Любовь и бабушка

Тамара Бакшт
Светлой памяти моей свекрови
Анны Соломоновны


Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда?
                А. Пушкин.

 - Бабуль, бабуль, - мои пятнадцатилетние внучки, гостившие в каникулы, подхватили меня под руки и повели к дивану.
Нет, они не близняшки и не двойняшки. Они дочки и сына. Разность в возрасте у них один месяц. У нас вообще внуки сериями. Старшая – одна, сама по себе. Потом вот эти двое.
Когда я отмечала свое пятидесятилетие, было трое внучек. Дети, которых тоже трое, в приветствии сказали такие слова:
У нашей мамочки родной
Не будет в жизни скуки:
Подарим в пятилетку ей
К трем внучкам – троих внуков!
Посмеявшись, этот «план» утвердили единогласно.
Через пять лет вновь съехались. По коридору и комнатам ползали и пытались ходить три малыша в возрасте от 10 до 11 месяцев.

Так вот, внучки усадили меня на диван и стали наперебой спрашивать:
 - Бабуль, а как ты с дедом познакомилась?
 - А как у вас все было?
Они с любопытством и интересом смотрели на меня. Анюта хитрюще прищуривалась, а Ира, как всегда, тараторила и теребила меня за руку:
 - Бабуль, ну расскажи!
 - Хорошо! Достаньте мне вот тот коричневый студенческий фотоальбом.
Альбомов у нас много. Внучки и раньше их смотрели, но теперь их сердечки застучали в ритме первой влюбленности, и интерес к моему рассказу у них был особый.
Я открыла альбом.
 - Вот какая я была студенткой. Вот мы группой на демонстрации. Здесь перед отъездом в колхоз.
 - Ну, бабуль, - затараторила Ира, - ты не про это рассказывай, а как вы с дедом встретились и как вместе стали жить.
Вы же знаете, что я училась в Томском пединституте, а дед в Политехническом. У нас в двух группах литераторов и парней-то не было. На физмате, на физкультурном факультетах были. Три парня на историческом, а у нас не было. На институтские вечера приглашались курсанты из ТАУ – это Томское артиллерийское училище. Некоторые девчонки знакомились с ними, дружили, потом замуж выходили. У меня не было такого знакомства. Общежитские ходили на вечера других факультетов, бегали на танцы в Горсад. Это вместо дискотеки тогда было. Я, хоть и была приезжей, жила с бабушкой, тетей и ее дочкой далеко от института на улице Загорной. И мне не очень-то разрешали бегать на танцульки.

Я раскрыла альбом.
 - Это дом, в котором я жила. Ему уже больше 100 лет, но еще жилой. Когда-нибудь  я вам его покажу. Дом старинный, деревянный, в два этажа. Когда-то, еще до революции, принадлежал одному хозяину, моему деду с его семьей. Потом в нем стало жить много разных семей. Были квартирки всего из одной комнатушки. В такой жил мой двоюродный брат. У нас же на втором этаже было три комнаты, естественно, кухня и коридор. Две печки. Одна, называлась голландкой и обогревала тетину комнату и большую, где стояла бабушкина кровать. Другая – русская, как на картинках в сказках, но с плитой. На ней зимой варили еду, и она согревала комнатку, где с сестрой жила я. Русскую топили для праздничной стряпни. Дрова и уголь экономили, поэтому всегда было холодно.
 - Мне нравилось, что у нас второй этаж. С улицы поднимаешься на высокое крылечко, позвонишь, бабушка откроет, и взбежишь по выкрашенным масляной коричневой краской ступенькам на второй этаж. На верхней площадке у дверей в квартиру скамейка с примусом. Летом им часто пользовались. Слева кладовка и туалет. Вы и не видели такого. По сравнению с уличной уборной, продуваемой ветром и вечно безобразно грязной, этот представлял собой прогресс. Принцип уличного, но бревенчатые стены не пропускали ветер, обшитая досками шахта спускалась со второго этажа до выгребной ямы. Все было выкрашено масляной краской. Отверстие закрывалось круглой деревянной крышкой с ручкой. Конечно, зимой там было холодно, но лучше, чем бежать на улицу в общественный, вонючий. Это было свое, и мы следили за чистотой.

