДЕНИЕ
 
          Тема настоящей работы – «Воркута литературная (к вопросу о городском тексте культуры)». Актуальность темы объясняется акцентированием  интереса современной филологической науки к изучению локальных текстов литературы и культуры. Научных исследований по Воркуте литературной и Воркуте как текста пока не создано. Поэтому на первом этапе изучения этой актуальной и интересной, на наш взгляд, темы,  цель работы – собрать, систематизировать и по возможности интерпретировать литературные, фольклорные и другие речевые жанры, составляющие воркутинский текст культуры. Для достижения данной цели выдвинуты следующие задачи:
- объяснить место топоса города в системе культуры;
- выявить тексты Воркуты литературной, составляющие городской текст культуры;
- рассмотреть Воркуту как имя и пространство;
- показать примеры самоидентификации Воркуты как текста культуры.
     Предметом исследования является Воркута литературная как городской текст культуры. Объект исследования – литературные, фольклорные и другие речевые жанры, составляющие литературно-культурный текст города.
    В ходе работы использовались следующие методы исследования:
- историко-сравнительный;
- сравнительно-сопоставительный;
- биографический;
- описательный;
- комплексный.   
       Методологической основой работы являются исследования Н. П. Анциферова, И. М. Гревса, Б. М. Гаспарова, В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, М. С. Кагана, В. Н. Абашева и др.
        Приложением к работе служит:
1) Аудиодиск «Моя Воркута. Гимн любимому городу. Песни разных лет» (Воркута, 2003), выпущенный к 60-летию Воркуты;
2) Антология «Высокие широты. Воркута литературная», одним из составителей которой является и автор данной дипломной работы.

               

                ГЛАВА I.

ПРОБЛЕМА ИЗУЧЕНИЯ ГОРОДА КАК ТЕКСТА ЛИТЕРАТУРЫ
 И  КУЛЬТУРЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ.

      
Изучение города как текста литературы и культуры имеет давнюю научную традицию, а сама эта область является полноправным предметом современной филологической науки, важным аспектом в исследовании русской литературы и культуры.
       Еще в 20-е гг. ХХ века проблему регионального подхода к изучению литературного процесса выделяли Н. К. Пиксанов, П. Н. Сакулин, Н. Н. Фатов и многие другие.
       В 1928 г. вышла работа Н. К. Пиксанова «Областные культурные гнезда» (историко-краеведный семинар)». Отмечая рост национальных и краевых движений в стране, автор призывал к «топографической дифференциации» в изучении отечественной культуры, к изучению исторически сложившихся «культурных гнезд», предложив понимать под этим термином «немеханическую совокупность культурных явлений и деятелей, но тесное их единение между собою, некоторое органическое слияние» . 
    В связи с изучением «областных культурных гнезд» уточнялось понятие «литературная жизнь». В состав этого понятия, по П. Н. Сакулину, например, входят «литературные произведения, литературные направления и сами художники слова». Вокруг произведений писателей, уточняет автор, «образуется особая атмосфера, особая жизнь: рядом с писателем стоят читатели, критики и теоретики. Их общим сотворчеством и создается литературная жизнь, как единый процесс, достойный стать предметом синтетического изучения», в его многообразии и многослойности, в важности познания «внешних и внутренних фактов творческой жизни писателей».  Таким образом, важными  целями регионального подхода к изучению литературного процесса становятся реабилитация второстепенных и третьестепенных литераторов, введение в научный оборот литературного материала русской провинции, изучение литературного процесса не только в его вершинных проявлениях, а во всей его полноте. По мнению П. Н. Сакулина,  «русская литература в любой исторический момент одновременно представляет несколько слоев, лежащих друг над другом».  Эти слои совпадают. Но не всецело, а с сословно-классовым членением страны – соответствуя ступеням культурного развития. Ученый считал, что, по отношению к новому периоду, речь может идти, по крайней мере, о трех пластах: верхнем, наиболее культурном, среднем, малокультурном («мещанском») и низшем, «народном». Таким образом, общая картина литературной жизни может приобрести научную полноту лишь тогда, когда литературовед синтетически изучит это многоярусное построение литературы.
          В 1926 г. в 9-м сборнике «Родной язык в школе» со статьей «О краеведческом принципе истории литературы» выступил Н. Н. Фатов. Он писал о том, что изучение истории литературы необходимо вести конкретно, во всей ее сложности и во всем ее многообразии. Самой неотложной задачей, по мысли Н. Н. Фатова, должно явиться прежде всего собирание материалов для истории провинциальной литературы «в самом широком разрезе, вплоть до самых глухих центров». На примере города Твери Фатов предлагал обширную программу изучения литературной жизни края, привлекая при этом материалы из смежных областей культуры (история периодической печати, театра, просвещения и т.д.).
         Важные мысли по данной проблеме содержатся в трудах Н. П. Анциферова. С его точки зрения, «важно найти материал, в котором отражен край в художественной форме, в котором творческая интуиция привела к «ви;дению целостного образа» многоликого края, или же к познанию одного из его ликов (обличий)».  Для воссоздания «целостного образа» края, по Анциферову, важны не только собственно художественные произведения, но и мемуары, дневники, письма, путевые заметки. Свидетельства старожилов и заезжих людей в этом случае дополняют друг друга, способствуют познанию края с разных сторон. Вопрос об изучении воссоздания в художественной форме целостного облика края, поставленный в работах Анциферова, очень важен и в наши дни.
        «Локальный» подход к литературному процессу становится особенно продуктивным в 50-е-90-е годы в исследованиях о литературе некоторых регионов страны. Так, Ю. С. Постнов и Л. П. Якимова предлагают изучать литературу Сибири в историко-литературном аспекте в русле общерусского литературного процесса,  Б. А. Чмыхало подходит к решению проблемы литературного регионализма с точки зрения «историко-литературного пространства», проявляющегося через региональную специфику.
       Основа концепции А. Н. Власова – «региональный контекст», являющийся ключевым элементом в выделении региональной традиции. В этом случае в понятие региональная литература входит «совокупность нарративных текстов, созданных местными авторами и функционирующих в контексте локальной культурной традиции». 
       Для развития современной науки характерно укрупнение объектов изучения. Стремление перейти от наблюдения и описания отдельных феноменов к анализу целостных, развивающихся и внутренне динамичных, подвижных систем все более проникает во все сферы научного знания. Эта тенденция характерна и для развития гуманитарных наук: они вырабатывают новые интегральные представления и понятия. Одним из таких интегральных понятий стало культурологическое понятие текста как гибкой в своих границах, иерархизированной, но подвижно структурирующейся системе значащих элементов, охватывающих диапазон от единичного высказывания до символических образований.
       Современное представление о тексте стало результатом длительного развития этого понятия в отечественной филологии, начало которому положила тартуско-московская школа.
       Перенесенное в дальнейшем из области лингвистики в сферу семиотически понятой культуры, понятие текста сильно эволюционировало. Расширение и изменение содержания понятия «текст» прослеживается в работах Ю. М. Лотмана. В серии трудов, объединенных в книге «Культура и взрыв», Лотман выдвинул новое, с учетом постструктуралистской парадигмы, понимание текста. Отказываясь от представления об отдельном, изолированном, стабильном самодовлеющем тексте, характерном для структурализма 1960-х гг., Ю. М. Лотман предложил мыслить текст «не как некоторый стабильный предмет, имеющий постоянные признаки, а в качестве функции: как текст может выступать и отдельное произведение, и его часть, и композиционная группа, жанр, в конечном итоге – литература в целом».  Новое понимание текста существенно расширило сферу его применения для описания семиотической деятельности человека и ее результатов. Поэтому последовательным логическим звеном в развитии понятия текстуальности у Ю. М. Лотмана стала концепция семиосферы (термин был образован по аналогии с ноосферой В. И. Вернадского).
       Семиосфера, по Ю. М. Лотману, это «синхронное семиотическое пространство, заполняющее границы культуры и являющееся условием работы отдельных семиотических структур и, одновременно, их порождением».  В рамках концепции семиосферы понятие текстуальности уже не ограничивается областью литературы и даже культуры в ее узком понимании. Оно охватывает предельно широкую сферу результатов информационно-творческого взаимодействия человека и действительности, его повседневного поведения. В частности, признак таким образом понятой текстуальности вполне корректно определяет место жизни человека в его
семиотической проекции, через которую место входит в семиосферу национальной культуры как один из ее топосов.
      Выдвинутые Ю. М. Лотманом идеи о семиосфере развивали и другие исследователи: Б. М. Гаспаров,  екатеринбургские лингвисты Н. А. Купина, Г. В. Битенская и многие другие. Историческая жизнь места (локуса) сопровождается непрерывным процессом символизации, результаты которой закрепляются в фольклоре, топонимике, исторических повествованиях, в широком многообразии речевых жанров, повествующих об этом месте, и, наконец, в художественной литературе.
        В непрерывном, стихийном процессе символической репрезентации места формируется более или менее стабильная сетка семантических констант. Они становятся доминирующими категориями описания места и начинают по существу программировать этот процесс в качестве своего рода матрицы новых репрезентаций. Таким образом формируется локальный текст культуры, определяющий наше восприятие и видение места, отношения к нему. 
         В 2000 г. вышла монография В. Абашева «Пермь как текст». Во введении автор высказывает чрезвычайно важную мысль: «Жизнь человека размещается в пространстве, что неизбежно предполагает вопрос о месте жизни – стране, крае, городе: что это такое и каков смысл моей жизни здесь?»  Человек, по справедливому утверждению В. Абашева, не выносит смысловой и ценностной пустоты места, где он живет. Ему насущно необходимо его осмыслить и ценностно упорядочить.
       В основе поставленной задачи лежит представление о творческой, конструирующей реальность энергии культуры. Ведь, «осваивая место, избранное для жизни, человек не только преобразует его утилитарно. Исходя из духа и норм своего языка и культуры, он организует новое место символически и тем самым, вырывая его из немого доселе ландшафта, приобщает к порядку культуры. Культура идеально переустраивает физическое пространство, сообщает ему структуру и смысл».   
        В результате, как утверждает В. Абашев, рождается новая реальность места.  Приводя в пример Коктебель, исследователь пишет о нем как о месте, где опыт по взаимодействию природного ландшафта и творческого воображения был проведен почти с лабораторной чистотой. В результате Коктебель, будучи в начале века никому неведомой «глухой деревушкой», сегодня, благодаря Максимилиану Волошину и его стихам, превратился в один из самых памятных символов русской поэзии, и в этом качестве он известен всем.
       И хотя, по мнению ученого, случай с Коктебелем по концентрации культурной символики на столь малом участке пространства почти уникален, он отражает общую закономерность взаимодействия человека и места его жизни.
        То, что объектом филологической работы становится по существу город, справедливо утверждает исследователь, тоже не совсем привычно. И, тем не менее, нельзя отрицать, что город как феномен культуры и социальной жизни вызывает все возрастающий интерес. Здесь встречаются интересы истории, антропологии, социологии, политологии и географии. Однако у филологии в изучении города есть своя, далеко не второстепенная задача. Филологические науки могут внести в изучение таких сложных социокультурных объектов, как город, особый, возможно, генерализующий вклад. Прежде всего потому, что все процессы, сопровождающие жизнь города (экономические, природные, социальные) приводят к знаковым отложениям в языке, и зачастую только по следам в языке становятся доступными для наблюдения. Поэтому понятие локального текста, понимание города (и территории) как текста в определенной степени резюмирует жизнь человека в месте его жизни.
     В настоящее время методологически важными для исследования города как текста и даже классическими стали работы Ю. М. Лотмана и В. Н. Топорова  по исследованию петербургского текста.
     Основополагающими для изучения города как феномена культуры являются выводы М. С. Кагана: 1) один из факторов, определяющих своеобразие любого города – его  «социальный статус» и характер основной деятельности его обитателей: «Очевидны различия в характере повседневной жизни столицы и провинциальных городов – скажем, промышленного Челябинска, торговой Одессы, военно-морского Севастополя, университетского Тарту, курортного Сочи...».  2) Особую роль в жизни любого города и формировании психологии горожан играет его художественная жизнь, его эстетическая направленность, его архитектурный облик. Все эти факторы имеют немаловажное значение и в формировании национального самосознания, самоидентификации. Любой город в этом отношении – явление неповторимое и уникальное, поскольку формируется в различных временных и социокультурных ситуациях; в контексте же рассмотрения проблемы национального семиозиса особенный интерес представляют города, сформированные как поликультурные, в которых этническая неоднородность формирует особенный тип отношения к национальному, особые отношения внутри городского пространства и за его пределами.
   

          В русле формирующегося вслед за ними направления выполнен ряд конкретных работ по изучению семантики и структуры отдельных исторических местностей России. Одним из первых шагов в этом направлении стало исследование А. Н. Давыдовым семантики городской среды Архангельска.  Известны, в частности, исследования крымского,  пермского,  киевского,  московского текста.   
       Изучение локальных текстов имеет серьезный практический аспект и приложение. Подобные исследования имеют непосредственное отношение к жизни человека, выявляя важный аспект его жизненного мира. Локальный текст оказывается живой и действенной инстанцией, организующей отношения человека и среды его обитания. Его символические ресурсы включаются в процесс самоидентификации. Поэтому осознанное отношение к месту собственной жизни становится актуальной задачей духовного творчества, особенно в современной России, пережившей, по выражению В. Абашева, «крах символических структур советского геопространства».   
       К изучению города как феномена культуры обращались и наши, региональные исследователи. Так, в статье «Роль городов в процессе формирования культуры Коми АССР» А. А. Беловол пишет: «В советское время имела место недооценка социально-культурных аспектов процесса урбанизации, и лишь в последние годы наметился интерес ряда российских ученых к проблемам формирования и развития городской культуры».  Он выделяет наиболее крупных представителей гуманитарного градоведения 20-х гг. ХХ века И. М. Гревса и Н. П. Анциферова, с имен которых мы начали разговор о проблеме исследования.
      Основываясь на трудах этих ученых и современного исследователя города Д. А. Алисова, автор уточняет: «Понятие «городская культура» у;же понятия «культура города». Термин «культура города» обозначает созданную людьми искусственную среду существования и самореализации. Это организованная совокупность физических и символических объектов, технологий, нормативных и ценностных образований, включающих в себя не только артефакты, но и то, что Н. П. Анциферов вслед за своим учителем И. М. Гревсом характеризовал как «душа города».  «Душа города» - это нормы и ценности данной городской общины, социальная психология, образ жизни
и менталитет горожан, социальная коммуникация и социальное проектирование и т.п.».  Основными составляющими культуры города, считает исследователь,  являются субкультуры высшего порядка: «городская культура» (собственно городская культура), традиционная культура (собственно сельская культура) и гибридная (квазиурбанистическая или квазигородская).
На материале Республики Коми А. А. Беловол убеждает, что ее современная культура – это продукт сложного синтеза различных культур, среди которых он выделяет:
1.  Традиционную коми культуру;
2. Традиционную культуру других народов (для Республики Коми характерен многонациональный состав населения);
3. Тоталитарную культуру советского периода;
4. Культурное наследие системы ГУЛАГа, которое является особым компонентом в культуре городов Коми АССР.               
  А. А. Беловол справедливо подчеркивает, что деятельность ГУЛАГа сыграла огромную роль в историко-культурном развитии республики. Вклад репрессированных деятелей науки и искусства в формировании современной культуры Республики Коми неоценим. Однако существование лагерной системы оказало негативное воздействие на культурные процессы. Результатом такого воздействия стало «распространение среди местного населения тех районов, в которых наблюдалась концентрация лагерных пунктов, отдельных элементов лагерной уголовной субкультуры».  Эти общие для всей республики выводы исследователя-историка найдут убедительное конкретное подтверждение на примере Воркуты.
       Из публикаций последнего времени в контексте нашей темы интересна статья М. О. Михельсон, в которой подчеркнуто, что русская национальная культура благодаря петровским преобразованиям XIII в. стала «светской», «просвещенной» и по преимуществу городской. «Именно город с этого времени становится в России носителем особого типа культуры, - пишет автор, - потому что именно в рамках города возможно выявить те материальные, духовные и художественные факторы, которые способны определить многогранную целостность культуры».
        Итак, если исходить из понятия, что семиозис есть процесс интерпретации знака, процесс порождения значения, то город как носитель особого типа культуры является особым культурным пространством, социальной сферой общества. Общее культурное пространство страны объединяет города, делая их неотъемлемой содержательной единицей целого и вместе с тем сохраняя уникальность каждого. В чем же уникальность Воркуты как текста культуры?
       Общие выводы, теоретические положения цитируемых выше исследователей городского текста культуры, выверенные ими на их собственном (в территориальном смысле) материале, находят полное и конкретное подтверждение при изучении воркутинского текста.
       Не случайно известный поэт, член Союза писателей России А. Г. Попов, бывший воркутинец, многие годы собирающий поэтические тексты, в которых упоминается Воркута, подчеркивает: «Топоним «Воркута» больше, чем просто топоним. К такому убеждению я пришел, читая стихи. В них понятие «Воркута» играло самыми различными смыслами, хотя в то же время никогда не забывалось, что это – географическое название». 
   Характер собранного нами материала позволяет рассмотреть Воркуту как имя и как пространство.
               




                ГЛАВА II. ВОРКУТА КАК ИМЯ И ПРОСТРАНСТВО.

   
                § 1. ВОРКУТА – «СТОЛИЦА ГУЛАГА».

