На фото Мулино, весна 1964 года. Я отдыхаю
Солдатские байки
Как-то раз в ответе на мою рецензию о комических армейских историях мне посоветовали взять её за основу рассказа. Почему бы и нет, подумал я и так появился этот рассказ. В нем используются мои воспоминания из разных глав книги с некоторыми добавлениями.
Байки от участников съемок фильма «Война и мир» в Дорогобуже
Лето 63-го года было жарким, солнечным и недождливым – идеальная съемочная погода. Обычно нас сразу после завтрака приводили на поле и подразделения расставляли по заранее отведенным местам. Час-полтора мы просто лежали, кто загорал, кто читал, кто играл в картишки, а в это время киношники готовились к съемкам: операторы расставляли камеры, пиротехники готовили свои хлопушки, помощники режиссера отрабатывали с ближней массовкой мизансцены. Наконец, всё готово. Комдив, он же военный консультант, дает общую команду строиться. Командование осуществлялось при помощи спецмашины, оснащенной мощными громкоговорителями.. Отдается команда частям двинуться вперед и пройти быстрым шагом 10 метров. Мы уже более трех часов на солнцепеке, окончательно разомлели. Установка: наш батальон атакует неприятеля и несмотря на потери добирается до укреплений противника – это в двухстах примерно метрах от нашего местоположения. Над полем разносится громогласная команда, усиленная многократно армейской радиоустановкой: мотор, шагом марш. Мы дружно зашагали, пиротехники начали взрывать свои петарды. И о, ужас! Вражеский огонь полностью скашивает русские колонны, лишь горстка офицеров и сержантов продолжают наступление.
Стоп! Съемка сорвана. Шагать двести метров под палящими лучами – это не для нас – лучше уж погибнуть смертью храбрых под Бородино после первого залпа неприятеля. Над Бородино несется отборный мат с грузинским акцентом. Комсостав – полный интернационал. Комдив – грузин по национальности. Наш комбат - украинец, ротный – латыш. Съемка остановлена. После совещания нам уточняют задачу. Первые тридцать шагов убитых быть не должно, даже если снаряды рвутся под ногами. После чего первое отделение каждого взвода может позволить себе быть убитыми, но постепенно в течение последующих 10 шагов. Второе отделение должно сверх этого прошагать еще 50 метров и т.д. Если же четвертое отделение будет выбито до команды стоп, то пойдет во внеочередной наряд на кухню. После такой установки всё, наконец, сработало. Но ставшую тогда крылатой фразу комдива, разлетевшуюся по окрестностям Дорогобужа: - Майор Ермалюк, майор Ермалюк, твою мать, у вас пустая голова, заполните ее чем-нибудь! – мы еще долго с удовольствием вспоминали в учебке.
Вспоминают другие участники съемок:
Рассказывает Гурий Васильевич Свинцов - Исторических костюмов на всю многотысячную армию не хватало. Лишь кавалеристы полностью обеспечивались форменными комплектами и выезжали по утрам из лагеря то гусарами, то уланами. Сегодня они - кирасиры французские, завтра - кавалергарды русские. Чтобы «приодеть» массовку из пехоты, администраторы фильма шли на ухищрения. К примеру, обычная советская солдатская форма дополнялась белыми кальсонами. Если играли французов, то кальсоны надевали поверх солдатских галифе и заправляли их в сапоги. Если изображали русских солдат, то завязывали тесемочки под каблуком сапога, надевали белую ленту через плечо. Каждому выдавали по маленькому зеркальцу, которое отбрасывало на солнце зайчики, вероятно, по замыслу художника-постановщика для передачи то ли блеска амуниции, то ли выстрелов. Благодаря хитростям на дальнем плане в фильме шеренги выглядят очень даже достоверно. А вот статистов на ближних планах переодевали и снимали, как положено - в костюмах той эпохи, при соответствующем оружии.
Хотя в первый день съемок многим служивым костюмы вовсе не понадобились: снимался эпизод купания. Денек выдался жарким, и по велению режиссера несколько сот парней, полностью сняв с себя одежду, с удовольствием плескались в озере в чем мать родила. С берега на «пушечное мясо» взирал актер Вячеслав Тихонов, исполнявший роль Андрея Болконского.