 - Бабуль, ты опять отвлеклась, рассказывай, как и где вы с дедом познакомились, - напомнила Иринка.
 - Я уже вам говорила, что жила с двоюродной сестрой. Она дружила с парнем. И он однажды ее и меня пригласил к себе на день рождения. А там был его друг. Посмотрите-ка на эту фотографию.
 - Ой, какой деда молодой! – воскликнула Аня.
- А что это за одежда у него такая? – поинтересовалась любознательная Иринка.
С фотографии вполоборота смотрел на своих внучек кудрявый паренек. Белая рубашка, черная форменная двубортная тужурка, на петличках молоточки. На отворотах тужурки с левой стороны комсомольский значок, с правой – значок парашютиста. На плечах погончики с замысловатым вензелем.
 - В Политехническом будущие геологи и горняки носили тогда такую форму. У них еще была шинель, белый шарфик, фуражка, зимой шапка. На погончиках переплетены буквы: ТПИ – Томский политехнический институт. Студенты очень гордились своей формой. Да и выглядели они в ней здорово. Ведь не так давно закончилась война. Народ жил бедно. Некоторые приехали учиться из сел и деревень, а там жили еще беднее, чем в городе, особенно в колхозах. Многие ходили в ватных телогрейках. Учились и фронтовики, которые с удовольствием сменили свое военное обмундирование на это, мирное. Но не все: некоторые говорили, что им и в армии форма надоела. Форма выделяла студентов этих факультетов из общей массы, заставляла держать себя подтянуто и достойно. Посмотрите: здесь их факультет на демонстрации. Все стройные, аккуратные. Ну, просто сердечная тоска всех девчонок.

 - Так тебе, бабуль, повезло, что ты с таким парнем познакомилась? – спросила Анютка, посмотрев на меня абсолютно черными глазами.
 - Как, видите, повезло. Но навряд ли мы подумали об этом, когда впервые встретились.  Вы же знаете пословицу: «По одежке встречают, по уму провожают». Прошло немало времени, когда мы поняли, что не можем жить друг без друга. Поначалу встречались изредка: то в кино сходим, то он пригласит на вечер в свой институт. Потом летом он на производственную практику уехал, далеко в горы, а я домой, на Север. Писали друг другу. Осенью встретились радостно. Стал чаще приходить. Бабушка и тетя не возражали, что мы уходим гулять. Все наши прогулки выпадали на, зиму, весну. Летом мы разъезжались. Так вот зимой сильно на улице не разгуляешься, холодно. Ходили в театр, кино, на вечера в институт, в библиотеку. Жили в раз-ных концах города, и, проводив меня, он бежал, чтоб успеть на последний трамвай. Часто и опаздывал.
 - А ты беспокоилась за него? – поинтересовалась Аня.
 - Ну, а как же? Ведь телефонов у нас не было. Сейчас вот вы достанете из сумочки или из кармана аппаратик меньше ладошки, потычете пальчиком, и хоть в соседнем доме, хоть в другом городе, а то и в далекой заморской стране зазвучит ваш голос. Я могла узнать, как он добрался, только тогда, когда он придет в следующий раз. А это не всегда случалось на следу-ющий день, а через один-два, а то и через неделю.
 - А вам интересно было друг с другом? – теперь уже спросила Иришка.
 - Конечно, а то зачем бы мы встречались? Он много читал. Я тоже. Говорили о книгах. Он рассказывал о всяких случаях на полевой практике, в институте. Познакомились с его друзьями и моими подругами. Скучно нам не было.
Внучки помолчали. Чувствовалось, что они готовились о чем-то спросить, потому что переглядывались и шептались: «Ты спроси! Нет, ты!»
Наконец-то Аня решилась:
 - Ба, а вы целовались? – выпалила она решительно.
 - Если я скажу, что нет, вы ведь не поверите. Конечно, целовались. Но тогда не было принято, как сейчас, у вас, целоваться и обниматься в транспорте, на улице и в других общественных местах. Мы выбирали укромную скамеечку в каком-нибудь садике, а чаще, на прощание, стоя на высоком крылечке моего дома. Тогда была модной песенка из кинофильма «Свадьба с приданым»:

На крылечке твоем каждый вечер вдвоем
Мы подолгу стоим и не можем расстаться на миг.
«До свиданья!» - скажу, возвращусь и хожу
До рассвета хожу мимо милых окошек твоих.

Когда слышу ее теперь, вспоминаю нашу юность, трепетное и бережное чувство наших отношений. А прощанье чаще всего прерывалось голосом тети: «Пора домой!»
 - И долго вы так дружили? – скороговоркой спросила Ира.
 - Два года, даже больше немного.
 - Так долго! – в один голос воскликнули сестрички.
 - Может и долго, - согласилась я. – Но ведь учились. В семье я старшая, за мной еще четверо. А у дедушки мама и сестра. Он единственный мужчина в семье. Мне он казался старше и взрослее меня, хотя разница в возрасте у нас один год, даже дни рождения рядом, через день.
 - Да, мы помним, через день, да еще в майские праздники, - закивали головой внучки.
 - Ба, а ты ходила к нему домой? – поинтересовалась Аня.

- Через какое-то время он познакомил меня со своей семьей. Мама – врач. Сестра заканчивала школу. Если я жила на втором этаже, и у нас на четверых было три комнаты, то у них на первом этаже на три человека одна комната в восемнадцать метров. Тут же печка с плитой. Дальний конец этой комнаты отгораживала занавеска. За ней справа столик-шкафчик, в нем хранились посуда и продукты, на нем электроплитка. Слева небольшой шкафчик для белья и одежды. Комната была довольно светлой, благодаря двум окнам, хотя они и выходили во двор и были почти вровень с землей. У окон круглый стол, почти вплотную к нему тахта. С другой стороны у стола старинное кресло. Еще одно кресло в стороне у стенки. Прибиты полочки с книгами. Пара стульев. Несмотря на скромность обстановки, во всем чувствовалось благородство и культура. Как я позднее поняла - западная культура: и в развешанных в простенке фотографиях в рамочках, с которых на меня смотрели дети в непривычной для Сибири одежде; и в подборе книг, в этих старинных креслах, купленных по случаю, в каких-то мелких шкатулочках и маленьких вазочках.
Темно-зеленый занавес, отделяющий кухонный уголок, был из добротной ткани и ниспадал красивыми складками. Даже к самому скромному обеду с вилками всегда подавались ножи. И чайные чашки всегда ставились только с блюдцами. В их доме я впервые увидела подставки для яиц. В первый свой приход я очень стеснялась, но ваша прабабушка умела принять нового человека так, чтоб он не смущался и не испытывал чувства неловкости, и вскоре мне стало легко и свободно. Мама знала несколько иностранных языков: немецкий и французский, английский, в разной степени все прибалтийские, немного играла на фортепиано.
 - В Сибирь они попали, - продолжала я, - из эстонского города Тарту, известного своим средневековым университетом, который закончили дедовы родители. Когда-то он назывался Дерптским университетом. Кстати, вот что интересно: Томский университет построен по схожему с ним проекту, и в нем после открытия в 1888 году стали преподавать  некоторые профессора, приглашенные из Тарту. Дед вам как-то рассказывал, почему они с мамой и сестрой оказались в Сибири,  и почему не было с ними отца. Грустная история.