         Воркута возникает в 1931 г. на базе ненецкого пришахтного поселка Рудник как город-идея (создать в Заполярье угольную кочегарку), но осуществляется идея силами тысяч репрессированных, поэтому он одновременно растет как шахтерский город и как место ссылки, со временем становясь «столицей ГУЛАГа». Известный литературовед А. Л. Войтоловская, прошедшая в свое время Воркутлаг, основываясь на многочисленных документах, в своей публицистической книге-исследовании «По следам судьбы моего поколения» несколько раз подчеркивает, что Воркута – «столица воркутинских лагерей», что «на Воркуте шло крупное строительство угольных шахт», там был «центр управления лагерями».                Только в Воркутинском архиве МВД хранится более одного миллиона учетных карточек на осужденных; из них 70-80% - это печально известная 58-я статья. Через Воркутлаг прошли узники 22 стран мира. «В застенках Воркутлага страдало более 2 млн человек, из них более 200 тысяч остались лежать в вечной мерзлоте». 
        В 30-е-50-е гг., помимо прочих политзаключенных, в воркутинских лагерях оказалось огромное количество ссыльных ученых, литераторов, художников, театральных деятелей – одним словом, людей науки, искусства и культуры.  Именно они в страшные годы сталинских репрессий создают в Воркуте первые профессиональные театры, литературное объединение, городскую газету, хореографические и хоровые коллективы. Даже те политзаключенные, которые до Воркуты и не думали проявить себя в искусстве, в здешних лагерях по разным причинам участвуют в культурной жизни города: становятся артистами, начинают писать стихи и т.д.   
      Воркута была закрытым городом, в котором царил особый лагерный режим, особые звериные законы, по которым карались все, кто проявлял сострадание, милосердие, жалость к узникам.
       Потому, безусловно, отдушиной для заключенных являлся театр. В 1943 г. прибывший в Воркуту генерал-майор М. М. Мальцев для того, чтобы хоть как-то поднять дух и энергию людей, задумал на базе существующего еще с 1938 г. кружка художественной самодеятельности открыть в Воркуте настоящий театр. П. Почиталин, бывший заключенный Воркутлага, дает свое объяснение появлению воркутинского театра, отличное от официальной точки зрения: «Над Воркутой витает своя аура: бывшая сталинская система, казалось, была придумана самим дьяволом – столько в ней было изощренности. Среди чиновничьей братии здесь быстро выделилась своя
элита в погонах со звездами, разжиревшая на дармовом хлебе и жареных куропатках. В какой-то момент она воспылала любовью к зрелищам, и лозунг Рима «Хлеба и зрелищ!» стал в воркутинском далеко воплощаться в некую уродливую реальность. Подумайте только: здесь, в самый разгар войны, быстро был построен и открыт первый на Севере невольничий театр».      
       Как бы то ни было, воркутинский театр открылся 1 октября. Газета «Заполярная кочегарка» от 7 октября 1943 г. писала: «Создание театра – большая радость для Воркуты. Окрытие его, совпавшее с победоносным наступлением нашей доблестной Красной Армии, войдет в историю Воркуты как радостная, торжественная дата».  Однако газетам разрешалось писать не все. Местные власти по понятным причинам запрещали предавать огласке имена артистов и постановщиков из числа заключенных, несмотря на то, что в лагере были сосредоточены значительные театральные силы. Среди них – такие известные деятели, как репрессированный главный режиссер Большого театра Б. А. Мордвинов, ставший руководителем заполярного театра, а также солисты и актеры В. М. Плясовская, Н. И. Глебов, Б. С. Дейнека, С. Б. Кравец, художники П. Бендель, Я. Вундер, И. Аман и многие другие.
      Невольничий театр развивал свою деятельность в строго разрешенных пределах – каждый жест, каждая фраза ставились под жесточайший контроль, после представления были строго запрещены аплодисменты, и артисты кланялись в сторону зала молча и без улыбок. Но было в создании театра и много позитивного. Для актеров-зеков театр был своего рода убежищем и пристанищем от тяжелых работ в системе строгорежимных лагерей, некоторым даже разрешали жить в условиях «ссыльных» - вне зоны. Театр стал отдушиной для людей творческих, людей искусства (которых, как говорилось выше, в лагере было немало), а также для всех, кому не хватало красоты, чего-то лучшего и светлого в их темной, беспросветной жизни.
        Выстоять духовно помогало и литературное творчество. Как утверждает Д. Стахорский, в самом  начале 1950-х годов в лагпункте шахты 9/10 был организован литературный кружок «Богема», где заключенные читали и обсуждали стихи (как свои, так и чужие), вели литературные беседы, слушали лекции по древнегреческой литературе и мифологии».       
    Несмотря на нечеловеческие условия существования, гулаговцы в своих поэтических произведениях не ограничивались темами неволи, тюрьмы, в их стихах звучали не только мотивы скорби и безысходности. Так, известно стихотворение политзаключенного А. Малахова, датируемое 1936 годом, под названием «Архимед», в котором автор поэтически интерпретирует известную легенду о смерти великого ученого: «Суровый воин в блеске страшной стали, Неся на теле пламенную медь, дверь распахнул. И свет кровавый залил Ту комнату, где мыслил Архимед... Воскликнул Архимед ему навстречу: - Варвар! Остановись, не трогай чертежей! ...И тотчас под  мечом сверкнувшим рухнул И ткнулся он лицом кровавым вниз, Вытягивая скрюченную руку По чертежам, которым отдал жизнь». 
     Узница ГУЛАГа Генриетта Дерман в стихах будто создает нравственное завещание потомкам: «Никогда Не стареть духом, Не становиться мелочным. Что бы ни произошло, Будь мужественным И в беде И в трудностях. По настоящему Нравственный человек Не поддается никаким Обстоятельствам И не дает себя подавить».
    Известны и лирические стихи В. Ясного о «девочке с томиком Блока». А А. Эйснер во время воркутинской ссылки пишет удивительные элегии, в которых тоска по любимой трагически переплетается с философскими размышлениями о жизни: «Через годы, пространства и города Ты невольно протянешь покорные руки. Повторяется все, даже прелесть Твоя, повторяется все без изъятья на свете, Возвращается ветер на круги своя... Я – не ветер!»
    Поэту И. Михайлову (впоследствии Члену Союза писателей, автору многих известных поэтических книг) удалось создать в Воркутлаге иронические строчки по поводу своей ссылки: «Хоть мы и посетили мир В его минуты роковые, Нас не призвали всеблагие, Как собеседников, на пир. Нет, упекли нас всеблагие В такую пакостную глушь, Где лишь болотища гнилые С завидным постоянством стуж. Мы благодарны быть должны, Что, в те чащобы упекая, Нас трогательно опекают от всех опасностей войны! Взбредет ли самому шальному, Совсем сдуревшему врагу Залезть охотой в этот омут, Во всегубящую тайгу?»   В Речлаге (ОЛП № 2) известный ученый Б. Басков (один из разработчиков плана ГОЭЛРО) даже переводит «Фауста» Гете. А узница Воркутлага Л. Гуляченко пишет: «Какая радость – жить на белом свете И слышать вновь журчание ручьев! Встречать лицом к лицу пахучий ветер И милых прилетающих певцов! И утонуть душою восхищенной В том мире нескончаемых чудес И песен над землею обновленной, В том празднике сияющих небес!»    С. Тхоржевский в своих стихах переносит читателя далеко от собственного «барачного» настоящего: «Сверну к огонькам знакомого кафе И сяду за столик со скатертью засаленной, Где запах спирта и дешевых конфет, Где музыка играет тихо и печально...»   В стихах еще одной узницы Воркутлага, Н. Успенской, мотив нежной любви затмевает ужас зоны: «Я пишу твое имя на самых заветных вещах... Без него, как без солнца, жилось бы и горько, и трудно. И я выжгла его на обветренных стужей руках, Как матрос выжигает названье любимого судна...»
   

      Известны и философские этюды А. Бершадского: «Что жизнь людей – костры в тумане...», «Омару Хайяму» и др., в которых автор размышляет о жизни и смерти не в «русле» ГУЛАГа, а с позиций глобального осмысления мировых законов. Показательны в этом смысле и стихотворения Е. Ильзен-Грин («Сервантесу», «Рыцарю страшно» и др.), в которых образы эпохи Возрождения воскресают и преломляются в «современном ракурсе».  Подобное творчество являлось «окном» в другой мир, это был особый духовный пласт, который объединял и помогал выжить.
       Таким образом, Воркута изначально существует как феномен культуры и литературы.      
     Однако естественно, что в произведениях воркутинских жертв репрессий одной из основных была все же тема ГУЛАГа, а Воркута воспринималась как символ тюрьмы, каторги, неволи.
      Среди поэтов-гулаговцев в 30-е гг. особенно популярно было имя Льва Драновского. В 1936 г. Л. Драновский, профессиональный журналист, был осужден на пять лет за «контрреволюционную троцкистскую деятельность» (это был его второй арест, первый состоялся в 1928 г.). Система наказаний в те годы была такова, что человек, не успев отбыть положенный срок, получал второй, больший, чем первый, или новое наказание, более суровое. Непокорных, не умевших смиряться и сгибаться, зачастую просто уничтожали. Именно так и случилось с Драновским. Незадолго до гибели Лев Драновский, в числе прочих произведений, написал стихи «За Полярным кругом», которые ярко характеризуют систему сталинских репрессий, настроение заключенных, их перспективу. «Вольное творчество» Драновского не осталось незамеченным, и в 1938 г. он, в числе других заключенных, был расстрелян. 
       Строки о Воркуте гулаговской мы находим и в предсмертном, по всей видимости, стихотворении Л. Драновского «Дневальный»: «И тогда уж без этапа Отвезут за три версты. Уголок найдет лопата Возле речки Воркуты». (Драновский Л. «Спит барак…»)
       Поэт из Риги Янис Зиле отбывал срок в Речлаге, в Воркуте в конце 40-х – начале 50-х гг. Из стихотворений, написанных им в лагере, особенно выделяется «Реквием по душам замученных» (на латышском языке). В годы перестройки по просьбе поэта на русский язык «Реквием» перевел В. Того, принимавший участие в конференции узников сталинских концлагерей, проводимой в Воркуте в рамках программы общества «Мемориал». Стихотворение начинается так: «Воркута. Полночный час. Снег пуржит над тундрой стылой. В свете призрачном – унылый  Теней призрачных экстаз. Это души погребённых Без причастья и креста, Это – участь миллионов, Окаянная верста». (Зиле Янис. Реквием по душам замученных)
           Воркута как символ ГУЛАга отражена во многих произведениях репрессированной поэтессы Аллы Зиминой (Ольга Григорьевна Олсуфьева, 1903-1986). Первая публикация «лагерных» стихов А. Зиминой  состоялась  в газете «Заполярье» только в 1998 году. Несколько ее песен и стихов нам удалось найти в архиве воркутинского клуба авторской песни «Баллада», который в настоящее время прекратил свое существование, однако песни Зиминой «Гимн старых воркутян» и «Домовой» в исполнении участников «Баллады» популярны в Воркуте до сих пор. «Гимн старых воркутян» в настоящее время можно назвать неофициальным гимном Воркуты: эта песня вошла и в магнитоальбом «Песни о Воркуте» (в исполении С. Шеркунова и С. Ушатова), и в компакт-диск «Моя Воркута», выпущенный к 60-летию города в 2003 году: «Хотя нам грустно от того, Что многих с нами нет, Споём, друзья, о тех, кого Мы знали столько лет. О славных “могиканах”, О старых воркутянах, Кого здесь нет, кто много лет Не видел солнца свет»… (Зимина А. Гимн старых воркутян)
       В другой песне на слова А. Зиминой, «Марш ветеранов Воркуты», - конкретизация жизни репрессированных в гулаговский период: «Уральские горы, снежные хребты, - Белые просторы вечной мерзлоты – Мы на вас глядели из шахт Воркуты, Из угольных, чёрных шахт Воркуты» (Зимина А. Марш ветеранов Воркуты)   
      В творчестве поэта и драматурга Александр Клейна, прошедшего войну, фашистский плен, камеру смертника, двенадцать лет заключения в Александровском централе, в Златоустовской тюрьме и Воркутлаге, Воркута выступает в нескольких значениях. Однако на первом месте здесь, безусловно, Воркута гулаговская: «Ни души. Ни деревьев, ни кустиков. Ширь снегов безнадежно чиста. Ты когда-то холодною грустью Повстречала меня, Воркута. Я пришел, как и многие, многие, Гололед и сугробы кляня, Чтоб надолго равнины убогие Стали домом родным для меня (Клейн А.  Воркуте);  «Угодил от смерти к смерти, Из-под петли – на расстрел. Не пойму, где черпал силы, Проходя дорогой той, Что когда-то завершилась Заполярной Воркутой?» (Клейн А. Угодил от смерти к смерти...)
       У А. А. Загряжского, многие годы проведшего в Воркутлаге, в стихотворении «Воркута» особенно выразительно передан колорит Воркуты того времени с ее особенными приметами: «Речка в тундре, шахт чернота, Дым, и пыль, и злорадный гудок, - Так встречает нас Воркута На мучительный каторжный срок. Нас, как скот, считает конвой, И ведет, и командует сесть, И ползут над пыльной травой Час за часом, которых не счесть» (Загряжский А. Воркута).
        Воркута как символ тюрьмы, уничтожающей человека как личность, предстает в произведениях многих авторов, прошедших Воркутлаг. Яркий пример – творчество Е. В. Корибут-Дашкевич (Е. В. Марковой):  «Нет имени и нет фамилии, Есть только номер Е – 105, И на судьбы моей извилины Легла Гулагова печать. Где родилась ты? Неужели в Киеве? Иль был от века Воркутлаг? И шли работы по непрерывной линии, Что началась в египетских песках? И мы, рабы в двадцатом веке, Вгрызаясь насмерть в мерзлоту, Приняв от древних эстафету. Возводим город ВОРКУТУ »; или: «Прикованная цепью Воркутлага, Осталась наша молодость в неволе И под ударами тяжелого приклада Из ОЛПа в ОЛП шагает под конвоем...».
   У каждого из поэтов было свое видение Воркуты-неволи.
   У украинского поэта Е. Чередниченко: «Встречаем год сорок восьмой. Угрюмый лагерь, мерзлота. К тебе стремимся, край родной. Чужда нам злая Воркута» (перевод с украинского Марка Каганцова.)   
   У Василия Фирстова:  «Размоет паводок скелеты, Чуть-чуть прикрытые землей. Никто не будет знать на свете Про воркутинский упокой. Потом напишут о героях, Кем воздвигалась Воркута. Но правду и людское горе Хранить лишь будет мерзлота». (Фирстов В. «Умрешь – и не закроют даже...»)
   У Т. И. Лещенко-Сухомлиной Воркута – «ветра всхлипы» и «ледяная клеть», «этапы под конвоем» и «безымянные могилы»» (Лещенко-Сухомлина Т. И. Переправа).
   У  В. А. Стрелкова Воркута – «человек на вышке»», «унизительные допросы», «Карпов с пистолетом в ребро», но присутствует и другой план: «И когда б меня ныне спросили, Как я сдюжил, ведь я не Атлант,  Я б сказал: потому, что в России Были Люди, как Вы, лейтенант!» (Стрелков В. Лейтенант Богданов) 
     У каждого из авторов отражены разные реалии. Все вместе они создают образ города образ города, на котором стоит «гулагова печать».
    В перестроечное время, когда тема ГУЛАГа стала легальной, Воркута в поэзии еще более  осознается как символ ГУЛАГа. Бывший воркутинец, поэт и прозаик В. Гринер  создает печальный рассказ в стихах об одном из бывших узников Воркутлага – известном кинодраматурге А. Каплере: «В мой город на краю земли С полярным тягостным рассветом Шальные ветры занесли Отряд полпредов “Литгазеты”. И Он, отБЫВШИЙ здесь когда-то Недоброй памяти года, Сказал взволнованно: “Ребята,  Не та, ей-богу, Воркута…” Да, Воркута не “той” была, -  Не проволочной, не барачной, -  Она оставила дела, Она поэзии ждала, Как ждут младенца новобрачные…» и т.д. И далее: «Трубила Друнина тревогу, И со своей “Девчонкой” в ногу По Воркуте на “шпильках” шла. По Воркуте… Что за походка!!! Плыла по снежной глади Лодка…» (Гринер В. В мой город на краю  земли…)
     Здесь речь идет об известной поэтессе, фронтовичке Юлии Друниной – в то время супруге Алексея Каплера. В 1964 году они вместе приехали в Воркуту на творческую встречу в числе других сотрудников «Литературной газеты». У Юлии Друниной, трагически ушедшей из жизни в 1991 г., не случайно есть стихотворение, которое называется «Воркута», где кроме реалий города-столицы ГУЛАГа (бараки, проволока, вышки) передано психологическое состояние узников («лихо», «на сердце мерзлота»):  «Всем известный, освящённый славой, Высоко взлетевший человек Помнит жизнь за проволокой ржавой, Свой барак, а на юру, направо –  Вышку еле видную сквозь снег. Помнит он пурги неразбериху, Вечную на сердце мерзлоту, “Воркута”, а по-другому “лихо”, Он такую помнит Воркуту…».  Есть основания полагать, что это стихотворение было написано под впечатлением от посещения Друниной Воркуты.
       У известного советского поэта М. Дудина, вместе с Ю. Друниной и  А.  Каплером посетившего город в составе бригады «Литературной газеты», в стихотворении, посвященном А. Каплеру, есть строки: «Я был недавно в Воркуте. Я за решеткой не сидел, В глубоких шахтах не седел. Я перенес другой удел. Пока я воевал под Мгой, В Клооге слышал плач, Там, за моей спиной, другой Орудовал палач. Он тяжкий грех и правоту, Умы и неумы Гнал по этапам в Воркуту И в дебри Колымы». (Дудин М.  Воспоминание о поездке в Воркуту)
       У Михаила Дудина есть также стихотворение «Вологодский конвой». И здесь тоже Воркута выступает символом неволи, тюрьмы: «Через тундру по снегу – Кровавой канвой. Не гляди в темноту,- Не рассеется тьма. Не видать Воркуту, Далеко – Колыма…  (Дудин М.  Вологодский конвой)
     Действительно, Воркута гулаговская еще со времен хрущевской «оттепели» занимает заметное место в творчестве не только самих гулаговцев.   В стихах многих крупных советских и российских поэтов Воркута продолжает оставаться символом зоны: « …Там рядами по годам Шли в строю незримом Колыма и Магадан, Воркута с Нарымом...» (Твардовский А. Теркин на том свете); «Точно так же блатная музыка, Со словесной порвав чистотой, Сочиняется вольно и дико В стане варваров за Воркутой» (Липкин С. Молдавский язык); «И воздушной громадой “Живаго” Пробудил Солженицына для сотворенья “Гулага”. Чтобы лагерной пылью в преданье Не ушли эти люди, а следом за ними и те, Кто когда-то погиб в Магадане, Воркуте или где-то в Инте…» (Межиров А. Тот, кто нынче кощунствуя и угрожая.);  «И я смываюсь от погони, Как воробей, как вор в законе, Куда-нибудь… за Воркуту! (Орлов В. Раздраконенный.); «Какая глина в мёрзлой Воркуте? Зима, - пурга! Морозом кровь сцепило! Но мама глину мяла на плите В барачной мгле.  И Пушкина лепила» (Коржиков В. Пушкиниана); «Двери дома распахнуты ветром, Столб грозы над Москвою стоит И сто первым гудит километром. Воркутою, Интою гудит».  (Лаврин А. Пролетели, как вешние воды) А Н. Глазков сатирико-ироническое стихотворение «Большевик» заканчивает такими строчками: «Ну, а потом его судила тройка Чекистов недзержинской чистоты. Он не признал вины и умер стойко В бессмысленном бараке Воркуты». (Глазков Н. Большевик)
     С началом перестройки Воркута как «центр сталинских репрессий» приобретает особую актуальность. Легализованная тема сталинских репрессий хлынула в публицистику, получила художественное воплощение в творчестве литераторов и в кинематографе.
      
