Ей не спалось. Вот уже приближался конец июня, но по ночам было холодно и она, надев поверх пижамы дубленку, сейчас сидела на крыльце веранды своей дачи и прихлебывая горячий чай, слушала ночь. Она любила ночные бдения, когда ничто не отвлекало ее от собственных мыслей, которых у нее было много.
На работу ей, судя по всему, не суждено было устроиться из-за того, что, начиная с конца мая на ее подоконник круглосуточно капала вода из кондиционера соседей и решить эту проблему не могла ни одна организация, а сами соседи отказывались что-либо делать с этим, несмотря на то, что она неоднократно говорила им об этой проблеме. У нее скопилось множество отписок и от Роспотребнадзора и от Росжилинспекции. Ее потрясал тот факт, что эти Органы находили нужные законы чтобы отписаться от ее жалоб, но среди них не находили ни одного, чтобы защитить ее в собственной квартире от соседей, которых как сволочами она теперь уже не называла.
На даче же не было ни капающей воды, ни мата с утра до вечера, которым сопровождалось воспитание детей у тех же соседей, ни пылесоса после полуночи над ее головой, работающего словно бульдозер, ни передвижения мебели, ни шума стиральной машины до рассвета, ни топота. Она устала жить в собственной квартире как в барабане и, проведя годовщину смерти матери, она перебралась на дачу, чтобы остаться здесь до осени.
Она вспомнила всех гостей, что пришли помянуть ее мать. Среди них были и любимые ее братья, дядя Саша и дядя Гена, которые остались после ухода гостей, и они под гитару и песни дяди Саши вспомнили ее мать по-другому, как веселого, любившего застолья и песни человека. В тот же день среди приглашенных была и тетя Соня, подруга матери, которая рассказала ей о своем сне. О том, что она видела ее во всем белом, с белыми волосами и что от нее шел свет и тепло необычайной силы и тетя Соня была этим восхищена до глубины души. Потом она сказала, что мать присматривает за ней и она тоже будет.
Этот эпизод не давал ей покоя. Это будто уже было в ее жизни, но когда, она вспомнить не могла. Дежавю. У нее уже было однажды дежавю в далекой молодости, которое заставило ее усомниться в судьбе.
Был июль девяносто пятого. Она ездила тогда в Адлер с Катериной, подругой из института. Она помнила, как на вокзале буквально перед ними забрали последние билеты на фирменный поезд и им предложили купить поездку в состав для спортсменов. Поезд был дополнительный и вне трафиков движения железнодорожного сообщения, а потому пропускал все и вся на своем пути. В итоге они приехали ровно на сутки позже запланированного. Они заселились в дом, где она останавливалась всякий раз, когда приезжала в Адлер, если не жила в гостинице. Она помнила, как они, положив вещи, сразу же отправились на море, а искупавшись, просто валялись на покрывале и играли в карты. И вот случилось это: к ним подошли двое парней и сказали: «Ань, Кать, привет, чего так рано пришли, играете? Ну и мы с вами, пойдем вечером на Бродвей?»
Они с Катей были в шоке, но виду не подавали. Начали играть, парни ведут так, будто они давно знакомы, а она с подругой видели их на самом деле впервые. Слово за слово выяснялось, что они вместе провели весь день накануне и с ними был третий, но он уехал. Она помнила, как переглядывалась с Катериной, задавала наводящие вопросы, а в итоге: «Ну вы чего? Мы вас вчера до голубых ворот проводили и договорились сегодня здесь встретиться» … В тот день они тоже проводили их до самых этих ворот, и обиделись за их странное поведение и напоследок сказали: «Если вы не хотите с нами общаться, то прямо бы так и сказали, а не строили из себя не весть что!» У хозяйки дома она выяснила, что кроме них с такими именами отдыхающих у нее за последний месяц не было, что тоже подтверждало, что парни общались ни с кем то еще, а именно с ними. Все это было странным и не объяснимым.