Мы помолчали. Внучки теснее прижались ко мне. Они не знали этой своей прабабушки: родились в год ее смерти. Одну назвали Аней в память о ней.
 - Ну, бабуль, рассказывай дальше, - затеребили меня девчонки.
 - Дальше! Ходили, дружили и полюбили. Ваш будущий дед сделал мне предложение. Сейчас модны гражданские браки. С одной стороны может и хорошо, что узнают друг друга во всех отношениях, и без проблем можно разбежаться, если что-то не сложилось. Теперь молодые пары умеют жить, не заводя детей. А с другой стороны, может быть, эта неопределенность и не позволяет женщине иметь ребенка. Я, думаю, сколько бы они не жили в гражданском браке, слова: «Выходи за меня замуж!» - всегда волнуют женщину.
 - Сделал предложение, - повторила я – и мы договорились, что свадьба будет в зимние каникулы. Он в ту зиму работал в полевой геологической партии. Виделись мы не часто. А у меня волнение: и сессия, и свадьба. Вот и схватила «двойку». Плакала горько. Думала, что меня в наказание и  замуж не возьмут.
Внучки похихикали.
 - Тогда не было таких ритуалов, как сейчас. Вдвоем, без свидетелей, сходили в ЗАГС. Дали нам за пять рублей документ. Вечером в доме, где я жила, собрались гости. Прилетел папа, а мама не смогла. Пришла его мама, мои тетушки, дяди, наши друзья. А фотографии в первый день свадьбы у нас нет. Фотограф, он же жених, был занят, а друг его, которому он поручил фотографировать, все снял нерезко. Эта фотография со второго дня свадьбы.
 - Ба, а у тебя что, косы были? – разглядывая фото, спросила Аня. – А платье какое?
 - Косички у меня с бантиками. В первый день платье одевала светло-голубое, а на фотографии в синем, крепдешиновым. Материал так назывался. Платья шили такие, чтоб их можно было потом носить. Фата тогда еще в моду не вошла, в волосах и на платье были скромные букетики искусственных цветов. Надо же было чем-то отличить невесту от гостей.
 - А потом, на целую неделю, - с восторгом вспоминала я, - мы отправилась в свадебное путешествие. Оно было необыкновенным! Проехали на поезде полдня, сошли на небольшой станции Ижморка. Там нас ждала лошадь, чтоб ехать в ту деревню, где мой муж работал в полевой геологической партии. Запрягли ее сами в сани и поехали… Погода была хорошая. Небольшой мороз, а кругом лес. И тишина…
 - Посмотрите-ка сюда, - я перевернула несколько страниц альбома. На фотографии заиндевевшая лошадка, запряженная в сани-розвальни. В санях я, укутанная в овчинный тулуп и пуховый платок, стою на коленях, позирую.
 - Кончились каникулы, и я вернулась в Томск. Но теперь перешла жить к его родным. Они мне стали ближе. Да и когда муж приезжал, шел уже в один дом. Приезды его были короткими, и никому не хотелось разлучаться. Тесно, конечно, но с милым и в шалаше рай. Вы не поверите, но когда мужа не было, я спала с его мамой на тахте. (Свекровью никогда не называла, даже заочно.) Сестра ставила раскладушку. Когда приезжал, мы ложились на тахту, мама на раскладушку, а сестра либо на пол, ногами под стол, либо уходила к подругам. А когда, Анюта, родилась твоя мама, составили два кресла и придвинули их к той же тахте. Так и жили.

