Глава 3 в которой терпение Торбьёрна заканчивается, и он избирает новый способ убеждения.
В середине следующего дня князь предложил Любаве пойти с ним, а Забаву передал в руки брата.
- Забава, Стейнар покажет тебе замок, проведет по местным достопримечательностям, - сказал Торбьёрн, движением руки останавливая попытку возразить со стороны рыжеволосой гостьи. Та никак не хотела отпускать царевну одну. Да и на лице Стейнара отражалась досада.
- А вы куда? – все-таки спросила Забава.
- А я кое-что покажу царевне. Тоже что-то вроде местной достопримечательности, вот только не каждый туда может попасть и не всегда по своей воле. – Он усмехнулся в усы, заметив легкую тень тревоги на лице девушки. То ли еще будет?!
Но Любава без робости и возражений последовала за хозяином замка, бросив на сестру уверенный взгляд и ободряюще кивнув головой.
Они долго шли по галереям и коридорам, спускались по лестницам все ниже и ниже. Любаве казалось, что они погружаются в недра самой Черной горы. Если бы она только знала, сколь недалека от истины была! Наконец в конце длинного сводчатого коридора, в котором пахло сыростью и плесенью, ее провожатый открыл массивную, окованную железом дверь. Дверные петли проскрипели так тоскливо и жалобно, что сердце царевны сжалось от недоброго предчувствия.
За дверью началось темное мрачное подземелье. Взяв со стены горящий факел, Торбьёрн повел ее дальше. Языки пламени выхватывали из темноты неровные, покрытые влагой стены.
- Куда мы идем? - не выдержала гнетущего молчания царевна.
- Сейчас увидишь…
Свернув вправо в более узкий коридор, князь остановился у следующей двери и постучал в нее. Видимо ключа у него не было. Спустя несколько томительных минут заскрежетал замок и дверь приоткрылась.
- Сигват, это я, - сказал Торбьёрн тому, кто открывал дверь.
На пороге возник жуткого вида детина огромного роста, почти квадратный из-за широченных плеч, заросший темной неопрятной бородой и совершенно лысый. Увидев князя Сигват широко и радостно улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы. Впереди сверху одного зуба не хватало. От вида этого громилы царевна зябко поежилась, сразу вспомнив страшные сказки про людоедов.
- Я привел гостью ознакомиться с нашими достопримечательностями. Покажешь ей свое хозяйство?
- Ы-гы! – промычал что-то нечленораздельное, но радостное лысый гигант и отступил в сторону, пропуская гостей вперед.
- Сигват немой, - объяснял Торбьёрн, ведя царевну дальше, - он еще в юности побывал в плену, где ему отрезали язык за то, что не захотел выдавать тайну, доверенную ему еще моим отцом, князем Тормундом. Вот, теперь служит здесь, в тюрьме.
- В тюрьме? – ужаснулась царевна.
- Ну, да, это тюрьма. И сбежать от сюда невозможно.
С обеих сторон в мрачном коридоре стали появляться выдолбленные в камне ниши, забранные толстыми кованными решетками. Любава, похолодев от ужаса, заглянула за одну из них. На голом полу в самом углу лежала куча какого-то грязного тряпья. Как только посетители подошли ближе, куча тряпья зашевелилась и из нее высунулась заросшая длинными грязными волосами голова. На сером от грязи лице желтым огнем вспыхнули два глаза. И взгляд их был совершенно безумен. Любава отступила на шаг.
- Что здесь делает этот несчастный? – спросила она дрогнувшим голосом.
- Отбывает наказание за совершенное преступление. А что еще могут делать преступники в тюрьме? – в голосе князя прозвучала легкая насмешка, словно он разговаривал с непонятливым ребенком, объясняя тому прописные истины. – Пойдем дальше, царевна. Дальше будет интереснее.
Услышав голоса, заключенные подходили, подползали к своим решеткам, цепляясь заскорузлыми пальцами за толстые прутья и с любопытством разглядывали посетителей. Они уже слабо напоминали людей, а скорее походили на диких, попавших в неволю животных, обреченных доживать свой век в каменной норе. От них исходил такой смрад, что Любава отшатнулась, чуть не наступив князю на ногу.
