Анне Григорьевне, бабушке моей посвящаю
Вот и снова на нашу землю, словно с неба, шагнул молодой июнь. Безудержное цветение – песня для сердца. Бордывым с синевой и розовинкой полыхает сирень. В ярких лучах солнца пламенеют пионы и розы. В подвенечной кипени – жасмин и ромашка и даже его Высочество далеко не романтичный хрен.
И вот уже просится в горницы спелым разноцветьем и чистотой помыслов главный праздник июня - Троица. У меня он ассоциируется с детством, порой святой простоты и любования миром. А еще с незабвенной моему сердцу бабушкой - Анной Григорьевной. Да будет земля ей пухом. Она покинула нас более 30 лет назад как раз в марте.
Канун перед Троицей бывал в нашей деревне Хохол-Тростянка особо торжественным. Церкви уже не было. После войны коммунисты в благодарность Пречистой, которая помогла одержать победу над врагом, разрушили маленькую церквушку. А из ее кирпичей «возвели» свой храм- дом культуры. Но люди, помнившие былое благолепие праздника, оставили в душе для него особое место.
Бывало, в субботу бабушка начинает готовиться к святому воскресенью. По ее лицу видно, как она готовит не столько свое жилище, а сердце к великой радости. Когда собирается за разнотравьем, берет меня с собой. Благо, луг, на котором травы растут, как грибы после дождя, располагался сразу за ее маленьким огородиком. В июне травы пахнут так, как благоухает первый мед. А в глазах у бабушки - такая тихая, ничем не замутненная радость.
Глаза ее, уже успели выцвести на осенних ветрах, при взгляде на небушко наполняются его синевой и глубиной.
Она почему-то не учила нас молиться. Наверное потому, что мы бы не поняли этого в то безбожное время. Но эта безгрешная радость в преддверии праздника передавалась и нам, ;двум ее внучкам.
Траву мы стелили на глиняном полу маленькой хатенки- мазанки. А цветы бабуля затыкала в уголки икон и где только можно было. Там они, уже высохшие, благоухали до следующего июня.
Вечером, уложив меня спать (сестра всегда ночевала с родителями), наша анна Григорьевна становилась на колени перед вечно горящей лампадкой Богородицы с младенцем на руках и молилась. В это время она так отрешалась от обыденности, что я взглянув на лицо близкого человека, не узнавала ее. Можно было окликнуть бабушку - она не слышала моего праздного слова.
Теперь, начав ходить в церковь уже в ее возрасте, знаю, о чем просила моя святая грешница.
Сначала ее просьба была о том, чтобы выстоять в ту страшную войну. Муж, Леонтий Дмитриевич, уходя на фронт, как отрезал:
- Береги детей. А потеряешь сына - не вернусь к тебе.
Потерявшая своего первенца, Анна Григорьевна знала, что такое преждевременная смерть. Мужчины-политики!
Вы бы не одержали победу над страшным врагом, если бы не святые, неистовые молитвы их, стоических русских женщин. Они не отреклись от Бога и тогда, когда вы рушили вековые своды церквей. Каждая женская светелка стала маленьким храмом, где оберегались людские судьбы.
В первые годы войны бабушка отмолила своего мужа. Мама рассказывала, как солдат нежданно-негаданно пришел домой- уже после похоронки. Это был 1944 год. Леонтий вошел в дом, где его уже хотели оплакивать все родные. Израненный, но радостный, воин пришел погреться у родного очага и взглянуть на детей. Но, пробыв в родных местах пару дней. Заспешил на фронт, хотя его уже списали. Разве солдату место на печи, когда война еще не окончена?
Сына и дочку мать сберегла. А вот мужа уже не дождалась, хотя поглядывала на входную дверь до самой смерти. Не верила, что погиб, хотя у деда ведь было больное сердце. Мог просто умереть на поле брани. В нашем селе мало кто вернулся в родные края. Не было суждено им косить июньскую траву, отводить беду от пацанят, взрывающихся на немецких трофеях, не видеть. Как невестятся дочери.
