От Кубани до Дона. 13. Планета целина 1965

Владимир Иноземцев
Всё началось с песни: «Утро! Утро начинается с рассвета. Здравствуй! Здравствуй, необъятная страна. У студентов есть своя планета, - Это… это… это - целина!» Тогда я жил в общежитии политеха и песня эта каждый день звучала по радио. А в институте на дверях электромеха было объявление. В нём предлагалось желающим записываться в комитете комсомола, чтобы поехать на целину в Казахстан.
Боже мой, Казахстан - это другая планета. Я тогда сдавал последние экзамены за второй курс. Куда ехать потом, я в то время ещё не решил. Быть может махнуть на целину? Где я до той поры побывал? – В Москве, Ленинграде, в Ростове, да ещё проезжал Волгоград и Краснодар. На целине, конечно, будет трудно, но если что-нибудь заработаю плюс ко стипендии в 29 рублей будет неплохо.
Студентов пожелавших стать целинниками набралось на три отряда. Меня вместе с другими химфаковцами записали в отряд к Олиевскому.
В Казахстан нас везли в общем вагоне специального поезда дня четыре. Мы долго ехали по России: переехали через великую реку Волгу, потом был Урал и, наконец, добрались до какого-то полустанка в Северо-Казахстанской области. Здесь нам, будущим химикам, электромеханикам и геологам предстояло стать строителями нового. За душой у большинства из нас не было ничего, но зато у каждого из нас был самый большой капитал – молодость.
Работать мы начали в каком-то маленьком посёлке. Там был уже готов котлован. В нём мы собирали опалубку для будущего клуба. Работу эту, однако, мы не закончили. Нас перебросили в удаленное отделение, где уже до нас были построены два домика. Рядом была кухня и павильон для столовой. Ещё пять домиков нам нужно было достраивать. Жителей тогда в этом захолустье не было.
Впрочем, целина для нас – это работа. Работали мы, как негры, о которых тогда писали в книгах. Вставали мы рано и "пахали" до захода солнца. В недостроенных домиках мы вставили окна и настелили полы. Ещё у двух домов имелись одни каркасы. Их стены нужно было забивать глиной. Для замеса глины у нас был конь. Но из-за больной ноги он убежал в степь и к нам не приближался. Месить глину потому нам пришлось ногами самим.
Самым грандиозным объектом, который нам предстояло построить, был зерносклад. Возводили мы это огромное  здание из шлакобетона. Шлак для этого перемешивали с песком и цементом. А потом смесь заливали в опалубку. На другой день опалубку разбирали и монтировали на новом месте. Инструмент у нас был самый простой: лопаты, топоры, молотки, ножовки.
Девчата, которым не хватило места на кухне, также работали бетонщицами. Вместе с нами они таскали по щитам наверх вёдра с бетоном. Ну, быть может, им насыпали чуть поменьше.
Один раз в две недели нам полагался выходной. В такие дни нас вывозили на природу на крутой берег могучей реки Ишим. Виды здесь были удивительные, а растительность необычная. Впервые на берегу Ишима я увидел камнеломку.
В студенческих отрядах должен был соблюдаться сухой закон. Однако, несмотря на это, в выходные нам выдавали по стакану 96% спирта. Будешь пить или нет, не спрашивали. После изнурительной работы мы, таким образом, расслаблялись. Зарядившись спиртом, ребята начинали петь какую-нибудь песню. Самой популярной была: «Эх, шарабан мой - американка! Какая ночь, какая пьянка. Хотите - пейте, посуду бейте! Мне все равно, мне все равно... !»
Что такое или кто такая американка я не знаю до сих пор. Пошлая это песня, почему-то нравилась будущим инженерам. Почему им нравилось петь про свинство, которое они себе на самом деле не позволяли, сказать не могу?
Командир наш Олиевский на стройке с нами не работал. Он должен был договариваться о выгодных работах. Это у него не очень получалось и потому работяги его осуждали. Более пробивным считали главного инженера – Стаса. Был у нас ещё Толик – завхоз. Для борща на кухню он привозил откуда-то огромные мослы верблюжатины.
Между тем всё наше начальство, как и остальные строители, были студентами. Была в нашем отряде ещё врач – студентка мединститута. Её мы видели редко. Она где-то лечила местных. Она нам рассказала, что вытащила кому-то муху из уха.
Работы было много но, в это же время мы находили минуты для общения. Дэви, например, был совершенно равнодушен к советской эстраде. Его интересовали только итальянские шлягеры, да ещё он любил послушать Эмиля Горовца, перепевавшего итальянские песни. У Дэви был самоучитель итальянского, и он позволил мне штудировать спряжения итальянских глаголов. Я успел одолеть половину этой книги и уже кое-что понимал из итальянской эстрады: “Guarda que luna, guarda que mare…”  Дэви, между тем, был оригиналом. Он не соглашался с тем, что у израильтян имеются агрессивные намерения, а, напротив, во всём обвинял арабов.
Чаще всего на бетоне мы горбатили вместе с Гришей-плотником и с Сашей Бугаёвым. Саша был студентом горно-геологического факультета. Его страстью были путешествия. К моменту нашего знакомства он уже объехал почти все Союзные республики.
Комсоргом отряда была Лена Цер, молчаливая болезненного вида девушка. Через несколько лет мне сказали, что она умерла. Увы, целина – это для здоровых и сильных людей. Но разве об этом узнаешь из песен?
Один раз в выходной нас повезли ни на Ишим, а в райцентр. В небольшом посёлке было несколько магазинов и книжный в том числе. Там я купил себе томик со стихотворениями Гёте, а Саша роскошную книгу о находке археологов гробницы Тутанхамона, о затерянных в центральной Америке городах майя, о Шлимане и Шампольоне.   