В съемке сцены Бородинского поля «после сражения» всю массовку - живых людей, а также множество манекен-кукол уложили в самых выразительных и разнообразных позах по всему полю. Облитые водой из пожарных машин, мы лежали, пока не сняли с десяток дублей. Между нами пробегал дрессированный волк, каркали огромные черные вороны - тоже специально обученные. Вот Наполеон (актер Стржельчик) на белом коне объезжает поле и в задумчивости лицезреет это жуткое зрелище... Мы лежим в картинных позах, изображая мертвых, а второй режиссер не без крепкого словца кричит в микрофон: «Мертвецы, не шевелитесь, не шевелитесь и не курите, черти!»
Гурий Васильевич вспомнил и курьезные случаи, которые в виде баек пересказывали друг другу. Так солдаты, участвовавшие в съемках, писали домой: «Сегодня был жаркий бой у Шевардинского редута…». В ответ приходили удивленные ответы от родителей: «Как же это, дорогой сынок, войны не объявляли, а ты где-то там сражаешься?». Или, обращаясь к актеру Борису Захаве, игравшему роль полководца, на полном серьезе спрашивали: «Товарищ Кутузов, ночью холодать стало, нельзя ли одеяльцев в палатки подбросить?». ктеру Борису Захаве, игравшему роль полководца, на полном серьезе спрашивали: «Товарищ Кутузов, ночью холодать стало, нельзя ли одеяльцев в палатки подбросить?».
Помню эти события очень отчетливо – рассказывает Владими Туранинов - Ночью 26 июля 1963-го года наш эшелон пригнали на станцию Дорогобуж Смоленской области. Нас помыли, переодели в военную форму и сообщили, что мы будем сниматься в батальных эпизодах фильма «Война и мир» у Сергея Бондарчука, что нас тут около двадцати тысяч, а на экране мы сойдем за все двести… И до отъезда в начале октября мы служили статистами в сражениях, в том числе — на «бородинском поле». Мы с ребятами снимались на заднем плане и имели только белые штаны, белую ленту через плечо и черный кивер поверх пилотки. Однажды я оставил свой кивер на поле во время перекура между дублями, и старшина меня наказал нарядом на кухню.
А вот кавалеристы имели по 12 униформ гусар, улан, драгун всех армий, и в выходные к ним пробирались любители вырядиться и сфотографироваться. Я с земляком тоже как-то к ним зашел, но, к великому сожалению, сам не снялся. Так что фото той поры не имею…
Однажды на съемках стало жутко. Нам по громкой связи объявили, что будем снимать эпизод, в котором с французской стороны било около двухсот орудий, а с русской — сотня. Нам раздали холостые патроны для наших трехлинеек, предупредили, чтобы держали стволы повыше, и мы пошли вперед под грохот барабана… Вдруг как ахнет что-то сзади, аж обожгло шею. Я оборачиваюсь — а это рванул фугас, и над нами поднялся огненный гриб метров в десять… «Господи, — мелькнуло в голове, — а каково было солдатам в настоящем бою?!»
Учебка в Мулино
В первый день по приезде в Мулино нас отправили в баню. Выйдя из помывки, обнаружил на месте, где раздевался, вместо новых сапог какие-то скособоченные недомерки. На мой испуганный вопрос старшине: - Что же делать? Получил однозначный ответ: - Что, что? Еще раз помыться! Я всё понял. Мне, конечно, стыдно вспоминать этот случай, но через полчаса я шагал в казарму дважды помытый, но в новых, подобранных по размеру сапогах.
Это была учебка и как таковой «дедовщины» в ней не могло быть по определению. Офицеры жили по уставу. Сержанты тоже придерживались уставных отношений. Один раз меня, правда, после отбоя завели в каптерку к старшине, где уже собрались помкомвзвода старший сержант Алексеенко, мой командир отделения сержант Старостин. Они вроде бы собирались разобраться со мной, во-первых, за то, что я был языкаст, во-вторых, за то, что я постоянно качал права, но строго по уставу. Например, при морозе – уже не помню, во сколько градусов требовал выдачи в карауле тулуп. Но дальше криков и угроз в мой адрес дело не пошло.
Отделенный был неплохим мужиком, москвичем. Он был тихий, много читал и не проявлял особого рвения к службе. У него были усы, и он слегка заикался. Один раз я его решил поддразнить на свою голову. Между нами в присутствии всего отделения возник какой-то спор. Он требовал ответа, а я от ответа уходил. – Ну, да, я скажу, а Вы мне – Курсант Мясин, а-а-а-адин на-а-аряд вне очереди! Я изобразил его заикание. Все заржали, но он оказался на высоте: - Па-а-чему а-адин? От имени командира взвода – три на-а-ряда вне очереди. - Тут все дружно заржали, но уже надо мной.
