Глазами эксцентрика
Саша Валера Кузнецов
Режиссёр - Наталья Митрошина\ Митро
"Комната Смеха"
или "Глазами эксцентрика.фильм\текст"
по мотивам прозы
Венедикта Ерофеева
Марка студии
Титр:
Студия Видение
представляет фильм
Натальи Митрошиной
Титр:
ГЛАЗАМИ ЭКСЦЕНТРИКА
- Я всегда ем стоя. - Это сказал Веня СУПЕР-бабаЮ. Как только встал с дороги отдыхая - у стола в павильоне - по стене пыльные кривые зеркала составлены и достал из авоськи свой кефир. Так и сказал. Его большой палец вдавливает крышку из зелёной круглой фольги - внутрь бутылки.
1. Утро.Дом Вени
Веня выходит из дома, рассовывая пистолеты: один
пистолет в один внутренний карман метафизического пиджака из краденого брезента, второй - во второй внутренний карман пиджака, третий - в широкие вельветовые штаны цвета хаки.
2. День. Натуральный Переулок - Большевистский))
Веня выходит в переулок и говорит нам на ходу, словно
ведущий телепередачи (цитируя сам себя по книжке):
Веня
Разве это жизнь? Это не жизнь, это колыхание струй и душевредительство. Божья заповедь "не убий", надо думать, распространяется и на себя самого,- давно в толстой красной книге (!!) я читал тут... - но сегодняшняя скверна и сегодняшний день - вне заповедей.
Хроника
Перемонтированные и озвученные аплодисментами
на собраниях и невнятными выступлениями на
политинформациях в утренних цехах заводов по пятницам - кадры московской олимпиады 80-го и - \\ монтажом + похороны Высоцкого у театра. Рядом в черно-белой хронике виден на 2-ом плане - "BARTATARЪ"
3б. День. Площадь Гагарина.
Дождь моросит отовсюду, но время от времени не
моросит.
Веня идёт в сторону Гагаринской площади, иногда
зажмуриваясь и поёживаясь.
4. Голос Вени за кадром:
Душа моя распухла от горечи, я весь от горечи распухал, щемило слева от сердца, справа от сердца тоже щемило.
5. Макрокадр:
Из кокона вылупляется личинка.
6а. Голос Вени (продолжает): Все мои ближние меня
оставили. Кто в этом виноват, они или я, разберутся в
День Суда. Им просто надоело смеяться над моими
субботами и плакать от моих понедельников.
Единственные две-три идеи, что меня чуть-чуть
подогревали, тоже исчезли и растворились в
пустотах. И в довершение от меня сбежало последнее
существо, которое попридержало бы меня на этой Земле".
6б. Вечер. Интерьер. Парадное старого дома.
Она (комсомольский значок на лацкане строгого жакета)
уходит - Веня нагоняет её на лестнице.
Веня
Не покидай меня, белопупенькая!
Потом я плакал долго, потом опять
нагнал её и сказал: благословен-
нолонная, останься!
Она поворачивается, плюёт ему в ботинок и уходит,
поправляя строгую юбку.
Веня
Она повернулась, плюнула мне в
ботинок и ушла.
7. Макрокадр:
Из кокона вылупляется личинка.
Голос Вени за кадром:
Я мог бы утопить себя в своих собственных слезах, но у
меня не получилось.
8. Интерьер. Комната Вени. Ночь.
Буквально повторяя, описываемые голосом Вени,
действия, герой вбивает крюк в стену.
Голос Вени продолжает без паузы:
Две недели с веточкой флёр д' оранжа в петлице я
слонялся по городу в поисках веревки, но так и не нашел.
Макрокадр:
Личинка начинает превращаться в бабочку.
9. День. Натура. Платформа электрички.
Среди бескрайнего поля - лишь на горизонте силуэты изб
и маковка церкви. Веня идёт по бетонной платформе в
сторону кассы. В окошке кассы нет стекла и он
заглядывает туда, всунув голову в квадратное отверстие.
Выгоревшая комната кассы.
Подходит зелёная электричка, с расписанной
красными полосами, мордой.
Голос Вени:
Я истреблял себя полгода, я бросался под все поезда, но
все поезда останавливались, не задевая чресел. И у себя
дома, над головой, я вбил крюк для виселицы.
10. Натура. Полигон Таманской дивизии в Алабино. День.
Танки проводят манёвры, проезжая водоём по дну и благополучно, выползают на противоположном берегу.
Голос Вени за кадром: Я делал даже так: я шел в места больших маневров, становился у главной мишени, в меня лупили все орудия всех стран Варшавского пакта, и все снаряды пролетали мимо. Кто бы ты ни был, ты, доставший мне эти три пистолета, - будь ты четырежды благословен.
11. Интерьер. Электричка. Утро.
Веня стоит в табуре электрички, пряча в карман бутылку портвейна "777", 0,8.
Входит контролер. Один контролер сразу следует туда, в конец вагона, а этот останавливается.
Контролёр
Ва-аш билетик! Ва-аш билетик!
Веня
Нет у меня билетика. Нет у меня билетика.
Контролёр внимательно присматривается. Веня неосторожно поправляет в кармане свою 0,8...
Контролёр
А это — что у тебя?
Веня
Да это — так просто.
Контролёр
Это как-то есть так? А ну-ка вынь!
Веня вынимает бутылку. Контра тут же немедленно делает несколько глотков, штук шесть: бум-бум-бум-бум-бум-бум.
Протягивает пузырь Вене.
Контролёр
Езжай дальше, молодой
человек.
12. Натура. Парк Победы. День.
Веня моргает и задыхается, подходя к клумбе с оранжевыми цветами. Недалеко работают фонтаны, вдали виднеются минарет и церквушка. На высоком шпиле - фигурка то ли ангела, то ли св. Георгия.
Голос Вени за кадром (будто описывая его действия задним числом):
Еще не доходя площади, я задохся. Я опустился на цветочную клумбу, безобразен и безгласен. Душа всё распухала…
Макрокадр:
Из личинки появляется Ангел с крыльями бабочки или бабочка с лицом Ангела.
Голос продолжает: … слезы текли у меня спереди и сзади, я был так смешон и горек, что всем старушкам, что на меня смотрели, давали нюхать капли и хлороформ.
13. Натура. Парк. День.
От сидящих на скамье старушек, поднимается и приближается к Вене бодрый старик в потёртой кожаной куртке.
Голос Розанова: "Вначале осуши пот с лица".
Голос Вени: "Кто умирал потным? Никто потным не умирал".
14. Макрокадр:
Из личинки, увеличиваясь, продолжает появляться ангел с крыльями бабочки.
Голос Розанова: "Ты богооставлен, но вспомни что-нибудь освежающее, что-нибудь такое освежающее... например, такое: Ренан сказал: "Нравственное чувство есть в сознании каждого, и поэтому нет ничего страшного в богооставленности".
15. Макрокадр:
Ангел-бабочка отделяется от личинки и улетает.
16. Натура. Парк. День.
Веня поднимает голову с травы и видит перед собой лицо старика.
Лицо старика отправляется к улыбке.
Веня
Изящно сказано. Но это не
освежает. Где оно у меня, это
нравственное чувство? Его у
меня нет. И пламенный Хафиз…
Голос Вени за кадром (поясняет):
"Пламенный пошляк Хафиз, терпеть не могу".
Веня (продолжает)
… и пламенный Хафиз сказал:
"У каждого в глазах своя звезда".
А вот у меня ни одной звезды,
ни в одном глазу. А Алексей
Маресьев сказал: "У каждого в
душе должен быть свой комиссар".
А у меня в душе нет своего комиссара.
Нет, разве это жизнь? Это не жизнь,
это фекальные воды, водоворот из
помоев, сокрушение сердца. Мир
погружен во тьму и отвергнут Богом.
Старик:
В письме Голлербаху Василий
Васильевич Розанов рассказывал
о том, как Распутин признавался
ему, что испугался его при
первой же встрече. «Сибирский
странник» узнал в философе
«старшего себя», своего рода
духовного наставника и
лидера. Василий Васильевич
Розанов, создавший меня, как
персонажа своих текстов, мог
придумать Григория Распутина
как своего литературного героя,
но «герой» сам собой появился
перед ним. Христианство без
аскетизма, без воздержания – то,
о чем так много размышлял
Василий Васильевич Розанов,
словно бы воплощалось в
«Сибирском страннике». Он,
Василий Васильевич, хочет
представить Распутина основа-
телем новой религии ночи, пола
и праздника. Распутин продолжает
традицию библейских пророков-
многоженцев и еще царя
Давида, плясавшего у ковчега.
Эту религиозную традицию
Василий Васильевич моими уста-
ми, устами автора-персонажа,
называет иудейской и азиатской;
она противополагается Европе,
ее христианству и Просвещению
одновременно… Василь Василичу,
да и мне тоже, хочется, чтобы стран-
ник, пришедший из Сибири в
Петербург, олицетворял нечто
трансисторическое и
внеконфессиональное, вроде
неизвестной еще мировой ре-
лигии, и он сам примеряет на
себя роль её апостола, автора
нового Евангелия…
16. Натура. Парк Победы. Вечер к ночи.
Садится солнце за церквушку и минарет. Угасают фонтаны.