         Глазами человека уже послегулаговского периода времени Воркута увидена в стихотворении Г. Балагина «Навага»: «Когда страна болела зудом Хрущёвских планов и затей, Я оказался волей судеб В морозно-снежной Воркуте». Лирического героя Воркута потрясает страшными знаками: «В краю несчитанных могил Я, как изгой на поле бранном, По тёмным улицам бродил» (Балагин Г. Навага).
       И. Варавва в стихотворении «Вьюга (казачья сага)» связывает Воркуту как символ ГУЛАГа с именем Берии: «Ах, Лаврентий, сучье вымя! Что ж ты, стерва, сотворил? Жизнь с пожитками моими Всю до края разорил? Сколько я секирой леса Свёл в таёжной глухоте,  Сколько угля и железа Закалил на Воркуте?!» (Варавва И. Вьюга (казачья сага).
        У известных поэтов Республики Коми мы также находим стихотворения, посвященные Воркуте как символу ГУЛАГа: «А на небе в лагерном бушлате Плачет воркутинская луна» (Кушманов В. Из «Воркутинской тетради»). В. Кушманов в этом стихотворении показывает, что Гулагова печать легла не только на судьбы лагерей, она поставлена на саму природу, которая тоже носит лагерный бушлат и горюет вместе с людьми. У С. Журавлева: «Терриконы – архивы шахт, Помнят всё… Но зажато молчат Их смороженные уста. Если сможешь, ответь, Воркута: Кто придумал построить сад В этих, Богом забытых, местах?» (Журавлёв С. Заполярный город ) У В. Сумарокова: «Пацаны там играют В лагеря и конвой. Там всё длится полярный, Вечный тридцать седьмой» (Сумароков В. Воркута) и т.д.
        Мы видим, что Воркута гулаговская нашла художественное осмысление и воплощение в русской литературе Республики Коми. Исследователь этой темы поэт и прозаик А. Канев в своей книге «Художественное воплощение темы ГУЛАГа в русской литературе Республики Коми второй половины ХХ века» рассматривает прозу, поэзию и драматургию нашего региона, подразделяя авторов на повествователей-очевидцев событий и на восстанавливающих картину ГУЛАГа в «новое время». К нашей теме имеют отношение имена А. Клейна и В. Кушманова. Оба они пишут о воркутлаговском театре, о его создании по принципу «вопреки».
         С началом перестройки в воркутинской газете «Заполярье» начинают публиковаться многочисленные произведения разных авторов о Воркуте как о символе ГУЛАГа. Таково, например, стихотворение А. Грунцева, в котором читаем такие строки о заключенных:

Они –
 Воркуты основание,
Дома на костях их стоят,
Уже не слышно
 поругание,


Губы сомкнуты,
 уста молчат.

    
            Творчество детей и внуков репрессированных занимает особое место в воркутинской литературе. Очень интересный литератор М. Каганцов, сын репрессированного,  известен в городе и как доктор, и как поэт, а с недавних пор – и как переводчик. Основная его профессия – врач «Скорой помощи» (в этой должности он проработал почти 40 лет), однако с 1963 г. является членом Воркутинского литобъединения. В целом за 40 с лишним лет имел более сотни публикаций в различных СМИ; выступал на Воркутинском и Коми Республиканском радио и телевидении, выпустил несколько авторских книг стихов и прозы.
      У Марка Каганцова в творческом архиве много так называемых «кошмариков» (по аналогии с «гариками» И. Губермана): это небольшие, по две-четыре (редко по восемь) строчек стихотворения, заключающие в себе оригинальные, остроумные мысли, часто – с помощью игры слов. Много у М. Каганцова «кошмариков» и о Воркуте, причем в некоторых из них Воркута предстает именно как символ ГУЛАГа: «ГУЛАГа дети, мы – одна семья. А Воркута – очаг наш исторический. Еврей, друзья, не просто русский я, Рожденный в Коми, я – еврей комический. И выросли со мной в одном бараке Комические немцы и поляки». (Каганцов М. Кошмарики)
      У Е. Шевелевой, родившейся в 1955 г. в Воркуте в семье репрессированного поляка, в стихотворении «Воркутлаг» так осмысляется Воркута: «В неприютном краю девять месяцев царствует холод. Здесь деревьям расти до небес не дает мерзлота. Среди тундры бескрайней – затерянный маленький город, Необычный и гордый. Ну а имя ему – Воркута. Здесь стоял Воркутлаг, он оплачен ценою немалою. Где этапы прошли, там по рельсам бегут поезда, И спешат эшелоны с углем, и под каждою шпалою – Недопетая песня, убитая чья-то мечта». (Шевелева Е. Воркутлаг).
     Значительное место в творчестве воркутинского поэта Д. Сиротина (внука репрессированных) занимают произведения о Воркуте как об огромном лагере, от которого веет бедой и смертью: «В печальном далеком краю Стоит запорошенный город, Там ветры летят с Хальмер-Ю , Морозы хватают за ворот. Тот город построен бедой От самого сердца вокзала, Там чью-то судьбу под собой Хранит почти каждая шпала» («Ветры Хальмер-Ю»); «Сколько нынче парков и дворцов! Магазины, западные гости… Только снятся выстывшие кости Детям оклеветанных отцов, Внукам обесславленных святых, Уходивших в рай без покаянья Под огонь полярного сиянья, Под зловещий хохот Воркуты» («Шестьдесят седьмая параллель...»); «Он сидел. И бабушка сидела – Ни за что, как сотни тысяч прочих. Оба воевали, оба сели. Так соединяла Воркута. Ни на Украину, ни в Молдову Не вернулись, сколько ни
мечтали. Вечным сном за общею оградой Их освободила Мерзлота...» («Детство»).
     Воркута в рассматриваемом значении представлена и в песнях бардов, в том числе классиков жанра авторской песни. Так, у В. Высоцкого есть строчки:   «До Воркуты идут посылки долго, До Магадана – несколько скорей…» (Высоцкий В. Всё позади – и КПЗ и суд).
    У барда, поэта и драматурга А. Галича в «Песне про синюю птицу» звучат слова: «Воркута, Инта, Магадан – Кто вам жребий тот нагадал?! То вас шмон трясёт, а то цинга, И чуть не треть зека из ЦК». (Галич А. Песня про синюю птицу). В другой песне этого же автора: «Я выбираю свободу, Я пью с нею нынче на ты. Я выбираю свободу Норильска и Воркуты».
    Итак, мы видим, что и для «послегулаговской» литературной России  Воркута продолжает оставаться символом ГУЛАГа. У одних это связано с родными и близкими, пережившими (либо не сумевшими пережить) ГУЛАГ. У других – с искренней болью за жертвы репрессий, желанием возмездия – пусть запоздалого, «литературного» -  палачам. У третьих – желанием осмыслить трагические страницы русской истории. Даже тот перечень произведений, который мы приводим в работе, убеждает в том, что Воркута как символ ГУЛАГа занимает значительное место в русской литературе и послегулаговского (особенно перестроечного) периода.
     Важно подчеркнуть, что Воркута как место ссылки политических незаконно репрессированных существовала вместе с Воркутой уголовной. Это совсем другой текст культуры. Мы специально на нем не останавливаемся, но считаем необходимым отметить, что Воркута политическая и Воркута как символ зоны вообще нашли отражение в пе песенном фольклоре, взаимодополняя одна другую. Не случайно именно в Воркуте в 1992 г. вышел сборник «Песни неволи» (предисловие А. Терца (А. Синявского), где в широком контексте острожных, тюремных, каторжных песен, песен русских поэтов XIX-ХХ вв. о неволе, блатной романтики и тюремной лирики неизвестных авторов 1920-х-50-х гг., авторских стилизаций блатных, тюремных и лагерных песен (1920-1980) - тексты о Воркуте-символе ГУЛАГа и о Воркуте лагерной.
       Из наиболее известных фольклорных строк о Воркуте можно назвать «А завтра я покину Пресню, Уйду с этапом на Воркуту… И под конвоем своей работой тяжкою, Быть может, смерть себе найду («Этап на Север»); «По тундре, по широкой дороге, Где мчит курьерский Воркута – Ленинград, Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги, Опасаясь погони и криков солдат» («По тундре»); «Воркута – гремят буровые, Воркута – терриконы горят, Воркута – кругом часовые, Воркута – кругом лагеря» («Воркута – шахты по кругу…»); «Уголь воркутских шахт Жарким огнём горит. Каждый кусок угля Кровью ЗэКа омыт...» (Уголь воркутских шахт…); «За окном кудрявая белая акация, Солнышко в окошечке свет вечерний льет… У окна старушечка все грустит-печалится, - С Воркуты далекой мать сыночка ждет» («Витенька»).
     Воркута как «столица ГУЛАГа» нашла отражение и в других жанрах фольклора. Елена Маркова в своем автобиографическом романе-исследовании «Воркутинские заметки каторжанки «Е-105» убедительно показывает, как фольклор помогал политическим заключенным не терять духа, чувства юмора, способствовал осмыслению драматизма сталинских репрессий. По свидетельству Е. Марковой, в широких зэковских массах бытовали байки, анекдоты, частушки и разные прочие «малые формы». Особо занимательными считались байки в виде вопроса «За что?» и краткого поясняющего ответа. Почти в каждой такой байке присутствовала Воркута, иногда вопрос так и звучал: «За что попал на Воркуту?» Приведем несколько примеров:
    За что попал на Воркуту студент Водолазкин?
    А вот за что.  В 1934 г. по всей стране пронеслась весть об убийстве Кирова. Студент Новосибирского строительного института Миша Водолазкин вбежал в общежитие и в волнении воскликнул: «Убили, гады, Кирова!» На него кто-то тут же настрочил донос, в котором роковая для Миши фраза претерпела небольшое изменение. Он якобы воскликнул: «Убили гада Кирова!» За это на всю оставшуюся жизнь студент Водолазкин попал на Воркуту.
     За что художник Тарас Буря из солнечной Украины попал в край вечной мерзлоты?
    Одно раннее утро стало для художника Т. Т. Бури роковым. Во время утренней гимнастики он не сдержался и возмущенно вопросил: «Когда же вместо Москвы я услышу Киев?» Вот и пришлось ему долгие годы слушать одну Воркуту.
   Не вспоминай денек последний!
  До войны радиовещание в Союзе начиналось песней «Широка страна моя родная» в исполнении певца Бориса Дейнеки. Его сильный приятный голос призывал тружеников к очередному рабочему дню. С этой песней просыпалась страна. Шла война. Наши отступали. Бригады артистов выезжали на фронт для поднятия патриотического духа. Выезжал и Дейнека. Как-то на вечеринке, которую устроило фронтовое начальство в честь приехавших артистов, Дейнеку попросили спеть «Широку страну». А он, смеясь, видимо спьяну, ответил: «Сейчас, братцы, впору запеть «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья!» С помощью «братцев» и произошли изменения в жизни певца Дейнеки: вместо всесоюзного радиовещания ему пришлось долгие годы «вещать» в Воркутлаге!
      «Кого надо, того и убили».
  Убили Кирова. Сталин собрал ЦК и сообщает: «Вчера убили горячо любимого нами Кирова». Калинин не расслышал: «Кого-кого убили?» Сталин громче: «Вчера убили горячо любимого нами товарища Кирова!» Калинин опять не расслышал: «Кого-кого убили?» Сталин раздраженно: «Кого-кого… Кого надо, того и убили!»
    «Какая у меня жизнь?»
  Известный киносценарист Алексей Яковлевич Каплер свой первый срок отбывал в Воркутлаге. Когда он получил второй срок, его отправили в Минлаг, откуда он посылал письма на Воркуту своей жене актрисе Валентине Токарской. Однажды в конверт он вложил кусочек толя и написал: «Если это долго-долго жевать, то можно понять, какая у меня жизнь!» 
    «Что вам нужно для успешной работы?»
  Профессор Стадников по режимным соображениям (20 лет ИТЛ) не мог занимать ответственной научной должности и числился в ЦУХЛ лаборантом. Лагерное начальство, зная о том, что у них сидит ученый с мировым именем, время от времени пыталось с ним заигрывать.
  - Что вам нужно для успешной работы? – спросил Стадникова один из начальников.
  - Моя московская библиотека и переписка с зарубежными друзьями! – отрезал «неподдающийся» Стадников.
 Кулинарная книга «О вкусной и полезной пище из лагерных продуктов».
  Когда профессор Стадников жил за зоной в комнатушке при лаборатории (это было до введения Речлага), он решил сам готовить себе пищу и начал придумывать различные рецепты, ориентируясь на скромный выбор лагерных продуктов. Он так увлекся этим занятием, что объявил своим
коллегам-углехимикам: «Создание кулинарной книги «О вкусной и здоровой пище из лагерных продуктов» стало главным делом моей жизни!»
  С лагерными номерами – к президенту АН СССР.
  Когда профессора Стадникова реабилитировали, он привез в Москву свою лагерную одежду. В кабинет к президенту Академии наук Несмеянову, бывшему своему ученику, он явился в бушлате, ватных штанах и чунях. На его одежде красовались речлаговские номера. В кабинете главы Академии наук «самой образованной в мире страны» воцарилась немая сцена… 
 Как Вишня переродился в Клюкву.
  В конце 1942 г. на один из ухтинских лагерных пунктов прибыл под конвоем Павел Михайлович Губенко, худой, сутулый зэк с землистым лицом и ввалившимися щеками. Он с 1933 г. мыкался по северным лагерям. Его отправили на медкомиссию, которая признала у него обострение язвы желудка. «Это же Остап Вишня!» - воскликнул нарядчик, который просматривал дело Губенко. «Нет уже Вишни, он в Клюкву переродился!» - прозвучал ответ известного писателя.      
  И клоп бывает тяжелым.
  Доходяги лежат на нарах. Один говорит другому: «Сними с меня эту тварь. Он мне своими копытами всю грудь истоптал».
 Короткие вопросы-ответы:
- Ты где застрахован? – В Госстрахе! – А я – в Госужасе!


- Ты что окончил? – Воркутинскую академию им. Лаврентия Берия.

   Интересные сведения о воркутинском лагерном фольклоре собрала научный сотрудник Воркутинского краеведческого музея Т. В. Котик, по роду деятельности много беседовавшая с бывшими воркутлаговцами. В воспоминаниях бывших заключенных воркутинских лагерей, как утверждает она, западает в память такая особенность: большинство из них не обходится без баек, анекдотов, метких слов и выражений. Это дает еще один повод удивиться: как, даже в таких немыслимых условиях, человек сохранял способность шутить, смеяться, соревноваться в остроумии? В своей трагической судьбе они с юмором находили положительные моменты. Такова, к примеру, байка про князя Ухтомского, который до прибытия в Воркутлаг жил в Харбине и занимался журналистикой. Он был женат, а двух своих дочерей с гордостью называл княжнами. Князь знал многих политических деятелей времен первой мировой войны, а также погибший «высший свет» царской России. Кроме того, он слыл прекрасным рассказчиком. К своей судьбе Ухтомский относился философски, никогда не жаловался, ничему не удивлялся. Говаривал, что ничего другого в России после революции просто не могло быть. Как-то, смеясь, он сказал, что, несмотря на весь кошмар, произошедший с ним, есть в его истории и положительный момент. Проживая в Харбине, русскому человеку, по словам князя, очень трудно было не спиться: на каждом углу располагались разного рода закусочные, рюмочные, кафе, в которых всегда можно было пропустить рюмку-другую водки и закусить бутербродом. Семга, икра всех сортов, балычок, осетринка… И все это изобилие стоило копейки. Постепенно князь стал завсегдатаем этих мест, и в его жизни возникла тяжелая проблема. А потом была Воркута, печальная пристань политкаторжан под названием «Речлаг». И никакой водки, никаких бутербродов: «Баланда-с, овсяная каша-с, чистая водичка-с и никаких алкогольных проблем-с!» - любил повторять князь. За это-то он и был благодарен органам, упекшим его сюда. «А в Харбине я бы давно спился и умер», – подводил итог своим рассуждениям Ухтомский.
      В байку-анекдот о том, как клеились ярлыки, приписывались «статьи», превратилась история о Филиппе Ивановиче Литмане, который до Воркуты был статистиком, участвовал в переписи населения в Таджикистане в 1937 году и в одном из отчетов написал, что в Таджикистане больше людей религиозных, чем грамотных. Два года за это он просидел в тюрьме. Здесь никто его не трогал, казалось, что о нем все просто забыли. Литман сам напросился к следователю, и они вместе стали обсуждать, какую же статью статистику применить.
- Где вы родились? – спрашивает у Литмана следователь.
- В Белоруссии, - отвечает арестованный.
- Но у меня уже выполнен план по польским шпионам.
- А по немцам?
- И по немцам выполнен.
- А давайте сделаем так, будто я в Афганистан хотел бежать из Таджикистана.
   На том и порешили. И Литмана отправили в лагерь со статьей «подозреваемый в шпионаже». Потянула она на целых пять лет.
   Некоторые устные формы, близкие к анекдоту, построены с помощью литературных приемов: оксюморона, гиперболизации, омонимизации и т.д.
   Например: гонят из пересылки инвалидный этап. Остановились на отдых. Одна из заключенных – тучная Брешковская, сидит, задумчиво глядя на арестанта в тележке. Тот без ног. Конвоир спрашивает Брешковскую: «О чем задумалась?» «Я думаю о величии и мощи государства, для которого представляет опасность этот инвалид в тележке», - ответила женщина.
    А вот история-анекдот о старом инженере производственного отдела управления «Воркутауголь». Звали его Владимир Иванович Нетушил. Инженер регулярно получал из Москвы от сына посылки с табаком – самым большим дефицитом в лагере. Конечно, не было отбоя от друзей с протянутой рукой. Тогда добряк над служебным столиком повесил объявление следующего содержания: «Дружба дружбой, а табачок врозь». А еще как-то послал в управление Воркутпечлага телеграмму: «Сгорела баня. Главный инженер Нетушил».               
     Как видим, Воркутлаг рождал своих героев, создавал свою мифологию. Еще один «культурный» герой байки - Геннадий Николаевич Куприянов, генерал-майор, бывший член Военного совета Карельского фронта, строивший Инту. Однажды он заметил: «Знаете, почему город зовется Интой? Потому что он населен интеллигенцией». Как-то к нему придрался конвой, стал за что-то отчитывать. Геннадий Николаевич закричал на вертухая: «Стать смирно! С кем разговариваешь?! Я генерал, а ты всего лишь сержант!» Вертухай опешил и невольно вытянулся по стойке «смирно». С той поры обращались к нему так: «Эй, генерал!» 
      Остроты умелых рассказчиков помогали репрессированным пройти ад Воркутлага: 1) «Мы влачим зоологическое существование – работаем, как лошади, голодные как волки, а некоторые приходят от этого еще и в телячий восторг» (М. Иоффе, жена советского посла в Германии); 2) «Сталин говорил, что с оппозицией надо бороться чисто идеологически: немножко посадить, немножко сослать, немножко расстрелять».
      