Меня за языкастость послали во внеочередной караул, чтобы я не смог посмотреть игру в футбол СССР- Швеция. Я решил сачкануть и сделал себе температуру, получив справку, что у меня 37,6. На разводе при построении на вопрос дежурного по части: Есть ли больные? Я сообщил, что у меня температура. Но это не сработало, поскольку в справке на было сказано заветных слов: освобождается от нарядов и караулов. А дальше на усмотрение начальства. Начальство не усмотрело и пришлось идти в караул. Но там я отыгрался. На посту стал вызывать разводящего, чтобы справить нужду, поскольку по уставу этот процесс, как и многие другие был под запретом. В присутствии же разводящего я имел право это сделать. На вопрос, что так часто, сослался на температуру и болезнь. После третьего вызова, мне строго приказали сцы, только в стороне. К сожалению о результате матча 3:1 в нашу пользу я узнал через сутки.
Как-то раз мы с двумя курсантами решили получить удовольствие от лыжной прогулки. Мы свернули с трассы и решили покататься с горок, а потом, срезав лыжную трассу, выйти к финишу. К несчастью, мы не рассчитали время и не оценили свой левый маршрут. Лыжни не было, а глубокий девственно чистый снег, лыжи не держал. В результате мы отстали от своей группы более чем на час. На финише мы окончательно оконфузились. Когда мы стали подходить к финишу, один из офицеров с секундомером начал нас подбадривать, крича, что мы идем на разряд. Но на финише стало ясно, что мы не лидеры очередного забега, а аутсайдеры давно прошедшего.
В казарме мы получили по заслугам. Алексеенко объявил нам по три наряда вне очереди. Но поскольку отрывать нас от занятий на целых трое суток было нельзя, он придумал изуверский вариант наказания. Мы должны были каждый день после отбоя до двух часов ночи долбать снег и лед на плацу. Таким образом, на отработку 3-х нарядов должно было уйти три недели. Но нас спасло знание и строгое соблюдение устава, согласно которому о выполнении задания надо было доложить командиру. После второй побудки Алексеенко распорядился, чтобы мы докладывали командиру отделения. Старостина хватило еще дня на три, после чего он, видимо, переговорил с Алексеенко и нам отменили наказание.
В Каменке Бугской.
Меня особенно зауважал замполит, после нашего шефского выступления в близлежащем сельском клубе. Мы должны были выступить там с концертом самодеятельности. Талантов в армии хватало всегда. Я читал стихотворение Рождественского «Аркадию Райкину», имел успех. Потом были еще выступления, солдаты пели, играли на баяне. Был объявлен обязательный для каждого концерта военной самодеятельности матросский танец Яблочко, но один из исполнителей куда-то пропал. Возникла гнетущая пауза. Все растерялись, не зная, что делать. Этот номер был заключительным.
Так вот я увидев, что ведущий концерт наш замполит оказался в легком ступоре, взял инициативу на себя. Решительным шагом я вышел на середину сцены и начал свое незапланированное выступление: - Вот тут мне приказали проявить находчивость. А что это такое?
Поясню, недавно в нашу часть прибыла комиссия и увидела рядом с дневальным кучу мусора - Товарищ дневальный, почему у Вас в казарме беспорядок? – Так, мне приказано отвечать за порядок, а беспорядок дело не моё, - ответил находчивый солдат.
Или вот ещё: призывника спрашивают - Вы хорошо стреляете? - Сигареты - отлично, из автомата - хуже.
Солдат получает письмо от любимой девушки. Та пишет, что встретила другого и просит вернуть ее фотографию. Обиженный солдат собирает все ненужные фотографии женщин у всего взвода и посылает их с запиской:"Дорогая, к сожалению я не могу вспомнить, кто из них - ты. Пожалуйста, забери свою фотографию и верни остальные".
Командир поднимает роту в атаку, и солдаты с криком: "Ура" устремляются вперед. А один бежит назад и тоже кричит "Ура". – Стой! – кричит ему командир роты, – ты куда, трусливая шкура, бежишь? – Товарищ командир, я не трус. У меня тактический маневр – обегу земной шар и выйду им в тыл.