Возле большой круглой клумбы лежит Веня. Над цветами порхают бабочки в свете цветных фонарей, меняющих цвет с красного на синий, с синего, на жолтый.
Не поднимаясь с земли, он достаёт свои пистолеты. Два из подмышек, третий - из штанов. Поднимаясь на колено, из всех трёх разом выстреливает во все свои виски и опрокидывается на клумбу.
Ангел увеличивается и летит к чёрному небу в красном свете фонаря на фоне фигуры на шпиле памятника.
17. Парк Победы. Натура. Рассвет.
Веня открывает глаза и поднимается с земли возле клумбы. Струи вод фонтанов постепенно набирают силу.
Веня
Разве это жизнь? - Это дуновение
ветров, это клубящаяся мгла, это
плевок за шиворот - вот что это
такое. Ты промазал, фигляр.
Зараза немилая, ты промахнулся
из всех трех пистолетов, и ни в
одном из них больше нет ни
одного заряда. Пена пошла у меня
изо рта, а может, не только пена. Спокойно! - у тебя остается еще
одно средство, кардинальное сред-
ство, любимейшее итальянское блюдо - яды и химикалии. Остается фар-
мацевт Павлик, он живет как
раз на Гагаринской, книжник,
домосед Павлик, пучеглазая
мямля. Не печалься, вечно ты печалишься! Не помню кто, не
то Аверинцев, не то Аристотель
сказал: "Каждая тварь после со-
ития бывает печальной", - а вот
я постоянно печален, и до сои-
тия, и после. А лучший из ком-
сомольцев, Николай Островский,
сказал: "Одним глазом я уже ни-
чего не вижу, а другим - лишь
очертания любимой женщины".
А я не вижу ни одним глазом,
и любимая женщина унесла от
меня свои очертания.
Веня дёргается пару раза, поднимаясь с колен, и идёт дальше. Все три пистолета швыряет в ту сторону, где цветут персидские цикламены, желтофиоли и какие-то оранжевые цветы.
Голос Вени:
"Павлик непременно дома, он смешивает яды и химикалии, он готовит средство от бленнореи".
18. Интерьер. Дом Павлика. Утро.
Веня стучит в дверь.
Веня
Отвори мне, Павлик.
Павлик отворяет, не дрогнув ни одной щекой и не подымая бровей.
Павлик
Видишь ли, я занят, я смешиваю
яды и химикалии, чтобы приготовить
средство от бленнореи.
Веня
О, я ненадолго! Дай мне что-нибудь,
Павлик, какую-нибудь цикуту, какого-
нибудь стрихнину, дай, тебе же будет
хуже, если я околею от разрыва сердца
здесь, у тебя на пуфике!
19. Интерьер. Комната Павлика. Утро.
В комнате Веня влазит к нему на пуфик.
Веня
Цианистый калий есть у тебя?
Ацетон? Мышьяк? Глауберова
соль? Тащи всё сюда, я всё смешаю,
всё выпью, все твои эссенции, все
твои калии и мочевины, волоки все!
Павлик
Не дам.
Веня
Ну, прекрасно, прекрасно. В конце
концов, Павлик, что мне твои
синильные кислоты, или как там
еще? Что мне твои химикалии, мне,
кто смешал и выпил все отравы
бытия! Что они мне, вкусившему
яда Венеры! Я остаюсь разрываться
у тебя на пуфике. А ты покуда лечи
бленнорею. А профессор Боткин,
между прочим, сказал: "Надо иметь
хоть пару гонококков, чтобы
заработать себе бленнорею". А у
меня, у придурка, - ни одного
гонококка. А Миклухо-Маклай
сказал: "Не сделай я чего-нибудь
до 30 лет, я ничего не сделал бы и
после 30". А я? Что я сделал до 30,
чтобы иметь надежды что-нибудь
сделать после? А Шопенгауэр сказал:
"В этом мире явлений... " О нет, я
снова не могу продолжать, снова
спазмы.
Павлик-фармацевт поднимает брови на Веню и становится пучеглазым.
Павлик
А Василий Розанов сказал: "У каждого в жизни есть своя Страстная Неделя". Вот и у тебя.
Веня
Вот и у меня, да, да, Павлик, у
меня теперь Страстная Неделя,
и на ней семь Страстных Пятниц!
Как славно! Кто такой, этот Розанов?
21. Комната. Интерьер. День.
Павлик, ничего не отвечая, смешивает яды и химикалии.
Веня
О чем заветном ты думаешь?
Павлик и на это ничего не отвечает.
Веня вскакивает с пуфика.
22. Интерьер. Подъезд. День.
Веня и Павлик прощаются в дверях. Веня сжимает под мышкой три красных тома Василия Розанова, вбивая бумажную пробку в бутыль с цикутой.
Веня
Реакционер он, конечно, закоре -
нелый?
Павлик
Ещё бы!
Веня
И ничего более оголтелого нет?
Павлик
Нет ничего более оголтелого.
Веня
Более махрового, более одиозного -
тоже нет?
Павлик
Махровее и одиознее некуда.
Веня
Прелесть какая. Мракобес?
Павлик
"От мозга до костей", - как говорят
девочки.
Веня
И сгубил свою жизнь во имя
религиозных химер?
Павлик
Сгубил. Царствие ему небесное.
Веня
Душка. Черносотенством, конечно,
баловался, погромы и все такое?..
Павлик
В какой-то степени - да.
Веня
Волшебный человек! Как только у
него хватило желчи, и нервов, и
досуга? И ни одной мысли за всю
жизнь?
Павлик
Одни измышления. И то лишь
исключительно злопыхательского
толка.
Веня
- И всю жизнь, и после жизни -
никакой известности?
Павлик
Никакой известности. Одна
небезызвестность.
Веня
Да, да, я слышал… погоди, Павлик,
я сейчас иду… я слышал ещё в ранней
юности от нашей наставницы Софии
Соломоновны Гордо: об этой ватаге
ренегатов, об этом гнусном комплоте:
Николай Греч, Николай Бердяев,
Михаил Катков, Константин
Победоносцев, "простер совиные
крыла", Лев Шестов, Дмитрий
Мережковский, Фаддей Булгарин, "не
та беда, что ты поляк", Константин
Леонтьев, Алексей Суворин, Виктор
Буренин, "по Невскому бежит собака",
Сергей Булгаков и еще целая куча
мародеров. Об этом созвездии
обскурантов, излучающем темный и
пагубный свет, Павлик, я уже слышал
от моей наставницы Софии
Соломоновны Гордо. Я имею понятие
об этой банде.
Павлик
Славная женщина, София
Соломоновна Гордо, относительно
"банды" я не спорю. Это привычно
и не оскорбляет слуха, не уроки, не
бутыль с цикутой, а вот "созвездие"
оскорбляет слух, и никудышно, и
неточно, и Иоганн Кеплер сказал:
"Всякое созвездие ни больше ни
меньше как случайная компания
звезд, ничего общего не имеющих
ни по строению, ни по значению,
ни по размерам, ни по досягаемости".
Веня
Ну, это я, допустим, тоже знаю,
я слышал об этом от нашей
классной наставницы Белы
Борисовны Савнер, женщины с
дивным... Погоди, Павлик, я сейчас
иду. Значит, по-твоему, чиновник
Василий Розанов перещеголял их
всех своим душегубством, обскакал
и заткнул за пояс?
Павлик
Решительно всех.
Веня
И переплюнул?
Павлик
И переплюнул.
Веня
Людоед. А как он все-таки умер?
Как умер этот кровопийца? В двух
словах, и я ухожу.
Павлик
Умер, как следует. Обратился в
истинную веру часа за полтора до
кончины. Успел исповедаться и
принять причастие. Ты слишком
досконален, паразит, спокойной
ночи.
Веня
Спокойной ночи.
Веня раскланивается:
Веня
Благодарю за цикуту и книжки.
Веня ещё три раза дергается и выходит вон.
23. Натура. Улица. День.
Очень жарко. Веня выходит из под арки в переулок, где играют дети с водяными пистолетам. Знаками он показывает им, давайте, мол поиграем и принимается бегать от них, как бы стреляя оттопыренным пальцем. Дети брызгают в него струями из пластмассовых пистолетов. Но когда Веня принимается имитировать автоматные очереди, вперёд выходит толстяк, доставая из-за спины гранатомёт -
Веню окатывает водой будто из ведра.
21. Интерьер. Комната Вени. День.
Не успев открыть дверь квартиры, он уже начинает раздеваться и так, оголяя на ходу зад, неловко движется, разбрасывая по дощатому скрипучему полу, мокрую одежду.
Веня голый стоит у окна, наслаждаясь солнечными лучами.
Веня
Сначала отхлебнуть цикуты и
потом почитать? Или сначала
почитать, а потом отхлебнуть
цикуты? Нет, сначала все-таки
почитать, а потом отхлебнуть.
Он раскрывает наугад и начинает с середины.
Голос Вени:
Я раскрыл наугад и начал с середины. Так всегда начинают, если имеют в руках чтиво высокой пробы. И вот что это была за середина: "Книга должна быть дорогой, и первое свидетельство любви к ней - готовность ее купить. Книгу не надо "давать читать". Книга, которую "давали читать" - развратница. Она нечто потеряла от духа своего и чистоты своей. Читальни и публичные библиотеки - суть публичные места, развращающие народ, как и дома терпимости". Вот ведь, сволочь какая.