Она часто задавалась вопросами о своей жизни. Зачем ей Бог дал столько талантов и способностей, которые по большому счету она так и не смогла реализовать? Почему отобрал у нее всех, хоть мало-мальски значимых людей? Почему оставил ее в абсолютном одиночестве? Нет, друзья иногда звонили, но с каждым годом все реже и реже и сейчас они общались исключительно по праздникам, а встречались иногда раз в несколько лет. С родственниками у нее никогда не было близких контактов, но она исправно ездила на мулла-кунак по приглашениям и конечно же, раз в год будет его собирать и у себя дома, но эти редкие общения не делали ее жизнь насыщеннее.
Теперь она сидела в ночи на крыльце своего дома, а вокруг был лес и за домом поселок, с погасшими окнами, где спали ничего не значащие для нее люди. Небо было звездным и она, уставившись на созвездие Кассиопеи, уже думала о другом. Она размышляла о своей любви к Карапетяну, которую тоже не понимала.
Ей всю жизнь нравились высокие красивые мужчины со спортивным телосложением. Все они были моложе ее самой с позитивными взглядами на жизнь и отдававшими ей себя целиком и полностью. Она ценила это, но ни с одним из них не могла находиться долго, а потому расставалась сразу же, как они заговаривали о длительных отношениях, потому что, как показал ее опыт, если она соглашалась, то с ними обязательно происходило что-то непоправимое как с Андреем или другими. В этот момент ей пришел на память один парень, за которого она действительно хотела выйти замуж. Утром он ей сделал предложение, а вечером попал в автоаварию.
Она сейчас улыбалась, вспоминая как он проявлял свою любовь к ней. Его звали Дмитрий. Это был могучий парень, выше нее почти на голову. Он обладал очень симпатичной внешностью, но при этом у него были «мертвые» бирюзовые глаза.
- Я служил в Чечне, там было много разного, но тебе об этом я не расскажу…
- Я хочу это услышать, почему ты скрываешь это? Ты знаешь, что твоего остановившегося зеркального взгляда боятся все?
- Конечно знаю, меня охранник обслуживает в магазине, продавщицы в подсобку убегают…
- Правда? – удивилась она
- Будешь задавать вопросы, будешь сама ходить в магазин, - засмеялся он
- Я не умею, - посмотрела она на него нашкодившим взглядом
- Будешь учиться, - поцеловал он ее в висок
- Ну, Дим, - посмотрела она на него в игривом ужасе
- Ладно-ладно не будешь, разве я позволю тебе или твоей матери поднимать сумки, схватив ее посадил он к себе на колени
- Дай встану, - попыталась она вырваться из объятий
- Не отпущу, - прижал он ее к себе
- Ну, Дим, я же усну у тебя на руках…
- Я знаю, спи, - улыбался он
- Дим, я же на самом деле усну, ты же знаешь, мне на колени нельзя…
- Зато ты будешь со мной, а не с этим своим…
- Кем? – удивилась она
- Компьютером!
Он всегда провожал ее на работу, готовил ей завтраки и всегда был нежен, а она сама чувствовала себя Дюймовочкой в его объятиях и была настоящим ребенком с ним, за что любила его и была благодарна ему бесконечно.
В тот день она ушла играть в теннис, а он, проводив ее, уехал на свою работу, и с нее он не вернулся. Телефон его не отвечал. Сам он исчез. Она не знала, что думать и куда обращаться. Спустя еще какое-то время объявился его друг и потребовал его вещи, которые она не отдала, а потом он позвонил сам:
- Анюта, я в больнице, только не спрашивай в какой, не скажу…
- Что с тобой, где ты?!
- Я далеко от Москвы, сюда тебе не доехать…
- Я же все-равно узнаю где ты!
- Обещай, что не станешь, для меня хуже пытки думать, как ты доберешься сюда, с какими бомжами тебе придется ехать в электричке, да они тебя туберкулезом заразят! Прошу, оставь все как есть…
Спустя несколько месяцев он вернулся истощенным, с аппаратом Елизарова на ноге и с плохо двигающейся рукой. Увидев его, она испытала потрясение, и он перехватил этот взгляд.
