— «Отвечаешь за нее головой», — передразниваю я брата. — Это было унизительно, знаешь ли.
— Сес, гулять одной по Риму в два часа ночи опасно. Туристы могут этого не знать, но ты-то знаешь. Так какого черта? Ты даже не предупредила никого из нас, что едешь не в гостиницу.
— Ну, забыла. Такое случается.
— Если бы что-то действительно случилось, мы бы даже не знали, где тебя искать.
Я возвожу глаза к потолку.
— Если бы что-то случилось, я бы позвонила.
— Если бы успела.
— Кто заставил меня дважды таскаться на курсы самообороны, а теперь сомневается в моей способности дать отпор? И вообще, у меня газовый балончик в сумке.
— В этой? — Джено делает шаг к прикроватной тумбочке и берет с нее сумочку.
— Да, в этой.
— Будь добра, достань его, пожалуйста.
Всем своим видом показывая, насколько это бессмысленно, с моей точки зрения, я нашариваю в сумке балон и протягиваю брату.
— Срок годности истек два года назад, — осмотрев балончик, хмурится он. — Кого ты рассчитываешь им напугать?
— Ладно, хорошо, — вздыхаю. — Я осознала и больше не буду так поступать.
Джено смотрит на меня с непередаваемым выражением.
— Я говорю с тобой как со взрослым человеком. А в ответ получаю «я больше так не буду».
— А какой вариант поведения, на твой взгляд, является достаточно взрослым? Предупредить заранее Винче, чтобы он посылал сообщения, и спуститься в обвалившуюся пещеру? Так более безопасно и по-взрослому, да?
Я вижу, как у Джено подрагивают уголки губ в попытке сдержать улыбку. Попытка проваливается, и брат сгребает меня в объятия.
— Когда я окончательно стану ворчливым старым занудой, ты сообщишь мне об этом первой, — говорит он где-то над моим ухом. Я слышу в его голосе смех и нежность, и не могу удержаться от улыбки сама.
— Дженнаро Сормио, умерь ЧСВ и прекрати всех поучать. Это я могу сообщить тебе и сейчас.
Сегодня из приюта забирают Булочку. Пара из Ливорно, они уже приезжали знакомиться с псом, но я сегодня их увижу в первый раз. Коммунальная служба была у них, осмотрела дом и дала разрешение. Мы не имеем права перепроверять работу коммунальщиков, но, пока Мария готовит документы, я все-таки нахожу эту семью в социальных сетях и просматриваю фото. Частный дом, маленький садик. Они купили коврик и обустроили для собаки место под лестницей.
— Выглядит симпатично. Нравится? — Я поворачиваю экран к свежевыкупанному и расчесанному Булочке. Но тот, не подозревая о грядущих в его жизни переменах, лишь лениво приоткрывает глаза, чтобы тут же закрыть их и поудобнее свернуться калачиком.
На всякий случай, проверяю по гугл-карте район и улицу — движение там вроде не очень оживленное, и это хорошо — Булочка не очень аккуратно переходит дорогу. Не забыть предупредить новых хозяев об этом, — делаю мысленную пометку.
— Как ты поняла, что хочешь заниматься именно животными? — спрашиваю Марию.
— Никак, — отвечает она. — Они мне просто попадались везде, смотреть было невыносимо и пришлось что-то делать с этим.
— А чем ты занималась до этого?
— Чем только не, — смеется она. — Даже моделью стать пыталась.
Мои брови ползут вверх. Мария — женщина полная, крепкая, и насколько я могу судить по фотографиям, всегда такой была.
— ХХХL размера, — веселится она в ответ на мое удивление.
В Марии меня в хорошем смысле поражает эта ее установка «смотреть было невыносимо и пришлось что-то делать». Она определяет проблему и просто начинает «что-то делать с этим», не задаваясь усложняющими все вопросами типа «какой вариант будет оптимальным?», «справлюсь ли я?», «не лучше ли вообще ничего не делать, если не слишком в предмете разбираешься?». Просто берет и делает там, где я бы, например, тридцать раз подумала и в итоге, возможно, не сделала ничего.
Во дворе приюта слышится шум — это подъехали новые хозяева Булочки, супруги Росси. Пес подскакивает и, видя, что мы с Марией направляемся навстречу, бежит впереди нас. Синьора Росси, раскинув руки, приветствует Булочку, треплет его по голове, потом здоровается с Марией и мной. В анкете я вычитала, что она домохозяйка, дети у них уже взрослые и живут отдельно. Это хорошо, значит Булочке будет уделяться достаточно внимания, его будут вовремя выгуливать.