Веня ложится на диван и читает вслух.
Веня
Можно дозволить очищенный вид
проституции для "вдовствующих
замужних", то есть для разряда
женщин, которые не способны к
единобрачию, не способны к правде,
высоте и крепости единобрачия".
Голос Вени (за кадром)
Следом началась забавная галиматья о совместимости христианских принципов с "развратными ложеснами" и о том, что христианство, если только оно желает устоять в соперничестве с иудаизмом, должно хотя бы отчасти стать фаллическим".
Веня вскакивает, прикрывшись китайским, шёлковым, с драконами покрывалом, что-то ищет на полках с книгами.
Голос Вени (продолжает)
Голова моя стала набухать чем-то нехорошим, я встал и просверлил по дыре в каждой из четырех стен, для сквозняков.
Веня сверлит ручной дрелью стену собственной комнаты. Рокрывало спадает с его плеч…
Потом он валится на диван и продолжает читать вслух.
Звук ветра из дыр свистит и завывает
Веня
"Бог мой, Вечность моя, отчего
Ты дал столько печали мне? "
"Томится моя душа. Томится
страшным томлением. Утро мое
без света. Ночь моя без сна".
Голос Вени (за кадром)
У обскуранта - и вдруг томится душа?
Продолжает вслух, перебивая собственный закадровый голос.
Веня (читает из книги)
"Есть ли жалость в мире? Красота -
да, смысл - да. Но жалость? " "Звезды
жалеют ли? Мать жалеет - и да будет
она выше звезд". "Грубы люди,
ужасающе грубы - и даже поэтому одному, или главным образом
поэтому - и боль в жизни, столько
боли". "О, как мои слабые нервы выдерживают такую гигантскую
долю раздражения! "
Голос Вени за кадром:
Нет, с этим "душегубом" очень даже есть о чем говорить, мне давно не попадалось существо, с которым до такой степени было бы о чем говорить.
Веня (читает вслух)
"Только горе открывает нам
великое и святое". "Боль, всепред-
метная, беспричинная и почти непрерывная. Мне кажется, с болью
я родился. Состояние - иногда до того тяжело, что еще бы утяжелить - и уже нельзя жить, "состав не выдержит".
"Я не хочу истины, я хочу покоя". "О, мои грустные опыты! И зачем я захотел все знать? " "Я только смеюсь или плачу.
Размышляю ли я в собственном
смысле? Никогда". "Грусть - моя вечная гостья". "Он плакал. И только слезам он открыт. Кто никогда не плачет, никогда не увидит Христа". "Христос - это слезы
человечества". "Боже вечный, стой
около меня, никогда от меня не
отходи".
Веня вскакивает и принимается ходить по комнате, декламируя:
Веня
Вот-вот! Маресьев и Кеплер,
Аристотель и Боткин говорили
совсем не то, а этот говорит то
самое. Коллежский советник Василий
Розанов, пишущий сочинения,
Шопенгауэр и София Гордо,
Хафиз и Миклухо-Маклай несли
унылую дичь, и душа восставала, а
здесь душа не восстает. И не восстанет
теперь, с чем бы она ни имела дела -
с парадоксом или прописью.
Он набрасывает карандашом на листах бумаги - эскизы персонажей текста Розанова.
Веня берёт с полки красную толстую книгу и читает вслух, раскачиваясь пятками на старых рассохшихся досках пола. Доски поскрипывают.
Веня (читает вслух)
Русское хвастовство и русская лень, собравшиеся перевернуть мир - вот революция". "Она имеет два измерения - длину и ширину, но не имеет третьего - глубины". "Революция - когда человек преобразуется в свинью, бьет посуду, гадит хлев, зажигает дом". "Самолюбие и злоба - из этого смешана вся революция". И о декабристах, о моих возлюбленных декабристах: "И пишут, пишут историю этой буффонады. И мемуары, и всякие павлиньи перья. И Некрасов с "Русскими женщинами". И о Николае Чернышевском. О том, кто призван был, страдалец, "царям напомнить о Христе": "Понимаете ли вы, что цивилизация - это не Боклишко с Дарвинишком, не Спенсеришко в двадцати томах, не ваш Николай Гаврилович, все эти лапти и онучи русского просвещения, которым всем давно надо дать под зад? " "Понимаете ли вы отсюда, что Спенсеришку-то надо было драть за уши, а Николаю Гавриловичу дать по морде, как навонявшему в комнате конюху? Что никаких с ними разговоров нельзя было водить? Что просто следовало вывести за руку, как из-за стола выводят господ, которые, вместо того чтобы кушать, начинают вонять".
Голос Вени за кадром:
Как это может страдалец - вонять?
Веня (продолжает читать)
И о графе Толстом: "В особенности
не люблю Толстого и Соловьева. Не
люблю их мысли, не люблю их жизни,
не люблю самой души. Последняя
собака, раздавленная трамваем,
вызывает большее движение души,
чем их "философия и публицистика".
"Эта "раздавленная собака", пожалуй,
кое-что объясняет. В них (в Толстом и
Соловьеве) не было абсолютно никакой
"раздавленности", напротив, сами они
весьма и весьма давили". И о Максиме
Горьком (по-моему, все-таки о Максиме
Горьком): "Все что-то где-то ловит, в
какой-то мутной водице, какую-то
самолюбивую рыбку. Но больше
срывается, и насадка плохая, и крючок
туп. Но не унывает. И опять закидывает".
И об "основателе политического
пустозвонства в России" Александре
Герцене. "За всю его жизнь - ни одного
натурального и высокого помысла -
только бы накопить денежку или
прочитать кому-нибудь рацею. Он,
будучи гимназистом, матери в письмах
диктовал рацеи. И все его душевные
движения - без всякой страсти,
медленные и тягучие. Словно гад
ползет".
22. Интерьер. Комната. День.
Тем временем Веня, читая, укладывается на диван, потом, отложив книгу, бормочет, закрыв глаза.
Веня
Вот на этом ползучем гаде я
уснул на рассвете, в обнимку с
моим ретроградом. Вначале уснула
духовная сторона моего существа,
следом за ней и бренная тоже уснула.
23. Интерьер. Балкон. День
За окном комнаты, на перила балкончика сел Ангел, затрепетав большими цветастыми крыльями. Удобно устроился, сложил крыла и замер, засыпая на солнце.
24. Титр: 16 марта. Сон Венечки.
Чёрный экран. Тишина. Через минуту доносится голос Вени: "Ах, господа, мне снился сегодня очаровательный сон! Необыкновенный сон! Мне виделось, господа, что все меня окружающее выросло до размеров
исполинских, вероятно потому, что сам я превратился во что-то неизмеримо-малое".
Возникает мультипликационно-компьютерное изображение, иллюстрирующее непрекращающийся ни на минуту,
голос за кадром.
"Я уже даже не помню, господа, в какую плоть я был облечен. Могу сказать только одно - я не был ни одним из представителей членистоногих, потому что на лицах окружающих меня исполинов не выражалось ни тени отвращения. Ах, господа, вы даже не можете себе представить, каким уморительно жалким было мое положение и каким невыносимым насмешкам подвергалась личность моя! Одни сетовали на измельчание человеческого рода. Другие предлагали в высушенном виде поместить меня в отдел "Необыкновенная фауна". Третьи рассматривали меня через вогнутое стекло - и это было для меня всего более невыносимым.
Ангел присел и к нему подбирается пушистый Чебурашка.
Веня
Члены Политбюро тыкали
пальчиком в мой животик.
Отставные майоры проверяли
прочность моих волосяных
покровов. Служители МВД
совершенно бездоказательно
обвиняли меня в связях с Бериею.
А один из вероломных сынов
Кавказа предложил даже изнаси-
ловать меня. Ах, господа, вы даже
представить себе не можете, до
какой степени уязвлены были мои
человеческие чувства. Ибо - кем бы
я ни был тогда - чувства человечес-
кие по недоразумению во мне
сохранились. Я ронял из глаз
миллиарды слез, сквозь слезы
цитировал графа Соллогуба,
подбирая выражения по возмож-
ности "жалкие", - на какие только
ухищрения не пускался я, дабы
вымолить у них снисхождение...
Я знал, что все эти чудовищные
создания в действительности жалеют
меня и в душах их, смягченных
присутствием существа беззащитного,
нет ни тени насмешки...
Я не верил, что исполины эти
совершенно искренне - неумолимы.
Но снисхождения не было. И я бы
погиб, господа, погиб неминуемо, если
бы вдруг... (вдруг!) ослепительный
свет белого кителя не рассеял
мрака окружающей меня звериной
непреклонности. И не только я - все
неожиданно осознали, что только он -
он, излучающий ослепительный свет,
имеет законное право над моей
судьбой властвовать. Ах, господа,
этот человек мог раздавить меня
указательным пальцем, этот человек
мог подзадорить безумство гигантов.
Он мог, наконец, остановить
глумление и спасти меня от ревущей
толпы подвергавшей меня осмеянию...
Но именно-то в это мгновение, господа,
я проснулся. Да, чорт побери, как это
ни плачевно, я проснулся и вынужден
был оставить вдохновенное ложе свое.
Я просыпаюсь.
25. Интерьер. Комната Вени. День.