«Я люблю тебя, помни об этом. Я вернусь, когда стану прежним»: сказал он на прощание и больше она его не видела.
Да, она любила его. Были еще мужчины, к которым она испытывала влюбленность и все это было тогда более десяти лет назад, до того как она взглянула в зеркало Иры, но такой любви как к Карапетяну, и она это помнила, ей не доводилось испытать никогда. Эта любовь будто выжигала ее нутро раскаленным железом, а мозг превращал в какую-то кашу. Это было необъяснимым. Он не походил ни на одного человека с кем ей доводилось встречаться. Он был меньше ее ростом. Ярко выраженный армянин. Старше нее и при этом тогда еще женатый. Более того, ее чувства к нему раздваивались и это, пожалуй, было самым чудовищным. С одной стороны, как бывшего директора, она по-прежнему его презирала и ненавидела, называя «армянской обезьяной» и впадала в абсолютно слепую ярость, когда вспоминала каким оскорблениям и унижениям из-за него она подверглась, но с другой, его иной образ занимал все ее мысли, и она хотела только одного, быть рядом, утопая в неистовой любви к нему. У нее уже давно прошли те чувства, которые сопровождались похотью и вожделением и она мечтала только об одном, как тогда с Димой, сидеть у него на коленях и обнимая его, засыпать.
Почему-то многие люди думают, что одинокой женщине нужен только секс. Она читала много похабных постов в «Одноклассниках» на эту тему и возможно с кем-то другим так и было, но лично ей были нужны объятия. Просто объятия, дарящие чувство защищенности, просто быть рядом с любимым и близким человеком. И вот в этом и заключалась загвоздка. Карапетян не был близким человеком, а любовь к нему мешалась с ненавистью. Она написала ему несколько писем, в которых пыталась рассказать ему о своих чувствах, но ни на одно из них не получила ответа. Зачем он так поступал? Зачем своим молчанием он давал ей ложную надежду? Может быть он просто не понимал, что в этом случае надо было откровенно сказать о том, что она не нужна ему? А, может, он думал, что своими словами причинит ей боль? Или это изощренная месть за проявленное единожды бессилие? Тогда он мог бы грубо послать ее, но и этого он не делал, вытягивая из нее этим все жилы. Его молчание было хуже пытки. Она вздохнула, снова услышав в своей голове его мальчишеский смех и голос: «Анна Аминовна... Моя... Моя Снежная Королева... Анна Аминовна, вас развели как ребенка... Моя... Ты достойна всего мира...», но в этот момент что-то хрустнуло в лесу, и она резко повернула голову и сосредоточилась.
Там кто-то был. Нет, это не еж и не птица, это был человек, и он смотрел на нее. Она, не увидев ничего визуально, переключилась на пространство и обнаружила его. Он сидел на чем-то и смотрел на нее, но самым необычным оказалось то, что его «отпечаток» был не белым или сероватым, как у людей, на которых она иногда смотрела в пространстве, а сине-голубым.
***
У него был приказ. Он должен был вести наблюдение, чтобы с ней ничего не случилось. Глядя на нее, он не понимал, как она справляется со своим одиночеством, которое было очевидно, особенно сейчас, когда она сидела вот так, ночью в тишине на окраине поселка и о чем-то размышляла. Они приобрели здесь брошенный участок с маленьким хозблоком, в котором он временно жил один. Его партнёр сейчас был далеко, и он тосковал и скучал по нему, а потому не понимал, как она может быть все время одна.
На сколько ему было известно, у нее не было никого вот уже много лет. К ней никто не прикасался, и она сама держала со всеми дистанцию. Они были виноваты в этом, но это был единственный путь.