— Ты мой хороший, ты мой маленький, — демонстрирует синьора Росси неиссякаемые запасы материнских чувств, скармливая Булочке лакомство, видимо, купленное специально перед приездом.
— Он очень любит сладкое, но ему нельзя, — предупреждаю я, на всякий случай.
— Да, Мария мне говорила. Но это же не сладкое, это собачья конфетка, правда, малыш?
Булочка делает стойку, ориентируясь на поднятую руку с лакомством.
— Выгуливайте его пожалуйста лично, не отпускайте одного или с соседскими детьми. Он иногда кидается под колеса.
— Да, хорошо, — кивает синьора Росси. Она наконец переводит взгляд на меня и говорит: — Не волнуйтесь, мы с тремя детьми справлялись. Справимся и с одной собакой.
Мне хочется ей сказать, что это немного не то, собаки очень умные и, тем не менее, все же не дети, но что я могу знать о том, как воспитывать троих детей? У меня нет такого опыта, поэтому я молчу.
Из дома возвращаются Мария и синьор Росси, подписывавшие документы.
— Чашечку кофе, синьора Росси? — предлагает Мария.
— Спасибо, мы лучше поедем, путь неблизкий, — отвечает за жену муж.
— Да, спасибо, но мы поедем, — кивает жена.
— Ну что, Булочка… — я присаживаюсь на корточки, чтобы взглянуть на пса и обнять.
— Мы решили назвать его Джеком, — радостно улыбаясь, сообщает синьор Росси.
Меня колет неприятным предчувствием. Налицо объективизация: они в первую очередь думают о том, как им хочется звать пса, а не о том, что он уже, вообще-то, привык к другому имени, что он взрослый и ему трудно будет переучиваться. Но Булочка, точнее теперь Джек, довольный вниманием, машет хвостом, и я думаю, что перемена имени — не самое страшное. Главное, у него теперь будет дом, заботящиеся о нем люди и условия жизни получше, чем в переполненном приюте.
Синьор Росси открывает заднюю дверцу их синего ауди, синьора Росси и Мария зовут Булочку, похлопывая по сиденью. Булочка умный пес, к тому же ему приходилось ездить в машине, так что он прыгает и усаживается на заднее сиденье. Дверцы машины захлопываются.
Мне хочется остановить это, стучать по оконному стеклу, вытащить Булочку и никому не отдавать. От усилия сдержаться слезы выступают на глазах. Ауди трогается, супруги Росси машут нам, Булочка смотрит и, кажется, начинает понимать, что что-то не так. Не отворачиваться, отвернуться — это предательство. Я изо всех сил стараюсь взглядом передать Булочке, что пугаться не нужно, что все будет хорошо, а если не будет — я обязательно приеду и заберу его.
Представления не имею, как люди отдают детей. Тут пока собаку отдашь испереживаешься вся.
Утром, за завтраком, я проверяю соцсети и вижу, что синьора Росси поделилась фотками Булочки, бегающего по саду и обживающего новую подстилку.
— Булочка, — говорю я, протягивая телефон Джено. Брат в курсе эпопеи с собачьим переездом, я ему вчера вечером этим весь мозг вынесла.
Джено свободной от тоста с джемом рукой берет телефон, просматривает фотки.
— Видишь, не так все страшно.
— Надеюсь, — с утра, и правда, кажется, будто мои вчерашние переживания были излишними.
Отвлекшись на то, чтобы передать телефон обратно, Дженнаро сажает пятно джема на рубашку.
— Черт, — заметив абрикосовый подтек, ругается он.
— С маслом, — констатирую, переводя глаза на еще теплый тост, на котором джем плавает в подтаявшем масле.
Джено встает и идет переодеваться. Вообще, он аккуратен, но именно едой почему-то может обляпаться на раз-два, как маленький. Возвращается брат в зеленой футболке, которую я ему покупала под цвет глаз. Правда, с цветом не угадала — оттенок на ткани, как выяснилось, ближе к хаки, чем к болотисто-зеленому.