- Что с тобой, царевна? – с приторной заботой поинтересовался Торбьёрн. – Разве ты никогда не видела тюрем?
- У нас в стране нет тюрем, - ответила Любава, усилием воли подавляя нервную дрожь.
- А куда ж вы деваете своих преступников? Или сразу вешаете, не взирая на тяжесть совершенного?
- Никуда мы никого не деваем. Просто у нас нет преступников.
- Ха-ха! – засмеялся князь, не поверив ни единому ее слову. – Так не бывает, чтобы не было преступников. Человеческой природе свойственно идти наперекор правилам и нормам, нарушать закон, лежащий в основе любого государства. Впрочем, могу понять твоего отца. Он бережет единственную дочь от столь неприятного зрелища.
- Ы-ы, - замычал за их спинами Сигват.
Оба обернулись. Лысый тюремщик указывал толстым коротким пальцем с грязным ногтем на одного из заключенных и скалился в своей жуткой улыбке. Любава посмотрела в указанную сторону и похолодела от ужаса. На полу крошечной камеры, такой узкой и низкой, что невозможно было ни встать в полный рост, ни сделать шаг в сторону, сидел полуголый, прикрытый лишь какими-то лохмотьями, тощий как скелет, человек. На шее и ногах у него были широкие железные кольца, от которых к массивному крюку в стене тянулись цепи. Белесые, выцветшие глаза его смотрели отстраненно и безразлично.
- За что с ним так? – спросила Любава.
Сигват засмеялся и потер друг о друга кончики пальцев правой руки.
- За казнокрадство, - перевел непонятный жест Торбьёрн.
В конце длинного коридора оказалась еще одна дверь. Сигват распахнул ее перед князем и с подобострастным поклоном пригласил гостей внутрь озаренного светом двух факелов помещения. Заключенных тут не было. Зато с обеих сторон вдоль стен тянулись какие-то странные и страшные приспособления, от вида которых замирало сердце и в жилах застывала кровь.
- Это камера пыток, - совершенно спокойно прокомментировал Торбьёрн, будто речь шла о гостиной для чаепитий, - если обвиняемый отказывается сотрудничать со следствием, здесь его заставляют говорить.
- Покажи, Сигват, свои любимые игрушки, - попросил он, глядя на лысого тюремщика с ласковой улыбкой.
Тот засуетился, заметался по камере, видимо, решая, какие же именно являются его любимыми среди такого разнообразия? Он взгромоздился на кресло с высокой спинкой, в котором на уровне шеи были проделаны два отверстия. Сигват жестами объяснил, как протягивает сквозь эти отверстия веревку и душит заключенного, стягивая все туже и туже узел за спинкой кресла. Он, кривляясь, закатил глаза так, что в красноватом сумраке были видны лишь белки, и высунул язык, изображая пытаемого. Любава содрогнулась от отвращения и ужаса.
Мерзкий тюремщик вскочил с кресла с удивительной для его комплекции легкостью и быстротой и вытащил откуда-то железные щипцы. Он пощелкал ими перед собой и протянул руку к царевне, попытавшись взять ее за руку и продемонстрировать, как с помощью щипцов вырывают ногти. Любава вздрогнула и отшатнулась в испуге, натолкнувшись на князя. Тот вежливо придержал ее за плечи и махнул Сигвату, давая понять, что пора заканчивать представление. Пленницу уже била нервная дрожь.
- Ну, достаточно, Сигват. Нам уже пора идти с царевной. А скажи-ка, друг мой, есть ли тут еще свободные камеры? Вдруг я захочу поселить у тебя кого-то одного или двоих? Для них найдется место? – спросил князь, с ледяной улыбкой поглядывая на царевну.
- Гы-ы, - промычал тот, радостно кивая лысой головой.
Наконец вышли из этой страшной комнаты и отправились в обратный путь. Любава шла в шаге позади князя, а сзади дышал ей в спину жуткий лысый Сигват. Царевна ускорила шаг, еле сдержав непреодолимое желание взять за руку Торбьёрна, так ей было страшно. Все-таки в сравнении с палачом и тюремщиком князь вызывал больше доверия.