         Айна Андреевна Куусинен, финка по национальности, жена руководителя Коминтерна, работавшая в США и в Японии, вспоминала Константина Рокоссовского, арестованного в 37-м: в лагере ему дали унизительную работу: быть денщиком у необразованного, очень грубого конвоира Бучко. Будущий генерал носил Бучко еду, топил печь, убирал квартиру. Позже до Бучко дошли слухи о блистательной карьере генерала. А вскоре бывший денщик прислал своему недавнему хозяину письмо. Анна Андреевна сама читала его: комендант лагеря дал почитать своей жене, работавшей зубным врачом, а та показала ей, медсестре лагерной больницы. Письмо было лаконичным: «Гражданин начальник! Меня сделали генералом армии. Пайка здесь приличная. Ваш бывший денщик Рокоссовский».
      Ада Войтоловская, отбывавшая срок в Кочмесе, вспоминала про солагерницу Надю Алмаз. Однажды Надя показала ей письмо от мамы: «Ты мне писала, Надюша, что живешь среди славного племени Урок, происхождение которых очень древнее. Конечно, захотела узнать я об этом племени. Обыскала все энциклопедические словари – и наши, и старые дореволюционные, но нигде ничего о них не нашла. Но все равно я их уже люблю, раз ты живешь среди них».         
      После «славного племени урок» нельзя не привести байку-разновидность анекдота, рассказанную бывшим воркутинцем, бардом В. А. Гагиным, и прозвучавшую в его воркутинском магнитоальбоме «Вечная мерзлота»:
    «В школьном сочинении – ну, это еще гулаговских времен – какой-то мальчишка написал: «Нашу республику населяют три народа: коми, зеки и воинственное племя – вохра». Ну сейчас ситуация немножечко изменилась».
      Интересный материал о Воркуте-«столице ГУЛАГа» содержится в воспоминаниях Г. А. Братцевой, бывшего научного сотрудника Института мерзлотоведения г. Воркуты.
       Несколько лет назад, живя уже в другом городе, она прислала в Воркутинский межрайонный краеведческий музей воспоминания о Воркуте времен ГУЛАГа и первых послегулаговских лет.  В воспоминаниях обнаружился шуточный «путеводитель» неизвестного автора «Город Воркута и его достопримечательности» с подзаголовком «Путеводитель для приезжающих и сувенир для отъезжающих», в котором с юмором и легкой иронией воссозданы разного рода реалии Воркуты как текста культуры 50-х гг., но нет в ней (и не могло быть тогда) Воркуты гулаговской:
  «Город Воркута, несмотря на свое заполярное местоположение, все же имеет четыре сезона: длинную зиму, зимоподобную весну, очень короткое лето и классическую осень с обильными осадками. Летом путешественника радостно встречают миллионы комаров и незаходящее, но легко скрываемое за тучами солнце. Зимой взор приезжего услаждается величественным северным сиянием; уже недевственным снегом бесконечной тундры, а также ослепительной луной.
    Ветер в десять баллов, именуемый здесь «легкой пургой», подхватывает приезжего и влечет его до самого места назначения. Весной же и осенью непролазная грязь вообще препятствует всякому вторжению в город.
    Зима здесь самый популярный и распространенный сезон, поэтому рекомендуется приезжать именно зимой.
  К услугам приезжих транспорт: угольные платформы, носильщики, гондолы и салазки.
   Осмотрев город и его достопримечательности, как-то: бани, школу, театр, тротуары, бульвар с фонтаном, мы советуем посетить и его окрестности – Рудник и Сельхоз.
     Пройдя живописной тундрой, о которой местный поэт образно выразился:

На юге растут розы
И мимозы.
А в тундре лишь морошка,
Да и той немножко… ,
   
 мы подойдем к аттракциону, совершенно бесплатному, а именно к Американским горкам, катанье с которых производится тут по снегу или по грязи (смотря по сезону) на мягких местах с жесткими плацкартами. Внизу тут летом поэтическая переправа с молодым гондольером за понюшку табака, а весной и осенью закаляющее проваливанье в проруби.
     На Руднике, кроме угольного отвала, где всегда имеется иллюминация необыкновенно эффектного разноцветного пламени, достойно внимания величественное здание Академии Наук и рядом стильный анатомический театр.
    Но всего замечательней парк культуры и отдыха им. <…> имеется прекрасный каменистый пляж, лодки для катанья, шланговый фонтан, зооуголок и пр. развлечения.
   ...Надо сказать несколько слов о воркутских театрах, безусловно достойных внимания как приезжающих, так и отъезжающих. Театров в Воркуте два: Капиталистический и Рудницкий. Каиталистический, как уже видно из названия, находится на шахте Капитальной и преследует, главным образом, коммерческие цели. Рудницкий театр исключительно идейный.
     В первом – бесподобный занавес, талантливая игра артистов, гостеприимный директор, хорошенькая костюмерша… Все это вместе взятое ставит театр на недосягаемую высоту.
   Особенно рекомендуются следующие постановки:
«Сильва» - сильная мелодрама, доводящая публику до слез.
«Марица» - выставка последних парижских моделей.
«Периколла», четыре акта, вместо обычных трех, за ту же цену.
«Жрица огня» - особенно пользуется успехом у престарелых балетоманов. Роскошная постановка, где не жалея затрат на сцену выводятся живые слоны
и коровы. Подлинно индусская культура. Сногсшибательные декорации. Блеск свиной тушенки до умопомраченья.
   Рудницкий театр не блещет такой показной стороной, но… идеи, фанатики-актеры, приносящие себя в жертву на глазах публики, не дают пошлости проникнуть на сцену» и т.д.         
    Как таковой темы ГУЛАГа в «Путеводителе» нет, но культурные реалии Воркуты периода ГУЛАГа – налицо. Дополняют представления о Воркуте как тексте переделанные на воркутинский лад литературные афоризмы.
Некоторые из них приводит тот же мемуарист Г. А. Братцева:
 «Воркута хорошо, а Питер лучше!» (А. Островский)
«Воркутское лето – карикатура южных зим» (А. Пушкин)
«Если Москва – ликер, Кавказ – шампанское, Петербург – коньяк, то Воркута – сивуха!» (А. Чехов)
 «Если бы ада не было, то его надо было бы выдумать на Воркуте»(Вольтер). 

       Необходимо отметить, что с падением сталинского режима Воркута как символ ГУЛАГа политического постепенно становится символом лагерей с уголовным знаком. Так, в «Песенке одессита, влюбленного в Воркуту» И. Хусаинова есть строки: «Здесь уважают Уголовный кодекс, как Бендер незабвенный завещал...»  Именно такая Воркута характерна, например, для застойных годов. Приведем один пример. В известном советском фильме «Джентльмены удачи» (СССР, 1971 г., авторы сценария Г. Данелия и В. Токарева, режиссер-постановщик А. Серый) герой С. Крамарова – вор Федя Ермаков («Косой»), играя с приятелями «в города», невпопад произносит: «Воркута», и на недоуменный вопрос Евгения Ивановича Трошкина (Е. Леонов) «Почему Воркута?» отвечает: «Я там сидел».
    И в настоящее время Республика Коми (а в ней особенно Воркута) «славится» обилием зон, которые вносят в текст города дополнительную информацию, создавая особую уголовную субкультуру, влияющую на общий текст городской культуры.   Пик развития темы «Воркута-столица ГУЛАГа» в литературе приходится на годы перестройки (1985-1991 гг.).
    Необходимо выделить знаки Воркуты как текста культуры гулаговского периода:
-отрицательные: лагеря, Речлаг (лагерь чрезвычайно строгого режима), каторжане, бараки, колючая проволока, вышки, этапы, конвой, шахты-подземелья, голод, уничтожение личности, доносительство («стукачество»), подлость уголовников, кашкетинские расстрелы (по фамилии одного из самых страшных палачей Воркутлата – генерала И. Кашкетина, впоследствии тоже расстрелянного), смерть;

-положительные: воспоминания и рассказы о родных и близких, любовь, надежда на справедливость, красота в природе, высокая порядочность, юмор,
занятие любимым делом, стихи, самодеятельность, театр, духовное сопротивление физическому рабству, взаимоподдержка.
       Очень убедительно звучат в качестве вывода строки Е. Шевелевой: «С лагерей и заборов колючих версталась история, Невеселая повесть, тяжелая быль – Воркута» (Шевелева Е. Воркутлаг).    
         


             § 2.  ВОРКУТА – «ШАХТЕРСКАЯ СТОЛИЦА»,
                «ЗАПОЛЯРНАЯ КОЧЕГАРКА».

     Главное имя Воркуты как городского текста культуры – «шахтерская столица», «заполярная кочегарка». Это имя-штамп закрепляется за Воркутой в 1941 году: именно в этом году, 1 мая, в Воркуте выходит первый номер газеты под названием "Заполярная кочегарка". Газета была печатным органом управления, политического отдела и профсоюзного комитета "Воркутстроя". Ещё до ликвидации "Воркутлага" газета стала общегородской и получила название "Заполярье". Под этим названием она издаётся с 3 августа 1952 года. "Заполярка", как сразу окрестили газету сами воркутинцы ещё в бытность её "Заполярной кочегаркой", издаётся и в наше время, по прежнему являясь общегородской газетой.
    «Кочегарка», «город на угле», «шахтерская столица», «шахтерский город» - основные обозначения Воркуты, в этих значениях ее знают воркутинцы с детства. В воркутинских детских садах, вплоть до 90-х гг., бытовала песенка-переделка, в мелодии и тексте припева которой без труда угадывалась песня «Если б я был султан» из кинофильма «Кавказская пленница»:

Мы живем в Воркуте, где всегда мороз.
На такой на мороз не покажешь нос.
Ну а мы – молодцы, что ни говори:
Ходим мы в детский сад даже в сорок три.

Неплохо очень
Живется в Москве…
Гораздо лучше
У нас в Воркуте!

И далее:

И в мороз, и в пургу Воркута живет,
Каждый день из нее уголек идет.
 
А вот строки из другой «детсадиковской» песни:

                Воркута, Воркута, заполярная кочегарка,
Воркута, Воркута, ты шахтерскому сердцу мила.

    Воркута как «шахтерская столица» актуализируется в литературных произведениях как самих воркутинцев, так и в общероссийском тексте литературы.
      
     Как об угольной столице, о Воркуте упоминалось еще в фольклорном творчестве гулаговских лет, в том числе в песнях. Широко известны такие строки из песен, как: «Воркута – шахты по кругу…», «Уголь воркутских шахт…». Шахты, уголь, копры, терриконы – основные объекты и в фольклоре, и  в советской песне, и в стихах. Известен термин «шахтерская поэзия», т.е. поэзия самих горняков, уровень которой зачастую ничуть не ниже, чем уровень поэзии профессионалов.
    О Воркуте как об угольной столице еще в 50-х гг. писала экономист шахты № 30 Раиса Вареопуло. Попавшей в Воркуту в годы репрессий не по своей воле, Р. Вареопуло суждено было стать одним из первых рабкоров газеты «Заполярье», в которой на протяжении ряда лет она выступала также с поэтическими произведениями, являясь с конца 1956 года участницей литературного объединения. Приведем отрывок из песни Р. Вареопуло – «День шахтера»:

Ты сегодня не входишь в знакомый забой
Со своей комсомольской бригадой,
Но ты смотришь туда,
Где идут поезда,
Увозя уголёк Ленинграду.

В Ленинград, в Ленинград, -
Гулко рельсы звенят,
Убегая в зелёный простор.
В Ленинград, в Ленинград
Эшелоны летят,
Прославляя твой подвиг, шахтёр.

       Здесь, как нетрудно догадаться, речь идет о помощи воркутинских шахтеров блокадному Ленинграду.
     В 60-70-е гг. Воркута-«заполярная кочегарка» без преувеличения является гордостью страны, что, безусловно, продолжает отражаться в текстах литературы и культуры. В песне В. Чумаченко о Воркуте «Шахтерская звезда»  звучат строчки:
               
Встают копры как славы обелиски,
дымится террикона высота.
И светит под полярною звездою
шахтерской славы красная звезда.

А в песне Э. Бухарцева «Воркутинская параллель» услышим:

Уголь у нас города согревает,
Дружба у нас согревает сердца.

       Гордость родным городом как «угольной столицей» звучит и в строчках поэта Михаила Ткача (1942-1986): «Уголь – простое слово, Чёрный на черноте, Уголь – первооснова Сущего в Воркуте». (Ткач М. Первооснова). О том же, используя прием олицетворения, пишет А. Клейн: «Город мой в шахтерской каске Над ширью вечной мерзлоты».
       В эти же годы стали популярны стихи и песни поэта и шахтера Э. Даньщикова (1936-2002) «Песня о Воркуте», «Шахтерская слава» и др.: «В короне российской играет, Сияньем огней залита, Звездой моего заполярного края, Шахтерской звездой – Воркута. Пусть есть города и красивей (У нас что ни город - творец), Но славен мой город в созвездье России Биеньем шахтерских сердец. С шахтерским трудом обвенчала Здесь многих людская молва. Здесь уголь и был, и всему дал начало, Здесь уголь – всему голова» (Даньщиков Э.  Шахтерская слава).
      Чуть позже становится известен товарищ Э. Даньщикова – и по перу, и по жизни – В. Ботовкин (1937-2000), кадровый военный. Несколько лет он возглавлял Воркутинское литературное объединение, оставил богатейшее поэтическое наследие, но так и не успел выпустить стихи отдельным сборником. Как житель шахтерского города, В. Ботовкин многие стихотворения посвятил Воркуте-«заполярной кочегарке»:  «…А в небе ни единственной вороны, Здесь днем с огнем не сыщешь воробья. Но с воркутинским угольком вагоны Уходят в беспокойные края»; или – строки из его же «Песни о Воркуте»: «С рожденья мы надежны и упрямы, Запевки звонче, песни широки. Мерцают в тундре звезды над копрами И в глубь земли уходят горняки. (Ботовкин В. Песня о Воркуте).  Знаковыми являются строчки В. Ботовкина из стихотворения «Шахтерский край», опубликованного в «Заполярье» к 50-летию Воркуты: «Я оглянусь: кругом родные лица, Жизнь – не проста, и песня не проста. Шахтёрский край,  шахтёрская столица: Благословенный город Воркута!» (Ботовкин В. Шахтёрский край).
      О Воркуте и воркутинских шахтерах пишут в указанный период не только местные авторы, но и литераторы других городов.
      Приведем лишь несколько примеров: «И в зимний день шахтеры Воркуты Выходят в темноту из темноты...»  (Дмитриев О. День шахтера в Воркуте); «Героями разбужена Навеки Воркута, Как чёрная жемчужина Над тундрой поднята» (Леонтьев Н. Песня о Воркуте); Здесь необходимо отметить, что «черная жемчужина» - одна из вариаций «шахтерской столицы», еще один знак-символ Воркуты, встречающийся в основном в публицистической литературе. Фраза «Воркута – черная жемчужина Заполярья» - одно время была даже своеобразным газетным штампом. 
       Воркуту-«заполярную кочегарку» не обошел в творчестве и известный московский поэт М. С. Лисянский (1913-1993): «Воркута, Воркута, Снег да снег вокруг, А под ним – мерзлота И Полярный круг. А в земной глубине, Будто монолит, В тишине, В белом сне Чёрный уголь спит» (Лисянский М.  Воркута).
          В 80-х гг., были известны стихи горняка шахты «Воркутинская» Анатолия Беляева:  «Что тебе рассказать про добычу угля В этой тундре моей почковатой? Терриконами вздыбилась эта земля Черным золотом в недрах богата. Уголь – хлеб металлургов с заведомых пор, Мы его добываем немало. Эту истину вам подтвердит Воргашор , Где оленья тропа пробегала...»; «Все, что надо дадим на-гора все равно, Пусть пурга наверху  суетится, Будет холодно, трудно и даже темно,  Но зачем мы тогда воркутинцы?» (Беляев А.  Воркутинский характер)
      В 80-х-90-х гг. активно работает один из талантливейших поэтов Воркуты – шахтер В. Апекишев  (1955-2005). В его стихах наиболее ярко отразилась Воркута как «столица угля», шахтерская жизнь – такой, какой автор знал ее не понаслышке. Миниатюры В. Апекишева потрясают внутренним теплом и лиризмом: «Давно окончен день рабочий. Быть дома нынче не могу Я в выходной. И белой ночью Сижу на тихом берегу. Лежу, на землю бросив куртку,  И видится: средь берегов Развёл костёр, встречая утро, Геолог – дедушка Чернов (Апекишев В. На Воркуте); «Ни луны, ни звезды – ни черта. Темнота, будто в шахте без света. И такою тебя, Воркута, Знаю я, но не будем об этом. Будет уголь по ленте бежать, На вопросы найдутся ответы. Собираюсь всю жизнь уезжать – И живу, но не   будем об этом» (Апекишев В. Ни луны, ни звезды – ни черта…).
     Лирический герой стихов В. Апекишева верен раз навсегда выбранной жизненной дороге – горняцкой. Поэтому главный пафос его творчества – пафос верности: себе, профессии, Родине, любимой. Но все же определяющая тема стихов – тема шахтерского труда: «Пришла в забой моя дорога, Как будто не было другой…»; «Как шахтер ни глубоко – запах снега! Вентилятор сквозь него гонит небо!»
     Хорошая ирония, задор присущи стихам В. Апекишева о шахтерской профессии: «Эх лопатка моя, лопатка, Государственный инструмент… Безотказная год от года, Неизменная часть судьбы, Эх породка моя, порода, Перекиданные кубы».
    В конце 80-х гг.  становится очень популярной песня «Дорогая моя Воркута» (стихи В. Котляренко, музыка В. Быковича). Она звучит практически на каждом торжественном мероприятии, проходящем в Воркуте в исполнении военного вокально-инструментального ансамбля «Крылья Арктики». В припеве ее есть такие строчки:               

И шахтеры уходят в забой, словно в бой,
За тебя, за тебя, город мой.

   У известного барда А. Я. Розенбаума, неоднократно посещавшего Воркуту с концертами, Воркута в одной из песен тоже звучит как шахтерский город:

«Прости-прощай!
Лечу я песни петь шахтерам в Воркуту,
Сегодня – там, а завтра – тут,
Прости-прощай!»   