Через окно комнаты Вени видна бабочка на перилах. Бабочка вздрогнула, расправила крылья и взлетела к небу, растворившись в облаке.
Голос Вени за кадром: "И когда духовная проснулась, бренная еще спала. Но мой ретроград проснулся раньше их всех, и мне, если бы я не был уже знаком с ним, показалось бы, что он ведет себя диковинно.
Титр:
Сергиев Посад. 1919-й год.
26. Натура. Площадь у Троице-Сергиевой лавры. Утро.
По площади идут люди. Купола и колокольни лавры светятся в лучах солнца.
27. Натура. Улица. Утро.
Улица деревянных домов у оврага. Дом Розанова.
28. Интерьер. Дом Розанова. Утро.
Розанов плещет себе воды в лицо и поёт:
Розанов
"Боже, царя храни"
Голос Вени:
Плеснув себе воды в лицо, Василий Васильевич напевает нечисто и неумело, но вкладывает в это больше сердца и натуральности, чем все подданные Российской империи вместе взятые со времен злополучной Ходынки.
Розанов целует множество детей.
Он выходит на улицу. Над крышами деревянных домов видны купола Троице-Сергиевой лавры.
29. Натура. Площадь у лавры. Утро.
Розанов идёт к воротам. Звон колоколов.
30. Интерьер. Храм. Утро.
Розанов стоит среди молящихся в храме.
Голос ведущей ТВ 80-х г.г.:
Стоя среди молящихся, он смахивает то на оценщика-иностранца, то на "демона, боязливо хватающегося за крест", то на Абадонну, только что выползшего из своей бездны, то еще на что-то такое, в чем много пристрастия, но трудно определить, какого рода это пристрастие и во что оно обходится этому Абадонне".
31. Натура. Паперть храма. День.
Выйдя на паперть, Розанов подаёт двум нищим, а остальным, всмотревшись в них, почему-то не подаёт.
32. Натура. Площадь у лавры. День.
Розанов благодарит Клейнмихеля, походя даёт пощечину Желябову, всплакнув, говорит квартальному надзирателю:
Розанов ( в камеру)
В мире нет ничего святее полицейских функций!
Потом поёживается. Обойдя сзади шеренгу социалистов и народовольцев, щиплет за ягодицы "кавалерственную даму" Веру Фигнер, (она и глазом не повела), а всем остальным вдумчиво раздаёт по подзатыльнику.
33. Интерьер. Изба. День.
Веня лежит не открывая глаз.
Веня
От, шельма!
Голос Вени за кадром (комментирует сам себя, но в прошедшем времени):
От, шельма! - сказал я, путаясь в восторгах. А он между тем, влепив последний подзатыльник, нахмурился
и пошел ко мне в избу с кучей старинных монет в кармане.
Василий Розанов хмурый входит в избу и подходит к лежащему на диване Вене, доставая из кармана кучу монет.
Розанов вынимает, вертит в руках и дует на каждую монетку.
Веня приподнимается с дивана.
Голос Вени: Я тихо приподнялся с канапе и шепотом спросил…
Веня (шёпотом)
Неужели это интересно - дуть на
каждую монетку?
Розанов
Чертовски интересно, попробуй-ка
сам. А почему ты дрыхнешь до сих
пор? Тебе скверно - или ты всю ночь
путался с ****ьми?
Веня
Путался, и даже с тремя. Мне дали
вчера их почитать, потому что мне
вчера было скверно. Вы ведь сами
писали, что "Книга, которую дали
читать... " - и так далее. Нет, сегодня
мне чуть получше. А вот вчера мне
было плохо до того, что депутаты
горсовета, которые на меня глядели,
посыпали головы пеплом, раздирали
одежды и перепоясывались вретишем.
А старушкам, что на меня глядели,
давали нюхать... Меня прорвало, я на
память пересказал весь свой
вчерашний день, от пистолетов до
ползучего гада.
Голос Вени за кадром:
И тут он пришёлся мне уж совсем по вкусу, мой гость-нумизмат: его прорвало тоже. Он наговорил мне общих мест о кощунстве самоистребления, потом что-то о душах, "сплетенных из грязи, нежности и грусти", и о "стыдливых натурах, обращающих в веселый фарс свои глубокие надсады", о Шернвале в Гринберге, об Амвросии Оптинском, о тайных пафосах еврея, о половых загадках Гоголя и Бог весть еще о чем. Баламут с тончайшим сердцем, ипохондрик, мизантроп, грубиян, весь сотворенный из нервов, без примесей, он заводил пасквильности, чуть речь заходила о том, перед чем мы привыкли благоговеть, - и раздавал панегирики всем, над кем мы глумились, - и все это с идеальной систематичностью мышления и полным отсутствием системы в изложении, с озлобленной сосредоточенностью, с нежностью, настоянной на черной желчи, и с "метафизическим цинизмом".
Розанов что-то говорит - не слышно за голосом Вени.
Веня пересаживается на стул. Розанов валится на диван.
36. Интерьер. Сени. День.
Веня выходит в сени, что-то ищет, переставляя ухваты, грабли, косы и мётлы с места на место и говорит:
Веня
И я в трёх тысячах слов рассказал
ему о том, чего он знать не мог: о
Днепрогэсе и Риббентропе,
Освенциме и Осоавиахиме, об
истреблении инфантов в Екатерин-
бурге, об упорствуюших и
обновленцах (тут он попросил
подробнее, но я подробнее не знал),
о Павлике Морозове и о зарезавшем
его кулаке Данилке.
37. Хроника.
Здесь идёт советская историческая хроника, иллюстрируя слова Вени.
38. Интерьер. Комната в избе. День к вечеру.
Веня входит в комнату с охапкой дров, ссыпает их у печи и принимается лущить наколотые чурбачки огромным ножом, отодвигает заслонку печи, растапливает печь и говорит:
Веня
Это его раздавило, он почернел
и опустился. И только потом опять
заговорил: об искривлении путей
человеческих, о своем грехе против
человека, но не против Бога в Церкви,
о гефсиманском поте и врожденной
вине. А я ему - тоже о врожденной
вине и посмертных реабилитациях,
о Пекине и кизлярских пастбищах,
о Таймыре и Нюрнберге, об
отсутствии всех гарантий и всех
смыслов.
Веня (обращается к Розанову)
Василий Васильевич, а когда
израильтяне ездили на юг, к
измаильтянам, они все, что имели,
меняли на бальзамические смолы.
А мы - что мы обменяем на
бальзамические смолы, если поедем
на юг, к измаильтянам? Клятва,
гарантия, порука, залог - что
найти взамен этому всему? Чем
клясться, за кого поручиться и где
хоть один залог? Вот даже старец
Даван, во всем изверившийся,
клялся дочерьми, не зная, что ещё
можно избрать предметом? А есть
ли у кого-нибудь из нас во всей
России хоть одна дочь? А если есть,
сможем ли мы поклясться дочерьми?..
Розанов высмаркивается.
Розанов
Изрядно.
Веня
Все переменилось у нас, ото "всего"
не осталось ни слова, ни вздоха.
Все балаганные паяцы, мистики,
горлопаны, фокусники, невротики,
звездочеты - все как-то поразбрелись
по заграницам, ещё до твоей
кончины. Или, уже после твоей
кончины, у себя дома в России
поперемерли-поперевешались. И,
наверное, слава Богу. Остались
умные, простые, честные и
работящие. Говна нет и не пахнет
им, остались бриллианты и
изумруды. Я один только - пахну.
Ну и ещё несколько отшепенцев -
пахнут... Мы живем скоротечно и
глупо, они живут долго и умно. Не
успев родиться, мы уже подыхаем.
А они, мерзавцы, долголетни и
пребудут вовеки. Жид почему-то
вечен. Кощей почему-то бессмертен.
Всякая их идея непреходяща, им
должно расти, а нам умаляться.
Прометей не для нас, паразитов,
украл огонь с Олимпа, он украл
огонь для них, для мерзавцев...
Розанов
О, не продолжай! И перестань
нести околесицу...
Веня
Если я замолчу и перестану нести
околесицу, тогда заговорят камни.
И начнут нести околесицу. Да.
Веня сморкается.
Веня
Они в полном неведении.
"Чудовищное неведение Эдипа",
только совсем наоборот. Эдип
прирезал отца и женился на матери
по неведению, он не знал, что это
его отец и его мать, он не стал бы
этого делать, если бы знал. А у них -
нет, у них не так. Они женятся на
матерях и режут отцов, не ведая, что
это, по меньшей мере некрасиво. И
знал бы ты, какие они все крепыши,
все теперешние русские. Никто в
России не боится щекотки, я один
только во всей России хохочу, когда
меня щекочут. Я сам щекотал трех
девок и с десяток мужиков - никто
не отозвался ни ужимкой, ни смехом.
Я ребром ладони лупил им всем
под коленку - никаких сухожильных
рефлексов. Зрачки на свет, правда,
реагируют, но слабо. Ни у кого ни
одного камня в почках, никакой
дрожи в членах, ни истомы в сердце,
ни белка в моче. Из всех людей моего
поколения одного только меня не
взяли в Красную Армию, и то только
потому, что у меня была изжога и на
спине два пупырышка...
Розанов
Хо-хо! Отменно.
