Этот удивительный случай произошел недавно в одной небольшой стране в восточной Европе, в одном из её небольших селений, раскинувшихся на холмистой местности, меж вереницами небольших живописных озер и холмов, поросших пахучей травой, клевером и полынью.
Озера эти всегда славились наличием в них разнообразной рыбы, а сама эта местность была с некоторых пор окутана историями и слухами о появлении приведений, призраков и духов умерших.
На ровной, блестящей и спокойной водной глади небольшого, полузабытого пруда изредка появлялись ровные, еле заметные, причудливые круги. Огромные, раскидистые, плакучие ивы тускло отражались в темной воде. Было необычайно тихо, спокойно, волшебно и красиво.
В этот тёплый, июньский вечер белая Луна на черном небе выглядела несколько больше обычного. Она хорошо освещала и саму гладь озера, и крыши сельских домов на том берегу и дорогу, ведущую к этому злачному, для любого рыбака месту.
Я сегодня засиделся. Клевало много и часто. Не заметил, как ночь бесшумно опустила свои крылья и укутала ими всё что могла: небо, воздух, траву, дороги, кусты, деревья, воду и камыши. Всё растворялось в ночи.
Пора и домой собираться – темно, не видно ведь ничего.
Сверху надо мной тёмное, летнее небо, справа и слева заросли колючих кустов. Но дорога от пруда широкая, метров пять, сухо, луж давно нет, можно топать.
Спешно, но аккуратно сложив в свой большой чехол весь улов и все свои удочки и повесив его за спину, я стал подниматься с уютного, песчаного берега на дорогу.
На душе у меня было приятно. Тридцать три карасика размером с ладонь. Здорово! Обожаю рыбалку.
До нашего дома топать ровно двадцать пять минут не спеша - это если идти короткой дорогой через луг и старое кладбище или сорок пять минут в обход, делая небольшой крюк, но по другой дороге, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз. Там, на обходной дороге всегда полно ям и глубоких трещин после дождя, запросто можно угодить туда ногой. Решил идти короткой, через кладбище – так ближе и безопаснее.
- Эх! Чем черт не шутит? – сказал я громко вслух, обращаясь, толи к рыбе, толи к пруду, толи к большой Луне, висящей в небе.
- Шутит, шутит, шутит, - отозвалось где-то эхом.
- Странно обычно, раньше тут такого эха не было, высоких гор тут нет, одни холмы, разломы да впадины. Неужто вода так затейливо и причудливо разговаривает? - мелькнуло у меня в голове.
Воздух в этот вечер был чистый, мягкий, теплый, пропитан запахами кошеной травы и полевых цветов. Запахи и ароматы были везде и от всего.
Проходя мимо старой, каменной плотины я ускорил шаг, уж очень хотелось мне проскочить это место побыстрее.
Местные поговаривают что, в аккурат в самый длинный день в году тут можно увидеть того самого утопленника, который бросился в воду из-за безответной любви и невыносимой тоски по одной красивой девушке.
Давно это было, еще, когда моя бабка была маленькой девочкой. Бабка моя и рассказала мне эту историю много-много лет назад.
Жил в этой местности один простой, добрый, работящий, но доверчивый парень по имени Мирон. Влюбился этот Мирон в одну приезжую городскую красавицу. Она приезжала в начале каждого лета погостить у бабки с дедом. Гостила она обычно до самого сентября.
Мирон, увидев её впервые, так сильно влюбился в неё, что места себе не находил. Как только он не женихался к ней. И цветы ей покупал и приносил каждый день. И письма ей писал содержательные со стихами в розовых конвертиках, вставляя их в окна её дома каждое утро. И дом свой капитально отремонтировал. И забор покрасил, да еще и на всей улице заборы выкрасил, что бы значит с девушкой прогулки устраивать в красоте.
Только вот встречались они украдкой и совсем не долго, всего-то неделю.
А потом родители вызвали её зачем-то срочно назад в город - специально за ней экипаж прислали.
Уехала, значит, барышня, но обещала письмо написать.