     В конце 80-х-начале 90-х гг., как и в предыдущие годы, не обходят творческим вниманием «заполярную кочегарку» ее бывшие жители – известные литераторы Николай Кузьмин («Что бы там ни говорили И чего бы ни плели – Были небыли и были В черной угольной пыли...»)  и Владимир Сумароков («Шахтеры идут»).
   В воркутинской поэзии в этот период отражается и история Воркуты шахтерской: «Сначала построили Рудник, За ним «Капитальная» шла. С бараков дощатых и улиц Рождалась моя Воркута» (Кругленкова Н. Взлетали куропатки ошалело).
     С середины 90-х гг., в связи с участившимися трагедиями в воркутинских шахтах,  в стихах о Воркуте-«столице угля» начинают звучать трагические мотивы.      
    Известная воркутинская поэтесса, член Союза писателей Республики Коми О. Хмара начинала как автор-исполнитель: до сих пор популярны ее песни «Воркутинское лето» и «Шахтер голубоглазый мой». Но, помимо «Голубоглазого шахтера», у О. Хмара есть трагическое стихотворение, посвященное гибели горняков на воркутинской шахте «Центральная» в 1998 году. Действительно, в истории Воркуты немало трагических страниц связано не только с ГУЛАГом, но и с гибелью шахтеров. Достаточно привести список самых крупных аварий на воркутинских шахтах последних лет: 15 июля 1998 г. авария на шахте «Комсомольская» унесла жизни трех горняков, 14 января 2002 г на шахте «Воркутинской» погибло 5 горняков, в августе 2004 г. – гибель шахтеров при взрыве на шахте «Северная»; в июне  2007 г. – взрыв на шахте «Комсомольской» унес жизни 11 горняков… И, пожалуй, одной из самых страшных трагедий в истории города стал взрыв метана 20 января 1998 г. на шахте «Центральная», в результате которого погибли 27 горняков. Причем тела 18-ти из них из-за сильнейшего пожара так и не были подняты на-гора. Именно об этом и пишет О. Хмара: «Воркутинская шахта «Центральная»… Весть – средь неба не хмурого гром. Безутешная песнь поминальная Будет долго кружить над копром. Уходили в дорогу недальнюю Горняки. Стали – камень и пыль… Воркутинская шахта «Центральная», Нестерпимая горькая быль...» (Хмара О.  Воркутинская шахта «Центральная»).
     Та же тема возникает у В. Апекишева: «Эх, дорога шахтерская, дальняя Забывать ничего не велит. Здесь когда-то стояла «Центральная», А сегодня стоит обелиск».
     Известный сыктывкарский поэт В. Цивунин после трагических событий на воркутинской шахте «Центральная» пишет стихотворение: «Часто не перекрестишь и лба –  и смертушка рядом,  шахтера такая судьба: небо сменится адом...»,  заканчивающееся словами «Воркута – город боли» (Цивунин В. Часто не перекрестишь и лба).
       В этот же период в текстах литературы в связи с экономической ситуацией в стране возникает тема «шахтерского труда без зарплаты». Особенно ярко об этом писал опять же В. Апекишев, у которого боль за судьбу Отечества рождала стихи гражданского свойства. Гордость за выбранную раз и навсегда профессию горняка сменялась гневом и протестом: «На работу идти неохота, И домой неохота идти. Ну, какая же это работа – По полгода за труд не платить?» Почетная, одна из самых опасных, профессия горняка низведена до уровня полураба, от которого уже ничего не зависит: «Бюджеты трещат, никакого баланса. К директору шахты стою за авансом. И точит, и гложет мирская забота – Выпрашивать то, что давно заработал…»
      Из воркутинских поэтов, пишущих в последние годы о шахте и шахтерах Воркуты, нельзя не назвать Андрея Боброва. Поэтичность описаний шахтерского труда у А. Боброва потрясает своей «многослойностью». Строки его напоминают угольные пласты и темные извилистые подземелья шахт, в них ощущается что-то мистически-фантастическое:  «Спускаясь в глубины и недра земли, На древнее дно океана, Мы, вдруг, неожиданно, сразу нашли Присутствие тайного клана... Невидимых духов минувших времен Мы чувствуем в собственном теле И думаем здесь, про себя, об одном, - Чтоб невзначай вдруг не съели. Бесспорно, они под землей стерегут
Ходы первобытного мира… Сокровища бдительно берегут, Как детище темного клира… Но мы все же лезем, вперед, на рожон, Врубаясь в безликие тени. Весь мир этот призраками окружен Окаменевших растений... (Бобров А. «Спускаясь в глубины и недра земли…»)
     Созданные поэтом картины угольного подземелья вызывают ассоциации с известной песней В. Высоцкого «Черное золото»: «Но мы владеем тоже внеземной И самою земною из профессий… Любой из нас – ну чем не чародей? Из преисподней наверх уголь мечем! Мы топливо отнимем у чертей, Свои котлы топить им будет нечем...»   
    Воркута-«шахтерская столица» в приведенных текстах выступает в следующих символах: 1) «заполярная кочегарка»; 2) город, согревший своим углем блокадный Ленинград; 3) черная жемчужина Заполярья; 4) город черного золота; 5) город боли (трагедии в шахтах); 6) город шахтерской славы, «город в шахтерской каске». Не случайно главный памятник города – обелиск «Шахтерская слава». Как писал Э. Даньщиков:

                Путевку мне в жизнь изначально
                Вручила сама Воркута.
                Недаром по праву мой город венчает
                Шахтерская слава труда!


                § 3. «ВОРКУТА – СТОЛИЦА МИРА».

        Это имя-символ закрепилось за Воркутой в конце ХХ века, когда воркутинским градоначальником стал И. Л. Шпектор. Именно он ввел данное изречение в официальный обиход (с помощью не только собственных высказываний, но и воркутинских СМИ, а также местных работников образования и культуры).  Однако самого Шпектора нельзя назвать автором обозначения Воркуты как «столицы мира».
        По многочисленным свидетельствам, негласно этот «лозунг»  существовал относительно давно, связан с прошлым и звучал так: «Воркута – столица лагерного мира». . Позднее, особенно в перестроечное время, с усилением влияния уголовной субкультуры, «Воркута-столица мира» употреблялось в значении «воркутинцы - самые «крутые» и лучше на них не «наезжать».  Воркутинские подростки враждовали не только с подростками других городов, но и между собой. Еще совсем недавно в Воркуте остро стояла проблема подростковых войн (между «городскими» и «поселковыми»,  даже между живущими на разных улицах подростками). В этих «войнах» калечились и гибли. В ход шли не только кулаки и ноги, но и арматура…  Приведем в качестве примера фрагмент бытовавшей в то время песни:

На город Воркута опускается ночь.
Мать не пускает на улицу дочь.
Стенка на стенку, район на район…
Много потерь с обеих сторон.
Цепь арматуры  - всё против врага!
Что это за город - это Воркута!
Случайный прохожий, на месте не стой,
Лучше иди, иди скорей домой.
что тебя ждет там, за углом?
шаг твой неверный – в башке твоей лом.
Стенка на стенку, район на район,
Много потерь с обеих сторон.
Цепь арматуры, всё против врага…
   Что это за город? Это Воркута!

    Таким образом, изначальное значение этого «лозунга» было  криминальным. Позже, в конце 90-х гг., И. Л. Шпектор пытается придать изречению совершенно другой смысл, и Воркута, по версии мэра, становится «столицей мира», где мир понимается в значении «не война».
 1) Воркута – город на редкость многонациональный (что связано и с гулаговским прошлым): здесь проживают коми, русские, татары, башкиры, евреи, украинцы, армяне, азербайджанцы, грузины, немцы, поляки и др. И это при том, что население города продолжает уменьшаться, в настоящее время оно составляет около 80.000 человек. Представители многих национальностей имеют в Воркуте собственные землячества .
2)  По мысли Шпектора, Воркута должна позиционироваться ее жителями как самый интересный и красивый город в мире. И действительно, Воркута была городом не республиканского, а, по сути, союзного подчинения. Если сейчас наблюдается отток жителей из города, то при Шпекторе-мэре его население, наоборот, приближалось к двумстам тысячам - для Заполярья почти рекорд. Население города составляли как сталинские невольники и их потомство, так и приехавшие в Воркуту в 60-е-80-е гг. добровольно не только добывать уголь и зарабатывать деньги (ибо в те годы на Крайнем Севере их еще можно было заработать), но и реализовывать проекты, которые в других краях осуществить было бы, пожалуй, невозможно. Необходимо отметить, что архитектура Воркуты считалась одной из самых оригинальных в СССР (архитекторами же были в основном воркутинцы). Вообще, начиная от уже упоминавшейся песни со строчками «где мчится поезд «Воркута- Ленинград»…) до местных театров, по уверению старожилов, именно Петербург был ближе всех к Воркуте по архитектуре и образу жизни горожан. Это сходство действительно можно проследить.
    Так, если «наложить» характеристики петербургского текста В. Н.  Топорова на Воркуту, то можно выявить достаточно много интересных сближений и параллелей. Это касается и петербургских хулиганов, и петербургских катаклизмов, и многого другого. Говоря о критериях выделения в русской художественной литературе особого Петербургского текста, В. Н. Топоров выявляет способы языкового кодирования основных его составляющих (на примере произведений Ф. М. Достоевского). Он включает сюда: внутреннее состояние, общие операторы и показатели модальности, природу, культуру, предикаты и т.д. Многие из данных показателей можно отнести и к Воркуте, поскольку в художественной литературе, посвященной этому городу, их можно встретить не так уж редко. Например:
- внутреннее состояние: усталый, одинокий, унылый, тоска, скука. 
- природа: снег, ветер, мгла, холод, грязь, болото, слякоть. Сюда можно добавить еще специфически воркутинские показатели: пурга, хановей, полярная ночь, вечная мерзлота, тундра.
     Однако при Шпекторе тексты о Воркуте приобретают некоторую положительную оценку. Пользуясь классификацией В. Топорова, приведем несколько примеров:
- внутреннее состояние: счастье, радость, веселье, жизнь, праздник, красота, душевный подъем, слава.
- природа: снежок, ветерок, дождик, ромашки, анютины глазки, северное сияние  и т.д.
- культура: город, поселок, площадь, мост, фонари, «Каскад» (о культурно-зрелищном комплексе), «Олимп» (о культурно-спортивном сооружении), Спартакиада народов Севера, олени, мэр, уголек, столица, мир, дружба, дети, школы, сады, аллеи, фасады, фонтан, цветные, обелиск Шахтерской славы.
- предикаты (также чаще с положительным оттенком): праздновать, процветать, развиваться, открываться, радоваться, радовать, петь, плясать, бегать, прыгать, играть, увлекаться и т.д.
- способы выражения предельности: крайний, необыкновенный, безмерный, неистощимый, неисчерпаемый и т.д.
- высшие ценности: церковь, храм, Бог, заря, мечта, будущее, жизнь и т.д.
        Действительно, И. Л. Шпектор был заинтересован в «положительном выделении» Воркуты из всех городов Республики Коми и России. Сам он долгое время, как шутят воркутинцы,  считался «главной достопримечательностью» города. Его популярность в городе была огромной, доказательством этому может служить большое количество анекдотов и историй, посвященных мэру.  Приведем некоторые из них.
1) Почти сразу же после избрания казаки какой-то заполярной «станицы» подарили Шпектору нагайку. Другой бы мэр повесил этот подарок на стену, да не в служебном кабинете, а дома. Но Шпектор теперь регулярно обходит мэрию с нагайкой и замахивается ею на подчиненных; говорят, даже и бьет. 
           2) В первые месяцы своей работы Шпектор "уезжал в Москву" - отъезжал от Воркуты на две станции и возвращался обратно, чтобы проверить, чем заняты чиновники.
3) Не все совещания проходят в мэрии. Когда подчиненные заявили Шпектору о том, что городской Дворец спорта надо закрыть на ремонт на пару лет, он приказал провести ближайшее заседание в наиболее опасном крыле, именно под той стеной, которая по всем расчетам могла обрушиться в любой момент. Когда он пригласил  чиновников на следующее заседание, там уже вовсю кипела работа. В итоге Дворец не закрывая отремонтировали за месяц.
4) Часть воркутинцев, уезжая из города, бросала квартиры на несколько лет. Шпектор распорядился взламывать двери и вселять туда очередников. Сейчас в судах Воркуты несколько десятков исков от квартировладельцев.
  Приведем еще несколько известных в Воркуте былей о знаменитом градоначальнике.
а) «Порядок в городе Шпектор поддерживал едва ли не собственными руками, регулярно объезжая его на машине, - торговки семечками разбегались, увидев автомобиль мэра. Однажды Шпектор задержал двоих похитителей кабеля. В другой раз он изловил подростка, баловавшегося граффити, - родители заплатили огромный штраф, а виновник сам очистил стену»;
 б) «Однажды осенью Шпектор облетел город на мотодельтаплане. Приземлившись, он, во-первых, поблагодарил директора аэроклуба за доставленное удовольствие, а во-вторых, приказал своему заму немедленно ликвидировать гаражи на окраине, которые он не мог заметить с земли»;      
в) «Набрав "09", каждый житель Воркуты мог узнать и служебный, и домашний телефоны мэра. Горожане злоупотребляли этим и звонили даже в два часа ночи с просьбой вытащить какого-нибудь «Васю» из вытрезвителя.
г) «Каждую новогоднюю ночь Шпектор приглашал горожан на главную площадь встретить Новый год вместе с мэром и вместе же с мэром выпить. В последний раз на «главную елку Воркуты» пришла почти половина жителей города»;
д) «Хотя Воркута расположена в тундре, большинство ее жителей никогда не видели живого оленя. Шпектор распорядился устроить в центре города загон, и теперь воркутинцы могут любоваться на северных оленей круглый год, с гордостью показывая их приезжим»;
е) «Впрочем, Шпектор не ограничился созданием импровизированного зверинца. Еще в сталинские времена в городе был разбит парк Победы, через несколько лет пришедший в полный упадок из-за суровых заполярных условий. При Шпекторе парк был восстановлен; конкурс на лучший проект  памятника выиграла десятиклассница. Были восстановлены многие здания города, в том числе спортивные (Дворец спорта, стадион «Юбилейный» и т.д.)»;
         ж) «Самым главным спортивным достижением Шпектора стало проведение ежегодных Российских заполярных игр именно в Воркуте: каждый год в ноябре в Воркуту приезжают спортсмены из множества городов России («Воркута – город спорта» - еще один шпекторовский лозунг)»; «Старый кинотеатр «Родина» превращается при Шпекторе в культурно-развлекательный центр «Каскад» - первый в Республике кинотеатр «высоких технологий». На базе отдыха «Южная» появляется целый зверинец (с медведем, гусями, утками, козами и др. животными), в городе появляется огромное количество кафе, ресторанов, увеселительных заведений. Воркутинский снежный новогодний городок ежегодно выигрывает звание «лучшего новогоднего городка Республики». Изменяется и внешний облик города: ярко красятся здания,  темную и страшную прежде Центральную площадь окружают «желтые звезды на ножках» - яркие фонари; на месте пустырей и разрушенных домов появляются скверы и парки… Хореографические и вокальные коллективы Воркуты занимают призовые места как в России, так и за рубежом (ансамбли «Молодой строитель», «Родничок». «Воркута»…). Этот список можно продолжать долго».   
     Воркута при Шпекторе действительно начинает воспринимать себя как образцовый во многих отношениях город, маленькой, но гордой «столицей мира», ибо, по мысли мэра, этот город должен был показать всем городам мира, как надо жить. Недаром в это же время И. Л. Шпектор становится единогласно избранным Президентом Союза городов Заполярья и Крайнего Севера.
     «Когда-то наша молодёжь выдвинула озорной лозунг: "Воркута - столица мира", а я сделал его официальным кредо города», - рассказывал Шпектор. – «У нас есть всё, чем может гордиться любой город, не только заполярный. В Воркуте сейчас восемь высших учебных заведений, прекрасный драматический театр, кукольный театр, плавательный бассейн, стадион, ледовый дворец "Олимп" на 3000 мест... Спартакиада народов Севера, которая с 1999 года проходит в Воркуте, стала уже событием общероссийским…»  При Шпекторе к «Воркуте-столице мира» прибавилось и доброжелательно-шутливое «Воркута-столица мэра». 
        Собранный нами материал показывает, что Воркута как «столица мира» воспринималась и в произведениях «дошпекторовского» периода.         
       Речь идет о парадоксальных сравнениях и сопоставлениях морозной Воркуты с южными, курортными городами: «Воркутята Отправляются на пляж… Хоть над пляжем потолок, А сбоку – стенки, Но вокруг –  Чуть не тропический пейзаж, И к воде сбегают Резвые ступеньки. Здесь и климат словно в Сочи, И вода Вроде даже черноморского состава...» (Михайлов И.Л. Чудо в детском саду (из цикла «Чудеса в Воркуте»). Показателен в этом смысле и оксюморон В.
Кузнецова: «Воркута – заполярные Сочи» из стихотворения «Воркута», заканчивающегося строчками: «Если есть желанье, ребята, Приезжайте к нам, на курорт».  Сочи и другие курортные города как антитезу Воркуты можно встретить во многих стихотворениях: «Здесь девять месяцев – суровая зима Тебя окутывает тьмой полярной ночи, Но для меня вот эта голубая тьма Дороже солнечного дня у моря в Сочи». (Иосифов А.  Любимый город – Воркута)
        В целом поэтических примеров восхищения городом, возведенным в ранг «столицы мира», можно привести очень много. Не в последней степени это касается и детского поэтического творчества: «Я горжусь, заполняя анкету: “Родилась и живу в Воркуте”. (Тарутина Е. Возвели тебя смелые люди…); «И назло всем бедам, Всем врагам назло, Город возрождаем С мэром заодно!» (Спирина Е. Есть на свете город); «Столицею мира запомнится Родная нам всем Воркута!»; «Старанием Мэра взлетевшая, Мы верим в тебя, Воркута!» (Петрова А. Среди небосклонов белых…). Сюда же следует отнести и творчество воркутинских команд КВН, в частности, такие речевки: «Мы живем в столице мира - Ах, какая красота! Наша общая квартира –Это город Воркута!
Здесь вокруг родные лица И знакомые места…Процветай, моя столица, Милый город Воркута!» 

         Показательно также известное стихотворение Д. Куратова:

От холодного эфира
У меня краснеет нос.
Воркута – столица мира,
Где морошка и мороз.
Здесь мои шагают годы,
Как гвардейские полки.
Здесь живут оленеводы,
И бастуют горняки.
А на клич курортных мафий
Жить в тропическом краю
Я скажу: - “Идите на фиг,
Дайте Родину мою”.
Что мне в Африке квартира,
Если там, как чудо, снег?
Воркута – столица мира.
Я – столичный человек.
               
    Чрезвычайно важна в этом смысле рубрика «Книга рекордов Воркуты» в недавно появившейся городской газете «Моя Воркута», где в шутку и всерьез описываются достижения Воркуты в различных областях. Например: «Площадь территории муниципального образования городского округа «Воркута» составляет 24,2 тысячи кв.километров. Это больше, чем площадь Израиля – 14,1 тысяча кв.км (в международно-признанных границах); Катара – 11,3 тысячи кв.км; Кипра – 9,5 тысяч кв.км; Кувейта – 20,2 тысячи кв.км; Ливана – 10,4 тысячи кв.км; Гамбии – 11,3 тысячи кв.км; Свазиленда – 17,4 тысячи кв.км; Белиза – 23 тысячи кв.км. О таких державах, как Монако,    Люксембург, Лихтенштейн и Сингапур даже речи не идет…»;
    «306 суток – такова продолжительность отопительного сезона в Воркуте. Это самый продолжительный отопительный сезон среди городов Европейской части России и Европы вообще (речь идет именно о городах, а не о населенных пунктах, вроде Усть-Кары или Баренцбурга, что на Шпицбергене). Несмотря на то, что полюс холода Северного полушария находится в якутском Оймяконе, климат в Воркуте жестче и менее (!) комфортен: у нас летом ветра достигают скорости 20 м/сек, а зимой – доходит и до 40 м/сек!»
    «Самая глубокая шахта Российской Федерации (больше 1050 метров) – шахта «Комсомольская», отрабатывающая мульдовую часть Воркутского месторождения.  До дна мульды  осталось каких-то 150 метров.
    Самая большая в Европе шахта также «прописалась» в нашем городе: проектная мощность «Воргашорской» - 4,5 миллиона тонн угля в год. Причем этот показатель был не единожды с лихвой перекрыт»;
    «Воркута стала первым городом в республике, который обзавелся собственной телестудией. Это произошло 31 декабря 1958 года. Также воркутинцы первыми из жителей республики стали смотреть передачи Центрального телевидения: 7 ноября 1967 года в прямой трансляции шел репортаж с военного парада на Красной площади. Это произошло благодаря вступлению в строй станции системы «Орбита», ныне за ненадобностью почившей в бозе. На воркутинской студии начинал свое восхождение к «Оскару» Владимир Меньшов, один из самых известных российских режиссеров и актеров»;
        «Воркута – единственный город в республике, имеющий два профессиональных театра – Воркутинский драматический и Республиканский театр кукол – который, кстати, первым в Коми выехал на гастроли в дальнее зарубежье: Финляндию. А ведь оба театра родились в недрах ГУЛАГа…» и т.д. 
         В песнях – как авторских, так и фольклорных – тоже можно проследить восхищение Воркутой и некоторое ее «возвеличивание». Почти во всех этих песнях Воркута сравнивается с другими городами, в основном южными, причем, как правило, не в пользу последних: «Я Питер люблю, но люблю понаслышке:  Читал как-то в детстве лохматые книжки – Красивый, не спорю!  Вечная слава Петру!  Но, знаешь, я цену не набиваю: Ни в жизнь никогда я не поменяю Столицу твою на свою Воркуту! (Делов И. Письмо в Ленинград); «Знаешь, друг, я всю страну объездил: Как прекрасны наши города! Но, однако, есть такое мненье: Всех прекрасней город Воркута! Ах, Воркута! Далекий город Заполярья! Стоишь ты там, где видно севера сиянье, Но не страшат меня просторы тундры: К тебе спешу я из Сухума и Пицунды!»  (Аполлонский В. Из Сухума и Пицунды).
      В этой связи нельзя не вспомнить еще один своебразный «гимн столицы мира» - хит русского шансона под названием «Воркутинский снег». Он интересен тем, что Воркута противопоставляется не просто другим городам, а городам дальнего зарубежья: «Скажи-ка, брат, что в этой жизни хочешь ты? Что там Нью-Йорк – он далеко от Воркуты! В Майами дождь, а в Воркуте уже зима… Давай нальем за Русь по полной и до дна!» (Автор не установлен. Песня «Воркутинский снег» широко известна в исполнении Ю. Алмазова).
         