— Стой, — останавливаю Джено на выходе из квартиры, чтобы поправить выбившийся наружу ярлычок с размером и условиями стирки. Совсем некстати вспоминается Ингеборг, ее жест, и я отдергиваю пальцы.
У брата с Винченцо «горят» сроки по проекту. Проект коммерческий, за него неплохо заплатят, и часть уже перечислили авансом. Загвоздка в том, что Дженнаро он не очень интересен. В таких случаях брат, с одной стороны, заставляет себя заниматься проектированием через неохоту, а с другой — перепроверяет и улучшает до посинения, чтобы успокоить свою совесть. Учитывая, насколько высок уровень сейсмической опасности в Италии, право на ошибку у архитектора здесь практически равно нулю, а большинство клиентов как правило хотят, чтобы было относительно дешево и при этом круто. Собственно, этим соотношением дешевизны и крутизны бюро Джено и Винче заработало себе постоянную клиентуру и репутацию. Но мало кто видел «изнутри», каким трудом достигается такое соотношение.
Осталось три дня, и брат с Винче вошли в финальную фазу, когда они сидят за работой сутками, забывая есть, спать и вообще жить. Вся ответственность за жизнеобеспечение офиса и связь с внешним миром ложится на меня. Я заказываю обеды, веду телефонные переговоры, оплачиваю счета, пару раз даже подделываю подпись брата на документах. Конечно, вся эта суета и ответственность немного напрягают, но зато я чувствую себя важной и нужной персоной. Клиенты, аудиторы, сотрудники банка и налоговой уже успели хорошенько запомнить меня, причем последние обращаются исключительно вежливо и официально — «синьорина Сормио». Один даже умудрился назвать «синьорой Сормио», но синьора Сормио у нас в семье пока только одна, она же доктор Сормио, она же профессор Сормио — мама.
У нее тоже, кстати, сегодня важная встреча на работе, поэтому в мои обязанности входит обеспечить ужином папу с Чипо. А Чипо к тому же выгулять.
— Пойдешь с нами? — в холле родительского дома я подхватываю с вешалки поводок. Пес уже радостно приплясывает у двери.
По реакции Джено видно, что он устал и совершенно забыл про собаку.
— Ок, я сама.
Брат тянет руку в карман за ключами.
— Поехали. Не помешает мозги проветрить.
Мы едем на пляж Гайола — общедоступный и относительно чистый из тех, что расположены в городской черте. Здесь всегда много народа: матери с детьми, хозяева с собаками, ну и вездесущие туристы. Хорошо, что Чипо — парень воспитанный, он ни на кого не кидается и исправно приносит обратно только красный, брошенный кем-нибудь из нас мячик. Пока Чипо носится вокруг, мы с Джено сидим прямо на сыроватом песке.
Основная часть дара художника или архитектора, в моем понимании — способность видеть. Видеть что-то прекрасное и необычное до того, как это увидят и поймут другие. Там, где до тебя не видел и не понял никто другой. Это трудно, это долго, это изматывает. Получается не с первого раза, а может и вообще не получиться. И в таких случаях, после долгой концентрации на чем-то одном нужно хоть ненадолго расфокусироваться.
— Эй, — окликаю я брата. — Посмотри на меня.
— Что?
— Просто посмотри.
— Смотрю. — Джено отводит взгляд от моря и переводит его на мое лицо.
И мы просто смотрим под шум ветра и волн, позволяя сознанию пропускать через себя потоки мыслей и чувств, ни на чем особенно не концентрируясь, пока брат не нарушает молчание неожиданным вопросом:
— Что тебе подарить?
— В смысле?
— У тебя меньше чем через неделю день рождения. Вот я и спрашиваю, что подарить.
— Что, вот так в лоб? — удивляюсь я.
— Вот так в лоб, — кивает Джено. — Так что?
— Хм… надо подумать.
— Ладно, думай.
— Рискуешь, — говорю я, имея в виду, что рамок для моих хотелок брат не обозначил.
— Я ничего не обещал вообще-то, — смеется он, и красный мячик, который приготовился ловить Чипо, из моих рук летит в Джено.
— Сеска, привет! У нас тут вечеринка организовывается по случаю защиты дипломов, и я подумала… знаю, ты, наверное, не захочешь прийти… но я бы чувствовала себя сволочью если бы не позвонила.
— Леа, не парься. И спасибо, я приду.
— Вау! Вот это да! Сес, ну ты крута. Тогда жду, сегодня в семь. У меня.
