Зоя проснулась от настойчивого царапанья в дверь. Шух-шух-шух-шух - тишина. Шух-шух-шух - тишина. Хотела было не обращать внимания и натянула одеяло по самый лоб. Но сон пропал и никак не шел под это шуршание.
- Гуляй, цыть! - она села на кровати. - Цыть, сказала! А кому бока палкой намну? Где палка?
Гуляй притих за дверью, прижал уши: зачем палка? Но уже через мгновенье понял: слышат его! И подскочил на месте: надо ещё царапаться! Она услышала! И снова лапами по двери: шух-шух-шух!
- Ах ты ж зараза такая, - Зоя поднялась и глянула на окно. По стеклу мерцали голубые морозные узоры, а с нижней рамы на подоконник наплыла округлая ледяная волна.
Шух-шух-шух-шух.
- Да иду же! - с досадой бормотала Зоя. - Зараза такая...
В приоткрытую дверь из нетопленой угольной в клубах морозного воздуха ворвался лохматый Гуляй. Не останавливаясь скользнул мимо ног, задев холодным хвостом, и рванул к кровати, к теплу, к деду.
- А ну стой, зараза! - зашипела вслед Зоя, - деда мне разбудишь, вот я тебя палкой! Где палка!
Гуляй подскочил к кровати, неуклюже загреб лапами, собрал половик в гармошку и нырнул под настил. Когда Зоя вернулась, выставил из-под кровати длинную морду, замер и только следил глазами за тем, как она подходит.
- Где палка! - шепотом погрозила Зоя под кровать маленькими старушечьим кулачком.
Гуляй замер под кроватью и не двигался, прижав живот к теплому полу. Ему пахло золой, жареной рыбой, маслом на чугунной сковороде, которую оставили на ночь на печке; пахло дедом Иваном и его бабкой Зоей, пахло мышами, а ещё немного пахло обоссаными лет семь назад досками, которые он пометил под кроватью, когда был ещё щенком.
Пёс скосил глаза на скрип: Зоя села на кровать.
- Вот и сиди там! - буркнула она.
Зоя подоткнула одеяло Ивану под колени, чтобы не вертелся во сне.
- Ваня, спишь? Вань? Ну спи, спи.
Зоя легла на бок, укрылась толстым одеялом и уставилась на окно. Ни дороги, ни столбов сквозь зимние узоры видно не было. Переливался по витиеватым морозным лабиринтам только свет от луны, чуть желтоватый, как хлебный мякиш.
Дрёма не пришла. Напротив, от этого холодного света и ей самой стало холодно даже под тёплым одеялом. Зоя затаила дыхание и стало вдруг совсем тихо. «Так, так, так, так» - рассказывал белый будильник с золоченой надписью, с каждым щелчком все громче и все отчетливее. Зоя вытаращила глаза: как в детстве вдруг испугалась темноты и тишины и нарочно зашевелилась, заскрипела кроватью. Повернулась к Ивану:
- Вань!
Спит. Но спит тут, рядом. Не храпит. Ну и пусть. Рядом - уже не страшно. Провела по его реденьким седым вихрам - они и улеглись. Лоб только сильно холодный от чего-то. Не заболел бы. Да он вообще дышит?
Опасливо вытянула голову, высунулась из-под одеяла, как мыша из норки.
Дышит Иван, вроде бы. А что, если нет? Проверить боязно... А ну вот что если помер Иван, что тогда? Вот так на исходе зимы и помер. В последние морозы. Это же сколько возни, если зимой помереть! Ладно бы ещё в декабре или в январе, когда хоть Дедушка Мороз за дорогами следит. Тогда и почту чуть не каждую неделю привозят, и фельдшер-акушер приезжает провести лекцию о презервативах и болезнях преклонного возраста. Вот с кем хорошо поговорить о старых болячках, ведь фельдшер в доску свой мужик, родом со Жданихи. Может, дождаться фельдшера? Пусть сам и посмотрит? А пока что оставить Ивана как есть. Морозы крепкие пока еще, день-три и приедет фельдшер.
Иван во сне заворочался, подобрал руку и Зоя ойкнула от неожиданности и подскочила на кровати. Иван приподнял голову и сонно спросил:
- Чего?
- Чего! Спрашивает еще! Напугал меня, вот чего!
- Чего напугал?
- Да ну тебя! Я уж думала как за справкой ехать.
- За какой справкой?
- Никакой! Спи давай.