Старшина привел роту на экскурсию в зоопарк, у вольера с крокодилами солдат спрашивает – А что крокодилы летают? – Конечно, нет. – А ротный сказал, что летают. – Да, ну, летают… Только низенько, низенько.
После этого я еще несколько минут травил анекдоты на армейскую тему, пока мне не замахали, что «пропажа» нашлась. - Ну, вы, конечно, понимаете, что всё то, что я сейчас вам наговорил, никакого отношения к нашей части не имеет. Это всё байки и анекдоты, а рассказал их вам, чтобы дать время моим товарищам лучше подготовиться к заключительному номеру нашей программы. Матросский танец - так закончил я свое выступление перед публикой.
За кулисами замполит долго тряс мне руку, приговаривая: - Ну, Мясин, молодец, молодец, выручил! Это был мой триумф. Потом были танцы, и все местные сельские красавицы считали за честь потанцевать с москалем.
В спортбате во Львове.
Вечерние построения в спортбате бывали не каждый день. Наш старшина Теклюков был адекватным мужиком. С ним всегда можно было договориться. Многие наши спортсмены были львовянами и значительную часть своего времени проводили вне казармы. Помню, как-то Теклюков рассказывал, как он иногда проводит вечернюю поверку в центре города на местном Бродвее или Стометровке, как еще называли это место. - Стою на углу Жовтневой. Вижу над всеми возвышаются две шляпы. Так, значит, это Чикаев и Макоид. Ну, тогда всё в порядке, все на месте, можно давать отбой. Макоид и Чикаев были наши шпажисты, оба высокие под 190 см, стройные, красавцы одним словом.
Вспоминаю забавный эпизод. Мы с Аликом как-то возвращались в спортбат на такси. Сидели на заднем сидении. У меня в руках была книга Дольд-Михайлика, продолжение известного произведения «И один в поле воин». Книга называлась «У черных рыцарей» но была ещё на украинском языке и я сходу, не читая вслух по-украински, переводил текст. Алик меня изредка поправлял. Таксист все время озирался на нас, мол едут два каких-то странных солдата и что-то такое не просто читают, а именно переводят. Алик мне подмигнул и как бы невзначай спросил в полный голос - А тебе с какого языка труднее даются переводы с английского или французского? – Я понял его шутку и подыграл - Вообще-то хуже всего у меня со шведским и датским. При этих словах таксист так крутанул баранку, что мы чуть не въехали на бордюр.
Как мой школьный друг стал призером чемпионата ракетных войск по фехтованию
Занятная история про моего друга Витьку Каца. Он, как и я, загремел в армию. Но я через год попал в спортивный батальон ПрикВО и выступал за СКА-Львов, а он стал сержантом в ракетных войсках. Однажды нас нескольких фехтовальщиков из клуба направили в славный город Коломыя, где мы должны были обеспечить судейство первенства Ракетных войск по фехтованию. Ехали мы ночью и по прибытии завалились спать. Разбудил меня ..., конечно, Витек. Вырваться из своего бункера он смог дважды: один раз за отличную стрельбу, а второй - заявившись участвовать в этом самом первенстве.
Про стрельбу уместно вспомнить анекдот. Звонок – Когда Вы почините мой сарай? – Гражданин, вы не туда попали, это воинская часть. Простите, но это Вы не туда попали!
Я познакомил Витька со своими коллегами, и мы отправились в город расслабиться. И вот стоим мы себе спокойно у какого-то ларька, потягиваем винцо, ведем задушевные разговоры, и вдруг патруль. Наша команда из Львова - публика бывалая – всех как ветром сдуло. Витек, в своем бункере не приученный бегать по обстоятельствам, был задержан. Его отчасти спасло то, что в момент задержания в руках у него не было стакана. Он как раз передал его наполнить по новой. Но в комендатуру его все же доставили и после установления личности отпустили, предоставив решать его судьбу прямому начальству. Окончательно спасти его могло только высокое место в соревновании.
Я призвал своих спортбатовцев выручить друга. Конечно, если учесть, что рапиру, а потом саблю Витек держал в руках всего несколько месяцев и притом много лет назад, рассчитывать, что мы можем сделать его чемпионом, было невозможно. К Витьиному счастью он бился на саблях, а тогда этот вид оружия еще не был электрофицирован. Следовательно, судейство было в значительной мере субъективным.