Я знаю, почему согласилась прийти — не хочется чувствовать себя слабачкой, но не знаю, что делать с тем фактом, что идти мне неохота.
Когда принимаешь решение начать новую жизнь, кажется, что отныне (с понедельника, с того месяца, со следующего года) все будет иначе. Но на деле… ты вроде что-то меняешь, тут и там, но количество изменений все никак не переходит в качество. Крутишься, хлопочешь по мелочам, идешь на свидание с новым парнем, возишься с котятами и собаками, обживаешься на старой новой работе и в квартире брата… и вот приходит время идти на вечеринку к друзьям, жаждущим рассказов о переменах, которые с тобой произошли, а ты понимаешь, что рассказывать-то особенно не о чем, ничего грандиозного как-то не произошло, новый смысл жизни тебе не открылся.
Хотя… из каждого минуса можно сделать плюс, если хорошенько подумать. Вечеринка у Леи — отличный повод позвонить Элии. Если у нас с ним не срослось, я не буду выглядеть совсем уж идиоткой со своим звонком, все же у меня есть уважительная и даже связанная с университетом причина…
— О, Сеска, как хорошо, что ты позвонила! — огорошивает меня Элиа раньше, чем я успеваю сказать что-то кроме «привет, это Сес». — Я… глупейшая история, на самом деле… В общем, я познакомился с темной стороной Неаполя плотнее, чем хотелось бы. У меня украли телефон, а поскольку я не настроил автосохранение данных в облаке, все последние контакты и записи пропали… Как же хорошо, что ты позвонила, а то я собирался идти за твоим номером в деканат.
Значит, это не был игнор после неудачного свидания. Я тоже рада, очень! Рада слышать Элию. Сам голос, даже безотносительно к тому, что он говорит. Его голос поднимает мне настроение. Я просто чувствую эту волну тепла, поднимающуюся по телу.
— Я уже было думала, что ты решил выйти из нашего знакомства по-английски. Хотя по зрелом размышлении решила, что на тебя это все же не похоже.
— Не похоже, — радостно соглашается Элиа. — Мне ко всему прочему пришлось еще съездить в Болонью, вот я и пропал. Ты свободна сегодня вечером? Давай встретимся?
— Ты не представляешь, насколько удачно, что ты сегодня свободен, — улыбаюсь я. — Мне необходима поддержка, чтобы сходить на вечеринку искусствоведов, защитивших дипломы.
— Я всецело в твоем распоряжении и к твоим услугам.
Нажав отбой, издаю победный писк. Вернуться к письму японскому заказчику, которое я составляла до звонка, оказывается непросто — мысли заняты вопросом, что надеть. В искусствоведческих кругах популярны темные тона и богемный стиль. Черное? Нет, быть в черном мне сегодня не хочется. Лиловое? В лиловом я ходила на прошлое свидание с Элией, и вообще, лиловое платье у меня с блестками. Синее, что я покупала для папиного юбилея? Пожалуй, да, и к нему прическу в стиле пятидесятых. Хотя… вдруг это будет слишком вычурно?
Хватаю телефон и перезваниваю Лее.
— А что насчет дресс-кода?
— Ой, не заморачивайся, кто во что горазд.
Час от часу не легче. Пожалуй, с прической будет слишком вычурно. Можно собрать хвост и сделать совсем легкий макияж. Да, точно. Платье осталось в родительском доме, так что надо будет заехать туда. Я скашиваю глаза на угол монитора — до конца рабочего дня еще полтора часа и незаконченное письмо. Пытаюсь сконцентрироваться, но раз за разом ловлю себя на том, что печатаю какую-то ерунду, да еще с ошибками. Наконец, с горем пополам закончив письмо, отправляю и заглядываю в кабинет к Джено с Винче.
— Леа устраивает вечеринку сегодня, так что я смоюсь пораньше?
— Угу, — кивает брат. Сомневаюсь, что он вообще уловил смысл моих слов перед тем как кивнуть, не говоря уже о Винче, сидящем с одним наушником на ухе и другим — сдвинутым за ухо и разговаривающим с кем-то по скайпу.