Уселась на кровати, фыркнула, рассерженно отвернулась, подбоченилась и снова уставилась в замерзшее окно. Живой, и то ладно. Так и сидела, пока не сморил сон.
А утром Иван помер. Не проснулся и все. Зоя сразу и не поняла. Успела и пса из-под кровати выгнать, и кипятку навести, и в рукомойник воды набрать из бочки, что в угольной стоит. Шаркала грубыми тапками по дому, наверное, с час. Суббота, спешки нет никакой. Повертела ручку приемника - шум один. Стучит, пищит, а музыки нет.
- Ваня! У меня радио не работает! - Прикрикнула, заглянув в комнату. - Посмотри, что с радиом? Вань?
Молчит. Зашла в комнату - и вот в этот момент защемило где-то в животе. Как будто все поняла сразу. Подошла, смотрит - белее белого лежит ее Ваня. Села на край и молчит. А кому плакать? Плакать некому. Нет никого. Километров на сорок вокруг нет человеческой души. Олень один. А оленю что плачь, что не плачь. Олень - он как корова. Тут пожевал, ушел. Там пожевал, снова ушел. И никого. Был вот Иван. И того теперь нет. Дальше одна. И Зоя тоненько по-бабьи завыла.
Сидела так долго. Почти всю субботу. А что? Руки-то не поднимаются. Ноги не идут. Да и куда идти, чего делать? Кому теперь все это? Наволочки новые ненадёванные, банки с рыбой, печенье из магазина, только на неделе коробку новую открыла. Она-то это печенье не ест - зубов нет, а Иван уже и не будет. И не продашь эту коробку теперь, и не подаришь, и в магазин не вернешь. И ладно если печенье так и будет стоять рядом с будильником на кухонном столике, на белой вязаной салфетке. А наволочки, кто их возьмет теперь? Кому они? Вот и выходит что идти некуда, делать нечего. Так и сидела почти день.
Прибежал Гуляй. Ткнулся своей, увешанной снежными колтунами, холодной мордой в руки Зое. Покрутил глазами. Сунулся было к Ивану, но отпрянул. Может, смерть почуял или как там это у собак бывает. Она и на Гуляя рта не раскрыла - сил нет. Нашла тулуп, запахнулась, обула высокие валенки прямо на толстые шерстяные носки и на тапки. Замотала голову в платок, взяла в угольной снежную лопату и пошла чистить проход к сараю.
В город ехать не с кем. Ждать некого. До соседей одной идти через снежную пургу не годится. А Ивана надо в холодный сарай убирать. Да куда повыше, чтобы крысы не поели.
Вернулась румяная, уставшая, на подъеме. Заглянула в комнату - лежит Иван, никуда не делся.
- А я сарай откопала! Сама! Сейчас чаю попью и перетащу тебя туда. И будем фельдшера ждать.
Иван оказался очень тяжелым. Зоя исхитрилась: перекатила его на длинный половик, да на этом половике из дому вытянула. Так ни за что не подняла бы. А на половике только через порог трудно перевалить. А по снегу тянуть легко, совсем как на санках.
В сарае еще перед этим сложила дрова высоким рядком, чтобы Ивана повыше положить. И вот тут задумалась - а как же его на эту верхотуру поднять? Стащила покойника с проснеженного половичка, прислонила стоя к поленнице. Иван уже околел к тому времени, руки-ноги деревянные.
- Ну, что стоишь? Полезай! - Прикрикнула на покойника Зоя. - Как тебя туда прикажешь запереть?
Но согнулась в три погибели, схватила его за одну ногу и приподняла. Тут и придумала - поставила ему под ногу рослую дровеняку. Отошла отдышаться, платок поправить. Смотрит - стоит Иван на бревне одной ногой, а другая в воздухе висит. Ни дать, ни взять - цирк с акробатами. Покачала головой:
- Ты что тут танцы танцуешь? Тебе годов-то сколько? А я знаю сколько: восемьдесят три! Вот и давай, лезь на поленницу как все нормальные покойники.
С подставленными под ноги дровишками дело пошло быстрее. Бревно за бревном, подняла Зоя Ивана на самый верх. Принесла одну из новых и бесполезных теперь наволочек, распорола ее и укрыла ему лицо.
Повесила за сарай замок, крикнула Гуляя и вернулась в дом. За хлопотами уже и глубокая ночь настала. А как легла и уснула - она и не заметила.