Веня
И вот меня терзает эта контрастность
между ними и мною. "Прирожденные
идиоты плачут,- говорил Дарвин, - но
кретины никогда не проливают слез".
Значит, они кретины, а я прирожденный
идиот. Вернее, нет, мы разнимся, как
слеза идиота и улыбка кретина, как
понос и запор, как моя легкая придурь
и их глубокая при****нутость (сто
тысяч извинений). Они лишили меня
вдоха и выдоха, страхи обложили мне
душу со всех сторон, я ничего от них не
жду, вернее, опять же нет, я жду от них
сказочных зверств и несказанного
хамства, это будет вот-вот, с востока
это начнётся или с запада, но это будет
вот-вот. И когда начнется - я уйду, сразу
и без раздумья уйду, у меня есть опыт в
этом, у меня под рукою яд, благодарение
Богу. Уйду, чтобы не видеть безумия
сынов человеческих...
Голос Вени:
Все это проговорил я, давясь от слез. А, проговорив,
откинулся на спинку стула, заморгал и затрясся.
Умолкнув, Веня откидывается на спинку стула и часто моргает васильковыми своими глазами.
Собеседник наблюдает за ним с минуту.
Розанов
Не терзайся, приятель, зачем
терзаться? Перестань трястись,
импульсивный ты человек! У самого
у тебя каждый день штук тридцать
вольных грехов, штук сто тридцать
невольных, позаботься вначале о них.
Тебе ли сетовать на грехи мира и
тягчить себя ими? Прежде займись
своими собственными. Во всеобщем
"безумии сынов человеческих" есть
место и для твоей (как ты сладостно
выразился? ) "при****нутости". "Мир
вечно тревожен и тем живет". И даже
напротив того: "Мы часто бываем
неправдивы: чтобы не "причинять друг
другу излишней боли". Он же постоянно
правдив. Благо тебе, если ты увидишь
Его и прибегнешь. Путь к почитанию
Креста, по существу, только начинается.
Вот: много ли ты прожил, приятель? А -
совсем ничтожный срок, а ведь со
времени Распятия прошло всего
шестьдесят таких промежуточков. Все
было недавно. "И оставь свои
выспренности", все еще только
начинается. Пусть говорят, что дом
молитвы, обращенный в вертеп
разбойников, не сделаешь заново домом
молитвы. Но нежная идея переживет
железные идеи. Порвутся рельсы.
Сломаются машины. А что человеку
плачется при одной угрозе вечной
разлуки - это никогда не порвется и
не истощится. Следует бросить железо -
оно паутина - и поверить в нужную идею.
Истинное железо - слезы, вздохи и тоска.
Истинное, что никогда не разрушится, -
одно благородное".
Голос Вени: Он много еще говорил, но уже не так
хорошо и не так охотно. И зыбко, как утренний туман,
приподнялся с канапе и, как утренний туман,
заколыхался, а потом сказал еще несколько лучших слов -
о вздохе, корыте и свиньях - и исчез, как утренний туман.
Прекрасно сказано: "Все только начинается! " Нет, я не о
том, я не о себе, у меня-то все началось давно, и не с
Василия Розанова, он только распалил во мне надежду. У
меня началось ещё лет десять до того - всё влитое в меня
с отроческих лет плескалось внутри меня, как помои,
переполняло чрево и душу…
Голос Вени тает в небе, затянутом свинцовыми северными тучами.
39. Интерьер. Вокзал. Вечер.
Веня бродит по железнодорожному вокзалу.
Расстилает одеяло на полу у камеры хранения среди спящих здесь цыган. Ложится. Долго смотрит в пространство, закинув руки за голову. Закрывает глаза.
Веня идёт по кафельному тоннелю к путям. Ветер гонит обрывки газет. Изо рта валит пар.
40. Натура. Между ж/д путями. Ночь.
Зима, идёт снег, порывы ветра рвут полы его старого
демисезонного тёмного пальто. Он кутается и ходит туда-
сюда, туда сюда по заиндевевшим опилкам на снегу.
Голос Вени:
Ни голода, ни эмоций, ни воспоминаний,
ни перспектив, ни жажды папиросного дыма... Одно
сплошное ощущение холода.
41. Интерьер. Вокзал. Ночь перед рассветом.
Веня сидит в зале ожидания на гнутой фанерной
скамье и тупо созерцает обычнейшие радиаторы водяного
отопления - батарею, крашеную зелёной масляной
военной краской.
Голос Вени: Ровно в восемь я покинул зал ожидания. На
пути следования ничто не привлекло мои взоры, и я
прошел почти незамеченным. Добравшись, наконец, до
Грузинского сквера, я был остановлен массой
движущихся по всем направлениям скотов. Одни
пытались перепилить ножом каменную шею Венеры
Милосской, другие выкрикивали антисанитарные
лозунги. Одним словом, никто не обратил на меня
внимания, - и только стоящий поодаль и видимо
раздосадованный чем-то шатен ласково протянул мне
потную ладонь.
Шатен (протягивает ладонь)
Вы, случайно, не Максим Горький?
Веня
Собственно... н-нет... но вообще - да.
Шатен
В таком случае - взгляните на
небо.
Веня
Н-н-ну... звезды... шпиль гастронома... "Пейте натуральный кофе"... ну... и
больше, кажется, ничего существенного.
Шатен внезапно возбуждённо преображается.
Шатен
Ну, а... лик... всевидящего?
Веня
Гм.
Шатен
То есть, как это - "гм"? А звезды?!
Разве ничего вам не напоминают?..
Веня
Что?!! Вы тоже... боитесь... Боже мой... Так вы...
Шатен
Да, да, да... а теперь - уйдите... я
боюсь оставаться с вами наедине...
идите, идите с Богом...
Шатен долго машет вслед юноше парусиновой шляпой. За его спиной видны цветастые крылья.
42. Натура. Улица. Ночь.
Веня стоит на углу пяти сходящихся улиц.
Веня
Я лучше прислонюсь к колонне и
зажмурюсь, чтобы не так тошнило...
Ангел
Конечно, Веничка, конечно…
Голос Вени за кадром:
Кто-то запел в высоте так тихо-тихо, так ласково-
ласково.
Ангел
Зажмурься, чтобы не так
тошнило.
Веня
О! Узнаю! Узнаю! Это опять они!
Ангелы господни! Это вы опять?
Ангелы (нараспев)
- Ну, конечно, мы!
Голос Вени:
И опять так ласково!..
Веня
А знаете что, ангелы?
Ангелы (хором)
Что?
Веня
Тяжело мне...
Ангел
Да мы знаем, что тяжело, а ты
походи, походи, легче будет. А через полчаса магазин откроется: водка там
с девяти, правда, а красненького сразу дадут...
Веня
Красненького?
Ангелы (хором)
Красненького.
Веня
Холодненького?
Ангелы (хором)
Холодненького, конечно...
Веня
Вы говорите: походи, походи,
легче будет. Да ведь и ходить-то
не хочется. Вы же сами знаете,
каково в моем состоянии ходить!..
Ангелы (опять запели)
А ты вот чего: ты зайди в ресторан
вокзальный. Там вчера вечером херес был. Не могли же выпить за вечер весь херес!..
Веня
Да, да, да. Я пойду. Я сейчас пойду, узнаю. Спасибо вам, ангелы...
Ангелы (тихо-тихо пропели)
На здоровье, Веня...
Ангелы (ласково-ласково)
Не стоит...
43. Титр:
День Победы
44. Интерьер. Привокзальный ресторан. День.
В зале никого, лишь где-то на кухне позвякивают
посудой, да откуда-то с перронов доносятся объявления.
Веня сидит один за столиком, перед ним графинчик с
водкой. Он наливает в гранёную стопочку и с
удовольствием выпивает.
Веня
Всё это просилось вон, просилось
вон - оставалось прибечь к самому
проверенному из средств: изблевать
это все посредством двух пальцев.
Одним из этих пальцев стал Новый
Завет, другим - российская поэзия,
то есть вся русская поэзия от
Гаврилы Державина до Марины
(Марины, пишущей "Беда" с большой
буквы). Мне стало легче. Но долго
после того я был расслаблен и бледен.
Высшие функции мозга затухали
оттого, что деятельно был возбужден
один только кусочек мозгов - рвотный
центр продолговатого мозга. Нужно
было что-то укрепляющее, и вот этот
нумизмат меня укрепил - в тот день,
когда я был расслаблен и бледен сверх
всяких пределов. Он исполнил функцию
боснийского студента, всадившего пулю
в эрцгерцога Франца Фердинанда. До
него было скопление причин, но оно так
и осталось бы скоплением причин. С
него, собственно, не началось ничего,
все только разрешилось, но без него,
убийцы эрцгерцога, собственно,
ничего бы и не началось. Если б он
теперь спросил меня: - Ты чувствуешь,
как твоя поганая душа понемногу
теитезируется? Я ответил бы:
- Чувствую. Теитезируется. И ответил
бы иначе, чем еще позавчера бы ответил.
Я прежде говорил голосом глуповатым
и жалким, голосом, в котором были
только звон и блеянье, блеянье
заблудшей овцы и звон потерянной
драхмы вперемешку. Теперь я уже
знал кое-что о миссионерстве новых
образцов и готов был следовать им,
если б даже меня об этом не просили.