Судили 5 судей - один главный, разбирающий фехтовальную фразу (от того, как ее повернуть, зависело очень многое) и 4 боковых, которые фиксировали или не фиксировали удары (уколы). В результате с трудом мы довели его до финала, а в финале на грани скандала обеспечили ему почетное 3-е место. Сделать для него большее возможностей не было. Первые двое были достаточно классные бойцы, и они проиграть даже при нашем "судействе" не могли по определению.
Витин папа очень гордился сыновним дипломом призера первенства Ракетных войск. Конечно, ему и в голову не могло прийти, что можно стать почти чемпионом, приложив единственные усилия, чтобы не упасть на дорожке и не выронить саблю.
Как-то у нас в казарме появился котёнок. Он уже опушился, но еще вел себя по-ребячьи. Носился по казарме без всякого повода, с удовольствием участвовал в предложенных ему играх – с бумажкой, с теннисным мячиком, гонялся за солнечным зайчиком. Он сразу стал общим любимцем, и наш строгий старшина Теклюков распорядился выделить ему угол с подстилкой и миской для еды. Мы прозвали его Пеле - он был весь чёрный с маленьким белым галстуком на грудке. Проблем с едой для него, конечно, не было. Каждый из нас норовил притащить из столовой что-нибудь вкусненькое: хвостик рыбы, котлету, а иногда и кусок мяса. Наш Пеле рос прямо на глазах, явно опережая своё время. И вот однажды утром на подъеме мы увидели посреди казармы здоровенную дохлую крысу, но никто не придал этому значение. На следующий утро ситуация повторилась, но только у дохлой крысы с видом победителя сидел наш котик. Теперь стало ясно, что он, несмотря на свои еще малые формы, крысолов. Мы его зауважали еще больше.
С крысами в казарме была проблема. Они жили в канализационной системе, и, как уверяли некоторые старожилы, иногда заглянув в толчок, можно было столкнуться в темноте с горящим крысиным взглядом. Пеле еще несколько раз приносил добычу, но уже не с такой частотой, как было вначале. Мы уже полагали, что Пеле их всех передушил или они ушли в другое место. Но не тут-то было. Однажды глубокой ночью казарму разбудил дикий крик - кричал дневальный, пост которого располагался у входа посередине казармы, поделенной на два крыла. В каждом крыле размещалось по одной спортроте. Все повскакали, зажгли свет и кинулись к выходу.
То, что мы увидели, иначе как трагикомедией не назовешь. Дневальный Блямс (это было его прозвище, фамилию, увы, уже не помню, он был из команды мотогонщиков-гаревиков) стоял на тумбочке и отмахивался штатным ножом (то и другое - обязательные атрибуты поста дневального на входе в казарму). Прижавшись к его ногам, взъерошившись и выгнув спину, зло шипел наш Пеле, а вокруг тумбочки носились три здоровенные крысы. Но толпа прибежавших людей их спугнула. Они метнулись к выходу и там ускользнули в щель тамбурного пола. Перепуганный Блямс, заикаясь от волнения, рассказал, что услышал топот и мяуканье Пеле, за которым гнались эти самые крысы. Как он сам оказался на тумбочке, как там же оказался и котёнок, как догадался вытащить нож и им отбивался, Блямс пояснить не смог. Однако в памяти точно отложилось, как крысы несколько раз по очереди пытались вскочить на тумбочку и цапнуть его за сапоги. Вскоре после этого случая наши фехтовальщики выехали на соревнования, кажется в Минск, а когда мы вернулись, узнали печальную новость: наш Пеле попал под колёса грузовика, на котором спортбатовцев возили на тренировки в клуб.
У нас в спортбате был легкоатлет- метатель и по совместительству тяжелоатлет – штангист Воха (Владимир) Подлесный. Это был габаритный мужчина, ростом 185 см и весом 135 кг. При этом он был силен и реактивен. Он бегал стометровку за 11, 2 секунды. Прыгал с места в длину на 3 м 30 см. Не все знают, что метатели и штангисты высокого класса в этих упражнениях могут дать фору многим легкоатлетам. Великий Жаботинский при собственном весе в 160 кг прыгал с места на 3 м 15 см. Так вот, когда Воха несся по дорожке стадиона тряся огромным животом, смотреть на это одновременно со смехом и уважением было любо-дорого.