Книги книгами, но по вечерам наши девушки устраивали для нас концерты. Пели они замечательно. Помню: «Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер.»  Девичьи песни трогали наши сердца. И вот в лучшую певунью влюбился наш плотник Иван. Потом среди артисток нашлись пары и для других ребят. А что? В этой молодёжной круговерти между молодыми людьми возникали симпатии, а потом и любовь. Благодаря целине случались самые главные в жизни встречи и парни с девушками находили друг друга на всю жизнь.

Казахская земля была не похожа ни на Донские, ни на Кубанские поля. Целина – это одно бескрайнее поле. Часто на горизонте появлялся мираж высоких белоснежных зданий. Виды эти для нас были непривычны, ибо в Ростовской области поля обязательно ограничиваются лесополосами. Здесь же на Северо-Казахстанских просторах не то что посадок, никаких деревьев вообще не было. Поле начиналось непонятно где и непонятно где заканчивалось. На полях колосились исключительно пшеница или, может быть, ячмень. Ни свёклы, ни подсолнечника, ни кукурузы, ни вообще чего-либо здесь не было. 

В детстве, утром, когда я собирался в школу, была радиопередача «Запомните песню». Из того, что передавали, у меня вертелось в голове: «На полях бескрайних вырастут совхозы, только без тебя немного трудно будет жить». Интересно, а в жизни много ли хозяек отправились за своим счастьем на целину за тридевять земель?
Не раз я пытался представить себе, как в этом затерянном в бескрайней степи отделении, на безжизненном пространстве, после нашего отъезда будут жить какие-то люди-робинзоны. Как они будут существовать в хуторке из жалких нескольких домиков без коровников, без свинарников и даже без курятников. Конечно, иногда к ним, наверно, будет приезжать автолавка и фельдшер, если что. Обязательно привезут  газеты: «Правда», « Комсомольская правда». А вот найдётся ли в хуторе хоть какая-то работа для жены механизатора? А как быть с детьми? Ну, до четвёртого класса, могу представить, их будет  учить мама. Потом ребёнка отдадут в интернат. Иногда семья будет выбираться за покупками в райцентр. Однако жизнь этих отшельников мало будет отличается от пребывания в глухой тайге или в заполярье. Но из песен и из статей о героизме целинников о таком их жалком существовании узнать было невозможно.
Целина – это, в некотором роде, продолжение революции. А революции, как известно, делают непрофессионалы, попросту говоря, неудачники. Они приводят к власти таких же недалёких лидеров. Те называют революции великими, а последующие за ней деяния подвигами. Однако жизнь людей после таких глобальных потрясений становится только хуже. Наградой за тяжкий труд покорителям азиатской степи, за пребывание в краю без единого деревца и кустика были медали, да благодарности.
Но, даже получив медаль, от такой жизни и от одиночества с ума можно сойти. И я, могу представить, как глава семьи, закончив многодневную пахоту или сев и получив, наконец, свой законный выходной открывает бутылку 96%- ого и заводит: «А вы пейте, посуду бейте…». Под руку ему попадаются чашки от сервиза. Они летят на пол, совсем как в песне.
Другой вариант: покоритель азиатской степи который раз рассеянно перелистывает альбом репродукций «Сокровищ Государственного Эрмитажа». Потом он в шестьдесятпятый раз ставит на проигрыватель сюиты к опере «Кармен». После Ж. Бизе звучит «Реквием Моцарта». Но этого мрачного хорового пения уже не выдерживает его жена. Она говорит: «Может, хватит этой бодяги. Поставил бы ты лучше «Саратовские страдания»».

В последний вечер у нас прощальный ужин. Директор совхоза благодарит нас за хороший труд, и в следующем году обещает подготовиться лучше, закупить больше материалов.
Потом нас везут на полустанок. Здесь мы долго ждём поезда. Кроме нас поезда ожидают ребята из других областей. Уже темно, горят костры. У костров кто-нибудь играет на гитаре. Прогуливаясь от компании к компании можно было послушать разнообразный студенческий фольклор. До сих пор помню: «В деревне близ Ясной Поляны жил Лев Николаич Толстой, не ел он ни рыбы, ни мяса, ходил по деревне босой. Жена его Софья Толстая, спасала дворянскую честь. Она не ходила босая и вкусно любила поесть».
На этом полустанке впервые мы увидели казахов. Какие-то их начальники пятерым из отряда вручили медали «За освоение целины». Остальные студенты получили почетные грамоты.
Дорогу назад я не помню, ибо лежал на полке. От тяжелой работы у меня болела спина.
Заработали мы немного. Столько же, наверно, можно было заработать и в Новочеркасске, работая с восьми до пяти и отдыхая по выходным.
На следующий год на целину я не поехал. Да и отряды стали отправлять не в Казахстан, а на север Ростовской области. Там вдруг обнаружили свою целину.
Земля, где мы целое лето трудились, теперь находится за границей. И мне трудно понять, ради чего в студенческие годы мы тратили там своё здоровье и силы.