"Неумело" благотворить и "по
пустякам" анафемствовать.
Прекрасно сказано:
"Люди, почему вы не следуете
нежным идеям? "
В зале слышны объявления, доносящиеся с перронов вокзала. В углу большого зала на эстраде появляются музыканты и принимаются настраивать инструменты.
Веня (продолжает)
Это напоминает вопрос какого-то
британца к вождю калимантанских
каннибалов: "Сэр, почему вы кушаете
своих жен? " Я не знаю лучшего
миссионера, чем повалявшийся на моем
канапе Василий Розанов. Да, что он там
сказал, уходя? О вздохе, о свиньях?
"Вздох богаче царства, богаче
Ротшильда. Вздох - всемирная история,
начало ее и вечная жизнь". Мы - святые, а
они - корректные. К вздоху Бог придет. К
нам - придет. Но скажите, пожалуйста,
неужели же Бог придет к корректному
человеку? У нас есть вздох. У них - нет
вздоха. И тогда я понял, где корыто и
свиньи.
Музыканты на эстраде принимаются репетировать песню. На эстраду поднимается Аркадий Северный и поёт "Я тоскую по родине…"
В зале загорается освещение во всех массивных железных люстрах, крашеных под бронзу.
Веня наливает очередную стопку. На столе появилась тарелка с цельным солёным огурцом и нарезанной колбаской.
45. Интерьер. Ресторан вокзала. Вечер.
На эстраде поёт Аркадий Северный: "Надену я
белую шляпу…"
Веня сидит за своим же столом, но теперь с ним товарищ в офицерской военной форме с портфелем на коленях. На столе появилась сковородка с яичницей и тарелка с салом. Рядом с ней лежит офицерская фуражка.
Офицер
Я тебя не понимаю... Или ты
просто дурак, или ты человек,
упавший с луны. Другого объяснения
нет. Или, может, ты просто пьяный...
Веня
Кстати, я совершенно трезв... Нальем?..
Офицер
Давай...
Веня
Ттэк - не торопясь, начнем сначала...
Во-первых, ты сказал: я тебя не
понимаю, - ты, наверное, дурак...
Но ведь не только умный не может
понять дурака, а чаще как раз наоборот,
дурак не может понять умного. Так что
этот вопрос спорный, и мы его
отодвинем...
Офицер
Давай говорить просто.
Веня
Давай просто. Мне все равно.
Офицер
Кгхм... Ты любишь... Родину?
Веня
Мдэс...
Голос Вени (за кадром):
Стоило ли, право, делать умное лицо и произносить "кгхм"...
Офицер
А все-таки...
Веня
И "все-таки" не могу ответить...
У меня, например, свое понятие
"любить" и свое понятие "Родина"...
Может быть, для меня выражение
"любить" имеет то же значение, что
для вас - "ненавидеть", - так что ни
"да", ни "нет" вам не дадут ничего...
Офицер
Гм... Это я не понимаю... Мы же
условились говорить просто...
Веня
Так я и говорю просто. Проще -
некуда...
Офицер снимает китель и вешает на спинку стула.
Офицер
Предположим, для меня "любить
Родину" это значит "желать ей блага"...
Веня
Чудесно... Теперь представьте себе: я
тоже говорю: желаю ей блага... Но
для меня, может быть, благо -
поголовное истребление всего
населения нашей, извините, Родины...
А для вас совсем другое... Для вас
"желать" - значит "стремиться к
достижению", а для меня -
"отворачиваться" от того, что мне
нравится...
Офицер
Ну, у тебя тогда нечеловеческие
понятия обо всем...
Веня
Ты хочешь сказать: "не мои"?
Офицер
Ну, раз "не человеческие", значит,
в том числе и "не мои"... Да и зачем
придавать каждому слову свое значение -
возьми ты самое простое слово:
"бежать"... Ведь ты же не придашь ему
никакого своего значения...
Веня
Нет, конечно... Потому что "бежать" не
имеет никакого отношения к...
так сказать, духовной стороне человека...
так же, как "солнце", "баклажан", "ЦК",
"денатурат" и так далее... Эти вещи
можно понимать, но не
чувствовать... К тому же смысл всех
этих понятий - неизменный и точно
зафиксирован в словаре.
Офицер
Но ведь в словаре-то давно уже
зафиксирован смысл и всех этих
ваших... духовных слов... Возьмет
любой человек словарь - и ему совершенно ясно, какое правильное значение имеет слово, ну хотя бы "желать"...
Веня
Гм... В таком случае, пусть этот ваш
"любой человек" сначала справится
в словаре, что такое "общепризнанное"
и что такое "индивидуум"...
Офицер
Хе-хе-хе-хе... Остроумно, конечно...
Но все-таки... у всех уже укоренилось
издавна одно общее понятие "желать"...
Я, например, лично первый раз встречаю
человека, который еще пытается
втискивать какое-то другое
значение в это слово...
Веня
Ну, тогда вы сами попутно
справьтесь в словаре, что
такое "укоренившееся" и что такое
"искоренять"...
Офицер
Черт побери, неужели тебе еще не
надоел "словарь"... Вот я еще чем
хотел поинтересоваться... Ты говоришь,
что у тебя свое собственное понятие о
слове, например, "любить", "ненавидеть"
и так далее... А вот ты почему-то
путаешь эти понятия, пусть даже они
будут и твои собственные... Ты вот
говоришь, что "может быть, для меня
любить - то же, что ненавидеть" и так
далее...
Веня
Ну, во-первых, я совсем не так
выражался... И потом - что же
здесь особенного? Ты никогда точно
не определишь слова, которое
выражает какую-нибудь "отрасль"
твоего душевного. Каждое определение
потребует у тебя слов, которые тоже
нуждаются в определении... И в конце
концов, все окажется неопределенным и
невыразимым... А то, что две
неопределенные вещи путаются,
- в этом нет ничего удивительного...
Офицер
Ну, так с таким же успехом могут
путаться и все твои эти "обычные"
слова, их тоже надо опре...
Веня
А что ж, они и в самом деле путаются...
Вот я, например, перечислил
четыре совершенно обычных слова...
У вас, наверное, путаются понятия
"ЦК" и "солнце"... А у меня, например,
"ЦК" и "баклажан"...
Офицер
Хе-хе-хе-хе...
Веня
А что? - спутать их очень легко...
И то, и другое "невкусно без хлеба";
и то, и другое немного дороже
ливерной колбасы, притом, обе эти
вещи своей внешностью напоминают
то-то такое...
Офицер
О-ах-ха-ха-ха!!
Веня
Потом! - я, например, путаю "ЦК" с
"денатуратом" - и то, и другое имеет
синеватый оттенок, затем - оба они
существуют, могут существовать и
сохранять свою целость только в
твердой и надежной упаковке. Вы,
вероятно, знаете, что это за "упаковка"...
Далее - обе эти вещи распространяют
смрадное благоухание... и, в довершение
всего, при поднесении зажженной
спички легко вспыхивают и "горят
мутным коптящим пламенем"... А?
Как вы думаете?
Офицер
Все это, конечно, очень хорошо...
Но я-то, вообще, никак не думаю...
Веня
Чудно, чудно... я всегда безумно
любил людей, которые "никак не
думают"...
Офицер
Да?! А может быть, вы, как всегда,
втискиваете в слово "люблю" свое
значение "ненавидеть"?.. Ха-ха-ха...
Веня
Нет, почему... Я вынужден пока
"втискивать" в это слово
общепризнанный смысл... Я, как и все
грузчики, слишком благоразумен...
Офицер
Что-о-о?!! Вы - грузчик??!!!
И тут Аркаша Северный грянул со своим ВИА (вокально-инструментальный ансамбль) "Злая воля злые сны!", а офицер ринулся к женщине, на которую всё посматривал во время беседы.
47. Интерьер. Комната Вени. Утро.
Веня открывает глаза и смотрит в пространство перед
собой.
Веня
А где терновый венец, и гвозди, и
мука. И если придется, я защищу это
все как сумею. А если станут мне
говорить, что Розанов был трусоват в
сфере повседневности, я, во-первых,
скажу, что это враки, что ведь кроме
того, что мы знаем, мы не знаем ровно
ничего. Но если это и в самом деле так,
можно отбояриться каким-нибудь
убогим каламбуром, вроде того,
например, что трусость - это хорошо,
трусость позитивна и основывается на
глубоком знании вещей и, следовательно,
опасении их. А всякая отвага - по
существу - негативное качество,
заключающееся в отсутствии трусости.
И балбес тот, кто будет утверждать
обратное. Если мне скажут: случалось,
он подличал в мелочах, иногда склонялся
к ренегатству и при кажущейся
незыблемости принципов он, по
собственному признанию, "менял
убеждения, как перчатки", уверяя при
этом, что за каждой изменой следует
возрождение, - если мне это скажут,
я им отвечу в их же манере: все это
декларации человека, что жаловался и
на собственный "фетишизм мелочей" и
кому (может быть, даже единственному
в России) ни одна мелочь ни разу не
застила глаз. Да, этот человек ни разу
за всю жизнь не прикинулся
добродетельным, между тем как
прикидывались все. А за огненную
добродетель можно простить вялый
порок. Чтобы избежать приговоров
пуристов, надо, чтобы сам порок был
лишен всякой экстремы. Чтобы
избавиться от упреков разных
мозгоебателей вроде принца Гамлета,
королеве Гертруде, прежде чем идти
под венец, надо было просто успеть
доносить свои башмаки. Искупитель
был во всем искушен, кроме греха. Мы
же не можем быть искушены во всех
грехах -- чтобы знать им цену и суметь
отвратиться от них от всех. Можно быть
причастным мелкой лжи, можно быть
поднаторевшим в пустяшной
неправедности - пусть - это как
прививка от оспы - это избавляет от той,
гигантской лжи (все дурни знаю, о чем
я говорю). А если скажут мне бабы, что
выглядел он прескверно, что нос его был
мясист, а маленькие глаза постоянно
блуждали и дурно пахло изо рта, и все
такое, - я им, за... кам, отвечу так: "Ну так
что же, что постоянно блуждали?
