Держа в руках схему прохода от станции метро Авиамомоторная, я кружил вокруг дома номер четыре, в надежде найти вход в офис поставки заказанных оконных шпингалетов. Но, кроме входов в двухсекционный, пятиэтажный, кирпичный, жилой дом, сталинской постройки, оснащенных домофонами – никакой другой дырки в него больше не вело.
- А может быть это не совсем тот дом? – подумал я, имея огромный опыт мистификации адресов.
- Может это дом номер четыре, но не по той улице, а просто стоящий на ней? Чисто случайно. Разве так не может быть? – думал я.
Мне вспомнился этот вчерашний, злосчастный день, когда я пришел на работу рано, как и все эти последние, солнечные и морозные, зимние дни, и вступил в лютый холод своей комнаты, которую я разделял с другим сотрудником.
Окно было открыто всю ночь. Я попытался его закрыть, но шпингалет, сделанный по космическим технологиям, из неземного сплава пластмассы с еще чем-то невиданным моему разуму, но очень хрупким – рассыпался в пыль в моих руках.
- Б….ь, - зловеще прошептал я. Это был уже третий шпингалет за последние три дня холодов. Два других были сломаны мною дома, таким же образом. Хватило одного лишь прикосновения к ним.
- Интересно, а из какой же пластмассы сделаны сами оконные рамы? – подумал я, в страхе за их будущее.
- Надо звонить в офис! – принял решение я. Номер телефона у меня был с собой, на распечатке адреса. Но он выглядел как-то подозрительно, не по телефоньи, я бы сказал
Я набрал номер, но звонок не проходил. На улице было около двадцати градусов мороза, и руки моментально начали замерзать без снятых мною с них – перчаток.
Сам маршрут от станции метро был очень коротким. Я приятно удивился, даже выйдя из-под земли, на поверхность и обнаружив такой знакомый мне пейзаж. Помнится, я даже ночевал, как-то в гостинице, не далеко отсюда, во дворах окружающей застройки, в стиле конструктивизм, чудом не снесенной заботливым мэром. Невдалеке от меня располагался ново симоновский монастырь, практически вплотную с ДК ЗИЛ, совсем рядом от старо симоновского. Я много раз бывал здесь, и мне было очень приятно прогуляться еще раз, пускай и в морозный, но, при этом солнечный и к тому же первый весенний день.
Правда мой маршрут шел несколько в сторону от метро, через железную дорогу МЦК, по пешеходному путепроводу, но людей было мало, и это очень радовало меня. Но, не смотря на это приходилось часто останавливаться, пропуская сбившихся с пути Англичан, явно следовавших по навигатору, уткнувшись в его экран, и отгородившихся от внешнего мира огромными наушниками. Тем самым, как бы спрятав свою голову в песок какофонии неземных звуков, зомбирующих своей вибрацией и без того слабые мозги, только формирующихся еще личностей.
На переходе никого не было. Ни машин. Ни людей. Я обрадовался и начал переходить неширокую проезжую часть, состоящую всего из одной полосы дорожного движения в каждую сторону. Вдруг из входа на надземный переход, вышел молодой, худой и высокий человек, потерянного вида, остановившись на мгновение и дождавшись, когда в него сзади врежется другой, того же возраста, но ниже и полнее. Они, уже вдвоем, пошли наискосок по зебре наземного перехода. Тем самым уткнувшись точно в меня на его середине, по правому его краю.
Я вежливо остановился, чтобы пропустить «убогих», явно находящихся где-то не в этом месте – людей. Судя по их взглядам, они были явно на наркотиках. Зрачки расширены, взгляд холоден и мертв. В руках телефоны. Они тоже пускали меня. Но мне некуда было идти, а сходить с перехода в сторону, чтобы обойти их, я не хотел. Они же явно передвигались по пути наименьшего сопротивления. Сейчас так было принято повсеместно. Ведь даже самолеты пытаются таким образом летать, не смотря на все запреты авиадиспетчеров. Тяжелее всего конечно приходится трамваям, но если сильно разогнаться в повороте, некоторым удается спрямить маршрут, что я не раз видел. Больше всего им нравится слетать с рельсов, чтобы заехать непосредственно в Измайловский парк, на том отрезке пути, где я еще два года назад по утрам ездил на работу на велосипеде.
Сегодня такое время. Только сиюминутная прибыль, или результат, могут принести хоть какую-то радость в жизни этим вечно спешащим, уставшим, и постоянно опаздывающим людям.
Поднимаясь на сам пешеходный путепровод через железную дорогу, я понял, что все не так просто, наткнувшись, первый раз на представителя встречного движения, который тоже был явно из Англии. Что бы как-то справится с собой и сосредоточиться, подходя к следующему лестничному маршу, я начал считать ступеньки. В каждом марше их было по двенадцать, а маршей – четыре.