   Воркута как «столица мира» нашла отражение и в таком жанре фольклора, как анекдоты. Анекдоты про Воркуту создавали как сами воркутинцы, так и гости «столицы». Причем некоторые из них настолько специфические, что могут быть понятны только воркутинцам.
Вот наиболее яркие примеры.

 Воркутинский кинотеатр «Каскад» с советских времени  вплоть до конца ХХ века назывался «Родина». Отсюда – старый советский анекдот: «Воркута. Автобус пятого маршрута. К выходу подходит армянин. Перед ним стоит грузин. Армянин спрашивает:
- У "Родина" выходиш?
- Сам красивый, да?» 

«Воркутинец в шикарнейшем нью-йоркском ресторане.
- Официант, бутылку пива «Тиманское»!
- Пожалуйста, сэр.
Через час:
- Официант, бутылку водки «Огни Воркуты»!
- Пожалуйста, сэр.
Еще через час:
- Ик… Официант, такси до Воргашора!
- Вас – по Северу или по Западу, сэр?» 
   К этому анекдоту требуется пояснение:  «Воркута представляет собой огромное кольцо угольных шахт, по которому ходит маршрутный автобус. Едет в одну сторону – называется Северное кольцо, едет в другую – Западное. В общем, откуда бы ни поехал, туда же и вернешься».   
        Таким образом, на многочисленных примерах из произведений художественной литературы, фольклора и других речевых жанров мы попытались в трех параграфах показать одну из сфер городской семиотики – Воркуту как имя, вобравшее в себя несколько знаков-символов: 1) «столица  ГУЛАГа»; 2) «заполярная кочегарка»; 3) «столица мира».
         Воркута изначально создавалась и развивалась как полиэтническое социокультурное пространство. Отсюда – особенности и национального самосознания: толерантность, терпимость, отсутствие национализма и шовинизма.
          В одном из исследований о национальном самосознании ленинградцев отмечена такая особенность: «Жители города чувствуют себя в первую очередь петербуржцами (ленинградцами), потом – представителями своей национальности, ...и лишь на третьем месте для них – отождествление себя с гражданами России».  Этот вывод, нам представляется, можно распространить и на Воркуту: ее жители ощущают себя прежде всего воркутинцами, патриотами своего города, детьми Севера. Отсюда такие устойчивые сочетания, как «Притяжение Воркуты», «Поколение влюбленных в Воркуту» (Д. Сиротин); отсюда строки: «Вы прекрасней всех на свете, потому что вы – Севера дети!» (Л. Игнатенко. Воркутинкам.);  «Я расцелую Севера глаза....» (В. Ботовкин)  и т. д. Север – объединяющий всех воркутинцев фактор.
       Сам же топоним «Воркута» в переводе с ненецкого – «медвежье место», «медвежий угол». Отсюда у поэтов: «Вникни в корни – ВОР и КУТ» (Ю. Поляков), но - «Не воровской мне слышен кут, А воркованье голубиное...  И я - один из этих голубей» (М. Каганцов).

 
            § 4. ВОРКУТА – «СТОЛИЦА ВЕЧНОЙ МЕРЗЛОТЫ»,
                «КРАЙ СВЕТА».

     Воркута интересна не только как имя, но и как город-пространство. Два образа Воркуты – «столица вечной мерзлоты» и «край света» в литературе и в российском сознании зачастую взаимодополняли друг друга. Для городов концентра было характерно (особенно в 60-е-80-е гг.) воспринимать Воркуту как город, затерянный где-то на краю света, где не просто вечный холод и вечная темнота, но где и «медведи по улицам ходят».  В этот же период Воркута ассоциируется с городом больших заработков, «длинного рубля».         

      Так, у Чингиза Айтматова в знаменитом романе «Плаха» (1986) один из персонажей, Петруха, вспоминает о братьях, которые поехали на заработки в Заполярье. Поскольку сам Петруха гонится за легкой наживой, он посмеивается над братьями, «горбатящимися» на Крайнем Севере. Вот рассуждения Петрухи, знающего, что, занимаясь преступной деятельностью (участвуя в продаже наркотиков), он, хоть и рискует, но денег получит сразу много, даже на «Волгу» хватит:
      «Да на своей «Волге»-то покатить в Воркуту – пусть братуханы поглядят. Хе-хе, жены-то их от зависти лопнут». 
       Приблизительно о том же – песня 80-х гг. известного барда И. Делова «Я приехал – здравствуй, Север!», поющаяся от лица украинского хлопца, приехавшего в Воркуту на заработки: «Я на длинный рупь шахтерский Шубу новую куплю»; «Не страшны мне снегопады, И морозы – ерунда… Я приехал не на ба;лы, Деньги буду зашибать». (Делов И. Я приехал – здравствуй, Север!)
    Другой яркий пример - стихотворение  А. Илларионова «Ярославский вокзал»:

-    Этот поезд идет в Воркуту?
- В Воркуту.
- Там метели лютуют?
- Нет, просто метут.

- За романтикой,
- Длинным рублем?
За судьбой?
- Нет, обычное дело.
Я еду домой.

Интересно отметить, что тема «длинного рубля» в рассматриваемый период присутствовала и в фольклоре. Так, припев известной песни Льва Зонова о Воркуте «Север – это не конфетка» был переделан следующим образом. Было:

Здесь метели куролесят,
Ветры водят хоровод,
Здесь неделя – словно месяц,
Ну а месяц – словно год.

 Стало:

Здесь метели куролесят,
И зарплата здесь идет
За неделю, как за месяц,
А за месяц, как за год…

        Несмотря на уже давно изменившуюся политическую и экономическую ситуацию, многими ошибочно Воркута продолжает восприниматься, как город, где «много получают».   
      В отношении Воркуты-«края света» тоже все не так просто. Появившись «благодаря» ГУЛАГу, Воркута постепенно «строится», превращаясь из поселка в город. «Край света» с географической точки зрения, безусловно, оправдан как один из образов Воркуты. Однако по существу Воркута ничем не отличалась от обычных городов.  В качестве примера можно отметить, что у нее появляются свои, обязательные для каждого уважающего себя города, символы: герб, флаг и гимн.
  Вот описание герба: "В лазуревом щите серебряный скачущий олень на фоне чёрного стилизованного угольного копра и чёрного же террикона с червлёной звездой, сопровождаемый в оконечности национальным коми орнаментом на белом фоне. В вершине щита – наименование города (на серебре»)" . (автор герба - Николай Лукьянович Жилин.) Как видим, герб Воркуты состоит фактически из ее символов: олень, террикон, звезда, коми орнамент.
   Флаг Воркуты представляет собой прямоугольное полотнище, поле которого разделено на шесть горизонтальных полос (синей, зелёной, белой, ещё раз белой, синей, красной), соответствующих цветам российского и коми-республиканского флагов. У древка в белом равностороннем треугольнике (как на флаге Кубы) изображён герб города (авторы флага В. А. Трошин и А. В. Трошин).
      Что касается гимна города, то их за 65-летнюю историю города было написано несколько, особенно тенденция «гимнописания» была характерна на рубеже ХХ-ХХI вв. во время правления И. Л. Шпектора. Однако, по твёрдому мнению многих воркутинцев, первым и «главным» гимном является песня "Моя Воркута", написанная еще в 1960 г.(слова В.Кузнецова, музыка А. Пахмутовой)
     Целесообразно, на наш взгляд, привести полный текст Гимна, вот уже скоро полвека являющегося одной из «визитных карточек» города:

Тают поздние отсветы ночи,
Вновь цветут синевой небеса.
Просыпается город рабочих,
Открывает большие глаза.
Стынет в северном холоде тундра,
Здесь зима холодна и строга.
Я шагаю сквозь ветер и утро
По твоим площадям, Воркута.

            Припев:
Моя Воркута, светла и горда.
Даже в мороз, - хмурой зимой
Сердцем согрет мой город родной.

Я гляжу на родные просторы,
Город мой на работу спешит.
Под землею в руках у шахтеров,
Вижу, лампа, как солнце, горит.
По душе мне суровая тундра
И глубоких снегов чистота.
Как бы ни было в жизни мне трудно,
Не забуду тебя, Воркута!

        Припев.
 
            Характерна символика текста: небеса, мороз, ветер, утро, город, лампа, шахтеры, тундра, снега...
          Воркута-«край света»-«столица вечной мерзлоты» появляется в официальной литературе, пожалуй, самой первой по сравнению с другими образами этого города. Такая первичность связана не только с желанием власти закрепить в сознании народа определенный образ Воркуты, уведя ее от опасной темы ГУЛАГа. Дело еще и в том, что после смерти Сталина Воркута начинает стремительно развиваться. Развивается и ее экономика, и ее культура. Недаром уже в 1958 г. выходит довольно большой сборник Воркутинского литобъединения «Под Полярной звездой».  Всего в этой книге – 19 авторов, среди которых большая половина, конечно, бывшие заключенные воркутинских лагерей, но остальные – что немаловажно! – молодежь, комсомольцы, романтики, прибывшие на Север после армии, после институтов и техникумов: «Остановка две иль три минутки. Вновь гудок – и поезд на лету. Еду я с друзьями третьи сутки В незнакомый город Воркуту» (А. Аргунов.).
       Примерно такое же ощущение первопроходцев, покоряющих «Белое Безмолвие» во имя высоких идеалов, присутствует и в стихах других добровольцев – и молодых, и постарше, оказавшихся здесь по собственной воле. «Я живу от солнца вдалеке В братстве с заполярными ветрами, Я живу в шахтерском городке, Где не гаснут звезды над копрами». (Вяч.Кузнецов), «Как песня о самом хорошем, В мороз нестерпимый и снег По тундре глухим

бездорожьем Отважно идет человек» (В. Богданов)», «Это ль не счастье – буранам грудь смело подставив, знать: Юность такую ничем не согнуть, она рождена сгибать» (А. Кузьмин).
       Важно отметить, что романтику северных будней не обошли вниманием и те, кого в эту романтику окунули не по своей воле. В большинстве случаев, как принято сейчас считать, это было вполне искренне – соприкоснувшись, пусть поначалу и насильно, с Севером, они затем полюбили его по-настоящему, а общий трудовой энтузиазм, официально культивируемый как на воле, так и в зоне, непостижимым образом захватывал и их: «Мы первооткрыватели, строители, Создатели путей и городов» (Н. Асарин); «И тундра, что молча лежала века, В огнях городов засверкала… Победно идем мы по фронту труда Семьею веселой и дружной» (Р. Вареопуло); или: «И как ни ярится норд-ост, столбы потрясая за плечи, над тундрой стоит в полный рост создание рук человечьих» (А. Клейн).
     Позднее, вплоть до середины 80-х гг., о Воркуте как о стремительно развивающемся городе «вечной мерзлоты» на «краю света» пишут многие:  «Из бараков с землею в уровень И геологов хижин шатких Вырастают дома над тундрою, Приподнявши сугробов шапки. Первый дом, первый уголь – было так За отрезок эпохи краткий. Ты схватилась корнями выработок, Воркута, с этим краем накрепко…» (Апекишев В.  Нынче городу тридцать стукнуло); «Не прося у тундры милостей, В этом северном краю Золотым созвездьем вырастил Человек мечту свою» (Аргунов А. Стихи о Воркуте); «Воркута, Воркута, Кто-то взял и открыл тебя мудро, Город первопроходцев И в жизнь воплощенных идей...» (Ботовкин В. Воркута); «Мы молоко из Вологды не возим. Мы в Воркуте построили совхозы. Не два, не три, а дюжину. Пока. А может, завтра их число утроим: Коровников, питомников настроим, Чтоб городу – залейся! – молока!» (Гринер В. Из цикла “Воркутинцы”);  «Пробирается тундрою снежной И взлетает на штурм высоты, Покоряет край белый, безбрежный Трудовой комсомол Воркуты. Строит новые, светлые зданья, Рубит прочные угля пласты...» (Леонович В. Пробирается тундрою светлой…).
       Общий задор эпохи, подогревавшийся властью, желание осваивать новые земли, строить новые города в самых удаленных от «большой земли» уголках страны основательно выражены в «Песенке вагонных колес» Ю. Полякова. Это стихотворение целесообразно привести полностью для характеристики той эпохи и того сознания,  которым воспринималась в указанный период Воркута.

Было молодо и тесно
У вагонного окна
Добровольцы пели песни
Мне понравилась одна:
“До свиданья Юго-Запад.
Здравствуй, Северо-Восток!”
Кто-то крикнул:
- Выпьем залпом

За здоровье этих строк!
Кто-то, менее бывалый,
Воздержался:
- Погоди.
Бабка надвое гадала –
Что там…как там…впереди.
Есть такие разговоры –
Ну, а люди не соврут –
ВОРКУТА идёт от ВОРА,
Вникни в корни: ВОР и КУТ…
И дымок пустил печально.
И хотя в купе – битком,
От неловкого молчанья.
Потянуло холодком…
Тут вербовщик, что на полке
Вроде спал до этих пор,
Поспешил вмешаться в колкий,
Нехороший разговор:
- Будет вам молоть, Емели!
Кто-то врёт, а вам-то – что?
Вот сейчас вы песню пели
Что за песня? Автор – кто?
А-а! Не знаете… -
Но с жаром
Вызов приняло купе:
- Евтушенко! - Окуджава!
- Эта… - как её…на “П”!
 Я в кулак улыбку прятал,
Делал вид, что не слежу.
Но не выдержал:
- Ребята! Дайте слово,
Я скажу.
По пути на новостройку
Под Ухтою в аккурат
Я услышал эти строки
Десять лет тому назад.
Это песня поколенья,
И, видать, не одного.
Это песня покоренья
Сами знаете – чего.
А вот авторство…хоть тресни,
Не ответишь на вопрос.
Нету автора у песни –
Просто песенка колёс!
Люди ездившие знают:
Стоит малость задремать,
Вмиг колёса начинают
Нашим мыслям подпевать.
Так что, может быть, ребята,
Вам приснился голосок:
“До свиданья, Юго-Запад,
Здравствуй, Северо-Восток!”

      В этом стихотворении обращают на себя внимание знаки времени. Для характеристики времени в целом и образа Воркуты в частности можно выделить следующие из них: молодо, добровольцы, Юго-Запад, Северо-Восток, Воркута, вор, кут, вербовщик, песня, Евтушенко, Окуджава, новостройка, покоренье, песенка колес...
     В стихах о Воркуте этого периода, как видим, присутствует ярко выраженный романтический настрой. 60-е гг. - время, которое можно назвать «временем поколения покоряющих»: молодежь по призыву партии и по зову сердца ехала в «медвежьи углы» Советского Союза - осваивать и обустраивать их, превращать в города.  В одном из популярных до сих пор стихотворений о Воркуте 60-х гг. есть строчки, заключающие в себе суть рассматриваемого в параграфе образа города: «Раньше здесь паслись олени,
Разрывая пухлый снег. На сто вёрст по всей округе Не встречался человек.
Только вьюги пели песни И нетронута, чиста Лютым холодом дышала Вековая мерзлота. Но однажды, - словно в сказке, Устремляя шапки ввысь,
В этом крае необжитом Буровые поднялись, Метр за метром, шаг за шагом, День за днём, за годом год, Власть у тундры отбирая, Люди двигались вперёд, Рвали, строили, бурили, И над вечной мерзлотой Вырос город величавый И назвался Воркутой». (Скоробогатых П. Воркута)
       О развивающемся на «краю света» городе  пишут как воркутинцы, так и другие авторы, в том числе столичные: некоторым из них в указанные годы удалось побывать в Воркуте и потом описать свои впечатления в стихах. Безусловно, находились и литераторы, спекулировавшие на Воркуте как на «богом забытом» городе, развивающемся и растущем только благодаря мудрому советскому руководству. Впрочем, спорить с такими авторами достаточно сложно.
        Воркута – «край света» не только в географическом, но и в климатическом смысле. Целесообразно еще раз напомнить, что, по утверждению метеорологов, «Воркута по степени холода уступает только городам Западной Сибири, причем только зимой. А летом, когда и в Сибири зеленеют деревья, в Воркуте по-прежнему морозы и вьюги.   В связи с этим продолжительность отопительного сезона в Воркуте – 306 суток. Это самый продолжительный отопительный сезон среди городов Европейской части России и Европы вообще (речь идет именно о городах, а не населенных пунктах, вроде Усть-Кары или Баренцбурга, что на Шпицбергене). Несмотря на то, что полюс холода Северного полушария находится в якутском Оймяконе, климат в Воркуте жестче и менее (!) комфортен: «здесь летом ветра достигают скорости 20 м/сек, а зимой – доходит и до 40 м/сек!»
      Столь суровые климатические условия, природа и погода заполярной Воркуты опоэтизирована и воспета патриотами - поэтами города: «Какая ранняя зима! Метет порошею. Видать, она сошла с ума, пришла непрошено.
Сентябрь еще не отзвенел осенним золотом, Внезапно ветер налетел и дунул холодом... Лишь удивленные дома стоят, любуются: Походкой гордою зима идет по улицам». (Шевелёва Е. Воркутинская зима)
      Здесь интересна метафоризация, «оживление неживого»: зима сошла с ума, дома – удивленные, любуются... Зимние картины так привычны воркутинцам, что зима становится главной героиней воркутинской пейзажной лирики.
      В целом о воркутинских временах года (так непохожих на времена года в других городах!) также написано достаточно много: «Прорезав толщу северных снегов, Прошла весна. Потом прошло и лето, А солнце рвало тучи вновь и вновь, И Воркута теплом опять задета» (Гергиль В. Осеннее);  «Сменяется солнце пургою, И, ветром гонимый заряд, Все небо закрыл пеленою, И снег закружил – снегопад!..» (Словаков А. Воркутинская осень); «Город мой, пусть весна затяжна и снежна, Воркута, ты сегодня, как в сказке княжна. Воркута, мы замёрзнуть тебе не дадим, И весну отогреем дыханьем своим. (Гринер В. Воркутинская весенняя); «За окном апрельские метели, Беспокойный, бесконечный снег. Как метели эти надоели,  Как мешают думать о весне! Скоро май – а снег не тает, И весны в помине нет Вновь метель переметает, Май, к тебе нелёгкий след. Не темнеет, не светает – Широта у нас не та…Скоро май – а снег не тает, Воркута есть Воркута» (Зонов Л. Воркутинская весна); «В календаре новоселье отметило лето, А за окном сыпет снежной крупой».(Хмара О. Воркутинское лето)
  Зима в Воркуте у многих горожан ассоциируется и с так называемыми актированными днями. Актированные дни в Воркуте – дни, когда в связи с погодными условиями детям разрешается не ходить в школу. Само сочетание «актированный день» также популярно у воркутинцев. Недаром даже сборник Воркутинского литобъединения 1994 года был назван «Актированный день».
    В будние дни многие воркутинские школьники, затаив дыхание, слушают по утрам радиосводку о погоде в надежде услышать заветное: «Внимание учащихся, учителей и родителей! По сообщению штаба гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций…» - и далее всё зависит от погоды. Либо «занятия в общеобразовательных учреждениях отменяются с…по…классы», либо «посещение учебных заведений с… по… классы не рекомендуется».
   Впрочем, формулировка «не рекомендуется» появилась в Воркуте сравнительно недавно. До этого было проще – либо занятия отменяются,

либо нет. Так или иначе – тема актированных дней, весьма актуальная для воркутинских школьников, нашла отражение и в литературе, особенно в произведениях самих учащихся. Интересно в этом смысле стихотворение Е. Езоян:
               
Мороз за сорок в Воркуте или метет кругом метель,
Рад школьник этой красоте, ложась с надеждою в постель.
А утром, глаз не разомкнув, встает, превозмогая лень,
И жадно к радио прильнув, он ждет актированный день... и т.д.