Долго от девушки не было ни весточки долгожданной, ни письмеца желанного, ни открытки к празднику.
Страшно горевал и переживал доверчивый Мирон по этому поводу. Но он все же ждал и готовился к новой встрече с любимой, выкрасил белой краской все-все заборы в округе, купил себе новую, красивую красную рубаху с вышитым воротником и терпеливо ждал с незыблемой верой и с неугасающей надеждой, одним словом.
А время-то шло. Через год кто-то из местных рассказал ему, что, мол, красавица эта вышла в городе замуж и двойню родила. Мирон в отчаянии и в горе таком в этот же день и бросился в воду с этой дамбы-то, с привязанным камнем, в аккурат на 22 июня. Было ему тогда 25 лет. Нашли парня только через день, похоронили на самом краю кладбища, в сторонке.
А те все заборы, покрашенные Мироном, долгие годы еще стояли пока их на растопку не разобрали зимой в семнадцатом.
Правда ли это была, аль кто специально придумал эту историю неизвестно, но только люди не ловят с этой дамбы, не ныряют и не купаются рядом с ней.
Проскочив дамбу, повернув к лугу, я отчетливо слышал, как стрекотали в темноте сверчки. Казалось, они сидели на каждом листочке, на каждой травинке.
Метров через двести по прямой, виднелось уже и старое кладбище.
Погожим, солнечным днем это место выглядело, как большой серо-зеленый холм с редкими, старинными, деревянными крестами – совсем ничего особенного и совсем ничего необычного.
Но лунной ночью – это была совсем другая, неприступная и пугающая гора, с черными силуэтами толстых крестовин, с мрачными и зловещими тенями от сухих деревьев и легким, молочным, внушающим страх туманом, цеплявшимся за ветки диких, колючих слив, растущих по периметру. Много нехороших слухов ходило об этом кладбище.
Тут не хоронят никого, поди, лет сто.
Так оно и стоит, одиноко на отшибе, храня в себе останки тех, кто умер или погиб еще в то далекое, дореволюционное, царское время.
Темные, молчаливые, дубовые кресты без табличек, некошеная трава, и жалкие останки проржавелых металлических оградок все еще хранили память о некогда живших тут разных людях.
Сейчас нет в живых даже тех, кто мог бы вспомнить, кто тут покоиться. Много воды утекло с тех пор.
Как хорошо, когда тихо. На ночной дороге никого, все люди сидят дома - кто ест, что Бог послал, а кто и ко сну готовится, расстилая большие, ватные одеяла на своих кроватях и запирая все засовы на дверях, и воротах. Скотина тоже, поди, вся спит уже, не хрюкает, не мычит, не лает. Вдалеке, у самого леса в маленьких окошках некоторых домов еще рдел желтый свет.
А идти сейчас, по этой дороге все же хорошо, не смотря на позднее время. Луна, словно большой небесный фонарь освещает эту местность приятным, таинственным, серебряным светом.
Вдруг, справа от меня тишину неожиданно разорвал резкий треск и шорох справа в густых лопуховых зарослях.
Кто-то небольшой и невидимый зашуршал, и пробежал, громко попискивая в темноте метров двадцать в сторону пруда.
От такой неожиданности я вдруг замер на несколько секунд и сердце моё чуть в пятки не ушло. Что это было? Что за зверушка?! Вероятно, крыса или ондатра. Много их развелось нынче этим летом.
Переведя дыхание, я продолжал идти. Сделав десяток шагов, я поднял голову, чтобы откровенно полюбоваться ночной красавицей.
- Шикарно выглядишь, Луна! - крикнул я в небо.
Я стал внимательно рассматривать каждое её пятнышко, пытаясь определить для себя, что в этих пятнах может быть.
Её перламутровая, нарядная белизна и торжественная нагота манила мой взор.
А её обтекаемая, круглая форма, внушительный размер и загадочное молчание этой подруги вызывали у меня определенное любопытство. Хотелось достать её рукой и погладить.
- Кто там может жить? Что там вообще может твориться? Что точно там видели американские астронавты Нил Армстронг и Базз Олдрин? Неужели действительно мы не одни во вселенной?