Когда проходили мимо одной из решеток, грязная, тощая рука со скрюченными пальцами протянулась сквозь прутья и уцепилась за рукав царевны. Девушка вскрикнула и попыталась вырвать свою руку из цепких пальцев. Сердце ее от страха и отвращения трепыхалось, как пойманная в силки птица. Но тут вмешался Торбьёрн. Он с усилием оторвал от нее жуткую пятерню и, взяв за плечи, задыхающуюся и дрожащую, быстро повел вон из этого гиблого места.
Лишь когда за спиной закрылась окованная железом тяжелая дверь подземелья, Любава перевела дух.
- Ну, что, царевна, - обернулся к ней князь, - понравилась тебе наша тюрьма?
- Это ужасное место, ужасное! Зачем ты меня мучаешь, князь, зачем пугаешь? – с осуждением смотрела она в его синие, холодные, непреклонные глаза.
- Я хочу, чтобы ты поняла, Любава, что самым лучшем для тебя и твоей сестры будет согласиться на мои условия. Не стоит спорить со мной, не стоит возражать, не стоит играть в глупые игры. А уж обманывать меня просто опасно! - Он подошел совсем близко и смотрел сверху вниз. И хоть голос его звучал мягко, даже доброжелательно, но во взгляде сверкал лед. – Не привык я воевать с женщинами. А если передо мной враг – мужчина, я жесток и беспощаден. Не доводи до греха, царевна! Будь благоразумна, расскажи о сокровище волхвов.
- Мне нужно на воздух, - прошептала Любава, пытаясь оттянуть тугой ворот платья.
- Хорошо, пойдем, прогуляемся по стене, - кивнул Торбьёрн и повел ее вверх по лестницам подальше от страшного подземелья.
Красный диск солнца садился в гряду облаков на западе неба, играя на боках Черной горы розовыми и оранжевыми всполохами. В ущелье под цитаделью уже клубился мрак. Торбьёрн неторопливым шагом вел пленницу по крепостной стене, давая возможность насладиться величественными видами гор и красотой самой крепости с ее островерхими башнями. А воздух уже был наполнен вечерней свежестью.
Слева от себя путники оставляли массивные каменные зубцы стены, между которыми зияли пустые пространства, притягивая взор, маня подойти к самому краю и заглянуть в бездну. Но хозяин замка вел царевну дальше. Они миновали очередного дозорного, вытянувшегося в струнку перед господином с застывшим каменным лицом.
До ушей царевны донесся непонятный шум, будто что-то с грохотом и шелестом падало вниз. Стена делала плавный изгиб и вдалеке упиралась в скалу. Но со скалы в этом месте широкой белой гривой с заоблачных высот ниспадал водопад. Девушка остановилась и застыла в восхищении в промежутке между каменными зубцами стены. Тысячи белых пенящихся струй срывались с горы и обрушивались вниз, туда, где светлой лентой, отражая закатные лучи и окрашиваясь в красное и розовое, на дне ущелья текла река. Контуры водопада размывались из-за облака мельчайших водяных брызг, в котором преломлялся солнечный свет, образуя десятки, сотни крошечных радуг.
- Какая красота! – искренне восхитилась царевна.
- Да. Пожалуй, это самое красивое место в замке, - сказал князь и остановился, холодно и испытующе разглядывая пленницу.
Под этим взглядом Любаве стало не по себе. Ну, сколько можно ее мучить? От властелина Арнгрея исходила ощутимая угроза. Как это низко - пугать слабую женщину, угрожать, пользоваться преимуществом силы! Но понятия о чести и совести в горной стране, очевидно, были другими.
- Может уже хватит тянуть кота за хвост? – спросил князь и шагнул к Любаве. Она отступила на шаг к краю стены. Синие глаза сверкали горным льдом, а в голосе звенел металл. У девушки по спине побежали мурашки. – Ведь ты понимаешь, что мне достаточно посильнее сжать руку на твоей тонкой шее и…
Торбьёрн медленно протянул руку с угрожающе скрюченными, готовыми вот-вот вцепиться в ее горло сильными пальцами, и Любава в страхе отшатнулась, сделав последний шаг к пропасти и оступилась... Теряя равновесие, она неловко взмахнула руками, точно крыльями, и ее неудержимо потянуло спиной вниз. Князь молниеносным движением схватил ее за руку, и его железные пальцы сомкнулись на левом запястье царевны.