   Воркутинские поэты находят прекрасное в суровой природе Заполярья. Уже упоминавшийся М. Я. Каганцов характеризует воркутинскую зиму с присущим ему юмором:

В Воркуте родной моей
10 месяцев – зима.
Веет ветер хановей,
Как завеет – так хана.

   Поэтизируются и комментируются северное сияние, полярная ночь, полярное лето: «Словно кто огромный занавес Колыхнул над Воркутой; Блик сияния туманного, Сполох в небе голубой. Словно с факелами где-то Чинно шествие идет, Отражаясь над планетой В темном зеркале высот» (Клейн А. Летом); «Ты красой, как росой, умыта, Расселась – и спать невмочь, Украшение нашего быта, Заполярная  белая ночь!» (Леонтьев Н. Белая ночь в Воркуте.); «Белая ночь в Воркуте…Небо и чисто, и юно, Будем бродить по проспектам – ложиться в постель не резон! Не сыщешь пышного сада – тундре его и не надо…Зато здесь на каждом цветочке сидит по капле росы… (Попов С. Белая ночь в Воркуте); «Тополиный пух в Воркуте не летает По причине отсутствия тополей. Но природа, которой тепла не хватает, Мне милей» (Салтанова В. Тополиный пух в Воркуте не летает); «Всех чудесней наше лето! Нет нигде подобных лет: Нет заката, нет рассвета, Ночи темной тоже нет». (Трусов В. Я живу на Севере).
       В этих фрагментах – особенная, только заполярная природа «столицы вечной мерзлоты» во многих своих нюансах. 
       До сих пор речь шла в основном о воркутинских поэтах. Однако Воркута как «столица вечной мерзлоты» представлена и в общероссийском тексте литературы: «Не трескучий, не колючий, Не из Воркуты» (о морозе)  (Благов Ю. На субботу намечался….); «Случайно в руки мне попала книга – Стихи поэтов дальней Воркуты. Из царства льда и вечной мерзлоты Поэты смотрят на меня со снимков». (Буранова Э.. Поэтам Воркуты); «Мало солнца в Воркуте. Мой товарищ с кинокамерой Морщится: “Лучи – не те, Что в столице белокаменной…” (Казакова Р. Воркута); «Славный город Воркута Батареи топит жарко, И усатого кота Греет в розах полушалка» (Касмынин Г. Воркута.) и т. д.
      То же можно отметить и в отношении Воркуты как «края земли». В текстах «не воркутинских» поэтов такой образ, как правило, связан с тем, что до Воркуты от «центра» путь по железной дороге занимает не один день. Отсюда – создание текстов песен, подобных этому:

Полустанок северный, колесики тук-тук, тук-тук,
Поезд скоро тронется, не прошло и двух минут,
Позади останется река, поплывут в окошке облака,
Бабушки с лукошками, клюквами, морошками,
Восемьсот какая-то верста.
Ту-ту-ту, поезд мой идет на Воркуту, 
Ту-ту-ту, из Москвы я еду в Воркуту,
Сердце холоднее, чем земля,
Знаю, отогреешь ты меня... и т.д.   

     Что касается междометия «ту-ту-ту», то его тоже можно считать специфически воркутинским: «ту-ту-ту» рифмуется с «Воркуту» и потому используется и в песнях, и даже в анекдотах. Так, до сих пор популярен бытовавший в 70-е-90-е гг. анекдот, когда однажды объявление на вокзале в Киеве прозвучало примерно так: «Граждане пассажиры! Поезд на Воркутю уходит со второго путю! Ха-ха-ха, шутю: поезд на Воркутю уходит с четвертого путю! Ха-ха-ха, опять шутю: поезд на Воркутю уходит с первого пу… Тю-ю-ю! Граждане пассажиры, пока я тут с вами шутю – поезд на Воркутю давно тю-тю!!!» 
      В песенном жанре выделяются в этом смысле «Воркутинские склонения» Л. Зонова, где за шутливыми изменениями имени города по падежам спрятаны серьезные характеристики Воркуты:

Ворку-ТА, Ворку-ТЕ, Ворку-ТУ…
Мы сюда прилетели на «ТУ».
Воркут-А, Ворку-ТЕ, Ворку-ТЫ.
Здесь дорожки у жизни круты.
Ворку-ТА, Ворку-у-ТЫ, Ворку-ТЕ.
Здесь масштабы и цены не те.
Ворку-ТА, Ворку-ТЫ, Ворку-ТОЙ
Мы мечтаем о жизни другой.     и т.д.

       

        Отметим, что Воркута и в отечественном кинематографе - один из наиболее упоминаемых малых городов России. Достаточно вспомнить фильмы «Джентльмены удачи», «Зимний вечер в Гаграх» , «Белые росы», «Пять вечеров». И если, скажем, Урюпинск упоминается в безнадежно-уничижительном смысле, о Воркуте в кино вспоминают более почтительно, хотя и без особой симпатии: «уж больно мы (с точки зрения сценаристов) наглы и упорны. А может, это и на самом деле так?»  Перечень этих фильмов вызывает ассоциации с именем В. Токаревой, но уже как с прозаиком, у которой «Воркута как край света», «где масштабы и цены не те», показана в повести «Старая собака»:
  «В Воркуте (Адам ездил туда в командировку) он встречал многих людей, которые приехали за полярный круг, чтобы заработать деньги на лучшую жизнь, а потом вернуться на материк и начать эту лучшую жизнь. Они жили в полярной ночи, зевали от авитаминоза, жмурились от полярных ветров и были по-своему счастливы, однако считали эту жизнь черновым вариантом. Так проходили десять, двадцать и даже тридцать лет. А потом они возвращались на материк и скоро умирали, потому что менять климат после определенного возраста уже нельзя. Организм не может адаптироваться. Адам решил для себя не ждать больше ни одного дня, уехать на свой материк…» 
     У В. Токаревой свое, личностное восприятие Воркуты: она неоднократно бывала здесь с творческими встречами (в составе делегации Союза советских писателей).
     Еще один важный символ «Воркуты-края света» – «кольцо». Выше уже упоминалось о том, что Воркута окружена шахтами, то есть, по сути, город «выстроен» в форме кольца, которое в разговорной речи воркутинцы «раздваивают» на Северное кольцо и Западное кольцо.
    Мотив «воркутинского кольца» также отражен во многих текстах литературы: «Это бесцельное кольцо Кружит меня в себе. Свита цепным кольцом кандальным, Отходная судьбе. В белом льду стынет бездонною прорубью Замкнутый круг, злая петля, Запад-кольцо» (Гагин В. Песенка о Западном кольце);  «По Северу, по Западу Спешит метель внезапная…Бедняги-кольца кружатся От холода и ужаса…(Сиротин Д. Метель); «...Чтоб не стала концом кольцевая дорога...» (Кузьмин Н. Закружи, не жалей. воркутинская вьюга...) и т.д.
    Популярна была в Воркуте и песенка В. Борукаева со словами:

«Где же твое лицо,
Северное кольцо,
Западное кольцо?»

     Вот еще один достаточно известный пример того, как Воркута ассоциируется в фольклоре с «краем Вечной Мерзлоты». Рассказывает В. Гагин:
       «Смотрят на пляже на молодого человека, совершенно белого, как снег, и спрашивают: «Ты откуда такой?  Бледный?» Он говорит: «Да я вот шахтер из Воркуты». «Так что ж у вас в Воркуте, и лета, что ли, нет - позагорать?» «Ну как же нет! Есть лето. Но я в тот день как раз на смене был». 

       Известен и другой вариант этого анекдота:
       «Приехал один мужик в Воркуту летом. Видит – 10 июля, а снег идет и лежат сугробчики. Он и спрашивает прохожего:
- А у вас что, совсем лета не бывает?
- Почему же? В этом году уже было! Только я в тот день работал...»
         Анекдотом стало и сочинение школьницы, в котором она написала:     "Лето у нас, конечно, короткое, зато - малоснежное..."
 
     На этих далеко не исчерпывающих себя примерах мы постарались понять, что Воркута как «столица вечной мерзлоты», «край света» нашла многостороннее разрешение в самых разных речевых жанрах. 
       
          Воркутинские «плюсы» и «минусы» Воркуты как «столицы вечной мерзлоты» и «края света» в целом уживаются в сознании воркутинцев. Воркута, несмотря на суровый климат, неяркую природу, удаленность от «большой земли», дорога; ее жителям. Жизнь южан, возможно, и вызывает у них определенное чувство зависти, но, тем не менее, в текстах Воркута не только противопоставляется, но и предпочитается Сочи, Сухуми, Пицунде и т.д. Что касается не воркутинских авторов, то у них, пожалуй, еще более романтическое представление о «столице вечной мерзлоты». Исключения редки, хотя и ярки: таков, к примеру, неоднократно упоминавшийся ученый, бард, поэт Л. Зонов, ныне проживающий в Екатеринбурге. Большинство его стихов и песен о Воркуте носят довольно мрачный характер: «Из души вырывается крик: Я от белого цвета устал, От зеленого цвета отвык, Заполярным дальтоником стал! Лето здесь длится миг: Лист расцвел и поник - Снова царство зимы надвигается. То ли дождь, то ли снег, И, как будто навек, Серый город во мглу погружается! Воркута-маета так скупа на цвета, Словно фильм черно-белый, безрадостна: Облаков серый дым, Белизна долгих зим…Ну а мне так зеленого надобно!» (Зонов Л. Черно-белый вальс)
         Контрастность в изображении природы Заполярья, изображение «воркутинских плюсов и минусов» представляет тем не менее единство, в котором Воркута предстает во всей своей антиномической целостности. Эта целостность и единство рождает и воспитывает особую ментальность – «воркутинский характер»: «Любовь и дружба у таких людей – Особой

пробы, как их труд отважный» (Михайлов И.); «Будет холодно, трудно и даже темно, Но зачем мы тогда воркутинцы?» (Беляев А.).


        § 5.  ТОПОНИМИКА ВОРКУТИНСКОГО АРХИТЕКТУРНОГО         
                ПРОСТРАНСТВА И САМОИДЕНТИФИКАЦИИ
                ГОРОДА КАК ТЕКСТА КУЛЬТУРЫ.               
    
     Основной образ Воркуты как текста - «заполярная кочегарка» («шахтерская столица»): «Здесь уголь всему голова...». Общеизвестно, что в годы Великой Отечественной войны составы с воркутинским углем отправлялись в блокадный Ленинград. С 1 июня по 1 июля 1943 года Воркута провела фронтовой месячник под лозунгом "Дать сверх плана 10 эшелонов угля героическому Ленинграду". Первый сверхплановый эшелон отгрузил коллектив шахты № 4.
        Позднее "Ленинградская правда" писала:"... Мы, ленинградцы,  помним в ряду многих суровых блокадных дней радостный день, когда через Ладогу, сквозь окружающее город кольцо к нам прибыли первые угольные эшелоны. Это горняки Воркуты, напряженно следившие за нашей борьбой, посылали нам дань своего восхищения. Этот уголь был вдвойне дорог тогда и как топливо, и как знак любви".  С тех пор и по сей день Санкт-Петербург (бывший Ленинград) и Воркута - города-побратимы, а локомотив, который одним из первых делал "угольные" рейсы Воркута - Ленинград, сейчас возвышается в центре воркутинского вокзала – на вечной стоянке, как памятник. В Воркуте же до сих пор есть улица Ленинградская -  ее название отражает дружбу с героическим Ленинградом в годы Великой Отечественной войны.
   Вообще, названия улиц Воркуты в большинстве «говорящие» и имеют свою историю.  К примеру, улица Московская свое название получила в дни празднования 800-летия г. Москвы в 1947 году. Улица Парковая названа так из-за расположенного в этом районе городского парка им. 40-летия Коми комсомола (автор проекта - архитектор Б.А.Ершов.).  Площадь Металлистов (ранее Заводская) свое название получила от расположенного рядом Воркутинского механического завода, где производят ремонт шахтного оборудования. Эта площадь имеет конечный путь движения автобусов по Западному и Северному кольцу. Сама же площадь возникла на месте барачного городка. Необходимо отметить, что Воркутинский механический завод – старейшее предприятие города (1944 г.). Кроме того, ВМЗ - первое металлообрабатывающее предприятие в Печорском угольном бассейне, история Воркуты без которого немыслима.
        У известной коми писательницы Е. В. Габовой в рассказе для детей «Лишняя Новикова» (события рассказа происходят в Воркуте) площадь Металлистов появляется следующим образом: «Мы вышли на площадь Металлистов. Около ресторана кучкой стояли парни с магнитофоном.
Алена засмеялась:
- Металлическая музыка на площади Металлистов, смешно».   
  В этом же рассказе есть упоминание об улице Ленинградской: «Ну вот, возвращаемся мы с рыбалки, уже по Ленинградской идем…» 
  Абзац о возвращении героев с рыбалки удивительно верно рисует воркутинскую природу с ее характерными особенностями:
«Я нашу тундру люблю, особенно осенью. Выйдешь из города, а вокруг мох разноцветный, мягкий, как спина у кошки. Копейки листьев на карликовых березках тоже разноцветные. И тихо так! ...Птиц уже не слышно, на юг улетели… Жалко, осенью темнеет рано. Шесть вечера – уже темнота. Возвращаемся на огни Воркуты, они на ней как корона, не потеряешься».   
     К слову сказать, до недавнего времени существовал алкогольный напиток «Огни Воркуты» с изображением площади Центральной. Вообще алкогольные напитки, производившиеся на недавно обанкротившемся Воркутинском пивзаводе, тоже отражали топонимику Воркуты: так, популярно было пиво «Тиманское» (по названию городского микрорайона Тиман), «Воргашорское» (по названию известного воркутинского поселка), «67 параллель» (именно на этой параллели находится Воркута), водка «Черное золото» («народное» название воркутинского угля) и т.д.
      Названия первых улиц отражают историю развития поселка Воркута. Перечислим лишь некоторые из них: Мостовая, Тундровая, Песчаная, Трудовая, Заводская, Авиационная, Шахтная, Капитальная… Позже к ним добавляются: Шахтерская набережная, бульвар Пищевиков, улицы: Горняков, Автозаводская, Театральная (именно здесь в 1943 году опереттой И.Кальмана "Сильва" открыл свой первый сезон Музыкально-драматический театр «Воркутлага»). Названия: Авиационная, Железнодорожная, Энергетиков, бульвар Пищевиков – дань уважения к профессиям людей, живущих и работающих в Воркуте. Безусловно, самой большой и длинной улицей Воркуты (как и большинства других городов, возникших в советскую эпоху) является улица Ленина. Она берет свое начало от площади Металлистов, проходит через площади Мира и Центральная и заканчивается в микрорайоне Тиман на площади Победы.
  Есть в городе улицы, названные фамилиями великих русских поэтов и писателей: А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, В. В. Маяковского, Н. А. Некрасова, С. А. Есенина и др. Здесь, по всей вероятности, сказалось не только желание «не отставать» в названиях улиц от крупных городов», но и искреннее уважение к памяти крупных художников слова.   
  Есть улицы, названные в честь знаменитых людей, ученых, которые посвятили свою жизнь изучению Крайнего Севера. Это  А. А. Чернов, В. К. Яновский,  Н. В. Шерстнев… И это тоже дань уважения и признательности.    
   Улица Дончука названа в память летчика полярной авиации, героя Советского Союза В.И.Дончука (1910-1944). В. И. Дончук добровольцем ушел на защиту Родины из Воркуты, воевал на Карельском фронте, где и пал смертью храбрых. Мемориальные доски в память о герое установлены в городском аэропорту, на доме №8 по ул. Дончука и здании средней школы №7 (Железнодорожный район) (скульпторы - И.В. Пылаев, В. И. Смирнов).
       Возвращаясь к площадям, укажем, что их, помимо площади Металлистов, в Воркуте еще 8, и название каждой из них – также не случайно.  К примеру, площадь Привокзальная  названа так потому, что находится при главном вокзале.   Площадь Юбилейная названа так в 1984 г. – в связи с юбилейными датами:  50-летием освоения Печорского угольного бассейна и 40-летием Коми АССР. Сама площадь представляет собой комплекс "Наука". Она окружена зданиями Воркутинского горного техникума (1956 год), филиала Санкт-Петербургского горного института (1959 год), института Печорниипроект, дома Политического просвещения (с 1990 года в нем расположен драмтеатр). Здание Воркутинского горного техникума (ныне колледж) является памятником градостроительства (автор Г.В.Гонцкевич). Кроме того, тогда же, в 1984 г на площади была установлена стела «Шахтерская слава». Комсомольская – первая площадь Воркуты, названная в честь молодого поколения: «героического, смелого, с горячими сердцами»…  На площади Кирова (в центре) – памятник С. М. Кирову, который подарил  Воркуте Ленинград в знак дружбы и признательности за помощь в годы Великой Отечественной войны. До этого площадь Кирова называлась площадью Сталина и на том месте, где сейчас стоит памятник Кирову, стоял бронзовый Сталин. Благодаря архивам Воркутинского межрайонного краеведческого музея удалось узнать, что памятник Сталину был убран в декабре 1961 года, после «общей команды по стране» - ХХII съезда.   
   Спортивная площадь, как можно догадаться, названа так потому, что на ней расположен Дворец спорта «Шахтер», а рядом – стадион «Юбилейный». 
   О площади Центральной в Воркуте говорят так: «Направо пойдешь – на площадь придешь; налево пойдешь – на площадь придешь; прямо пойдешь – на площадь придешь».  И действительно, площадь хоть и небольшая (по сравнению с другими), но, поскольку находится в центре города, все основные городские торжества происходят именно здесь (включая народные гуляния на Пасху и новогодний салют). Так что – куда воркутинец не пойдет, но, если захочет «культурно отдохнуть», все равно попадет на Центральную.    
     Кроме того, на этой площади расположены т. н. «здания повышенной этажности»: управление ОАО "Воркутауголь", комбинат "ПШС", гостиница "Воркута", городской выставочный зал, ПО "Полярноуралгеология"; Воркутинское музыкальное училище, культурно-развлекательный центр «Каскад» (бывший кинотеатр «Родина»). На этой же площади в 1990 году открылся единственный в республике универсальный спортивно-зрелищный комплекс "Олимп". Наконец, площадь Победы, главной особенностью которой является монумент с изображением аистов, свивших гнездо на орудийных стволах в знак мира, свободы, победы над войной. Здесь же – небольшой музей боевой техники под открытом небом: вертолет, танк, гаубица…
   Итак, названия основных топонимических объектов Воркуты можно разделить на несколько групп:
- отражающие крупные исторические события города и страны (ул. Ленинградская, Московская, Ленина, Комсомольская, пл. Кирова, Победы и др.);
- отражающие историю становления и застройки города (ул. Театральная, Авиационная, Мостовая, Тундровая, Песчаная, Водопроводная, Шахтная, Спортивная, Юбилейная  и др.);
- в память о героях-воркутинцах (ул. Дончука, Матвеева (воркутинский милиционер Матвеев погиб при исполнении служебного долга в 70-х гг.));
- в честь ученых, деятельность которых была связана с открытием, исследованием и развитием Воркуты (ул. Чернова, Яновского, бульвар Шерстнева);
- в честь выдающихся деятелей литературы XIX-XX вв. (ул. Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Некрасова, Толстого, Чехова, Маяковского, Есенина и др.).
- «профессиональные» (ул. Железнодорожная, Энергетиков, бульвар Пищевиков).   
        Исходя из этого, мы видим четкую продуманность в названии улиц, бульваров, площадей Воркуты, «привязанность» названий как к истории и культуре города, так и страны.
      Названия современных топонимических объектов отражают скорее общероссийскую традицию, нежели местную: «Каскад» (культурно-развлекательный центр), «Олимп»  (спортивно-зрелищный комплекс) и т.д. Здесь главным критерием становится броскость либо некоторая «высокость» названий. Интересен процесс переименования воркутинских магазинов. Здесь в последние годы наблюдается потеря, если можно так выразиться, воркутинской «этнической идентичности» , если нам будет позволено образно говорить о воркутинцах как об этносе. Так, магазин «Уголек» (такое название было, безусловно, специфически воркутинским)