Честного человека только по этому
признаку и можно отличить: у него глаза
бегают. Значит, человек совестлив и не
способен на крупноплановое хамство. У
масштабных преступников глаза не
шевелятся, у лучшей части моих
знакомых - бегают. У Бонапарта глаза не
шевелились. А Розанов сказал, что
откусил бы голову Бонапарту, если б
встретил его где-нибудь. А если
(гадость какая! ), а если заговорят о
пресловутых "эротических нездоровьях"
Розанова, - тут нечего и возражать. Тому,
у кого в душе, от юности до смерти,
прочно стоял монастырь - отчего бы и
не позабавиться иногда языческими
кунштюками, если б это, допустим, и в
самом деле были только кунштюки и
забавы? И почему бы не позволить
экскурсы в сексуальную патологию
тому, в чьем сердце неизменной
оставалась Пречистая Дева? Ни
малейшего ущерба ни для Розанова, ни
для Пречистой Девы. Ему надо
воздвигнуть монумент, что бы там ни
говорили. Ему надо воздвигнуть три
монумента: на родине, в Петербурге и в
Москве. Если мне будут напоминать, что
сам покойник настаивал: "Достойный
человека памятник только один -
земляная могила и деревянный крест, а
монумента заслуживает только собака", -
я им скажу, дуракам, что если и в самом
деле на что-нибудь годятся монументы,
то исключительно только для
напоминания о том, кто, по зависящим
или не зависящим от нас причинам,
незаслуженно ускользнул из нашей
памяти. Антону Чехову в Ялте вовсе
незачем ставить памятник, там и без того
его знает каждая собака. А вот Антону
Деникину в Воронеже - следовало бы -
каждая тамошняя собака его забыла, а
надо, чтобы помнила каждая собака.
Устав, Веня вновь закрывает глаза.
48. Натура и интерьеры. Жизнь города. Утро-день-вечер-ночь.
Кадры жизни города: в общественном транспорте, в ресторане, на улице, на пляже, в бассейне и т.д. под обрывки монологов и диалогов под шумы города: в транспорте, в кабаке, на улице, в бассейне и т.п.
Голоса граждан:
- ...Да здравствует великий наш наррод -
стрроитель коммунистического отечества! И нашего
великого завоевания от всех капиталистических
попыток...
- ...Господа! Нюхайте кильку! Нюхайте кильку! Лучшее
средство от горестей и заразных заболеваний!..
- ...Бывал и в Сталинграде, бывал и в Берлине. Наш
брат Иван ленив, ленив... ну уж а если его разозлят,
тогда спуску не жди! Что статуя в Берлине стоит, так
это хорошо, просто так бы статую не поставили! А
если рассудить - так незачем, вроде насмешки как будто...
Да и нашего брата Ивана не за что винить, озверели,
озлобились. Мы все в Берлин-то вступали с таким видом,
как будто бы это саранча, которых всех надо
уничтожить, всех немцев... Побили много, правда, баб
прямо в подъездах ебли и сразу штыком в пузо... Да
ничего не поделаешь, немцы тоже наших стариков
убивали... Да ведь у них и цель-то была такая - всех
истребить... А у нас ведь миссия освободительная...
Немцев от немцев освобождали...
- ...С тех пор и трясутся руки. Ты, малый, не
поймешь это, нервное состояние. А все равно никого
не виню, ни государство, ни войну. Сам виноват, вот
и исповедывался, как Мармеладов перед
Раскольниковым. Хе-ххе-ххе! Какой я Мармеладов... Как
ты - Раскольников... Хе-ххе... Бывший студент... Может,
пойдешь убивать старух, а потом в обморок падать...
Хе-ххе-хе... Не выйдет... Теперь уже не выйдет. Теперь
старухам почет, пенсия. А молодым - все дороги
открыты, и в пивную тоже...
- ...Я же вввам говорю, что не продавал! Не пррродавал!
Не смей хватать, паскуда! Вы у нас для порядка
поставлены, а если человек честным трудом...
- ...Удивительные люди сидят у нас в правительстве!
Как будто бы умные, а такие глупости иногда делают...
Возьмите хотя эти обеды, банкеты! Все время раньше
допускалась такая глупость: человек, который руководит,
ест лучше и больше, чем те, которыми он руководит.
Это так нелепо! Что даже и сейчас наши руководители
больше всего любят эту привычку! Удивительно...
Неужели они не чувствуют, до чего это глупо...
- ...Так что и жизни-то, по сути дела, нет никакой. Пьем -
и все. А отчего пьем? На какие деньги пьем? - это,
может, и дела никому нет... Может, это я кого-нибудь
убил, да теперь вот его и пропиваю, может, я его и не
убивал, а просто себя считаю убийцей... Я, может быть,
сам девочку из огня вытаскивал, может, она горела и
кричала, а я ее вытаскивал... А теперь и... пропиваю ее...
Тут... душа человеческая много знает... от этого обычно
и...
- ...Объедаются, сволочи! Крровушку народную
пьют! Соревнуются... заокеанские империи кожу с
наррода... А русский - душевно свободный человек!
Хочу - пью... Хочу - плачу, хочу - в моррду... А у нас не
так! У нас, у русских - не так! Захотелось - иди, бери
домой, все чинно, по-образованному, ...главное, чтоб
шуму не было, чтоб никто не кричал... чтобы все -
тихо, это самое главное...
- ...Прравильно! Прравильно!! Мы имеем полное
право!..
- ...Даже ссать с третьего этажа запрещают. А в каком
это законе написано, что ссать с третьего этажа нельзя...
- ...Думают, мол, помнить будут... А все одно...
50. Интерьер. Баня. День.
Голый Розанов в пару с веником. Хлещет Веню по жопе.
Розанов
Сам Распутин говорил иеромонаху
Илиодору, что способен
освободить любую женщину от
«блудных страстей». Женщинам,
утверждал Распутин, «хочется с
мужиками побаловаться, но нельзя:
они боятся лишиться девства, или
вообще греха, вот и обращаются ко
мне снять с них страсти», причем
это освобождение от страстей
происходило так: «Повел всех в
баню. Сам разделся, приказал им
раздеться. И начал говорить им, что
я бесстрастен; они поклонились
мне в ноги и поцеловали мое
тело».
51. Титр:
Октябрь
52. Интерьер. Актовый зал. День.
Кумачовые лозунги на стенах:
Земля - рабочим.
Фабрики - крестьянам.
Море - матросам!
Футбол - футболистам!!
На трибуне Александр говорит речь.
Александр
Господа! (Аплодисменты).
Каждый из нас по-разному понимает
те задачи, которыми мы должны
руководствоваться в нашей
деятельности. Нужно помнить, что
наша основная задача - свести все
эти задачи к одному - к борьбе.
Но какая это борьба, господа?
Все мы беспрерывно боремся:
утром - с зевотой, днем - с
бюрократизмом и вспышками
преждевременной страсти, вечером
и ночью соответственно с
отчаянием и половым бессилием.
(Аплодисменты, возгласы: "Наверно,
у Венедикта содрал!").
В Америке происходит борьба за
существование, в России - борьба
за сосуществование. (Аплодисменты).
Но главная борьба в наше время - это
борьба за нравственное возрождение
человечества! Почему в наше время
каждый второй мужчина - алкоголик?
Почему в больнице Кащенко не
хватает коек для сумасшедших? Почему
призывники полегли тысячами в Венгрии? За что в наших ребят-
призывников бросают камни в
освобожденных странах? Разве мы,
молодежь, виновата? (Аплодисменты).
В таком случае - долой тишину и все
Это гробовое спокойствие! Мы -
защитники нравственного прогресса!
Наша главная задача на первом этапе -
бить стекла! (Бурные аплодисменты).
Срывать всякие вывески, вроде
"Соблюдайте чистоту" и так далее!
Наша вторая задача - устраивать шум
и бардак - везде, где требуется
тишина! Мы должны гордиться
тем, что мы пушечное мясо! Нам
никто не посмеет затыкать рот!
(Аплодисменты). Нас пока четверо!
Почетный член нашего общества -
Венедикт! (Аплодисменты). Это,
значит, уже пять! Будет еще больше!
Мы - не хулиганы!
Мы - революционеры! (Бурные аплодисменты, возгласы: "Сте-о-окла-а!")".
На трибуну заскакивает следующий оратор.
Оратор 1.