На следующий день Зоя отправилась за водой. Обычно Иван ездил на озеро сам-один, на снегоходе. Зоя снегохода боялась, так как однажды лихо слетела с него по дороге, а потом с километр бежала вслед, пока Иван не обернулся и не заметил, что жены нет на сиденье позади него.
Зоя отцепила сани от снегохода, приладила к ним металлический баран и собачью упряжь и крикнула Гуляя. Тот уже предвкушал прогулку и бегал вокруг дома по снегу, высоко задирая ноги, то и дело подлаивая.
- Я за водой, - сказала Зоя в сторону сарая, - скоро буду.
Она надела на плечи синий пластмассовый бак на кожаных ремнях, примотала покрепче к саням пику, черпак и пешню и крикнула приплясывающей в упряжи собаке:
- Хоп, Гуляй! Хоп, хоп, хоп!
Гуляй что было силы заколотил длинными лапами по снегу, вытащил нарты со двора и побежал в сторону озера, иногда подтягивая сани короткими рывками. На ровном снегу он выбрал удобную скорость и помчался дальше уже без команд, без рывков, хорошо знакомой дорогой, высоко задирая нос словно кариатида парусного корабля, смело рассекающего безбрежные морские просторы.
Зоя подрулила нарты к самой лунке. Пикой пробила затянувшуюся льдом дыру, пешней вытащила из нее колотый лед и черпаком на длинной ручке набрала в бак воды. Но не полный бак, а только половину. Во-первых, ей самой на плечах нести, во-вторых, собаке тащить, а, в-третьих… Да и не нужен ей одной полный бак. На чай, да помыться, да на стирку закипятить - много ли надо? Как раз полбака и хватит.
Домой вернулись без приключений. Поездка за водой была для Зои своего рода тренировкой. Она понимала, что, возможно, придется самой везти Ивана в районный центр за триста километров. Гуляй, конечно, не одолел бы триста километров туда, а потом еще обратно. Но таким образом Зоя нашла сегодня повод побыть рядом со снегоходом, чтобы попривыкнуть к нему - громоздкому, вонючему, железному. Чтобы проверить себя - так ли она его боится? Вроде бы - нет. Вроде бы - не очень.
День был солнечным и окна к вечеру даже слегка оттаяли. В талую дыру кухонного окна как раз виднелась часть двора, где стоял снегоход. Зоя то и дело косилась на него, пока пила чай. А потом уже смотрела на него открыто, смело и даже с любопытством.
Снегоход, и правда, был довольно большим. С рулевой лыжей впереди и широченной пластмассовой зеленой мордой, по бокам которой Иван укрепил лишние фары с яркими лампами, а посередине - блестящий значок из четырех колец, который нашел в тайге.
Зоя знала, что снегоход вполне пробежит триста километров до райцентра (надо только заправить под крышечку и взять с собой еще топлива в алюминиевой канистре). Иван не раз ездил так и поездки занимали весь день, с раннего утра, до поздней ночи. Возвращался с красным подмороженным лицом и все твердил, что надо теплые рукоятки на руль поставить. Что там с этими рукоятками, интересно?
Вечером Зоя еще раз вышла во двор. Обошла вокруг снегохода, потрогала рукоятки, фары. Забралась на сиденье, по-женски свесив ноги с одной стороны. Получилось так, будто бы она сидит, повернувшись к двери сарая. Зоя подняла глаза на дощатые стенки.
- А я за водой сегодня ездила. С Гуляем. - Произнесла она. - Полбака набрала. Ух, тяжелый бак! А пешню с черпаком чуть не забыла, в последний момент вспомнила. Да и то потому, что тряпка, которой они были примотаны, на снегу валялась. Тряпка, как ты учил, красная. Чтобы видно было, если развяжется по дороге, или забудешь. Вот я тетеря забывчивая.Чуть пешню-то с черпаком и не оставила. В лунке рыба совсем близко ходит. Помнишь, как мы той осенью сетку забыли? А потом, дня через три, приехали, а лунку уже льдом затянуло и если бы не оставили тогда пику с красной тряпкой, то и не нашли бы лунку, наверное. А так - помнишь? - пузатых таких доставали рыбин и прямо в рот икру из них давили. Ой, вкусная икра на морозе! Достать, что ли банку с рыбой?
Она помолчала, подумала о чем-то.
- Ладно, пойду.
И пошла в дом.