переименовывается в «Континент»; магазин «Ленинград» (названный в честь воркутинского города-побратима) – в «Чародейку», магазин «Воркута»  становится еще одним «Континентом» и т.д. Однако интересно отметить, что большинство воркутинцев новые магазины в разговорной речи называет по-старому: «Возле «Уголька» вас буду ждать»; или – «в «Воркуту» еще зайти надо»...  С Республикой Коми и Севером призваны были ассоциироваться названия таких магазинов, как «Инта» (переименован в «Горизонт»), «Сыктывкар» (переименован в «Торговый центр»), «Норильск»... Примечательно название одного из первых хозяйственных магазинов Воркуты – «Огни тундры» (реалии ландшафта и название одноименной повести В. Юхнина о строительстве Воркуты), ныне это – магазин алкогольной продукции «Карнавал».
     Данные примеры свидетельствуют о неуклонной тенденции некоего растворения, исчезания самобытного, типично воркутинского текста в общероссийском поликультурном «космосе», в связи с отсутствием, как нам кажется, на сегодняшний день консолидирующей национальной идеи.
      Радует, что самоидентификация Воркуты остается в некоторых явлениях культуры города: это сборники воркутинского литературного объединения «Под полярной звездой», «Сполохи», «Под полуночным солнцем», «Актированный день» (1994), магнитоальбом В. Гагина «Вечная мерзлота»,  вокально-инструментальный ансамбль «Северное сияние» и др.


               
    
                ВЫВОДЫ


1. Воркутинский текст – это весь текстовый комплекс русской словесности, тематически связанный с представлением о Воркуте. Он включает в себя множество произведений – поэтических и прозаических – художественных, публицистических, мемуары, записи городского фольклора и устные рассказы творческой интеллигенции и воркутинских старожилов, переводы, газетные статьи и заметки, интервью, посвящения, переделки, школьные сочинения и другие речевые жанры, несущие информацию о Воркуте, осложняющие и обогащающие текст города.
  Литературная судьба Воркуты гораздо скромней, чем судьба крупных городов, и воркутинский текст не так развит и тем более не так явлен в русской культуре, как петербургский, московский, киевский, кавказский, пермский, но своя литературная история есть и у него. Наиболее отчетливо он явил себя в поэзии, поэтому при всем многообразии использованных в работе речевых жанров мы отдали предпочтение поэзии.
    Понятием «воркутинский текст» мы устанавливаем семантическую связность всех высказываний о Воркуте и всех знаковых проявлений «воркутинскости» и цельность этой совокупности.

2. Воркута как имя вбирает в себя несколько смыслов, закрепленных в различных речевых источниках: «Воркута-столица ГУЛАГа»; «Воркута – шахтерская столица»; «Воркута – столица мира». Топонимические и этимологические дополнения: «Воркута – медвежий угол»; Воркута – от «вор» и «кут»; Воркута – от «воркованье голубиное». Все эти обозначения объединяются одним: «заполярная кочегарка».

3. Собранный нами и цитируемый в предыдущих главах материал приводит к выводу, что Воркута как пространство – «эксцентрическая структура». «Эксцентрический город», по Ю. М. Лотману, расположен «на краю культурного пространства... Здесь актуализируется оппозиция «естественное – искусственное». Это город, созданный вопреки Природе и находящийся в борьбе с нею, что дает двойную возможность интерпретации города: как победы разума над стихиями, с одной стороны, и как извращение естественности порядка – с другой». Подтверждает Воркута свое эксцентрическое отношение к соотносимым с ней Землей своим стремлением «к разомкнутости и культурным контактам».               
        Но, на наш взгляд, с Воркутой дело обстоит сложнее, чем с Петербургом. Не случайно, нам кажется, за Воркутой закрепились такие лозунги-штампы: «столица ГУЛАГа», «шахтерская столица», «столица


мира», «столица вечной мерзлоты». Это подчеркивание «столичности» (в смысле выделенность, важность, главность, центральность) в идентификации и самоидентификации Воркуты в общероссийском культурном пространстве привносит дополнительные оттенки в характеристику эксцентрического типа городских структур.

4. Воркутинское пространство разнонаправлено, разомкнуто. С одной стороны, взгляд на окружающий в анализируемых текстах мир производится из Воркуты как некое противопоставление «своего» «чужому»: «Что там Нью-Йорк? Он далеко от Воркуты...»; «В Майами дождь, а в Воркуте – всегда зима, Давай нальем За Русь по полной и до дна».
        С другой стороны, в различных литературных и фольклорных жанрах движение направлено к Воркуте, противопоставленной привлекательным теплым краям: «К тебе спешу я из Сухума и Пицунды», «Воркута – заполярные Сочи», в фильмах, в названиях поездов «Москва-Воркута», «Воркута-Ленинград», в анекдоте об объявлении на Киевском вокзале («Поезд на Воркутю давно тю-тю») и т. д.

5. Устойчивой в изображении Воркуты как пространства является тема дороги: «Ту-ту-ту, поезд мой идет на Воркуту»; «По тундре, по широкой дороге, Где мчится курьерский «Воркута-Ленинград»; «Песенка вагонных колес» (Ю. Поляков); «Еду я с друзьями третьи сутки В незнакомый город Воркуту» (Н. Асарин); «Мимо поезд проносился «Темиртау-Воркута» (И. Иртеньев), «Пришла в забой моя дорога, как будто не было другой» (В. Апекишев).

6. Не менее значим в Воркутинском тексте образ кольца, круга: «Воркута – шахты по кругу»; «бескрайность просторов, лишь шахты по кругу»; «Закружи, не жалей, воркутинская вьюга, Потерявших друг друга у Полярного круга, Кольцевою дорогой Брось к родному порогу» (Н. Кузьмин); «И сразу же ворвалась вьюга И закружилась Воркута» (Е. Езоян); «Воркутинская шахта Центральная, круги ада» (О. Хмара); «По Северу, по Западу Спешит метель внезапная. Бедняги-кольца кружатся От холода и ужаса» (Д. Сиротин); анекдот о шахтере в Нью-Йорке («Вас по Северу или по Западу?»).

7. С мотивом кольца, круга связано и архитектурное пространство Воркуты. В последних примерах речь идет о кольцевой дороге города, начало и конец которой сводятся на площади Центральной, где проводятся все важные общегородские мероприятия.

8. В «Энциклопедии символов» В. Бауэра, И. Дюмоца и С. Головина круг - это, во втором значении, «символ вечного движения, постоянных перемещений. Они бесконечны, или, другими словами, кончаются там, где начались, т.е. это
движение по кругу».  Не усматривается ли в этом символе вечного движения, перемещения судьба Воркуты, изначально не предполагающей постоянного состава населения? Репрессированные, заключенные, вербованные, комсомольцы-добровольцы, люди, ехавшие «на северные заработки», - все они связаны с вре;менным характером пребывания в Воркуте. Сюда же можно отнести слухи о превращении города в поселок вахтового типа.
       Не случайны применительно к Воркуте ассоциации с дантовскими кругами ада (Воркута гулаговская, трагедии в воркутинских шахтах 90-х гг.). Круг, кольцо как символ круговорота жизни и смерти вписывает Воркуту в мировой текст литературы и культуры.

9. На контрасте строится описывание местоположения Воркуты: «За Полярным кругом»; «Заполярная белая ночь»; «Здесь братанье Востока с Западом» (Н. Леонтьев); «До свиданья, Юго-Запад, Здравствуй, Северо-Восток!» (Ю. Поляков); «За окном кудрявая белая акация, солнце... С Воркуты далекой мать сыночка ждет»; «Мой город на Краю Земли» (В. Гринер); «В царстве льда, нал ширью вечной мерзлоты» (А. Клейн); «Власть у тундры отбирая, Сам Урал укутал шубой белой» (А. Ванеев); «На Крайнем Севере Европы мой городок – медвежий угол» (М. Каганцов). И в то же время: «Воркута – столица мира, я – столичный человек» (Д. Куратов); «Процветай, моя столица» (Д. Сиротин); «Стала большеземельская тундра Краем угольных шахт и судьбой настоящих людей» (В.Ботовкин).

10. Для литературного воркутинского пространства характерно четкое условное разведение верха и низа. «Город мой в шахтерской каске Над ширью вечной мерзлоты» (А. Клейн); «Хеопсовы пирамиды, Воздвигнутые из недр» (А. Бокал); «Терриконами вздыбилась эта земля, Черным золотом в недрах богата» (А. Беляев);  «Подземелье – надземелье. Дважды в сутки – новоселье» (В. Сумароков); «И черной высью и земною толщею На Воркуте шахтеры крещены» (А. Беляев); «Мерцают в тундре звезды над копрами И в глубь земли уходят горняки» (В. Ботовкин); «Уральские горы, снежные хребты, Белые просторы вечной мерзлоты, Мы на вас глядели из шахт Воркуты» (А. Зимина). В последних примерах вертикаль воркутинского пространства трехчастна, к противопоставлению «небо-земля» прибавляется «земля-подземелье». А. Бобров конкретизирует в своем описании шахты: «Здесь, в мире подземном, удушье и пыль, законы и правила строги...» и далее: «Невидимых духов минувших времен мы чувствуем в собственном теле. Весь мир этот призраками окружен Окаменевших растений». У В. Сумарокова: «У шахтера такая судьба: Небо сменится раем и адом». У В. Ботовкина: «Чистилище. Здесь жизнь не райская». Выделяется мотив рая и ада и в стихотворении С. Журавлева: «Кто задумал построить сад в этих богом забытых местах?», В. Соловьева: «Райское было обещано, Адово выпало нам».
    Роль культурных ретрансляторов между Небом и Землей выполняют терриконы, копры, обелиск Шахтерской славы, памятники.
   Приведенные примеры (а их можно продолжить) показывают, что Воркута как пространство и по горизонтали, и по вертикали четко вписана в общекультурную модель мира.

11. Ю. М. Лотман, рассматривая Петербург как город-утопию, который должен демонстрировать «мощь государственного разума и его победу над стихийными силами природы», подчеркивает, что культурный облик этого города выражен в мифе борьбы камня и воды, тверди и хляби (вода, болото), воли и сопротивления. 
       В создании Воркуты как эксцентрической структуры этот миф не только подтверждается, но и дополняется своими, сугубо воркутинскими оттенками и усугубляется контрастами. Город создавался не просто «на краю земли» (на краю северной Коми Республики – тогда Коми АССР; на краю Севера России), а за пределами, за кругом обжитой земли – за Полярным кругом, где стихия – вода. Вода (по сути – лед в твердом состоянии) – вечная мерзлота. Получается, что побеждается смерть, рождается жизнь. Напряжение усиливается противопоставлением воды и, по сути, огня (каменного угля). Борьба государственного разума и вечной мерзлоты закончится созданием «заполярной кочегарки» - столкновение символов огня и воды / льда.

12. Оппозицией «естественный – искусственный» объясняется наличие эсхатологических мотивов в воркутинском тексте. В поэзии это: «Пурги неразбериха», «Вечная на сердце мерзлота», «Воркута, а по-другому – лихо» (Ю. Друнина); «Там, где длится полярный Вечный тридцать седьмой» (В. Сумароков); «Мой бедный город болью вспорот Как зверь, и некуда ползти» (В. Салтанова); «И под каждою шпалой Недопетая песня, убитая чья-то мечта» (Е. Шевелева) и т.д.
      В истории – это трагические страницы Воркутлага и гибель людей в шахтах в 90-е гг. Существование эсхатологического мифа о Воркуте подтверждается косвенно, например, документами о поведении в лагерях верующих людей, которые добровольно выполняли даже самую грязную работу, выхаживая смертельно больных, и в то же время, обрекая на смерть себя, отказывались работать в шахте и  в конторе начальства, т.к. считали, что эта работа – «не для доброго дела», что это – «помощь Антихристу».   

13. В воркутинском тексте отразились особенности топики природы Заполярья (Полярный круг, Хальмер-Ю, тундра, вечная мерзлота, полярная ночь, полуночное солнце, северное сияние, пурга, актированный день, высокие широты и др.).
      
   Четыре книги воркутинских писателей, четыре вехи, четыре символа, вобравших в себя знаки воркутинской природы и объединенные воркутинским духом – «Под Полярной звездой» (позднее геологи назовут похоже свой сборник – «Моя звезда была Полярной»), «Сполохи», «Под полуночным солнцем», «Актированный день». Реалии воркутинской географии (67-я параллель = высокие широты) тоже стали строкой в воркутинском тексте культуры: В. Кузнецов, «У высоких широт» (сборник стихов), антология «Высокие широты. Воркута литературная 1931-2007 гг» и др.

14. Составляющей воркутинского текста  являются отразившиеся в литературных произведениях отдельные локусы городского пространства: Рудник, Капитальная, Воргашор, Хальмер-Ю (долина смерти); культурно-исторические реалии города: «Северное кольцо», «Западное кольцо», шахта «Центральная», театры, копры, обелиск Шахтерской славы, памятники жертвам политических репрессий, ученым и общественным деятелям, фольклорные жанры о своего рода «культурных героях» Воркуты (Чернов, Мальцев, Шерстнев, Шпектор и др.).

15. Двуполюсность понятия «заполярная кочегарка», контрастность в изображении природы Заполярья («апрельский июнь», «лето короткое, но зато малоснежное») и кочегарки – «города в шахтерской каске» (Воркута – стопроклятый город и Воркута – как храм, «город-лихо» и «святой, благословенный город», Воркута – «конец Земли, заснеженный край света» и – «край нежности и света», «Черно-белый вальс», «воркутинские плюсы и минусы до конца невозможно понять») представляют, тем не менее, единство, в котором Воркута предстает во всей своей антиномической целостности, объясняющей «притяженье Воркуты».
        Эта целостность и единство рождает и воспитывает особую ментальность – «воркутинский характер»: «стала большеземельская тундра Краем угольных шахт и судьбой настоящих людей» (В. Ботовкин); «будет холодно, трудно, и даже темно, Но зачем мы тогда воркутинцы?» (А. Беляев); «любовь и дружба у таких людей – особой пробы – как их труд отважный», «но чуду Человека в Воркуте Должны мы поклониться особливо» (И. Михайлов); «Моей душе высокие широты дают и высоту и широту» (М. Каганцов) и др.

16. Воркута – поликультурное пространство (анекдот о грузине и армянине; «комические немцы и поляки», «еврей комический» - в юмористических текстах М. Каганцова; прибалтийцы и др.), но нет в тексте города этнического предпочтения, выделенности, так как на первый план выходит объединяющее всех «ГУЛАГА дети – мы одна семья, и Воркута – очаг наш исторический», или: «потому что мы – Севера дети».
       Консолидирующая идея интернационализма, вписанность в историю и культуру России, в советское время отразилась в Воркуте в названиях улиц, площадей, культурных и торговых объектов (улицы Пушкина, Лермонтова, Московская, Ленинградская и др.; магазины «Ленинград», «Норильск», ресторан «Кавказ» и др.)

17. Воркута активно самоидентифицирует себя в российском и республиканском тексте культуры. Поражает обилие стихов и песен, посвященных городу (в этом смысле показателен диск «Моя Воркута. Песни разных лет», выпущенный к 60-летию Воркуты. По В. Абашеву, такого рода тексты, пусть в сильно трансформированном виде, но все-таки сохраняют отголоски древних ритуалов по освящению места.
          Примеры самоидентификации Воркуты: 1) в культурной памяти города: танцевальный ансамбль «Воркута», ВИА «Северное сияние», названия литературных сборников и альманахов; аудиоальбомы «Вечная мерзлота», «Воркутинский снегопад», «Моя Воркута», «Песни о Воркуте»; в рекламном дискурсе: водка «Огни тундры», «Черное золото», пиво «Воргашорское», «Заполярное», «Тиманское»; магазины «Уголек», «Воркута», «Тиман»; гостиница «Воркута» и др.
          Выразительнее всего Воркута и особый менталитет воркутинца предстает в анекдоте о шахтере в нью-йоркском (столица мира!) ресторане (- «Водку «Огни Воркуты» и такси до Воргашора!» - «Вас по Северу или по Западу?»).
          В газете «Моя Воркута» публикуется «Книга рекордов Воркуты». В ассоциации с «Книгой рекордов Гиннеса» Воркута идентифицирует себя частью мирового культурного пространства.
         Таким «лица необщим выраженьем» Воркута вписывается в российский и даже мировой текст культуры.
         Идею прочтения города как текста превосходно формулирует В. Абашев: «пробуждать и развивать опорные смыслы локального текста и способствовать их трансляции в общероссийский культурный контекст».  В этом и заключается смысл нашей работы.   

     Необходимо отметить, что сбор материала для исследования Воркуты литературной как текста культуры ввиду его разбросанности, неизученности был достаточно сложен. Автор работы выражает огромную благодарность и признательность всем, кто помогал ему в этом: поэтам А. Г. Попову, М. Я. Каганцову и О. В. Хмара; Воркутинскому межрайонному краеведческому музею в лице старшего научного сотрудника Т. В. Котик и заведующей фондами Г.В.Спицыной; работникам Центральной библиотечной системы г. Воркуты и многим другим.


2008