- Ну, скажешь? – крикнул он, перекрывая шум водопада, - или я отпущу руку!
Темная бездна под крепостной стеной распахнула свою жадную пасть, жутко клацнув зубами скальных выступов в предвкушении жертвы. Смертельный ужас ледяной волной окатил девушку, заморозив в горле крик. В панике она пыталась уцепиться свободной рукой за рукав своего мучителя, но ногти соскальзывали, соскальзывали с черного шелка.
- Скажешь?! – непреклонный, безжалостный синий взгляд пронизывал ее насквозь.
-… Да, - еле шевельнув побелевшими губами, выдохнула Любава.
В полной мере насладившись выражением ужаса в глазах пленницы, Торбьёрн шагнул назад и рывком потянул на себя царевну. Она упала ему на грудь, дрожа всем телом и всхлипывая, как маленький ребенок. Ноги ее подкосились от пережитого страха, и князю пришлось подхватить ее обеими руками и прижать к себе, не давая упасть. Маленькая, хрупкая, беззащитная, до смерти перепуганная, она всхлипывала, глотая слезы, и цеплялась дрожащими пальцами за шнуры, украшавшие костюм ее мучителя. В груди Торбьёрна что-то оборвалось и непонятное чувство, которому он не знал названия, стало растекаться внутри горячей влагой и вытеснять торжество победителя.
Несколько долгих минут потребовалось царевне, чтобы справиться с испугом. Наконец дыхание ее успокоилось, сердце перестало выпрыгивать из груди, хотя нервная дрожь все еще волнами сотрясала ее тело. Она подняла на князя полные слез зеленые глаза и отошла на шаг, отстраняясь и высвобождаясь из его рук.
- Я расскажу о сокровище волхвов, - произнесла она тихо и грустно, - вот только не знаю, сумеешь ли ты понять?
- Ты думаешь, я глупее тебя? – усмехнулся князь, - Или плохо образован?
- Нет. Дело не в образовании и не в глупости, - и во взгляде изумрудных глаз мелькнули жалость и сострадание, - сердце у тебя холодное!
Что значит, холодное сердце? Хотелось крикнуть Торбьёрну. И при чем здесь сердце вообще? Но он промолчал, продолжая неотрывно смотреть в зеленый омут ее глаз.
Но пленница уже совсем справилась с потрясением, распрямила спину, гордо и независимо подняла голову. И снова посмотрела на него сверху вниз. Смерив его чуть презрительным взглядом, от которого князь оторопел, и, повернувшись спиной, Любава пошла вдоль стены, не оборачиваясь, бросила в его сторону:
- Прикажи, чтобы завтра с утра седлали лошадей и подготовили мне мужскую одежду. Хочу прогуляться верхом. Тогда и поговорим.
Она удалялась спокойным, неторопливым шагом хозяйки положения, а он не мог сдвинуться с места, потрясенный до глубины души. Пленница походя давала ему, властелину замка и огромной страны, распоряжение! Как это у нее получается? Всего минуту назад она была в полной его власти, от одного его движения зависела ее жизнь! Он был господином и победителем. И даже испытал легкий укол совести, подумав, не слишком ли сильно напугал ее? И вот все мгновенно перевернулось с ног на голову, лишив его ожидаемого удовольствия от победы, пусть моральной, но победы. Ведь он же вытряс из нее согласие поделиться семейной тайной! И кто теперь победитель?..
Мир, в котором все было на своих местах, все понятно и привычно, неумолимо менял свои очертания, преображался под взглядом дивных изумрудных глаз, так похожих на воды горных рек, стекающих с ледников. И князь, похоже, в этом быстро меняющимся мире незаметно утрачивал позиции лидера. И совершенно не знал, что с этим делать.
http://www.proza.ru/2018/04/12/874