Так что же, я, по-вашему, молчать
должен? Нет уж, извините, господа,
когда по радио да в газетах про
рабочих всякие небылицы пишут, а
здесь рабочего человека за скотину
считают! Я бы этому Маркову сегодня
в морду плюнул, если бы хоть немного
выпил! Какое он имеет право
издеваться над грязно-рабочим! Что же
это я, выходит, работаю, как скотина,
чтобы себя прокормить, а у меня
половину отбирают на заем! "Отдадим
свои излишки в долг государству!" А?"
На трибуну втискивается следующий оратор, выталкивая предыдущего.
Оратор 2.
Мы не живем! Мы существуем!
Мы, как бараны, трудимся для
хлеба и для водки, а пошлют нас,
как стадо баранов, воевать в Сирию
или в Венгрию, так мы и пойдем,
будем резать и кричать "ура", пока
нас не зарежут!
Оратор 3
Как это можно - работать в бетонном
цехе целый месяц - и в результате не
только не получить ни копейки, но
даже остаться должником государства!
Крики в зале: "Долой! Стёкла - стёкла - стйкла!"
Оратор 4
"Да вы знаете, что будет, если война
начнется? Да русский Иван с голоду
будет подыхать! В ту войну еще как-то
держались на американской тушенке, а
то бы и тогда половина передохла! Вот
попомните мои слова - полная измена
будет! Вы думаете, что у нас это
высшее командование мирно настроено!
Да у них руки-то чешутся, может,
больше, чем у американцев! Пусть будет
война! А то вот для чего мы живем?
Ничего у нас впереди нет и ждать
нечего... Пить, разве, только!..
Крики в зале: "Болото... болото..." "Гасспада! Свет не включать!"
В зал входят дружинники с красными повязками на рукавах.
Возгласы в зале:
- Как это так - разойдись?!
- Пришибеевщина!..
- О-о-о! Комендант! Нам как раз нужен "хор друидок"!
- Ерофеев, уйдите из кухни! И все остальные - расходитесь по этажам!
- Поми-и-илуйте! Вы же затыкаете рты!
- Свобода мне-ений! Свобода сборищ!
- На фона-а-арь...
- Вы знаете, что за это бывает, за ваши длинные языки?
54. Интерьер. Тамбур электрички. Ночь.
Электропоезд стоит в тупике. Веня в полном
одиночестве и полном недоумении стоит в тамбуре. Он
только что выпил и отирая, губы, прячет во внутренний
карман чёрного бушлата, бутылку портвейна "777" - 0,8.
Веня
Почему за окном темно, скажите
мне, пожалуйста? Почему за окном
чернота, если поезд вышел
сегодня утром ? Почему?..
Веня припал головой к окошку.
Голос Вени:
Я припал головой к окошку - о,
какая чернота! И что там в этой
черноте - дождь или снег? Или
просто я сквозь слезы гляжу в эту
тьму? Боже.
Голос Сатаны:
А! Это ты!
Голос Вени:
Кто-то сказал у меня за спиной
Таким приятным голосом, таким
злорадным, что я даже поворачиваться
не стал. Я сразу понял, кто стоит у
меня за спиной. Искушать сейчас начнет,
тупая морда! Нашел же ведь время
искушать!
Голос Сатаны:
Так это ты, Ерофеев?
Веня стоит прислонившись лицом к стеклу тамбура.
Голос Вени:
Конечно, я. Кто же еще?
Голос Сатаны:
Тяжело тебе, Ерофеев?
Голос Вени:
Конечно, тяжело. Только тебя это
не касается. Проходи себе дальше,
не на такого напал.
Он всё так и говорит - уткнувшись лбом в окошко тамбура и не поворачиваясь.
Голос Сатаны
А раз тяжело, смири свой порыв.
Смири свой духовный порыв - легче будет.
Голос Вени
Ни за что не смирю.
Голос Сатаны
Ну и дурак.
Голос Вени
От дурака слышу.
Голос Сатаны
Ну ладно, ладно... Уж и слова не
скажи!.. Ты лучше вот чего, возьми
- и на ходу из электрички выпрыгни.
Вдруг да не разобьешься...
Голос Вени
Я сначала подумал, потом ответил:
Не-е, не буду прыгать, страшно.
Обязательно разобьюсь... И сатана
ушел посрамленный.
56. Интерьер. Изба. Утро.
Стихает звон колоколов в лавре. Веня открывает глаза,
лёжа на потёртом канапе Василия Васильевича.
Веня
Короче, так. Этот гнусный,
ядовитый старикашка, он - нет,
он не дал мне полного снадобья
от нравственных немощей, - но спас
мне честь и дыхание (ни больше ни
меньше - честь и дыхание). Все
тридцать шесть его сочинений, от
самых пухлых до самых крохотных,
вонзились мне в душу и теперь
торчали в ней, как торчат три
дюжины стрел в пузе святого
Себастьяна.
57. Натура. Сергиев Посад. Ночь.
Веня выходит на крыльцо дома Розанова с книгами под
мышкой. Вокруг спящие деревянные дома по склону
оврага. Веня выходит на улицу.
Голос Вени:
И я пошел из дома в ту ночь, набросив на себя что-то
вроде салопа, с книгами под мышкой. В такой вот
поздний час никто не набрасывает на себя салопов и не
идет из дома к друзьям - фармацевтам с шовинистами под
мышкой. А я вот вышел - в путь, пока еще ничем не
озаренный, кроме тусклых созвездий. Чередовались знаки
Зодиака, и я вздохнул, так глубоко вздохнул, что чуть не
вывихнул все, что имею. А вздохнув, сказал: "Плевать на
Миклухо-Маклая, что бы он там ни молол. До тридцати
лет, после тридцати лет - какая разница? Ну что,
допустим, сделал в мои годы император Нерон? Ровно
ничего не сделал. Он успел, правда, отрубить башку у
брата своего, Британика. Но основное было впереди: он
еще не изнасиловал ни одной из своих племянниц, не
поджигал Рима с четырех сторон и еще не задушил свою
маму атласной подушкой. Вот и у меня тоже - все
впереди! Хохо, пускай мы всего-навсего говно собачье, а
они брильянты, начхать! Я знаю, какие они брильянты. И
каких они еще навытворяют дел, более паскуднейших,
чем натворили, - и это тоже знаю! Опали им гортань и
душу. Творец, они не заметят даже, что ты опалил им
гортань и душу, все равно - опали! " Вот-вот! Вот что для
них годится, я вспомнил: старинная формула отречения и
проклятия. "Да будьте вы прокляты в вашем доме и в
вашей постели, во сне и в дороге, в разговоре и в
молчании. Да будут прокляты все ваши чувства: зрение,
слух, обоняние, вкус и все тело ваше от темени до
подошвы ног! " Да будьте вы прокляты на пути в свой
дом и на пути из дома, в лесах и на горах, со щитом и на
щите, на кровати и под кроватью, в панталонах и без
панталон! Горе вам, если вам, что ни день, омерзительно!
Если вам, что ни день, хорошо - горе вам! В вашей
грамоте и в вашей безграмотности, во всех науках ваших
и во всех словесностях, - будьте прокляты!. На ложе
любви и в залах заседаний, на толчках и за пюпитрами,
после смерти и до зачатия - будьте прокляты. Да будет
так. Аминь.
Ночь черна, лишь звёзды в небе освещают путь Вени, поднимающегося по железной лестнице по берегу оврага. Внизу дома, вверху дома.
Голос Вени (продолжает):
Впрочем, если вы согласитесь на такое условие: мы
драгоценных вас будем пестовать, а вы нас - лелеять,
если вы готовы растаять в лучах моего добра, как в лучах
Ярилы растаяла эта про***** Снегурочка, - если
согласны, я снимаю с вас все проклятия. Меньше было
бы заботы о том, что станется с моей Землей, если б вы
согласились. Ну да разве вас уломаешь, ублюдков? Итак,
проклятие остается в силе. Пускай вы изумруды, а мы
наоборот. Вы прейдете, надо полагать, а мы пребудем.
Изумруды канут на самое дно, а мы поплывем, в меру
полые, в меру вонючие, - мы поплывем.
Веня путешествует, блуждая по тёмным улочкам
Сергиева Посада.
58. Площадь у лавры. Натура. Рассвет.
Созвездия ещё в небе. Маленькая фигурка человека
идёт по огромной площади у лавры. Над высоченной
стеной высятся купола и колокольни. Тишина.
Голос Вени: Я смахивал, вот сейчас, на оболтусов
рыцарей, выходящих от Петра Пустынника, доверху
набитых всякой всячиной, с прочищенными мозгами и с
лицом, обращенным в сторону Гроба Господня…
59. Интерьер. Электропоезд. Ночь.
Веня входит в тамбур, двери закрываются и он прижимается лбом к стеклу. Поезд трогается и он отодвигается от окна - по лицу-отражению плывут звёзды.
Голос Вени:
…Чередовались знаки Зодиака. Созвездия круговращались
и мерцали. И я спросил их: "Созвездия, ну хоть теперь-то
вот - вы благосклонны ко мне? ".
"Благосклонны", -
ответили созвездия.
Титры. Песня Аркадия Северного "Я тоскую по Родине". К О Н Е Ц
kuznecovsasha@mail.ru
тел: 472-28-33 дом.
Моб: +7 \985\ 198. 14. 19
СТУДИЯ ВИДЕНИЕ
Москва
2008