Бабушка, бабушка. Все было на тебе одной. Высокая, ты никому не кланялась, кроме Бога. А руки, большие. Как грабли, не боялись никакой работы. Они и горшки из печи голыми пальцами вытаскивали- такая суровая на них была кожа. Я как-то спросила бабушку, почему она не использовала кухонные полотенца. Она сказала просто:
- Да после войны привыкла. Какие там полотенца! В доме лишней тряпки не было. Твоей матери первое выходное платье сшила из парашютного шелка.
Знаю, знаю, за кого ты еще молилась. Обижало тебя, вдову, государство, и твоих детей-сирот не жалело. Помнишь. Как пришли похоронные деньги на Леонтия? «Вот бы купить обувку дочке и шапку сыну,- мелькнуло в голове. Куда там!
Следом за почтальонкой пришли в дом из сельсовета и отобрали сиротские деньги на налоги. И какой горькой была слеза, которая покатилась по твоей щеке уже глубокой ночью, чтобы никто не видел твоего унижения. А еще чтобы Всевышний не увидел твоей слабости и не покарал…
- Господи! Помилуй их, идо не ведают, что творят.
Было за что просить прощения у Бога и за детей. Уже в 50-е годы коммунисты согнали на площадь молодежь. Не знаю, был ли то приказ из района или местный председатель колхоза забежал поперед батька, но вдруг ни с того, ни с сего начали рушить храм в честь рождества Богородицы. Вернее, доламывать то, что не смогли взорвать фашисты. Во время войны немцы устроили там склад. Его бомбили в первую очередь, чтобы съестное не досталось местным жителям. Но те все равно вытаскивали продукты из-под огня, рискуя жизнью. И те сахар да крупы спасали селян от послевоенного голода.
И только матери, видя это святотатство, весь день в слезах стояли на коленях перед домашними иконостасами:
-Господи, не вмени моим детям сего греха.
Говорят, когда рушили церковь, никак не хотел кланяться безбожникам колокол. Нашелся желающий Иуда, который залез на колокольню и сбросил звонницу на земь. Погиб и сам, а его дети сгинули от водки.
Твоя молитва спасала и нас, внуков - от духовного невежества, нечистоты, убожества. Она словно два крыла подставляла нам на дороге жизни
Наверное, ты знала: придет час и твою молитву подхватят твои единокровные родные. И уже они, живые, будут просить Бога помиловать твою душу там, в бесконечности.
Как многому надо научиться нам у русской женщины родившейся в начале прошлого века. Любить не сюсюкая, прощать без остатка. Буквально бросаться на помощь в любую минуту, не задумываясь, кто ее просит- царь или нищий.
Однажды зимой, когда на дворе стояло минус 40, я вдруг вспомнила свою незабвенную бабушку. Причем, очень неожиданно. Я пришла в гости в детям. Пока невестка возилась с Лидочкой, сын, никому ничего не говоря, оделся и побежал на улицу. «Что такое случилось?»- удивились мы. Оказалось, мой вчерашний шалопай пошел поднимать с мерзлой земли загулявшего соседа. Он бережно поднял его шапку, одел на голову, потом приподнял мужичка и повел к дому. Точно так делала моя Анна Григорьевна с теми, кто на рассчитал свои силы в дни получки. Ее святая любовь не делила людей на плохих и хороших. Рядом с бабушкой жила старуха-самогонщица. Это от нее выходили односельчане, которым не хватило водки. Ее не волновало, что мужики падают на снег (самогон был еще тот, советский, на совесть сделанный). И только моя святая грешница в такие ночи не спала, поднимала пьяных и тормошила их - идите домой. Вот так это и происходило: одна наживалась на ночной продаже огненного зелья. Другая такая же вдова, как и эта, не могла видеть, как гибнут люди, годившиеся ей в сыновья.
Июнь так много даешь ты света, что ночи почти нет. Да и зачем она, если человеческая жизнь так коротка? Иногда человек не успевает все увидеть. Понять, ответить любовью на любовь.
Перед троицей в моем доме тоже пахнет травами и горит лампада перед Пречистой. И у меня в это канун молитвенно чисто на душе, как много лет назад, в безбожное время на сердце моей любимой бабушки. Спасибо тебе, моя святая грешница, за эту подаренную в детстве благодать!