Кажется, в 65-году команда футболистов СКА-Львов вышла в высшую лигу. По правилам лиги это требовало реконструкции стадиона, которую должен был обеспечить клуб. Началось строительство, в котором участвовали и штрафники с гарнизонной губы. Комендант города на каком-то совещании заявил, что раз стадион нужен спортсменам, то пусть они его и строят. На нашего брата начались облавы по всему городу.
В центре на углу Жовтневой была пересадка с троллейбуса, идущего от СКА, на трамвай на котором можно было добраться до улицы Боженко, где находился наш батальон. Как правило, наши спортсмены-самовольщики не могли миновать это место, и именно там комендант стал выставлять патрули для перехвата армейских спортсменов. Однажды Воха вальяжно сошел с троллейбуса, чтобы за углом пересесть на трамвай. Но его остановил патруль и потребовал увольнительную, которой естественно у Вохи не было. Но реакции его могли бы позавидовать представители многих видов спорта. Он рванул с места, сметая на своем пути прохожих. Солдаты и офицер из патруля было рванули за ним, но догнать его было не возможно, поэтому сразу отстав, они повернули обратно. Воха же обежав по периметру целый квартал, вернулся с другой стороны на место встречи с патрулем, которое, как мы знаем по знаменитому фильму, изменить нельзя. Как раз к этому моменту туда же неторопливо подтянулся и патруль. Бегать быстро Воха умел, но только на короткие дистанции. Когда он и патруль встретились во второй раз, сил на новый забег у нашего героя уже не осталось. Его подхватили под белы рученьки и отправили на «губу».
В этот день большая часть штрафников была на ударной стройке и немного опоздала к ужину. Когда же они вернулись, то оказалось, что с одного стола, накрытого на 10 человек, исчез практически весь ужин. Его съел Воха. Он согласно двум приказам Министра обороны получал усиленное питание как солдат, имеющий запредельный вес, и как спортсмен-тяжелоатлет. В спортбате в столовой перед ним выставляли бачок с пищей (супом, кашей), рассчитанный на 10 обычных порций. На следующий день Воху повезли на стройку. Он, конечно, работал за двоих, но ел-то он за четверых- пятерых и кормить его по такому аттестату довольствия, хоть и на "губе" – командование было обязано. Комендант быстро сообразил, что такой расклад «губе» явно не выгоден. Поэтому Воху не стали держать все объявленные ему 10 суток ареста и отпустили на 3-й день.
Был еще один момент, который особенно любил вспоминать мой друг Толя Аринушкин. На вопрос, а служил ли он в армии, он отвечал, что служил целых три дня. На третьем году моей службы Аринушкин оказался по какому-то случаю во Львове. Остановиться ему было негде, и я предложил ему перекантоваться у нас в спортбате. Я показал ему ход в нашу часть через забор. В казарме мы его переодели в солдатскую форму, и три дня он вместе с нами выходил на общее построение, питался в столовой (благо всегда кто-нибудь из львовян отсутствовал), ездил в спортивный клуб, где он смог припомнить уроки фехтования пятилетней давности, играл с ребятами в футбол и в карты. Толя был большим специалистом по преферансу, но наши «пулеметчики» (прозвище преферансистов, образованное от слов расписать пулю) ему не уступали. Это приключение его радовало, а меня забавляло.
Вот и всё и конец, и поставлена точка.
Дополнение.
Вспомнил историю в Мулино. Наш командир роты был желчный мужик. Меня он ненавидел за языкастость и как москвича. Один раз зимой меня отозвали на спортивные сборы в ЦСКА. Я отсутствовал месяц и когда вернулся, учебка по тревоге была на полигоне. Мне повезло, что не пришлось пройти все хлопоты выезда и оборудования землянок. Как-то раз я шел по узкой тропинке и навстречу шел ротный и поравнявшись с ним я отдал ему честь кивком головы, чтобы не задеть. Но не тут-то было: Курсант Мясин, почему Вы не отдаете мне честь, как положено. Вернитесь и повторите по уставу. Не долго думая я вернулся и широко расставив локоть его зацепил так,что он оказался в сугробе. Это он простил, но когда меня положили в госпиталь (часть готовилась к отправке в ГДР) он попытался меня оттуда вытащить, заявив, что я симулянт, но получил отпор от начальника госпиталя. Мол, капитан, ваше дело следить, чтобы курсанты не получали травм, а мое их лечить. В результате я не попал в ГДР. но из-за этого попал через Каменку Бугскую во Львов.