- Итого сорок восемь ступенек, - понял я, уже предвидя, каждый раз столкновения, и даже не просто прижимаясь все время к правому краю, а еще и прислушиваясь, и покашливая на каждом повороте, как фура, на горной дороге, бибикая своим звуковым сигналом, чтобы предупредить тех, кто один сегодня на дороге, что она тоже едет вместе с ними, только по встречному движению и из-за угла крутых, скальных виражей.
И вот я у дома номер четыре, пытаюсь понять, в чем же дело, почему звонок не проходит.
- Надо надеть очки, - принимаю я решение, как раз в тот момент, когда рядом со мной, с грохотом взорвавшейся авиабомбы, падает огромный кусок зимнего, кровельного покрытия, сброшенный за ненадобностью дворниками вниз, на тротуар.
Нет, конечно же, я видел, что дом был в плотном кольце ограждений. Но этот кусок, видимо обладал своим, миниатюрным, встроенным двигателем, позволяющим резко менять направление полета, и даже его скорость.
В десяти метрах от меня стоял Таджикский дворник с ломом, и улыбался. Поймав мой взгляд, он развел руками, с таким жестом, словно хотел сказать, явно с местным акцентом: - «Виш, как оно быват-то?». Но, не сказал, и правильно сделал, так, как мне уже было все равно. Я нашел причину того, что звонок мой не проходил. Она была в том, что оказывается цифры номера телефона, на распечатанном из интернета адресе, были, оказывается все же не двух видов шрифтов, а трех. И третий вид, имел микроскопические размеры, воплощаясь всего лишь в виде одной цифры: - «0».
- Это спасение» - понял я, и заново набрал номер, в надежде на спасение. Пальцы уже не гнулись, да и ноги посекло осколками от взрыва.
- Ало, здравствуйте, я по поводу шпингалетов, - сказал я в телефон.
- Каких шпингалетов? – послышалось на том конце.
- Оконных.
- Вы кто?
- Владимир.
- У нас склад. И шпингалетов у нас нет.
- Вот! Вот он-то мне и нужен! Я вчера заказывал, сегодня должны были подвести.
- А! Ну так сразу и говорили бы! Только они не так называются. Это Регулятор оконного открывания металлический.
- Я очень рад! Как к вам зайти? В доме нет входов.
- Через подъезд.
- Через какой?
- Через правый.
- Правый, с какой стороны?
- С левой.
- Понятно, а какой его номер?
- Номера нет. Попробуйте набрать код 27564. Если откроется, то это он. А потом вниз в подвал. Я вам открою там сама.
- Понял! Спасибо! – радостно произнес я, проходя мимо общающейся по телефону с кем-то – женщиной.
- Все, я поняла! Вот тут мальчик тоже идет туда же! – произнесла в свой телефон по северному одетая женщина.
Ей на вид было лет пятьдесят. Это был мой «любимый» тип городских, стандартных людей, одевающихся сразу раз и навсегда, на всю жизнь. То есть, конечно, в детстве, лет до пяти, шести, они носили железобетонные, не гнущиеся шубки из овечьего меха, замаскированного под медвежий. Но после окончания детства, которое, как раз и происходит у них, где-то в этот период, они, как-то сразу словно сговорившись, облачаются во все «взрослое», не со своего плеча. Это может быть, что угодно, но только не дай Бог с обилием красок, и цвета. И пуховики, сшитые на какой-то подпольной, запрещенной фабрике, которые не продаются простым жителям Москвы, а выдаются только этим, постаревшим с самого первого дня своего существования. Дубленки, сшитые по одному лекалу из не известного науке, но очень качественного животного. Эти шкуры никогда не приталиваются, видимо по той причине, чтобы никто не смог определить пол их обладателя. Что же касается головных уборов, то тут, я просто не могу и определить причину того бесстрашия, с которым все это может быть водружено на эти маленькие головы. Вязанные их шерсти бешенных, ангорских кошек, ночные шапочки, как правило, белого цвета, или микрофоноподобные головные взрывы, черного, неспокойного меха, неопределенных животных. О ногах не приходится и говорить. Только все добротное и качественное, сшитое на века, толстыми белыми капроновыми канатами, через край, с подошвой протектором, для большей устойчивости на скользких, Московских улицах.
«Мальчику», тем временем, легко поддалась дверь, ведущая в подъезд. Домофон работал! Его кнопки не примерзли, и нажимались все, как одна с первого раза.