Дома на пару с Чипо перерываем шкаф в поисках подходящих туфель и утюга для занавесок — на юбке платья из-за того, что, готовясь к переезду, я задвинула его слишком глубоко и плотно прижала к стенке, образовалась глубокая складка, да еще как назло, прямо посередине. Отглаживаю, принимаю душ, сушу волосы, накладываю макияж — все в ускоренном режиме. Вообще, к таким событиям я люблю готовиться основательно, неспешно, но тут приходится исходить из фактора неожиданности.
Смотрю в зеркало на результат своих трудов — синий цвет и приталенный силуэт с пышной юбкой мне идут. С собранными в высокий хвост волосами получилась версия Одри Хепберн с бровями и лицом на порядок поуже и без челки. Налетает даже порыв подстричь челку, но не до парикмахерской, время поджимает. Эх, сюда бы белые перчатки и мундштук… сделать стильное селфи и запостить. Жаль, под рукой нет ни того, ни другого. Вызываю такси.
Элиа ждет меня на тротуаре у дома, где живут Леа и Серджио, и протягивает руку, чтобы помочь при выходе из машины. На нем светлые брюки, голубая футболка и сине-бежевый клетчатый летний пиджак. Да, вкус у этого парня, определенно есть, равно как и интуиция. Витрина магазина напротив подтверждает, что вместе мы смотримся очень гармонично.
— Так ты что, не пользуешься соцсетями? — спрашиваю я, пока мы с Элией поднимаемся к Лее в квартиру пешком — лифт, похоже, не работает.
— Ну, вообще-то нет. Мне не очень нравится этот способ общения и поэтому я стараюсь его не практиковать, хотя порой это причиняет определенные неудобства.
— Социальные сети — зло? — улыбаясь, я поднимаю брови.
— Не совсем. Скорее, это во многом современный аналог средневековых вывесок, — отвечает Элиа, и мы оба смеемся. — Когда-нибудь, если решусь изучать язык смайликов и эмодзи, придется пользоваться.
Мы преодолеваем еще один лестничный пролет, и он добавляет уже серьезно:
— По-моему, социальные сети как коллективный разум или, скорее, как разум толпы. А толпой люди мыслят иначе, чем по отдельности.
— Кажется, я понимаю, о чем ты.
— А ты, кажется, о том, что я мог найти тебя в соцсетях? Боже! — Элиа трогает лоб жестом, похожим на фейспалм. — До меня только сейчас дошло. Совершенно упустил этот вариант из вида.
— Чао, Сеска, — Серджио встречает нас у входа и быстрыми движениями расцеловывает меня в обе щеки. — Проходите.
Мама все же взяла его стажером в Каподимонте, правда с испытательным сроком, и Сержио теперь из кожи вон лезет, чтобы остаться на постоянной основе. Леа жаловалась, что он даже во сне бормочет что-то о картинах, которые надо перевесить.
Апартаменты Лее с Серджио достались от его бабушки, и не говоря о том, что квартира удобно расположена, она просторная, с высокими потолками в стиле барокко и кучей старинной мебели. Но главное ее преимущество — это огромный балкон-площадка, с двух сторон зажатый между стенами соседних домов, но все равно офигенный. Отличное место для вечеринок — кадки с растениями вдоль перил, защищающие от любопытных взглядов с улицы, прохладный мозаичный пол, пара журнальных столиков и мягких диванов по углам, тень домов напротив, защищающая от жары, и свободное пространство посередине, где можно потанцевать. Леа как-то шутя сказала, что выйти за Серджио можно как минимум ради этой квартиры.
Мне квартира нужна, но ради того, чтобы ее получить, я пока не готова на такие жертвы. Многие выпускники из иногородних в ближайшее время будут возвращаться домой, так что есть шанс найти подходящее и недорогое жилье, не прибегая к замужеству. Девчонки и Леа обещают сразу звонить, если услышат о хорошем варианте.
— Значит, ты переехала? — уточняет Элиа, молча наблюдавший за моей болтовней с Леей и бывшими сокурсницами.
— Ага. Но пока не окончательно, как видишь.
— Как работается?
— Я не хватаю звезд с неба в качестве делопроизводителя, но мне нравится.
— Рад слышать, что тебе нравится. И, мне кажется, ты себя недооцениваешь.
Я не люблю, когда мне говорят, что я себя недооцениваю, — у меня вполне адекватная самооценка, и это звучит так, будто собеседники меня переоценивают из жалости. Так что я лишь приподнимаю уголки губ. Джено обычно называет такую мою реакцию «Сес играет в прятки».