Но все-таки, какая удивительная, какая полезная и какая необычайно таинственная штука, эта Луна! Издали, отсюда, с Земли она выглядит несколько холодной, но даёт теплый, серебристый свет, который так нужен в ночи. Она и размеры интересные имеет, и романтика есть в ней определенная, и тайна есть своя, и эстетика, и даже на поэзию сразу потянуло. В моей голове тут же сами по себе сложились строки:
Во тьме ночной, в огромном небе,
Не страшно ей висеть одной,
Смотреть, как люди тянут в жизни жребий,
Склоняясь перед ерундой.
Так, глядя на эту шикарную, во всем своём обнаженном блеске Луну, я простоял минуту-две в раздумьях. Это же, сколько лет она за нами молча наблюдает, при этом ни разу не показав свою обратную сторону? Удивительно.
Это не просто обычное, бездушное небесное тело. Это нечто большее. Она живая. Недвижимая, молчаливая, но живая. Интересно, о чем она думает глядя, как мы ту все копошимся?
Впереди, в метрах пяти от меня, шурша лапками просеменили в чей-то огород три небольших ёжика - охотятся.
А Луне, как видно очень многое подвластно на нашей Земле: и отливы, и приливы, и всхожесть урожаев. На что еще она может так сильно влиять?
Быстрокрылая стайка летучих мышей покружила над моей головой и потом исчезла, словно растворилась в ночном воздухе.
Примерно через сорок шагов я заметил нечто белое на фоне темных деревьев. Неужто это пресловутое приведение, о котором так много и часто говорят местные жители?
Подойдя поближе, я, отчетливо разглядел козу, простую, обычную, белую козу, привязанную к дереву за длинный поводок. Какая досада! Вероятно, бабушка, живущая неподалеку в крошечной хатке, забыла о ней. Одиноко стоявшая коза, посмотрев на меня и не проронив ни звука, спокойно спряталась в темную листву.
А темная, молчаливая, угрюмая гора с крестами становилась все ближе и ближе.
Вот я уже у её склона. Тут есть еле приметная тропинка кем-то давно протоптанная, разделяющая холм ровно на две половинки.
А вот и первый крест – толстый и темный. Видать тот, кто его делал, выбирал хорошее, качественное дерево, раз так долго стоит. А вот и второй крест рядышком, он чуть по толще. Стоит ровно, твердо, даже как-то величественно. А вот и… третий крест, но он белый, почему-то! За ним, метрах в десяти еще один, он тоже белый! Что за… чудеса? Что это за белые кресты стоят? Неужто свежие?! Не уж то кого-то тут недавно хоронили?
Слегка оторопев от увиденных белых крестов, так выразительно освещаемых Луной, я стал всматриваться вперед. Кому вдруг вздумалось на старом, заброшенном, забытом кладбище в таком безлюдном месте, вдруг покрасить кресты?!
Вижу, в метрах двадцати от меня, стоит лысый мужик в обычном сером пиджаке, с ведром в руке и не спеша, аккуратно выкрашивает очередной крест небольшой кисточкой.
Ну, слава Богу! Теперь-то все понятно!
Вероятно, кто-то из местных, недалеко живущих, одиноких пенсионеров, так же, как и я заработался, увлекся и просто не заметил, как опустилась ночь. А я-то олух, испугался чего-то! И как же я сразу не догадался?! Ступаю по твердой, кладбищенской земле прямо к нему.
- Как красиво у вас получается! Теперь будут как новые! Добрый вечер! Ночь почти уже, а вы все трудитесь. А я вот, тоже, на рыбалке засиделся. Вы представляете, тридцать три штуки поймал, здоровых карасей! Во как! Такого хорошего улова у меня давно не было. А козочка-то белая, тут рядом привязана, не ваша часом будет? Ишь ты, спряталась в кусты, рогатая. А тут, наверное, ваши родственники, да?
Лысый мужик в пиджаке не проронил ни слова. Он молча себе красил крест, красил не спеша, размерено, и как-то задумчиво.