Следующий день тоже был солнечным и Зое в который раз подумалось о том, что если не поспешить с отъездом на снегоходе, то дорогу так разобьет, что уже до самого лета не на чем будет в центр добираться. Разве что на специальном грузовом вертолете, но такие берут триста тысяч в час. А лететь в одну сторону два часа с половиной. И даже если сжалятся над бабкой и скостят цену (попутный груз или еще как), то даже за один час заплатить триста тысяч рублей... Таких деньжищ у нее и в жизни не было. И уже, видимо, не будет никогда.
А везти деда надо. Надо резать его чтобы справку получить, а по справке потом свидетельство о смерти. И уже тогда по этому свидетельству, говорят денег дают. И законное наследство. Хоть бы и на этот дом скособоченный, и на этот снегоход проклятый, и на сарай - теперь ей всё это ох как нужно. Теперь, когда Ивана нет.
Зоя тоскливо посмотрела на снегоход, на металлических частях которого плясали солнечные блики. Снова вышла, посидела на нем, покрутила ручки. Нашла ключ, завела - руки вспомнили. Поддала газу, колымага дернулась даже, правда заглохла. Снова завела с каким-то прибаутками, или проклятиями. Вышла со двора, посмотрела дорогу. Ни черта дороги не видать. Равнина белая до самого леса. Слепит, сверкает.
Решила завтра прокатиться на пробу. До леса и обратно. С крыши сарая уже сосульки текут. Надо ехать.
Ночью ударил мороз и утром Зоя обнаружила, что снегоход покрылся коркой льда. Гладкого, холодного и безнадежно толстого. Попробовала ножом сковырнуть - скользит. Попробовала молотком сбить, да так шибанула по трубке, что в ней вмятина появилась, и как будто дырка даже. Зоя так испугалась, что останется без транспорта, что бросила молоток тут же в снег. Так разнервничалась, что дальше начала совсем странные вещи делать. Нагрела воды, давай поливать ледяные корки. Смотрит - одни как будто сливаются, да другие тут же по новой намерзают. Что ты будешь делать, опять не то! Бессильно поставила ведро, села на него перед сараем.
- Да что мне с твоей железякой делать?! - Кричит Ивану в сарай. - Как я на нем триста километров поеду, когда со двора выехать не могу! Ты тоже хорош - нашел когда помереть! В зиму! Сколько раз говорили, сколько раз судили что гиблое это дело - в зиму помирать. Даже если не везти тебя, а закопать - то где я тебе яму найду? Да чтоб ты провалился под землю, черт тебя дери с твоими болячками!
Тут не то корка ледяная отошла, не то сосулька какая лопнула - только в сарае вдруг посыпалась с таким трудом собранная в горку поленница. И Иван-покойничек по этим скатам прогрохотал и прямо в дверь заиндевевшими ногами - бум! И дверь вышиб. Висит дверь на одной петле, Иванова нога из сарая торчит, Зоя провалилась задом в ведро с кипятком и не может выбраться - орет как жук в железной банке, Гуляй прибежал, заходится в звонком лае: черт-те что!
Вдруг позади голос:
- Баба Зоя, что это у тебя за нога из сарая торчит? Баба Зоя, что с тобой? Да это же я, Гена, почтальон.
- Геночка, вытащи меня отсюдова поскоре-е! Ой, Геночка, беда! Ваня помер, а мне его везти надо! А я везти-то не могу! И тут еще снегоход заломался, сволочь такая! И ведро это!
В четыре руки навели порядок, дрова собрали и покойника на место приспособили. Завели снегоход и Зоя под руководством Гены прокатилась к озеру, где накануне добывала воду. Долили топлива в бак, да еще приторочили канистру с добавочной горючкой. Прицепили сани и завернули Ивана в шкуру.
- Не могу чай пить, - Гена отказался, - Еще ехать в Усть-Авам. А у меня лампа слабая.
- Остался бы, а, Ген? - просила Зоя, - останешься - водки налью.
- Мне на твоей водке не ехать!
- А Ивана поможешь в район отвезти?
- На своем не допру, - сказал Гена про свой снегоход, - он шустрый, но слабый. Под одного только. Да ты не боись, у Ивана снегоход хороший. Нормально гребет. Давай тебе рогов оставлю. Смотри, сколько рогов по тайге насобирал! За оленьи рога хорошие деньги платят. Тебе лишними не будут.
- Ну оставляй, спасибо хоть так, - вздохнула Зоя. - А что приезжал-то?
- А, это тут. Ивану денег должен. Вот, здесь двадцать тысяч, за рыбу. С прошлого года.
И Гена уехал.