— В качестве делопроизводителя, — поясняет Элиа, видимо, почувствовав натянутость моей улыбки, и она невольно становится шире.
— А что у тебя? — интересуюсь в ответ.
— Съездил к руководителю и на кафедру, отчитался. Пока без особых подвижек, к сожалению. Ну и кое-какие наработки пропали вместе с телефоном.
— Жаль.
— Не то слово. Впредь хранить все буду только в облаке.
— Как ты понял, что хочешь заниматься лингвистикой? — Мне не дает покоя, как люди находят свое призвание, поэтому в последнее время спрашивать об этом входит в привычку.
— Мне с самого детства было интересно сравнивать слова.
Знакомая история, жаль, не моя. Видимо, я попадаю в число тех немногих, на кого озарения в детстве не снизошло. Да и в юности тоже.
Вокруг под музыку Орнеллы Ванони* беседуют о наборе интернов в частную галерею современного искусства во Флоренции, преимуществах работы в государственном музее и реконструкции Каподимонте. Первые две темы уже перестали быть для меня актуальными, а реконструкция Каподимонте набила оскомину — мама ее инициировала, мама выбила под нее деньги из бюджета и меценатов, и они с папой обсуждают эту реконструкцию за почти каждым ужином.
Я чувствую себя на удивление легко — ни стыда, ни сожалений. Да, это праздник получивших магистерскую степень и определившихся, чем они хотят заниматься в жизни, людей, но в каком-то смысле и мой тоже. Потому что благодаря истории с дипломом я поняла, чем точно не хочу заниматься. И мне за это не стыдно.
К тому же бывшие сокурсники все как один проявляют тактичность, не сочувствуя и не злорадствуя. В броуновском движении вечеринки они время от времени подходят, спрашивают, как мои дела и каковы планы, делятся своими, спокойно, без осуждения или одобрения. Мы все равны в неизвестности, ожидающей нас за новым поворотом жизни.
Элиа приглашает меня танцевать. Мы смотрим друг на друга и медленно движемся под Piccola anima*. Меня накрывает ощущением праздника, нереальности происходящего, и по выражению его глаз сквозь блики уличного фонаря на стеклах очков, мне кажется, что частичку этого ощущения мы разделяем друг с другом. Элиа слегка наклоняется к моим губам и какое-то мгновение медлит. Я делаю ответное движение чуть вперед, и наши губы встречаются.
Красивая музыка, танец, красивое платье, красивый парень… Ощущение идеальности, кинематографичности момента исчезает, когда, оторвавшись от Элии, я вижу, что очки у него в процессе съехали немного набок. Я не целовалась с очкариком со времен Винче, да и парни в очках целуются по-разному, несмотря на то, что очки от этого скашивает одинаково.
Хочется продолжения и немедленно, но это выпускной искусствоведов, а не вечеринка в честь дня всех влюбленных, так что мы просто танцуем щека к щеке, пока не смолкает песня. Я жду, что мы продолжим танцевать под следующую, но тут Элию окликает кто-то из новопришедших — видимо, отпраздновать пригласили и некоторых сотрудников университета.
— Я ненадолго, — виновато улыбается Элиа, перед тем как отойти. Я улыбаюсь в ответ и, чтобы не тратить время на ожидание, иду на кухню — выпить чего-нибудь прохладного. Там Леа как раз возится с коктейлями.
— Лед кончился, — расстроено сообщает она.
— Не страшно, и так сойдет, — я беру стакан и, поверх сока, наливаю себе шипучего и вредного Пепси.
— Ты ведь с ним пришла? — Леа скашивает глаза в сторону балкона, где Элия разговаривает с одним из молодых преподавателей. — Вы что, встречаетесь?
— Ну, если про два свидания можно так сказать…
Леа закатывает глаза и фыркает.
— Да вы только что целовались, я видела.
— Это, между прочим, первый раз.
— А вдруг у него девушка в Болонье осталась? Ты проверила?
— Нет, в голову не пришло, — слегка ошарашенно отвечаю я.
— Сеска, — укоризненно качает Леа головой. — Не будь такой наивной.
— Отношения — всегда риск, — пожимаю плечами. — Ассиметричности симпатий, недопонимания, обмана. И все же лучше рискнуть, чем сидеть одной и подозревать каждого в двоеженстве.
— Рисковать надо с умом. Хотя бы статус и фотки у него в соцсетях просмотри.