- Все! Не надо туда звонить! Мальчик открыл уже мне дверь! – сказала она в телефон, при этом, даже не поблагодарив меня за смирение, а как бы вырывая из моих рук, тяжелую, холодную, металлическую дверь, вытягивая ее на себя, чтобы проскочить первой.
При этом дверь заняла собой все пространство площадки перед нею, и, боясь потерять свое равновесие, в страхе поскользнуться на ледяных ступенях крыльца – женщина вцепилась в нее, как в самое ценное, что у нее было в этот момент, и тем самым даже чуть-чуть повиснув на ней.
- Осторожнее! Тут скользко! – предупредил катастрофу я.
Женщина ничего не ответила, а ворвалась в темноту подъезда.
- Куда дальше? – спросила она меня, закрыв глаза от резкой перемены яркости уличного освещения, на полумрак жилья.
- Вниз, в подвал, - недоуменно ответил я.
Женщина бросилась вниз, словно убегая от кого-то, поскользнувшись на первой же ступеньке, но успев схватиться за перила.
Внизу было не очень темно. Все пять дверей, к которым привела нас лестница, были закрыты, но имели звонки.
- Куда звонить? – спросила она.
- Я не знаю…
- Надо было спросить, - научила тут же меня тому, как надо было мне действовать - она.
- Они обещали открыть, - уже виновато оправдываясь, промямлил я.
- А вдруг не откроют? – спросила она и тут же достала телефон, чтобы звонить в «службу спасения».
В этот момент в недрах обширного подвального этажа, послышались далекие шаги. Они были так далеки, что я со вздохом подумал: - Все будет не просто.
Дверь стала мучительно долго, со скрежетом и шорохом – открываться. Так, словно, замков было очень много.
- Нет, ничего страшного. Уже открывают. Отбой, - произнесла моя конкурентка в телефон.
- Здравствуйте. Идите за мной, - ничуть не удивившись тому, что перед ней стояла женщина, а не мужчина, говоривший только что с ней по телефону – произнесла хозяйка «медной горы».
Эти две женщины были очень похожи друг на друга. Одеты они были в одном стиле. Рост их не превышал метр пятьдесят пять сантиметров, как у Димы Медведева. Отличия в них были только по двум позициям:
1 – Одна была в зимней, уличной одежде. Другая же выглядела, как замерзшая в сырости влажного подвала перуанка, с гигантским платком-пончо на спине, обвязанном вокруг пояса, для достижения большего КПД.
- Сразу говорю, идти долго. Не пугайтесь, а лучше запоминайте дорогу, - сказала она нам.
- Осторожнее, здесь коридор поворачивает направо, - дополнила она.
В этот самый момент, моя конкурентка, шедшая впереди задела ведра, стоящие в углу повернувшего направо коридора. Их было не много. Около пятидесяти. Они были вставлены одно в другое, с целью экономии пространства. Упали не все, а только верхние. Остальные я успел придержать. Самые крайние же, те, что были на верху, количеством три штуки, с грохотом заполнили звуковое пространство коридора.
- Слава Богу, жив! – подумал я, когда мы входили уже в комнату, где видимо и должна была происходить выдача заказанного нами товара.
У нас очень длинный коридор, - как бы оправдываясь, произнесла кладовщица.
- А скажите, почему нельзя заходить через другой подъезд, ведь он как раз над нами теперь? – зачем-то спросил я.
- Потому, что нам не разрешают жильцы им пользоваться при погрузке, и вообще забили его досками. Вот мы и ходим через другой, - объяснила мне она.
- Какие у вас тут все строгие! – сказал я.
- Вот они. Ровно семь штук, как и заказывали, - произнесла хранительница «медной горы», поставив перед моей конкуренткой на стол пакетик с чем-то очень тяжелым.
- Семь? Вы знаете, мне нужен только один, для сына, и еще… - начала оправдываться обезумевшая от приключений конкурентка, одновременно набирая номер в телефоне, и снимая с головы пушистый «микрофон». Ее волосы были очень редкими, и насквозь мокрыми от того тепла, которое хранилось внутри этого теплого «ангара».
- А что у вас? – с недоумением спросила ее кладовщица.
- У меня замок, и петля дверная… две. Нет, это не тебе. Извини, я позже перезвоню. Тут просто опять какие-то недоразумения, - договаривала она уже в телефон.
- А-а-а! Тогда вот, ваше лежит. С вас две тысячи пятьсот девяносто восемь рублей и пять копеек. Только, если можно, то без сдачи, - сама не веря тому, что она все же поняла, кто автор данного заказа, произнесла кладовщица.
- Сейчас. Сейчас. Еле дошла к вам сюда, от метро. Очень далеко вы сидите. И дорога такая опасная, кругом гололед. И потом эта лестница еще! Столько ступенек! Никто не пропускает! Ужас! – продолжала она беседу, но уже, как бы сама с собой, или даже со своим кошельком.