Подойдя почти вплотную, я стал внимательно рассматривать этого молчаливого человека. Может раньше когда-то и видел его среди местных?
- Здравствуйте, говорю. Который час не подскажите?
А действительно, который час? Я стал мысленно перебирать цифры в голове. Во сколько сегодня стемнело? А какое сегодня число-то? 22 июня. Значит, стемнело в 22 и сейчас где-то 23,40.
- Поздно уже, говорю, невидно ничего, а вы все красите и красите.
Он даже не повернулся ко мне. А пиджачок-то на нём был старенький, обветшалый, истертый и странный - давно таких пиджаков не выпускают. Под пиджаком этим виднелась, и темно-красная рубаха с блёклым, вышитым воротничком с веревочками, завязанными бантиком, на ногах хромовые сапоги. Начищенные сапожки-то и даже неприятным запахом старого сала сильно отдают. Мужик был высокий, лысый, щеки впалые, взгляд пустой, бровей нет, рот у него - темная, узкая полоска. Кожа на его руках, на его лице и на длинной, худой шее была бледная.
- А я домой иду с рыбалки, а вы всё красите. Что так поздно-то?
Мужик, как мне показалось, глубоко вздохнул. Докрасив перекладину до конца, молча развернулся и направился к следующему кресту, стоявшего метрах в семи, не обращая на меня никакого внимания, словно меня и не было. Вот те и поговорили.
Несмотря на поздний час, я все же не мог успокоиться и унять свой интерес. Зачем красить в полночь кресты? Ведь днем-то и светлее, и сподручнее будет.
Почти бесшумно следуя за мужиком, я смотрел ему в спину, смотрел на плечи и на ноги. Шаги его были тяжелыми, не широкими, казалось, он вообще никуда не спешит, казалось, он собирается до утра тут красить.
- А сколько тут крестов-то всего?! - спросил я громко.
- Все-е мои-и,- отчетливо ответил басовитый, протяжный голос.
Казалось, этот голос звучал не от этого мужика. А откуда-то из самой земли.
Мужик, подойдя к новому, невысокому, слегка наклонившемуся кресту, стоявшему в сторонке, у самой границы, поставил на землю ведро, согнулся, бережно положил кисть рядом, стал на четвереньки и стал шарить руками в траве, явно пытаясь найти что-то.
Я с интересом наблюдал за происходящем. Что он ищет-то, ночью, на кладбище?
Он тщательно щупал землю, сантиметр за сантиметром, не пропуская ничего, даже пытался своими пальцами врыться в неё. Почти полностью облазив, таким образом, крест, он, наконец-то медленно поднялся. В руках он держал небольшой, ржавый, тонкий прямоугольник.
Он выровнял крестовину, нарвал сухой травы, и бережно, как-то даже трепетно вытер найденное и стал вешать это на сам крест. Нанизав дырки в пластине на два больших, ржавых гвоздя, торчащих из древесины, загнув их и придавив табличку, он глубоко вздохнул с облегчением.
- И как вы их не боитесь-то? - снова обратился я к нему.
- Кого это их? - ответил тот же утробный, земляной голос.
- Так покойников, кого же еще?
- А чего нас боятся-то?
Я оторопел от услышанного и слегка пошатнувшись попятился назад. Мне стало жутко не по себе. К горлу подошел комок.
Вдруг в воздухе стало резко темнеть. Невидимые тучи быстро закрывали Луну. Мужик, подняв своё ведро и кисть, стал медленно, молча удаляться за холм. Через минуту его и вовсе не стало.
Какая-то неведомая сила заставила меня, вернутся и посмотреть на эту табличку. Луна вот-вот скроется, еще немного и станет совсем темно. Я приблизился к крестовине так близко, насколько это было возможно.
Трясущимися руками достал из кармана спички и зажигал их одну за другой, пытался прочесть то, что было написано на куске ржавого металла. Это была не надпись. Все слова и цифры были словно нацарапаны чем-то толстым и широким почти насквозь:
Мирон Васильевич Малярчик 1888-1913.
..
\фото из интернета\