На утро Зоя стащила со снегохода ковер, которым вчера после поездки накрыли теплую еще машину. Двигатель завелся почти сразу. Она замоталась в самое теплое, как научил Гена, взяла с собой спички, тряпку, воду, пересыпанную солью и перцем строганину, бутылку водки - на всякий случай. Вывезла снегоход на ровную снежную площадку, подтянула к нему сани с покойником. Увязала все, узлы подергала. Сходила закрыла дом, оставив для Гуляя угольную. Оставила ему еды, воды. Лежанку поправила. Последним делом хлеба положила в кормушку за кухонным окном.
Постелила на снегоход шкуру, села, сжала его ногами, взялась за руль. Двигатель работает, руль дрожит. Страшно.
Страшно от того, что дорога впереди длинная. Триста километров по бурунам, по распадкам, по зимнику. Хорошо на собаке ехать - собака знает, куда бежит. Собака умная, с ней недалеко ездить - самое лучшее дело. Во-первых, конечно, собака топливо экономит. Чего машины гонять по малой дороге? Во-вторых, собака чует путь и в глухие места не побежит. Даже если лесом ехать, то страшные скрюченные сосны пес будет вокруг обегать, чтобы самому не запутаться и нарты не перевернуть.
А может - ну его, справку эту? Изба и так Зоина, кто за ней придет справку какую-то требовать? Свидетельство о смерти? На кой оно сдалось, если все равно по правде никакого имущества кроме этого снегохода у нее нет?
Ладно, отговорки все. Крутанула ручку, дернулась - и поехала вперед. Гуляй бежал за снегоходом до озера. Потом отстал, вернулся домой. Походил вокруг. Поел снегу, лег на солнце на подтаявшее грязное пятно, где стоял-урчал снегоход. И принялся ждать.
Не сразу, но со временем Зоя стала угадывать, когда снегоход кидает на бурунах. И стала забирать то чуть левее, то чуть правее - выравниваться. Получилось как будто на лодке. Точно как по волнам идешь - правишь не на гребень, а вдоль него. И тогда лодку не кидает, а только слегка подворачивает.
Примерно на полпути остановилась потереть глаза, слипшиеся под инеем, попить воды. Встряхнулась и дальше поехала. К четырем часам приехала в районный центр, узнала дорогу в больницу, где за покойников справки дают. Двое бородатых городских мужиков в тельняшках забрали Ивана, шкуру вынесли только. Потом пригласил доктор, спрашивал, разговаривал. Дал Зое справку.
- Хоронить где будете?
- Да где ж мне его хоронить? - Всплеснула руками Зоя. - Я же снег только до льда прокопаю. Это у вас здесь развезло дорогу, а у нас еще мерзлота.
- Можем в муниципальное захоронение определить. Напишите отказную?
- Какую отказную?
- Ну что тело забирать не будете. Тогда мы его сами похороним.
- Сами? Сами копать что ли будете?
- У нас есть кому копать, Зоя Николаевна. Вот бумага, нужны данные паспорта и роспись ваша.
- Так мне не надо обратно его везти?
- Нет конечно.
В дверях Зоя обернулась и посмотрела на доктора:
- А где его... Положат?
- Сначала в холодильной камере. Потом на кладбище отвезут.
- А потом можно ему памятник поставить?
- Потом что захотите, то и поставите.
Зоя поела перченой строганины, выпила воды и тронулась в обратный путь. Когда она выбралась за город, то уже стемнело. Зоя спохватилась, что не знает, как же включить фары. Стала на ходу дергать все подряд, что под руками было и нашла рычажок. Все фары в один момент засияли, засветили как три луны. На обратном пути даже соскучилась - так было ровно ехать по знакомой уже дороге. Снегоход, заправленный свежим топливом, шел гладко и Зоя несколько раз мысленно благодарила Ивана за то, что не угробил машину и передал ей в наследство в таком хорошем состоянии.
Гуляй почуял ее издалека и побежал встречать. Так что к дому они добирались одной большой кавалькадой: бабка Зоя на снегоходе, довольный пес Гуляй и пустые гремящие железками сани, с привязанной к ним шкурой, в которую были уложены остатки строганины, вода и невостребованная бутылка водки.
Так и живет со своим имуществом: избой, собакой и снегоходом с санями-нартами. Заезжает иногда Гена-почтальон чаю попить с печеньем.
- Что, - говорит, - баба Зоя, жениха нового себе не нашла ещё в тайге?
- Ещё чего! - отвечает Зоя. - У меня тут не похоронное бюро.
Март 2018