- Не спешите. Вы знаете, к нам есть еще один путь, но это если на автобусе. Тогда ближе. Всего метров двести идти.
- Так от метро-то всего метров четыреста, наверно? – влез в спор я.
- Нет, в следующий раз я сына пошлю. Это сейчас я вместо него пошла, чтобы помочь ему как-то. Вы знаете он у меня такой самостоятельный. Все сам! Все сам! Вот, ремонт затеял.
- Это хорошо, когда сын помогает, - сказала кладовщица.
- Ой! У меня нет без сдачи. У меня только пять тысяч.
- Пять тысяч? Но у меня нет таких денег. Я и за день столько не продаю!
- Что же делать? – спросила конкурентка уже почему-то меня.
- Надо идти менять к метро, - пролепетал я.
- А у вас, что нет ничего? Вы же тоже за вещами пришли? – не сдавалась она.
- У меня заказ всего на пятьсот рублей.
- Так вы оказывается не вместе? – предположила кладовщица, начавшая явно до чего-то догадываться.
Моя конкурентка, стоя рядом со своими вещами, и даже имея возможность потрогать их рукой, не могла при этом их забрать. Вот это-то и взбесило вдруг ее.
- У вас должны быть мелкие деньги! Как же вы торгуете? И, почему у вас нет терминала, для карточки? – продолжила она свое наступление.
- Хорошо, подождите, я сейчас к соседям схожу, - со смирением в голосе, произнесла кладовщица, - шаркающей походкой растворяясь в темноте длиннющего коридора.
Я остался наедине с этим опасным для меня человеком. Впервые секунды этого опасного уединения мне даже показалось, что из ее ноздрей выходит горячий пар. Но, скорее всего виной данному природному явлению была лишь температура подвальных помещений, равная примерно тринадцати градусам тепла.
Длинная борода служила мне маскировкой, и возможно защищала от дальнейших нападений противника, придавая мне солидность и лишние годы, плюс к моим пятидесяти. И даже не смотря на все это, я выглядел, в глазах этого разъяренного зверя именно неопытным мальчиком.
Кладовщица долго о чем-то говорила в недрах своей необъятной «медной горы». До нас доносились лишь какие-то жалкие обрывки этой беседы.
- Обязательно верну! Обязательно. Завтра только. Сегодня нет у меня. Хорошо.
В коридоре послышались усталые, шаркающие шаги.
- Все нормально. Вот ваша сдача, - сказала кладовщица, отсчитывая быстро растущую горку сторублевок у себя на столе.
- Ой, а что это вы мне все сторублевками, что ли будете? – с постепенно наростающей интонацией возмущения в голосе, как начинающий плакать ребенок, произнесла конкурентка.
- П….ц, - подумал я.
- Нет. Тут еще и по пятьдесят есть.
- Сейчас прольется чья-то кровь, - подумал я.
- Больше никогда не приду к вам никогда! – обиженно констатировала конкурентка.
- Давайте я вам хорошенько заверну все? – с примирением, предложила кладовщица.
Конкурентка ничего не ответила, тем самым показывая все свое призрение к данному месту, и ко всем тем, кто мог в нем не только работать, но и находиться. Относясь при этом как бы с снисхождением к этим людям, но, все же позволяя им придать уносимому замку, вместе с длинной, «рояльной» петлей – товарный вид.
Наконец сверток был готов, представляя собой длинный, похожий на меч Макклауда предмет, завернутый в целлофан, блестящий в руках, словно отполированный метал.
Конкурентка с неким ожесточением взяла его в руки, и молча повернувшись, пошла в сторону выхода.
- Давайте я покажу вам дорогу? – предложила кладовщица.
- Спасибо! Я сама, как-нибудь! – услышали мы мужественные слова, пострадавшей стороны.
Шаги уже затихали в глубине коридора, когда вдруг раздался грохот знакомых уже нам, падающих ведер.
- Сволочи! Понаставили тут!
- Там кнопка на двери будет. Нажмете, и она откроется, - уже неизвестно кому, в спину, выпустила фразу, словно пулю в ночь – кладовщица.
- Я думала, что вы вместе? – сказала она мне, спустя несколько мгновений, сложившихся в некое подобие минуты молчания, после того, как, где-то в глубине подвала хлопнула закрывающаяся входная, металлическая дверь.
- Нет, мне шпингалеты. Пожалуйста.
- Что?
- Шпингалеты.
- Ах да. Регулятор оконного открывания, - вернувшись к жизни, поняла меня с полуслова кладовщица.
02.03.18 г.