Ему вспомнился элементарный эксперимент с камнем, брошенным в воду. Когда камень падал от него расходились круги и чем дальше эти круги расходились, тем слабее были колебания воды пока они не исчезали совсем, но поставив препятствия и бросив тот же камень, вода реагировала уже по-другому и волн было много, они перехлёстывались друг с другом и в конечном итоге вода «волновалась» намного дольше и дальше. Вот чтобы этого не происходило ее замкнули, для того, чтобы если понадобилось бы еще раз «бросить камень» избежать ненужных колебаний. Он знал, что камень брошен снова, но в этот раз из виду упустили ее отца и все чуть не рухнуло, но она нашла способ выкрутиться и теперь было важным только одно – ее жизнь.
Он вздохнул и снова устремил на нее взор. Перед ним была сложная задача, наблюдать и охранять, но при этом нельзя показываться на глаза. Отсюда она не сможет его увидеть и почти неотрывно глядя на нее он уже задумался о другом.
Теперь, когда он остался один, у него было много времени для размышлений о собственной жизни и он впервые пожалел о том, что у него никогда не будет детей. Легионеры не могли иметь детей. Была возможность инкубационного зачатия с подходящей женщиной-легионером и некоторые делали это. Их дети передавались в основном на усыновление людям, которые не могли иметь свое потомство. Дети знали кто их биологические родители, потому что воспитывать ребенка легионера – это была честь и гордость всей семьи, которая его воспитывала. Сами же они вмешиваться в воспитание детей не имели право, но уходить по пути цветов, когда тебя провожает в последний путь дочь или сын – это, наверное, что-то особенное. Ему это уже, наверное, не узнать, да и предать Марса он не смог бы.
Они с Марсеном познакомились в школе легионеров. Им было тогда по двенадцать лет и с тех пор они почти никогда не расставались, не считая исполнения приказов в разных районах, как сейчас. Скоро они будут вместе, надо немного подождать.
Он вспомнил школу. Туда он попал еще ребенком, потому что у него был «подходящий ген», какой ген, он узнал об этом гораздо позднее, а пока он много учился, много тренировался и общался с психологами-корректорами, как и все. Школа легионеров была закрытым огромным комплексом со своей мощной инфраструктурой и посещать их никто не мог, кроме родителей, которые приезжали к ним в особо обозначенные дни, сами же комплекс покинуть они не могли. Вплоть до шестнадцати лет шел отсев студентов, которые в миру стали востребованными и талантливыми представителями своих профессий, к которым они были наиболее способны, а способных среди них было очень много. Именно школа легионеров дала их миру самых лучших музыкантов, поэтов, архитекторов, танцоров, художников, духовников, преподавателей, психологов и даже ученых, да, и много кого еще. Не состоявшиеся легионеры создавали семьи и рожали детей так и не узнав истинную причину того, почему были отобраны в самое элитное подразделение с раннего детства. А вот он узнал и сейчас он не весело улыбнулся этому.
Ему нужно было отлить. Он тихо встал и подошел к близ стоящему дереву, чтобы сделать это бесшумно, а потом, развернувшись он уже хотел было занять свое место как вдруг он споткнулся об какую-то валяющуюся ветку, которая хрустнула под его ногой, но подумав, что она все-равно не сможет увидеть его, снова сел на "свое" бревно.
Однако сев, он сразу понял, что его оплошность замечена. Она смотрела в его сторону. Нет, он был убежден, что она его точно не увидит, потому что их разделяло расстояние не меньше пятидесяти метров и при этом он находился в лесу, да и слишком темно, но вот ощущение, что она смотрит именно на него почему-то не исчезало. Ему придется доложить об этом ощущении, потому что даже такая мелочь была важна. Если она его действительно видит, а они об этом узнают так или иначе, это значило только одно, что «перебросить камень» они уже больше не смогут, именно это и произошло со всеми остальными и в итоге они потеряли их. Подумав об этом, он, замерев, снова уставился на нее.
Следующая глава...
http://www.proza.ru/2018/03/03/2014