Правда, потом мне пришлось поселиться у другой своей тети, так как еще целый год надо было учиться, а дочку оставлять не с кем. Там тоже была одна комната с деревянной переборкой, отделяющей кухню... И жили мы опять кучно: тетя, дядя, их дочь и нас то двое, то трое. Но это нам еще везло. Моей подружке, которая училась в медицинском институте, пришлось родившуюся дочку на время отдать в «Дом малютки» - не с кем было оставлять. Бегала туда, кормила грудью и всегда плакала. Но все перетерпела. Сейчас у нее прекрасные внучки, как и вы у меня.  Жили так по квартирам до тех пор, пока не закончили учебу и не уехали по направлению, где стали жить хоть и в казенной, но отдельной квартире.
Внучки смотрели на меня. В их глазах был вопрос. Наконец, Ира, смущаясь, решилась:
 - Бабуль, вы так тесно жили, а как же интим?
 - Интим? Ну, значит был, раз дочка родилась. Сложно, но можно. Те, кто рядом с нами жили, вернее спали, были очень деликатными людьми: или они действительно спали, или делали вид, что спят. А мы были терпеливы и осторожны. Какие там «охи» и «ахи»,что сейчас слышим в телесериалах, дышать-то громко стеснялись.
 - Ба, а можно еще спросить? – подала голос Анюта.
 - Валяй! – ответила я, подозревая, что опять будет что-то интимное.
 - А деда у тебя первый был?
 - Он у меня первый и единственный по сей день.
 - Здорово! А ты у него?
 - Тогда я думала, что тоже у него первая. А сейчас думаю, что мужчине надо иметь какой-то опыт. Ведь от первой близости, от того, как с тобой будут обходиться в самый первый раз, много зависит. Потом уже нужны взаимные усилия, чтобы ваши интимные отношения стали источником радости и полета души, а не скучной супружеской обязанностью. В большинстве своем наше поколение было очень наивным и совсем необразованным в сексуальном смысле. Даже слов таких не знали. А от кого узнать? Мама ни о чем не говорила. Книг таких, и хороших, и плохих, как сейчас, не было, а фильмов тем более. Так, кое-что узнавали от старших подруг, если сами расскажут, даже спрашивать стеснялись. Жизнь учила. Из-за работы вашего деда мы много и часто разлучались. Я всегда очень скучала и тосковала. Мне вот вспомнилось стихотворение, которое я написала, когда уже было трое детей, послушайте:

Эти руки – твои, эти губы – твои,
Сердце тоже твое, отчего же я здесь?
Двор и дом этот – наш, наши дети со мной.
Ждут тебя восемь рук, восемь глаз.
Легче мне: не одна я разлуку несу,
А тебе там, в горах, за лесами от нас
Тебе легче в разлуке, что я не одна,
Тебе легче, геолог, искатель наш?

Мы много писали друг другу и храним наши письма, ведь в них история нашей любви, нашей жизни. Встречи наши были всегда радостными. Он всегда что-нибудь привозил, чтоб порадовать, то орехи, то ягоды и грибы (сам мариновал). А однажды привез эдельвейсы, горные цветы – мечта туристов. А у них палатки стояли среди них. Я потом сама увидела, когда ездила в высокогорье к нему. Так вот жили в разлуках и встречах и продолжаем жить.
Внучки прижались ко мне, поглаживая мои руки:
 - Мы тебя любим и деда тоже.
 - Я вас тоже люблю, мои родные, - обняла я их – а теперь пойдемте ужин готовить.
 - А ты нам в другой раз еще что-нибудь расскажешь?
 - Расскажу, если вам будет интересно.
Они с радостью отправились со мной на кухню….

Я живу достаточно долго. За это время черные толстые граммофонные пластинки заменились на изящные, царственно сияющие компакт-диски. Турбовинтовые и реактивные лайнеры отправили в музеи фанерные аэропланы. Межпланетные корабли полетели к звездам. Компьютеры с цветными принтерами победоносно вытеснили печатные машинки. Сотовая связь и Интернет опутали материки. Молодежь, говоря современным словом, стала продвинутой. И внучки мои начитаны и образованы во многих вопросах, которые были мне недоступны в мои пятнадцать лет.
А вот интересует же их живое слово! Они, как и я когда-то, хотят узнать о радости любви и неутоленной печали разлуки, о взаимоотношении и взаимопонимании между людьми
Так хочется, чтобы они были счастливы в любви.
Томск 2004