Тут меня пробивает на смех. Леа непонимающе и немного обижено смотрит на мое веселье.
— Его нет в соцсетях, — отсмеявшись, поясняю я.
— По мне, так это лишний повод навести справки.
— По мне, так это лишний повод для паранойи, — я ставлю опустевший стакан на стол. На балконе Элиа оглядывается в поисках девушки, которую поцеловал минут двадцать назад.
Я вроде бы выпила лишь сок с газировкой, но ощущение почему-то такое, будто внутри меня пузырьки шампанского. Настроение легкое и немного хулиганское.
— Я потерял тебя из вида, — говорит Элиа, когда я подхожу к нему.
— Что ж, мантия-невидимка сброшена, и я вновь перед тобой.
— Вот в чем дело. А я было подумал, что уже полночь, и ты потеряла туфельку где-нибудь на лестнице.
Я смеюсь.
— Потанцуем еще?
— С удовольствием, — отвечает Элиа.
Мы танцуем, беседуем, пьем холодные коктейли — Леа заставила Серджио пробежаться в ближайшую кафешку, чтобы достать лед. Время пролетает весело и незаметно, но почему-то с каким-то налетом неискренности.
— У тебя есть девушка в Болонье? — вдруг задаю я вопрос, решив избавиться от этого налета.
— Нет, — без заминки и тени колебаний отвечает Элиа.
— Расстались перед отъездом?
— Если соблюдать причинно-следственные связи, точнее будет сказать, что отъезд стал следствием расставания.
— Вот как. Ничего, что я интересуюсь?
— Не думаю, что стоит делать из этого тайну, — улыбнувшись мне, отвечает Элиа.
— Из-за чего вы расстались, раз это не тайна?
— Она хотела официального оформления отношений, а я понял, что не хочу этого с ней.
— То есть, она сделала тебе предложение, а ты отказал?
— В тот момент, мне показалось, что она сделала мне не предложение, а ультиматум.
— Долго вы встречались?
— Шесть лет.
— Для меня запредельный срок. Мой личный рекорд — год и три месяца.
— Время — не единственный фактор и показатель в отношениях.
— Согласна. Так значит, ты решил поучаствовать в межвузовском обмене из-за расставания с девушкой?
— Поскольку мы пишем докторские на одной кафедре, она попросила уехать на какое-то время. Сказала, так ей будет легче работать над исследованием. Я тоже думаю, что правильнее расставаться, на какой-то период полностью выпадая из круга общения друг друга.
— В одном городе это сложно сделать, — отвечаю я. — Даже в соседних, — добавляю, вспоминая, как Липе с Марко сцепились, встретившись в ночном клубе в Риме. — И уж тем более, на одной кафедре.
Если они оба пишут докторские, то, скорее всего, ровесники. На прошлом свидании Элиа упоминал, что ему двадцать девять, хотя я бы ему столько не дала. В принципе, для девушки нормально в двадцать девять стремиться к браку. А судя по тому, что сказал Элиа, он не против супружества как такового, просто не захотел видеть своей женой именно эту девушку. То есть, с осознанием своих желаний и стремлением к их реализации у них обоих все в порядке. Ну, а то, что он пошел навстречу ее просьбе и уехал, как мне кажется, говорит о его способности уважать и считаться с интересами другого человека, даже если у них не в лучшую сторону изменились отношения.
Уже за полночь, а выход на работу завтра никто не отменял, поэтому те из моих бывших сокурсников, кто уже нашел себе место, начинают понемногу расходиться, а группа самых отчаянных гуляк уговаривает Серджио забить на работу и ехать с ними в клуб, продолжать веселье. Тот неловко отнекивается, пока положение не спасает Леа, твердо заявив, что они с Серджио остаются дома.
— Я провожу тебя, — говорит Элиа.
Можно было бы, конечно, вызвать такси прямо к дому Леи, но я не идиотка, чтобы отказываться от того, чтобы меня проводили. Распрощавшись с Леей и Серджио, мы пешком спускаемся по лестнице и идем к метро. На улицах в районе университета допоздна всегда много молодежи, и этот район вполне безопасен для прогулок.
— Тебе не холодно? — спрашивает Элиа. Уже начало июня, но по вечерам ветер дует с моря, поэтому бывает немного прохладно. Впрочем, на балконе у Леи температура была та же, так что холода я не ощущаю, несмотря на довольно открытый верх платья. Ну проявленная забота приятно греет.
— Нет. Я так понимаю, это был повод набросить пиджак мне на плечи?
— Ты меня раскусила, — смеется Элиа. — После расспросов о девушке, я не знаю, как ты отреагируешь на попытку к тебе прикоснуться.
Я слегка наклоняю голову и останавливаюсь.
— А как тебе кажется, я могу отреагировать?
— Не знаю, — повторяет он.
— Мне кажется, единственный способ это выяснить — провести полевое исследование, — дразню я.
— Согласен, самая надежная проверка — опытным путем, — принимает он вызов и делает шаг ко мне. Мы целуемся, и это уже не похоже на первый, достаточно робкий поцелуй во время танца. Сейчас все по-взрослому и будоражит кровь. За одним поцелуем следует другой, группа подростков, проходя мимо, улюкает и одаривает нас парочкой непристойных советов.
Мы с Элией ускользаем от них в двери какого-то подъезда и, оказавшись в тишине и покое внутреннего дворика, не можем удержаться от того, чтобы не поцеловаться снова.
Выбор между неудовлетворенностью, самоудовлетворением и полноценным сексом на втором свидании, я делаю в пользу полноценного секса.
— Есть два варианта, — задыхаясь, проговариваю между поцелуями. — К тебе или в гостиницу.
— Позволь пригласить тебя к себе, — отвечает Элиа теплым щекочущим шепотом в ухо, заставляя мурашки предвкушения бежать по коже.
Поскольку он живет около университета, как и Леа, пары кварталов и нескольких лестничных пролетов до поворота ключа оказывается достаточно.
— Извини, у меня не убрано, — говорит Элиа, торопливо запихивая в шкаф стопку одежды с дивана. Я смеюсь.
— Выпьешь что-нибудь? Кофе?
Я киваю и смеюсь еще громче.
— Очень банально и очень буквально вышло, — присоединяется он к моему смеху.
— Скорее иносказательно. Мы же оба понимаем, что «выпить кофе» применительно к данной ситуации — эвфемизм. — Мы снова смеемся. — Так что поцелуй меня, — говорю я уже без улыбки.
Он протягивает мне руку, как в танце, чтобы притянуть к себе и накрыть мои губы своими. Молния на платье заедает совсем некстати, заставляя нас оторваться друг от друга, чтобы Элиа мог мне помочь. Это снова вызывает смех у обоих, немного нервный и предвкушающий.
— Замри, — шепчет Элиа, но я смеюсь, поэтому втянуть живот и задержать дыхание у меня получается далеко не с первого раза. Молния, наконец, расходится с характерным змеиным звуком. Элиа помогает мне выбраться из платья — в планах на вечер я совершенно не предусмотрела, что снять этот наряд одним движением и даже двумя не получится.
Мы перемещаемся в спальню, шаг за шагом освобождаясь от одежды, и падаем на кровать. Он целует мое тело, раз за разом, очень медленно и нежно лаская шею, ключицы, грудь. Каждый раз, когда мне кажется, что время переходить к более решительным действиям, круговорот ласк повторяется. Ставшую влажной от его поцелуев кожу приятно холодит ветерок, добавляя ощущений. Но мне сейчас не до долгих нежных прелюдий, хочется побыстрее и, возможно, даже пожестче. Поэтому я отрываю Элию от своей груди и тяну его вверх, к губам, требовательным поцелуем и обхватившими бедра ногами давая понять, что пора. Он понимает. Отстраняется на пару мгновений, чтобы обеспечить безопасность секса, и… Наконец-то. Эти ощущения наполненности, движения. Я по ним соскучилась.
Оргазм накрывает как цунами. Хотя сравнение нелепое и пафосное, но после такого перерыва другого слова не подобрать… когда тебе двадцать три, полгода без секса — это не ошибка, это преступление, Джесс права. Я блаженно расслабляюсь, прислушиваясь к затухающим вибрациям внутри себя. Чувствую прикосновение губ Элии к своему плечу, но открывать глаза не хочется, только улыбнуться и погладить его руку в ответ.
Орнелла Ванони* — известная итальянская певица (https://www.youtube.com/watch?v=ZhweM3V3L_o)
Piccola anima* («Маленькая душа») — песня итальянских исполнителей Ermal Meta и Elisa: